Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 77 страниц)

– Ты хорошо помнишь события, – заметила Марина.

– Неудивительно, – отозвалась Ольга, – ведь я была председателем комиссии по заселению этих комнат.

– Даже так… А кто еще входил в комиссию?

– Комендант. Комиссия была из двух человек.

Они помолчали.

– А что было дальше? – спросила Марина.

– С каждым новым событием комендант чувствовал себя все хуже; «черный вторник» вконец добил старика. Надо бы помянуть, кстати… Комиссия естественным образом прекратила деятельность; к тому времени единственной незаселенной комнатой оставался особый отдел.

– Ага.

– Новый комендант, принимая дела, обнаружил это и недолго думая вселил туда свою племянницу. Когда мне стало об этом известно, я направила докладную на имя главврача, и он распорядился очистить помещение.

– Но зачем ты так поступила?

– Странный вопрос, – нахмурилась Ольга. – Во-первых, племянница не имела отношения к больнице; между нами, я думаю, что никакая это и не племянница… Во-вторых, самоуправство должно быть наказано. Ведь комиссия по заселению не была ликвидирована, она лишь прекратила деятельность; соответственно, от обязанностей ее председателя меня никто не освобождал.

– Если я вселюсь, – предположила Марина, – комендант будет чинить мне козни.

– Пусть только попробует. Кстати, комната с телефоном. Все комнаты этого типа были с телефонами.

– С ума сойти, – сказала Марина. – Скажи, а большого зеркала там случайно нет?

– Раньше не было, – сказала Ольга, – но оно могло остаться от комендантской племянницы… А что, тебе обязательно? Понимаю, – протянула она, лукаво улыбнувшись, – это, наверно, для плотских утех. Я угадала?

Интересно, подумала Марина, пришлось бы Ольге по душе поглядеть на ее действо перед зеркалом?

– От тебя ничего не скроешь, – улыбнулась она.

– Не подлизывайся, – сказала Ольга, – я и без этого тебя люблю. Давай лучше помянем старого коменданта.

* * *

Как только она поняла, что Стаковский обладает сущностью Господина, первой мыслью было остановиться. Прибиться к Нему, изменить свою жизнь в зависимости от этого, остаться с Ним до конца своих дней. Все то, что раньше должно было быть с Отцом. Даже больше… Когда-то она мечтала родить от Отца – Отец не соглашался; теперь это становилось возможным…

Она спросила Стаковского, женат ли Он.

– Нет, – ответил Он, – Я в разводе. Если тебя интересует, живу ли Я с кем-нибудь, то – да, живу. Но жениться… нет. Мне нельзя жениться.

– Почему?

– Потому что сейчас Моя подруга, как и Я, понимает временность нашего союза. Если он станет постоянным, она захочет детей. Семья, дети, куча новых вещей… В принципе Я был бы не против, но, понимаешь, сейчас музыканту все трудней обеспечить все это.

Он подумал и добавил:

– Был бы Я классом повыше – уехал бы, наверно, за границу… Там бы обеспечил, а здесь – нет. Не хочу взваливать на Себя невыполнимые обязательства.

Да и хорошо, подумала она; жил бы Он один – наверняка ей бы захотелось попробовать… Она нарисовала себе гипотетическую картину их жизни, нечто похожее на то, что у нее было с Корнеем, но – теперь это был Господин… Она вводит Его в Царство. Какое-то время все хорошо. Потом начинается проза. Наступает ночь, когда Он не приходит домой. Он врет, она страдает. Он уходит к другой, она ищет другого. Кого – другого? У нее нет никакого резерва. Снова – больница, группа, исследования… Опять начинать с нуля то, что у нее сейчас на ходу? Глупо.

Она сделала некоторые практические выводы. Во-первых, как бы Стаковский ни был хорош, Он должен остаться не более чем экспериментальным Господином. Во-вторых, она должна продолжать исследования; чем больше она обнаружит экспериментальных господ (не Господ!), тем легче ей будет обнаруживать каждого последующего. В-третьих, она должна начать составлять банк господ, открывающийся Стаковским; возможно, наибольшее внимание уделять тем, кто давно и счастливо женат, поскольку важнейшим обстоятельством становилась жизненная определенность – ну, а как быть с женой, можно было додумать в каждом конкретном случае.

