Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 77 страниц)

– Они предлагают переговоры, – сказал адъютант.

Князь перестал кричать и раскачиваться.

– Какие переговоры?

– Они согласны отдать его, если вы откроете департамент и сдадитесь в плен.

– Отдать его? – кому?

– Кому угодно, – сказал адъютант, – вплоть до того, что просто выпустить его на улицу. Вы можете сами это обговорить – они прислали парламентера; а не желаете говорить с парламентером, они согласны и на телефонный разговор.

– Запросите пятнадцать минут перемирия, – быстро сказал князь. – Мне нужно подумать.

– Есть.

Адъютант ушел. Князь осел в кресло и глубоко задумался. Марина старалась дышать потише, чтобы ничем не нарушить его покой.

Что-то будет, думала она тоже. Сбежать бы куда… если его сиятельство сейчас решит сдаваться – невозможный поступок в любых иных обстоятельствах – то и у нее, значит, защиты более нет. Хорошо, что Господа в Испании; вот бы самой туда, да и князя забрать… и царевича… Впрочем, улыбнулась она внутри себя, какой он без Ордена царевич – просто мальчишка… Уж видно, лучше бы его на улицу – туда, где ему было и так хорошо.

– Чужая голова полушка, – неожиданно произнес князь. – Своя шейка копейка…

Марина не осмелилась в такое время спрашивать его о смысле странных слов. Однако, поскольку он уже заговорил, она решила использовать шанс по-другому.

– Ваше сиятельство, – робко сказала она, – а ведь Ордену без вас не быть.

– Знаю, – отозвался он.

– Если вы сдадитесь – кто же водворит Игоря?

– Дура, – буркнул князь. – Не вышло у меня, выйдет у другого; а потерять царевича – значит потерять все. Это не вопрос; я сейчас думаю лишь о том, как бы обеспечить его дальнейшую безопасность.

– Думаете, его будут преследовать?

– Почему его взяли в заложники?

– Просто вызнали, что он дорог вам.

– А могут и вызнать, кто он… а если так, значит, непременно его изведут. Это уже бывало в истории много раз… в любом случае я им нисколько не доверяю.

– Что ж, ваше сиятельство, – заявила Марина, – в таком случае зря вы не выслушали моего сообщения! Сейчас докладывать просто времени нет. Так или иначе, если желаете, я готова провести царевича по ходам и забрать с собой в эмиграцию.

– Чего? – вымолвил князь.

– То, что слышали, ваше сиятельство, – с достоинством сказала Марина.

– Ты вправду можешь такое сделать?

– Надеюсь… У меня есть план.

– Какой?

– Говорю же, долго рассказывать; единственное – мне нужно добраться то того зала о шести дверях, о котором вы рассказывали… ну, с летучими мышами. И еще нужен направленный взрыв.

– Для какой-то из прочих дверей? Но разве ты знаешь, куда они выводят?

– Ваше сиятельство, – внушительно повторила Марина, – долго рассказывать– понимаете? Я знаю, куда ведет та дверь, что мне нужна. Да и какой другой выход вы предлагаете?

Князь недоверчиво и измученно смотрел на нее.

Сейчас он согласится, подумала Марина.

– Ваше сиятельство, – сказала она, улыбнувшись, – не забывайте… ведь это я нашла Игоря! Почему бы вам, в таком случае, не доверить его мне?

Они продолжали смотреть друг на друга – он тяжело, исподлобья; она со светлой улыбкою. Она вспомнила, какое у него было лицо, когда она впервые известила его о царевиче. Несмотря на несколько легковесных фраз, которыми она предварила свое сообщение, он как-то сразу понял, что это не шутка. И – растерялся. Ни до, ни после она не видела его таким. Он смотрел на нее, как ребенок, которому показали невиданное. И ждал. Потом говорил тихо, рассуждал, радовался, удивлялся. И очень, очень долго готовился, чтоб предстать перед отроком; все спрашивал у нее, советовался с ней, был с ней едва не на равных. Ну, быстрее же соглашайся, подумала она.

Он медленно поднял трубку.

– Адъютант!

Вбежал адъютант.

– Хочу переговоры.

