Текст книги "Невеста смерти (СИ)"

Автор книги: Елена Вихрева

Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 71 страниц)

Она уже заканчивала перевязку, как в палатку вбежал капсарий, докладывая на ходу о выполненном поручении, а следом быстрыми шагами вошла Гайя:

– Ренита! Что случилось? Мальчишка меня вытащил прямо из штаба, и хорошо, не на руках сюда тащил. А объяснить толком не сумел, – она придирчиво взглянула на Рутилия, полудремлющего на столе от того отвара, который силком влила в него Ренита, но уже с аккуратной повязкой и не такого синевато-белого, каким она увидела его сначала, только привезенного.

Ренита не смогла ничего ответить, потому что схватилась обеими руками за край стола, краснея от того, что по ногам у нее заструилась влага:

– Неужели… Стыд какой… я же не овца, чтобы нужду справлять под ноги…

– Не овца, – Гайя подхватила ее на руки. – Врач. И должна знать признаки родов.

– До них два месяца.

– Они уже начались. И хорошо. Богам угодно, чтобы младенцы, родившиеся за два месяца до срока, были крепче, чем те, кто родится за месяц.

Ренита помотала головой, цепляясь волосами за пластины доспехов:

– Откуда ты-то это знаешь…

– Я много чего знаю, – подмигнула ей Гайя, сама бросила взгляд на капсария и одними губами прошептала: – Таранис!

И тот бросился за ним, снова несясь по лагерю, и даже не вызывая недоуменные взгляды – все знали, что юноша приписан к госпиталю, и если Ренита отправила его куда-то бегом, значит, за маслом для светильника или за горячей водой на кухню. На Тараниса капсарий натолкнулся почти сразу – он как раз помыться успел и уже спешил к Рените, и словно что-то почувствовал, ускорив шаг в сторону бегущего юноши, в котором узнал помощника своей жены.

– Ренита, она… она… и Гайя…, – юноша явно был в шоке и заикался, широко раскрывая свои честные глаза.

– Оплакивают Рыбку? – тихо спросил Таранис, сжав плечо парня. Чтобы немного успокоить.

Таранис подумал, что капсария напугали слезы Гайи – то, что Ренита будет рыдать в голос, он догадывался. Гайю плачущей Таранис ни разу не видел, вот и решил, что мальчишка удивлен – для него она была не товарищем, а старшим офицером, спекулаторием, и ее вид в слезах действительно мог поразить кого угодно.

Юноша отрицательно замотал головой:

– Гайя Рениту… На руки…

Таранис почувствовал, как его ноги спружинили в коленях:

– И ты молчал? Где?

– В госпитале. Я молчал? – обиженно возразил капсарий, но Таранис его же не слышал, скрывшись за поворотом ровных рядов полотняных палаток.

Он вбежал, когда Гайя уже успела уложить Рениту на свободную койку, рыкнув Рутилию, пытающемуся скосить на них изумленные глаза, наполовину закрытые повязкой:

– Отвернулся к стенке и спи.

Ренита судорожно цеплялась за край простыни, наматывая ее на кулаки:

– Гайя, я не могу больше… Я же всего лишь рожаю…

– И родишь. Дыши давай.

– Если мне так больно, то что же вы все чувствуете?

– Вот. И заодно почувствуй себя в роли пациента, – улыбнулась ей Гайя, избавляя от одежды и, не удержавшись, прибавила медовым голосом. – Лапушка.

– Издеваешься? – простонала Ренита. – Пользуешься моей беспомощностью.

– Что тут происходит? – влетел в палатку полуголый Таранис с разметавшимися по спине волосами, закрывающими лопатки, и ярко выделяющейся на побледневшей щеке синей татуировкой.

– Ничего особенного, – Гайя распрямила затекшую спину. – Пару часов. И ты догонишь Рагнара.

Таранис схватился за голову:

– Но… Мы же не сейчас…

– А оно сейчас началось, – возразила Гайя. – Разве ты не привык к внезапностям нашей службы?

Таранис молча кивнул, завязывая волосы узлом на затылке и наклоняясь к жене:

– Ты позволишь мне самому помочь тебе? Или привезти повитуху?

