Текст книги "Невеста смерти (СИ)"
Автор книги: Елена Вихрева
Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 71 страниц)
– А ты долго?
– Месяц с небольшим.
– А я вот призадержался, – усмехнулся он, и снова схватился за затылок. – Что-то такое важное… Что же мне тебе сказать…
На свету его глаза были яркими как васильки, и резко контрастировали эти молодые глаза и совершенно седая голова. Гайя перевела снова глаза на его татуировки на сильной груди – и снова прикусила язык: под узорами явственно были видны тщательно скрытые шрамы.
– Ты не мог прогнать скорпионов? – она спросила тихо и как можно бесцветнее.
Он беспечно махнул рукой:
– Да не чувствовал я их…
Гайя хорошо понимала, почему можно не почувствать боль – это богиня Ата, богиня безумия, закрывает собой истерзанное сознание и дает блаженный покой, кому на время, чтобы собраться с силами, а кому и навсегда придется остаться с заснувшим разумом.
– Твои раны, – она сделала попытку прикоснуться к его плечу, целиком закрытому узором из переплетений кругов и звезд.
Кэм перехватил ее руку на полпути:
– Они ничего не узнали. А об остальном говорить не хочется.
– Что не узнали? И кто? – быстро спросила Гайя, заглядывая в его васильковые глаза.
Он остановился – и даже не потому, что она преградила ему путь, а так, как будто его настигла в спину стрела. Гайе даже показалось, что сейчас вся громада его словно выточенного из вековой сосны тела обрушится на нее. Кэм сжал пальцами виски, звякнув остатками кандалов и со стоном вздохнул:
– Да что же ты со мной делаешь…
– Все, успокойся, – взяла его за предплечье девушка, ощутив мощ не успевших ослабнуть взаперти мышц.
Этот его жест, которым он хватался за голову время от времени, напомнил ей и свои жуткие головные боли – следствие того падения на камни, поэтому сомнений у девушки, отчего же так мучительно пытается что-то вспомнить Кэм, не оставалось. Она знала, что сама еще счастливо отделалась – а некоторые ребята, получившие в бою более сильные удары, даже по шлему, вынесенные оглушенными, без ран на голове – долго и тяжко болели. Не могли шевелиться, какое-то время говорили как спросоня, после это проходило – но вот стоило выпить в часы отдыха после боя пару чаш даже разбавленного вина, и богиня Ата целиком заполучала свою жертву на несколько часов.
Они вышли на палубу, и Кэм, оказавшись на ярком солнце, невольно прикрыл рукой глаза. Гайя, услышав звякание цепи, спохватилась и попросила нож у проходившего мимо легионера – парень уже успел отмыться и даже прикрыть чресла узкой полоской еще влажной после стирки ткани. Очевидно, на всех пожитков пиратов хватило едва-едва. Когда Гайя спускалась в трюм, ребята как раз плескались на корме, поливая друг друга водой, зачерпнутой из моря ведрами на веревках.
Легкий ветерок коснулся корабля и находящихся на палубе людей. И Кэм содрогнулся от отвратительного запаха, исходившего от него самого – застарелого пота, мочи и трюмной затхлости. Он еле выдержал, когда девушка, не дрогнув и не сморщив свой точеный небольшой, чуть вздернутый носик, бестрепетно приблизилась к нему, взялась рукой за его руку и легко, с первого движением, кончиком узкого ножа открыла по очереди оба ручных браслета, а затем опустилась на одно колено и взялась за его щиколотку. Кэм, замирая от восторга, ощутил ее пальцы у себя на коже, опустил глаза, восхитился короткими золотыми кудрями девушки, волной падавшими на шею и щеки, когда она наклоняла голову, борясь с заржавевшим замком. И тут же замер, заметив, что его ноги по самые лодыжки покрыты отвратительной дрянью, в которой он топтался все эти дни. Решение пришло мгновенно – тем более, что плоть не хотела смириться с тем, что она пребывает в жалком и грязном состоянии, и неудержимо реагировала на близость этой красивой женщины, чья лепная сильная спина была прямо перед его глазами, у его бедер.
Едва последний браслет звякнул о палубу, Кэм, уже следивший глазами за слаженными движенями весел, одним махом перелетел через ограждение борта и ровно, без плеска вошел в воду точно между веслами.
