Текст книги "Невеста смерти (СИ)"
Автор книги: Елена Вихрева
Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 71 страниц)
Рагнар ушел, хотя Ренита и порывалась уговорить его остаться в валентрудии, раз уж он все равно здесь.
– Тяжело тебе приходится? – сочувственно произнесла Ренита, тщательно разминая плечи Гайи.
– Физически нет. Даже легче, все же настоящие бои не каждый день.
– А где они каждый день? На войне? – удивилась Ренита.
– И там тоже, – вздохнула Гайя, укладываясь на кушетке поудобнее.
– А тут? Как тебе удается не допустить до себя никого? Ты не понимаешь, как мне приходилось трудно на первых порах! А ты такая красивая! – вдруг выдохнула Ренита, проводя руками по всей длине спины Гайи.
– Представляю, – спокойно ответила Гайя. – Хорошо представляю. Потому что вот кто красивый, это ты. А я что? Обычная девчонка. И помнишь, я обещала тебе волосы заплести красиво? Зачем ты закрываешься этой тряпкой?
– Привыкла… Мне хорошо быть незаметной. Спокойно. Настоящий целомудренный врач.
– А Таранис? Он же смотрит на тебя не как на врача, а как по меньшей мере на Гигию с Панацеей.
Ренита невесело рассмеялась:
– Да. Он меня даже немного пугает. Такое впервые.
– Разве это страшно? Он же не набрасывается на тебя?
– Нет. Даже как-то принес цветок. Мне никто никогда не приносил цветы… И вообще, я привыкла воспринимать растения только как целебные.
– Оно конечно, кто бы говорил. У меня нет вообще никакого опыта в таких делах. Но почему-то мне кажется, что Таранису можно верить. Не отталкивай его…
– Мне страшно и непривычно…
– Все в жизни бывает непривычно. А иногда и страшно. И очень страшно. Но это же жизнь. Другой не будет.
Врач вздохнула:
– К этому надо привыкнуть. Постараюсь…
Попрощавшись с Ренитой, Гайя побежала к себе, решив заглянуть тихонько к Рагнару и удостовериться, что он спит – она тревожилась, что его рана могла разболеться, потому что он снова на ее глазах отказался от обезболивающего отвара и, не моргнув глазом, выдержал, когда врач щедро плеснула на рану едким темным снадобьем – Гайя узнала этот запах и сама внутренне съежилась. А зеленые глаза Рагнара продолжали все так же лучиться теплым светом – он смотрел на нее и улыбался каким-то своим мыслям, но теперь Гайю это не пугало после признания северянина и его рассказа о погибшей сестре.
…Рагнар полусидел, прислонившись спиной к прохладной стене камеры. Несмотря на навалившуюся усталость, сбивающую с ног, он не мог заснуть. И дело было даже не в руке, которая, хотя и саднила, но не настолько, чтоб не давать отдыха. Высказав Гайе все то, что несколько лет держал внутри себя, он невольно всколыхнул все воспоминания до самого дня – и о своей лихой юности, и об ошибках, и о первой неудачной любви, когда его избранница предпочла воина старше и удачливее. Он думал о том, как сумел стать конунгом, как водил свою дружину в набеги – и как в один час потерял все. И только его жизнь сохранила Фрейя – потому, что вложила ему сердце с другой стороны.
Рагнар тогда, придя в себя после долгой горячки и бреда в клетке на слое грязной вонючей соломы, куда бросили его римские солдаты, принял для себя решение – раз богам было угодно сохранить ему жизнь таким странным способом, то, наверное, такое «сердце не на месте» создано ими не для любви, а для ненависти. Он и жил ненавистью к захватчикам. А вот сейчас, встретив Гайю и безошибочно распознав в ней римского воина – он сам не понимал себя. Вместо того, чтобы удушить ее голыми руками при первом же удобном случае, он проникся к ней такими братскими чувствами, что теперь не знал, что со всем этим делать.
– Рагнар? Не спишь? – она заглянула к нему, словно осветив жалкую узкую камеру теплым светом своих глаз. – Болит?