– С парламентером?

– По телефону. Соедини их со мной; да пусть царевич будет с ними рядом. Хочу убедиться, что он еще жив.

– Есть.

Князь вздохнул и опять посмотрел на Марину.

– Ты понимаешь, чтоберешь на себя?

– Да.

– Это тот самый случай, которого я боялся.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Если детство попрет из тебя…

Она опять улыбнулась. Бесполезно было ему рассказывать, что без того, о чем он говорил, никогда бы ей не составить своего чудесного плана.

Зазвонил телефон.

– Да! – крикнул князь. – Дайте мальчику трубку.

Его лицо просветлело.

– Я знаю, дитя мое… прости, что называю тебя так… ты понимаешь почему… Прошу, не делай ничего; не препятствуй им; не пытайся освободиться.

Его лицо вновь сделалось суровым и мрачным, еще и мрачнее прежнего. Желваки заходили по его щекам.

– Я согласен на ваш ультиматум, – проворчал он. – Да… Нет… Этак нам не договориться, – сказал он презрительно, – что вперед, курица или яйцо? Предлагаю встречу в буферной зоне. Не смешите; какое посольство нас примет сейчас? Я сам оборудую зону… Конечно, на моей; как же я могу оборудовать зону на вашей территории? Да, да, проверите все подходы. Схемы? Да… передадим с парламентером. Это лишнее, – угрюмо усмехнулся он, – я дворянин. Как хотите… Согласны? Один час.

Он положил трубку.

– Все, Мария. Обратного хода нет; считай, завалило камнями. Вся надежда теперь на тебя. Подойди.

Она подошла к князю со странным предчувствием.

– Я еще отдам распоряжения относительно устройства буферной зоны… но если я всецело полагаюсь на одного человека, значит, я более не генерал. – С такими словами он сбросил с плеч свою мантию, расстегнул рубаху и снял с шеи тяжелую, вероятно золотую и очень старую цепь тончайшей работы, со множеством драгоценных камней и эмалевых вставок. – Теперь ты генерал Ордена, – сказал князь и надел цепь на Марину, которая тут же запрятала ее в глубь своих одежд, близ тонкой цепочки, несущей кулон с фотографией Господина.

– Поздравляю тебя в том смысле, что желаю здравствовать, – сказал князь, – но не с легкой душой…

– Понимаю, ваше сиятельство, – сказала Марина.

– Не могу даровать тебе титула, – сказал князь с тоскою в глазах. – Уж не думал, что генералом будет простой человек… Но такая привилегия лишь у монарха; не знаю, вправе ли это сделать даже его высочество, будучи не наследственным властелином.

– Но вы же можете обвенчаться со мной, ваше сиятельство, – подсказала Марина.

– Что? – вскинулся князь.

– Обвенчаться, – внятно повторила Марина. – Жениться. Тогда я сделаюсь княгинею, и вы избавитесь от моральных проблем.

– Разве Дева может быть чьей-то женой?

– А почему нет? – удивилась Марина. – Был, например, польский король… кажется, Станислав…

– Знаю, – отозвался его сиятельство. – Пожалуй, это… Однако, – спохватился он, – прежде я должен устроить зону для передачи царевича.

– А у вас есть знакомый священник, чтобы вызвать его прямо сюда? – спросила Марина.

– Есть; не мешай.

– Вы не забыли? – спросила Марина. – Я католичка.

– Ты липовая католичка; сказал – не мешай.

Князь поднимал трубки и отдавал распоряжения об инженерных вещах, в которых Марина ничегошеньки не понимала. Какое-то время спустя он умолк, вытер рукавом пот со лба, вздохнул и поднял еще одну трубку.

– Отец Сергий? Приди ко мне, отче.

– Пока отче туда-сюда, – сказала Марина, – можно мне сделать звонок?

Князь подвинул к ней телефон.

Торопясь, она набрала номер.

– Вероника? Да, все так и есть. Да, да, трагедия… Короче: не хочешь остаться без милых деток? Тогда забудь обо всем и дуй в аэропорт. Нет. Считай, что ты уволена… Некогда, Вероника. Не знаю; я сама найду тебя. Пока.

