Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 77 страниц)

Вероника глянула на нее с некоторым интересом.

Вадик потупился.

– Чего нет, того нет, – сказал он, скроив убийственно печальную рожу. – По этой тематике могу предложить, однако, «Рижский Черный Бальзам». Градусов не меньше…

– Его разве не в кофе? – удивилась Вероника.

– Мэм! – воздел руки Вадик. – Это вопрос индивидуального вкуса! Одни льют в кофе, другие – так!

– Не называйте меня «мэм».

– Понял вас, – с гротескной серьезностью склонил голову официант. – Два «Рижских»? Безо льда?

– Безо… да побольше.

Вадик ушел, размышляя о причудливых пертурбациях потребительских настроений.

– Ну-с, – сказала Марина, – продолжим. О чем хочешь рассказывать – о червячке? или о том разговоре?

– Командуй сама, – сдалась Вероника.

– Тогда следуем моей линии, – решила Марина, – то есть о разговоре; к червячку еще подойдем. Повторяю вопрос, на который ты мне не ответила: какие именно проблемы Аны вы обсуждали тогда?

Вадик вернулся с двумя высокими рюмками, почти до верху наполненными легендарным напитком. Вероника несколько нервно закурила. Вадик улыбнулся и ушел. Вероника тут же схватила рюмку и безжалостно, одним махом, влила в себя половину ее содержимого.

– Вот чего мне не хватало, – сказала она через десять секунд, удовлетворенно прислушиваясь к своим ощущениям. – Понимаешь, ее проблемы были связаны с тобой; вот почему мне так трудно было ответить.

– Со мной? – удивилась Марина. – Я уже была?

– Первый день… или второй день… да, ты как раз появилась… и должен был вернуться Филипп…

Вероника опорожнила рюмку. Это не предательство, подумала она; я делаю это ради нас… и во всяком случае я говорю это не какому-то мутному извращенцу, а твоей служанке, твоей наперснице, преданному тебе существу.

– Она очень страдала. Она никогда… она уже давно не ревновала Филиппа, отучилась его ревновать… а тут ты.

– Видишь, как важно, – заметила Марина. – Ты ведь тоже поначалу ужасно ревновала меня к ней.

– Да, – подтвердила Вероника. – Но она страдала вовсе не от своей внезапно вспыхнувшей ревности… точнее, она страдала именно от нее, но не от нее как таковой, а от того, что она появилась.

– Вот как.

– Да. Это было для нее неожиданно, неприятно, и даже стыдно и унизительно. Она как бы потеряла часть уважения к себе; вот такая-то и была у нее проблема.

– Это все? Других проблем не было?

– Вроде нет.

– Но ты все время употребляла множественное число.

– Правда? – удивилась Вероника и поискала взглядом Вадика, чтобы заказать что-нибудь еще, но не нашла и, успокоившись, затушила сигарету. – Почему ты не пьешь бальзам? Может, поделишься?

Марина взяла пустую рюмку Вероники и осторожно, над полом, перелила туда половину своего.

– Спасибо.

– А больше вы на эту тему не говорили?

– Как не говорили, – поморщилась Вероника. – Собственно… благодаря этому мы и стали… близки… Послушай! – воскликнула она, пораженная неожиданной мыслью, – а ведь не будь тебя, у нас бы ничего не было! Если бы она не плакала, не нуждалась в утешении, у меня никогда не хватило бы смелости ею овладеть… сказать по правде, в то время я даже не осознавала своего желания.

– Это важный факт, – сказала Марина, – я имею в виду не свою роль, конечно, а твое латентное желание. Запомним; продолжай.

– О чем?

– Ты упомянула, что она плакала.

– О!.. в три ручья…

– А ты ее утешала, да? И возбудилась?

Вероника вздрогнула.

– Ты меня поражаешь все больше и больше, – промолвила она, глядя на Марину чуть ли не со страхом. – Ты необыкновенно умна. Как ловко ты размотала эту ниточку! Но я-то хороша… как я сама могла об этом не вспомнить? Конечно! все было именно так! Я ее утешала… помогала в беде… и как же она после этого может сейчас говорить, что принципиально не хочет от меня никакого утешения и никакой помощи!

