Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 77 страниц)

Глава XV

О любви женщин и любви мужчин. – Бесхитростный случай. —

Душа Вальда поет. – Что случилось в 1598 году. – Город Страус. —

Слоновья Горка. – Вероломный побег. – Безалкогольное пиво. —

Любители шалостей

Любимая! Конечно же, Ваше письмо опечалило меня, но так и должно быть – мы должны не только радоваться, но иногда и печалиться вместе. А иначе – как Вы иногда пишете – неинтересно…

В отношении гомосексуализма я понимаю Вас, может быть, больше, чем Вы думаете; чувство, посетившее Вас в то время, как Вы посещали секс-шоп, знакомо мне – я испытал его еще в начале текущего десятилетия. Я расскажу все по порядку… но чуть позже; сейчас я лишь хочу заметить, что любовь женщин (друг к другу, я имею в виду) и любовь мужчин – это разные вещи. Любовь женщин в самом деле непознаваема посторонними; если отвлечься от весьма массовых, но и весьма поверхностных красивых картинок, то все, что мы, посторонние, знаем о ней – это лишь чужие возвышенные слова. Даже Библия, кажется, обходит этот предмет стороной, будто вовсе не желая давать ему моральной оценки; чему же в таком случае должен верить непосвященный, как не любой из многочисленных древних и сегодняшних од? В противоположность этому, мужская любовь – недвусмысленно осужденный грех и позор; из тяги к свободе личности я бы и рад презреть эти сакральные предписания… но в жизни, увы, не все так просто.

В связи с этим – тот самый печальный, бесхитростный случай, который произошел совсем близко от меня; теперь уж Вы можете поверить, что он подействовал на меня гораздо сильнее массы вычурных, изысканных сценариев и биографий. Я никогда не касался с Вами своей профессии – не изменю этой традиции и сейчас; достаточным будет лишь сказать, что в то время, уже ставшее достоянием истории, я был занят в проекте по продвижению на наш рынок некоторых товаров шведского производства. Это была приятная работа – а для меня еще и первый цивилизованный проект за всю мою карьеру нового времени. Можно сказать, я учился на этом рафинированном проекте. Шведские изделия всегда очень высокого качества… высокая деловая культура… приятные люди…

С одним из них – назовем его Свен – я сблизился неформально. Он проводил в Москве больше времени, чем в Стокгольме; мы частенько ужинали вдвоем и подолгу беседовали; ни одну тему мы не обошли стороной. Естественно, зашел разговор и о женщинах… точнее, о сексе: как Вы уже наверняка догадались, женщинам в наших разговорах места не было. Я без особого смущения – к тому времени мы уже были достаточно близки – рассказал Свену о своей ориентации (то есть, ориентации на свои руки); он отнесся к этому с полным пониманием, как истинный швед. И в ответ поведал мне свою ситуацию; то обстоятельство, что в ней участвовали трое мужчин, было едва ли не единственным, отличающим ее от превеликого множества таких же любовных треугольников.

Стороны этого треугольника любили друг друга по кругу. Свен любил Эрика, Эрик любил Нильса, Нильс любил Свена. Каждый из них был несчастен и остро ощущал несчастье других. Свен был несчастен оттого, что его возлюбленный Эрик не отвечал ему взаимностью, еще более несчастен из-за страданий Эрика по Нильсу, и еще немного несчастен из-за того, что не мог ответить на чувство Нильса, так как сердце его было занято другим. Точно так же страдали Эрик и Нильс; как видите, страдания этих троих взаимно усиливались – впрочем, любому порядочному треугольнику, вероятно, свойствен сей феномен. Свен выбрал себе работу, чтобы уменьшить свои страдания. Он неизменно приезжал в Москву подавленный, тихий; находясь в Москве, он погружался в другой мир и как бы отвлекался от горестей, оживал, начинал ходить на спортивные матчи… но потом любовь пересиливала, и он снова ехал в Стокгольм. Эти движения его души походили на маятник.