– Она сюда не поедет. – пролепетала Ренита. – Мы договаривались, что я у Юлии рожать буду, она туда привыкла уже приезжать. А сюда… Ну куда?

– Тебе привезти ее? – спокойным голосом поинтересовалась Гайя. – Ты же понимаешь, я с ней не диалоги об изящном буду вести. На коня и сюда.

– Нет, – категорически отказалась Ренита. – Она разозлится, и что-нибудь пойдет не так.

– Не надо, – остановил Гайю Таранис. – Я справлюсь.

Гайя подошла к Рутилию, крикнула от входа перепуганного капсария:

– Сейчас тебе предстоит путешествие. До соседней палатки.

Таринис остался наедине с Ренитой, издающей глухое рычание.

Он знал, как принимать роды – доводилось видеть в святилище, когда старика-друида звали помочь или, не вытерпев ожидания, приносили в святилище измученную роженицу. А уж лошадей принимал бессчетно. Таранис даже обрадовался, что Гайя увела капсария, да и сама ушла.

Он острожно растер жене поясницу, протер влажным лоскутом лоб:

– Держись, моя красавица. Ты у меня сильная, все пройдет быстро. Ты же не боишься?

– Нет, – Ренита взглянула в его сапфировые глаза и почувствовала, что тонет в них, как при первой встрече. – Ты же рядом…

Они пробыли рядом так долго, как никогда еще не были – около четырех часов стремился на свободу младенец, и наконец, выскользнул в широкие, надежные ладони отца. Ренита встрепенулась, услышав уверенный, но очень тонкий и нежный писк:

– Сын?

– Дочь, – рассмеялся Таранис, вглядываясь в красное сморщенное лицо малышки. – Смотри! У нее синие глаза! Такие синие!

– Синие, – с облегчением выдохнула Ренита. – И пушок на голове черный, как у тебя.

Тарнис положил ей обмытого младенца на грудь, а сам обрушился на колени возле койки:

– Прости, родная. Прости, что сомневался. Я так ревновал… прости…

– Все же прояснилось. Так что вспоминать… – Ренита пребывала в блаженном ощущении полного счастья, потому что на груди копошилась, схватив сосок розовыми губками, новорожденная дочь, а рядом их обеих обнимал и был готов защитить от всех бед любящий и любимый красавец-муж.

* * *

– Дарий, – окликнул друга Марс. – Слезай с коня. Я придержу тело. Поверь, я знаю, что говорю! Я хоронил Гайю!

Марс едва не сорвался и не продолжил фразу словами: «…когда ты с ней плыл в Сирию». Он очень остро вспомнил свои чувства – мир рушился вокруг него, хотя внешне ничего не изменилось. Вечный Рим, небо, пинии и кипарисы, даже товарищи вокруг были все те же – разве что глаза у ребят были темными от клокотавшей ярости. Такие же, как у отряда Дария сейчас. Марс уже знал, что они едва не растерзали на месте оставшихся в живых при штурме наемников, среди которых оказался и переодетый жрец Изиды. Жреца успел буквально отбить подоспевший вовремя Друз, и Гайя была вызвана срочно из дворца допросить гада, категорически отказывавшегося даже под угрозой пыток что-либо поведать Друзу.

Остальных к тому моменту, когда прибежал Друз, о чем-то спрашивать было бессмысленно – ребята сами по-быстрому задали основные вопросы, получив исчерпывающие ответы, но спрашивали так усердно, что оставили Друзу окровавленные бессознательные тела. Но жреца они не тронули, только жестко скрутили – сообразили, что остальные захваченные поганцы были просто тупыми мордоворотами, в обязанности которых входила защита важной птицы.

– И что дальше? – ровным, но совершенно ничего не выражающим голосом произнес Дарий, все же спрыгивая с коня.

– По порядку. И он установлен не нами, – стараясь выдержать его тон, ответил Марс, понимая, что достаточно одной неверной фразы, чтобы у Дария полностью сорвало крышу. – Проводишь ее к Харону.

Дарий поднял на него свои серые глаза, показавшиеся сейчас Марсу пеплом, остывшим на месте костра к такому же сероватому зимнему рассвету. Холодный тусклый серый цвет, глухой и сыпучий…

Марс, не дожидаясь разрешения или просьбы, сам снял с коня уже окоченевшее тело, показавшееся ему необыкновенно тяжелым по сравнению с тем, какой ему запомнилась Рыбка. Он кивнул Дарию, приглашая его следовать за собой – туда, где уже несколько раз складывали спекулатории погребальные костры для своих товарищей, не вернувшихся из боя.

