Текст книги "Невеста смерти (СИ)"

Автор книги: Елена Вихрева

Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 71 страниц)

Едва войдя в Ворота жизни, Гайя устремилась в сполиарий, не забыв потащить за собой Вариния – не церемонясь, за руку. И столкнулась с Марсом. Белый, как полотно, намотанное на его грудь и ребра, он стоял, чуть согнувшись, и смотрел на нее горящими глазами:

– Гайя!!! Жива…, – и силы снова оставили его, он устоял лишь благодаря тому, что наставник-галл держал его сзади.

– Видишь, я же тебе обещал, что он дождется, – подмигнул наставник Гайе, побледневшей почти так же, как и Марс.

Ренита, разъяренная до крайности, зашипела на галла, промывая лицо Вариния тут же под водоразборником:

– Дожидаться можно было бы и лежа! Да что за день сегодня! Учти, если он отправится к Харону, ты будешь отвечать! Он вскочил на ноги только потому, что ты его держишь!

– Ой, – булькнул красными пузырями в ее руку Вариний, которого она прижала слишком сильно.

– Что ой? Не щекотно. Сейчас разберусь, сломан у тебя нос или нет, поставлю его на место и пойдешь сопеть дальше. А, нет, точнее, ляжешь. Тоже ляжешь. Все лягут. И ты, – она подняла глаза на Марса. – Ты тоже немедленно в сполиарий.

– Марс, пойдем, я сама тебя уложу, раз уж я здесь, – примирительно сказала ему Гайя, подумав, что неплохо бы и обмыться наскоро от пота и брызг чужой крови.

– Я помогу, – напомнил галл, придерживая все больше наваливающегося на него Марса.

Они дотащили его до сполиария и снова уложили на лавку, застеленную простыней, а на соседнюю Ренита сгрузила слабо сопротивляющегося Вариния, уверяющего, что прекрасно себя чувствует.

– Не спорь… Не ложись, присядь, голову чуть окинь, – она положила на переносицу парню кусок все той же тряпки, напитанной холодной водопроводной водой.

Разобравшись с мальчишкой, Ренита подбежала к Марсу, которого Гайя удерживала на лавке, не давая встать.

– Гайя, ты не ранена? Кровь на тебе…

– Чужая, – отмахнулась она. – Ренита, что с ним? Он будет жить? Смотри, он снова без сознания. Но он такой сильный, он только один раз был без памяти, но тогда его прострелили насквозь!

– Не оплакивай его раньше времени, – буркнула врач, приоткрывая веко Марса. – Ничего страшного, жив.

Гайя чувствовала, что слезы снова накатывают на глаза и скатываются вниз, прямо на плечи и подбородок Марса. Она машинально провела рукой, стирая капли с его лица, почувствовала под рукой едва колючую щетину.

– Гайя, любимая…

– Я здесь, – склонилась она к Марсу, сначала удивившись такому обращению, но поняла, что он и правда в глубоком забытьи.

– Пока он не очнется, я не смогу влить ему лекарство, захлебнется, – Ренита держала его руку и считала пульс. – А тебя он звал в бреду, пока ты была на арене. А как очнулся, то сразу спросил: «Где Гайя?». Лучше б я его в сознание не приводила. Сполз, пока я к другим отошла, и поплелся к воротам… Ну а дальше ты сама видела… Надо же, как вам с ним повезло, такая любовь…

– Любовь? – удивилась сначала Гайя, но тут же сообразила, что именно таких слухов хотел Марс, и улыбнулась смущенно. – Да…

– Гайя, моя Гайя… – метался Марс.

– Ох, – вздохнула Ренита, разрываясь между тремя стонущими мужчинами. – Скорей бы все это закончилось, и вернуться в лудус.

Приволокли еще одного – молодого велита с рассеченным плечом.

Ренита бессильно уронила руки, но тут же бросилась к нему, усадила, стала поить и бинтовать.

– Твой поединок крайний?

Тот кивнул.

Марсу было холодно, озноб просто колотил.

– Гайя, да что ж тут за холод такой? Как в склепе.

– Вообще-то, здесь тепло, – она встревожено склонилась к нему, проверив его лоб ладонью. – Мне даже жарко, я уже два раза бегала умываться.