Но любой маятник в конце концов останавливается; когда-то должен был наступить кризис. И он наступил. Как-то весной, очередной раз приехав в Москву, Свен поразил меня своим жизнерадостным видом; счастье буквально выплескивалось из него и даже слегка перепадало окружающим. Сгорая от любопытства, я увлек его в туалет, но он лишь нежно поцеловал меня в щеку и сказал: «Мой милый друг! Мое счастье столь велико, что я не могу рассказывать об этом вот так, на скорую руку; давайте уж дождемся вечера. Я угощаю». Еле-еле я дотерпел до вечера; мы как следует выпили, и Свен рассказал мне о новостях. Вообще-то их можно было изложить в единственной фразе: Эрик не вынес душевных мук и решил разрубить узел, выйдя за Свена; сжигая мосты за собой, он уже объявил Нильсу о своем решении.

Я был очень рад за Свена, хотя это и предвещало скорый конец наших с ним приятельских отношений. Ему больше незачем становилось ездить в Москву; счастье, которое его ждало на родине, было выстраданным, и его надлежало беречь. Будучи человеком высокой профессиональной этики, он немедленно заявил о своих планах руководству компании; разумеется, руководство отнеслось к ним с полным пониманием – его лишь попросили поработать еще пару месяцев, пока не найдется замена. Он согласился – деньги были не лишними для молодых; Эрик же тем временем занялся подготовкой к свадьбе, квартирными хлопотами и так далее.

В один прекрасный летний день, когда до намеченного отъезда оставалось не более недели, Свен прибежал в офис бледный, с большим опозданием (что было совершенно на него не похоже) – и, давясь от слез, попросил меня как можно скорее отвезти его в аэропорт. Дорога до Шереметьева и так-то недолга, но Свену и половины этого пути хватило на рассказ о случившемся. Оказалось, что Нильс, который держался молодцом до самого отъезда Свена в Москву, в итоге не пережил удара, запил, а самое страшное – пустился в случайные связи. Все это время Эрик просто не сообщал об этом Свену, тихо мучаясь и не желая доставлять своему жениху моральных проблем. По мере возможности он пытался отвратить беду от любимого и преданного; но усилия были тщетны – у одного из новых партнеров Нильса был выявлен СПИД, и Нильс спьяну выболтал об этом Эрику. Последний тотчас повлек Нильса в лабораторию, и роковую новость они узнали одновременно.

Это было за день до того, о каком я рассказываю, дорогая. Ночью Эрик глаз не сомкнул, а утром, с учетом небольшой разницы во времени, позвонил Свену в Москву и сказал, что в таких обстоятельствах их счастье невозможно. Поскольку это он, Эрик, предал свою любовь к Нильсу и тем обрек его на мучительную смерть, единственным достойным теперь решением было провести с Нильсом остаток его дней и вкусить с ним, с истинным возлюбленным, хотя бы краткого печального счастья. Услышав такое, Свен едва не рехнулся – все летело в тартарары; он немедленно перезвонил Нильсу и, заклиная его всеми святыми, молил не принять жертвы Эрика.

«Ведь ты же не любишь его, – плача, передавал он мне содержание их разговора, – так я сказал ему; – ты любишь меня… или уже нет?» – «Да, – отвечал он, – я еще люблю тебя; я унесу в могилу эту любовь к тебе – к подонку, который сам-то принял жертву Эрика…» – «Но мне он пожертвовал всего лишь любовь; ты же хочешь забрать его жизнь!» – «Мне все равно. Теперь радуйся, что скоро я уйду от вас, и моя любовь перестанет тебя отягощать». – «В таком случае, при чем здесь Эрик, зачем он тебе?» – «Это его идея. Мне никто не был нужен, кроме тебя. Без тебя мне все равно, в чьих объятиях сдохнуть – пусть хоть и Эрика». – «Хорошо! – заорал я. – Если ты хочешь сдохнуть в моих объятиях, я раскрою их перед тобой; но можешь ты быть настолько великодушен, чтобы позволить нам с Эриком остаться в живых?» – «Ты хочешь сказать, что отдашься мне через презерватив?» – «Черт побери, это лучше, чем ничего!» – «Не хочу от тебя подачек… хочу всего тебя… люблю тебя, противный…»

Это был бестолковый разговор, сказал Свен; он понял, что такой проблемы по телефону не решить. Он опять позвонил Эрику и умолил его подождать хотя бы до его возвращения. Теперь он надеялся переубедить несчастного Нильса, хотя и не особенно верил, что это получится… а еще боялся, что Эрик обманет его и все-таки отдастся Нильсу до прибытия Свена в Стокгольм…