Гайя рванула туда же на следующем такте движения весел – стараясь пронырнуть как можно глубже, чтобы не попасть под опускающееся и прогребающее под водой весло. Она видела, что этого загадочного Кэма что-то мучает, догадалась, что парень многое пережил, что его страшные раны и седина имеют не менее страшное объяснение, да еще и татуировки, покрывающие большую часть его торса, тоже говорили, что он побывал в руках каких-то жрецов или знахарей, не случайно же он обмолвился о скорпионах. И да, Гайя вспомнила рассказ Дария как-то у костра о том, что в пустынях Египта есть у некоторых племен такой ритуал проверки на мужество – укус скорпиона. И выживший до конца дней пользуется почетом и уважением среди соплеменников. Но вот подробностей она, как ни старалась, припомнить не могла – разговор возник глубокой ночью, после тяжелейших учений, когда префект разрешил им немного расслабиться и снять усталость, выпив немного крепчайшего и горьковатого фалерна. Именно в такие редкие часы и развязывались языки у мужчин, собравшихся в когорту из самых разных легионов империи, воевавших в разных уголках ойкумены и успевших многое повидать, о чем на трезвую голову и вспоминать не хотелось.
Команда замерла на едином вдохе – все видели красивый пролет высокого седого парня, которого Гайя вывела из трюма и, также, как и их всех, освободила от кандалов. Видели и прыжок отважной девушки. Вот они оба скрылись в зеленоватой воде, и лишь весла неотвратимо и мерно бьют по воде.
Они вынырнули одновременно, нашли друг друга глазами. И парень громко рассмеялся.
– Ошалел? – рыкнула Гайя, промаргиваясь после глубокого нырка. – А если б под весло?
– А ты? – его васильковые глаза смотрели нежно и весело, и смывшая грязь вода придала ему уверенности в речах.
– Я тебя вытаскивала. Думала, ты утопиться решил.
Он расхохотался так, что невольно глотнул воды и закашлялся.
Им бросили веревку с кормы, и Кэм пропустил Гайю вперед, а сам не мог отвести глаз от ее мокрых стройных ног, мелькнувших перед его носом, когда она в мгновение ока взобралась наверх, подтягиваясь на руках.
Марс, который находился тут же, на палубе, не мог найти себе места от ярости. Кэм вылез и наткнулся на полный ярости взгляд Марса – и сразу почувствовал в этом темноволосом молодом мужчине с горящими яростью глазами, потемневшими от бушующей в душе страсти соперника. Кэм сразу понял, что тот претендует на Гайю, но не спасовал, а просто вздернул бровь – он умел добиваться своего и привык к вниманию женщин. Особенно после того, как оказался в таком неприятном ему обличии северного варвара – а вот женщины находили его неотразимым.
Кэм и Марс с трудом разминулись на широкой палубе, едва не задев друг друга мгновенно взбугрившимися бицепсами.
Марс подошел к Гайе, вытряхивающей воду из уха и отжимающей волосы, начинающие на ветру снова кудрявиться.
– Зачем ты так рискуешь? – в нем боролись досада и нежность.
Она, застыв с поднятыми к волосам руками, посмотрела ему в глаза с недоумением:
– Он был прикован. Но вырвал гнездо кандалов перед тем как раз, когда я нашла это помещение в самом носу триремы. И у него не все в порядке с головой. Так что пойми, по всему было видно, что парень увидел солнце, рехнулся окончательно и пошел топиться. А еще я испугалась, что его веслом таки задели. Уж слишком долго не всплывал.
– Ты тоже! – Марс рычал, срываясь в хрип. – И весла могли пройти по тебе! Ты обо мне подумала?
– О тебе? Ты же на палубе стоял, какие весла?
– Смеешься? – спросил он с горькой угрозой. – А я что должен был думать, пока ты была под водой?!
– То же, что и думал. Как нам придти в Рим и не потонуть. Нашел рулевого среди ребят?
Он вздохнул:
– Один вроде как знаком с этим делом. Но плавал, то есть ходил, как они выражаются, всего пару раз, и то с опытным рулевым. На подхвате у него. Он готов попробовать, но сам не уверен в успехе.
– А остальные?
– Паруса…
– Ну хоть паруса. Ты с ними общался? Надежные? Или тоже новобранцы какие. По неловкости своей угодившие в плен?