– Когда? – все также безжизненно уронил Дарий, сам едва не падая, хоть и шел с пустыми руками, не решаясь отобрать у Марса завернутое в его плащ тело любимой.

– На рассвете. Друз уже послал за благовониями, покрывалом и урной.

– Я думал, ее следует отвезти в храм Флоры.

– Зачем? Ее отправят с воинскими почестями. Она же погибла не от того, что за редисом на кипарис полезла. В бою.

Дарий резко вздрогнул от не очень-то уместной шутки Марса, но в глазах появились признаки жизни:

– Наверное, Ксения именно такого конца и хотела себе. Но не так быстро.

– А кто знает, что в этой жизни быстро? – вздохнул Марс, опуская тело на мраморный постамент, предназначенный для погребальных костров. – Тебе вот двадцать четыре. А уже седина пробивается. А Гайя и вовсе с проседью…

– Гайя, – простонал на выдохе Дарий. – Зачем? Нет, почему… Почему моя девочка решила брать с нее пример?

– Наверное, по той же причине, что и ты был в нее влюблен. А я ее люблю почти десять лет. И если бы не случайность, то через несколько лет и Рыбка твоя стала бы такой же прекрасной воительницей. От которой не могут отвести глаз даже враги.

– Но ведь не стала! – Дарий сжал край мраморного постамента так, как будто хотел разломать его в крошку и освободить из каменной ловушки Рыбку.

– На все воля богов.

Марс знал, что Гайя едва успела начать допрос, как в штабную палатку ворвался капсарий, забывший всю воинскую дисциплину и здравый смысл, и увел ее, как выяснилось тут же и облетело весь лагерь, к рожающей Рените.

Фонтей, когда разобрался, в чем дело, запретил наказывать мальчишку, а сам схватился за голову:

– За что боги так меня карают?! Погибшая девочка даже не самое страшное, что могло произойти. Она выбрала путь воина, принесла присягу и погибла в бою. Не она первая и не крайняя, и она знала, на что шла. Но вот полуживой врач?!

– Роды не болезнь, – возразила Гайя, вернувшаяся в штаб, чтобы продолжить допрос жреца. – Ренита сильная женщина, встанет на ноги быстро. Вспомни, командир! Не только Юлия, но и Гортензия легко справились с родами.

– А ребенок? – Фонтей не убирал от виска длинные, покрытые шрамами, выделяющимися на загорелой коже, пальцы. – С мелюзгой у нас дома столько возни! То купают. То пеленки стирают. А у нас в лагере преторианской гвардии будут висеть белые знамена из пеленок?! Мы сдаемся?!

– Поняла, – рассмеялась Гайя. – Ладно, сдаваться будут мои рабыни на заднем дворе, там этого никто не увидит. Не видят же у тебя. Потому что там пеленкам и место. Надо сказать Таранису, чтобы перебрался сегодня же с семьей ко мне.

– А ты? – вмешался молчавший до этого момента Марс.

– Да что я? Разве я дома бываю только для того, чтобы помыться всласть в горячей воде. Но это можно с успехом сделать в любой бане Рима.

– Гайя! – затаенно вздохнул Марс, осознавая, какую возможность дарят ему боги и пытаясь не упустить драгоценный подарок. – Я предлагаю тебе стать на это время моей гостьей… Я не требую ничего в ответ. Просто согласись.

Гайя задумалась. Она безумно устала и чувствовала себя опустошенной. Гибель этой милой, светлой и отважной девочки в очередной раз напомнила ей то, чего она избежала за все эти годы и даже не задумывалась о том, что будет с ней после гибели.

– Знаешь, Марс, а я, пожалуй, приму твое предложение. Косых взглядов нам ли уже с тобой бояться… – поколебалась Гайя.

– Соглашайся, прошу тебя, – еле слышно прошептал Марс. – У меня ты сможешь отдохнуть. Соглашайся, Гайя…

И Гайя согласилась – безмолвно прикрыла ресницы, глядя ему в глаза. И Марс почувствовал такую радость, что даже устыдился – все же их общий друг сорбит по погибшей невесте.