– Стоп, – подняла руку Марина, – опять начинаешь рассуждать; этого не надо. Расскажи лучше про своего червячка.

– Если уж продолжать эту бесконечную проекцию, то мой червячок похож на тогдашнюю Зайкину проблему, – задумчиво сказала Вероника. – Меня почему-то задело это ее высказывание. Я усмотрела в нем ее стремление дистанцироваться от меня… оградить какие-то свои сферы…

– Но разве вы раньше не обсуждали и это? – спросила Марина. – Вспомни: вы говорили, например, обо мне? Или о твоей семье? Наконец, о Филиппе? о твоей возможной ревности к Нему… к нему?

– Ну, к Филиппу я ее никогда не ревновала, – покачала Вероника головой. – Я понимаю, о чем ты спросила; мы согласились не залезать в чужой огород… точнее, ясогласилась – это была ее идея, не моя. Но ты не дослушала; я как раз и хотела сказать о том, что раньше во мне не было ни обид, ни ревности к этим ее сферам, закрытым для меня. А тут я аж вся всколыхнулась.

– Так в чем же проблема-то?

– Выходит, ни в чем, – растерянно проговорила Вероника. – Она просто сказала не подумавши… видно, под влиянием своих переживаний… а я вокруг этого нагородила черт-те что.

Не так-то все просто, подумала Марина про себя. Эта путеводная оговорка Вероники – «единственный вопрос и короткий, невнятный ответ» – действительно могла означать ее подсознательное желание освободиться от химеры, лишить проблему ложной значительности… но могла означать и попытку спрятать свой страх – а если так, дело плохо. Если есть страх, то уж неважно, есть ли проблема в действительности; страх оживляет призраки и таким образом создает проблему сам по себе.

Не буду говорить ей в этот раз, решила Марина.

Она посмотрела на часы.

– Мне пора.

– Ну что ж, – отозвалась Вероника, – пора так пора. Сеанс был удачен – не правда ли, дорогая?

* * *

– Филипп Эдуардович, – доложила Женечка по спикерфону, – к вам на прием явился незнакомый господин.

– Я велел тебе нас не беспокоить, – недовольно отозвался Филипп и покосился на Вальда, сидящего на диванчике. – Тем более если незнакомый.

– Он утверждает, что вы его примете.

– Гони его в шею, – посоветовал Филипп.

– Филипп Эдуардович… я зайду?

– Ну, зайди.

Женечка зашла в кабинет и приперла дверь собою.

– Он говорит, что должен вам деньги.

– Хм. А зачем ты зашла?

– А затем, что он показал мне эти деньги. Во-первых, там всего одна бумажка, притом мелкая; во-вторых, хоть он и держал ее в кулаке, но я-то успела заметить, что она вся изорванная; такую и в банке вряд ли возьмут. Я предложила ему передать ее вам, а он отказался. Одет прилично, а ведет себя как псих… уж не вызвать ли милицию?

– Нет, – сказал Филипп, смягчившись. – Тебя разыграли; этот господин большой шутник. Проводи его в переговорку, подай ему напиток, будь с ним ласкова и скажи, что я освобожусь ровно через несколько минут.

– Но переговорка занята, там…

– Кто бы там ни был, – сказал Филипп, – вежливо попроси их немедленно освободить помещение.

– Есть, – сказала Женечка и выпорхнула.

– Вот тебе и ответ, – сказал Филипп Вальду.

Прошло уже свыше недели после страшного дня на охотничьей базе; ничего нового не происходило – разве что в новостях упомянули о пожаре, явившемся вероятным следствием короткого замыкания – и Вальд, конечно же, в очередной раз поднял вопрос о службе безопасности. Вопрос этот, встававший перед «ВИП-Системами» в среднем раз в два года, был, по-видимому, принципиально неразрешим: плохая охрана была без толку и лишь создавала мелкие, докучные проблемы; хорошая охрана была слишком дорога и вдобавок себе на уме; обе они, и хорошая и плохая, были потенциальными грабителями и потенциальной информационной дырой. В результате за стойкой у парадного продолжал сидеть недорогой бутафорский сверхсрочник; в результате службы безопасности у «ВИП-Систем» не было, и в результате происходило все то, что происходило.