Я был первым и, наверно, единственным, с кем Свен хотел поделиться своим горем. Я возвращался из аэропорта с тяжестью на душе; у меня было предчувствие, что больше я Свена не увижу. Раза три-четыре я звонил ему домой – автоответчик отвечал спокойным, хорошо знакомым мне голосом; мобильный телефон не отвечал… Я осторожно поинтересовался в его офисе, и мне сказали, что Свен взял экстренный отпуск и уехал. Никто не смог сказать мне, куда; я опять звонил по мобильному, и опять никто не отвечал…

Я перестал звонить. Я уже понял, что случилось что-то непоправимое, и просто ждал. Вместо Свена приехал угрюмый, грубый Аксель (кажется, даже и не швед) – впервые в жизни гетеросексуал раздражал меня своей ориентацией; я вздыхал по мягким манерам Свена и, кажется, даже желал обнаружить в своих вздохах эротический элемент. Не без труда я сошелся и с Акселем… конечно, не так близко, как со Свеном, но достаточно, чтобы задать ему вопрос о судьбе своего друга. Много он мне не сообщил. Все то же, о чем я и сам догадался: жаркая страна… небольшая группа туристов, несчастный случай… два трупа, Свен в их числе…

Теперь я уже более готов изложить Вам свою позицию, дорогая. Обратите внимание, что это история с приличными, обеспеченными, взрослыми людьми, вполне благополучными во всем, что не было связано с роковой страстью; даже смерть их была элегантна, этот так называемый несчастный случай – верю, никто никого не резал и ни в кого не стрелял. Заметьте, что я ни разу не употребил слово «наркотик». Если смерть порхает вокруг таких – что же тогда сказать о молодежи? Увлекающейся, неопытной, безработной? Теперь Вы улавливаете мою мысль? Не все так просто с сакральными предписаниями! Какая разница, Бог или нечто иное, высшее, указывает нам, мужчинам: так нельзя. А вам, женщинам – видимо, можно. Но получите же быстрее мое письмецо и читайте его (как в старину!), пока я придумываю некое логическое завершение.

SEND

Итак, мое отношение к этому двойственно. Заведомо обхожу стороной оды (Уайльд, Derek Jarman и т.д. и т.п.); заведомо обхожу стороной голубые фестивали, бары, газеты и прочую бьющую ключом социальную жизнь. Кстати, вот вам анекдотец не от НЖМД, а от моих коллег по работе (хотя я и не уверен, что они, в свою очередь, не содрали его с НЖМД). Прием у проктолога. Оторвавшись от точки исследования, врач выпрямляется и говорит пациенту: «Голубчик, так Вы же, оказывается, гей!» Тот разводит руками – что ж поделаешь, мол… «О, как интересно, – закатывает глаза врач. – Полагаю, Вы связаны с актерской средой?» – «Да нет…» – «Может быть, с музыкальной? Большой Театр, а? Интересно, с кем именно?» – «Да нет…» – «Значит, с художниками?» – «Да нет…» – «Но с кем же тогда?» – «Живу вот с Ваней… он в ЖЭКе сантехником…» Врач удивленно вскидывает брови: «Но, в таком случае, какой же Вы гей? – И добавляет с презрением: – Да Вы просто пидерас, извините!»

Ну ладно. Во всяком случае, этот анекдот вполне выражает мое личное отношение к вышеупомянутой социальной жизни; разумеется, не о ней речь. Упомянутая двойственность – моя истинная проблема – должна быть понятна Вам из рассказа. С одной стороны – эти полюбившиеся мне мягкие манеры… эта трагедия… не высоко ли это так же (скажем), как и женская любовь? Душа ведь просит! Не связи с подобным мне – я не рожден таким – но справедливости. Это первое – в точности то же, что и у Вас. Этот завистливый, восхищенный взгляд гетеросексуала. Неожиданный стыд от подглядыванья. Симпатия. Вы видите, дорогая? Ведь это лучшие чувства; даже эта зависть и то хороша.