Царевна понемногу успокаивалась; Цари и змеи из ее снов переселились в реальность. Где-то с месяц Стаковский был ее единственный Господин, и она даже несколько раз встретилась с Ним в занятом ею помещении бывшего особого отдела; затем обнаружился второй… затем третий…

Банк господ сделался реальностью.

Работа закипела.

* * *

Как-то раз, заскочив по делам в кабинет старшей медсестры, Марина обратила внимание на скромно висящий на стене, обрамленный простой рамкой из черного дерева, диплом Второго (Ждановского) Московского городского Краснознаменного клинического медицинского училища Государственного научно-практического (базового) Центра социальной защиты и охраны здоровья населения при 4-м Главном Управлении Делами Уполномоченного Межрегионального Комитета по чрезвычайным ситуациям субъектов Федерации и стран СНГ – и, по-хорошему позавидовав подруге, что ей довелось закончить столь престижное учебное заведение, одновременно задалась вопросом, как это Ольге, бывшей официантке и несостоявшейся ответственной работнице, удалось вообще туда попасть. Этот вопрос мучил ее несколько дней, пока она не решилась завести с Ольгой разговор на эту тему.

Она завела разговор издалека.

– Ольга, – спросила она для начала, – в порядке обмена опытом, не расскажешь ли, как ты попала в Москву?

– Откуда такой вопрос? – насторожилась Ольга.

– Видишь ли, – сказала Марина, – в Москву не так-то просто попасть. Каждый провинциал делает это своим собственным способом.

– А почему ты решила, что я из провинции?

– А разве это обидно? Я и сама из провинции.

– Что тыиз провинции, это и так видно; а вот откуда ты взяла, что и я?..

– Из твоего же собственного рассказа. Даже больше того, – похвасталась Марина, – из тех фактов, которые стали известны мне исключительно благодаря твоему рассказу – а точнее, из двух эпизодов, связанных с Васей – я могу заключить, где же именно ты жила.

– Ну, и где? – полюбопытствовала Ольга.

– Вначале – в маленьком уральском городе.

– Вот и нет.

– Как нет? Там же Вася родился!

– Да, но потом семья его переехала.

– Куда?

– Тоже в уральский город, но большой.

– Ах, вот как.

Марина подумала.

– То есть, ты хочешь сказать, что ваш детский роман происходил в большом уральском городе?

– Конечно, раз я там жила.

– Я допустила логическую ошибку, – признала Марина. – Но зато следующее твое место жительства я угадаю точно.

– Ну?

– Это Китеж.

Ольга опешила.

– Откуда ты знаешь?

– А потому что Вася до сих пор работает там медбратом в психбольнице номер два. И лодочная станция там же, а значит, и тот ресторан, в котором ты работала.

– Да, – сказала Ольга с уважением, – здесь ты, что называется, угодила «в девятку».

– Разве говорят не «в десятку»?

– Это в стрельбе, а я имела в виду футбол.

– Хм. В общем, я угадала, что ты из Китежа, а потому и поинтересовалась, как ты попала в Москву.

Ольга закурила.

– Ты же понимаешь, что в Москву попасть не так-то просто. Каждый провинциал делает это по-своему…

– Ага.

– Мой случай не явился исключением.

– Ага.

– Ну, тогда слушай…

Второй рассказ медсестры

– Это, – сказала Ольга, – происходило в несколько этапов. Вначале мне нужно было найти транспортного агента. Как ты знаешь, мой жизненный опыт к тому времени был не так уж и мал. За плечами была комсомольская юность… разочарования, взлеты… работа в системе общественного питания и даже упомянутый тобой поход на лодочную станцию – вот сколько всего, хорошего и плохого, накопилось за годы в моем жизненном багаже.