Она положила трубку.

Она вздохнула. Она как будто отрезала от себя кусочек. Очередной и не последний. Моя судьба – терять.

…Через сорок минут, с сокращением обрядов, предельно допускаемым канонами для особых мирских обстоятельств, она была по-православному крещена и обвенчана с князем Георгием. Марина Осташкова перестала существовать; была теперь – княгиня Мария Тверская.

Глава XLV

Как делают клады. – В бункере. – Враги. – За чистоту! —

Одобрение свыше. – Ответ на предательство. – Не на жизнь,

а на смерть. – Ужасный исход

А еще через небольшое время они двигались по подземным ходам к особому бункеру, намеченному для обмена. Процессию возглавлял князь, коротко известивший близких соратников о своем браке, но решивший до поры умолчать о передаче им генеральского поста. Вслед за ним шло не более десяти особо преданных князю людей, начиная с княгини Марии; двое в середине несли барельеф герба, а остальные несли кирпичи, кроме замыкающего, который нес ведро с цементным раствором. Идти было несложно; это были известные, хорошо обустроенные ходы. Барельеф спрятали по пути – засунули в неприметную нишу, заложили кирпичом и раствором, а снаружи налепили земли и искусно замаскировали специально принесенным издалека большущим куском паутины.

Бункер, куда они направлялись, изначально был сооружен для подобной надобности, так что сколько-нибудь дополнительно оборудовать его не было нужды. Все приказы, которые князь Георгий отдавал перед своим бракосочетанием, относились не к самому бункеру, а к ходам, окружавшим его – разумеется, специфическую организацию этих ходов невозможно было продумать заранее для всех возможных случаев. Это означало, что одни проходы следовало открыть, другие – наоборот, ликвидировать; привести в действие некоторые механизмы, а особенно тщательно проверить те длинные, тайные ходы, по которым суждено было уходить княгине с царевичем. На это и ушел запрошенный его сиятельством час.

И теперь, когда этот час истекал, они приближались к последнему из подземных прибежищ Ордена. Княжеский департамент тоже покамест не был сдан, но по процедуре, обговоренной с неприятелем, его предстояло открыть в тот момент, когда отрок окажется переданным княгине. Затем, по процедуре, эти двое должны были известным образом скрыться, сопровождаемые двумя людьми Ордена вплоть до зала о шести дверях; а уж дальше (князь крестился при мысли об этом) они оставались совсем одни.

– Не забудьте, – напомнил князь людям перед самым бункером, – не вздумайте кто-либо из вас назвать его вашим высочеством; я все же надеюсь, они не знают, кто он.

– Хорошо, – отозвались все.

И они подошли вплотную к железной двери бункера, к которому с другой стороны уже приближалась депутация врага, и с нею тот, кого некоторое позорное время надлежало называть мальчиком, Лешей. Князь уже знал, что отрока действительно ведут – еще перед выходом из департамента ему сообщили по телефону. Он с волнением ожидал встречи с его высочеством. Наконец, дверь отворилась, и адъютант, заблаговременно посланный в бункер, сказал:

– Они здесь.

Человек, отряженный от врага для выполнения тех же обязанностей, какие выполнял адъютант – его, так сказать, коллега – подошел изнутри и сказал:

– Пусть зайдет тот, кто будет проверять на оружие.

Князь дал знак выполнять приказ, и один из десятка вышел вперед и проследовал в бункер. Через минуту-другую к двери подошел соответствующий представитель врага. Он по очереди проверял каждого из входящих, в то время как подчиненный князя проверял входящих с другой стороны.

В последнюю очередь заходила княжеская чета.

– Любезный, – сказал князь проверяющему с изысканной, даже слегка преувеличенной учтивостью, – разрешите представить вам мою супругу, княгиню Марию Тверскую. Нижайше просил бы вас отменить в отношении ее досмотр, поскольку она женщина и титулованная особа.

Глаза проверяющего зло вспыхнули и похотливо ощупали каждую складку фигуры княгини, одетой в облегающий экспедиционный костюм.

– Нельзя, – сказал он. – Не положено.

