Текст книги "Невеста смерти (СИ)"
Автор книги: Елена Вихрева
Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 71 страниц)
Глава 15
Префект когорты спекулаториев Секстус Фонтей метался по атриуму собственного дома, а следом за ним, нарочно приотстав на полшага, спокойно и размеренно шагала Гайя своими бесшумными шагами.
– Кто б мне такое сказал бы еще вчера… Я, в своем доме, не могу зайти к собственной супруге… – ворчал префект, оказавшийся без формы и без оружия сразу постаревшим, уставшим и немного милым.
В глубине дома послышался и тут же стих детский плач, это Юлия купала на ночь двойняшек. Гайя в первый же день разогнала толпу добросердечно дающих советы соседок с их жеваным хлебом в тряпочке и прочими безумными ухищрениями, которые, по мнению соседок, были способны облегчить жизнь молодой матери.
– Младенцу нужна только грудь матери, – успокоила она Юлию. – И плакать они у тебя не будут, если ты сама будешь совершенно спокойна.
– Да как я могу быть спокойна, если Рагнар постоянно рискует собой?
– Рагнар умелый воин, и достать его не так просто. Поверь, я же билась с ним на тренировках. Он действительно очень хорош. Тебе не о чем беспокоиться, – заверила ее Гайя. – Думай о себе и детях. Этим ты и его успокоишь, он будет более сосредоточен на заданиях.
Юлия была умницей, и Гайя это знала, просто лишний раз поддержала в молодой матери уверенность. Дети родились здоровыми и крепкими, молока у Юлии хватало, домашние рабыни, выбранные лично Друзом в помощь той старухе, которая помогала Гортензии всю жизнь, отлично справлялись со своими обязанностями. Поэтому Гайя была совершенно спокойна за Рагнара и его внезапно разросшееся семейство. Но вот на подходе оказалась и сама Гортензия, и тут волновались и Ренита, и привезенная снова та же повитуха, и даже Гайя.
– Командир, – осторожно окликнула она Фонтея. – Мы тут явно ничем не поможем. Все идет своим чередом. Осмелюсь посоветовать тебе сделать самое разумное. Зайти к Гортензии, ободрить ее и ложиться спать. Я посижу с ней. И если что-то будет требовать твоего решения, то немедленно разбужу. Уж мне-то ты веришь?
– Верю. Наверное, ты права. Но ведь не засну. Она мучается уже третий час. И меня попросила уйти. Сказала, что не хочет при мне выпучивать глаза и кусать губы. И ты мне предлагаешь лечь спать?
– Предлагаю скопить силы. Они тебе понадобятся утром.
– Уверена?
– Абсолютно.
Фонтей попытался еще раз прорваться в спальню к Гортензии, но быстро вернулся к Гайе, устало сидящей возле имплювия:
– Ренита и еще какая-то кучка женщин стояли намертво, как будто защищали римский форт от батавов.
– Не ожидал?
– От Рениты? Теперь уже был готов. Но сначала она мне показалась такой… – он замялся, подбирая слова. – Словно мокрая серая тряпка…
– А сейчас? – подняла на него Гайя смеющиеся глаза.
– Это ты научила ее распоряжаться? – вопросом на вопрос резко ответил Фонтей. – Твоя школа?
– Вряд ли. Она просто обрела себя. И она такая, какая есть. Ребята ее приняли, доверяют и не прячутся.
– Но смеются же. А Волк жаловался на нее не далее, как вчера.
– Смеются не со зла. Она действительно слишком резко сбросила ту коросту с души, которую умышлено заставила себя отрастить в лудусе. Она искренне любит ребят и жалеет. Не забывай, она же замужем за Таранисом.
– И с тобой она дружит.
– Волк тоже со мной дружит. Но почему-то мне не пришел на нее жаловаться.
– Тебя просто не оказалось в тот момент рядом. Он собирался заступить на дежурство у императора. А Ренита запретила. Сказала, что он не восстановился еще.
– Ей виднее. Хотя могу представить, как именно она это сделала… Не хватает ей иногда житейской мудрости. Поговорю с ней при случае.
Фонтей кивнул:
– Ты умеешь… Кстати, и меня уговорила… Пойду спать.
И он ушел в свой кабинет, где иногда ночевал, когда засиживался допоздна и не хотел беспокоить Гортензию.
