Текст книги "Невеста смерти (СИ)"

Автор книги: Елена Вихрева

Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 71 страниц)

– Гайя, ты и правда красавица! А египетские царицы тоже, кстати, голову брили. Они парики носили.

– Все-то ты знаешь! – усмехнулась она, но признала, что такое мытье гораздо удобнее и приятнее, чем на глазах у всего гарнизона, так и не понявшего, парень она или девушка. Да и не гадавшего особо – не бывает же таких римских девушек, обритых наголо и скачущих на диких лошадях за бандитами.

Они помогли друг другу содрать с себя многодневный пот, покрывавший их тела липкой коричневой грязью, причем Дарий откровенно хулиганил и, пользуясь теснотой палатки и прикрываясь необходимостью помочь Гайе то отмыть спину, то и вовсе ягодицы, всячески норовил провести своей грудью по ее груди, соприкоснуться животами, размазывая по ним обоим нежную, густую пену местного мыла с одуряющим запахом троянды. Эти ощущения будоражили Гайю, несмотря на усталость.

– Гайя! Ты такая теперь чистенькая, – не унимался Дарий. – Так и хочется тебя всю обцеловать, как приносящую удачу статую. Всю-всю, не пропуская ни единого куточка твоего прекрасного тела.

Он прижал ее к себе, такой же отмытый дочиста, влажный от прохладной воды и тоже полностью обнаженный. Стал целовать губы, продвинулся к уху, спустился по шее. Она сначала вяло протестовала, а затем ее тело стало невольно отзываться на его ласки.

– И твои потайные складочки я тоже поцелую, – игриво шепнул ей Дарий, опускаясь медленно перед ней на колени, спускаясь губами по животу и ниже.

Она невольно издала короткий стон, а он мгновенно выпрямился и подхватил ее на руки, опуская на расстеленный плащ.

– Гайя! Забудь все. Я люблю тебя. И всегда любил. С первого раза, как увидел. Но ты любила Марса, и я не стал тебе мешать. И не важно, что ты старше меня на четыре года. Война всех сравняла.

Она унеслась к ярким сирийским звездам в его руках.

А ночью их подняли по тревоге – поганцы прорвались к самому форту. И вот уже Дарий кусает губы, силясь вырвать стрелу, пробившую пластину его доспеха на животе…

– Гайя, – хрипел он, пока она его бинтовала. – Не плачь. Все образуется. И я еще снова и снова буду тебя целовать. Тебе же хорошо со мной?

Она кивнула:

– Конечно! И я вовсе не плачу. Это песок попал в глаза.

Она чувствовала себя виноватой перед Дарием – эта стрела предназначалась ей, как и та, что летела в нее на лестнице императорского дворца. Дарий второй раз закрыл ее собой. Она ни к месту вспомнила, что вовремя их безумной ночи Дарий вдруг шепнул:

– Я Дарий, а не Марс…

Видимо, имя Марса невольно сорвалось тогда с ее губ.

Марс, видевший, в какой палатке скрылась Гайя, не сдержался и все же решился зайти к ней. Он долго выжидал, пока форт погрузится в относительный покой и не будет столько лишних глаз.

Наконец, неслышной тенью он скользнул к палатке и еще успел подумать про себя, что если бы вот так просочился бы враг, то Гайя была бы мертва. И караул не заметил его. Марс решил, что во что бы то ни стало завтра же вместе с Гайей покинет это проклятое место.

Девушка спала, раскинувшись на плаще, и совершенно обнаженное ее тело, на котором причудливо выделялись дочерна загорелые лицо, шея, руки, ноги и молочно-белое тело с похудевшими, но все равно упругими грудями, нежно светилось в темноте.

Марс приблизился и поцеловал ее губы, сухие и растрескавшиеся.

Она пошевельнулась и пробормотала его имя. Он прислушался – нет, он не ошибся. Во сне она все же звала его, а не Дария.

