Текст книги "Невеста смерти (СИ)"
Автор книги: Елена Вихрева
Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 71 страниц)
Плавт кивнул головой:
– Вызывайте расчет. Но предупредите, чтоб без ваших этих дудок, без грохота и крика. Прибыли, встали тихо и ждите распоряжений.
Постепенно улица стала пустеть – это урбанарии перекрыли ее так на подступах, так, чтобы зайти на нее уже не мог никто. Вдали слышались пререкания недовольных жителей, возвращающихся после работы, а некоторые и с представления в цирке.
– Вы что, с ума сошли? Мне пройти надо! – доказывала стоящему в оцеплении невозмутимомму урбанарию крупная, разбитная молодая женщина с распущенными по плечам светлыми волосами.
– Пройдешь.
– Так дай я и пройду. Я ж об этом и говорю!
– Своевременно. Разрешат пройти, пройдешь.
– Вы что, издеваетесь?!
– Выполняю распоряжение.
– Да мне сейчас надо! Дубина ты, пропусти!
Но урбанарий стоял с ничего не выражающим лицом, хотя по глазам мужчины можно было прочитать все его чувства, в том числе и затаенную боль оттого, что снова население сочло их лишней помехой в своей жизни…
Еще больше недовольства выслушали урбанарии, которым пришлось обойти многочисленные комнаты всех четырех жилых этажей этой злосчастной инсулы с просьбой покинуть помещения на некоторое время. Людей понять тоже можно было – кто-то спал, кто-то готовил скудный ужин на небольшой угольной жаровне, кипятил аутепсу, да и мало ли у людей занятий дома в предвечерний час. И, конечно, они возмущались, задавали кучу вопросов, кричали, захлопывали двери перед носом солдат – словом, то, что должно было бы для их же безопасности произойти быстро и тихо, заняло много времени.
Префект спекулаториев, явившихся на улицу Шорников в считанные мгновения – ровно столько, чтобы добежать к ним вестовому и галопом прилететь им самим, первым делом поинтересовался, где же несчастный ребенок. Когда оказалось, что Цинтия все это время так и была на руках у самого молодого из вигилов, которого старший наряда занял столь важным поручением во избежание неожиданного геройства. Девочка не плакала, внимательно разглядывая пожарное снаряжение, которое ей начал показывать Хильдебад, чтобы хоть как-то отвлечь ребенка.
Все они находились на безопасном расстоянии от окна и двери школы и могли быть уверены, что не получат случайную стрелу. Но вот в безопасности остальных детей уверен не был никто – тем более, что донесшиеся с улицы крики возмущенных жильцов, сопровождаемых измученными урбанариями, достигли ушей засевших в школе негодяев.
– Эй, вы там думаете мне сопливку возвращать? Или хотите уши всех остальных?
– Что ты хочешь? – громко и спокойно поинтересовался префект, стоя посреди пустой улицы напротив оконного проема.
– Ты тоже неграмотный? – поинтересовался злочинец.
– Почему же? Грамотный. Прочитал. И, прости, не понял. Все в кучу. И, кстати, Сенат не препятствует деятельности храмов Исиды. Этими вопросами занимается Верховный понтифик.
– Не умничай! Давай девчонку. Смотри, что мы будем делать!
В школе раздался детский многолосый плач, и на довольно высоком подоконнике окна школы появилась маленькая детская фигурка… Сзади за ребенком виднелся смутный силуэт взрослого мужчины.
– За ребенком прячешься? – все так же спокойным усталым голосом поинтересовался префект.
– А ты прячешься за доспехами и своими солдатами! Учти, начнете стрелять, попадете в пацаненка.
– Хорошо. Я прикажу солдатам отойти. И, если тебе так приятнее, могу и доспехи снять, – и он недрогнувшей рукой снял шлем, передал его в руки подбежавшему контуберналу, отстегнул застежки доспеха, и остался в одной тунике.