– Да нет, там мужики взрослые есть. Сирийцы не гнушались подбирать наших ранеными из воды, если видели, что еще плывет. Значит, сильный, выживет.
– А на воде далеко не убежать… – раздельно, погружаясь в свои мысли, промолвила Гайя.
Марс положил ей руку на плечо, решив, что девушка просто перенервничала от всего, свалившегося на них в этот долгий и трудный день. А теперь постепенно успокоилась и уже не будет встречать его ласки так ершисто – тем более что с каждым часом они приближались к цели. Пусть на воробьиный шаг, но вперед…
Кэм, исподволь наблюдавший за происходившим у левого борта, в тени палубных надстроек, заметил, как Гайя движением плеча скинула руку Марса… Да что там, он и разговор слышал. Борясь с мучительным приступом головной боли, едва не бросившей его на колени прямо на палубу, он вдруг вспомнил – корабль, похожий на этот. Хлопает мокрый парус за спиной. И он явственно увидел свои руки, лежащие на отполированном руками других рулевых, потемневшем от соленой воды штурвале. Да и в Египет он же попал на своем вроде как корабле… С обнаженной девой на носовой части. Точно, и назывался он странно – «Дева бури».
– Гайя! – Кэм широкими шагами пересек покачивающуюся палубу, ни разу не сбившись с ритма. – Я знаком немного с морским делом. И могу встать к рулю.
– Вот как? Немного? Не думаю. Что если два полуобученных человека возьмутся вместе за дело, то у них получится хорошо. Это как соединить в бою одного новобранца, владеющего мечом. И второго. Со щитом. Но других способов у нас пока нет.
– Зря ты так… посмотри. Попробуй. Сама мореход?
– Нет, – смущенно тряхнула она головой. – Но дадут пару уроков, и я поплыву.
Оказалось, что Кэм разбирается и в морских картах, которые отыскала Гайя на триреме.
– Смотри, – они обсуждали маршрут, и он показывал ей карту, объясняя, как удобнее обойти мели у Кипра. – Нам же важно и не привлекать к себе особого внимания. Так?
Она подошла к карте, а он склонился через ее плечо и стал показывать их движение, объяснять где они и как быстро могут добраться. Гайя оказалась в кольце его рук: он с одной стороны опирался рукой о стол, а с другой склонился через ее плечо и вел пальцем по карте, исподволь наблюдая за ней.
Кэм вдыхал свежий морской запах ее упругой кожи, чуть шелушащейся от загара, любовался длинными и пушистыми ресницами, а пухлые губы сводили его с ума, так и призывая впиться в них жадным, но невероятно нежным поцелуем – эти губы были так нежны, что не вязались с ее сильными, загрубевшими от тяжелой работы руками. Кэм видел, что она, разделяя тяжелую участь команды, лишенной гребцов-невольников, вместе с ребятами драит палубу, садится на весла, чтобы дать возможность отдохнуть кому-нибудь из гребцов. Мужчина, давно уже не знавший женщины, и оказавшийся рядом с обворожительной красавицей, так сильно отличающейся от всех, кого он видел за свои двадцать семь лет и с кем спал – совершенно потерял голову.
Он как будто случайно скользнул губами по ее щеке, задел уголок губ. Кэм был очень аккуратен, и старался не испугать ее своей напористостью – понимал, что если такой нежный цветок жив и цветет нетронуто среди двухсот мужчин здесь и сейчас, в открытом море, а еще раньше были в ее жизни, судя по всему, и солдатская лямка в легионе, и даже Сирия с ее песками и кочевниками – то отпор она способна дать очень жесткий.
– Нет, старший центурион. Не здесь. Судя по краю береговой линии, здесь должны быть подводные течения, и нас снесет. Я предлагаю пройти здесь, – поправил он ее, взял за руку и переставил палец ее на другую точку на карте.
Кэм задержал свою руку на ее, и придвинулся неуловимо ближе, чтобы ее спина коснулась его груди.
Гайя, как ему показалось, не замечала ничего, кроме карты.
Он хотел приобнять ее и даже прошептать что-нибудь нежное в ее аккуратное ушко, так соблазнительно выглядывающее из густых золотистых коротко остриженных волос.
Но вместо этого спросил внезапно охрипшим голосом:
– Так ты согласна? – лишь бы услышать ее «да», пусть о чем-то другом.
