Текст книги "Невеста смерти (СИ)"

Автор книги: Елена Вихрева

Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 71 страниц)

– Стой-ка, Дарий, – подозрительно проговорил на ухо другу Марс. – Это твоя кровь по всему полу?!

– Где? – мужчина оглянулся и увидел след кровавых шлепков, тянущийся по белому мрамору, и присвистнул.

– Ну да, – отозвался Рагнар, приглядываясь. – Тебя, видимо, стрелой или дротиком по голени зацепило.

Дарий только сейчас ощутил жжение и тяжесть в правой голени – задело его еще тогда, когда он закрыл собой Гайю на лестнице. Он тогда почувствовал холодную боль, полоснувшую по ноге, но быстро отвлекся, думая о том, чтоб сберечь Гайю.

– Есть чем перехватить? – тревожно обернулась Гайя, досадуя на непредвиденную задержку и испытывая одновременно благодарность по отношению к верному другу, закрывшему ее от смертельной опасности.

– Как положено, – усмехнулся Дарий, доставая из подсумка на поясе бинт, полагавшийся каждому римскому солдату, и умело обматывая им ногу.

– Помочь? – окликнула его Гайя.

Но Дарий успокоил ее:

– А твой бок кто бинтовал?! То-то и оно. Вот и все, бежим дальше.

– Вот и повод с нашей Ренитой познакомиться поближе, – пошутил на бегу Марс, когда они спускались по бесконечной лестнице, пронизывающей весь холм.

– Неее, – в тон ему отозвался Дарий, слегка прихрамывая на крутых ступеньках. – Я ж не самоубийца!

– Она хороший врач, зря ты так.

– Она женщина этого вашего Тараниса. И перебегать ему дорожку…

– Как ты догадался? – удивился Рагнар. – Ты ж заглядывал к Марсу в гости всего пару раз.

– И что, недостаточно? Да с первого взгляда на них видно, как он на нее смотрит, а она на него.

Марс только хохотнул, скрывая за смехом свое смущение – он тоже не мог даже сейчас сдержать взглядов в сторону Гайи, грациозно, несмторя на тяжелые доспехи, бежавшей впереди по лестнице в глухой, едва подсвеченной факелом темноте.

В куникуле было сумрачно и влажно, под ногами слегка хлюпала вода, хотя они шли по самому краю, специально сделанному для того, чтобы акварии, наблюдающие за работой канализации и водопровода, не бродили по пояс в холодных и зловонных сточных водах.

Внезапно, когда они прошли уже несколько поворотов, Гайя остановилась и приготовилась затушить факел в воде:

– Там движение впереди, – скорее показала, чем сказала она и дала сигнал прижаться к стене, а сама заслонила собой Октавиана.

В свете факела засверкали кривые египетские мечи.

– Только их не хватало, – пробурчал Марс, вытаскивая меч и в свою очередь, закрывая собой Гайю и Октавиана.

Бой завязался внезапно, в безмолвии и в полной темноте, едва освещаемой факелом, который удерживала Гайя. Им казалось, что враги буквально материализуются из каменных стен куникула, замшелых и потемневши от времени. Звенели мечи, задевая о стены, и Гайя каждый раз физически ощущала крик боли, которую издавал ее меч, ударяясь о камень вместо привычной ему человеческой плоти – и старалась направить клинок точно в цель. Один враг с гортанным вскриком свалился ей под ноги, на мгновение лишив подвижности, другой рухнул под ударами Марса в воду, взметнув тучу зловонных брызг.

Гайя чувствовала, что начинает уставать – все же сказался многодневный перерыв в тренировках. Она покрепче перехватила рукоять и ринулась в атаку, рискуя сорваться в клокочущий у ног поток сточных вод. Еще один едва различимый в полумраке мужчина слетел в подземный канал, держась обеими руками за перерубленное горло.

Рагнар отбивался сразу от двоих, возникших ниоткуда сзади спекулаториев, хотя дать зайти себе за спину они не могли дать никаким образом.