Секст Фонтей совершенно не боялся получить стрелу – ничего нового не произошло бы, а если насмерть – то он уже об этом бы не узнал. Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, и слегка прищуренными глазами рассматривал здание, возвышающееся перед ним. В его голове постепенно складывалось представление, как и куда должны пойти спекулатории, чтобы проникнуть в здание и постараться сразу обезопассить детей. И вот с детьми у него картинка не складывалась – ведь не ясно, где они там? Собрали ли их в кучку посреди комнаты? Или они так и сидят на своих табуреточках? Фонтей понял, что ему сейчас необыкновенно остро не хватает живого ума Гайи.
Даже Марс, Дарий и другие ребята, готовящиеся сейчас к штурму, были умелыми и отважными воинами, но предусмотреть все так, как могла это сделать Гайя, им было не под силу.
И, словно боги услышали его мысли – дробный стук копыт, несколько негромких фраз у линии оцепления, и вот:
– Разрешие приступить к выполнению служебных обязанностей?
– Центурион? – он удивился и обрадовался одновременно, потому что видел из императорской ложи, как она поливала арену кровью, и даже не стал наказывать Марса за проявленное нетерпение и этот прыжок на арену, ставший предметом обсуждения всего города. – Нужна. Давай введу в курс дела. Сама-то как?
– Нормально. Так что у нас тут?
– Гайя! – подскочил к ней Марс, с уже закрытым лицом, и из-за этого его серые глаза казались еще выразительнее, потому что не было видно остальных черт лица.
– Да, центурион. Слушаю тебя, – она холодно поприветствовала его так, как будто они и не были знакомы, а так, встретились случайно два офицера на серьезном задании.
– Милая, как ты? Врач отпустил тебя сюда?!
– В чем дело? Здесь захвачены дети. При чем тут посторонние вопросы. И у нас что, врач командует когортой спекулаториев? Я что-то пропустила, пока прыгала на арене?
Марс понял сразу, что она на него ужасно злится. И даже догадывался, почему – и этот его порыв чувств с изъявлением ей своей любви на глазах у всего города, да и угораздило же его отвезти ее к этому сухарю Кезону, умеющему лечить кашель и ноющую поясницу, но пугающемуся при виде кровоточащих ран. «Наверняка он ей таки что-то вякнул. Про место женщины в римском обществе», – с досадой подумал Марс, понимая, что здесь и сейчас объясняться с Гайей невозможно, и лучше оставить все как есть до лучших времен. Если они оба доживут до конца операции.
Она едва успела вникнуть в суть присходящего, как снова раздался крик поганца:
– Вы все там что, заснули? Сейчас начну детей по кускам выбрасывать, они уже надоели. Ноют, зассали тут все, – он встряхнул стоящего на подоконнике мальчика так, что ребенок зашелся в истерическом крике.
Но тут произошло нечтно невероятное – мелькнула в окне еще одна мелкая тень, раздался тонкий, но тверый голосок:
– Не смей! Не трогай моего друга!
Гайя и префект с замиранием сердца успели разглядеть, как маленький мальчик попытался ударить поганца то ли кодикиллусом, то ли частью сломанной школьной табуретки, но был безжалостно отброшен резким ударом руки. До них донесся сдавленный стон.
– Так, – Гайя поправила меч. – Пора. Иначе начнем терять заложников.
Префект прикрыл глаза в знак согласия, давая ей полную свободу действий.
– Тебе же нужна девочка назад? – поинтересовалась Гайя у поганца. – Предлагаю себя. Сам же говоришь, что дети ноют, описались. Я не ною.
– Ты что, девка? – в голосе поганца звучало искреннее изумление. – Разденься, чтоб я это видел.
Гайя по примеру своего командира легко сняла шлем и стала отстегивать доспехи, моля Аполлона-целителя, чтобы кровь не проступила на тунике сквозь заспех наложенную повязку, но, видимо, скачка через весь город не смогла ей повредить, и она удовлетворенно вздохнула. Крови нет пока что, ну а боль внешне не видна. Она шагнула вперед, раскинув руки:
– Вот я, смотри.
– Оружие нигде не запрятано? Ну-ка, волосы распусти.
Она тряхнула головой и распустила свои рыжие локоны, упавшие ей на спину и плечи тяжелыми волнами.
– Хороша! – крикнул поганец. – Иди сюда, только медленно.
– К двери или к окну?