Гайя тоже придремала, откинувшись в кресле с жесткой деревянной спинкой, инкрустированной серебряными вставками. Она безумно устала – дни сменяли друг друга с бешеной скоростью. Наступившая осень принесла с собой ветер и сплошные дожди – и тут же напомнили о своем существовании все когда-то выбитые в рукопашных схватках суставы, нестерпимо болела голова, а ночью наваливались кошмары.
Ей уже начал сниться очередной бой, в котором она снова и снова выводила детей из готового вспыхнуть по четырем углам амбара, но вот в отличие от реальности сюда примешивались подробности другого сражения, все соединялось в немыслимом узоре боли, струящейся по лицу крови вперемешку с холодным дождем, она слышала хруст собственных ломающихся пальцев и ребер – но знала, что должна стоять на ногах несмотря ни на что, и стояла, отражая удары…
– Гайя! Гайя! – голос Рениты вывел ее из темного забыться, в которое она провалилась вместо сна, обещавшего в начале отдых и покой. Ей на мгновение показалось, что Ренита не здесь, в доме префекта, а склонилась над ней там, на покрытом размокшей, скользящей под ногами глиной поле боя.
Она вскочила на ноги, успев удивиться, что они послушались – и открыла глаза, вспомнив, что цела и сидит в атриуме у префекта.
– Гортензия? – настороженно спросила она, вглядываясь в усталое лицо Рениты и следы крови на ее хитоне.
– Мальчишка. Крупный, и голос командный. Весь в отца.
– Я не слышала крик.
– А он особо и не кричал. Так, возвестил о своем появлении и бросился есть, – рассмеялась Ренита.
– Гортензия как?
– Счастлива, – Ренита присела рядом с Гайей. – И я тут не нужна уже. Поедем домой?
– Поедем. Только разбужу командира. Пусть порадуется.
– Он у же с ними.
Гайя про себя отметила, что впервые услышала от Рениты слово «дом», а ведь единственным домом Рениты и Тараниса была палатка в лагере, да и в той кипела жизнь, особенно после появления Рыбки. Гайя и сама не знала, как было бы лучше поступить им с самого начала – может, стоило поселить девушку вместе с тем контубернием, в который она входила. Но это не охладило бы ее отношений с Дарием – только еще и ребят бы поставило в неловкое положение, потому что все бы знали, куда отлучается Рыбка в часы отдыха. А так хотя бы честно.
– А ты на чем приехала? – поинтересовалась Гайя у Рениты, потому что сама она примчалась вместе с Фонтеем верхом, но вряд ли беременная врач была способна на такой подвиг, да и не надо это в ее ситуации.
– Меня Таранис привез сам.
Гайя успокоилась – Таранис был прекрасным наездником, и действительно мог доставить беременную жену, не повредив ей.
– Придется мне самой тебя ему вернуть, – бодро сказала Гайя, раздумывая о том, что придется кого-то из ребят, охраняющих дом префекта, попросить подсадить Рениту ей на коня, потому что левое запястье болело настолько немилосердно, что на тренировке ей пришлось отказаться от щита.
Пока они ехали улицами только готовящегося проснуться города, Гайя как бы невзначай поинтересовалась:
– Как там Волк? Он скоро придет на подмену Кэмиллусу и Марсу? А то они там уже с ног валятся от усталости.
– Не думаю, что скоро, – задумчиво протянула Ренита.
– Все так плохо?
– Не сказала бы. Он выздоровел с удивительной скоростью. Признаться, я с такими случаями не встречалась сама, но советовалась с другими врачами. Все в один голос говорят о лечении не меньше года, о поездке на море или хотя бы на горячие источники. Массажи, сон.
Гайя рассмеялась:
– Не думаю, что он согласится лечиться год. Хорошо, удержали хоть пару месяцев.
– Сама его проверь. И докажи этому упрямцу, что он еще меч в руках не удержит.
– Почему ты так думаешь?
– Не думаю, а знаю. И знаю, как выздоравливают мужчины. Волк не ходит к женщинам, как другие ребята.
– Думаешь, это результат ранения?
– Скорее, следствие того, что он не вполне еще набрался сил. Он разумный человек. Вот и экономит. Охранять императора все же очень сложное и важное дело, и я как его лечащий врач и врач всей когорты должна быть уверена, что он полностью к этому готов.