Гайя слегка обернулась:
– Да, пожалуй. В любом случае мне есть смысл согласиться с твоим планом. У тебя хоть опыт есть в морских делах.
Кэмиллус вздохнул с облегчением.
– Так, – она распрямилась и одернула тунику, перехваченную в талии мужским боевым поясом с мечом и ножом. – Я к гребцам. А ты разберись с курсом и смени Марса у руля.
Она попыталась развернуться, чтобы выйти на палубу, но Кэм не отстранился, и руки во стола не убрал, не выпуская девушку. Наоборот, еще крепче удержался ими, и мускулы взбугрились, расправив геометрические узоры из кругов и квадратов на его плечах.
Гайя подняла на него удивленный взгляд. Кэм выдержал этот проникающий прямо в душу топазовый взор, и его пальцы нежно скользнули по ее руке, взгляд остановится на губах. Гайя замерла, но замер и он. Кэму нравилось чувствовать ее так близко, и его сердце начало биться очень быстро. Гайя это почувствовала своей спиной, по-прежнему прижатой к его широкой, покрытой рисунками груди.
– Кэм? – удивленное и неожиданно тихое.
Он не выдержал и прикоснулся губами к ее четко очерченных, выпуклых и светло-розовых губ. Гайя напряглась и наверное, ударила бы его сразу. Но Кэм успокоил ее нежными прикосновениями к плечам. Он был готов сказать ей, что она ему очень нравится и поцеловать, но…
Она все же сжала кулаки. Но ударить не успела – мужчина рухнул к ее ногам, сжимая голову.
Приступ жестокой головной боли захлестнул его и закружил ледяным водоворотом.
…Он очнулся на полу, и его голова лежала у нее на коленях, а она мягко гладила его по волосам.
– Что случилось? – тихо спросила она, продолжая пальцами расчесывать его седые, но по-молодому густые волосы, массируя кожу постепенно легчающей головы.
Боясь возвращения боли, едва не расколовшей его голову, Кэм замер неподвижно, прижимаясь затылком к ее бедрам и ощущая тепло промытого в морской воде и пахнущего водой и водорослями тела. Перед глазами мелькали отрывочные картины, постепенно сливающиеся в единое целое. Становящееся все более выпуклым и отчетливым. Мужчина с облегчением вздохнул – все то, что мучило его несколько месяцев, вдруг нашлось и объяснилось.
Усталые глаза сенатора Марциала, близкого друга покойного Юлия Цезаря, сумевшего в трудные для Октавиана дни разразившейся гражданской войны оградить будущего императора от бесчиленных попыток привлечь его на свою сторону всевозожных группировок, на которые разбился Сенат. Марциал прикрыл глаза ладонью, сухой и узкой, уже покрытой старческими коричневыми пятнами.
– На днях прибудет из Германии Секстус Фонтей. Хвала богам, он возьмет с моих старых плеч это бремя… Пойми, Кэмиллус, это мне уже не по силам ни во возрасту, ни по интересам. Не так много осталось жить, и хочется успеть так много…
– Надеюсь, дядя, что не подведу. И застану тебя в добром здравии по возвращении.
– Мальчик мой, – растроганно поднял на него глаза Марциал. – Прости меня. Я своими руками посылаю тебя в такое пекло.
– Не ты. Прости, дядя. Меня посылает Рим. И моя жизнь принадлежит только Риму. А мою честь никто у меня никогда не отнимет.
– Верю. И горжусь тобой. И все же, знаешь. Ты там поосторожнее…
Кэмиллус хотел обнять сенатора, действительно приходившегося ему дядей, но застеснялся своего внешнего вида – с непривычно длинными, спускающимися ниже плеч волосами, отросшими за крайний год, одетый в узкие кожаные штаны и такие же сапоги из кусков кожи, притянутых к ногам сыромятными ремешками, с волчьей шкурой на спине поверх полотняной рубахи, распахнутой на груди до широкого, покрытого чеканными накладками пояса. Даже меч ему пришлось научиться носить не на поясе, как положено римскому воину, а за спиной, как приучили северные мореходы, заглядывающие время от времени в устья рек Германии и Галлии. Кэму пришлось задружиться с ними и даже провести год на их корабле, выполняя всю работу от самой тяжелой по осмолке днища до участия в сражениях против каких-то побережных племен. Зато и языком овладел в совершенстве, и обычаи все узнал. Причем многие из них он счел вполне достойными мужчины и воина – если римские знатные полководцы бросались животом на собственный меч, чтобы смыть позор неудачного сражения, то воины викингов втыкали меч в землю, вспарывали себе живот и шли по кругу, наматывая на меч собственные кишки, называя это «прогулкой».