– Ах ты, вонючий козел! – возмутилась Мария (ради такого случая ненадолго ставши снова Мариной). – Да ты всю меня уже раздел своими бесстыжими зенками! С тобой еще говорят по-хорошему, вместо того чтоб сразу дать по рогам… ну-ка, зови быстро свое начальство.

Лица изрядного числа мужчин, уже прошедших с обеих сторон в бункер и теперь слегка там нервничавших, моментально повернулись на громкий звук.

Проверяющий почесал репу.

– Ну зачем сразу так, – нерешительно пробормотал он. – Я же не знал… типа положено… Проходите.

Марина прошла и обернулась княгиней Марией.

Князь прошел вслед за ней, будучи после такого инцидента проверен почти символически. С другой стороны зашли последние двое. Появился царевич – мальчик, Леша – удерживаемый ими за обе руки. Два десятка людей наполнили собой не такое уж просторное помещение бункера и построились друг против друга, словно им предстояло играть в футбол.

Княгиня оглядела бункер. Он был выполнен в форме равностороннего треугольника со слегка срезанными углами. В двух из этих углов располагались железные двери, через одну из которых зашли люди Ордена, а через другую зашли враги. В третьем углу ничего не было – он был срезан как бы для красоты, для симметрии получившейся шестигранной призмы. Потолок помещения был невысок. Никакой мебели в бункере не было.

Затем княгиня оглядела людей в шеренге напротив… и вдруг ее как током ударило. Она немедленно овладела собой и притворилась, будто ничего не произошло. Она увидела, ктодержит мальчика – это были два ее старых знакомца, один из которых обманул ее, убил Отца, пустил ее жизнь по-другому… да, это был именно он, участковый Семенов… а другой был просто его подручный Петров.

Она опустила голову, мрачно дивясь превратностям своей судьбы. В момент обострившимися чувствами она ловила интерес, возникший и в ненавистной роже напротив. Петров, конечно, ее не помнил, а этот… Прошло много времени, она стала другой… он не мог быть так же уверен, как и она… но все же…

Она почувствовала, как он отвел взгляд. Должно быть, подумалось ей, решил, что обознался… Но это было не так. Семенов не отступал от своих подозрений. Он лишь должен был заняться тем делом, ради которого пришел сюда. Он здесь старший, с бессильным гневом поняла Мария, потому что именно он заговорил.

– Мы отпускаем мальчика, – сказал он, излагая предстоящую процедуру, всем так или иначе уже известную, но для порядка требующую заключительного оглашения. – Он становится здесь в середине. Вы даете команду открыть главный ход. Мальчик свободен. До того, как все остальные будут свободны (кроме командующего, который уходит с нами), мы хотим быть уверены, что ход открыт.

Он помолчал. Никто не сказал ни слова.

– Для этого мы посылаем своего человека отсюда; он сообщает нашим, что вы приказали открыть ход. Все остальные здесь будут ждать, пока он не вернется и не доложит фактическую обстановку. Если ход не открыт, мы считаем – обмен не состоялся; тогда не могу отвечать ни за что. – Он опять покосился на Марию. – Если все в порядке, то есть ход открыт, вы все свободны, то есть идете откуда пришли, – он показал на дверь за депутацией князя, – а командующий с нами сюда. – Он показал на дверь, из которой пришла его депутация.

– Неверно, – сказал князь. – Мы сошлись на том, что вы узнаете о сдаче хода по телефону.

– Не получается.

– Почему?

– Слишком много вопросов задаете.

– В таком случае, – сказал князь, – пусть все мои люди покинут бункер прямо сейчас, кроме дамы и двоих, которые уйдут с дамой и мальчиком.

– Зачем?

– Я не желаю отвечать на ваш вопрос.

– Ну что вы за люди такие! – с досадой скривился Семенов. – Хорошо; пусть идут.

Князь тепло посмотрел на своих товарищей и жестом указал им на дверь.

– Ваше сиятельство, – тихо сказал один из них, – мы не должны уходить.

– Это приказ, – сказал князь.