Гайя отыскала Волка на тренировочной площадке, сосредоточенно отрабатывающего удары с невидимым противником. Она сняла с плеч теплый плащ, в который завернулась от пронизывающего ветра, и осталась в простой тунике, в которую переоделась специально для тренировки.
– Не составишь компанию? – она вытянула меч из ножен, привычно проверив пальцем его остроту.
– Хочешь боевыми? – приподнял бровь Волк. – Рискуешь…
Она пожала плечами:
– Нет. И не больше твоего. Мы же оба умеем контролировать себя. И остановить клинок в волоске от кожи.
– Думаешь? А вот Ренита наша благословенная в обратном уверена.
– Она с тобой скрестила клинки?
– Языки.
– А я с тобой, если помнишь, и клинки, причем много больше месяца назад. У тебя было время восстановиться.
Они начали схватку, и Гайя довольно быстро убедилась, что сила воли Волка и многолетняя мышечная память совершили невозможное – мужчина был так же быстр, как и она сама.
– Зря ты сомневался, – Гайя вытерла пот, струящийся по лицу.
Волк, тоже весь мокрый, тяжело дышащий всей грудью так, что мощные мышцы ходили ходуном, вдруг улыбнулся ей в ответ совершенно счастливой улыбкой:
– Благодарен, что не делала поблажек. Давно хотел тебя попросить о поединке.
– Что мешало? – она развернула плащ и накинула его себе на плечи, чтобы не простудиться разгоряченной на ветру. – И ты бы тоже бы оделся. А то мышцы схватит, и снова «привет тебе, Ренита!».
– О нет! Только не это! – буркнул Волк, заворачиваясь в плащ и торопясь вместе с ней с тренировочной площадки. – А тебе не докучал просьбами, потому что и так чувствую себя должником. Ты много возилась со мной. А сейчас ты постоянно занята службой. И я же вижу, тебе и самой не сладко. Раны ноют на погоду?
– Почему ты спросил? Разве у меня есть следы?
– Не приглядывался. Но твой опыт говорит сам за себя. Обычно такой оплачен кровью. И не пытайся меня разуверить.
Она прикрыла глаза в знак согласия:
– Не люблю об этом говорить.
– А кто любит? – вопрос Волка не требовал ответа, и они просто понимающе улыбнулись друг другу.
Гайя поймала его взгляд, и все внутри у нее сжалось – Волк исподволь пожирал ее глазами. Она плотнее завернулась в плащ, перекинув свободный конец через плечо, но глаза мужчины пробирались сквозь грубую плотную ткань. Волк интриговал ее – вся его жизнь оставляла больше места для домыслов, чем для реального знания, но многому у него она хотела бы поучиться. И девушка, заметив не в первый раз такие его пронзительные и красноречивые взгляды, опасалась, что ее неосторожный шаг навстречу сближению с этим неординарным мужчиной будет им неправильно истолкован. Она и поединок-то предложила только потому, что обещала Рените доказать, что Волк готов встать в строй – и в первую очередь потому, что видела переутомление у Марса и Кэмиллуса, а в таком состоянии телохранитель может допустить фатальную ошибку.
Самой Гайе нравилось работать с Октавианом – он сам был прекрасным воином, но никогда не спорил со своими охранниками. И еще у него вошло в привычку тренироваться не только в Кэмом, но и с ней, что тоже доставляло радость девушке, чье тело скучало по настоящим сражениям.
Она ловила себя на мысли, что часто вспоминает те битвы, в которых участвовала, когда служила в легионе у Фонтея – это не штурм поганского логова, который длится меньше часа, и часто вообще обходится без настоящей схватки, потому что выучка спекулаториев настолько высока, что, как правило, они быстро и бескровно делали свое дело так, что никто вокруг мог и не заметить необычного движения рядом с собой.
Гайя помнила то упоение схваткой, когда чувствуешь рядом надежные и сильные тела товарищей, когда не боишься быть раненой или убитой, потому что знаешь, что ребята вынесут и прикроют, не дадут втоптать в размолотую ногами и копытами землю, пропитанную кровью и испражнениями погибших людей и лошадей. Радостная уверенность в победе позволяла им не чувствовать боль от мелких ран, а послушные тренированные мышцы делали свою работу сами.