Тяжелее всех пришлось Дарию – он, конечно, не подал виду, что рана болит и почти не дает свободно двигать ногой, потому что боялся гайиного сурового приказа остаться во дворце, дожидаясь подмоги. А оставить Гайю, даже рядом с Марсом, готовым жизнь за нее отдать, Дарий не мог – он был влюблен в девушку с того самого момента, когда увидел ее впервые, только получив новое назначение.

Он тогда, уладив все формальности и побеседовав с префектом, отправился устраиваться в указанную ему палатку – и был удивлен, когда вечером один из офицеров, только что вернувшись после мытья, стал просушивать гребенкой длинные светлые волосы. Дарий за семь лет в армии, пройдя всю Сирию и повоевав в Египте, ни разу не видел ни солдат, ни офицеров с локонами ниже плеч. Он не захотел отвести глаз от диковинной картины, надеясь, что офицер сам поведает ему какую-нибудь историю про обет или что-то в этом роде. Но вот, закончив расчесывать все более закручивающиеся золотыми кольцами волосы, парень развернулся, чтобы взять тунику с койки, и Дарий заметил странное движение, которым он прикрыл полотенцем грудь. «Шрамы жуткие, что ли? Так кого стесняться, тут новобранцев нет, глянул бы на мои…» – подумал Дарий.

Но тут он сообразил – все же движение руки, изгиб крепкого, но изящного запястья, длинные пальцы… Он скользнул взглядом по всей фигуре воина, с которым предстояло впредь делить палатку – более того, спать им предстояло совсем рядом. Тонкая гибкая талия, выскользнувшая из широкого льняного полотенца, не оставила сомнений. «Женщина?!» – удивился Дарий еще больше, но вот его новый товарищ накинул тунику, привычно застегнул доспехи и опоясался боевым поясом, и сомнения у мужчины исчезли: «Надо же было привидеться! Парень, только уж очень тонкий и звонкий. Молодой совсем. Ничего, накачается… Только как же он такой юнец тут оказался? Видать, есть заслуги…» Не успел Дарий успокоиться, как странный золотоволосый воин наклонился затянуть кальцеи – и Дарий заметил, что нога-то у него неожиданно маленькая и узкая, явно женская. Но вот он выпрямился, ловко скрутил локоны в тугой жгут и надел шлем, привычно тряхнув головой, чтобы конский хвост, закрепленный на гребне, ровно лег по спине, защищая шею – и Дарий невольно залюбовался юношеской статью.

Пока не перевел взгляд на ягодицы парня, невольно оказавшиеся на уровне его глаз, когда он прилег на отведенное ему место, справляясь с нахлынувшей головной болью – следствием полного смятения ума и невольным напоминанием о недавнем ранении. Ягодицы были ровными, округлыми и переходили в стройные ноги, колени которых, выглядывающие из поножей, тоже были округлыми и ровными.

И Дарий вымолвил, борясь с сомнениями:

– Ты кто?

– Гайя, центурион, – она протянула ему руку, с открытой улыбкой наблюдая смятение красивого сероглазого парня с загорелым лицом и сильным обнаженным торсом.

– Дарий, декурион… – только и смог вымолвить он, пожирая глазами красавицу с сильной и стройной фигурой.

Бой продолжался, но египтян и их приспешников явно было больше, несмотря на то, что мечи спекулаториев разили без промаха.

– Да что они, как крысы выползают из всех нор?! – прорычал Марс хриплым от недостатка воздуха голосом.

– Похоже, у них тут и правда нора, – отозвалась Гайя, давно пустившая в ход не только меч, но и факел, а сама подумала, что все же они допустили в чем-то ошибку, потому что зачистки канализационных переходов проводили постоянно урбанарии, вылавливая скрывающихся там ночных воров и беглых рабов.

Спекулатории тоже несколько раз присоединялись к подобным облавам, и даже проводили учения в подземных куникулах. Гайя предполагала, что эти рукотворные ходы могут дать приют не только мелким нарушителям порядка, но и серьезным преступникам государственных масштабов.

Они с Марсом и Дарием выбрали время, и без шлемов и доспехов проползли, где согнувшись, где не коленках, а где и вовсе протискиваясь ползком, все обозначенные и не обозначенные на картах узкие второстепенные коридоры и тупики, по которым обычно не проходили ни акварии, ни урбанарии. Они обнаружили и новые, даже не выложенные камнем, наспех прорытые аквариями по частным заказам, проводящими воду к домам богатых римлян. Стройная система римских водостоков была под угрозой от такого бурного вмешательства, да и контролировать ее становилось все труднее.