– Нет…, – он замешкался, не зная, как выразить словами то, что творилось у него на душе, и решился. – Скорее, где-то внутри. Голову от воспоминаний распирает, и все они перед глазами стоят.
– Кстати, как твоя голова, высохла? – она опустилась рядом с ним на колени и провела рукой по волосам. – Они у тебя такие гладкие, как шелк. Прикасаться к ним одно удовольствие…
Он застонал и уткнулся лицом ей в колени:
– Ты бы видела косы моей сестры…
Гайя гладила его голову, перебирала густые волосы, в которых были перемешаны светлые и темные соломенные пряди, провела рукой по покрытому черной вязью татуировки плечу:
– Спи. Набирайся сил.
Надсмотрщик так внезапно появился, что она невольно заслонилась рукой от тусклого света масляного светильника. Тот несколько раз провел лампой над головой, разглядывая каждый уголок камеры, почти целиком занятой огромным телом распростертого на чистой соломе Рагнара. Северянин спал, положив голову на колени рыжей девки, которую надсмотрщику поручили найти и препроводить в камеру к наглому новичку-легионеру. Откровенно говоря, надсмотрщик Тит, человек свободный, семейный, пекущийся о стабильном куске честного хлеба, был рад, что такая головная боль от него уйдет – надоело уже по ночам отгонять желающих завернуть в камеру Гайи. И на двор не пускать их нельзя – предлог-то выползти из своего закутка всегда благой. И ее решеткой закрыть тоже: неоправданные строгости могли привести и к бунту, когда достаточно одного неосторожного слова, замечания – и вспыхивают искры в бесшабашных головах людей, которым и терять нечего.
– А ты что тут делаешь? – тихо, чтобы не собирать весь бесконечно длинный коридор, спросил Тит.
Она не нашлась, что сказать, лишь приложила палец к губам – испугалась, что Рагнар проснется и все ее усилия сойдут на нет. Ей с таким трудом удалось его успокоить и заставить заснуть… Надсмотрщик кивнул и сделал ей знак подняться и следовать за ним. Гайя безропотно повиновалась, осторожно переложив голову Рагнара с колен на предварительно расправленный на соломе плащ.
Она поднялась на ноги – и столкнулась глазами с еще одним взглядом. Бледный как полотно Марс шагнул ей навстречу из темноты – он все это время стоял за спиной надсмотрщика, решив сходить за Гайей вместе с ним. Собственно, и инициатива-то исходила в основном от Тита – не найдя девушку в ее камере после отбоя, он всполошился, но здраво предположил, что приказ ланисты мог выполнить и дежурный наставник перед уходом. Поэтому счел за благо заглянуть к Марсу, чтобы зря не поднимать шум по поводу исчезновения ценной пленницы. По тому, как вскочил на ноги Марс, как засверкали его глаза, Тит понял, что даже если рыжая и сбежала, то уж этот ее найдет даже в жерле Везувия. И они вместе отправились ее искать, ненавязчиво заглядывая во все помещения лудуса – и напали на след в первом же месте, куда зашли. Ренита абсолютно без тени недоумения сказала, что да, заходила Гайя, и она сделала ей массаж, после отпустила вовсвояси. И припомнила, что приходила-то девушка не за массажем, а приводила на перевязку раненного в сегодняшних играх великана с зелеными глазами.
– Гайя, он тебе нравится? – с тихим стоном выдохнул Марс в ее ухо, ощущая на губах нежные кудряшки ее волос.
– Да, – ответила она спокойно, и это было правдой. – Он же и твой товарищ. А ты в друзьях не ошибаешься. И воин он великолепный.
Кровь ударила Марсу в голову – он решил, что она издевается над ним. Воспользовавшись тем, что Тит со светильником уже давно покинул их, уйдя дальше на обход погруженного в сон лудуса, он резко развернул ее за плечи, прижав к стене коридора и прижался к ее губам. Она опешила и расслабилась на мгновение в его сильных руках, не ожидая такого напора ярости, а он раздвинул языком ее мягкие, пахнущие мятой губы, и полностью соприкоснулся с ними, нащупал ее нежный гибкий язычок во рту… Его мысли плавились, руки ослабили хватку, тугая горячая волна затопила грудь, лишая сил – и она отпрянула:
– Марс, что на тебя нашло?!