Но, несмотря на такое обилие багажа, транспортного агента у меня еще не было. Знаешь ли ты, кто такой транспортный агент? Ты должна знать; ведь ты тоже каким-то образом прошла этот трудный путь, но учти, что я проходила его раньше тебя и шла по непроторенной дороге, как бы по целине. Никто из моих коллег и знакомых не смог подсказать мне ничего конструктивного; мне оставалось рассчитывать только на собственные силы.

Я начала с простого – взяла телефонную книгу и раскрыла ее на букве «Т». Буква эта напомнила мне стол, на котором меня поимел куратор, и я подумала, что это хороший знак – ведь урок, полученный мной от куратора, уже столько раз пригождался мне в жизни. Транспортных агентств было больше, чем я думала; я наугад ткнула пальцем в этот раздел – и набрала номер.

Конечно, я нервничала. Все мы нервничаем, когда делаем что-то впервые в жизни… Мне ответил визгливый женский дискант. Сердце мое упало; я поняла, что толку с такого агента не будет. Тем не менее, я все же спросила: «Правильно ли я понимаю, что вы и есть транспортный агент?»

«Нет, – ответила мне эта женщина, – никакой это не агент, в том числе и не транспортный».

«Как, – удивилась я, – но разве это не…» – И я продиктовала набранный мной телефон.

«Все правильно, – сказала она, – вы не одна такая; все звонят и звонят, но здесь уже давно нет никакого агента».

«Частная квартира, да?»

«Какая вам разница, – с досадой сказала она, но все же нехотя пояснила: – Это штаб народной дружины». – И бросила трубку, даже не дав мне попрощаться.

Я поняла, что телефонная книжка устарела. И действительно, на ее обложке значился уж не помню какой год, но ей было лет десять, не меньше. Через несколько дней, раздобыв более новое издание, я предприняла вторую попытку.

Хотя шансы мои явно выросли, все равно я волновалась ничуть не меньше, чем за несколько дней до того. Но на этот раз мне ответил приятный мужской баритон. Мы обменялись приветствиями. Осмелев, я спросила: «Скажите, есть ли у вас билеты до Москвы?»

Я еще не знала правил. Конечно, к тому времени я уже неоднократно посещала Москву, но это всегда было связано только с комсомольскими мероприятиями. Всеми билетными, разрешительно-пропускными, мандатными и прочими логистическими вопросами занимался специализированный сектор орготдела, в который мне ходу не было. Итак, я не могла знать, какие сложности меня ожидают; рассчитывала только на свою…

(Здесь Ольга замялась, и Марина высказала пришедшее ей на ум предположение.)

– Ну, не только… – отреагировала на это Ольга, – на звезду, вот; скажем так – на счастливую звезду. Задав свой вопрос, я была морально готова услышать в ответ, например, такое: «Да? В Москву захотела? А может, тебе еще ключ от квартиры, в которой деньги лежат?»

Но он спокойно уточнил:

«Вы имеете в виду железнодорожные билеты?»

«А какие есть еще?»

«Да, собственно, больше и никаких; поэтому если бы вы имели в виду, например, билеты на самолет или на междугородний автобус, то я сразу вынужден был бы вам отказать».

«Ну что вы, – облегченно сказала я, обрадованная тем, что разговор начал складываться, – даже если бы они и были, я все равно воспользовалась бы железной дорогой. Она кажется мне более надежной, чем то, что вы перечислили».

«На какое вам число?»

Я назвала число.

«Вы предпочитаете вечерний поезд – или?..»

Я задумалась. Мне было все равно, но если бы я сказала ему, что мне все равно, он бы мог счесть меня пустячным, невзыскательным клиентом, у которого, может, и денег-то нет. И я сказала:

«Вечерний, конечно, предпочтительней».

«Сколько билетов?»

«Разве я не сказала? Один».

«Нет, вы не сказали, – мягко поправил он меня, – вы просто спросили, есть ли билеты до Москвы».

Я мило улыбнулась и, сообразив, что он не может видеть моей улыбки, сказала: «Хи-хи». Ну, у меня сейчас получается не совсем так, но в тот раз я хихикнула удачно.

«Сейчас я посмотрю, – сказал он. – Ждите».