– Я здесь, моя хорошая, – и он уже не смог остановиться.

Он целовал ее, покрывая поцелуями все ее исхудавшее, ставшее еще более крепким тело, наслаждался вкусом промытой нежной кожи, гладил короткие завитки золотистых волос. И, уже совсем готовый пойти до конца, он раздвинул рукой бедра девушки, усталой и измученной настолько, что у нее не было сил не только отогнать его, но и открыть глаза. Но, увидев стертые песком до кровавых ран ее бедра, он в ужасе отдернул руку – не из отвращения, а из страха причинить ей еще больше боли.

– Милая моя Гайя… Прости меня, – бормотал Марс между поцелуями и ласками. – Прости, если сможешь. Знаю, ты вышвырнешь меня вон, как только проснешься… Но позволь мне напоследок насладиться прикосновениями к тебе. Моя нежная, милая, прекрасная Гайя… Как же я, дурак, виноват перед тобой! Что же ты с собой позволила им сделать!

Он обнял ее осторожно и бережно, положив рядом меч – надежды на гарнизон форта у него не было окончательно, да и Гайя спала настолко крепко, что вряд ли бы проснулась сейчас при приближении врага. А ведь он знал, что она сумела в лудусе, даже напоенная Ренитой сонным отваром, сразиться с наемными убийцами, проснувшись за мгновение до своей смерти.

Наутро, проснувшись в его объятиях, Гайя прикрыла глаза снова, взмахнув густыми, даже здесь не выгоревшими ресницами.

– Марс…

– Да, моя любимая.

– Зачем? Зачем ты будоражишь прошлое? Оно осталось за сотни миль отсюда. И Гайя там мертва. К кому ты пришел сюда этой ночью? На что надеялся?

– Я здесь, с тобой. И больше уже никуда никогда тебя не отпущу! Нет, ты, конечно, можешь служить хоть в Парфии, хоть вовсе в Гиперборее, но я везде буду с тобой.

Она недоверчиво взглянула на него:

– А жена тебе позволит?

– Какая жена, к Эребу?! У меня есть только ты!

– Но у меня никогда не будет детей. И полно шрамов. А теперь еще больше. А у тебя невеста же была, так разве ты не женился?

– А ты тут не к Рису отправилась?! – в тон ей возмутился Марс. – Может, пожалела, что не приняла его предложение, и отправилась догонять?

– Как ты можешь! Как ты мог так подумать! – вскинулась она, но он спеленал ее по руками и ногами.

– Лежи и не рыпайся. И слушай. Я без тебя жить не хочу и не буду. Знаешь, я же чуть нашего старика Фонтея не укусил за ляжку!

Она улыбнулась, а он поцеловал ее ушко и шепнул:

– Хочешь, расскажу?

– Хочу.

– Но сначала я посмотрю твою руку. Мне даже сам вид повязки не нравится, – он ножом смахнул витки пропитавшейся гноем ткани и в ужасе присвистнул.

Ни слова не говоря, он раздул угли возле палатки и раскалил нож. Она с расширенными глазами, не поднимаясь, смотрела за его приготовлениями, понимая их смысл. И, когда он подошел к ней с раскаленным добела клинком, она просто доверчиво прижалась к нему и прикрыла глаза.

Марс, не услышав от любимой ни единого стона, сам был готов кричать в голос, зная, какую безумную боль она терпит.

– Вот и все, – он опустил на скудное ложе обмякшее внезапно тело девушки, показавшееся ему необыкновенно легким. – Моя милая, мужественная Гайя…

Марс бережно перевязал ей руку и прилег рядом, обнимая ее и баюкая в своих объятиях.