Она присела на край его топчана, пощупала рукой солому, уложенную плотным слоем под холстиной простыни:

– Ложе каменное. Тут сколько соломы не положи.

– Гайя, любимая моя, – он схватил ее ладонь раскаленными сухими пальцами.

– Лежи, лежи, – она погладила его по голове, снова ощутив сжигающий мужчину изнутри горячечный жар. – Пить хочешь?

– Из твоих губ, любимая. Я хочу пить мед твоих губ. И… И еще кое-что… Твою росу…

– Какая ерунда, – пробормотала Гайя, смачивая водой его растрескавшиеся и пересохшие губы. – Сейчас я оботру тебя, и полегчает. Потерпи…

Она подумала, что надо бы позвать Рениту – но врач и так оставила ей несколько чашек с лекарственными отварами и рассказала, что делать, если горячка начнет трепать Марса еще хуже. Сама врач валилась с ног, и недавно заснула возле рабочего стола, положив голову на руки, готовая вскочить по их первому стону.

Марс продолжал метаться и бредить, порывался шарить беспокойными горячими руками по ее телу, гладить грудь, целовал руки:

– Гайя, я люблю тебя… Никогда, слышишь, никогда тебя не отпущу… Будь со мной, пожалуйста, будь. Люблю…

Она наклонилась и поцеловала его пылающий влажный лоб:

– Успокойся, все позади… Не мечись так, ты разбередишь швы, – она уговаривала его, как маленького ребенка.

Он ненадолго пришел в себя под ее руками, проводящими влажной и прохладной тканью по плечам, рукам, верхней части груди – словом, там, где его тело не было спрятано в постоянно пропитывающиеся кровью повязки, закрывающие страшную рубленую рану на его ребрах, оставленную лишь чудом на проломившего это естественную броню германским топором.

– Холодно, Гайя… Опять зима в этих краях… как они живут тут, по полгода в снегу? Мне холодно, согрей меня, любимая моя Гайя….

Она укрыла Марса своим плащом поверх одеяла, но после посмотрела на его побледневшие закушенные губы и шепнула:

– Помнишь, как тогда, зимой?

Он прикрыл глаза в знак согласия – говорить сил уже не было.

Гайя осторожно легла на край топчана и прижала его к себе, обняв рукой:

– Грейся. Моего тепла на троих хватит.

Марс благодарно вздохнул – возле нее и правда было тепло не только снаружи, но и изнутри. Он вздохнул еще раз, нашел губами ее губы – и заснул крепким, спокойным сном, уткнувшись лбом в ее грудь.

А Гайя лежала, боясь пошевелиться и потревожить его, время от времени касаясь губами его постепенно перестающего пылать горячечным жаром лба, слушала выравнивающееся дыхание.

Гайя не отходила от Марса ни на шаг – разве что помылась все же, как только вернулись в лудус. Она боялась, что в горячечном бреду Марс невольно выдаст ее – если начнет припоминать их совместные сражения, обратится по званию, или, что еще хуже, заговорит об их нынешнем задании.

Но Марс, к ее великому облегчению, в бреду повторял только, как любит ее и мечтает быть рядом, целовать и обнимать. Он и правда все время старался обнять девушку, а когда, не открывая отяжелевших век, но все же каким-то шестым чувством ощущал, что она совсем близко склонилась к нему, проверяя губами жар – то пытался ее целовать.

В этом кошмаре прошла ночь, а утро принесло мало облегчений – разве что он ненадолго заснул, успокоившись в ее руках. Меняя промокшую повязку, Ренита не таила гнева:

– Топором этим что, падаль разделывали, что ли? Сроду так раны не воспалялись! – увидев недоуменный взгляд Гайи, пояснила. – На арене что хорошо, так то, что оружие чистое. Его как оружейник поточил, так и отвезли туда. Выдали перед выходом и все.

Перед глазами Гайи пронеслось все то, что она видела на войне – и разрубленные вместе с костями конечности, и гноящиеся неделями, несмотря на усилия врачей, раны. Вместе с германскими топорами и копьями туда попадали и куски доспехов, и укрывавших легионеров от непогоды шкур, и вся та грязь, которой они были покрыты после многодневных безостановочных переходов.