Происходило всякое, но никогда прежде ни одного из ВИП не упрятывали в багажник. На этом и основывал Вальд свой новый и, по его мнению, весьма остроумный проект, от обсуждения которого Филипп всячески уклонялся. Он кожей чувствовал, что что-то должно произойти. Половинка купюры жгла ему карман; не могло оставаться все тихо-мирно. Какую еще службу безопасности против этихможно было нанять – группу «Альфа», что ли? Он попытался объяснить Вальду свои мотивы, но тот с каждым днем усиливал напор… и наконец Филипп сдался; их встреча началась за полчаса до сообщения Женечки.

– Черт возьми, – буркнул Вальд. – Не запишешь ли разговор?

– Страшно, – признался Филипп. – Вдруг обнаружат? Это не Эскуратов, не кожаный.

– Понимаю. Одного не понимаю – почему ты?

Филипп пожал плечами.

– На все Божья воля.

– Истинно так, – пробормотал Вальд. – Пойду помолюсь; можешь принять его в своем кабинете.

Филипп проводил его до двери.

– Женя, – сказал он, выглянув в приемную, – проводи гостя ко мне. Улыбнись очень ласково.

– Я уже сделала это.

– Таким людям, – сказал Филипп назидательно, – нужно ласково улыбаться не менее трех раз.

Он вернулся на свое рабочее место и почувствовал, что начинает потеть. Он понятия не имел, как разговаривать с людьми, которые делают такиевещи – только догадывался, что ласковой улыбкой тут не отделаешься.

– Здравствуйте, Филипп Эдуардович.

Человек был, вероятно, ровесником Филиппа, стандартно безлик, но отнюдь не бесплотен. Филипп встал из-за стола. Ладонь, оказавшаяся в его протянутой навстречу руке, была не слишком велика, но суха, крепка и, пожалуй, приятна на ощупь.

– Виктор Петрович, – представился гость.

– Очень приятно.

– Взаимно…

Гость сел в кресло перед столом и положил на стол половинку купюры.

– Для порядка, просил бы вас совместить.

– Это обязательно? – улыбнулся Филипп.

– Попросил бы, – повторил Виктор Петрович.

Филипп вынул свою половинку и приложил к той.

– Отлично, – сказал гость и покосился на пепельницу. – Вы позволите? – С этими словами он щелкнул зажигалкой, которая уже была приготовлена в его руке, поджег вначале одну половинку купюры, а затем и другую, бросил их в пепельницу и, когда те догорели, примял пепел зажигалкою. После этого он вновь поднял взгляд на Филиппа и непринужденно осведомился: – Как вы себя чувствуете, как дела?

– Хорошо, – сказал Филипп. – Вы и есть тот человек, которого я должен благодарить за это?

– Ну что вы, – улыбнулся Виктор Петрович, – я лишь исполнитель. Тем не менее… мне поручено… вы не возражаете, если я перейду прямо к делу?

– Вы же пришли не затем, чтобы деньги сжигать, – неуклюже пошутил Филипп, поводя руками и ощущая, что вспотел окончательно. – Чай, кофе?

– Спасибо, – покачал головой гость. – Филипп Эдуардович, вам нечего нас бояться. Мы не бандиты, не вымогатели; мы… скажем так… воинское формирование; и те, кто отдает нам приказы, тоже не вымогатели и не бандиты.

Филипп промолчал.

– Логично возникает вопрос, – продолжал Виктор Петрович, – какого, извините… и так далее. Я не могу ответить вам на этот вопрос. Думаю, никто не ответит.

Филипп опять промолчал.

– А дело мое следующее, – сказал гость. – После известных вам событий фирма «Цельный Бензин» оказалась без крыши, то есть одновременно беззащитна и свободна от вымогательства. Так как вы, в силу специфики вашего подряда, хорошо знакомы с ее деятельностью – почему бы вам не взять ее под себя?

– Что значит «под себя»? – поинтересовался Филипп.

– Вы же знаете, что первое лицо у них свадебный генерал, – сказал гость без малейшего смущения. – Единственным активным штыком был Эскуратов, – он вздохнул и развел руки в стороны, – так что сейчас фирма с приличным оборотом, можно сказать, выставлена на аукцион.