Жрецы Марса и Беллоны завершили погребальную церемонию и собрали прах погибшей девушки в урну.

– У нее были родные? – тихо поинтересовался представитель коллегии авгуров у стоявшего рядом с ним Друза. – Естественно, сюда они бы не успели, если только она не из Рима. Но мы можем сами организовать доставку праха родственникам.

Друз с пониманием взглянул на жреца:

– Благодарю тебя и всю коллегию жрецов за заботу. Но Ксения как раз римлянка. Но вот родных нет. Мать была жрицей-охранницей в храме Флоры… Дальше продолжать?

– Нет. Все понятно. Тогда в некрополе?

– Да. В одном ряду с остальными нашими ребятами.

Друз с тревогой оглянулся на Дария. Никто не ожидал, что так будет переживать, этот офицер, несмотря на сравнительную молодость, привыкший к потерям и сам трижды объявленный погибшим – один раз по указанию Фонтея вместе с Гайей, что они оба не приняли близко к сердцу, больше волнуясь за состояние друзей, получивших это печальное известие, а другие два раза – врачами, не надеявшимися на выздоровление. Друз мысленно сравнивал, как скорбел по «погибшей» Гайе Марс – искренне, глубоко, но оставаясь живым и деятельным. Марс, заподозрив подлог и отказываясь поверить в смерть подруги, по своей горячности несколько раз нарушил воинскую дисциплину, грозил префекту, напился и подрался с пытавшимися его вразумить товарищами – но при этом оставался самим собой. А Дарий умирал вслед за Рыбкой.

Поэтому даже Фонтей отнесся благосклонно к предложению старшего жреца Беллоны забрать Дария в святилище, чтобы там наедине с воинственной богиней он обрел душевное равновесие. Марс сам проводил друга, передал его на попечение жрецов – за сутки Дарий изменился до неузнаваемости и действительно нуждался не в дружеской поддержке, а именно в попечении. Он ничего не ел, не отвечал на попытки друзей заговорить с ним, а когда подошла Гайя, то молча сделал вид, что не заметил ее.

Гайя тоже выглядела измученной, хоть и провела остаток ночи дома у Марса. Он не посмел даже дотронуться до девушки – просто приказал своим домашним рабам обеспечить ей комфорт и покой, приготовить ванну и легкий ужин как только она появится в доме.

Гайя, усталая после долгого допроса захваченного жреца, нашла силы вновь вернуться в госпиталь и проведать Рениту с младенцем. Марс счел нужным проводить ее, деликатно следуя поодаль – он страшно боялся, что девушка сочтет его опеку излишней и заберет назад решение поселиться у него в доме, пока у нее будет обитать семейство Тараниса.

К облегчению Гайи и к огромной радости Марса, Ренита и Таранис согласились, хотя Ренита, уже успевшая привести в порядок и себя, и младенца, пыталась протестовать:

– У меня раненый на руках. В тяжелом состоянии. Никуда не пойду.

– Стоп, – оборвала ее Гайя, и Марс содрогнулся от того количества усталости и боли, которое не смогла скрыть даже железная воля трибуна. – Ты носила семь месяцев. Было время подумать о достойной замене? Мы все надеялись на Ксению, но она не врач! Она была тебе хорошей помощницей, но она бы все равно не заменила бы тебя.

– Думала, – буркнула Ренита. – И больше, чем ты считаешь. И хуже. Просто не ожидала такого быстрого поворота. Но допускала, что могу и не разродиться.

– Это еще с чего?! – Гайя взялась за висок точно таким же жестом, как это делал Фонтей.

– Возраст. Да и неизвестно, чем бы все закончилось, будь это мальчик и доноси я до срока. Какой Таранис и какая я.

– Не думаю, что оно так существенно. Природа разумна. Хотя бывает всякое, – успокоила ее Гайя, любуясь спящей малышкой. – Так что ты надумала тогда?

– Договорилась в храме Эскулапа. Поговорила со своим учителем. Присмотрелась к молодым врачам. И за того, которого я наметила предложить доблестному префекту в качестве замены моей ничтожной особы, могу ручаться.