– Но ты же знаешь, что делать? – осторожно поинтересовалась она у Рениты. – Ты же сама видела у меня шрам на бедре. Там прижигали раскаленным железом, потому что тоже начиналось воспаление. Может, и здесь надо?

– Нет. Может, там, где ты была, это и было единственным разумным выходом, но мы попробуем не причинять ему дополнительных страданий. Как ты вообще это выдержала? Многие от такой боли сходят с ума, за это в Риме в свое время прогнали врача Архагата, лечившего прижиганиями даже мигрень.

Гайя пожала плечами:

– Не рехнулась же. Выдержать можно все, было б для чего. Но Марс меня тогда подержал все же…

Расширенные от ужаса глаза Рениты в другой раз развеселили бы ее – но не сейчас, когда жизнь Марса висела на волоске.

Днем прибыл гонец – с подарками для «прекрасной Невесты смерти», как пафосно была поименована Гайя в приложенном письме на тонкой навощенной табличке. Она узнала эту греческую скоропись между строками чеканных латинских букв, которыми были написаны поздравления и дифирамбы в ее адрес… В корзинке она нашла то, что ждала больше всего – единственное личное оружие, которым она могла бы пользоваться здесь беспрепятственно. Гладиаторам не полагалось даже ножа – еду давали такую, что для ее поедания не всегда и ложка требовалась. Впрочем, некоторые бойцы, лишь недавно оказавшиеся в плену и попавшие с сердце цивилизации, и ложку тоже не особо уверенно брали в руки, обходясь руками.

Гайя провела гребенкой по волосам, скрутила густые локоны в тугой жгут на макушке и сколола его длинной, похожей на веретено с изящным закрученным навершием, шпилькой. Вторую она бережно завернула снова в кусок чистой шерстяной ткани и положила на полку в стене камеры, где они теперь обитали вместе с Марсом – если прятать, то как раз и вызовешь подозрения.

Оглядев еще раз камеру и цепко запоминая, как именно лежат пучки соломы на полу, какими складками обвис плащ на вбитом в стену гвозде, девушка снова вернулась в валентрудий. Наставник ее не торопил на тренировки – сам предложил отдохнуть пару дней:

– Ты и так многого достигла. Отдохни. Два дня отдыха сил и мастерства тебе не убавят, – и добавил. – Тем более ты же и не будешь отдыхать… Небось, побежишь у его постели сидеть?

Гайя кивнула. Другого варианта она и не представляла себе. Без Марса она все равно одна не сможет выполнить задание – даже заручившись поддержкой новых друзей, к которым она причислила и Рениту.

Рените действительно работы досталось в этот раз – бои были жестокими и кровавыми. Помимо Марса, на ее попечении оказалось еще трое с серьезными ранами – и это не считая юного Вариния, гордо носившего по лудусу припухший нос и Рагнара, рана которого была получена три дня назад.

Врач не спала и не ела двое суток – металась между двумя израненными андабатами, не забывая подходить время от времени и к Марсу, возле которого сидела Гайя.

– Жар спал, – Ренита не могла скрыть радости, заглядывая в измученные глаза Гайи. – Теперь, когда выспится, его надо начинать кормить понемногу и поить. Я распорядилась, для наших пациентов сварили бульон.

– Это особая милость?

– Почему? – обиделась врач. – Я сторонник учения Гиппократа. А он говорил, что лекарство должно быть едой, а еда лекарством. И правильно подобранной едой тоже можно поставить на ноги.

– Согласна. И готова кормить Марса с ложки.

– Боюсь, так и придется. Первые дни он будет слаб, как котенок.

– Знакомо, – усмехнулась Гайя. – И сам не будет в это верить.

– Да. Будет порываться сам встать, сам пойти. Не давай, – врач просительно посмотрела Гайю, казавшуюся по сравнению с ней высокой и широкоплечей. – Ты мне поможешь? Хотя бы с ним.

Гайя кивнула – это входило в ее планы, чтобы не оставлять беззащитного Марса одного. А тренировки – так ей никто не мешает напрягать и разминать мышцы, выйти на крылечко поотжиматься, подтянуться на дверной притолоке. Она так и сделала – и чуть не сбила ногами входившего Тараниса. Тот увернулся от летящих ему в грудь ее выброшенных вперед ног:

– Как он?