Я стала ждать. Его долго не было на связи, и я забеспокоилась, что он все-таки счел меня недостаточно интересным клиентом. Может быть, подумала я, мне не нужно было хихикать? Это могло прозвучать легкомысленно… И еще я подумала, что меня могла подвести телефонная связь.

Но когда я уже подумывала перезвонить еще раз, он опять появился в трубке и сказал:

«На ваше счастье, билеты имеются. Вам купейный, плацкартный или какой?»

«А какие есть еще, кроме купейных или плацкартных?»

«В этом поезде – больше никаких».

«Тогда…»

Я опять задумалась. Меня посетила новая мысль.

«А сколько стоит?»

«Какой?»

«Ну… тот и другой. Я хотела бы сравнить».

«Плацкартный дешевле».

Я подумала, что раз в жизни могу раскошелиться. К тому же со времени работы официанткой у меня оставались кое-какие сбережения.

«Тогда дайте купейный».

«Очень хорошо, – сказал мой собеседник. – Нижнюю полку, конечно?»

«Да. Если можно».

«Отчего же. Запишите номер брони».

«Одну минутку».

Вот здесь-то мне пришлось по-настоящему поволноваться. Ведь я не знала, что мне придется записывать, и соответственно не приготовила ни бумаги, ни карандаша. Я положила трубку и стала искать что-нибудь пишущее, думая, что записать на худой конец я могу на полях телефонной книжки. Хоть это и нехорошо.

Наконец я нашла – не помню что… кажется, шариковую ручку… Я лихорадочно схватила телефонную трубку, морально готовая к тому, что на этот раз мой транспортный агент уже наверняка отключился.

Но он, к моему приятному удивлению, все еще был там – просто разговаривал с кем-то еще, не отключаясь, однако, от моей линии.

«Эй! – крикнула я. – Транспортный агент!»

«Да, – отозвался он почти тотчас же, – я здесь. Запишите».

Я записала, несмотря даже на то, что ручка начала писать не сразу… Он объяснил мне, где и когда я могу выкупить билет. Я тоже все это подробно записала.

Ну, как я выкупала билет – это отдельная история… Затем был вокзал… поиски нужного мне вагона… проверка документов при входе в вагон…

И дальше: поезд со своим характерным запахом… ночные перегоны, ритмичный перестук рельсовых стыков за окном… Сколько всего пройдено! Я лежала на полке, смотрела на отблески, проносящиеся по потолку купе, и думала: куда несешься, Русь? Не дает ответа… Попутчики, интересные люди, с которыми я познакомилась, а затем и действительно встретилась – ну, не со всеми, лишь с некоторыми – уже позже… в Москве…

* * *

Ольга замолчала, вспоминая о своем.

– Но ты упомянула о нескольких этапах, – сказала Марина. – Какие же были эти этапы?

– Я думала, – с некоторым разочарованием в голосе сказала Ольга, – ты более способна к аналитическому мышлению… Первым этапом были поиски транспортного агента, вплоть до моего удачного звонка. Второй этап – переговоры, о которых я тебе рассказала. Третий этап… я понимаю, что тебе трудно было сориентироваться, потому что я лишь упомянула о нем – это процесс выкупания билета. Выкупания… выкупки… ну, в общем, ты поняла. Четвертый этап – путешествие – разделяется на несколько как бы подэтапов; я имею в виду путешествие до вокзала, затем носильщика – прежде я забыла упомянуть об этой важной подробности, – затем посадку в вагон…

– Но, Ольга, – перебила Марина, – какие же это этапы? Это просто… переезд, да и все.

Ольга изумленно уставилась на Марину.

– Как это – «и все»? По-твоему, переезд с одного места на другое не является одним из эпохальных событий в жизни как отдельно взятого человека, так и общества в целом?

– Да, по-моему, не является.

Ольга осуждающе покачала головой.

– Никогда не думала, что ты так наивна. Вот что значит недостаток опыта… Переезд – перемена места, путешествие! – такое волнительное событие, наполненное действием, впечатлением, выводом… Ты читала «Хожение за три моря»?

– Хождение, ты хотела сказать?