Сразу по возвращении Гайя и ребята, потрясенные увиденным, докладывали префекту, даже не успев смыть с себя черно-бурую осклизлую и вонючую глину, в которой они вывалялись до глаз, стремясь проникнуть в каждое ответвление или подозрительную нишу:

– Если беспорядочных куникулов понарыли акварии, польстившись на деньги желающих иметь в доме водопровод и канализацию, то что говорить о злочинцах, которыми движут более серьезные цели?

– А если мы имеем дело с египтянами, то они хорошо умеют строить подземные ходы, – вмешался тогда Дарий на правах человека, хорошо знакомого с укладом жизни египтян. – В свое время они же понастроили пирамиды. Так там вообще один лабиринты. Пробовали мы с ребятами туда сунуться. Чудо, что вообще вышли.

Дарию, проверяя, насколько далеко уходит в грунт решетка, перегораживающая проход, пришлось несколько раз с головой окунуться в грязь, и теперь, весь покрытый ею и с торчащими в разные стороны слипшимися волосами, он напоминал эфиопа и выглядел бы комично в глазах друзей, если бы не серьезность их разговора.

Но префект, казалось, вообще не замечал ни исходящего от них зловония затхлой сырости, ни ошметков засыхающей и падающей на пол глины.

– Ты хочешь сказать, что и под Римом они постарались? – медленно, покачиваясь с носка на пятку, задумчиво поинтересовался префект.

– Уверен.

– А вот у меня сомнения, – покачал головой Марс, лазивший по подземелью, как и Дарий, полуобнаженным, и теперь мечтающий добраться до воды, ощущая, как глина коркой начинает засыхать у него на лице и теле, стягивая кожу. – Рим. Это не провинция! Целая когорта урбанариев, два маршевых легиона стоит под городом, сменяя друг друга. Те же вигилы.

– При чем тут вигилы? Им что в куникулах делать? Они воду берут чистую. Из водопровода, а не канализации, – с легким раздражением уточнила Гайя, тоже вся грязная и пропахшая подземельем, с прилипшими к черному лбу потемневшими от пропитавшей их грязи колечками волос, но настолько переполненная новыми впечатлениями, с такими горящими глазами, что Марс невольно восхитился ею.

И ни к месту вспомнил, что она первой шагнула по колено в зловонную вязкую жижу, бесстрашно лезла впереди них в самые темные и узкие ходы, не обращая внимания на отвратительное месиво под ногами, и ни разу не только не ойкнув, но и не задав вопрос о том, водятся ли тут змеи и пиявки. Даже им с Дарием, многое уже повидавшим на войне, было не по себе в этой глухой темноте, разрываемой только тусклым от недостатка воздуха светом чадящих факелов. Они шли, оскользаясь и придерживаясь за холодные, влажные стены ходов, когда-то прорытых под городом и выложенных где камнем, где кирпичом, покрывшимися от времени толстым слоем липкой черной плесени, пятнавшей при малейшем прикосновении их обнаженные руки и плечи. Марс один раз попытался было подхватить Гайю за локоть, когда она едва не свалилась во внезапно резко переходящий ступенями вниз проход, но был остановлен ее выразительным взглядом и больше таких попыток не делал. Он лишь мучительно наблюдал, как она тяжело заглатывает ртом спертый воздух и упорно пробирается вперед, не пропуская ни одной подозрительной щели, не боясь ни грязи, постепенно облепляющей их с головы до ног, ни снующих с возмущенным писком крыс.

– Я только хотел подчеркнуть, что порядок даже в таких сложных местах города, как подземные водостоки, все же как-то контролируется. Ведь так? И в городе в целом. А Дарий нам рассказывает про египетских строителей, якобы роющихся под Римом. Вигилы постоянно проверяют свои кварталы. Они же не сообщали о подозрительном движении?