А с другой стороны – пидерас он и есть пидерас; про то и Библия, и мои скромные наблюдения. Нехорошо-с! И тоже – не только мозг, но и душа.

Так что в этом вопросе душа моя – пополам…

До чего славно быть простым онанистом!

SEND

* * *

«Круизёр», заправленный самым вкусным бензином за всю свою жизнь, тихонько урча от полного удовольствия, весело мчался на юг по скоростной магистрали. Внутри «круизёра» находились трое. Вальд Писаржевский занимал место водителя, рядом с ним, посапывая в тревожной полудреме, забылся Сид Кампоамор, а сзади с куском веревки на ноге маялся страус Ники, не сознавая, что именно он является причиной броска по земной поверхности.

Как переменчива жизнь, думал Вальд. Еще вчера… нет, не так; еще неделю… еще две недели назад он важно восседал за своим унылым столом… занимался какими-то унылыми производственными вопросами… То ли дело сейчас: солнце, шоссе, славный ветерок… Душа поет! А мимо проносятся:

стада бизонов в травянистых предгорьях;

заросли юкки; виноградники (полностью вырубленные во времена «сухого закона», но терпеливо восстанавливаемые вот уже двадцать лет); плантации хлопка и острого красного перца;

пологие склоны; крутые, ребристые, палевые склоны; утесы, громоздящиеся гигантскими складками, и плоские каменные плато;

поперечные ручьи и речушки;

одинокий индеец на лошади, с винчестером за плечами, замерший неподвижно на вершине холма;

маленькие пуэблос – два десятка домишек, выкрашенных под необожженный кирпич;

поезда по железной дороге, там и сям выныривающей посреди холмов;

а внутри шоссе, за бетонным забором, с удвоенной скоростью мчал мимо поток встречного транспорта,

становящийся, однако, все жиже и жиже. Притом пейзаж вокруг тоже понемножку переставал радовать глаз. Все чаще горы отступали от шоссе, а живописные объекты сменялись охристой пустошью, все разнообразие которой составлял редкий, сухой низкорослый кустарник. Через часок-другой такого путешествия Вальд съехал на обочину и тормознул возле какой-то невзрачной таблички, намереваясь справить естественную надобность. Табличка гласила: «Не сходите с дороги. Змеи». Вальд почесал репу и решил терпеть до бензоколонки.

Настроение у него начало было портиться; впервые за время своего путешествия он подумал, что стол в кабинете, может, не так уж и плох. Но в это время пейзаж опять слегка ожил, а главное – подвернулась бензоколонка; после ее посещения Вальд вновь повеселел. Он включил приемник и настроил его на бодрую музыку. Мимо окон пронеслась целая куча домишек; стало совсем хорошо. Сид наконец проснулся.

– Где мы? – спросил он, протирая глаза.

– Проехали Лемитар и Лимитар, – с готовностью отозвался Вальд, – а еще город Сокорро, 9 тысяч человек населения.

– Как же, – заметил Сид, – знаю эти места! Именно здесь в 1598 году останавливался дон Хуан де Оньяте во время своего знаменитого путешествия.

– На воздушном шаре?

– Не подкалывай меня; в том году воздушных шаров еще не было. Теперь я понимаю, почему они отклонились к востоку от реки – глянь, какой рельеф. Да… с высоты птичьего полета все это выглядит совсем по-другому.

– Верю.

– А еще дальше к востоку здесь какой-то режимный объект, – сообщил Сид, – чертова уйма спутниковых антенн, метров по тридцать каждая. Что характерно, именно среди них разбился космический корабль инопланетян; жаль, не помню, когда именно. Интересно бы посмотреть, каковы они снизу…

– Предлагаешь заехать?

– Это не получится, – вздохнул Сид и неприязненно покосился на страуса. – Не успеем обратно к восьми.

Какое-то время ехали молча.

– Хотя мы и так не успеем, – неожиданно сказал Сид. – Дай-ка мне карту… Ну, так я и знал.

– Что? – встревожился Вальд.

– Прямой дороги в Мексику нету; нам придется проехать через штат Техас.

– Ну и что?

– Как тебе сказать, – со значением произнес Сид. – Техас, это тебе не хухры-мухры.

Вальд призадумался.