– Вы хотите сказать, что нам нужно ее купить?

– Незадорого, Филипп Эдуардович. Совсем незадорого, просто за гроши.

– Вряд ли за гроши, – покачал головой Филипп. – Насколько мне известно, уставной капитал у нее отнюдь не символический.

– Правильно, – согласился Виктор Петрович. – Но только владеет им единственная холдинговая фирма… вот ее-то вы и купите. Не беспокойтесь, – улыбнулся он, – мы хорошо изучили этот вопрос.

– Но… какой вам резон? – спросил Филипп.

– Не знаю, – ответил гость. – Если вы думаете, что здесь некий подвох, можете отказаться; вас никто не будет за это преследовать. Однако… – и лицо его сделалось лукавым, – вы же понимаете, что тогда «Цельный Бензин» неизбежно попадет в ту или иную сферу влияния… и если у вас возникнет еще какая-нибудь проблема, я не уверен, что мое руководство вновь надумает вас выручать.

– Хорошо, – сказал Филипп. – Допустим, мы согласились; кстати, решать без своего партнера я не могу…

Виктор Петрович сделал уважительный жест.

– Итак, мы согласились. Завтра приходит некто и говорит: давайте деньги и прочее. На кого мне сослаться? Вы понимаете… и так-то мы, сами по себе, в затруднительном положении после этих дел… а тут еще что-то весьма скандальное и, честно говоря, с вовсе неизвестными обязательствами. Вы же не думаете, будто наш подряд позволил нам залезть в их сейфы и мозги?

– Но к вам и так могут придти.

– Вот именно.

Гость помолчал.

– Давайте так, – предложил он. – Вы соглашаетесь на мое предложение и берете фирму. Если возникнут проблемы, вы просто сообщите о них мне. Это не крыша; если вас спросят, под кем вы, ваш ответ будет прежним – ни под кем. Больше к вам не придут… а если кто-то другой сунется, опять сообщите… и так далее. Если предположить, что я вру, то вы все равно ничего не теряете – отдадите им эту вонючую фирму, и дело с концом.

– Как же! дело с концом! – иронически отозвался Филипп, – тут из-за несчастного подряда чуть без штанов не оставили, а вы говорите о целой фирме.

– А почему вас не оставили без штанов, Филипп Эдуардович? – с не меньшей иронией осведомился гость. – Не кажется ли вам, что у вас просто нет другого выхода?

– Увы, – сказал Филипп, – очень даже кажется; я просто ждал, когда вы произнесете эту фразу. Но поскольку так бывает только в кино, то я смею надеяться, что вы хотя бы намекнете мне о ваших истинных целях.

– Хорошо, – согласился Виктор Петрович, – я намекну. Не так уж много фирм без крыши, а?

– Наверно.

– Кто это советовал выдавливать из себя по капле раба? Чехов? Неважно. Главное – у того, кто ходил под этим ярмом, шансов выдавить раба значительно меньше.

– Понимаю.

– Моисей не зря водил своих по пустыне сорок лет.

– Ну, ну…

– Но кто будет работать? – вопросил гость. – Вообразите, что есть еще люди – там, наверху! – которым небезразлична судьба государства и общества. Кому же давать в руки экономическую власть, как не таким, как вы, Филипп Эдуардович? Как не использовать для этого любой подвернувшийся случай?

– Я не занимаюсь политикой, – буркнул Филипп.

– Иначе говоря, вы мне не верите. Ну и ладно… вы просили намекнуть, я и намекнул. Кстати, даже эта ваша фраза подтверждает то, что я сказал; действительно, одни должны делать политику, другие – деньги.

– Я не разбираюсь в бензине, – мрачно сказал Филипп. – Вообще, все эти разговоры лучше бы вести с участием моего партнера. В конце концов, он занимается стратегическими вопросами; я лишь главный инженер.

– Это не так уж принципиально; я не ожидаю ответа прямо сейчас. Подумайте, обсудите… Ну, а насчет бензина и стратегии… здесь тоже есть некоторые идеи. Почему бы вам – я имею в виду две столь разнородные фирмы – не ассоциировать еще и маленький банк?