– Как его найти? И почему ты не обсудила это заранее?

– Надеялась, времени хватит.

– Эх, – устало махнула рукой Гайя, недоумевая, как такая разумная и знающая в своем деле Ренита иногда оказывается совершенно беспомощной в житейских ситуациях, а заодно ругая себя, что не смогла проконтролировать и это. – Отправляюсь на остров Эскулапа. Так кого спросить?

– Вообще-то, старшего жреца, – опомнилась Ренита, в душе которой до сих пор не улеглась буря годичной давности, когда Марс ворвался в храм и уволок ее прямо с приема пациентов.

– Гайя, я с тобой, – полувопросительно произнес Марс.

– Нет, потому что надо кому-то быть рядом с Дарием.

Марс кивнул – в конце концов, ничего опасного Гайе не предстояло. А Дарий действительно нуждался в помощи. Он обернулся к Таранису:

– Сам с переездом справишься?

– А что тут перевозить, кроме моих двух сокровищ? – повел по-прежнему обнаженными плечами Таранис. – Конь мой их не заметит. Он и Кэмилусса носит влегкую.

В результате, Гайя добралась даже не до дома Марса, а просто до своей палатки ровно через сутки, уже после того, как заледеневшего Дария забрали всеми правдами и неправдами с собой жрецы Беллоны, а прах Рыбки был собран в простую урну с чеканными изображениями сцен сражений – такую же, какая полагалась им всем в конце пути рано или поздно. Впрочем, и на это спекулатории особо не рассчитывали – сколько их сгинуло безвестными, совершая свой подвиг совсем не в блестящих доспехах… Только милость богов спасла Кэмиллуса – а сколько их так и ушли под чужими именами, прожив чужие судьбы.

Она без сил рухнула на койку, даже не заметив Марса, стоящего возле полога и глядящего на нее умоляющими глазами. Она почувствовала дуновение его дыхания у самого уха:

– Милая моя… Позволь, я помогу тебе добраться до дому, где ты сможешь помыться, поесть как следует.

– Марс, – пробормотала она, засыпая и прокручивая в мыслях все события безумных суток. – Ренита уехала?

– Сразу же. Я отправил воина с ними, чтобы он привез известия оттуда. Все хорошо. Управляющий получил твое письмо, принял их любезно. Таранис, кстати, уже вернулся.

– Рада.

– Так любимая… Ты же мне обещала… – и Марс подхватил ее на руки, стараясь не разбудить спящего сном честного труженика Квинта.

– Поставь, – зашипела она, тоже не желая мешать отсыпаться Квинту. – Обещала, поеду. И знаешь, я и правда хочу в горячую ванну.

По дороге Гайя, немного разгулявшаяся на свежем воздухе, рассказала Марсу о том, как познакомилась с новым врачом и уже помогла ему обосноваться в госпитале.

– Как по первому впечатлению, то я спокойна. Насчет профессионализма доверяю Рените. Она там бывает часто, знает всех. Но он же еще и воином должен быть.

– И как? – их кони мерно ступали рядом, и Марс с Гайей вели неторопливый разговор.

– Молодой, полный сил, но не юнец. И отец у него врач, так что представляет себе и вызовы к больным среди ночи, и все прочие прелести этой профессии. И на службу согласился идти с радостью.

– Ребята на эти перемены как отреагировали?

– Не успели еще. И чем позже им представится случай «познакомиться» с врачом поближе, тем лучше. Согласен? Но Рутилием он занялся сразу. И ни одного критического замечания в адрес Рениты.

– А было за что? Она безупречна.

– Кто знает. Она же заканчивала перевязку уже в родах. Могла оплошать где.

– Это да. Она нежная такая, – согласился Марс. – Не представляю, как она с болью справилась. Я искренне боялся, что кричать на весь лагерь будет так, что с города не только урбанарии, но и вигилы примчатся.

– Заслуга Тараниса.

Марс даже не попытался помочь Гайе сойти с коня – они спрыгнули на землю одновременно, и их доспехи звякнули тоже одновременно. Но вот войдя с ней в атриум, он не удержался – протянул руку к ее плащу:

– Позволь мне поухаживать за тобой. Ты же моя почетная гостья…

Гайя не стала возражать, и Марс вслед за плащом потянулся к застежкам ее доспехов, безошибочно нащупав их на спине девушки.