– К двери.
Она медленно, плавно пошла по брусчатке мостовой, легко вспрыгнула на высокую пешеходную часть улицы, ступила на крыльцо.
Марс провожал ее глазами, полными боли – ему вдруг так отчетливо стало понятно, что видит он любимую последнее мгновение в своей и ее жизни. И он смотрел, не отрываясь, стараясь впитать в себя каждое ее плавное движение сильного грациозного тела.
Едва Гайя переступила порог школы, как сильная мужская рука схватила ее выше локтя и грубо дернула вперед так, что она почувствовала, как еще шире рвется ее рана. Девушка скрипнула зубами, но нашла в себе силы улыбнуться тепло и спокойно детям, одновременно поднявшим на нее глаза.
– Ну что, мышата? Давайте знакомиться?
Поганец снова дернул ее и швырнул на пол туда, где были согнаны в дальний угол все дети. Малыши, хоть и были напуганы до крайности, но, увидев молодую, красивую, но все же взрослую и довольно крупную по сравнению с ними девушку, сразу почувствовали себя уверенне, прижались к ней.
– Тетя, я хочу пить, – доверчиво заглядывая ей в глаза, пролепетала заплаканная девочка.
И следом за ней запищали и остальные.
– Заткнитесь! – рявкнул главный злочинец, так и продолжавший стоять у окна, придерживая все еще стоящего на подоконнике парнишку лет восьми. – Ты, сука, заставь их замолчать. Иначе передушу их на твоих глазах. Или сначала тебя оттрахаю на их глазах. Да, так оно лучше.
Остальные двое поганцев захохотали, довольные шуткой своего главаря.
– Они дети, – примирительно сказала Гайя, вложив в голос как можно больше просительных и успокаивающих нот. – Они всего лишь дети и хотят пить.
– И кушать, – добавил рыженький взъерошенный мальчик. – И тетя, посмотри, что с нашим Гаем?
Он показал на мальчика, распростертого у другой стены – тот самый маленький храбрец, попытавшийся вступиться за друга.
Гайя попыталась встать, чтобы подойти к ребенку, но ближайший к ней злодей вернул ее на место ударом ноги в живот.
– Почему я не могу помочь ребенку? Он же не виноват, что оказался здесь. И тем более не виноват, что растет настоящим мужчиной.
Поганец смерил ее оценивающим взглядом – его удивило, что после двух таких ударов эта хрупкая светловолосая девушка остается такой же спокойной и улыбчивой. Он переглянулся со своими подельниками и разрешил:
– Хорошо. Встала. И медленно подошла к паршивцу. Можешь оттащить его к остальным.
Гайя повиновалась и, стараясь не делать резких движений, подошла к ребенку, мимоходом отметив про себя, что старик-учитель уже мертв и даже начал окоченевать. Она опустилась на колени возле мальчика, провела рукой по детской шейке, нащупала пульс и похлопала мальчугана по тугой загорелой щечке со следами подживших царапин:
– Эй, тезка! Гай! Ты меня слышишь?
Мальчик встрепенулся и открыл глаза. Первым его порывом было отползти на спине от незнакомой женщины, склонившейся над ним, но она удержала его сильными, но ласковыми руками:
– Не бойся. Я Гайя, и я из преторианской когорты. А ты Гай? Ты очень храбрый парень, и вырастешь хорошим солдатом. А для этого нам всем надо выжить в этой переделке. Идет?
Он с готовностью кивнул головой, фокусируя взгляд на ее форменной тунике, вовсе не похожей на обычное одеяние женщины, да и высокие чеканные наручи тоже не походили на девичьи браслеты.
– Так ты солдат?!
– Ага, – она подмигнула ему. – Голова кружится? Что еще болит?
– Да не особенно.
– Встать можешь? Или мне тебя на руках перенести?
Мальчик не успел ей ответить, как ее грубо прервал поганец, ударив на этот раз ногой в грубой сандалии на толстой дереянной подошве. Гайя успела чуть развернуться, и удар пришелся не в горящую от боли рану, а в бедро, что тоже было неприятно. Чтобы не злить гада, она просто подхватила ребенка на руки и быстро перенесла к остальным детям.