– Банк?

– Банк, банк. Вы же обслуживали банки, ориентируетесь в их механике… Сейчас банкам сами знаете каково… а так бы мы – точнее, вы – создали то, что называется финансово-промышленной группой. Правда, не такой уж большой… но лиха беда начало… Сдается мне, все бы только выиграли от этого.

– Вот сейчас я уж точно должен советоваться, – пробормотал Филипп, у которого башка пошла кругом. – Вы должны меня понять… Вы же понимаете?

– Да, – сказал человек и поднялся с кресла. – Было очень приятно с вами побеседовать.

– Взаимно, – отозвался Филипп. – Как я теперь?..

– Я отправлю вам интернетовский адрес.

– Ну да.

– До свидания, Филипп Эдуардович.

– До свидания, Виктор Петрович.

Глава XXXII

Разговор о житейских делах. – Как обмануть падлу? —

Под Москвой. – Направленный взрыв. – В опасности. —

Подозрения князя Георгия

– Ну как, – со слегка ехидной улыбкою спросил князь Георгий, – довольна теперь твоя душенька? Или, может, спасти кого-нибудь еще?

Марина низко склонилась перед столом.

– Ваше сиятельство, мою благодарность невозможно выразить словами. Что же касается кого-то еще… мы вознамерились спасти целый народ, не правда ли?

Улыбка князя не исчезла, но изменила характер.

– Мне нравится, как ты ведешь себя. Сказать по правде, я немного опасался встречи с тобой, пока не знал тебя; Орлеанская Дева, по источникам, была той еще штучкой. Но ты оправдываешь мои лучшие надежды… потому-то я и решил тебе помочь. Надеюсь, ты помнишь, на каких условиях?

– Разумеется, ваше сиятельство.

– В таком случае поговорим о насущных делах. Я просмотрел присланные тобой материалы; все же мое начальное впечатление оказалось правильным – ты неплохо поработала и теоретически вполне готова… если понадобится углубиться в специальную область, тебе стоит только слово сказать. Вернувшись к себе на квартиру, ты больше не найдешь этих книг – вместо того там сейчас оборудуют студию для изучения испанского языка. Ты ведь не говоришь по-испански?

Марина вспомнила, как искала хакера в сетях. «Привлекательная девушка ищет хакера на разовую работу». Почтовый ящик, забитый шутками на разных языках – чтобы их понять, ей пришлось в числе прочего изучить и испанский. Все это оказалось тогда бессмысленно; единственный раз она живьем столкнулась с испанским, учась правильно произносить «А на» под руководством Госпожи. Она вспомнила, как это было, и улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – удивился князь.

– Я очень тупая, ваше сиятельство, – сказала Марина. – Может, когда-нибудь я и выучу иностранный язык… но на первое время, думаю, мне понадобится переводчик.

– Хм. Я подумаю насчет переводчика, – пообещал князь, – однако не падай духом раньше времени; методы, которые к тебе будут применены, весьма совершенны. Вокруг тебя будет создана так называемая искусственная языковая среда. Безусловно, для этого тебе придется переехать в эту квартиру полностью.

– А как же общежитие? – спросила Марина. – Если я там перестану бывать, меня ведь выгонят.

– Это следующая тема… дурная у тебя манера все время забегать вперед! Но ладно; раз уж ты это сама затронула… Конечно, тебе придется расстаться с общежитием; более того, тебе придется уволиться со своей работы.

– Хорошенькое дельце, – озабоченно сказала Марина. – На что же я буду жить?

– Придется оформиться к нам.

– В Орден?

– Не смеши; в качестве юридического лица Орден не существует, а значит, не может принимать на работу кого бы то ни было. Ты понимаешь, что мы выстраиваем тебе безупречный легальный статус? Если ты, паче чаяния, попадешь в затруднительную ситуацию, ни у одной поганой падлы не должно возникнуть сомнений в отношении тебя. Все должно быть четко, логично, без сучка без задоринки. Понимаешь?

– Понимаю, ваше сиятельство.

– Будешь оформлена переводом в клуб спелеологов. Знаешь, что такое спелеология?