Гайя спрыгнула вниз:

– Плохо. Приходит в себя ненадолго. И не помнит ничего, что говорил в бреду.

– А должен? – искренне удивился Таранис.

Гайя сокрушенно пожала плечами – она же не могла объяснить вслух, что Марс, выходя из забытья, снова обращается к ней легко и по-дружески, совершенно забывая, что час назад клялся в любви и умолял разрешить поцеловать ее груди. А только что, перед тем, как вновь утонуть в волнах жара и бреда, он пробормотал с вполне осознанными глазами:

– Гайя. Ну откуда мне кажется, что я знаю вкус твоих поцелуев и нежность кожи?

Она не успела ничего ему ответить – мужчина снова обвис у нее на руке, даже не успев допить тут же поднесенное Ренитой лекарство, не говоря уж о бульоне.

Таранис между тем подошел к Рените:

– Ты ела?

– С каких пор это контролируют гладиаторы? Следить за здоровьем в этих стенах положено мне.

– Не сердись, – он мягко поправил ее растрепавшиеся слегка волосы, без платка оказавшиеся темно-каштановыми и слегка волнистыми. – Если ты упадешь от голода, то и за здоровьем остальных будет следить некому.

– Извини. Я очень устала, вот и ответила срыву.

– Я не сержусь, сам все понимаю. Может, что помочь надо? Кого перенести?

– Нет, для этого я могу и надсмотрщиков позвать. Ты-то как?

– Отлично. Я же не участвовал в этих боях.

– Когда тебе?

– Завтра. Говорят, сюда везут какого-то страшного германского вождя. Как бы с ним и не пришлось бы схлестнуться.

– Береги себя, – у Рениты неволно навернулись слезы на глазах. – Я не хочу, чтобы тебя тоже сюда принесли… таким…

– Ну что ты, – он обнял Рениту, целуя ее пахнущие медом волосы. – Мне это в радость. С некоторыми племенами германцев у нашего народа свои счеты.

Марс пришел в себя только вечером второго дня – и удивился, увидев спящую рядом с собой Гайю. Голова девушки лежала странно – так странно, что он испугался, в первое мгновение ему показалось, что она отрублена. Мужчина в ужасе, не понимая, явь это или продолжение кошмарного видения, резко приподнялся на локте и не смог удержать стона – каждое его движение, даже дыхание, жгучей болью отзывались в боку.

Девушка встрепенулась и подняла голову, и он с облегчением увидел, что Гайя сидела на полу, положив голову на его подушку.

– Лежи, – она вскочила и склонилась над ним с ласковой, немного усталой улыбкой. – Сейчас дам попить.

И она захлопотала над ним, что было необыкновенно приятно для Марса. Он лежал, борясь с болью и одновременно наслаждаясь ее руками и голосом.

Но все хорошее заканчивается быстро, заглянул в дверь наставник:

– Гайя, пойдем, немного пофехтуем, а то размяться тебе надо, раз тут опасность миновала. Выплеснешь накопившееся.

И Гайя в очередной раз подивилась житейской мудрости этого честного и бесхитростного воина.

Марс тоскливо разглядывал потолок, как дверной проем распахнутой настежь в прогретый солнцем двор двери валентрудия потемнел, а затем помещение заполонила фигура Рагнара, смущенно придерживающего все еще болтающуюся на перевязи у груди руку:

– Ренита здесь?

– Она только прилегла, – нехотя ответил он ставшему неприятным другу. – Ночь не спала.

– Да, досталось вам, ребята, – Рагнар опустился на край его жесткого ложа. – Мне даже стыдно приходить на перевязки с такой царапиной. Но слушать, как она ворчит, если сама идет разыскивать, поверь, еще хуже…

– Сдается мне, ты не особо на нее и рассчитывал, – Марс попытался присесть, но быстро отказался от этой затеи, хотя и держать голову ниже головы Рагнара ему было не по себе.

Рагнар удивленно обдал его зеленым взором:

– Друг, у тебя точно жар. Зачем мне тогда сюда тащиться?

– А сам не знаешь? Ты же к Гайе шел. Знал, что она здесь.