Она удивилась про себя – ведь в ту пору там, в чужой и враждебной земле, она не ощущала такой усталости, которая стала наваливаться на нее здесь даже после обыкновенного выезда или упорной тренировки. Тогда они, закончив сражение, заляпанные с ног до головы кровью и грязью, обходили поле боя в поисках тех товарищей, которые не смогли выйти сами. Вытаскивали раненых, погребали убитых, и только после чистили свое снаряжение, точили мечи и выправляли погнутые доспехи. Если рядом оказывался водоем, то могли помыться, отталкивая ногой куски прибрежного льда – и никто не слег после этого с простудой. Еще и находили силы пошутить и посмеяться… А теперь она иногда буквально вползала в ванную собственного дома – и понимала, что если позволит себе понежиться в теплой душистой воде чуть дольше, то просто заснет и захлебнется. «Старею?» – с горечью подумала Гайя, замечающая каждый день все новые и новые седые пряди в своих волосах, пока что удачно маскирующих седину – она становилась такой же переливчатой, как и Рагнар.
* * *
Ренита прислушалась к себе – младенец в утробе все чаще и настойчивее напоминал о себе, начинал проситься на волю. Она молилась Деверре, покровительнице рожениц, чтобы это произошло как можно легче – просила не о себе, а о ребятах. Ренита боялась тяжелых родов – и не только из-за неизбежной боли, которую она боялась отдельно, но и от того, что не сможет встать по первому зову и придти на помощь. Ребята были дороги ей, и каждое повреждение у них она чувствовала как свое собственное. И она тут же начинала возносить мольбы и Беллоне:
– Сохрани их! Дай им легкой победы! Не дай чужим мечам, стрелам и ножам коснуться их тел…
Таранис зашел в палатку неслышными, как и у Гайи, шагами, обнял ее, прижав к холодной и мокрой после мытья груди:
– Что же ты не спишь, родная? Тебе надо больше отдыхать. Мы же договаривались, что будешь использовать каждую возможность.
– Не могу без тебя, – буднично сказала Ренита, обнимая его в свою очередь и по привычке пробегая пальцами в поисках повреждений. – Закрываю глаза, и начинает мерещиться все то, что может с тобой произойти. Понимаешь, я ведь вижу самую неприглядную сторону войны.
– Знаю. И поэтому ценю тебя все больше и больше. И ребята тоже.
Таранис смотрел на нее своими пронзительно-синими глазами, которые становились теплыми и глубокими при виде любимой и были совершенно ледяными тогда, когда он клал стрелу на лук и натягивал тетиву. Рядом с ним Ренита казалась совсем маленькой и хрупкой, несмотря на свой живот, и он легко подхватил ее на руки, укладывая в постель:
– Спи. Я обниму тебя и никуда не пущу. Грейся и засыпай, – он осторожно обхватил ее рукой, прижимая спиной к своей груди и вдыхая чистый травяной запах, исходивший от ее волос.
Ренита что-то сонно пробормотала нежное и вскоре задышала ровно, тихонько посапывая. А Таранис еще какое-то время полежал, слегка приподнявшись на локте и любуясь ее гладкой кожей, пусть и покрытой сейчас темными пятнами беременности – он знал, что это временно и что это вполне справедливая плата за счастье обрести своего ребенка. В душе Таранис надеялся, что у него будет сын, из которого он воспитает воина – но был согласен и на дочь, особенно, если она будет такой, как Гайя и сама Ренита: красивой, женственной, но готовой дать отпор врагу.
* * *
Рыбка, легкая и тоненькая, стремительно летела вниз, словно и не отталкивалась ногами от стены – даже на извести не оставалось следов ее ног, хотя верхние этажи инсулы были сделаны из переплетенных ивовых прутьев, лишь скрепленных между собой глиной, а сверху заштукатуренных и побеленных.
Дарий и Гайя не сводили с нее глаз, приставив ко лбу руки козырьком – осень радовала последними солнечными днями перед долгой чередой снега с дождем.
– А знаешь, сегодня закрытие сезона гладиаторских боев, – как бы невзначай промолвил Дарий.
– Хочешь развлечься? Или Рыбке не хватает впечатлений? – весело и спокойно поинтересовалась Гайя.