– Я сама, – негромко сказала она, но не сделала попыток отстраниться, и Марс освободил ее от тяжести кожи и металла, а затем сбросил и свои.

– Ты чего больше хочешь? Поесть? Ванну?

– Спать, – улыбнулась она ему невеселой улыбкой. – Да вот только боюсь, не засну.

– Рыбка? – тихонько спросил Марс, заметив, как помрачнело ее лицо.

Гайя кивнула.

Марс промолчал, вспоминая, как у погребального костра Дарий вдруг спросил у него:

– Все хотел спросить про Гайю… какой она была.

– В смысле?

– Каким чудом Гайя выжила во всех боях?

– Чудом… – отозвался Марс, погружаясь в воспоминания своей юности. – А еще, она более сдержанная и рано повзрослела.

– Она не была такой непосредственной и восторженной девочкой, когда ты ее встретил?

– Боюсь, она никогда ею не была. А армия просто оказалась созвучна ее сущности.

– А моя Ксения просто жила. И любила все, что дает жизнь. Ей нравилось быть сильной и быстрой. Нравились новые ощущения. Разве Гайя в восемнадцать лет не была такой?

– Честно говоря, мне первый год службы дался слишком тяжело. И она мне помогала, поддерживала. Но как-то я тогда не особо о ней задумывался как о девушке.

– А когда задумался?

– Когда искал среди трупов на поле боя. И нашел с копьем в бедре. И пока нес ее на руках, спотыкаясь во всей этой мешанине железа и крови, она ни разу не застонала и даже попыталась мне улыбнуться. И глаза ее я тогда впервые разглядел… совсем близко от себя… Они цвет меняли от боли. И были такими, как у взрослых воинов. Это трудно выразить. Но у девятнадцатилетней девушки были глаза прошедшего сотни схваток легионера. И это было страшно.

– Но ты же не испугался?

– Испугался. И не знал, что лучше, в тот момент. Мысль билась, что останется калекой и не простит мне, что сам сразу горло не перерезал. Вот тогда и понял, что она красавица, словно сама Минерва спустилась с Олимпа, чтобы помочь нам победить в том бою.

– Но она выжила. А Ксения нет, – промолвил Дарий и снова погрузился в отстраненное забытье, и только отблеск пламени играл в его подернутых холодным пеплом глазах.

И вот теперь Марс вспомнил и этот разговор, и ту юную девочку, мужавшую у него на глазах – и покрывавшуюся шрамами, как они все. Они оставляли за собой мощеные дороги, проложенные по полям и лесам покоренных германских племен, а в отместку борозды оставались на их жилистых, привыкших к любой погоде и тяжестям, телах.

Сейчас она снова была рядом – все такая же красивая, только в золотых волосах пряталась густая проседь, делая их похожими с Рагнаром, волосы которого тоже переливались всеми оттенками золотистых тонов от платины до червонного золота. Марс осторожно расстегнул фибулы ее туники, и она не шелохнулась, давая ткани соскользнуть к ногам. А дальше он увидел ее драконов, и снова потерял голову:

– Моя гордая девочка… Никто не увидит твоих шрамов теперь… но я-то знаю каждый, как и ты мои. И те, что на сердце, тоже.

Марс медленно раздевал Гайю, время от времени ловя ее взгляд – он боялся снова оказаться отвергнутым, и знал, что больше этого не выдержит ни он сам, ни его гордость. Он смирился даже с тем, что волей Аида пришлось разделить с Кэмом право назвать ее своей невестой. Но вот потерять ее навсегда из-за своей оплошности не мог – и знал, что Гайя необыкновенно горда и независима, и что она готова перетерпеть любую боль и усталость, но не попросить помощи. Марс видел, как она измотана и физически и морально – и пытался хоть как-то ей помочь, боясь повторения того, что произошло однажды, когда она потеряла сознание прямо на ступеньках Палатинского дворца, измученная незаживающей раной.

– Гайя, нежная моя красавица, – Марс выцеловывал все изгибы ее тела, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы девушки.