Люди вздохнули и, понурившись, вышли один за другим. Княгиня еще не поняла смысл происходящего, но тревоги давно минувших дней и ночей, которые она считала давно похороненными, будто ожили в ней и теперь наполняли ее внутренней дрожью.

– Договорено? – спросил Семенов.

– Да, – бесстрастно сказал князь.

– Держите мальчика, – сказал Семенов и отпустил руку царевича, и Петров тоже отпустил.

Мальчик двинулся медленно и достойно – слишком достойно, подумала Мария, уверенная, что и князь думает о том же самом. Мальчик встал в центре треугольника; княгиня вспомнила, как он стоял в центре круглого зала, когда все присягали ему, и сердце ее в очередной раз сжалось.

Князь сделал звонок и отдал команду.

Все так же медленно мальчик пошел к своим. Князь обнял его. Другие обняли его.

– Петров, – сказал Семенов, – вперед.

Петров отдал под козырек и скрылся за дверью.

Нервозность, в какой-то степени владевшая даже этими выдержанными людьми с начала мероприятия, слегка разрядилась. Князь неожиданно для всех присутствующих достал из кармана сигареты и закурил. Семенов тоже достал какое-то курево и стал спрашивать у своих огоньку. Огоньку не нашлось. Семенов вздохнул и перешел на другую половину бункера.

– Извините, конечно, – сказал он с явным смущением, – огоньку не найдется?

– Вы же видите, что найдется, – сказал князь, – раз я курю. – С этими словами он вынул из кармана зажигалку и не просто протянул ее Семенову, но по правилам элементарной вежливости зажег ее и дал ему прикурить.

– Спасибо, – сказал Семенов и затянулся. – Заодно извините, что с телефоном неувязочка вышла; у нас сейчас не работает телефон.

– Бывает, – безразлично сказал князь.

– Мы починим, – зачем-то сказал Семенов.

Князь промолчал.

– А если я резко вам ответил, – добавил Семенов, – то вы не держите зла. Нервы, знаете ли, на пределе.

Князь несколько смягчился от этих простых слов.

– Хоть мы и враги, – сказал он, – я не питаю против вас личной злобы; может быть, вы читали, например у Льва Толстого, что ругань и мордобитие не в дворянских правилах даже по отношению к врагу.

Ну и зря, подумала при этих словах княгиня.

– Я даже должен сказать, – продолжал князь, – что по достоинству оценил ваше согласие произвести обмен на моей территории. Кроме определенной толики доверия, такой поступок требует изрядного мужества; ведь вряд ли вы так уж уверенно чувствуете себя под землей.

– Э, – махнул рукой Семенов, – все там будем.

Княгине все меньше и меньше нравился этот разговор. Не верь ему, мысленно кричала она своему мужу, это подлый, гадкий человек; с ним нельзя говорить такими словами; с ним вообще нельзя говорить.

– А вы, уважаемая, – внезапно обратился к ней Семенов, – если не секрет, откуда будете родом? Мы с вами не встречались – случайно как-нибудь?

Теперь князь, наконец, насторожился.

– К сожалению, – улыбнулась Мария.

Семенов покачал головой.

– Удивительно похожи бывают люди…

Князь успокоился, видя, что их разговор затух.

– Все-таки, – сказал он, – пока все равно мы здесь поневоле объединены этим томительным ожиданием, не поведаете ли мне в общих чертах, за что вы? каковы ваши ценности, идеалы?.. Независимо от моих убеждений, я хотел бы узнать, за что сражаются мои враги.

– За чистоту, – кратко сказал Семенов.

– Чистоту… простите, чего?

– Всего, – сказал Семенов, – но в первую очередь морали и водки. Загадили все… разрушили, осквернили… Теперь восстанавливать, очищать.

– Странно, – сказал князь. – Я бы мог подписаться под каждым вашим словом; единственное, что я бы водку не ставил в первейший ряд.

– В этом-то между нами и разница…

– Очевидно, – хмуро сказал князь и затушил сигарету; у него пропало желание продолжать разговор. Семенов, видно, это почувствовал, тоже затушил свое курево, кивнул головой, отошел к своим.

Князь приблизился к мальчику. Все это время он нарочито держался подальше от него, не желая бередить душу. Однако он должен был кое-что сказать ему – должен был и никак не решался, все откладывал… Вздохнув, наконец он решился.