– Вигилы в ночных патрулях ловят всех подряд. В каждой сомнительной личности видят поджигателя. А нам оно и на руку, – пояснил ей и всем остальным префект. – Но они же не обследуют сами коридоры. У этих ребят дел и без того много.

– А урбанарии? Они туда что, погулять ходят? – Гайя возмущенно сверкнула глазами, казавшимися Марсу необыкновенно светлыми, яркими и огромными на ее покрытом грязью и факельной копотью лице.

Марс не мог налюбоваться этими прекрасными глазами, с трудом удерживая нить разговора, который был важен и интересен и для него тоже. А когда опустил взгляд ниже, на прилипшую вплотную к ее высокой груди набрякшую жижей тунику, обрисовывавшую все, вплоть до небольших, ровных сосков – то окончательно потерял голову. И уже думал не о подземных норах, а только о Гайе, ее глазах и груди, к тому же высоко поднимающейся при каждом вдохе от негодования на урбанариев. Он ничего не мог с собой поделать, думая о том, что его любимая и в таком виде будоражит его воображение и чувства – тем более, что впитавшая грязь тряпка облепила еще и бедра, на которые Марс скосил глаза, чтобы не смотреть на эту тугую грудь, поднимающуюся в такт ее дыханию и словам.

Марс был бы согласен, чтобы она дотронулась до него и такими руками – до самых плеч вымазанными в грязи во время ползания на животе по узким влажным ходам, отчего ставшие совершенно черными пальцы выглядели от этого еще более длинными и тонкими – лишь бы ощутить ее прикосновения на своем теле.

– У них задачи другие. Они идут на облаву большим отрядом, много шума от них. Ловят как неводом, всех, кого вспугнули. И работают там, где могут мечом махнуть. То есть в широких проходах, где и повозка с сеном въедет. А чтоб подумать, присмотреться… Не учили их этому, – с сожалением вздохнул префект и обернулся к Марсу, добавив совершенно другим тоном. – Марс, мы тебе не мешаем? Помни, что случилось с Икаром, спустись на землю.

Дарий сдержанно, одними губами, хохотнул, подмигнув другу. Марс снова поднял глаза на Гайю и попытался ловить не только движения ее губ, но и смысл слов.

– Нас тоже не учили, – тряхнула по привычке головой Гайя, забыв, что ее локоны заплетены в тугие, подколотые к голове, косы, чтобы не собрать в них всю плесень со стен куникулов. – Однако до многого можно дойти самостоятельно, если понимать цель своей работы.

– Вот потому на тебя и надежда, – совершенно серьезно взглянул ей в глаза Фонтей. – На тебя и твоих ребят.

Чуть позже, плавая с Гайей наперегонки в ленивом Тибре, Дарий все убеждал ее:

– Уверен, что куникулы ведут не только в Большую Клоаку. Не удивлюсь, если они докопались до Куриного леса.

– Разве это реально? – удивилась Гайя, поймав подводное течение и наслаждаясь борьбой с ним. – Далековато. Это ж не дороги строить до Британии. Тут надо куда-то землю девать.

– Город застроен целиком. Так что любой ход будет проходить так или иначе под многими зданиями. В одном из них всегда найдется или откровенный предатель, или просто жадный до сестерциев дурак, согласный на то, что в его подвал накидают землю.

– И даже вывезут под предлогом расширения гиппокауста. И никто не придерется, даже курульный эдил. Разве что налог возьмет за проезд груженых повозок, – присоединился к ним внезапно вынырнувший прямо рядом с Гайей Марс.

На самом деле мужчина не особо стремился пообсуждать служебные проблемы после целого безумного дня ползания на четвереньках в зловонной темноте. Но возможность хотя бы проплыть рядом с едва мерцающим в речной воде перламутрово-белым телом обнаженной до сублигакулюма Гайи заставляла его сердце биться сильнее. Ее распущенные волосы колыхались в воде, речные струи перебирали и промывали каждый волос, и ему захотелось дотронуться до этих диковинных золотых водорослей, но Марс в последний момент сдержал себя. А Гайя, уловив его порыв, нарочно перекувырнулась по водой, мягко оттолкнув его своими узкими маленькими ступнями.