Он подхватил ее на руки и унес в спальню, решив отложить ванную на после. Гайя полуприкрыла глаза, а ее волосы легкой волной свисали вниз, щекоча ему руку. Марс склонился над ее губами:

– Тебе хорошо?

– Да, – еле слышно дрогнул выпуклый розовый рот, и Марс в очередной раз удивился, как ей удается не уродовать свои прекрасные губы, кусая их от боли и напряжения.

Марс обнимал и ласкал Гайю так долго, пока она сама не изогнулась в порыве нежности и не прижалась в его телу своим животом и грудью. И вот тогда он, получив ее полное согласие, дал волю своем желаниям.

Они настолько захлебнулись наслаждением близости, что так и заснули, сплетенные в единое тело, сбросившее с себя оковы условностей и повседневных житейских тягот.

…До ванны они добрались только через несколько часов, когда Гайя, заснувшая в объятиях Марса, сама открыла глаза:

– Ой, Марс, а сейчас утро или вечер?

– Судя по всему, ночь глухая. Или ближе к рассвету. Ты хочешь есть?

– Честно говоря, очень хочу. Но, может, нам не стоит поднимать сейчас весь дом?

– И не придется, – поправил ее локон Марс, убирая его со щеки девушки и прикасаясь еще раз кончиками пальцев к ее нежной коже. – Я велел оставить возле дверей спальни легкий ужин. Фрукты, холодное мясо, медов-фруктовый напиток.

– Согласна! – улыбнулась девушка, и Марсу досталось удовольствие наблюдать как с аппетитом, но без жадности она ест, наслаждаясь каждым кусочком.

Едва Гайя и Марс насытились и ополоснули руки в предусмотрительно приготовленной для них чаше с водой, слегка ароматизированной душистыми лепестками цветов, как они снова почувствовали, как их тянет друг к другу. Волна нежности и желания затопила их в очередной раз, и они не стали противиться своим чувствам – самозабвенно целовались и обнимались, наслаждаясь всем тем, что таилось в их закаленных и тренированных телах, а сейчас требовало выхода не в привычных жестких тренировках, а самым простым и естественным путем…

Гайя мягко улыбнулась и потянулась к Марсу, обвила руками его за шею и поцеловала легким и нежным поцелуем. Для Марса это было самой величайшей и долгожданной наградой, и его сердце пропустило удар, а затем заклокотало у горла, огревая грудь изнутри – а снаружи она пылала от прикосновения губ Гайи.

– Гайя, – простонал он ей в губы и теперь уже он целовал ее, а его пальцы уверенно ласкали ее спину, заставляя выгибаться ему навстречу и льнуть к его телу все сильнее.

Теперь он был уверен, что она не оттолкнет и мог позволить себе медленно наслаждаться нежностью ее кожи, сладостью губ, гибкостью и податливостью ее тела… Марс зарылся лицом в ее волосы – они всегда манили его, а теперь он старался не упустить ни единой возможности снова вдохнуть еле слышный лапах лотоса и ощутить мягкость рыжих завитков.

Обессиленные, они заснули опять в объятиях друг друга, желая сохранить на коже ощущения прикосновений рук и губ друг друга. Марс, с трудом выравнивая дыхание от бродившего в его жилах пьянящего восторга, даже засыпая, думал о том, что боги услышали его молитвы и ниспослали то, о чем он и мечтать вслух не смел – Гайя выбрала его и будет теперь рядом всегда.

Проснулись только когда серый осенний рассвет медленно вполз в спальню сквозь закрытые ставни и занавеси. Гайя опомнилась первой:

– Мы проспали?! Тебе сегодня во дворец?

– Да, – кивнул Марс, тоже поднимаясь на широкой кровати и разминая еще непроснувшееся до конца тело. – Надеюсь, нам уже приготовили горячую воду. Идем?

Пока они наслаждались в меру подогретой водой и душистым галльским мылом, Марс как бы невзначай поинтересовался у Гайи:

– Ты сегодня допоздна? Придешь снова ко мне отдыхать?

Она пожала плечами:

– Марс, неужели ты не привык еще? Разве у нас можно запланировать, во сколько вернешься домой? Это ювелир может лавку закрыть. Или писец в Табулярии стило отложил, встал и отправился восвояси.