– Ну вот, мышата, теперь мы с вами все вместе.
– Пить, – напомнила девочка.
– И писить, – добавили еще две хором.
Гайя снова попыталась заговорить с поганцами, стараясь пробудить в них здравый смысл, и ей удалось. Но, как, оказалось, пить детям не давали еще и потому, что в самом помещении школы воды не было. Ближайший водоразборник был во внутреннем дворе дома, и оттуда амфорами забирали воду себе все, кто хотел. Дети же на перемене просто бегали туда, жевали купленные загодя по дороге в школу булки и запивали, зачерпывая воду ладошками.
– Я могу сходить к водоразборнику? – поинтересовалась она у поганцев.
– С чем? У тебя есть ведро?
Ее мозг лихорадочно работал. Ведро? Она же видела ведра у стоящих на посту вигилов. И у нее в голове созрел план.
– Может, попросим, чтобы нам передали ведро с водой?
– А что, – вмешался самый молчаливый из злочинцев. – Попьют, а после в пустое ведро пусть и льют. Да и нам не помешает.
Пока главный поганец выкрикивал в окно требование принести ведро с водой, Гайя думала, догадаются ли префект и остальные, что именно в этот момент есть смысл начать штурм, потому что все взоры и стрелы гадов будут обращены на улицу, и взгляд будет скользить по низу. Тогда есть надежда, что они не заметят, как Марс, Дарий и еще пара ребят спустятся с помощью веревки со второго этажа и ворвутся одновременно в дверь и окно.
Она внутренне собралась – если все пойдет так, как она продумала, то штурм произойдет в ближайшие мгновения.
– Мышата, мы с вами сейчас немного поиграем, – она потихоньку шепнула детям и подмигнула. – Как только я скажу, вы ложитесь на пол, и закрываете голову руками. И никуда не смотрите. Зато обещаю приятный сюрприз!
Дети посмотрели на нее – кто с недоверием, кто с радостью.
– И ничего не бойтесь. Я же с вами!
– И я! – добавил Гай, уже почувствовавший себя лучше и сидящий у стены так, чтобы смотреть на Гайю, которую немного смущал этот восхищенный детский взгляд.
Она услышала, как поганец кричит в окно:
– Медленно. Покажи, что у тебя только ведро! Пусть в пустое ведро на моих глазах перельют воду, чтоб я знал, что там на дне нет ножей каких. Хотя зачем детям и полуголой девке ножи. Руки покажи! Бери ведро, неси. Ставь. Поставил и ушел!
Ей не было видно, кто отважился принести ведро, но вот что-то на улице произошло – поганец выругался и закричал:
– Стой! Я сказал, поставил и ушел! Не двигайся! И зачем второе ведро?!
И он сделал два подряд выстрела из лука, который держал все это время с наложенной стрелой. Гайя, сама прекрасно стрелявшая, удивилась, как быстро гад сумел перезарядить лук. Очевидно, одна из стрел попала в цель, так как раздался возмущенный мужской вскрик:
– Совсем охренел?!
И она поняла, что или стрелой задет кто-то из вигилов, которым могли поручить принести воду, не вызывая лишних вопросов, или ее ребята нарочно отвлекают внимание негодяев, чтобы дать возможность скрытно подобраться к ним штурмовой группе. По опыту она больше склонялась ко второму варианту – вряд ли ее ребята послали бы вигилов под стрелы, скорее, одолжили у них их форменные накидки и снаряжение.
А вот воспользоваться помощью вигилов, чтобы проникнуть незаметно, с другой стороны в здание – это наверняка понадобилось, так как только вигилы знают в своем районе не только каждый проулок, но и особенности планировки зданий, подвальные ходы, обводные галереи и наружные лестницы.
– Мышата, прячемся! – крикнула она, почти не таясь, потому что одной ей понятный шорох толстой веревки подсказал, что времени не осталось.
Дети, ставшие за время заточения необыкновенно покладистыми, упали на пол там, где сидели. Глазенки Гая, уже лежащего на полу, но не уткнувшегося в пол и коленки, расширились перед ее лицом:
– Сзади!