Дарий скосил на нее удивленные глаза:
– Вряд ли. Я и раньше-то не особо понимал интерес смотреть со стороны, а не рубиться самому. А после того, что они там сотворили с тобой и Марсом… Нет, не хочу и не могу. А вот интересно, тебя не тянет взглянуть на это дело с другой стороны?
– Нет. По той же причине, что и тебя. Мне скучно смотреть, как сражаются другие.
– А на арену бы вышла?
– Смотря с кем и во имя чего. А где именно, это не столь важно.
– У меня получается? – подбежала к ним Рыбка, улыбающаяся до ушей и с туго заплетенными на затылке косами.
– Неплохо, – кивнула Гайя, опередив Дария на правах старшего по званию. – Только отклоняйся сильнее. Совсем как будто спиной на землю. И тогда будешь идти увереннее. Как по обычному полу.
Рыбка благодарно взглянула на нее:
– Значит, я смогу и на выезде так зайти?
– Естественно, сможешь, – ответила Гайя. – В чем разница? Веревка та же. Сложнее внутри сориентироваться, не промедлить. Это надо отдельно тренировать.
Девочку окликнули ребята, возившиеся с веревками и поясами у подножия здания, на котором они тренировались, и она унеслась на зов.
– Гайя, – простонал Дарий. – Ну зачем ты даешь ей надежду? Мне хватило и того, что произошло на болотах. Я, дурак, согласился ее взять перевязки делать, все же и правда далеко уходили, помощи ждать неоткуда было бы. А пришлось… Я же тебе рассказывал!
– Помню. И ребята рассказывали. Храбрая девочка. И все же в храме ее толково подготовили. И Ренита хвалила за то, как бойца твоего лечила. Он, кстати, как?
– Понемногу возвращается к тренировкам. Лубки Ренита уже сняла. Руку разрабатывает.
– Быстро время летит, – переводя разговор на другую тему, согласилась Гайя, спохватившись, что прошел почти месяц с тех пор, как Дарий и Кезон со своими ребятами разгромили лагерь наемников в Помптинских топях. – Интересно, что и на вилле Луциллы стало тише. Видимо, основную перевалочную базу мы все же накрыли.
– Водичка дырочку найдет. Просочатся. Не верю, что вот так они иссякли или исправились.
– Значит, не зря своих ребят тренируешь! – Гайя дружески хлопнула его по плечу, не закрытому в этот раз доспехами, потому что Дарий сам показывал несколько раз спуск по веревке, а переворачиваться вниз головой в доспехах было не слишком удобно, и эти бойцы шли почти незащищенными, надеясь на свою скорость и ловкость.
Гайя шла по преторианскому лагерю, закутавшись в тяжелый зимний плащ, и поймала себя на том, что обернула его краем снова нывшую до ломоты левую руку, поврежденную сирийской стрелой чуть меньше года назад. «До чего же странно», – подумала она. – «Вот бедро же было пробито копьем, заживало долго, гноилось. И ничего. Даже следа теперь не осталось, драконья лапа на этом месте с когтями. А тут какая-то жалкая стрела, и хоть руку отрывай».
Гайю злило, что даже Ренита не могла ей помочь – все растирания и припарки помогали ненадолго. И голова тоже досаждала – ранили-то ее в бок, а головой она просто ударилась о камни, тем более в шлеме была, даже не рассекла. А стоило погоде только наметить испортиться, как головная боль заставляла ее сжимать кулаки. Потому и поняла сразу Кэмиллуса, мучившегося на корабле приступами мигрени, валящими с ног, и обрадовалась, когда он признался ей:
– Странно, но голова перестала болеть, я и сам не заметил.
– Рада, – она провела рукой по его седым, но густым и мягким волосам, которые он стриг очень по-военному коротко, в отличие от Тараниса, который так и не согласился расстаться со своими волосами ниже лопаток.
– Это тебя благодарить надо, – осторожно обнял ее Кэм. – Близость с тобой меня исцелила.
– Лгун и льстец, – отбросила она волосы за спину легким движением головы, но из объятий не высвободилась.
– Ты же знаешь, я не лгу. И тебе тем более. И сам не хочу, и тебе солгать трудно, все же насквозь видишь.
– Вижу.