– Да нет. Ее, конечно, видеть приятно, и спарринг с топорами я ей обещал, но она не согласилась из-за этого, – он кивнул на руку. – Даже не стала слушать, что мне правая рука не особо важно, мне левой-то сподручнее.

Марс пытался вникнуть в слова Рагнара и понять, что за ними кроется – неужели Гайю и северянина связывает только страсть к топорам, а не друг к другу?

– Да? Топоры, говоришь? – усмехнулся Марс. – Только учти, что Гайя тоже одинаково хорошо обеими руками владеет. И с двумя топорами как-то пробовала тренироваться на досуге.

– Ух ты! – с искренним восторгом выдохнул Рагнар. – Ну точно Гудрун!

Вот тут Марс вскочил, не обращая внимания на трепавшую его боль:

– Какая такая Гудрун? Ты что, их как брошки собираешь? Где? На кухне?

Глаза Рагнара по размерам стали больше дубовых листьев:

– Кого я собираю? Ляг! Тоже мне, горячая голова, – он уложил Марса на место и провел по его лбу своей большой ладонью. – И точно, горячая. Пойду-ка Рениту найду. Пусть тебе дряни какой даст. И привяжет, чтоб на людей не кидался. А то Гайя придет над тобой поплакать, а тут ее еще и укусишь. Меня вот чуть не тяпнул.

– Что ты несешь? Гайя и поплакать? И я еще не умер, чтоб надо мной плакать. Не дождешься. И Гайю не получишь. Иди к своей Гудрун.

Велит, мирно дремавший в углу с перевязанным плечом, приподнялся на здоровой руке, разбуженный их криком.

– Врезал бы тебе. В лоб промеж ушей. Да жаль тебя. И так еле жив. С Гайей сам разберешься, плакать ей над тобой или нет. Пожалуй, и зря она у Ворот жизни тебя чуть в слезах не искупала, когда ты раненый приполз и у ее ног свалился. Я не знал, кого из вас хватать! – Рагнар не кричал, но в его голосе чувствовалась та сила, с которой он мог перекричать бурю в своем северном море, командуя своим драккаром.

Он перевел дыхание и уже гораздо тише добавил:

– А вот память моей сестры Гудрун не трогай. Она погибла в бою и теперь служит валькирией у Одина. А ее земным воплощением стала Гайя. И я поклялся ее защищать, как не смог защитить свою сестру.

– Прости, – простонал Марс уже не от физической боли, а от боли в душе. Все его страхи и подозрения осыпались песочным домиком. – Прости, друг. Я не то совсем думал…

– Локи тебя попутал. Бывает. Ну что, мир? – Рагнар протянул ему руку и Марс с трудом приподнял свою, так мгновенно лишившуюся все силы и вложил в надежную ладонь друга.

* * *

Марс грелся на солнышке. Лудус наполовину опустел и тревожно притих – очередные бои собрали многотысячную толпу римлян в одном из городских амфитеатров. Его, вставшего сегодня утром первый раз, естественно, никуда не взяли.

Он переживал за Гайю – ее выводили на арену при каждом удобном случае, и ее сокрушительная победа над ретиарием и мирмиллоном одновременно потрясла не только горожан, но и самих обитателей лудуса. О ее бое говорили на тренировках даже бывалые гладиаторы, обсуждали наставники – отголоски разговоров все эти два дня доносились и в валентрудий. Забегали Рагнар и Таранис – они тоже не скупились на слова похвалы в адрес девушки, но Марс после того разговора с Рагнаром уже успокоился и с удовольствием присоединялся к друзьям, соглашаясь, что, да, Гайя великолепный боец.

Но в душе ему все же было страшно – он уже понял, что противников подбирает ланиста, и руководствуется при этом только эффектностью внешней стороны боя, призванного потрясти пресыщенную публику. Утешало одно – так страшивший всех загадочный германец-гладиатор, уже успевший прославиться как жестокий, неуправляемый боец и непобедимый, и успевший быть перепроданным несколькими ланистами друг другу, еще не прибыл. Ждал его только Таранис, утверждавший, что с этим племенем у его селения были свои счеты. Но, поскольку германеца привезти не успели, то Марс очень боялся, что ланиста поставит Тараниса против Гайи, как двух сильных и эффектных воинов. И тут уже оставалось уповать на ловкость их обоих и способность понять друг друга с полуслова так, что бы показать красивый бой и по возможности не ранить друг друга.