Она, не глядя, обрушила назад удар – поняла, что главный поганец, тоже услышав шорох веревки по стене и ее крик, попытался отскочить от окна, заодно ударив ее ножом в спину. Как она отбила нож, Гайя и сама не поняла – но лезвие прошло в волоске от ее горла, когда она развернулась для удара. Вторым ударом она с ноги ударила пошатнувшегося уже мужчину по пояснице, чувствуя, как в очередной раз разрывается все глубже и длиннее разрез на ее боку.
Пока она вырубала главаря, в дверь и окна слаженно влетели ребята и, на ходу отцепляясь от веревок, выхватили мечи. Гайя заметила приподнимающиеся на шум головенки и накрыла детей собой – если завяжется бой, то на детей могут наступить не только поганцы, но и свои же ребята, потому что лучше чуть придавить заложника при освобождении, чем погибнуть самому и лишить тем самым людей шанса на спасение.
Бой длился несколько мгновений, но она все же ощутила таки на своей спине подошву чьей-то кальцеи, по закону подлости, скользнувшей по ее поврежденной стороне. Ей показалось, что на мгновение она потеряла сознание от затопившей все ее существо боли – а когда открыла глаза, ребята уже скручивали поганцев на полу и беззастенчиво обшаривали, выгребая целый запас ножей и небольших кожаных мешочков, в каких чаще всего и продавали тайком в храме Изиды дурман.
– Выводим! – рыкнул товарищам Марс, бросаясь к Гайе, распростертой на полу среди перепуганных детей, смотревших на расплывающееся на ее боку кровавое пятно.
– Она умерла? – тихо спросила у подбежавшего и опустившегося рядом с ней на одно колено Марса маленькая девочка с темными взлохмаченными косичками.
– Нет, нас убить не так просто, – подмигнул он девочке, пытаясь разорвать тунику на Гайе, чтобы взглянуть на рану.
– А она и правда солдат? – поинтересовался Гай, пока он разрезал прочную, на совесть сделанную ткань.
– Офицер. Центурион.
Мальчик не успел задать еще какие-то вопросы, так как помещение наполнилось спекулаториями, урбанариями и даже вигилами. К нему подошел вигил:
– Помощь нужна? С нами врач выезжает, могу позвать. И у эмитуляриев есть бинты. Надо?
– Не надо! – с полу послышался негоромкий, но твердый женский голос.
Гайя подняла голову и посмотрела на Марса:
– Руки убрал! – она рывком села, соединяя кое-как под ремнем разрезанную почти Марсом тунику. – Делом бы занялся и не путался под ногами! Ты заложников пересчитал? Ты проверил, куда и как ребята поганцев вывели? Они там не пересекутся? Учти, у тебя там и разъяренные родители.
– Там префект и ребята.
– Командир группы в этот раз ты. И ответственность вся на тебе. А ты тут врачеванием занимаешься, – она уже стояла на ногах, по привычке цепким взглядом обводя помещение, едва не ствашее могилой больше, чем десятку детишек. Труп учителя еще не вывезли, но ребята все же накрыли его снятым с гвоздя плащом.
Она распрямилась и двинулась к выходу, на ходу переговариваясь с Плавтом, тем самым урбанарием, который первым после вигилов оказался на месте происшествия:
– Молодцы. И вы, и вигилы. Все сделали свое дело. И вдвойне молодцы, что не полезли сами.
Она вышла на улицу и чуть пошатнулась от обилия свежего воздуха и яркого летнего заката. Префект сам подошел к ней – уже снова полностью одетый по форме, и даже с опущенным налобником:
– Спасибо, центурион, – и тихо прибавил. – Умница, девочка. Горжусь тобой.
Он перевел взгляд на ее залитый кровью бок:
– Еще раз достали?
– Нет. По той же прошлись. Так что ерунда.
– Сейчас сворачиваемся уже. Мне вот только еще один бой за сегодня выдержать, поговорить с родителями.
– А что с ними? Дети вроде все целы. Там только мальчика Гая ударили, но вроде ничего страшного тоже. Но мать его я бы предупредила.
– Гай? Надо же, мало того, что тезка…
– А что?