Справившись с ошеломительной болью, Гайя постаралась осознать, что же происходит: Марс явился сюда не просто за ней, он прибыл с приказом Октавиана. С таким же успехом могли послать и Квинта, и Друза и еще пару сотен воинов их когорты. Но он пробрался к ней в палатку, ночью – и сквозь сон, Гайя, конечно слвшла его слова, чувствовала объятия, но предпочла отпустить все на самотек, потому что сил спорить и бороться в тот момент не было. А сегодня утром он помог ей справиться с раной, которая начала уже пугать и ее самою – девушка привыкла одинаково уверенно держат оружие в обеих руках, и возможность потерять левую ее настрожила.

– Марс, так что за приказ? Понимаешь, я не могу сейчас вот так взять и бросить здесь все.

– Но ты же сама сказала, что банда разгромлена, и теперь нашим ребятам ничто не угрожает по пути домой.

– Банда… Да кто их знает, сколько их тут. Надо выждать, понаблюдать. И к тому же, я не могу бросить солат форта. Сам, наверное, заметил, что за кусок навоза этот Порций. А ребята поверили в себя, научились воевать и чувствовать себя при этом единым кулаком. И уехать сейчас, будет означать предать их.

– Они не маленькие дети. Взрослые мужики, легионеры. О чем ты?!

– Любому отряду нужен командир.

– Понимаю. И что, лучше тебя не нашлось? Ты не переоцениваешь себя?

Она вспыхнула:

– Что ты знаешь о войне здесь?

– Но и ты провела здесь не так долго. За полтора месяца все равно не спасти границу империи. К тому же ты ранена, измождена.

– Как и все тут, – отрезала она.

– Гайя, приказ есть приказ. Мы можем сколько угодно рассуждать о судьбах этого гарнизона, но тебя ждет Рим, и ты нужна там. Вернемся, доложим вместе обстановку тут.

– Вот я и думаю… За невыполнение приказа меня, естественно, накажут. Могут и отдать ликторам.

Марс задохнулся, осознав, на что совершенно сознательно пытается пойти Гайя – розги и обезглавливание, причем перед всем строем, с позором. Он представил, как его гордую красавицу Гайю выведут на помост – вряд ли втянут, она слишком горда, чтобы унижать себя сопротивлением и мольбой о пощаде. Сорвут со спины тунику, опустят на колени и исхлещут розгами. А затем голова в золотистых кудрящках скатится на землю под ударом топорика ликтора. Он взвыл от боли и скрипнул зубами.

– Да что тут думать! – взорвался Марс, хватив кулаком по полотняной стенке палатки так, что чуть не вырвал колья, на которой она крепилась. – Ты о себе подумай! Руку потеряешь!

– Я больше потеряла, – безжизненным голосом проговорила Гайя, глядя в бесконечную желто-бурую даль пустыни.

Марс совсем задохнулся от раздирающей его душу боли – он понял, о чем говорила любимая. Он только замешкался в одном – валиться перед ней на колени? Но примет ли она такое его унижение? Или, наоборот, проявить мужскую решительность, и, как недавним утром, спеленать ее руками и ногами, еще раз заставить выслушать его признания?

– Послушай меня. Не как старший центурион. Как человек. Как женщина. Моя женщина, – он с трудом выговорил эти слова. – Я не могу без тебя.

– А как бы ты жил с женой? Так бы и рвался всю жизнь?

– Да какой женой?! – ему казалось, что он кричит так, что слышно на всю пустыню, а на самом деле его внезапно севшее горло издавало хрип.

– Матерью твоих будущих наследников, – спокойно ответила Гайя, пальцами приглаживая непослушные после вчерашнего мытья отрастающие и сильно кудрявящиеся волосы.

Марс хотел что-то возразить, обнять ее, успокоить – но в палатку ворвался караульный:

– Гай! – и осекся, увидев ее незатянутую грудь и руки Марса, протянутые к ее талии.

Парень закашлялся и не знал, то ли ему выходить спиной, то ли вообще протереть глаза – ему показалось, что и выражение лица у бесстрашного разведчика Гая сейчас другое, более мягкое и действительно женственное.