– Вальдемар, – ласковым голосом сказал Сид, разглядывая карту, – смотри-ка: в Нью-Мексико есть город под названием Страус.

– Ну и что?

– Да ничего… Я так, просто. Вдруг там тоже страусы живут.

Вальд погрузился в мрачное молчание.

– Вальдемар! – позвал Сид сладким голосом. – А Вальдемар!

– Ась?

– А зачем тебе отвозить страуса в Мексику?

– Я тебе объяснял; ты забыл?

– Я все помню. Мы спасли его от эвакуационной команды, верно?

– Ну.

– Но почему так далеко, в Мексику? Почему бы не выпустить его прямо здесь?.. смотри, какой пейзаж соответствующий. Эх, страусу раздолье!

– Нужно вернуть его в зоопарк.

– А давай купим зоопарку другого страуса.

– Не нуди, – буркнул Вальд.

Сид надулся и промолчал не менее получаса. Пейзаж за окном конвульсивно подергался и опять сдох.

– Скажи, – спросил Сид наконец, – как ты рассчитываешь доставить страуса назад в Москву?

– Никак не рассчитываю; хотел вот тебя попросить.

– На каком основании? – удивился Сид.

– По дружбе.

– По дружбе, – разочарованно повторил Сид. – Вот оно! Не успели попасть в переделку – начинаются обязательства.

– Но разве тебе не приятно будет ощущать, что ты не только спас жизнь существу, но и возвратил его в привычную среду обитания?

– Еще вопрос, какая среда ему более привычная.

– Привычная среда – это где привык жить, а может быть, даже родился, – возразил Вальд, – но при чем здесь эти рассуждения! Я вижу, что ты просто отговариваешься; тогда прямо и скажи, что лень тебе заскочить за страусом… Жлоб ты, а не друг. Почему не молился сегодня?

– Зачем это я буду молиться на земле?

– С каждой милей, – воскликнул Вальд, – ты становишься все противнее! Ей-Богу, высадил бы тебя, если бы ты не был нужен мне в Мексике как переводчик.

– Но, Вальдемар, – взмолился Сид, – это очень неразумно, везти страуса именно в Мексику! Мало того, что ты сам затеял махинации на границе, ты и меня подбиваешь на то же самое впоследствии, что увеличивает совокупный риск. Я уж молчу про дружбу; но разве это по-деловому?

– Не буду спорить, – сказал Вальд, – меня и самого это угнетает. Но что же делать? Обстоятельства в данном случае сильнее нас.

– Миф, – решительно возразил Сид, – расхожая формула для слабых духом. Мало, очень мало таких обстоятельств, которые на самом деле сильнее человека! Короче: берусь доставить страуса назад при выполнении тобой трех условий.

– Каких?

– Во-первых, не едем мы ни в какую Мексику, а устраиваем страуса на постой прямо здесь, по дороге.

– Предположим; дальше?

– Ты согласен? – обрадовался Сид.

– Я хочу послушать все три твоих условия.

– Во-вторых, тут невдалеке чудное озеро; поскольку мы сэкономим массу времени, то должны обязательно искупаться.

– Ну, а в-третьих?

– В-третьих, – нерешительно сказал Сид, – дашь мне порулить на обратном пути.

Вальд подумал.

– Ладно, – нехотя согласился он. – Твоя взяла.

Сид просиял.

– Куда едем? – спросил Вальд. – В Страус, что ли?

– Зачем, – сказал Сид, – это далеко… Уж наверно на озере найдется добрый фермер. Почему сразу же не туда?

– Командуй.

– Следующий выход. Потом налево.

– Здесь написано «Правда Или Последствия».

– Да, это городок; нам надо до Слоновьей Горки.

– Странноватое название для города – Правда Или Последствия. Откуда такое?

– А черт его знает.

Вальд выполнил инструкции Сида. Через десять минут перед ним возник один из самых прекрасных ландшафтов, которые он когда-либо видел в натуре.

Так должен был выглядеть рай. Вальд остановил машину и вышел полюбоваться. Гряда дальних гор, полускрытых таинственной дымкой, окружала оазис, оберегая его от автодорог, небоскребов, знойных ветров; ближние склоны, покрытые зеленью, мягко сбегали к воде насыщенного темно-синего цвета. Утес, вздымающийся из глубин, взаправду походил на большого слона, задремавшего посреди озера. Воздух был напоен прохладой и нежным пением птиц; ласковый ветерок обдувал усталые лица путешественников. Неописуемо красивые облака завершали картину этого великолепия и делали ее неповторимой.