Дарий, как ни в чем ни бывало, продолжал плыть рядом с Гайей, расталкивая воду мощными короткими гребками, и еще и умудрялся рассуждать, время от времени сплевывая воду:

– А мы можем проверить все подвалы в Риме? Урбанарии, подтянем Второй легион, он сейчас на доформировке стоит под Путеолами…

– Даже вигилов можно привлечь, у них же свободные смены есть… – заметил Марс, чтобы не оставаться в стороне.

– Марс, вигилов-то оставь в покое. Ребята и так дело делают, пожары тушат. Префект же ясно выразился. Чем ты слушал?

– Согласен, – нехотя промолвил он, подныривая под нее, чтобы всплыть выше по течению, но сталкиваясь под водой с Дарием.

Разговор увял, перейдя в бурную возню с брызгами.

Этот разговор припомнился Гайе почему-то именно сейчас, когда все вокруг исходило зловонием, чадом факела, звоном клинков и брызгами воды. Она с досадой думала, что если бы они тогда, пару месяцев назад, еще до операции под прикрытием, вырвавшей надолго их с Марсом из повседневной службы, они бы провели бы всей когортой быструю и тихую внезапную зачистку канализационной системы или же наоборот, выслали бы туда несколько неслышных и невидимых глазу умелых разведчиков, с которыми с легкостью пошла бы и она сама – ничего сегодняшнего не произошло бы.

Но исправлять что-либо было уже поздно, и оставалось приготовиться к смерти – потому что, хоть и поредели ряды врагов, но они удивительным образом собирались с новыми силами.

– Они дурью до глаз накачаны. – крикнул Марс. – В них человеческого ничего нет! Смотрите, они прут и прут вперед!

Гайя и сама это давно поняла – такой силы, упорства и нечувствительности к ранам она никогда не видела.

Но вот выметнулась из узкого хода еще одна тень, затянутая в черное и практически неразличимая в темноте:

– За Рим! – и Гайя почувствовала вплотную к себе сильное и тренированное мужское тело, не обремененное доспехами, лишь прикрытое окрашенной в черный цвет туникой и такими же галльскими браками. Лицо незнакомца тоже было закрыто до глаз черной тканью.

Почувствовав, что их ряды хоть и незначительно, но укрепились, Марс, Рагнар и совсем выбившийся из сил Дарий обрели второе дыхание и решительно, плечом к плечу закрывая тоже стоящего с мечом наизготовку Октавиана Августа, атаковали и сбросили в воду оставшихся египетских воинов – хотя в их реальном происхождении уверен никто не был, эти люди вряд ли родились в Египте, скорее, прониклись тлетворными идеями.

Гайя и незнакомый воин в черном скрутили двоих оставшихся на ногах гадов.

– Спасибо, – прерывистым шопотом поблагодарила неожиданного помощника девушка, предплечьем стирая заливающий глаза пот.

– Не за что, это же не тебе, а Риму, доблестный старший центурион Гайя, – голос мужчины был низким и звучным, с бархатными нотами, прикрывающими несгибаемую сталь внутри.

– Мы знакомы? – удивилась Гайя, подсвечивая затухающим факелом его лицо, но ничего кроме жестких темно-серых глаз под ровными темными бровями, не увидела.

– С детства, – усмехнулся воин и рыкнул на поганцев, рывком поднимая обоих за локти. – Встать! Встаем. Что разлегся? Особое приглашение? Пошел!

Гайя содрогнулась, услышав такой разительный контраст в его голосе – как он разговаривал с ней и как он скомандовал пленникам.

Она заметила, что ребята подошли поближе и тоже прислушиваются к разговору, и переключилась на Дария – мужчина прислонился спиной и затылком к кладке, уже не заботясь о том, что пачкает плесенью спину.

– Ты как? Рагнар, подставь ему плечо, – негромко попросила, не дожидаясь ответа Дария, Гайя, зная, что гордый Дарий ни за что не согласиться, чтобы его волокли.

Спорить тонкокостному и легкому, хоть и довольно высокому, с развитой мускулатурой Дарию с Рагнаром было бесполезно, и скандинав подхватил начавшего сползать на одно колено мужчину на плечи.