– Кажется. Изучать пещеры, да?

– Да… только не пещеры, а московские подземелья. Известно ли тебе, что все пространство под Москвой буквально изгрызено залами и ходами? Странно, что город до сих пор вообще не провалился метров на двадцать вглубь.

– Так вот почему вы располагаетесь под землей, – догадалась Марина.

– Да. Притом единой схемы этих ходов не существует, поскольку строились они главным образом для секретных нужд, а документы, конечно, в силу исторических перипетий были утрачены.

Как после смерти Гауди, подумала Марина.

– Поэтому, – продолжал князь свою мысль, – попасть по ходам можно откуда угодно и куда угодно; можно и заблудиться… кстати, заблудившихся не всегда и находят… Есть несколько спелеологических клубов, занятых этим – разумеется, в качестве невинного хобби; один такой клуб является одним из легальных прикрытий Ордена.

– Вряд ли это такое уж невинное хобби, – заметила Марина, – вы же сами сказали, что ходы секретные. Небось все эти клубы под колпаком у спецслужб.

– Небось, – съехидничал князь. – Только те, кто надзирают над ними, уже давно на службе у Ордена. Это единственный способ не упустить из виду каких-либо изменений в системе ходов.

Марина покачала головой, дивясь могуществу князя.

– Однако мы отвлеклись, – сказал он. – Как ценный работник, ты приглашена на работу в клуб…

– Но кем? – перебила Марина князя. – Я же вовсе не разбираюсь в спелеологии… или вы хотите меня и этому научить?

– Мария! – рявкнул князь. – Не перебивай больше!

– Простите, ваше сиятельство… о, как я глупа…

Князь вздохнул.

– Ты кто по профессии?

– Медсестра, ваше сиятельство.

– Хорошая медсестра?

– Не могу хвастаться… но так говорят.

– То-то же. По-твоему, клуб спелеологов не должен иметь медсестры? Под землей то и дело происходят несчастные случаи; для этого требуется не просто медсестра, но здоровая, молодая, а вместе с тем и опытная, толковая… в общем, хорошая медсестра.

– Понятно, ваше сиятельство. А квартиру, как я догадываюсь, мне дадут из-за высокой квалификации?

– Здесь ты ошиблась, – ухмыльнулся князь. – Квартиру тебе вовсе не дадут; ее просто закрепят за тобой в качестве служебной жилплощади на время работы в клубе.

– А я слышала, служебной жилплощади теперь нет.

– Ну, может, я неточно выразился… но тебе полагается в общих чертах знать статус квартиры. Она принадлежит клубу по завещанию; клуб вправе предоставить ее своему работнику. Да. Примерно так… Детали тебе объяснят при оформлении на работу.

– По завещанию, – повторила Марина. – Как интересно… А кто завещал? если не секрет…

– Один из членов клуба, разумеется, – ответил князь будто бы не слишком охотно. – Других наследников не было… вот он и завещал…

– И умер, да?

Князь посмотрел на Марину, как на идиотку.

– Я хотела сказать, – поправилась она, – это ясно, что умер… но как? Несчастный случай под землей?

– Именно, – кивнул князь и, покосившись на недоверчивое Маринино лицо, с неохотою пояснил: – Камнями завалило беднягу.

Марина задрожала.

– Ваше сиятельство, – пролепетала она, – в вашем тоне я слышу загадочную недоговоренность, что-то даже зловещее… Мне кажется, здесь скрывается какая-то ужасная тайна.

– Под землей много чего скрывается, – многозначительно ухмыльнулся князь.

– Расскажите мне, ваше сиятельство!

– Еще чего. Мы говорим о делах.

– О, ваше сиятельство! ведь я должна хоть немного представлять себе специфику своей официальной работы. Как же иначе я введу в заблуждение поганого падлу? он задаст пару вопросов и обо всем догадается… Нет уж! я должна ощутить связанные с этим опасности, испытать эмоции, прочувствовать дух… А вы такой знающий спелеолог, ваше сиятельство, и так увлекательно все рассказываете… умоляю вас – расскажите мне про тот случай!