Он молча ввел ее в свою, а теперь их совместную камеру. Еще раз взглянул на нее совсем больными глазами, покачал головой и ушел.
Гайя бессильно опустилась на солому. Она тоже, несмотря на действенную помощь Рениты, здорово устала. Все же бой есть бой, и победа досталась ей нелегко даже если не говорить о том, что и выжила-то сегодня благодаря Рагнару. Девушка не могла понять, что именно так взбесило Марса и почему он вдруг решил таким странным образом продолжить игру во влюбленную парочку – их же никто не видел. «Потренироваться решил», – уже засыпая, подумала она и зарылась в солому.
Марс брел по ночному лудусу, постепенно приходя в себя от ночной прохлады. За стенами продолжал жить своей жизнью не засыпающий ни на час Вечный город.
По указанию Гая Юлия Цезаря, оставленному в силе его наследником Октавианом, днем запрещалось проезжать всем повозкам, кроме имеющим особое разрешение – например, когда везли гладиаторов на выступление. И то, чаще старались гнать пешком – чтобы зрители, а в особенности зрительницы, могли оценить этих красавцев вблизи. Многие парни, понимая, что терять нечего, выходили в такое путешествие – часто в один конец – в одних сублигакулюмах, которые затем сдергивали при виде собравшихся вдоль улицы женщин. И еще и подзадоривали их: «Обними меня, пока смерть не обняла!»
Беспрепятственно по городу проезжали в любое время только непорочные весталки на колесницах, вигилы, спешащие на пожар, и мусорщики. А строительные материалы возили по ночам. И тяжелые повозки, с трудом влекомые четверками волов, везли в город мраморные блоки и колонны, выточенные на дальних каменоломнях или вовсе привезенные кораблями издали. Окованные железной полосой огромные колеса грохотали по булыжнику мостовой, и оставалось удивляться, как вообще могут спать люди по ночам.
Перекликались патрули урбанариев, вылавливающих на ночных улицах воришек и хулиганов, и вигилов, отслеживающих, чтобы не жгли огня почем зря.
Марс остановился, вдыхая воздух, пропитанный запахами жареной рыбы и гнили Тибра. Он уже успокоился – если Гайя сделала свой выбор, влюбившись в Рагнара, то он сейчас уже был готов принять это. В конце концов, не удивительно – его она знала давно и помнила сопливым капризным юнцом, а он вот он, огромный и гордый красавец… Марс тяжело вздохнул – он любил Гайю давно и безумно, но осознал окончательно только теперь. И боялся ее потерять. Он в ночных мечтах часто думал о ней – и видел ее рядом с собой в оранжевой фате, произносящей слова свадебного обряда: «Ты мой Кай, а твоя Кая». Кая… Гайя… Невеста… Невеста смерти… Она убивала легко и безжалостно – не наслаждаясь победой, не получая удовольствия от того, что забрала чужую жизнь. Просто потому, что так надо было… И он любил ее всякую – и яростно сражающуюся, и умеющую наслаждаться вкусной едой, и нежно склоняющуюся к раненому… Даже если это его друг, а не он сам.
Он прислушался – похоже, не спалось не только ему.
Хрипловатый голос, как будто с трудом ворочающий слова во рту – он узнал мрачного, темнолицего оружейника, никогда не смотревшего в глаза своим собеседникам:
– Отчего же нельзя? Можно. И подпилить зубцы. И древко подращепить. Можно и то, и другое одновременно. Или сеть гнилую дать.
– Сеть? Но это не самое главное оружие. Надо так, чтоб наверняка. Кто вообще мог предположить, что этот молокосос окажется таким бодрым? И ни одной царапины ведь у паршивца.
– Да какая разница. Ну ранили б его. Проморгался бы. И сейчас, если не насмерть, отлежится и встанет. По нему видно, что живучий.
– Нет, тут можно попросить эту мышь, чтобы подписала, что безнадежен, лечить дороже, чем купить нового. За него ж тем более и не платили, он по приговору. Так что убыток небольшой.