– Так что я твой должник, – он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая аромат лотоса, в очередной раз удивляясь, что Гайя непостижимым образом сохраняет этот чарующий запах несмотря ни на что, даже тогда, когда пот стекает по ней ручьями на тренировке или в жаркой схватке.
И сейчас, торопясь к Фонтею в штабную палатку, Гайя невольно вспомнила тот разговор с Кэмом и его теплые надежные объятия.
Она чувствовала себя потерянной – и Марс, и Кэм были ей дороги, и с ними с обоими ее связала воля Аида, и было это проклятием или благословением, она не могла понять. Оба мужчины знали, что связаны с ней навеки, и мужественно несли свою ношу, не смея оспаривать повеление бога подземного мира и мучаясь от необходимости делить любимую со своим же другом.
– Гайя, – признался ей как-то Марс. – Жду задания от командира. Подальше и потяжелее. Чтобы наверняка.
– Это что ты задумал? – она взглянула в его потемневшие, цвета мокрой дубовой коры глаза. – Даже не смей думать об этом.
– Не могу, – он ударил кулаком по мраморной колонне, на которую опирался плечом во время разговора, происходившего на ступеньках у входа в дом префекта. – Гайя, родная моя, как же я люблю тебя…
– Ревнуешь?
– Нет, если ты о Кэмиллусе. Это не наш выбор и даже не твой. Воля богов.
– Тогда что?
– Не могу, – повторил он. – Не могу видеть и сознавать, что ты можешь погибнуть, что тебя снова ранят.
– С чего это вдруг? – недоуменно пожала плечами Гайя. – Что произошло?
– Трудно сказать. Но мне слишком часто пришлось крайний год терять тебя. И эта безумная трагедия, разыгранная Фонтеем. И Волком этим, кстати. Ты с ним тренируешься, выхаживала. А знаешь, что это он так все устроил правдоподобно, что даже я поверил!
– Знаю. Он выполнял приказ. Он молодец, раз все поверили. Были бы сомневающиеся, была бы погоня за нами. И тогда бы мы точно бы не разговаривали бы сейчас.
– Знаю, – в свою очередь ответил Марс. – И не обвиняю его. Но если бы командир не отпустил бы меня за тобой, я бы сошел с ума. И то, с каком состоянии я тебя там нашел…
– Вообще-то, на ногах стояла крепко, – попробовала отшутиться Гайя.
Но Марс перехватил ее руки и стал целовать, поднимаясь выше и выше, от пальцев к ладоням, запястья, прошел губами по сгибам локтей и поднялся поочередно по каждому плечу:
– У тебя такая кожа восхитительная… Нежная, гладкая… И под ней железные бицепсы… Меня это сводит с ума… И я готов целовать тебя до рассвета…
Гайя молча обняла спину Марса, чувствуя напряжение в каждой его мышце:
– Ты гораздо сильнее. И красивее. А я что? Обыкновенная девчонка. К тому же не слишком юная. И порой у меня болят раны, и от этого я становлюсь злой и усталой… Так что, Марс, старый мой друг, раскрой глаза и посмотри на все трезвым взглядом.
– Я не пью…
– Да? – Гайя усмехнулась, вспомнив рассказы ребят о том, как оплакивал ее Марс тогда, почти год назад. – А кто раскидал ребят по стенам? И кого сажали в подвал протрезвиться?
– Ох… ты и это знаешь…
– Конечно. И понимаю тебя. Я же тогда тоже обезумела. Когда тебя на маяке стрела ударила в грудь. Ты упал и не двигался… и я поняла, что без тебя из этого боя выходить и не хочу.
Они одновременно сжали друг друга в объятиях и замолчали, думая каждый о своем – и друг о друге.
И вот теперь Гайя мучилась, не в силах найти разумный выход – и видела только один. Погибнуть в бою, спокойно и достойно – собственно, к этому она была готова всегда.
– Гайя! – из мрачных и тягостных раздумий ее вывел окрик Рениты.
Переваливаясь больше обычного от желания догнать подругу как можно быстрее, Ренита одной рукой удерживала на груди толстый шерстяной плащ, а другой на ходу поправляла и без того гладко зачесанные и скрученные на затылке волосы.
Гайя остановилась и в несколько широких шагов преодолела расстояние, остававшееся между ними.
– Рада тебя видеть! Рассказывай. Как дети? И ты сама?