– Хождение! – презрительно передразнила Ольга. – Из одной этой дилетантской ремарки видно, что не читала. Ну – не читала же?

– Наверно, нет. Не читала.

– Эх, ты! А «Путешествие из Петербурга в Москву»?

– Как тебе сказать… Боюсь, не очень тщательно.

– Да как же можно быть такой неначитанной? Хорошо, хотя бы «Москва – Петушки» – уж это-то ты читала?

– Ну, это да, – облегченно сказала Марина, – правда, только в самиздатовской версии. Честно говоря, я не нашла в ней ничего особенно эпохального, но не знаю, насколько эта вещь могла быть искажена… Возможно, переписчик был алкоголиком и выбросил из нее все, не имевшее отношения к пьянке.

Ольга онемела от возмущения.

– Впрочем, – рассудила Марина, – может быть, я не права; может быть, все дело в длительности путешествия. В древности за моря путешествовали долгие месяцы; даже дорога из Петербурга в Москву в те времена занимала, наверно, не один день – все это давало возможность путешественнику много чего наворотить. Электричка же до Петушков идет, небось, не больше часа. А что такое час? только и остается что выпить… С этой точки зрения, ты и вправду пережила немало, ведь твое путешествие продолжалось целую ночь и, таким образом, занимает как бы центральное положение между по крайней мере двумя последними из упомянутых тобой классических образцов. Поэтому не ругайся, пожалуйста; ты не зря привела эти примеры – должна признать, что они и на самом деле иллюстрируют мою неправоту.

Ольга смягчилась. Взгляд ее потеплел.

– Не думай, – сказала она, – что я настолько глупа, чтобы поверить, что ты выдала всю эту ахинею действительно лишь затем, чтобы показать мне, что ты готова признать, что ошиблась в том, что касается моего путешествия. Вернее, я хотела сказать, что ты как раз и выдала ее именно затем, чтобы показать, что ты признаешь свою неправоту, но на самом-то деле ты ее не признаешь, верно? Можешь не отвечать; твои лукаво блестящие глазки вернее всего подсказывают мне, что я не ошиблась. Ладно уж! какие твои годы, еще поймешь, что к чему; а пока что и то неплохо, что ты, кажется, научилась ловко выкручиваться из затруднительного положения. Обнаружилась твоя неожиданная сильная сторона. Пожалуй, в старое время ты вполне могла бы, насобачившись, сделаться инструктором идеологического отдела или даже лектором общества «Знание»… хотя последнее вряд ли: подавляющим большинством этих лекторов – по крайней мере, тех, что я знала – были сплошь мужчины.

– Почему? – удивилась Марина.

– Не знаю, – сказала Ольга, – это необъяснимо. Если бы ты, к примеру, спросила, почему большинство проверяющих в ресторане являлось мужчинами, это я могла бы тебе объяснить: женщинам из инстанций проверять не с руки. Представь себя на месте такой женщины. Идти одной – это стрем. Если молодая – сочтут блядью, а если старая – сочтут старой блядью, что еще хуже; позволительно ли такое для ответственного лица? Идти не одной – тоже стрем: в мужском и смешанном обществе имеет вид не проверки, а пошловатого развлечения; в чисто женском обществе имеет просто какой-то жалкий вид. Понимаешь? Уж если даже ты понимаешь, то женщины из инстанций понимали тем более; и хотя многие из них наверняка были не прочь угоститься, а приходилось посылать в подавляющем большинстве мужиков.

Марина внутренне согласилась с такой логикой.

– Как видишь, – продолжала Ольга тем временем, – с проверяющими ларчик легко открывался; что же касается лекторов общества «Знание», то здесь я решительно пас. Что забавно – это касается только лекторов, так как в самом аппарате общества преобладали именно бабы.

– Тогда, может быть, – предположила Марина, – это просто-напросто результат флюктуации?

Ольга нахмурилась.

– Похоже, ты стала слишком умной, – сказала она неодобрительно. – Я не знаю такого слова; поясни.