Вдруг он услышал разговор, возникший за углом строения, там, где к валентрудию примыкали хозяйственные строения и оружейные склады, образовывавшие сой, отдельный дворик. Он прислушался, удивляясь: ведь ланисте полагалось быть в амфитеатре еще с раннего утра. Но, видимо, что-то произошло, что заставило его или задержаться в лудусе, или вернуться.

– Я заплатил полновесной монетой, – кипятился ланиста. – И вправе рассчитывать, что заказанный мной товар прибудет вовремя.

– У нас возникли обстоятельства, – отвечал ему другой голос, тихий и вкрадчивый, принадлежащий, судя по всему, мужчине средних лет.

– Учитесь их решать.

– Это ты собираешься нас учить делать дела? А с чьей помощью ты свои поправил? – в голосе собеседника ланисты прозвучал такой сарказм, что даже Марс содрогнулся, как от зубной боли.

– Поправил же, – буркнул ланиста на полтона ниже. – И теперь снова могу диктовать условия.

– Уверен, почтеннейший?! И даже не хочешь вспоминать, чем именно подторговывал?

– Это было один раз. А так все знают, что у меня честный бизнес. Он может не нравиться белоручкам, но гладиаторские бои бегают смотреть даже непорочные и милосердные весталки.

– Не думай, – голос незнакомого мужчины прозвучал очень весомо и жестко. – Что в таком деле можно остановиться. Ты один раз нам не отказал. И не посмеешь сделать это впредь. Если, конечно, сам не хочешь выйти на арену.

– Что? – ланиста запыхтел, не в силах подобрать слова.

А мужчина добил его:

– Так что если ты вдруг полюбил горячо и искренне императора Октавиана, то вот тебе и решение проблемы. Бери оружие и выходи на арену сам, вместо обещанного германца. Хоть подохнешь быстро.

И мужчина ушел, быстрыми шагами печатая следы деревянных сандалий на каменных плитах дорожки. Его шаги простучали в сторону хозяйственных построек и исчезли – очевидно, гость воспользовался не парадным въездом в лудус, а тем, через который завозили продукты на кухню и вывозили отбросы.

Марс сделал вид, что спит глубоким и спокойным сном, развалившись на лавке и, не дрогнув ресницами, выдержал долгий тяжелый взгляд ланисты, прожигавший насквозь.

«Что делать? Вот она, ниточка. Теперь уже понятно, что оружейник исполнил лишь оплаченную услугу, попытавшись помочь сенатору избавиться от Вариния как свидетеля его мелких грешков. Это объяснимо, и, хоть и мерзко, погано, но понятно. И империи угрожает лишь с точки зрения падения нравов. А вот что за дела обделывал ланиста? И почему гость с такой язвительностью рассуждал о необходимости полюбить империю и императора?» – размышлял Марс, для которого любить родину было как дышать. Да, император мог смениться, и они с Гайей в начале своей службы присягали еще Юлию Цезарю. А уж префект и вовсе чуть ли не Марку Крассу, если не Сулле. Но все они любили свою страну, свой город, и делали все для его безопасности и укрепления римского владычества во всей Ойкумене.

Сейчас Марс не мог никуда бежать, чтобы поделиться свежими сведениями – и вовсе не потому, что болела рана. Он бы стиснул зубы и отправился бы куда угодно – просто перепрыгнув забор. Но его такая активность вызвала бы подозрения мгновенно – он сам о себе заявлял как о человеке, полностью потерявшем родных и друзей за годы боевых походов, человеке, которого жизнь Рима ничем не держит.

Гайя и ее встречи с префектом – это бы идеальный, продуманный канал связи. Подумаешь, немолодой, но еще крепкий человек, достигнув всего – денег, почета, покоя, но не семьи – старается заполнить пустоту в душе, обнимая красивую игрушку?

«Вернулась бы живой и здоровой», – снова мучительно сжалось в груди у Марса.

Из раскрытой двери валентрудия выглянула мулатка, оставленная Ренитой ухаживать за четверыми ранеными, попавшими сюда три дня назад:

– Эй, красавчик, спишь? Просыпайся, давай, надо снадобье выпить.