Он присел перед мальчиком и рукою поманил к себе жену.

– Ваше высочество, – сказал он шепотом, чтобы на другой стороне не было слышно, – пока вас удерживали в плену, я совершил два поступка. Оба они были продиктованы срочной нуждой; но оба они требовали бы вашего милостивого соизволения.

Мальчик внимательно слушал.

– Разумеется, в ваше отсутствие я не мог его получить; мог лишь надеяться, что вы одобрите мои действия после того. Прошу вас, заслушайте меня и скажите свое слово; как бы вы не решили, я не хочу оставаться с этим грехом на душе.

– Говори, – прошептал мальчик.

– Во-первых, я взял в жены Марию. Обряд совершен по-православному, два часа назад.

– Поздравляю, – тихонько сказал царевич и, взглянув на Марию, подмигнул ей, как тогда, в круге. – Я рад. Конечно, я бы позволил. А во-вторых?

– Я снял с себя звание генерала Ордена, ваше высочество… и передал его моей супруге, княгине Тверской.

Какой бессовестный врун, подумала княгиня и с упреком посмотрела на мужа: не супруге и не княгине ты передавал… Князь покосился на нее просительно и виновато. Не губи, голубушка, говорил его взгляд… да, сделал наоборот… но духа не хватит признаться в таком царевичу; возьмем уж на нас двоих сей невеликий грешок.

Царевич нахмурился.

– Как ты посмел? – грозным шепотом спросил он.

– Ваше высочество, – сказал князь и опустился с корточек на колени. – Вы сами слышали; я сдаюсь. Только так можно было вызволить вас; даже если мне сохранят жизнь, я не скоро смогу приступить к действию.

– Значит, все погибло? – спросил отрок.

– Самое главное, что вы живы, ваше высочество. Вы пойдете с княгиней Марией… она знает куда.

Царевич опечалился.

– Я не хочу с тобой расставаться.

– Благодарю вас, ваше высочество, – князь глотал душившие его слезы, – но другого выхода нет.

– Жаль, – сказал отрок. – Что ж… придется примириться, раз так… А куда мы пойдем? – поднял он взгляд на княгиню.

– Тс-с! – сказала она, приложив палец к губам.

– Значит, ты со своею женой даже не проведешь… даже не проведешь… – начал царевич и замялся. Хочет сказать «брачной ночи», догадалась Мария. Но стесняется. Как все-таки мил его высочество! – …ни двух дней? – нашелся наконец отрок, обращая вопрос ко все еще коленопреклоненному князю.

– Увы, – сказал князь.

– Встань с колен, – сказал отрок. – Все хорошо. Ты все сделал правильно.

– Благодарю вас, ваше высочество. – Князь украдкой, чтоб не видели с той стороны, поцеловал отроку руку и поднялся.

– Теперь, – сказал он, – мы в руках Господа. Мария, помни: я теперь никто; вы – всё.

Заскрипела железная дверь, и на другой стороне возникло движение: явился Петров.

– Все в порядке, – сказал он своим.

Князь осенил себя крестным знамением.

– Ну что ж, – сказал Семенов, и Мария уловила в его голосе знакомые нотки, подлую песню прорвавшегося торжества. – Прошу всех, как говорится…

– Минутку, – сказал князь. – Что значит всех?

Из двери позади Семенова послышались звуки и появились вооруженные люди, один за другим. Князь бросил взгляд на дверь, куда должны были уйти Мария с царевичем и двумя провожатыми. Эта дверь немедля открылась тоже, и оттуда тоже посыпалась вооруженная толпа.

– Значит, вот почему телефон не работал, – разочарованно заметил князь, стараясь отгородить четверых оставшихся своих сторонников от толпы, оттесняя их как можно дальше. – Дешевые фокусы…

– Такой вот он, – в сердцах сказала Мария. – Ах, не зря я предупреждала тебя насчет участковых!

Все пятеро – князь, княгиня с царевичем и двое проводников – стояли против нескольких уже десятков вооруженных людей. Они отступили насколько было возможно. Они забились в угол; они прижались к стене.