– Он напоминает тебя в юности. Вихры, царапины и несгибаемая воля, – он улыбнулся, вспомнив представшую перед ним впервые восемнадцатилетнюю Гайю, и тут же помрачнеет. – Нет у него матери, выяснили уже. С братом старшим растет, чеканщиком, что для сбруи украшения делает. Тут же весь квартал по упряжи. Улица и та Шорников.
Он задумался, ни к месту вспомнив о своей племяннице – подумал, что так и не заметил, как девочка выросла, скоро уже выдавать замуж, а он так ни разу с ней по душам не поговорил за те полгода, что вернулся из похода и занял эту сумашедшую должность.
– Разрешите идти? – вывел его из задумчивости немного усталый голос Гайи.
– Да. Отдыхай.
Она попыталась отыскать глазами того коня, на котором примчалась сюда и вспомнить, кому именно из молодых бойцов отдала свои доспехи, идя в заложники.
– Центурион, – солдат с ее доспехами в руках возник как из-под земли. – Твоя форма. И… Тебе бы на перевязку…
– Благодарю. За то, что сберег мои доспехи. А направлять куда-то старшего по должности и званию я б не советовала, – вымолвила она сухо, борясь с накатывающими приступами тошноты, и тут же пожалела, потому что недавно поступивший на службу преторианец совершенно не заслуживал такого обращения. Она обернулась к уходящему от нее юноше, окликнула:
– Ты не видел Дария?
– Он задержанных допрашивал вроде.
– Проводишь?
– Да, они в портике термополии на углу, там штаб был. Сенатор приезжал, который этот район опекает. Злой, лысый, толстый. Ногами топал, обещал всех тут повесить и живьем закопать, что детей не уберегли.
– Ну, это он погорячился, – в раздумье протянула Гайя.
Дарий сам заметил ее:
– Гайя! Жива! Ну, иди, брат, дай обниму, – и остановился, уже обхватив ее плечи и заметив кровь. – Так. Знакомая картина. Давай-ка, я все быстро сделаю, а сверху доспехи сейчас наденешь, видно не будет. Давай, давай, пока подол еще не намок.
Он разрезал тунику, которую не успел располосовать Марс, срезал и пропитанный кровью, скрутившийся бинт, вытащил из-под туники, бросил в стоящий рядом уринарий.
– Сам ненавижу, когда кто-то жалеет. И не люблю, чтоб кто-то видел, что ранен. Сразу чувствуешь себя легкой добычей в руках других.
– Согласна, – она нашла силы улыбнуться другу.
Дарий уверенными движениями быстро наложил прочную повязку, поцокав языком, когда разглядел саму рану:
– Слушай, тут все хреново… Все разорвано.
– Знаю, – прервала она его. – Давай скорее… После разберемся.
– С огнем играешь, – покачал головой Дарий. – Впрочем, я тебе это еще в лудусе говорил. Только ж ты никого не слушаешь.
Они вскочили на коней.
Марс ехал неподалеку, но Гайя была так зла на него, что не сделал попытки даже приблизиться, а когда он направил коня в ее сторону, то так сжала бока своего скакуна коленками, что он вынес ее далеко вперед всего отряда, двигавшегося не строем, а просто так – они могли себе это позволить.
День заканчивался…
И уже в палатке, когда они все обмылись, поужинали и готовились ко сну, она все также не смотрела в сторону Марса, не замечая, как он мучается, смотрит на нее со своей койки, не в силах заснуть и не решаясь снова подойти к ней. Пока он раздумывал, плечи Гайи, видневшиеся из-под простого грубого одеяла, стали подниматься равномернее – измученная всеми событиями девушка заснула, и он не стал ее тревожить.
Но заснуть сам Марс так и не смог. Среди ночи, чувствуя, что сходит с ума, он выскользнул из-под одеяла и неслышными шагами приблизился к койке Гайи. Он едва коснулся ее просыхающих после мытья волос, вдохнул их пряный лотосовый запах, не заметив, что Дарий, проснувшийся от движения воздуха, вызванного его перемещениями по палатке, смотрит в интересом и удивлением.