– Это да, – Марс энергично растерся чистой простыней и потянулся к приготовленной рабынями чистой тунике, протянув вторую Гайе. – Я скорее имел ввиду, захочешь ли ты…

– Марс, – растроганно улыбнулась Гайя. – Поверь, я очень ценю твою заботу. И тебя тоже очень ценю. Давай доживем до вечера, а там и видно будет. Ты в паре с кем?

– С Рагнаром.

– Привет ему передавай. И не давай ему там особо геройствовать, пусть о мелюзге подумает.

– Ага, – насмешливо отозвался Марс. – А Таранису ты тоже посоветуешь не геройствовать? И командиру? Гайя, сама подумай, ты же не стала бы прятаться за каждый куст, даже если бы стала матерью?

– Не стала бы. Не хотелось бы, чтобы ребенок рос с клеймом «сын трусихи», – немного запальчиво ответила Гайя и помрачнела. – Что об этом говорить? Мы же знаем, этого никогда не произойдет. И обсуждать нечего.

Очарование утра неожиданно развеялось. И Марс проклинал себя за неловкий язык, стараясь загладить вину – заботливо накормил Гайю завтраком, категорически отказавшись отпустить в лагерь голодной:

– Тебе сейчас тренировку вести, силы нужны. И завтра вы с Кэмиллусом нас утром меняете. Тоже не повод ослабеть с голоду. Ешь, это же все твое любимое!

Гайя кивнула – она уже успокоилась, да и не хотела будоражить нервы Марса перед тяжелой сменой:

– Все очень вкусно! Ты прямо угадал мои желания. Фрукты и свежий творог с медом. Что может быть лучше такого завтрака?

– Прости, – вдруг ни к месту прошептал Марс, которого мучало раскаяние от того, что он невольно задел Гайю за живое, напомнив даже не о материнстве, к которому она и не стремилась, а о причине их размолвки год назад, после которой она согласилась на безумно опасную командировку Сирию. – Прости….

Он повторил эту фразу еще раз и осторожно обнял Гайю, отводя назад с ее крепкой загорелой шеи еще слегка влажные после мытья локоны. Марс поцеловал ее возле уха, и она не вырвалась…

Они выехали из ворот одновременно – но дальше пришлось попрощаться. Марсу предстояло до завтрашнего утра охранять императора, а Гайю ждало множество дел, которые она должна была переделать до завтрашнего утра, чтобы со спокойной совестью заступить на свои сутки во дворце. И неплохо было бы, конечно, и отдохнуть – и Гайя искренне радовалась предложению Марса пожить пока у него, хотя и планировала навестить ближе к вечеру Рениту с малышкой.

Едва она спешилась, как навстречу ей попался Друз.

– Гайя, мне надо с тобой поговорить.

– Слушаю. Только постарайся не особо долго, а то мне с отрядом Дария сегодня надо тренировку проводить. Ребята не виноваты, что лишились и товарища. И командира.

– Командира не надолго, положим, – возразил задумчиво Друз.

– Во всяком случае, сегодня Дарий еще в храме Беллоны.

– Это и заставляет напрячься. Потому что нам придется сейчас принимать срочное решение.

Друз был серьезен всегда, но сейчас Гайе в глаза бросилась темная складка, залегшая между его бровями.

– Что произошло за ночь?

– Об этом и хотел поговорить с тобой.

Они широкими шагами приближались к штабу, и Гайя думала о том, что все больше начинает в этой жизни думать о том, что не совсем относится к службе – в том числе и о Марсе с Кэмиллусом. До поры до времени благодаря железной воле их обоих да и просто безумной занятости всей когорты они толком и не вспоминали о вещем сне и воле Аида. Но и Гайя не чувствовала угрызений совести по поводу того, что уже по нескольку раз просыпалась то с Марсом, то с Кэмом – ведь если они все все правильно поняли, Аид назвал ее невестой их обоих, а не женой. Она скорее жалела парней – если она и не собиралась вить гнездо, наполненное детьми и покоем, как это замечательно получилось у Юлии, то не считала себя вправе лишить Кэма и марса такого счастья. И то, как трепетно Марс приглашал ее в свой дом, с одной стороны, было ей очень приятно, а с другой – она боялась вселить в сердце Марса надежды, которым не суждено сбыться.