– Все, выбираемся отсюда, – оглянул их всех черный воин. – Гайя, ты же в Табулярий их вела?

Марс про себя удивился, как просто и естественно ведет себя незнакомец в присутствии императора – казалось, он или не узнал укутанного плащом Октавиана, или чувствовал себя слишком самоуверенно в его присутсвии.

– Стой. Не так лихо, – осадила его Гайя. – За помощь в драке спасибо еще раз. Но кто ты такой, чтобы я отчитывалась перед тобой, куда мы идем? Да полуничку собираем! И подозрительно, откуда ты мое имя знаешь. Что значит с детства?!

– Гайя…, – в голосе воина не было ни тени смущения или сомнения. – Не время и не место выяснять личности здесь и сейчас. Время поджимает. Поганцы ушами шевелят.

– Поганцев можно и вырубить, – оборвала она его со зла.

К ее удивлению, черного воина такой способ устроил, и он занес кулак над сжавшимся от ужаса пленником, но Гайя железной хваткой остановила его руку:

– Бить и без того битого и связанного? Это во-первых. А во-вторых, я и сама его поколочу, но позже. Мне ж у него столько надо спросить! Я такая любознательная.

Крайние фразы девушка произнесла погромче и вполне отчетливо, с расчетом, что услышит и пленник. Ее слова попали в нужные уши – связанный по рукам и ногам египтянин, которого крепко держал черный воин, затрясся крупной дрожью, переводя затравленный и сразу протрезвевший взгляд с одного пленившего его римского солдата на другого, и, по мере осознавания факта, что один из солдат еще и женщина, мозг пленника все больше утрачивал связь с реальностью.

– Подержи-ка, – воин передал поганцев Марсу. – Веди.

Марс погнал впереди себя пленников, рассудив, что в случае еще одного нападения они заодно послужат ему щитом. За ним шел Октавиан с обнаженным мечом. Следом Рагнар легко, как пушинку, волок Дария, который время от времени просил нового друга прекратить ломать комедию и отпустить его идти на своих двоих.

– Когда будет две своих, тогда и пойдешь, – проворчал Рагнар.

Рагнар зорко поглядывал вокруг, готовый в любой момент отразить атаку несколькими метательными кинжалами, закрепленными в ножнах у него на груди так, что их было легко выхватить одной рукой.

Воин специально приостановился, чтобы поравняться с замыкающей движение Гайей – девушка опасалась нападения с тыла и шла осторожно, старясь не пропустить движения или шороха со спины. Когда он заговорил с ней, она хотела резко оборвать незнакомца – место и время для объяснений он выбрал неудачно.

Но вот вдали засветились факелы, установленные в держатели на стенах куникула – это означало, что они находятся в той части переходов, которая примыкает непосредственно к подвалам Табулярия и расположенного здесь же Монетного двора. Эти коридоры и подступы к ним надежно охранялись другим отрядом преторианцев – и Гайю с ее группой уже встречали.

– Поставь же. Укушу, – пошипел Дарий, и Рагнар от неожиданности угрозы осторожно опустил его на ноги, привалив к стене.

– Ты чего?

– Посты сейчас будут. Сразу поднимут панику, поволокут на плаще.

– И что? Не на щите же.

– К Кезону?! Да лучше сразу к Харону, – Дарий фыркнул, не имея ни малейшего желания сейчас пускаться в мрачные рассказы про лечение рубленых ран с помощью слабительного, прописываемого якобы для очищения и облегчения организма раненого. И уж совершенно никому он не стал бы пересказывать те мерзости, которые распускал про Гайю врач когорты. Уж кому-кому, как ни Дарию, даже во сне видевшего золотоволосую амазонку, как окрестил он ее про себя еще при первой встрече, было знать, что Гайя не только не делает всего того, что приписывал ей изощренный в знаниях анатомии Кезон, но и даже ни разу не целовалась ни с кем, если не считать лошадей и огромных служебных молосских догов, превращавшихся в послушных щенков при виде нее.