Но все оборвала букцина…
* * *
Рагнар к заключению в карцер отнесся как к само собой разумеющемуся. Не первый раз тут. Да и подвесили его сегодня значительно мягче – он хотя бы мог справить надобности по-человечески, а не обливать себя, как в прошлый раз.
Он проверил прочность кандалов – оружейник и кузнец в лудусе работали на совесть.
Его обвинили в убийстве трех человек – и выглядело это логично, так как камера его, а Гайя все же на положении больной была, и поверили скорее, что это он один раскидал трех насильников, чем израненная девушка. Он не стал спорить и все подтвердил – так лучше для Гайи.
Он коротал время, раздумывая о Юлии, вспоминая ее губы, кожу, запах шелковых волос, нежный тихий смех. Забываясь коротким сном, он чувствовал на своей груди прикосновения ее пальчиков, и это было сладкой пыткой для мужчины.
Единственное, что его угнетало – подходил к концу второй день его заключения, а это означало, что бои были сегодня утром. И его тревожила судьба Тараниса и Вариния – вывели ли их на арену. Насчет Гайи он даже не беспокоился – только безумец погнал бы ее на арену ближайший месяц. А вот опасения, что Таранис все же исполнит свою мечту и встретится на арене с Вульфриком, его терзали.
Дверь карцера заскрипела и пустила луч света:
– Еще жив? – раздался насмешливый голос.
Двое парней-ретиариев, поссорившихся с Рагнаром еще несколько месяцев назад, каким-то образом проникли в карцер и теперь, застав своего недруга в безопасном для них состоянии, принялись от души глумиться:
– Знаешь новости? Схватили девку, что к тебе шастает, молоденькую такую и хорошенькую. Так что ее Требоний сказал, всем ребятам на круг отдаст. Не только же тебе по матронам чистеньким прохлаждаться. А нам если и дают, то кухонную рабыню, пропитанную луковым запахом.
Рагнар зарычал, понимая, о ком идет речь. А те странно засмеялись – так, как будто были пьяны, хотя запаха вина он не чувствовал в затхлом воздухе карцера.
– И теперь мы используем ее по назначению, пока ты тут гниешь.
Они принялись хохотать, нести полнейшую околесицу, но Рагнар продолжал прислушиваться, надеясь уловить хоть что-то еще о Юлии. Ему повезло – парни совершенно потеряли всякий страх, и в открытую назвали ему место, куда спрятали девочку.
– Что от нее хотят? – он постарался спросить как можно равнодушнее.
– Как чего? – разразились громким и развязным смехом парни. – Чего и от всех баб. Теплой мокренькой норки.
И они со смехом удалились.
Рагнар, беснуясь, начал выкручиваться на цепях, стараясь раскачать вбитые в стену кольца. Через некоторое время, залитый потом с головы до ног так, что даже его собранные в хвост волосы пластом прилипли к мокрой спине, он выдернул столб, через который цепи тянулись от запястий к стене. Он чувствовал, как неотшлифованный металл наскоро откованных наручников снова сдирает кожу у него на запястьях, но это его совершенно не занимало. Напрягся еще раз и с хриплым рычанием разогнул кольцо, вделанное в стену, высвобождая сковавшие его цепи.
Одним ударом плеча он вынес дверь и оказался во дворе. Мужчина подобрал волочащиеся длинные и тяжелые цепи, накрутив их на руки – другого оружия нет, а с силой раскрученные, они могли стать оружием не только мощным, но и неожиданным для противника.
Он вспомнил, как несколько раз Таранис исчезал ненадолго из лудуса в вечерний час, когда у гладиаторов было немного свободного времени перед отбоем, и возвращался запыхавшийся и с непременным цветком троянды. Рагнар тогда посмеялся над другом:
– Ты что, в канализации проползаешь? А вроде не пахнет. Разве что трояндой.
– Все намного проще, – улыбнулся Таранис одними своими синими глазами и озорно забросил за плечи длинные черные волосы. – Пойдем, на всякий случай покажу.