– … твою мать! – завопил князь. – Теперь я понимаю, какова была Жанна д’Арк! то-то источники путаются, отчего ее извело духовенство… Ну, что с тобой делать? – воскликнул он с досадой и, как бы подыскивая аргументы для собственного успокоения, уже более мягким тоном продолжал: – Отказать тебе я не могу; тем самым я подавил бы твою индивидуальность… а эта манера с невинным видом вытряхивать из собеседника то, о чем он лучше бы умолчал, может, и пригодится тебе в Испании. Только не говори мне, – добавил он недовольно, – что это признак Живого Духа; это был бы уже перебор.

– Спасибо, ваше сиятельство, – робко улыбнулась Марина, – я как чувствовала, что вы согласитесь.

– Дева, – сказал князь грозно, – молчи.

Рассказ князя Георгия

(начало)

Мы шли по узкому ходу, не отмеченному ни на одной из известных нам схем. Ход этот, поначалу довольно широкий, открылся за каменной кладкой обычного (как казалось) подвала при обустройстве очередной базы Ордена в одной из промышленных зон Москвы. Не придав этому немедленного значения, я затребовал у прораба документы, чтобы выяснить, насколько глубока и прочна открывающаяся ниша и, следовательно, для каких чисто утилитарных целей можно ее применить. Однако, к своему удивлению, я не нашел на плане никакой ниши и вернул ему план, сделав вид, будто разочарован в своей некой дилетантской идее. Когда я вернулся в подвал, один из моих людей сообщил мне, что пламя свечи отклоняется в сторону таинственной ниши. Убедившись, что никто из посторонних не успел об этом узнать, я распорядился немедленно заложить проем теми же кирпичами.

В последующие дни мои люди провели детальную проверку земельных разрезов во всех связанных с этим инстанциях, то есть в исполкомах и в инженерных службах, занятых коммуникациями; нигде не было и следа нашей находки. Осталась единственная инстанция, ты догадываешься какая… но в тот момент (а это было всего-то месяц назад… может, немного больше) в ней занимался делом лишь один мой человек; назовем его Ивановым. Все остальные, по неблагоприятному совпадению, были либо в служебных командировках, либо в самых обычных плановых отпусках.

Когда в стране заговорили о гласности, а некто Бакатин отдал американцам схемы размещения в их посольстве подслушивающих устройств (впрочем, и так хорошо им известные) – тогда новые, то есть хорошо забытые старые подземные ходы открывали чуть ли не каждую неделю. Прежде за это бы… Вообрази, например, подземный секретнейший зал… где-то под Кремлем, скажем… правительственная комиссия в полном составе слушает знаменитого сейчас, а в ту пору тоже секретного ракетостроителя Королева. Посреди доклада, разумеется совершенно секретного, вдруг вне всякой охраны открывается дверь и входит мужичонка – грязный, небритый… нетрезвый по виду да и фактически… «Ребята, – говорит, – как бы мне выбраться, а?» Скандал, переполох… мужика – на допрос… кто таков? откуда? «Ё-моё, – кричит мужик, – отпустите! я и так еле жив после этих катакомб. Выпил с друзьями, поехал домой; спустился в метро, а там милиция. Все, думаю, заберут. Зашел в какую-то дверь, потом еще в одну… смотрю, что-то не то; ткнулся назад, а там уже заперто».

Повезло мужику, что искал в эпоху Королева. Режим был стар уже, зубы сточил… В эпоху Цандера такому повезло бы меньше… впрочем, в эпоху Цандера людям и в голову не могло прийти спуститься в метро нетрезвым да еще и зайти в неположенную дверь. Ну, а во времена перестройки и гласности ограничения были сняты, и полезли под землю все кому не лень, вплоть до черных следопытов… знаешь, кто такой черный следопыт? Это профессиональный кладоискатель – скромный такой, неприметный и ни с кем не спешащий делиться своими находками.

Итак, дело открытия новых ходов пережило бум, и постепенно таких открытий становилось все меньше и меньше. Сегодня каждый новый ход является редкостью; теперь ты уж можешь понять мой интерес к ответу упомянутого Иванова. Ответ был дан не сразу, что в этих делах естественно, а вот что было неестественно и насторожило меня, так это поведение Иванова, который будто чего-то боялся, сообщая мне данные… а таких людей я к себе не беру.