Даже когда Дарий понял, что Марс, с которым она прослужила долгие годы и вместе перешла в когорту спекулаториев, тоже безумно влюблен в девушку – Дарий не отступил. Он просто предпочел любить ее издалека, но быть всегда рядом тогда, когда надо было помочь или поддержать. А с кем в конце концов останется Гайя, он даже не задумывался, будучи уверен, что ни с кем – уж слишком девушка была гордой, независимой и влюбленной в службу.

Гайя, увидев факелы, задышала ровнее и позволила себе оглянуться на незваного собеседника. Его лицо по прежнему было скрыто черной тканью, как и у нее, но в мечущемся свете больших факелов черты лица стали резче и четче, и были видны частично высокие твердые скулы, ровная переносица, часть лепного лба, обтянутые загорелой кожей, лучики морщин со светлыми промежутками в углах усталых безжалостных глаз.

– Так кто ты?

– Гайя, неужели ты меня не помнишь? – он коротко засмеялся и стянул маску. – Ах, да, конечно… Хотя тебя я узнал и в темноте даже спустя восемь лет.

Незнакомец даже сейчас, в полутьме, усталый и грязный, был хорош собой. На вид тридцати с небольшим, с жестким волевым подбородком, на конце которого была небольшая ямка, с прямым ровным носом, оканчивающимся трепетными тонкими ноздрями, как у породистой лошади, Легкая темная щетина на щеках и подбородке оттеняла резкие и лаконичные черты его сурового лица – лица настоящего римского воина.

Она недоуменно молчала, перебирая в памяти события, предшествовавшие ее побегу из дома. Неужели?! Она смутно вспомнила, что, помимо закрывшего ей белый свет несостоявшегося жениха Валерия Глабра, был еще какой-то Апполинарис, молодой офицер, зачастивший в их дом и о чем-то подолгу разговаривавший с ее родными при закрытых дверях. С Гайей, вечно растрепанной и лазившей то на шелковицу за забравшимся туда котенком, то на смоковницу положить выпавшего из гнезда птенчика, он особо и не общался – так, проходил мимо если, то смотрел на девчонку испытующим улыбчивым взглядом, но не более того. Но он уже тогда был центурионом.

– Доблестный Апполинарис?! – неуверенно спросила она.

– Просто Рис. Для тебя просто Рис, – он положил свою ладонь на ее, сжимавшую по-прежнему меч. – Тем более, что меня догнала почти по фалерам… Старший центурион в двадцать шесть? Так, глядишь, и трибуном станешь скоро.

– Рис…, – промолвила она, привыкая к новому имени и задыхаясь от навалившихся непрошено воспоминаний о родительском доме, детстве и так неожиданно оборвавшейся юности. И вдруг сказала что-то, первое пришедшее на ум. – А шелковицу старую срубили… В отцовском доме живут его дальние родичи, все там вроде перестроили.

– Так, – вдруг посерьезнел Рис. – Какие родичи?! Они тебе там нужны? Вышвырну, как только поднимемся, пообщаемся с поганцами и хоть чуть отмоемся от этой склизклой дряни.

Она удивилась такому резкому переходу от схватки в подземелье, где каждый шаг мог стать последним, к мелким и никчемным с ее точки зрения разборкам с какими-то родичами, каким-то образом умудрившимися выжить ее из дома.

– Не стоит. Пусть их. Мне все равно некогда украшать атриум драпировками. Для меня дом скорее память о тех людях, которые жили там и были мне дороги. Больно это, а не то, что мне там не дают жить. Я и сама не хочу, – и неожиданно прибавила более резко. – А хотела бы, давно бы разобралась. Суд в Риме работает исправно, и Римское право незыблемо.

– Ах, Гайя, – улыбнулся одним уголком рта Рис. – Ты все такая же. Гордая и бескомпромиссная, отважная и… И необыкновенно прекрасная. О Юпитер, ты хоть знаешь, какой стала красавицей?!

Она удивленно уставилась на него, чувствуя, что брови уходят от удивления под маску:

– Я? Красавицей? Слушай, а может ты все перепутал? Спутал меня с кем другим?

– Нет. Тебя, моя любимая и долгожданная Гайя, я не спутаю ни с кем. Можешь не верить, но я искал тебя все восемь лет. И когда ты убежала, я тут же отправился на поиски.