Он подумал, прощаясь с Марциалом, что жизнь все же расставляет все по местам. Даже вознесясь очень высоко, сенатор оставался единственным родственником, не отказавшимся от своей сестры, матери Кэма. После одной-единственной ночи любви, на которую решилась юная патрицианка, потрясенная красотой и статью дорогого телохранителя своего отца, родился сын – совершенно не похожий на древнюю и породистую семью Марциалов. Мальчишка был крупным, здоровым, но с удивительными васильковыми глазами и очень светловолосый. Гордая красавица Марциала, оплакав отданного на арену и погибшего там в бою своего несчастного возлюбленного, однажды ночью собрала вещи и пеленки в узелок и с сыном на руках покинула ставший негостеприимным родительский дом.
Она работала в фуллонике и растила сына – трудно, но без попреков от многочисленных родственников. Мальчишка рос хорошим сыном, но грозой всего квартала. И Марциале приходилось то извиняться перед соседками за обрушенную черепицу с сарая, по которому затеял прыгать ее сын со всей компанией мальчишек из их инсулы, то лечить его рассаженные до кости кулаки, когда жилистый вихрастый подросток встал один против двоих взрослых пьяных рыбаков, решивших прижать в углу на улице дочку соседа-писаря.
Мать он схоронил уже после того, как пошел в армию и смог поддержать ее угасающие силы своим жалованием. Служилось Кэму легко – ему очень хотелось достичь многого, чтобы порадовать мать, а здоровья благодаря ее заботам и тайком скормленным ему своим кускам было не занимать.
И вот сейчас, лежа на коленях Гайи, Кэм вспомнил мать, ее ласковые натруженные руки, тихий голос – она так и не научилась сварливо браниться с соседками. Хотя ей это вскорости и не надо стало – как только подрос сын, способный появиться как из под земли, едва кто-то пытался что-то сказать его матери обидное, и закрыть ее собой. Казалось бы, мальчишка десятилетний, но босые ноги крепко стояли на мостовой, а вихрастая светловолоса голова так упрямо набычена, и сверкают нездешние пронзительно-синие глаза – и никто уже не смеет попрекнуть Марциалу грехом юности.
– Кэм, так что случилось? Болит где? Голова? – ласковый, слегка встревоженный голос Гайи ненадолго вернул его к реальности из того далекого Рима, в котором он рос на шумной и многолюдной улице Аргилет.
Он молча поймал ее руку, прижал к губам, поцеловал ладонь, поднялся губами к запястью:
– Уже все хорошо. Ты не дала мне разбить голову? Я же мог тебя запросто раздавить. Ты такая маленькая и хрупкая.
– Я крепкая. Так что поймала. Вот разве что положить пришлось к себе на колени. Ты уж прости.
– Это драгоценная награда для меня, – вздохнул он, собираясь с силами и прикрывая глаза от еще нахлестывающей его боли в висках.
И с этой пульсацией и багровыми кругами в глазах приходили все новые картины. Вот он входит в порт Александрии на носу северного, никогда не виданного здесь корабля, и тут же начинает торговлю украшениями, медом, оружием, якобы привезенными им с далекой родины.
Он вполне справлялся со своим заданием – успешный и экзотический торговец, он привлекал к себе всех жителей Александрии. С ним стремились дружить, при нем проговаривались о секретах и чаяниях – кто мог подумать, что этот любвеобильный красавец с выгоревшими на солнце почти добела длинными не по-здешнему волосами может вообще интересоваться чем-то, кроме звонкой монеты и красивых египетских девчонок, выстраивавшихся возле его дверей в надежде обратить на себя внимание. Но гордый синеглазый торговец, одинаково легко управляющийся с весами и мечом, который грозно посверкивал рукоятью у него за плечом, не снисходил до уличных девок – так, разве что в первые дни дал им повод восторгаться на всех углах горячими ночами и огромным гибким телом. Поговаривали, и не без основательно, что в постель синеглазлого варвара запрыгнула верховная жрица Исиды – но кто ж решиться ее обсуждать вслух?