– А если она не согласится? Сам знаешь, с ее характером на кривой козе не подъехать. Непромешанная баба.
– Да согласится. Ей же легче. Одну подпись или декаду бессонных ночей?
Разговор постепенно удалялся – оружейник со своим собеседником исчезли в проходе между строениями лудуса.
Марс задумался – говорили явно о мальчишке, этом Варинии. Его хотят подставить – значит, жирный сенатор может протянуть свои лапы не только к бедрам Гайи на пиру, но и сюда, в лудус? Это уже становилось интересным. И Марс, вспомнив, что Гайя так и осталась у него в камере, ускорил шаг, стараясь не шлепать сандалиями по каменным плитам.
К камере он подошел с замиранием сердца – а что, если Гайя, не поняв, для чего ее привели, снова вернулась к Рагнару? Он клял себя – так захвачен оказался своей обидой и ревностью, что забыл сказать ей о приказе ланисты. И надсмотрщик ведь тоже ничего ей не сказал! Он не стал будить Рагнара, а затем ушел в другой коридор, обрадовавшись тому, что теперь за порядок вокруг Гайи отвечает не он, а Марс.
Марс клял себя на чем свет стоит – он, боевой офицер, смог поддаться чувствам и бросил Гайю одну. Пролетев полдвора и коридор, он остановился и перевел дыхание – девушка спала. Он опустился рядом – она лежала, свернувшись клубочком и укрывшись его плащом. Марс вздрогнул при виде этих беззащитно прикрытых тонких век, нежно-розовых, едва сомкнутых губ… Она была еще прекраснее тех ее образов, что являлись ему во сне.
Он лег рядом с ней и обнял осторожно, так, чтоб не потревожить. Девушка почувствовала тепло его тела и распрямилась, прильнув к нему. Марс успел подумать, как же она устала за эти дни и бессонные ночи, что даже не проснулась при его приближении. На Гайю это было непохоже….
…Гайя открыла глаза и посмотрела на спящего Марса. Еще даже не проснувшись, она была уверена, что рядом именно он – ее натренированное сознание сразу дало ей знак, еще при его приближении. И сейчас она лежала тихо, ожидая крика надсмотрщика и воя букцины, стараясь сберечь для него эти несколько мгновений рассветной тишины.
В слегка проникающем через дверной проем и крошечное окошко под потолком утреннем свете она разглядывала Марса так, как будто впервые увидела: твердые, резкие черты лица, высокий лоб, прямой римский нос – и удивительно четко очерченные, чувственные губы. Она удивилась – как же она раньше не замечала его красоты? И как приятны его объятия… Гайя заметила, что рука мужчины лежит на ее талии так крепко, как будто Марс и во сне старается ее удержать. Ей впервые за долгие дни было хорошо – она ощущала, лежа в его объятиях, покой и защищенность. И впервые за эти дни выспалась.
Он почувствовал ее пристальный взгляд, зашевелился, повел губами и открыл глаза, встретившись с ее взглядом. И она увидела в его глазах такую вспышку боли, что сразу вспомнила вчерашние слова Рениты: «Бывают еще и ушибы, которых сразу не заметить» – стала допытываться:
– Что-то болит? Где? Не молчи?
А он смотрел на нее, молчал и только наслаждался прикосновениями ее рук – не дождавшись ответа, она стала лихорадочно его ощупывать, проверяя, нет ли где зловещей припухлости пропущенного перелома. Пробежалась пальцами по всем его ребрам:
– Не больно? – погладила ключицы, попыталась проникнуть пальцами к его плечам сквозь мощь накачанных мышц, которые он еще и напряг от неожиданности.
Марс закрыл глаза от удовольствия и тихо простонал, а она, испугавшись еще больше, уже привстав на колени, обеими руками ощупывала его живот, скользнула пальцами под сублигакулюм.
Взревела букцина, прошел тяжелыми шагами по коридору надсмотрщик, щелкая в воздухе бичом:
– Вставайте, дармоеды! Живее, живее!
Марс вскочил сразу на обе ноги, поймав удивленный взгляд тоже взлетевшей с ним вместе Гайи:
– Не волнуйся, все в порядке! А поговорить надо.