– Да, видать, кот-мышелов из тебя не вышел! – пошутила Гайя, видя, что они уже поднимаются по ступеням, вырубленным в каменном монолите, на котором был построен Табулярий.

– Тогда да. Но за эти годы я научился, – и было непонятно, шутит Рис или говорит серьезно.

– Научился чему?

– Ловить. Догонять. Выслеживать. Затаиваться и выныривать из темноты и из воды. Страшно?

– Нет, – она пожала плечами. – Для меня это работа. А тебе же за тридцать уже должно быть?

– Тридцать один. Я старше тебя на целую войну.

– Здорово. Я бы хотела бы с тобой встретиться в более спокойной обстановке, на тренировке. Уверена, что ты мог бы многому научить нас с ребятами.

– А что, мысль мне нравится. А то вот так подстрелят, и весь опыт к воронам. И вообще, у нас с тобой впереди теперь много времени. Уверен, нас-то с тобой точно не подстрелят. Боги любят пьяных, глупых и влюбленных.

– Я не пью.

– Я тоже. И мы с тобой не дураки явно, если носим свои фалеры и еще живы.

– Тогда что?

– Гайя, я влюблен в тебя точно также, как и восемь лет назад. Вот ты даже маску не сняла, а мне достаточно видеть твои глаза, брови, поворот головы. Из сорванца ты стала прекрасной воительницей, Минервой, Артемидой…

– Вот уж Артемидой….

– А что? Не знаешь, что Диана не только охотница, но и богиня плодородия, а Гомер считал ее образом девичьей стройности?

– А еще она богиня целомудрия.

– И при этом дает помощь в родах. Ты меня не переспоришь, моя найденная прекрасная невеста. О великие боги, как же я рад, что ты осталась прежней Гайей во многом! Не представляю, смогла ли ты бы заинтересовать меня, если бы только скорбно обрывала бы розовые лепестки возле статуэток Лар.

– А еще я обрываю уши врагов. Все еще нравлюсь?

– Да, – он пропустил мимо ее подначку, ответив по существу. – Да, нравишься. И мы поженимся завтра.

– Что????

Он не успел ответить, потому что они вышли к посту преторианцев, перекрывающему вход в само здание Табулярия, куда можно было попасть из Сената и из Палатинского дворца. Обменявшись паролями, они прошли в помещение, где хотя бы смогли опуститься на каменные скамьи и кое-как умыться из небольшого фонтана.

– С этими что делать? – поинтересовался начальник караула, охранявшего Табулярий, у Гайи и осекся, узнав императора, спокойно умывавшегося и оттиравшего брызги слизи с голеней, как и все остальные.

Начальник караула опустился на одно колено в традиционном приветствии, с прижатой к груди рукой. Октавиан улыбнулся воину:

– Да ладно уж. Сейчас не до церемоний. У вас тут как, не жарко?

– Нет, – уверенно ответил начальник караула. – В центр, к Сенату и на Форум, урбанарии никого не пропустили. Ребята насмерть стояли.

Октавиан прикрыл глаза, чтобы офицер не видел муку, с которой ему, императору, приходилось принимать гибель своих лучших и преданных подданных.

– Много?

– Пятеро. Раненых больше.

– А у вас?

– Нас они прикрыли полностью. Во внутренних караулах потерь нет.

– И это уже хорошо. Продолжай свою службу, ты же что-то хотел спросить у старшего центуриона.

Начальник караула кивнул и снова обратился к Гайе:

– Куда поганцев? В Маммертинскую?

– К нам в лагерь.

Гайя почтительно обернулась к императору:

– Великий Август, какие будут приказания? Мы готовы сопровождать тебя дальше, если угодно подняться в Табулярий, в его тайные покои, разумеется.

– Благодарю за службу, старший центурион, – искренне произнес Октавиан, еще раз подумав, что эта умная и отважная девушка в очередной раз принесла Риму пользы больше, чем десятки напыщенных сенаторов.

Гайя и ее отряд, пополнившийся теперь Рисом, который, к облегчению Гайи, не стал брать командование на себя, сопроводил императора в самое сердце Табулярия и передал полномочия по его охране тем воинам, которые охраняли это важнейшее для империи государственное учреждение.