– Что ты, – улыбнулась Марина, – здесь нет ничего особенно умного. Я и сама-то столкнулась с этим словом только вчера, почитывая на досуге статейки по математической статистике и теории вероятностей. Флюктуация – это всего лишь наблюдаемое распределение, резко отличное от среднестатистического. Например, если некто выбросил решку сто раз подряд, то это явная флюктуация, так как среднестатистическим распределением является пятьдесят на пятьдесят.

– Но, может быть, у него фальшивая монета…

– Может быть; но разве лекторы общества «Знание» были фальшивыми мужиками?

– Еще какими фальшивыми! – воскликнула Ольга. – С одним у меня… ладно, это другая история… Ну, ты удовлетворила свое любопытство относительно моего перемещения в Москву?

– Не совсем, – сказала Марина. – Честно говоря, этот вопрос был как бы подготовительным. Меня больше интересует, как ты попала в это учебное заведение?

И она показала на диплом, висящий на стене.

– Но это же было гораздо проще, – удивилась Ольга, – если тебя интересует именно это, почему ты не спросила об этом прямо и сразу? Я могла бы не тратить душевные силы, рассказывая тебе, как попала в Москву…

– Извини, – тихо сказала Марина, – мне казалось нетактичным задать такой вопрос с бухты-барахты.

– Но сейчас ты готова его задать?

– Сейчас – да.

– Ну, так задавай.

Марина сделала глубокий вдох и спросила:

– Ольга, как ты устроилась во Второе Ждановское?

– Сказать по правде, я хотела в Первое, – сказала Ольга с легкой досадой. – Но что поделаешь, если один из моих попутчиков оказался директором именно Второго!

– И ты…

– Да, – гордо сказала Ольга. – Отдалась ему. Но не сразу! Вначале…

Второй рассказ медсестры

(окончание)

Вначале, наученная изрядным опытом общения с Анатолием Петровичем – а это, если ты помнишь, был директор китежского ресторана, – я спросила: «А вы точно зачислите меня в училище?»

Он сказал: «Конечно, дорогая».

Я подозрительно спросила:

«Что, без вступительных экзаменов?»

«Нет, – сказал он, – это было бы попросту глупо. Ты знаешь, что такое проверяющие?»

Я подумала и сказала:

«Более или менее».

«Ну так вот, при первой же проверке выяснится, что ты поступила без экзаменов, и мне поставят на вид, а тебя просто отчислят».

«Вы правы, – признала я. – Как же быть?»

«Сдавать экзамены, – ответил он, – я сделаю так, что ты сдашь их все наилучшим образом».

«А если обманете?»

«Что ты, – сказал он, – вот те крест!»

«Не надо, – ответила я ему, – я атеистка; давайте-ка лучше отложим это дело до моего зачисления. И кстати, мне еще нужно общежитие, как иногородней».

«Да? – Теперь уже в его голосе зазвучало подозрение. – А если ты поступишь, общежитие тоже получишь, а потом меня – по бороде?»

«Тогда выгоните меня, как обманщицу».

«Нелогично, – сказал он. – Ведь если ты выполнишь свое обещание, в этом случае я тоже могу тебя выгнать».

Пораженная, я опешила.

«Вы правы».

«Поэтому давай лучше на доверии. Меньше слов, больше дела».

«Нет, – твердо сказала я. – Особенно после вашей остроумной, но неосмотрительной оговорки – мне нужны твердые гарантии».

Ты, может быть, думаешь, что я зря проявляла такое упорство, рискуя тем, что он потеряет терпение и выгонит меня взашей? Такая мысль была бы крайне наивной. Во-первых, я уже видела, что он без ума от меня и что за обладание мною готов на все, а во-вторых, без гарантий я слишком сильно рисковала бы в итоге остаться при своих интересах. Мне нужно было иметь в руках что-то существенное, что я могла бы при необходимости использовать против него. Конечно, не как орудие шантажа – шантаж с целью получения незаслуженных благ я считаю безнравственным – а исключительно как средство самозащиты. Ты же понимаешь, кто был он и кто была я. Мы были в разных весовых категориях – у меня даже прописки московской не было; в любом неблагоприятном для меня случае поверили бы не мне, а ему.

«Какие еще гарантии? – недовольно спросил он. – Расписку тебе написать, что ли?»