– Поистине, – пробормотал Вальд, – творец велик.

– Собственно, это водохранилище, – педантично поправил Сид; – во времена дона Хуана здесь были сплошные камни и ни капли воды.

– Жаль. Я было…

– Я тебя понимаю. Ты где-то прав; говорят, что этак сто миллионов лет назад все это было дном океана. Но – ближе к делу! Конечно, ты будешь настаивать, чтобы мы вначале пристроили страуса.

– Ты угадал.

– А зря. Если бы мы вначале искупались, то выглядели бы гораздо приличнее и внушали больше доверия здешнему люду; да и знакомство на пляже легче свести. Или ты хочешь зайти в первый попавшийся дом и спросить: не приютите ли нашего прелестного малыша Ники?

– Еще не знаю, – сказал Вальд, – это нужно обдумать. Пока что я должен его покормить, – и с этими словами он открыл заднюю дверь «круизёра».

Страус, казалось, только этого и ждал. Видно, за время пути ему здорово осточертело сидеть скрюченным; едва Вальд открыл дверь, как две шершавые ноги, пружинами распрямившись, нанесли ему тяжелый удар в грудь, отчего он потерял равновесие и, взмахнув руками, болезненно сел на асфальт. Тотчас страус выскочил из джипа и стремглав понесся прочь по обочине.

– Быстрей, – заорал Сид, – пока он на дороге!

Вальд опомнился и, превозмогая боль, расторопно вскочил за руль «круизёра». Машина рванула с места вдогонку за беглецом. Страус свернул за угол, но продолжал бежать по асфальту; видимо, живые изгороди, отделяющие здесь обочину от тротуара, казались ему непреодолимым препятствием. Болтающийся на его ноге обрывок веревки нисколько не мешал ему бежать. Впереди зловеще зажегся рубин светофора. Вальд истерически засигналил. Какая-то легковушка с прицепом, уже въехавшая было на перекресток, затормозила и успела пропустить страуса и погоню; к счастью, движение в этих местах было очевидно невелико.

– Как ты думаешь, сколько он сможет так? – тревожно спросил Вальд у Сида.

– Думаю, долго. Ты боишься, что кончится бензин?

– Я боюсь, что он сойдет с трассы. На своих двоих нам его не догнать.

– Это уж точно, – подтвердил Сид. – Я бы не стал и пробовать.

Вальд свирепо покосился на Сида и ничего не сказал. На очередной перекресток, как в кино, выезжал сверкающий, очень красивый, неопределенный по длине грузовик. Вальд ударил по тормозам и зажмурил глаза в ужасе. Страус приостановился и, покрутившись на месте, метнулся назад и налево, к ближайшему просвету в живой изгороди. Пока Вальд со страшным ревом разворачивал «круизёр», Сид успел увидеть, как страус проворно склевывает веревку, зацепившуюся было за куст, и с этой веревкой в клюве исчезает за живой изгородью. Вальд не успел увидеть и этого; остановив машину, он заглушил мотор и рухнул башкой на баранку.

– Не кручинься, – сказал Сид. – Что касается судьбы страуса, остается уповать на лучшее; по такому случаю, если хочешь, я готов вместе с тобой помолиться. Но совесть твоя должна быть спокойна, так как ты честно сделал все что мог.

– Нет, не все! – сказал Вальд. – Нужно его поискать.

– Хорошо, – кротко согласился Сид. – Теперь моя очередь уступить; но надеюсь, мы не будем искать его слишком долго?

– Сколько надо, столько и будем. Пошли.

Они вылезли из машины и миновали живую изгородь. За чистеньким, вымощенным плитами тротуаром тянулся символический глинобитный заборчик в метр высотой. За заборчиком были лужайки. За лужайками на изрядном расстоянии друг от друга располагались похожие друг на друга двухэтажные домики в неоколониальном стиле. К каждому домику от дороги вела неширокая полоса асфальта, заканчивающаяся створкой гаражной двери. Параллельно этой полосе по каждой из лужаек шла дорожка, вымощенная так же, как и тротуар, и заканчивающаяся калиткой в заборчике. Нигде не было видно ни одного человека. Не было также и страуса. Наверняка он перепрыгнул заборчик – для него это не должно было представить труда – и теперь скрывался где-то между домами.