– Гай…

– Докладывай, что ты встал столбом? – ее голос вновь был сдержанным и отрывистым, и угадать, кому он принадлежит, было невозможно.

– Нападение на наш дальний разъезд. Вернулся один конь, без всадника. На шкуре и попоне пятна крови.

– Поднимай всех! – она стремительно застегивала доспехи. – Марс, ты как?

– С вами.

К их удивлению, наготове оказался и Порций – неожиданно выбритый и трезвый. Но скрыть подрагивание рук, которыми он небрежно придерживал узду, было сложно.

– Уверен? – негромко спросил Марс, понимая, что в таком состоянии Порций, каким бы умелым воином он ни был бы, станет легкой добычей для врага, и хорошо еще, если просто ляжет, а не попадет в плен.

Порций смерил его презрительным взглядом:

– Да кто ты такой, что б за меня решать? Нашелся столичный щеголь. Это ты учти, что пустыня не похожа на мозаичный пол триклиния.

Гайя махнула рукой, и десяток всадников устремился за ней. Марс даже не удивился ни тому, что Порций так легко отдал ей бразды правления фортом, ни тому, что девушка так легко за короткий срок сориентировалась в незнакомой обстановке этой войны.

Они нагнали банду пустынных кочевников за барханами, предварительно наткнувшись на изуродованный, полуразорванный труп одного из легионеров. Лошадь Марса попятилась и встала на дыбы, едва не сбросив всадника.

Порций глянул на него с нескрываемым презрением, за которым видна была с трудом скрываемая горечь:

– Что? Впервые такое видишь? А у них забава такая. Вроде нашего харпастрома. Только вместо набитого опилками овечьего желудка у них, поганей, сам видишь, что. Не боишься стать следующим?

Марс пожал плечами:

– Рано или поздно все равно все у Харона в лодке будем.

– Это да, – криво усмехнулся Порций и пустил коня вперед.

– Продвигаться дальше смысла нет. Они сидят и поедают те запасы пищи, которые отняли у нашего разъезда, – показала Гайя рукой в сторону барханов, куда уходили быстро заносимые ветром следы.

Марс только тут заметил, что ее глаза, как и глаза многих мужчин, обведены широкими мазками сурьмы – он припомнил из рассказов товарищей по когорте, тоже начинавших службу в этих краях, про странный, но оказавшийся полезным местный обычай, который, вместе с закрывающими голову и лицо платками, переняли легионеры. Сурьма предохраняла глаза от воспалений, неизбежных при постоянном попадании в глаза мельчайшего песка, забивающего веки и ресницы. Но, в отличие от мужчин, делавших это небрежно, лишь бы краска выполнила свое предназначение, и в душе стеснявшихся необходимости «подводить» глаза, глаза Гайи были подкрашены очень четкими линиями, сделавшими их огромными на посмуглевшем и худеньком лице с заострившимися чертами. Вот она, поставив задачу воинам, снова натянула на рот и нос нижний край платка – и на ее лице вообще остались только эти глаза.

Марс встряхнул головой, сосредотачиваясь на предстоящем бое – если он выживет, то сможет снова полюбоваться ее глазами. Уцелеть бы ей самой, чтобы не пришлось ему – второй раз – оплакивать ее гибель. Для себя мужчина твердо решил одно – жить без Гайи он не будет. И если ее сразит шальная стрела, то следующая будет его, даже если придется проскакать полпустыни и вызвать на бой целое племя кочевников.

– Сколько человек было в разъезде? – спросил он у одного из легионеров.

– Трое.

– Мы видели один труп, и только один конь вернулся в форт, – сам себе произнес Марс, и легионер кивнул.

– Хорошо, если убиты, – легионер промолвил неожиданные для Марса слова и прибавил, поймав прищуренный взгляд еще незнакомого ему центуриона. – То, что они вытворяют с ранеными, попавшими к ним в руки, лучше даже тебе не знать. Так что живым не сдавайся.