– Юлия молодец, – выдохнула Ренита, а затем более спокойно продолжила рассказ. – Не ожидала от нее. Она и со своими малышами сама управляется без кормилицы, и тетке помогает. Хвала богам, все дети от природы здоровы. Так что единственное, что ей предстоит, это сохранить их такими здоровыми.
– Искренне рада, – улыбнулась Гайя. – А о себе ты подумала?
– Ой, – отмахнулась Ренита. – Мне еще думать два месяца.
– Пролетят. Я вот как раз сегодня днем думала о том, как время несется. Год прошел, как мы с тобой покинули стены лудуса. Ладно я, перетерпела три месяца. А ты? Не вспоминаешь?
Ренита задумалась:
– Нет, наверное. Первое время не хватало водопровода, своей комнаты. А теперь втянулась. И Таранис рядом.
– Ты за него уже не так волнуешься?
– Он все равно рискует. Но хоть есть за что. Как и остальным ребятам. Знаешь, мне здесь уже не надо заставлять себя не замечать их и их страданий. Они такие все мужественные и так рвутся вернуться в строй, что мне хочется сделать для них все, что я могу.
– Это хорошо. Просто не перегибай палку. Некоторым забавно, что они вдруг «утятки»…
– А кое-кому стало страшно и он сбежал? – перебила ее Ренита.
– Разве он сам сбежал, а не его умыкнули? – пошутила Гайя, прекрасно поняв, кого имеет ввиду врач, и подмигнула Рените, а затем уже серьезно добавила. – Он полностью восстановился.
– Ты сама все таки убедилась?! – ахнула восхищенно Ренита. – В поединке?
– В поединке. А другие способы есть? Зато теперь я точно знаю, что он абсолютно здоров, у него великолепная реакция и он снова вынослив, как и прежде.
– И можно дать разрешение вернуться в строй?
– Самое время. Настоящий воин без дела ржавеет, как железо. Трудно представить, что бы я делала, если бы меня отлучили бы от службы. Пару дней приятно побездельничать, не скрою. Но затем такая тоска наступает, что впору ползком ползти на тренировку.
– Надо же… Я вот и не пробовала толком отрешиться от всего. Даже когда нет раненых, то это повод хорошенько прибраться, заготовить лекарства. Работы хватает.
– А что ты будешь делать сразу после рождения ребенка? Ренита, это не досужий интерес. Представь, выезд, ребята, храни их все боги Рима, вляпаются, привезут раненых. А тебе ребенка кормить, купать, спать укладывать.
– Как то же управляются рабыни в эргастулах, крестьянки, варварские женщины. Словом, все те, кому не с кем поделиться заботами и трудами. А если за ребенком правильно ухаживать, он не кричит. Рагнар же и Фонтей не ходят с красными от недосыпа глазами из-за того, что мелюзга ревела всю ночь.
– Нет, – подтвердила Гайя. – Мелюзга наелась и спит.
– И у меня будет, – заверила ее Ренита. – И Рыбка поможет с ранеными. Она добрая и толковая девочка.
* * *
Рыбка уже привычно скользила по веревке, осторожно стравливая рукой свободный конец. Она скосила глаз вниз, а затем на напарника справа, резко перевернулась, заглядывая в проем окна, затянутый промасленной тряпкой. Эту тряпку они рассмотрели по возможности из окна здания напротив и поняли, что прорвать ткань ножами не сложно, потому что натянута она туго. Гораздо труднее придется ее напарнику, которому придется ногами выбивать дощатые ставни.
Девушка вытащила нож и снова резко развернулась, взглянув в нависшее над улицей и инсулой хмурое осеннее небо. Она резко оттолкнулась на вдохе и влетела в окно, прорезая с треском холстину. Рыбка услышала, как грохнули и осыпались вниз ставни справа – Рутилий тоже влетел в комнату.
Не выпуская ножа из правой руки, она забалансировала ногами на полу, дергая левой рукой за хвост веревки, обвивавшей ее талию поверх пояса, через кольца которого и была пропущена толстая пеньковая веревка, несколько раз проверенная и ею, и даже Дарием перед тем как приготовить ее к выезду.