Подмигнул ей, и они побежали на пробежку. За час можно было обсудить все на свете – жаль только, что, сберегая дыхание, им приходилось обмениваться короткими фразами. Через несколько кругов с ними выровнял свой бег бородатый галл-наставник – он один из всей плеяды надсмотрщиков и наставников бегал вместе с гладиаторами и тренировался с ними наравне. Остальные просто занимали свои места по периметру стены и следили, чтобы пробегающие мимо них бойцы выполняли упражнения добросовестно, не отлынивая и не переходя на шаг.
– Ребята, – весело поинтересовался у них наставник. – Готовы завтра на арену?
– А разве есть выбор? – в тон ему ответил Марс.
– Важен настрой. Я всегда верил в себя и упорно работал. Как и вы. И получил несколько лет назад свой рудис.
– Свобода это еще не все, – отозвалась Гайя. – Ты всегда был и остался свободен внутри. Потому и победил.
– Верно, – согласился галл.
– Слушай, а может быть такое, – осторожно поинтересовался Марс. – Чтобы здесь кто-то нарочно хотел гибели гладиатора на арене? И сделал для этого все?
– Это же потеря денег, – удивился наставник. – Простите, ребята, но хорошо обученный гладиатор ценится высоко. Вас почему ланиста вместе поселил? Вы оба столько ему денег за два выступления собрали, что он с долгами расплатился и даже стал позволять себе маленькие радости. На Гайю такие суммы ставили!
– Речь не обо мне, – понизила голос Гайя, утирая предплечьем пот с лица. – Марс слышал вчера. Оружейник получил приказ подставить Вариния.
– Этого мальчишку? – удивился галл. – Да он же безобидный. Сирота.
– Безобидный?! – Гайя видела, как расправился парень с кабаном на арене, да и тренировался он в эти дни наравне со взрослыми закаленными гладиаторами. Она сама встала как-то с ним в паре – мальчишка оказался хорош с обычным римским мечом, даже ей пришлось покрутиться, выдерживая его нахальный задор. Отсутствие опыта он с лихвой компенсировал бурным натиском и юношеской гибкостью. Она, конечно, не дала себя загонять и все же, дав ему насладиться хорошим боем, легко обезоружила.
– А ты еще со мной встанешь? – спросил, поднимаясь на ноги, весь целиком залепленный песком Вариний.
– Да, – ответила она со смехом. – Когда отмоешься и отдохнешь. Я ничего тебе не задела?
– Нет, – уверенно мотнул головой Вариний, взметнув целую горсть песка, набившегося при прокатывании через пол-арены в его густые, хоть и коротко, по-армейски стриженные волосы.
Гайя оглянулась в поисках Вариния. Парень легко бежал чуть в стороне от их троицы, рядом с Таранисом. Она покрутила головой в поисках Рагнара – у гордого северянина могло достать ума выйти на тренировку раненым, но, видимо, его наставник успел проявить настойчивость. Она успокоилась и вернулась к разговору о Варинии:
– Так что делать, наставник?
– Пацана жаль, – задумчиво протянул галл, выравнивая дыхание.
– Вот, – выдохнула Гайя. – Надо что-то делать.
– Сейчас уже ничего не сделать, – заметил наставник после паузы. – Только подстраховать.
– Как?
– Выйти с ним в паре.
– Против него?
– Рядом.
– Я готова, – Гайя даже не задумалась, принимая решение.
– Он ретиарий.
– И что?
– Ты мало чем ему поможешь. Скорей всего, ему дадут надпиленный трезубец. И перед самым выходом, как положено. Проверить не успеет.
– У меня два меча. Отмашусь. От своего ретиария и от его мирмиллона.
– Уверена? Если сумеешь, цены тебе не будет.
– Мне б парня прикрыть. Сын офицера.
– Это уж как получится, – помрачнел наставник.
– А до арены ему ничего не грозит? – поинтересовался Марс, припомнив, как кулаками прокладывал себе путь в лудусе в первые дни.
– Вряд ли, – повел обтекающими потом плечами наставник, стараясь не снижать темп и с трудом идя вровень с более молодыми и сильными Гайей и Марсом. – Но попробуйте за ним присмотреть.