Марс понимающе кивнул. На самом деле лн знал, на какие зверства были способны некоторые германские племена, расправляясь с пленными легионерами. Но все же там, где воевал он, чаще римлянам на чужбине грозила та же участь, что и германцам с галлами, захваченными римскими войсками – рабство. Причем у многих племен рабы становились почти членами племенной общины, а рубка леса, обработка полей, выпас скота и даже работа в кузнице не были смертельным трудом для крепких, закаленных мужчин, которых варвары даже подлечивали, притащив без сознания с поля боя и первым делом забрав себе добротные римские доспехи, оружие и обувь.

– Гай, – торопливо подъехал к Гайе один из легионеров. – Присмотрись-ка. Кажется, ребята наши у них. Глянь, на чем они сидят! Связали их, суки…

Гайя прищурилась, вглядываясь из-под руки:

– Похоже. Атаковать в открытую сейчас нельзя. Попробую снять хотя бы парочку гадов, а вы готовьтесь рвануть вперед, пока у них возникнет паника.

Она сняла с плеча лук, приладила стрелу, прицелилась, держа вторую наготове. Выстрел, второй – и она стремительно бросила коня в сторону, на ходу выцеливая третью и четвертую цели.

Марс видел, как один за другим забились в конвульсиях на песке четыре тела, как заметались остальные, вскакивая на лошадей, выхватывая кривые мечи и что-то пронзительно вопя. Он вспомнил, как вели себя сирийцы на арене в конном сражении – и успокоился, уже представляя их стиль боя.

Два отряда всадников стремительно сближались. Двое легионеров, отмахнувшись мечами на обе стороны от врагов, пронеслись дальше, не встревая в бой – они должны были успеть подхватить своих товарищей, живых или мертвых, забросить к себе на коня и вывезти в форт, где уже оставшиеся там караульные разберутся, что к чему.

Потяжелевшие с двойной ношей кони скакали уже не так резво, да и рубиться на мечах было затруднительно, потому что волей-неволей под удар подставлялось безвольно висящее тело, которое надо было еще и придержать своим телом или свободной рукой. Поэтому те, кто приняли бой, постарались сделать все, чтобы освободить им проход и не дать поганцам отвлечься на них.

Бой был явно неравным – бандитов, даже с учетом четырех застреленных Гайей сразу, было в полтора раза больше, чем римлян.

– Отступайте, – крикнул им Порций, тяжело дыша и не переставая рубиться с наседающим на него сирийцем, проявляющим чудеса упорства и храбрости.

Мимо Марса пропела стрела, и он заметил, что несколько сирийских воинов приотстали от основной схватки и поливают дождем стрел стремительно уносящихся с ранеными двоих легионеров. Вот лошадь одного из них споткнулась, заржала почти человеческим, полным боли голосом, и опрокинулась на колени, разбрасывая своих всадников. По тому, как упал на песок, легко перекувырнувшись и сдергивая с плеча лук, легионер, Марс понял, что его еще не задели. А вот раненый, которого тот пытался спасти, или получил еще один смертельный выстрел, или был в глубоком беспамятстве – несмотря на то, что товарищ даже в бешеной скачке успел перерезать на нем веревки, солдат лежал ничком на песке, не дела попыток ни отползти, ни даже пошевелиться.

– Уходите, – снова, через звон клинков, услышал он голос Порция и удивился, насколько твердо и резко в этот раз прозвучала команда. – Я прикрою. Гай, уводи ребят.

Гайя свистнула – и отряд развернулся в сторону форта, не забывая отстреливаться в сторону преследующих их кочевников. Они пронеслись пару стадиев и, снова повинуясь жесткому окрику и свисту Гайи, развернулись лицом к заметно поредевшим, но не утратившим боевого пыла врагам.

– Вперед. За Рим! – крикнула девушка, и легионеры буквально втоптали в песок остатки разбойничьего отряда.