Вальд подошел к ближайшей калитке и позвонил.

– Кто там? – спросил женским голосом вмонтированный в калитку динамик.

– Это мы, – многозначительно сказал Вальд, любимец динамиков, говорящих женскими голосами.

– Сколько вас? – спросил динамик.

– Пока двое.

– Что значит – пока?

– Мы кое-кого потеряли и ищем. Если найдем, нас будет трое.

– Вот как? – вкрадчиво проговорил голос. – В таком случае, обойдите дом. Меня-то найти несложно; я в бассейне.

– А как вы выглядите? – спросил Вальд.

– Нормально, – сказал голос.

Друзья переглянулись и двинули по пешеходной дорожке. Они обошли домик и оказались перед тентом в форме ярко-красного зонта, под которым находились белый пластмассовый стол и несколько таких же стульев. Дальше простирался классический бассейн – очень большой, наполненный голубой водой и играющий солнечными бликами. Посреди бассейна плавал надувной матрас изрядных размеров и ярко-красного цвета. На матрасе в соблазнительной позе возлежала совершенно обнаженная женщина.

Вальд вежливо кашлянул.

Женщина подняла голову, оперлась на локте и поднесла ко рту трубку сотового телефона.

– Мне отсюда трудновато вас разглядеть, – сказала она из динамика, расположенного где-то под белым столом. – Будьте добры, доберитесь до меня вплавь; только попрошу вас перед тем принять душ и прихватить блок пива из холодильника.

– Отличная идея, мэм! – крикнул Сид.

– Не называйте меня «мэм».

– А как вас называть?

– Сандрой, – сказала женщина. – Да побыстрей, не то у меня изменится настроение. Сейчас оно игривое, но кто знает, каким будет через минуту?

– Уже бежим – одна нога здесь, другая там.

Хотя Вальд, по-прежнему озабоченный страусиным побегом, был не очень-то склонен пускаться в случайные приключения, но даже он признал, насколько своевременно предложение Сандры. Мигом был принят душ и найдено пиво – правда, сплошь безалкогольное. В махровых халатах, прихваченных ими из душа, друзья подошли к краю бассейна и нерешительно остановились.

– Сандра! – крикнул Сид. – Пиво безалкогольное; другого мы не нашли.

– Я и не пью другого, – сказала Сандра, не поднимая головы. – Тащите его сюда.

Друзья переглянулись.

– Нужно плыть нагишом, – заключил Сид.

– Ты думаешь, это прилично?

– Если б не было прилично, она бы нас не позвала.

Друзья оставили халаты на пластмассовых стульях и погрузились в бассейн. Водичка в бассейне была что надо. Подплывая с пивом к красному матрасу, оба воздухоплавателя чувствовали себя заново рожденными.

– Еще раз здравствуйте, Сандра, – галантно сказал Вальд.

Вблизи Сандра выглядела столь же классически безупречно, как и ее бассейн; лицо и фигура ее были способны в равной степени вызвать женскую зависть и мужское восхищение. Единственным предметом ее туалета был золотой кулон, висящий у нее на шее и не видимый издалека; ни одной бледной полосой не нарушался ровный тон загорелого тела. Небось, натуристка, подумал Вальд и без стеснения сравнил цвет волос Сандры на голове и на холмике Венеры. Волосы были одного и того же светло-золотистого цвета, и это Вальду почему-то понравилось в особенности.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказала Сандра, вожделенно глядя на пиво и нетерпеливо протягивая руку за ним. Вальд передал пиво. Сандра немедленно выколупнула банку из полиэтиленовой ячейки, открыла ее и жадно опорожнила, привстав на матрасе и давая уцепившимся за матрас мужчинам в полной мере оценить свою телесную красоту. После этого она шумно перевела дух и, посмотрев повеселевшими глазами на воздухоплавателей, улыбнулась по очереди обоим.

– Я Вальд, – сказал Вальд.