«Да, – сказала я. – Так было бы по-деловому».

Он фыркнул.

«Чтобы ты меня потом этой распиской…»

«Глупенький, – улыбнулась я, – зачем мне это? Если все будет хорошо… Кому и где я покажу эту расписку? Да она мне самой будет хуже петли».

Такая подробность произвела на него впечатление.

«Ну ты и… – Он покрутил головой. – Никогда таких не встречал. Ладно, будет тебе расписка».

«Хорошо. Договорились».

«А когда…»

«Как только – так сразу».

Вот и все. Написал он мне… Видишь, какая простая история. Никаких особенных коллизий.

* * *

– Да, – признала Марина. – А когда ты закончила училище, ты вернула ему расписку?

– Договоренность была, что верну.

– Ага.

– Но я не вернула.

– Как? – удивилась Марина. – Обманула доверие?

– Ты моя подруга, поэтому я могу признаться тебе. Да, я поступила нехорошо; с формальной точки зрения, я нарушила договор. Но, – сказала Ольга со вздохом, – мне так хотелось сохранить эту расписку на память! Ведь это кусочек моей жизни… реликвия… она стала дорога мне за годы учебы…

– Я понимаю тебя, – сказала Марина. – Ведь ты сохранила ее не с мыслью использовать против него?

– Что ты! – сказала Ольга с отвращением. – Как такое только могло прийти тебе в голову?

Марина устыдилась.

– Да она уже и силу свою потеряла, – добавила Ольга более мягко, – сразу же, как только я получила диплом… Это как деньги старого образца. На них ведь ничего не купишь, но люди бережно их хранят… смотрят на них, вспоминая былое… показывают внукам…

– А где она? – полюбопытствовала Марина.

Ольга заговорщически посмотрела на дверь, потом, поколебавшись, подошла к ней и закрыла ее на ключ. Встав на стул, она сняла со стены рамку с дипломом Ждановского училища. Достав из письменного стола скальпель, она ловким движением отделила плотный картон, вставленный в рамку сзади. Из-под диплома на стол выпал старый, пожелтевший от времени бумажный листок, вверху которого выцветшими чернилами, но вполне разборчиво значилось: «Расписка».

– Ну и ну… – прошептала Марина.

– Можешь прочесть, – великодушно позволила Ольга.

Марина, затаив дыхание, прочла реликвию.

– Учись жить, – сказала Ольга и аккуратно уложила листок на место. – У нас есть повод выпить?

– Даже несколько, – сказала Марина, нежно поглаживая в нагрудном кармашке листок, исписанный каракулями Этого, и неосознанно процитировала, может быть, один из упомянутых Ольгой литературных шедевров: – Во-первых, нет повода, чтобы не выпить…

* * *

Работа кипела вовсю; банк господ пришел в движение. Количество данных на каждого неуклонно росло. Возраст, биографические данные, рост, вес, цвет глаз и волос, пропорции тела и лица, резус-фактор и группа крови; пульс, давление, температура и их колебания; результаты самых разнообразных анализов, вплоть до анализа тканей на микроэлементы; состояние внутренних органов; кардиограмма, энцефалограмма, допплерограмма; биоритмы, гороскопы, описания запахов, результаты психологических тестов и других испытаний, а также превеликое множество всяких прочих данных, которые она была способна получить или украсть. Среди всех этих данных, пока что разрозненных, скрывались какие-то, присущие лишь Господину. Ее обязанностью было их обнаружить, идентифицировать, описать.

Это был высший пилотаж, завершающий этап ее исследования. Оно перестало быть лихорадочным; она работала как часы. Чтобы обрабатывать большие массивы данных, она купила компьютер и научилась им пользоваться. Одновременно она заканчивала училище на отлично. Ее прочили в институт, но институт был не нужен – учеба лишь отнимала время, а лучшей экспериментальной базы, чем в клинике, она все равно не смогла бы получить.