– А ты тогда за оружейником, – предложила Гайя. – Вот чисто женское любопытство. Кому он мог в городе так насолить? Сенатору тому? Так что сенатору до лудуса?
– Сложно, но можно. Мне тоже интересно, – ответил наставник и приотстал от них, потому что пробежка закончилась и они перешли к другим упражнениям, которыми он должен был руководить.
* * *
Жаркие летние дни радовали жителей Рима – хорошая погода способствовала более веселому празднованию любого события, которых в римском календаре было немало. Должностные лица и богатые патриции стремились внести свой вклад в устроение гладиаторских боев, выбирали бойцов, торговались с ланистами – и старались поразить сограждан, чтобы запомниться им и надеяться на их голосах при очередных выборах на выгодные должности. Или угодить красивым зрелищем Октавиану, добиться его одобрения и расположения.
Гладиаторы втягивались в арку входа под арену не особо ровным строем – с них это не требовалось, наоборот, они должны были дать горожанам возможность не только посмотреть, но и пощупать мускулы, дать полюбоваться диковинным оружием.
Марс ревностно охранял Гайю от посторонних глаз и рук – рассмотреть вблизи женщину-гладиатора, тем более уже снискавшую себе славу и известность двумя яркими выступлениями, желающих было много.
Вдруг бурлящая толпа расступилась – оттесняя шумных детей и ярко одетых ради праздника женщин, два рослых раба-эфиопа давали пройти своим товарищам, несущим лектику с полузадернутыми шторками, за которыми виднелся немолодой, явно немного за сорок, но еще сохранивший следы былой красоты патриций. Вот он повелительным жестом остановил рабов и высунулся из лектики, скользнув пресыщено-скучающим взглядом по веренице гладиаторов, приветствующих простолюдинов. Еще один повелительный жест – и надсмотрщик приостановил колонну гладиаторов, подскочил, кланяясь, к лектике. И махнул Гайе ручкой хлыста:
– Эй, рыжая, иди сюда!
Она повиновалась, не возражал и Марс – они оба узнали этот гордый профиль и эту руку, мускулы и шрамы которой не могли скрыть ни крыло белоснежной тоги из тончайшей шерсти, ни великолепные перстни египетской работы.
Патриций вышел из лектики, небрежно опершись о подставленную в подобострастном поклоне спину эфиопа, и взял девушку за подбородок:
– Знаменитая Гайя… Завидная невеста, оказавшаяся убийцей… Невеста смерти…
Толпа зашумела, передавая его слова на разные лады, а он провел рукой по ее волосам, перебирая золотые локоны своими пальцами, унизанными золотыми кольцами, чтобы скрыть их силу, гибкость и загар:
– Что бы ты хотела бы в подарок сегодня за то удовольствие, которое доставишь своим выходом?
Она изогнулась, демонстрируя ему и собравшейся толпе изящные изгибы бедер:
– Украшения для волос… Шпильки…, – и она погладила его щеку тыльной стороной кончиков пальцев, чуть задержав их под подбородком, где бился участившийся пульс, и у ключицы.
Гайя взглянула в глаза командира – он все понял, и в знак этого опустил короткие, уже начавшие седеть ресницы.
Префект еще раз приобнял девушку, делая вид, что целует ее роскошные волосы:
– Обе? И двузубую? У тебя в комнате во дворце?
– В вещмешке в преторианском лагере.
– Хорошо, – ответил он, «выцеловывая» ее ушко, а громко прибавил. – Уцелей на арене, прелестница, а подарки за мной. Недосуг будет самому, перешлю со своим виликом.
И он проследовал в лектику, а надсмотрщик щелкнул бичом, гладиаторы двинулись дальше, а там и толпа рассосалась, спеша занять места на трибунах.
Марс знал, что сегодня выходит не ретиарием, а в самом простом вооружении – с топором и щитом, защищенный только поножами и наручами, с полностью открытым торсом. Его по распоряжению ланисты выставили против вооруженного топором варвара, которых много привезли в этот раз на невольничий рынок, а несколько патрициев, желающих устраивать бои в этом сезоне, не сговариваясь, их накупили.