– Я Сид, – сказал Сид.

– А кто третий? – спросила Сандра.

– Ники, – сказал Вальд, – но это страус. Он сбежал от нас; честно говоря, именно его мы и ищем.

Лицо у Сандры вытянулось.

– А я-то думала, вы ищете приключений. Хотела уже с вами пошалить.

– Конечно, Сандра, что за вопрос, – зачастил Сид, гнусно улыбаясь и энергично пиная Вальда ногами под водой, – мы самые отъявленные искатели приключений! Ты даже не представляешь себе, сколько приключений мы пережили, пока добрались до тебя. Во всей округе тебе не найти никого более готовых к шалостям.

– Не сомневаюсь, – сказала Сандра с легким волнением, – здесь вокруг сплошные пенсионеры… но, в таком случае, как же сбежавший страус?

– Да что страус! – с досадой воскликнул Сид, продолжая пинать Вальда. – Подумаешь, страус… Никуда он не денется… найдется потом…

– Это отнюдь не факт, – мужественно сказал Вальд, превозмогая как позывы плоти – впрочем, пока еще не слишком сильные, – так и значительно более ощутимые подводные пинки. – Возможно, сейчас он убегает все дальше и дальше.

– Я вижу, – сказала Сандра, пытливо глядя на обоих воздухоплавателей, – ваши мнения разделились. Ты, чье имя Сид, не прочь со мной пошалить, тогда как тебе – Вальду – больше по душе поиски страуса.

– Мне очень жаль, – пробормотал Вальд, – но это похоже на правду.

– Что ж, – сказала Сандра, сконцентрировав свое внимание лишь на Вальде, – сейчас я в точности предскажу, что тебя ожидает. Выйдя из моей калитки, ты позвонишь в следующую дверь, и тебе откроет пожилая домохозяйка.

«Здравствуйте, мэм», – скажешь ты.

«Здравствуйте, – скажет она, – чем могу помочь?»

«Видите ли, я ищу своего страуса».

«О!»

«Понимаете ли…»

Вначале ты пять минут будешь объяснить ей, что страус – это не только полезная еда (сама я не пробовала, но так утверждает реклама). Потом она еще десять минут – в лучшем случае! – будет осматривать свои владения и в итоге разведет руками. Потом, желая как-то утешить тебя и оправдаться за слабую помощь, она предложит тебе кофе с крекером «Ритц». Или ты потратишь еще десять минут, или обидишь старушку отказом; в последнем случае есть также риск, что больше тебе здесь не откроет никто.

Сандра откупорила банку пива, залпом выпила половину и продолжала:

– Со следующим домом будет то же самое. Через час-полтора тебя начнут узнавать. «Здравствуйте, мэм». – «Здравствуйте, чем могу помочь?» – «Видите ли…» – «Я уже поняла: вы тот джентльмен, что ищет страуса, не правда ли? Мне только что позвонили. Я тщательно осмотрела весь дом и даже гараж… но, к сожалению… Не желаете ли чего-нибудь выпить?»

– Сандра, да ты артистка! – удивился Вальд.

– Некоторые способности есть, – скромно признала Сандра, – играла в университетской самодеятельности… Но вернемся к твоим делам; еще через полчаса появится лучик надежды. «Похоже, я могу вам помочь, – что-нибудь вроде этого скажет очередная мэм. – Сдается мне, какой-то страус появился у старого Абрахама, то есть у мистера Джонса; может, это и ваш. Во всяком случае, старый Абрахам страусов отродясь не держал, а теперь звонит всем в округе и спрашивает, чем кормят страусов – с чего бы такой интерес? Я бы на вашем месте поехала прямо к нему и обо всем узнала из первых рук. Знаете, где живет мистер Джонс? Это совсем недалеко… три-четыре мили отсюда…»

Сандра прикончила банку.

– Вот и подумай, Вальд, – заключила она, – чего ты больше хочешь: таскаться по пенсионерам (я честно не пугала тебя, что кто-то из них вызовет полицию – здесь так мало всего происходит, что полиции почти нет), в результате раздуться от кофе и быть грязным, злым и измученным – или на те же самые полтора-два часа воспользоваться моим гостеприимством, в то время как поиски страуса будут идти своим чередом?