Девушка не боялась за себя. Рыбка знала, что единственное, что может угрожать ей – это непрочные волокна, которые могли подгнить или перетереться, а то и попасть на зубы мышам. А все остальное зависит от ее выучки и скорости – и поэтому удивилась, когда что-то кольнуло ее возле левой груди. Она видела рванувшегося из темного угла поганца, видела мелькнувший в его руке нож – и шагнула к нему навстречу, выбивая нож отработанным с детства ударом ноги, а затем полоснула по горлу уже падающего мужчину. Девушка моментально оценила свои силы и поняла, что не скрутит сама такую махину, а Рутилий был сейчас ей не помощник – он с хрипом рухнул на пол, заливаясь кровью из рассеченного вместе с маской лица.
– Держись! – крикнула ему, бросаясь наперерез второму поганцу. Пытающемуся добить упавшего бойца.
Но тихо пропела над ее головой стрела, отбросив гада к противоположной стене. Рыбка вздохнула полной грудью с облегчением – Таранис, мрачно-красивый и молчаливый лучник, сделал свое дело. Девушка знала, что он прикрывает их с крыши противоположного здания, и потому и не боялась получить стрелу в спину, находясь на веревке между небом и землей, а точнее, мощеной римской мостовой.
Откуда-то из примыкающего к основной комнате чулана, отгороженного тонкой перегородкой ивовых прутьев, задрапированных дешевой линялой тканью, вынырнули еще трое – их ждали, потому что дотошный в таких делах Дарий дважды встряхнул владельца инсулы, заставляя вспомнить все подробности ремонтов и перестроек внутренних помещений огромного доходного дома, занимавшего целый квартал.
Пропела еще одна стрела, находя безошибочно бесстыжий глаз поганца, привыкший смотреть на деньги, полученные ценой предательства. В голове Рыбки пронеслась огненной молнией фраза Гайи, допрашивавшей на днях очередного отловленного в лабиринтах Субуры наемника: «Рим оптом продаешь, мелкими партиями, или в розницу? В разлив?!»
Девочка невольно коротко рассмеялась, вспомнив яркой вспышкой недоуменные глаза поганца, онемевшего под пронзительным взглядом трибуна – пожалуй, только эти жесткие, меткие как стрелы Тараниса глаза и выдавали возраст и боль трибуна.
Дверь затрещала и провалилась ей под ноги, заставив отпрыгнуть и поганца, она увидела вбегающего Дария, лицо которого, как и у нее, было затянуто до глаз черной тканью, встретилась с ним глазами, хотела крикнуть:
– Сзади, – заметив прячущегося в тени врага, и тут ей стало горячо в легких, она вдохнула, а выдохнуть уже не смогла, и черные маски Дария и ребят приблизились к ней и заполнили все вокруг.
Дарий редко волновался перед штурмом – умел отрешиться от всех сомнений, сосредоточиться только на том, что предстояло сделать. Он был уверен в выучке своих ребят – ведь на выезде им просто предстояло выполнить все то, что многократно и в разных вариантах отработали на тренировке. Разве что стрелы полетят настоящие и меч врага не остановится в половине дигитуса от тела. Но сейчас его немного потряхивало – час назад он сам проводил Рыбку и одного из своих лучших воинов, молодого, гибкого парня родом из старинной капуанской семьи, кареглазого и кудрявого Рутилия. Оставляя их на покрытой широкими пластинами глиняной черепицы крыше, Дарий даже немного приревновал любимую к этому Рутилию, хотя умом и понимал, что и им не до того сейчас, и ему не надо забивать голову глупыми идеями. Он хотел поцеловать Рыбку на прощание – но не стал этого делать, ведь они все были затянуты в черные маски, и вместо привычных армейских туник на них были темные, более короткие, но зато с галльскими штанами. Дарий только еще раз взглянул на девушку, полюбовался ее яркими глазами, светившимися спокойным уверенным счастьем – она наконец-то добилась своего, и он позволил ей не просто участвовать в боевой операции, но и сделать то, что у нее получалось лучше всего. Легкая и тоненькая Рыбка даже здесь, на хрупкой глиняной черепице перемещалась беззвучно, не ломая плитки, в отличие от Дария, под ногой которого хрустнула пластинка из терракотовой глины. Он ругнулся и успокоил себя тем, что преступники не под самой крышей, и не услышат. А вот если полетят вниз обломки, то это может вызвать у них серьезные подозрения – и тогда под угрозой срыва будет вся операция.