Марс понимал, что заменить Рагнара не сможет – но был готов дать достойный бой, чтоб выжить на арене и вернуться к Гайе. Гайя кружилась у него в голове… И ее любовь к Рагнару сводила его с ума. Ночевать рядом с ней, чувствовать по ночам все изгибы ее теплого тела, а утром видеть, как она приносит Рагнару миску с кашей, чтобы он со своей подвязанной рукой не толкался среди оголодавших товарищей, не зная, как донести чашку, миску и лепешку в одной ладони. И умом он понимал, что все Гайя правильно делает – и ночью возвращается к нему – но в душе все болело и переворачивалось, не давая позволить себе лишнее движение или слово в отношении нее.
Марс со смешанным чувством увидел, что Рагнар все же умудрился затесаться в группу тех, кто сопровождал гладиаторов сегодня на игры – его рост и яркие волосы делали его очень заметным. А смешанным чувство получалось, потому что Марсу было приятно видеть бешенство в изумрудных глазах северянина, когда префект на глазах у всего города ласкал Гайю. Он-то знал, что девушка сумела нашептать командиру целую кучу сведений, и радовался удачно проведенной встрече. А Рагнар, принявший за чистую монету происходящее, ревновал не на шутку и бесился, не в силах ничего поделать.
Но светловолосый гигант умудрился причинить боль и ему – Марс видел, как он возник за Воротами жизни и встал рядом с Гайей, не дав ему, Марсу, насладиться ощущением, что Гайя пришла смотреть его бой, встречать его… Это было больно так, как будто его уже ранили, еще до начала боя.
Бой начался. Тренированное тело воина делало свое дело, а мысли были далеко. Принять удар небольшим круглым щитом, отразить, замахнуться, отшаг назад, удар, отклониться и пропустить лезвие в волоске от своей залитой потом груди…
Каждый раз, кружась в бешеном темпе вместе с варваром, оказавшимся выносливым воином примерно его возраста и силы, он старался поймать глазами Ворота жизни – смотрит ли Гайя на него или увлеклась беседой с Рагнаром.
Марс принял очередной удар на щит, перехватив его довольно высоко, отступил назад, пытаясь вывернуть у противника топор, застрявший в его щите, с силой рванул на себя. Но топор сорвался со щита и, опускаясь в руках уворачивающегося от топора Марса варвара, прошел наискось по ребрам мужчины с левой стороны. Марс зарычал, чувствуя, как кипящие струи стекают по его бедру. Он, несмотря на накрывающий его темный туман, довел свой удар, вламываясь топором глубоко в ребра варвара, вминая во внутренности шкуру, в которую тот был одет.
Марс проследил туманящимся взглядом, как падает на песок варвар и равнодушно выпустил застрявший в трупе топор из резко ослабевшей ладони.
Как сквозь толстую волчью шкуру, слышал он радостный вой трибун и поднял руку в приветственном жесте. Правая поднялась, а левая не слушалась, и щит безвольно соскользнул с нее возле самых Ворот жизни. Он и ворота нашел только потому, что его вели глаза Гайи – огромные, светящиеся ужасом, они манили его из окружившей тьмы.
– Марс, – она протянула руки, и он, увидев ее прекрасные в этом испуге глаза и подумав, что все же она его ждала, опустился в эти руки.
Когда Марс, покинув арену уверенными шагами, мало сочетавшимися с крупными каплями крови, пятнавшими песок при каждом его шаге, вошел сам в Ворота жизни, Гайя несказанно обрадовалась – это избавляло его от решения толпы и императора. Он ушел с арены на своих ногах. Она видела, что ее друг шатается, а взгляд его темных на фоне смертельно бледного лица становится все менее осмысленным – и бросилась ему навстречу.
Она успела подхватить рухнувшего мужчину, а с ней рядом оказался и Рагнар, подставивший под спину Марса здоровую руку.
К ним уже неслась Ренита в окровавленной тунике – она только что успела перевязать глубокие раны двух анадабатов, сражавшихся в шлемах, практически не дающих обзора, и парни, скрепленные между собой цепью, просто рубили друг друга мечами наугад.