Он приоткрыл глаза, скользнув взглядом по смуглым точеным ножкам девушки, заканчивавшимся слегка пухловатыми бедрами, не особо прячущимися коротким подолом разрезной туники. Безропотно взял протянутую грубую глиняную чашку, принюхался:

– Что за гадость?

– Снотворное, что б ты поспал.

Марс чуть не запустил чашей вместе с густым пахучим отваром в девчонку:

– Но я же и так спал! Спал на этой лавке, пока ты меня не разбудила!

Мулатка смотрела на него своим волооким взором, выражающим лишь обиду:

– Чего ты орешь? Я ж не сама придумала. Мне врач оставила. Велела, чтоб сразу после обеда тебе дала снотворное.

– Так я же не обедал? Какой обед?

– Так время обеда. Я тебе не предлагала, потому что ты спал!

Марс захохотал так, что схватился рукой за повязку там, где бок был стянут швами. Такой удивительной тупости он еще не встречал за свои двадцать пять с небольшим лет.

А девочка даже не обиделась, восприняв его смех как приглашение к дальнейшему:

– Красавчик, а хочешь, я могу быть с тобой вместо снотворного? Если уж ты не хочешь пить эту дрянь?

Марс поперхнулся:

– Вот что. Иди, делай свои дела. И ко мне не приближайся. Вот только я тоже пойду, пожалуй, на место. Прослежу, что б ты там ребят не угробила до возвращения Рениты.

Он, тяжело опираясь на край лавки, заставил себя встать и более-менее ровным, хотя и неспешным шагом зайти в дверь и сделать несколько шагов до постели. По глазам велита он понял, что медицинские усилия мулатки уже и тут произвели впечатление даже на таких нетребовательных и терпеливых пациентов, как гладиаторы.

Марс уже начинал нервничать – время тянулось ужасающе долго. Само собой, ждать всегда сложнее, чем действовать самому. Но что-то и остальные гладиаторы, дольше пробывшие в лудусе, тоже удивлялись – бои затянулись.

Заглянул Рагнар – нет ли каких известий, а то, может, Ренита кого прислала мулатку предупредить, чтоб готовилась к наплыву пациентов? Но мулатка сидела тихо на крылечке, расчесывала свои кудрявые и блестящие на солнце черные волосы, кокетливо поглядывая на парней, которым было уже интересно наблюдать за ней – верный признак наступающего выздоровления. Не был очарован кошачьими играми на теплой ступеньке только Марс. Даже Рагнар, проходя мимо девицы, не удержался и погладил гладкое коричневое плечико, за что удостоился многообещающего взгляда через выгнутую узкую спинку.

– Что там? – Марс несказанно обрадовался другу, так как пообщаться с остальными ребятами выходило плохо, она были из Северной Галлии, и не особо стремились выучить латынь, даже разговорную, уличную, намного отличающуюся от той, на которой произносились речи в Сенате и на Форуме.

– Тишина, – в голосе Рагнара ясно слышалась тревога.

– Тебя не взяли? Ты ж в тот раз умудрился туда попасть, – поинтересовался Марс.

– И в этот пытался, тем более что уже и не так оно заметно, – и правда, повязка на руке северянина за эти дни значительно уменьшилась, и только несколько тонких витков прикрывали заживающий шрам. – Ренита вчера вечером швы сняла, сказала, что сегодня может и некогда будет.

– Да я не про арену. Ты ж в тот раз не выступал, но пролез.

– Наставник понял, что я опять в общий строй затесался, и выгнал. Надсмотрщика приставил. А в карцер снова мне, сам понимаешь…

– Понимаю.

– Как там, интересно, Таранис? Его же с каким-то гадом звероподобным собирались поставить, но что-то там не сложилось.

– А Гайя?

– Не знаю, – честно признался Рагнар. – Потому и за нее, ты уж прости, волнуюсь. Она мне и правда как сестренка младшая. Только Гудрун Один слишком юной забрал, она и расцвести не успела. А Гайя твоя красавица роскошная, не удивительно, что пол-лудуса сразу вторым мечом обзаводится, когда она мимо проходит.

– Моя?

– А чья? Шила в мешке не утаить. Удивительно, как этот живоглот согласился тебя с ней поселить? Она еще не понесла?