Марс оглянулся в поисках Порция – но того не было видно. Он проскакал туда, где они расстались. Изрубленное тело центуриона лежало, полунакрытое погибшее лошадью. Вокруг громоздились трупы кочевников – собирать их было уже некому, банда была уничтожена полностью. Марс спрыгнул с коня, закрыл уже запорошенные песком глаза Порция:

– Наверное, так даже лучше для тебя, – проговорил он вслух, как будто мертвый мог его услышать, и с трудом перебросил тело через круп своего храпящего от непривычного груза коня.

Он неспешно подошел к остальным, дожидающимся его и осматривающим трупы кочевников, ведя коня в поводу. Марс заметил еще на одном коне такой же скорбный груз – одного раненого они все же не довезли, сирийская стрела догнала парня за полстадия до спасительных стен форта. Еще трое легионеров получили легкие ранения – у одного было рассечено предплечье, а у двоих Гайя как раз в тот момент, когда подошел Марс, обламывала древки стрел, чтобы вытащить наконечники уже в более подходящих спокойных условиях форта.

Легионеры, еще возбужденные боем, шумно переговаривались:

– А ты, Гай, как всегда, молодец. Лихой же ты парень. Слушай, а как ты стрелял-то с такой рукой?

– Да как все. Тетиву-то я правой рукой натягиваю. А левой что? Разве что лук придержать.

– Ну ты и шутник к тому же! – раздался взрыв хохота, и кто-то из воинов по-дружески ударил Гайю по плечу, а у Марса все перевернулось в душе от обиды и недоумения.

«Зачем?! Зачем ей все это? Неужели она хочет всерьез остаться среди этого хрустящего на зубах песка, недалеких рубак, не способных догадаться, что перед ними прекрасная юная женщина, а не сорванец, заслуживший фалеры старшего центуриона безудержной храбростью и удачливостью» – мучительно думал он.

Она заметила Марса:

– Цел?

Он кивнул:

– А ты?

– Да что со мной будет, – в ее голосе было столько беспечности, что ему стало страшно.

– Да ты за Гая не бойся, – весело ответил ему молодой, судя по чертам лица, но с уже взрослыми, жесткими глазами парень, который тут явно верховодил среди солдат, но с безусловной оглядкой на Гайю. – Он из таких передряг вылезал и ребят вытаскивал! Погоди, вечером тебе у костра расскажем.

– Цезоний, – оборвала его Гайя. – Вряд ли центуриону Марсусу Гортензию интересны сказки на ночь.

– Не такие уж и сказки, – фыркнул Цезоний. – Сам тогда расскажи, как выкрал из кибитки старшую жену ихнего вождя. Да так, что тот все племя привел в обмен на нее. Ты ее, кстати, не обрюхатил? Одну вернул, без добавки?

– Нет, – просто ответила Гайя, поразив Марса в очередной раз своей естественностью в любых ситуациях и умением найти нужные слова и тон. – На тебя понадеялся.

Вот тут уж дружный хохот едва не заставил оползти ближайший бархан.

– Отдохнули? – обвела глазами свой отряд Гайя. – Все, по коням. Раненых придерживайте.

Они вернулись в форт.

Гайя, как будто и не участвовала в схватке – спрыгнула с коня, отдала распоряжения, куда нести раненых, куда трупы, напомнила, чтобы обтерли и выводили коней, чтоб тут же привели в порядок оружие.

Марс сделал попытку заговорить с ней с глазу на глаз, но она остановила его:

– Погоди. Столько всего надо сделать. Тела нельзя оставлять надолго, распухнут на жаре мгновенно. И врача тут нет. Умер от какой-то местной гадости еще до моего приезда. Так что мне придется сейчас помыться наскоро и стрелы ребятам вытащить.

– Помочь?

– Давай, – неожиданно легко согласилась она. – Знаешь, у тебя неплохо вышло. Рука почти не болит.