– Несите его, – Ренита сдула со лба выскочившую из гладкой прически короткую прядь, и Гайя почему-то успела заметить, что сегодня врач была без привычного платка.
Ренита зажала жуткую рану на боку Марса чистой тканью и заглянула раненому в полузакрытые закатившиеся глаза:
– Без памяти. Это и хорошо. Не так больно. Несите.
– Он выживет? – голос Гайи предательски дрогнул.
Ренита, раздумывавшая о том, что придется решать вопрос о том, чтобы добить отвоевавшегося легионера, мельком взглянула на девушку-гладиатора. И обомлела – по щекам Гайи катились огромные беззвучные слезы.
– Он будет жить, – Ренита вспомнила, что Гайе же еще выходить на арену, и поспешила солгать ей.
– Да, иди, девочка, – подошел наставник, видевший бой Марса и восхитившийся мощью этого бойца. – Твой парень тебя дождется.
Гайя сосредоточилась, стоя на горячем и снова безупречно чистом песке. Вариний остановился в вполоборота к ней, и они сейчас были готовы закрыть спины друг друга.
Ее сейчас пугало только одно – он ретиарий, она мирмиллон, так не заставят ли их сойтись в поединке, когда они уложат своих противников. А в том, что они с Варинием победят, она почему-то не сомневалась. Ей хотелось расправиться с ни в чем не повинными гладиаторами лудуса Равенны как можно скорее, чтобы успеть помочь Рените выхаживать Марса – от нее не укрылся испуг в глазах врача и обреченность, сменившие привычную ленивую презрительность при первом же взгляде на Марса, обвисшего на руках у товарищей.
Бой начался, и Гайя каждое мгновение ждала, когда же произойдет что-то с оружием Вариния? И вот брошенная им сеть разорвана одним движением сильных плеч равеннского мирмиллона. Юноша метнул трезубец, но его зубья согнулись о маннику мирмиллона, а на обратном движении с хрустом обломилось древко.
Мирмиллон крутанул в руках меч и шагнул к безоружному парню, но Вариний вовремя вспомнил про нож на поясе и выхватил его – короткий, только горло перерезать, но лучше, чем сломанное гнилое древко.
– Лови! – Гайя бросила ему второй меч, отбрасывая ногой занесенный над его животом меч мирмиллона, и Вариний поймал клинок на лету, хотя мирмиллон и попытался прыгнуть так, чтобы отбить клинок подальше.
Вариний сошелся в поединке на мечах, краем глаза замечая, что Гайя уворачивается от ретиария, понявшего, что перед ним женщина, и от этого удвоившего усилия. Питомец равеннского лудуса не был готов проиграть женщине – и старался вовсю.
Она успела разрубить сеть своего противника, поймав ее на лету, и вступила в бой с мирмиллоном, заметно теснившим Вариния – все же сказывалось отсутствие у юноши основательного опыта, а равеннец подготовлен был великолепно. Ее ретиарий бросился ей вслед с трезубцем, но его достойно встретил Вариний, в прыжке перебивший древко. Гайе понадобилось несколько выпадов, чтобы ранить своего противника в бедро и уложить на песок.
Вариний отбивался от ринувшегося в рукопашную равеннского ретиария, и явно проигрывал, не решаясь пустить меч в ход против безоружного человека и пропустив удар по лицу – кровь из разбитого носа затекала ему в рот, пятнала обнаженную грудь, и мальчишка немного запаниковал. Пришлось вмешаться Гайе – и великолепный равеннец растянулся на песке, получив даже не мечом, а кулаком ее левой, так внезапно освободившееся от меча руки. Видимо, она, разозлившись за парня, ударила слишком сильно, не просто разбив, а полностью сокрушив нос и скулу ретиария – и мужчина бессильно лежал на песке, закрывая двумя руками окровавленное лицо.
– Мы победили! – она подмигнула Варинию, стирающему кровь с лица кулаком, лишь больше ею измазываясь.
И юноша ответил ей искренней, радостной улыбкой, сверкнув белоснежными на фоне кровавых пятен зубами.