А Кэм, относя на руках под утро истомленную любовью и размякшую до крайней откровенности жрицу в ее дом, возвращался и со злой усмешкой оттирал запаренной золой все следы ее удушливо-сладких благовоний и звериный, резкий женский запах. Он и сам не мог объяснить, почему так стеснялся своего связного, двадцатидвухлетнего Дария, служившего в местном форте и частенько заходившего в лавку Кэма посмотреть оружие и показать его в тренировочном поединке.
Но вот что-то не сложилось, где-то он допустил ошибку – ругнулся на родном языке, да еще на той латыни, на которой разговаривают только сами жители простонародных кварталов. И дальше воспоминания шли кровавыми кусками и такой болью, что он невольно застонал. И снова ощутил нежные прохладные пальцы Гайи на своем пылающем лбу:
– Ты что-то вспомнил? Ты мне хотел что-то сказать еще в трюме…
Он вспомнил. И знал теперь точно, куда и кому должен передать сведения о том, как изготавливают дурь, которую затем переправляют в Рим, наводняя город потерявшими себя молодыми парнями, которые уже не хотят ни защищать город, ни украшать его.
– Нет… Так ничего и не пришло… – он провел рукой по лбу, снова нащупывая ее руку.
И, хотя тот момент он вспомнил отчетливо – летящий в грудь кинжал, беспамятство, пытки, спустившие кожу у него с плеч, спины и груди. Вонючая клетка и все новые и новые допросы и побои. Кроваво-гнойная короста на теле. И внезапно поддавшийся ночью замок клетки. Улицы Александрии, такие же темные, как и ночной Рим, но освещенные гигантским маяком. Удар по затылку, горячие в холодной ночи струи крови на шее и спине. Ворчание над головой: «Падаль эту в пустыню выкинуть. Пусть там и догнивает». И спасительная влага у губ, мучительные перевязки, первые неловкие шаги по расползающемуся под ногами песку. Вот тут и пришли те мысли – бежать, бежать. Кому-то и что-то срочно сказать. Но кому?
Он скосил глаза на доспехи Гайи, лежавшие в углу – и вздрогнул всем телом.
– Кто твой командир в Риме?
– Префект Секст Фонтей, – удивленно ответила она, не ожидая такого перехода от поцелуев.
Кэм провел рукой по лицу – совсем так, как делал его дядя, сенатор Марциал.
– Все хорошо, Гайя… Спасибо тебе… – он рассказал ей самое важное, опустив подробности своего плена, пыток и месяцев, проведенных у кочевников. Умолчал и о том, как снова попался в плен и оказался в трюме пиратской триремы.
– Тебе лучше?
– Знаешь, я б ругнулся, но как-то раз мне это слишком дорого встало… Так что все хорошо. Хотя бы то, что я могу говорить на родном языке, не опасаясь больше получить кинжал в грудь.
– Понимаю. – она все так же гладила его голову, массировала кожу, дотрагивалась до ушей и шеи.
Он вскинулся:
– Через сколько дней мы будем в Риме?
Она еще более удивленно посмотрела на него:
– Тебе виднее. Пока что нам остается только уповать на свое мастерство.
Он попытался сесть. Но в это время раздались шаги:
– Гайя…
Марс, заглянувший в палубную надстройку своими стремительными шагами, остановился потрясенный: Гайя сидит на полу, голова Кэма у нее на коленях, и она гладит его по лбу и волосам, и они разговаривают негромко. Марс поймал на себе взгялд Кэма. И сейчас он был еще более красноречив, чем тогда на палубе, когда они чуть не сцепились в рукопашной. А Гайя, напротив, посмотрела на Марса широко распахнутыми, радостными и спокойными глазами:
– Марс! Кэм, оказывается, из нашей когорты! Ты представляешь, он раскопал источник тог, с чем мы боролись почти год! Если бы нам раньше его сведения! А его связным бы угадай кто?
– Я слишком измотан, чтобы решать тут загадки Минотавра.
– Наш Дарий!
– Ах, вот как, – криво усмехнулся Марс, услышав имя еще одного своего соперника.
– Вспоминай! Его же перевели к нам в когорту из Египта.
– А не из Сирии?
– Да он везде побывал. Но ножи-то у него египетские.
– Это точно. Отважный парень. Неужели жив? – Кэм сел на полу, согнув одну ногу в колене и привалившись к стене.