Рагнар, оглядываясь, не показались ли надсмотрщики, пробежал от строения к строению, пока не оказался в узком проходе, где один из складов примыкал почти вплотную к высокому известняковому забору. Эта сторона лудуса, расположенного практически в центре города, каким-то образом примыкала к еще незастроенному яру. Он был настолько неудобен, что покупатели не стремились позариться на этот участок дорогой земли в черте города, а городскому магистрату было жаль вкладывать сестерции в то, за что можно их получить. Дальше, за высоким берегом забросанного всяким мусором и поросшего мелким кустарником яра, в который обрывалась стена лудуса, тянулся жилой квартал.
Взобраться на стену не составило никакого труда – узкое пространство позволило опираться спиной на стену склада, и подъем превратился в легкую прогулку, хотя мощные плечи Рагнара едва поместились в эту щель – все же Таранис был слегка изящнее. Сложнее оказалось спуститься вниз – и без того немаленькая, около десяти футов, стена продолжалась такой же стенкой яра, поэтому просто спрыгнуть вниз не получилось бы. Рагнар повис на руках с наружной стороны стены, раздумывая, куда же лез или прыгал Таранис. И тут он заметил поваленное дерево, образующее как бы наклонный мостик, лежащий наискосок яра, причем его толстая, с остатками корней сторона была как раз ближе к стене лудуса. Рагнар примерился, прикинул вес цепей у него на руках – раскачался и прыгнул. Ему удалось удержаться на скользком стволе, поросшем с одной стороны мхом, а дальше уже было не сложно – покрытая тонким льдом на пронизывающем ветру палуба его драккара была гораздо более скользкой, и к тому же ствол лежал совершенно спокойно, лишь едва прогибаясь под тяжестью его тела, но не кувыркался в волнах, норовя сбросить с свинцово-серую воду.
Ему осталось преодолеть небольшой подъем по вертикальному обрыву яра, и он, придерживаясь за ветки и, легко оказался на поверхности. Ему хотелось остановиться и как следует почесать зудевшие после крапивных зарослей ноги, но времени на это не было. Он огляделся – в сторону яра выходили стены пяти-шестиэтажных домов, лишь кое-где разбавленные небольшими, забранными деревянными ставнями окон. Естественно, что для желающих снять жилье соседство с постоянно галдящим грубыми мужскими голосами, бегающим, стучащим оружием лудусом было не самым желанным, и домовладельцы постарались заставить зодчих так продумать планировку, чтобы на заднюю сторону улицы окна почти не выходили. С учетом того, что верхние этажи строили из переплетенных ивовых прутьев, укрепленных только перекрестно набитыми досками и оштукатуренных сверху, окна можно было сделать где угодно.
Мужчина оглядел себя – ему предстояло выйти на улицу, и неприглядный после двух суток в карцере и переодоления преград внешний вид мог сразу же привлечь внимание бдительных вигилов и урбанариев, опасающихся больше всего проникновения в город разбойников-обитателей Куриного леса, так и прозванного Злодейским лесом.
Рагнар, пользуясь тем, что темнота сгущалась на глазах, постарался найти ближайший водоразборник и, несмотря на мешающиеся цепи, толстыми витками обкрутившие его запястья, более-менее начисто умылся и даже прополоскал набедренник, намотав его назад как есть, мокрым. Единственное, что его смущало – бегать по улицам Рима вроде не было принято в одном сублигакулюме, хотя гладиаторам и негласно дозволялось вообще обнажиться, идя на выступление в амфитеатр под конвоем солдат и надсмотрищиков. Собственно, они и не спрашивали – все равно идут на смерть, кто ж их будет убивать раньше времени. И сам Рагнар несколько раз, поддавшись общему настроению ребят, так делал, не испытывая ни малейшего смущения… Но тут было совсем другое, и он прикинул, как мог бы объяснить ночному патрулю урбанариев не только обнаженный торс, но и цепи на руках. И понял, что лучше патрулю не попадаться.
Отыскать храм Изиды оказалось не сложно – Рагнар умел читать по-латыни, а многочисленные надписи на гладко оштукатуренных и побеленных специально выделенных для этого участках стен домов – альбумах – указывали не только надписями на латыни и греческом, но и картинками, стрелками и еще какими-то знаками, что храм Исиды находится вот в том направлении и там рады каждому.