Тон его был уклончив, слова двусмысленны; я пожалел, что говорю с ним по телефону – будь это при личной встрече, я бы по глазам многое определил. Ход не был зарегистрирован ни в одной базе данных; сообщив мне это, Иванов добавил как бы невзначай:

«Ваше сиятельство! а почему бы вам не взять меня с собой на объект? Ведь я только и делаю, что штаны протираю в своем кабинете; верите, нет – ни разу не спускался! А тут тем более такое интересное дело: новый ход».

Может быть, подумалось мне, весь его странный тон этим и вызван? Загорелось у человека – бывает так? А признаться – как бы стыдно… несолидно для его должности и положения… Да, подумал я, вернее всего, так и есть… знаешь? все мужчины немного дети, но не каждый в этом признается. Будет вот так ходить вокруг да около, навлекая тем самым подозрения на себя.

Оставались, конечно, еще правила конспирации; мы не должны были с ним встречаться, и он знал, что мы не должны. Однако применение этих правил даже в обычной жизни во многом зависит от обстановки, а к данному случаю они не подходили вообще: само место встречи было необычным, насколько возможно потайным, и это, без сомнения, звучало между строк нашего разговора. Казалось бы, я мог успокоиться… но несмотря на все разумные к тому аргументы, какой-то маленький червячок сомнения все же остался внутри меня и точил меня, точил.

Поэтому, на всякий случай, я предпринял некоторые меры предосторожности, а именно – ввел в состав экспедиционной команды двух человек. Одним из них был я сам (что, впрочем, было нормально для всякого нового хода), а другой был приглашенный… назовем его, скажем, Петров. Вообще-то он был спелеолог-любитель… я имею в виду спелеологию не подземелий, а пещер; видно, это досужее дело давало ему хоть какой-то продых от бумаг – ибо работа у него была чисто бумажная; да и не просто бумажная, а настолько бумажная, насколько это возможно вообще.

Экспедиционная команда, в количестве шести человек, вышла в путь ранним утром и медленно продвигалась по ходу, который, как я уже упомянул, становился все более узким. На каждом шагу в таких местах может подстерегать ловушка: неожиданная яма… замаскированное, насквозь проржавевшее и потому еще более опасное взрывное устройство времен первой мировой войны… выпуск газа… стая гигантских слепых крыс… Конечно же, мы шли в связке; конечно, мы делали пометы на стенах и так далее; но для новичка это было жутковато, и я то и дело поглядывал на поставленного в середине связки Иванова – как-то он там?

Мы шли так не менее километра и затратили на это около трех часов. Вонючая жижа хлюпала под ногами; лучи наших фонариков то и дело упирались в завесы густой паутины, рвущейся не без усилия и издающей при этом громкий треск. Постепенно проход настолько сузился, что пробираться можно было лишь боком. Через какое-то время ведущий остановился и доложил, что пламя свечи начало отклоняться назад.

Это означало, что мы, не заметив, прошли какое-то ответвление; мы с предосторожностями попятились назад и вскоре обнаружили действительно пропущенное нами круглое отверстие в потолке коридора. Оно тянуло к себе пламя свечи и было настолько мало, что в него не смог бы протиснуться никто размером более кошки. Однако теперь оставалось выяснить, откуда же тянет – поэтому мы двинулись дальше и были вознаграждены за настойчивость: путь преградила железная решетка. Как ты понимаешь, это для нас не препятствие; люди быстро распилили ржавый металл, и мы двинулись дальше. Буквально через метр глазам открылась бездна: это означало, что участок, пройденный нами от отверстия в потолке, служил вентиляционным ходом большого подземного зала, а решетка только подтверждала такое предположение.

В старые времена, чтобы выяснить глубину таких мест, люди, возможно, бросали вниз камешки и считали секунды до звука; нам, с нашим современным оборудованием, не было в том нужды. Прибор показал сорок два метра – цифра не впечатляет воображение, но на самом деле это высота дома в четырнадцать этажей. Нам предстояло спуститься туда по веревочной лестнице, и это, замечу, далеко не самое сложное, с чем спелеологам приходится сталкиваться там и сям.