– Куда понесла? – Марс чувствовал, что теряет нить разговора, взволновавшего его до глубины.

Рагнар расхохотался:

– Чему тебя в легионе учили? Только мечом махать? Оно и видно! А вообще, – он помрачнел. – Лучше уж ты сам ее обрюхать, чем тебя какая жирная сволочь опередит из тех, кому ее ночи продавать будут. Со стариком этим вроде все обошлось, не тронул ее вроде. Ему больше для престижа надо, вот мол, я какой удалой дед. А там дальше кто его знает…

Мужчины замолчали, обдумывая судьбу одинаково дорогой им девушки. Она любили ее по-разному, но одинаково сильно и искренне. И оба были готовы отдать за нее жизнь.

Марс первым стряхнул оцепенение:

– Отсюда можно сбежать?

– Из лудуса? – изумился Рагнар. – Был бы способ, я б тут не сидел. До первого патруля урбанариев. А месяца два как об этом и думать стало опасно. Говорят, император ввел в город какую-то жуткую спецкогорту, где такие звери служат, что следы по-волчьи чуют даже в воздухе и выследить могут кого угодно.

Марс усмехнулся, порадовавшись тому, какие слухи распространились в Риме об их подразделении.

– Не из лудуса, а из этого тоскливого места. Сил нет, уже бока болят от валяния и ослабел до ужаса.

– Тебе же не в первый раз досталось? – утвердительно поинтересовался Рагнар. – Ну и о чем ты? Всему свое время. Я вот вчера уже тренироваться начал понемногу, мне ж левой все равно сподручнее. А ты пока еще немного обожди, не все сразу.

– Да мне бы Гайю увидеть, как только они вернутся. Выйти б посмотреть.

– Да что ты распереживался? Если все плохо, так ее сюда и принесут. А если хорошо, она сама забежит. А вообще, конечно, я встречу, если не возражаешь.

Марс даже застонал от мысли, что Гайю тоже могут принести израненной и без памяти. Рагнар не стал ничего больше говорить – крепко пожал ему плечо на прощание и ушел.

Загрохотали колеса по плитам дорожки, ведущей к валентрудию, и Марс встрепенулся, боясь даже пошевелиться и во все глаза глядя на дверной проем, куда надсмотрщики ввели и внесли несколько человек. Золотые локоны не мелькнули перед его глазами. Зато он заметил синюю татуировку на белой до голубизны щеке и слипшийся в мокрый жгут хвост черных волос.

– Таранис?

– Не трогай его, – тихо и жестко оборвала его Ренита, влетевшая следом, но не замеченная им сразу за крупными телами надсмотрщиков и раненых гладиаторов.

– Что с ним? Гайя как?

– Невредима твоя Гайя, – отозвался со стола гладиатор, бедро которого было затянуто тонким ремнем и пухло замотано пропитанными кровью тряпками. – Оглушило ее немного, но встала сама.

Марс вскочил так резко, что повалился назад, еле сдержав стон.

– Ляг! – рявкнула Ренита, отводя прядь со лба локтем окровавленной руки. – Еще тобой сейчас заниматься!

Ее серый мятый хитон был покрыт бурыми пятнами совсем свежей и уже засохшей крови – видимо, бои были нешуточными.

– Да что там произошло? – допытывался уже не только Марс, но и гладиаторы-галлы, лежавшие с ним рядом.

Светловолосый парень, сидящий на лавке с запрокинутой головой и с трудом сдерживающий стоны, ненадолго перестал сжимать двумя руками повязку на боку:

– Вульфрик.

– Что? – не понял Марс.

Ему пояснили несколько голосов сразу:

– Тот боец, которого ждали, прибыл сразу в амфитеатр. Оказалось, он успел на днях в Капуе получить свободу на арене, но выступать все же остался. Пока все это решали, вот время и потерял его ланиста. Но уговорил. Он теперь за свою долю денег выступает.

– А зачем?! – недоуменно отозвался велит, который очень переживал, что рука не восстановится до прежнего уровня, и он легко погибнет в следующем бою. – Зачем играть с судьбой? Получил рудис и беги подальше!

– Он живет боем, – ответил ему раненый в бедро. – Он сражается не потому, что нет иного выхода. А наслаждается убийством.