– Что ж, – вздохнул князь. – Прощай, жена.

– Прощай, мой любимый, драгоценный муж, – сказала Мария. – Прощай, князь Георгий.

Они обнялись и крепко поцеловались.

– Давай-давай, – заговорили в толпе, начиная подталкивать их прикладами и штыками, стараясь выгнать их из угла. – Успеете еще нацеловаться… наша власть добрая, больше червонца не даст!

– Сомневаюсь, – покачал головой князь и дал особенный знак одному из двоих провожатых.

Сразу же тот локтем надавил на неприметный выступ в стене, к которой они были прижаты – в той самой грани, срезанной как бы для симметрии и красоты. Двое проводников, разведя руки, подстраховали Марию с царевичем, буквально распластав их по стене. Обе двери бункера шумно захлопнулись, немилосердно обойдясь с теми, кто стоял прямо в них; пока все остальные пытались понять, в чем дело, механический, воющий звук наполнил помещение, и весь пол бункера пошел вверх. Лишь один узкий участок, уступом или карнизом расположенный под стеной и несущий на себе Марию с царевичем и проводниками, не был затронут перемещением; стена, бывшая срезанной гранью, вместе с этим уступом медленно двинулась по горизонтали, отделяясь от двух смежных стен и проваливаясь в глубину между ними. Одновременно и уступ выползал, расширялся, превращаясь в платформу настолько широкую, насколько позволял это вздымавшийся пол.

Метаморфоз помещения отделил княгиню от мужа. Она двигалась прочь вместе с платформой; он оставался на подымающемся полу. Там, на полу, теперь начиналась давка, борьба не на жизнь, а на смерть; люди поняли, что единственное спасение – это прыгнуть в проем, образованный отъезжающей гранью. Раздались крики и гулкие выстрелы. Князь Георгий, встав на защиту проема, хладнокровно сопротивлялся наступавшей толпе; овладев чьей-то винтовкой, он с изумительной ловкостью фехтовал ею на самом краю и уже положил оземь нескольких – другие, спотыкаясь об их тела, падали сами, представляя еще лучшую для него мишень. Толща бетонного среза прошла вверх в сантиметре от колен людей на платформе; пока пол поднимался далее, платформа вдвинулась вглубь ровно настолько, чтобы бетон не коснулся их животов и груди.

Мария окаменела от ужаса. Перед самыми ее глазами уносился ввысь ее муж, из последних сил держа напор обезумевших и обрекая себя на верную гибель. Она знала, что князь Георгий непрост; знала, что вероломство им предусмотрено, но не могла и подумать, что это будет так страшно и убьет его самого. Бетонный срез меж тем прошел мимо ее лица; ноги князя затерялись среди ног атакующих. Мария опустила глаза. Циклопические винты открылись ее взору под полом бункера; они вращались с неистовой силой, нестерпимо визжа. Как гигантский домкрат, они все ближе вздымали пол к потолку бункера; дикий, звериный вопль полетел из уменьшавшегося проема. Мария одною рукой прижала к себе царевича, а другой схватилась за сердце: оно будто осталось там, с ее мужем, и вместе с ним сейчас раздавится, лопнет… Но тотчас это вдруг отпустило ее. Некто сильный, взирающий сверху на все происходящее, объявил ей, что князь уже мертв; он погиб, как и сам хотел бы – в отважном бою, в сражении с нелюдями… Она перекрестилась; ей потребовалось усилие воли, чтобы сделать это по-православному. В следующий момент воля изменила ей; она закричала так же страшно, нечеловечески, как и те, сверху; она попыталась дернуться вперед, как когда-то очень давно… у каких-то ворот… в темноте, среди снега… и, как и тогда, двое стражей не пустили ее, удержали на месте крепко и бережно.