– Большой личный опыт, – отшутился Марс, раздеваясь до сублигакулюма рядом с ней, чтобы полить друг другу воды на пропыленные тела.

Он, оглянувшись вокруг, сделал неуклюжую попытку дотронуться до нее – видеть ее обнаженное точеное тело, казавшееся мраморным из-за коричневых разводов смешавшейся с потеками пота пыли на белоснежной коже груди и живота, было для него невыносимой пыткой. Марс, борясь с сотрясающими низ живота спазмами, провел кончиками пальцев по ее груди, вырисовывая причудливый узор, скатился в тесную ложбинку между грудей, наслаждаясь ее бархатистой, скользкой и немного липкой от пота кожей. Еще немного, и он повалил бы Гайю на песок прямо так, как есть…

Она рыкнула на него:

– Отставить! Ошалел? Они и так меня извращенцем считают. Потому и приходится прикрываться хотя бы храбростью.

– Милая моя… Да за что же тебе такие мучения? – простонал Марс, убирая руки.

Она вместо ответа обрушила на него ведро ледяной воды и энергично принялась тереть ему спину прямо песком.

Только поздним вечером он все же вернулся к начатому накануне еще разговору:

– Гайя, хочешь ты или не хочешь, у меня на руках приказ. Ты немедленно должна вернуться в Рим.

– Тогда ты оставайся командовать фортом.

– Постой-ка, – в его голове созрело простое и здравое решение. – Этот парень, Цезоний. Видел его в бою. Посмотрел, как ребята с ним общаются. Он в каком звании?

– Декурион.

– Маловато, конечно, для командира форта, но ты же, как старший центурион, имеешь право составить на него представление к очередному званию. А пока что назначить временно.

– Могу, – кивнула она.

– Вот. И сделай так.

– А что? Мысль неплохая. И парень он смышленый и храбрый. Ребята за ним пойдут. Доживем до утра, так и поступим.

Она дочитывала приказ в полной тишине. Слышно было, как песчинки трутся друг о друга при слабом движении ветра, который в это утро тоже стих, как будто озадачился вместе с небольшим гарнизоном римского приграничного форта. Солдаты ловили каждое слово – услышав в начале вполне обычную фразу: «Я, Гайя Флавия, старший центурион когорты спекулаторум…», они ждали фразу заключительную, чтобы еще раз услышать, кто же все-таки подписал документ.

Она дочитала. Свернула пергамент, неспешно вложила его в цисту, вручила Цезонию и уже совсем простым тоном прибавила:

– Поздравляю. Искренне в тебя верю. И всегда верила.

– Верила? – переспросил ошарашенный Цезоний. – Так погоди… Гайя Флавия, старший центурион… А ты кто тогда? Гай, я ничего не понимаю.

– Вообще-то, я и есть Гайя, – улыбнулась она обступившим ее солдатам, которым Марс запоздало подал команду «вольно».

– Гай… – недоуменно пожал плечами один из них, потирая лоб. – Ты сейчас шутишь? Или валял дурака все это время? Хотя… Хотя, похоже, дураки мы все…

– Точно дураки, – поддержал его другой. – Кромешные. Один Дарий умным был. Вот и тискал по углам.

– Да, а мы-то думали, храбрые парни Гай с Дарием, да порченные…

Гайя залилась краской смущения, и Марс слегка приобнял ее за плечи, видя смущение и солдат, и девушки.

– Челюсти она ваши пожалела, – примирительно сказал Марс солдатам. – А то ломать бы пришлось, если б все к ней приставать полезли. Она ж с ноги бьет, не разбирая, за такие дела. А вам тут и так достается.

Он взглянул на Гайю:

– Так, боевой мой товарищ Гайя?

Она кивнула.

– Ну а раз все выяснили, то давайте прощаться. Готовы захватить письма, если, конечно, повезет их доставить.