В середине лета случилось событие, которое прежде надолго выбило бы ее из колеи. Был чудный, теплый, безветренный вечерок; в такое время особенно хорошо работалось. Большое зеркало, видавшее виды, отражало ее сосредоточенный, внимательный взгляд, устремленный в экран новенького компьютера. Она занималась полюбившимся ей трудом – анализом вновь поступивших данных. Она наслаждалась своим спокойствием. В это-то самое время и зазвонил телефон.

Такое происходило нечасто. Всех своих друзей и осведомителей она попросила по возможности не отвлекать ее от важных научных работ, и они осмеливались беспокоить ее только по экстренным случаям – например, если происходил день рождения или нужны были деньги.

После некоторого раздумья она подняла трубку.

– Да.

– Извините за беспокойство, – робко сказал дежурный по общежитию, – но похоже, что к вам посетитель.

– Змей, – недовольно сказала она, – у вас на столе лежит список комнат, принимать в которые запрещено. Моя комната там на первом месте.

– Не совсем так, – поправил дежурный, – накануне сверху был вписан еще один номер, правда карандашом, так что ваша комната теперь вторая по списку.

– Карандашом не считается.

– Я забыл добавить, – сказал дежурный, – что после этого он был обведен чернилами. Боюсь, ваша комната все же вторая.

– Ну, пусть так, – сказала она рассерженно, – ну и что; все равно я никого не принимаю, и вам не следовало даже звонить по этому поводу.

– Но посетитель настаивает.

– Дайте ему от ворот поворот, – посоветовала она.

– Это не так-то просто. Он показывает членский билет коллегии адвокатов.

– А его имя случайно не Корней?

– Сейчас посмотрю… Будьте любезны, – услышала она голос дежурного, отдалившийся от трубки, – покажите ваш документик еще раз.

Она услышала в трубке чей-то еще более отдаленный голос. «Но-но, – говорил он, – из моих рук, пожалуйста. Я стреляный воробей, – добавлял, – меня на мякине не проведешь…» Ей показалось, что это голос Корнея. Странный лексикон для Корнея, подумала она; впрочем, если пьян…

– Да, – подтвердил дежурный; – вы угадали.

– Гони его в шею, – сказала Марина.

– Это тоже непросто, – приглушенным голосом сказал дежурный, – он сильнее меня и нетрезв.

– Тогда действуй согласно инструкции.

– Это значит, что я должен вызвать милицию, – сказал дежурный, – но подумайте, удобно ли это? Ведь он говорит, что хорошо вам знаком.

– Нет и нет.

Она услышала напряженный диалог. «Проживающая не желает вас принимать, – говорил дежурный, – если вы не уйдете, я приглашу милицию». – «Что мне милиция, – нагло отвечал Корней, – я и есть самый главный милиционер». – «Вы не милиционер, – говорил дежурный, – я знаю разницу между милиционером и адвокатом…» – «Я внештатник». – «Уходите, пожалуйста, от греха подальше…» – «Дайте мне трубку, я сам с ней поговорю». – «Не положено-с». – «Положенных е–т». – «Что за выражения, – возмутился дежурный, – думаете, если адвокат, вам все позволено?» Трубка упала, послышалась возня. Через какое-то время дежурный поднял трубку и, тяжело дыша и почему-то пришепетывая, сказал:

– Ваш совет гнать его в шею оказался правильным; мне это удалось.

– Вот и хорошо, – похвалила Марина.

Ее слегка взволновала эта попытка вторжения прошлого в ее нынешнюю жизнь. Она уняла это волнение и снова принялась было за анализ данных; но в стекло щелкнул камешек, меткой рукой пущенный со двора, и она, вздрогнув, поняла, что попытка еще будет иметь продолжение.

Она открыла окно и перегнулась через подоконник. Внизу, под тонкой березкой, стоял Корней и, задрав голову, строил ей рожи.

– Эй, – сказал он, – я нашел тебя. Я все знаю.

– Зачем ты пришел? – спросила Марина. – У нас нет никаких общих дел; я занята и не хочу с тобой разговаривать. Уходи.

– Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

Кровь бросилась ей в голову.

– К тебе? – гневно переспросила она. – К тебе, который предал меня? Который подбил правоохрану на секретное распоряжение? Убийца!