И когда уже пол с потолком едва не соединились, в узкую щель, оставшуюся от проема, протиснулся и вывалился человек. Он весь был в крови, с уродливо переломанными ногами, но он был жив и хотел продолжать жить; то был Семенов – прошедший, проползший по головам других… Руки его вытянулись в воздух и, став неожиданно длинными, успели вцепиться в самый край платформы, отъезжающей вглубь. Тотчас одна из них сорвалась; держась на одной руке, он хрипло завопил, вероятно взывая к состраданию тех, кто стоял на платформе. Тогда Мария опять подалась вперед – недалеко, насколько ей дали – и, склонившись над пропастью, полной пламени, дыма, скрежета шестерен, дотянулась взглядом до глаз висящего под ней человека. Она громко рассмеялась ему в лицо. Она не сделала движения, чтобы сшибить его пальцы с платформы – он сделал все сам. Посреди лязга и грохота, посреди доносящихся сверху предсмертных стонов он услыхал ее смех… или просто понял, что это все же она, что спасения ему не будет; его пальцы разжались один за другим, и с жутким криком он полетел вниз, в преисподнюю.

Пол с потолком соединились. Вслед платформе хлынула кровь – общая кровь князя Георгия и его недавних врагов. Княгиня без удержу хохотала; двое мужчин силой заставили ее отвернуться от этого зрелища. Они попытались сделать то же с царевичем, но он гневно ударил по протянувшимся к нему рукам – и они отступили; и он смотрел, сжав кулаки и челюсти, склонив голову, смотрел исподлобья, пока между платформой и бункером не упала железная стена и не скрыла с глаз все, что он видел.

Глава XLVI

В тоске. – Путь во тьме. – Дверь с черепом. – «Ура!» —

«С Богом!» – Расчеты Игоря. – О Леонардо. – О насущных

потребностях. – Об источнике. – «Это огромная тайна»

Дорогая! Меня беспокоит Ваше молчание. Вы не поверили моим аргументам? Допускаю, что я изложил их не столь убедительно. Я волновался; я комкал мысли, я экономил пространство окна. Если так – давайте обсудим предмет подробнее. Ведь мы еще никогда не вели разговоров на общие темы; а между тем это было бы интересно; это было бы вполне в духе наметившейся тенденции расширения наших границ.

Сегодня мне снился сон: в абстрактном городе в организацию, где я работаю, явился солдат, чтобы по безденежью продать несколько государственных тайн. Тайны были не нужного нам профиля, но раз уж он пришел, неудобно было отказывать. Пока секретарша ксерила секретные материалы, он рассказал про свое житье-бытье, в частности про то, как он совершает объезды на низкорослой гнедой лошадке (маршрут этих объездов, между прочим, был одной из тайн, которые он продавал). Бывшая вместе с ним женщина, экзальтированная француженка, плохо говорящая по-русски, но сочувствующая солдату, стала всячески расхваливать мне эту лошадку, а особенно ее удивительную, слегка красноватую масть.

В дальнейшем эта женщина, ее бородатый солидный муж и все тот же солдат посетили дом, где я жил в этом городе (в то время как вообще-то я жил где-то еще). Посещение это было обставлено множеством второстепенных деталей, например: они ехали ко мне на джипе, который по ходу дела угодил в небольшую аварию (подробности аварии), затем как я пытался дозвониться до этой женщины по ее сотовому телефону (номер телефона, детали звонка) и т.д. и т.п. Целью посещения явился некий вид досуга: эти трое (вполне одетые) медленно перекатывались со спины на живот и опять на спину по огромным мягким диванам, приговаривая, как им от этого хорошо. Еще одна женщина, моя бывшая любовница, оказавшаяся там уж не знаю как, вначале смотрела на это с недоумением, а потом подумала и присоединилась к ним, найдя это приятным и увлекательным.

Сам не знаю, зачем я написал Вам эту ерунду, но стирать почему-то не хочется. Я тоскую без Вас, дорогая. Напишите, прошу. Если Вы по-прежнему боитесь общаться со мною, отправьте хотя бы пустое окно. Хоть что-нибудь… считайте, что мне передалась часть Вашего беспокойства.

Целую Вас, дорогая.

SEND

* * *

Княгиня Мария с царевичем Игорем стояли рука об руку; лишь неяркие лучи их фонариков нарушали кромешную тьму. Под этим светом слабо поблескивали два металлических рельса, начинаясь невдалеке от их ног и уходя в неведомое.