– Еще как! Он центурион нашей когорты! – радостно отозвалась Гайя, не замечая, как все больше темнеет лицом Марс. – Его после лечения сразу к нам и прислали.
– Что с ним? – резко обернулся Кэм и сжал висок пальцами.
– Он был ранен в Египте, лечился на горячих источниках под Римом.
– Значит, и он вляпался, – горестно вздохнул Кэм. – А я-то, дурак, надеялся…
Марс взял себя в руки – все же нелепо сейчас устраивать сцены ревности, хотя сначала он был готов просто растерзать и Кэма, да и Гайе всыпать пару раз по крепким ягодицам. Он мотается за ней по всей ойкумене, а она нашла в трюме и обнимает. Но Марс подавил поднимающиеся из глубин души мрачные мысли, вспомнив, что именно погнало Гайю в эту поездку. Из которой теперь неизвестно как и когда они вернутся. И надежды на успешное плавание у всех на этой триреме связаны только с белоголовым гигантом…
И Марс протянул ему руку, помогая вставать.
* * *
Гайя, вся залитая потом так, что даже кудряшки прилипли к голове, и с трудом переводящая дыхание, поднялась на корму вместе с теми ребятами, с которыми отработала всю смену на веслах безо всяких поблажек. Они еще в первый день приняли решение – пойти на то, чтобы существенно потерь в скорости, но не терять больше гребцов от непосильной работы в душной весельной палубе, и поэтому менялись несколько раз за сутки.
Она едва успела обрушить на себя ведро прохладной забортной воды, пусть и такой же соленой, как и она сама, зато пахнущей неповторимой чистотой морской волны.
– Гайя, – к ней спешил, расталкивая полуголых, поливающих друг другу на спины ребят, один из моряков, приставленных ею к парусам. – Смотри!
Она из-под руки посмотрела туда, куда он показывал темным от смолы пальцем:
– Береговая линия действительно как пьяными фавнами нарезана. Наш лоцман надежен?
– Пока что да, – успокоил ее моряк. – Мы за ним поглядываем. Да ему что толку врать-то? Ну потонем все вместе. Да мы еще его и прирезать успеем, да так, что к Харону явится в корзинке. По частям.
– Добрый ты, – усмехнулаь Гайя, продолжая напряженно вглядываться в береговую линию.
– Дело в том, что здесь где-то должен стоять вроде ложный маяк.
– Что значит «вроде»? И как маяк может быть ложным? Прости, но я все же не слишком в мореплавании.
– Понимаешь, какое дело, – моряк замялся, постукивая босой ногой по доскам палубы. – Я его не видел. Слышал от нескольких ребят, которые сейчас уже упокоились в объятиях дочерей Нептуна.
– А откуда они знали?
– А их именно так в плен и взяли. Всю команду. Понятно, тех, кого в бою не перебили.
Гайя присвистнула. Такого поворота событий она не ожидала. К встрече с сицилийсикми пиратами, вновь расплодившимися после великой победы над ними Гнея Помпея, они были готовы все. И оружие, найденное на корабле, пришлось как нельзя кстати. Гайя с Марсом даже проводили тренировки на небольшой палубе, где развернуться толком места больше чем для декурии не было, с учетом того, чтобы не задеть товарища мечом при выпаде.
– Сейчас я позову Кэмиллуса и Марса. Надо что-то придумать.
– А что придумывать? Просто обойти его. И желательно в темноте.
– Хорошо, – прищурилась она, переводя взгляд с моря на своего собеседника. – Мы пройдем невредимыми. Но те, кто пойдет следом, попадутся, как попался тот корабль, о котором ты говоришь. А те ребята тебе сниться не будут?
Моряк опешил он пронизывающего и резкого взгляда ее глаз.
– Ты не подумай, – он поспешил оправдать свои слова. – У нас мало оружия, все разномастное, не римское в основном. И людей мало. Ты и так сама даже на весла садишься.
– И что? – бросила она. – Надо, я и палубу драть буду. И кашу варить и раздавать гребцам.
– Я не о тебе лично. Ты уверена, что команда согласится принять бой? Тем более, самой в него ввязаться?
– Честно говоря, я и не могла бы предположить, что мой приказ не будет выполнен. В конце концов, я старший по званию здесь. Но это так. Для тех, кто думает только о своей шкуре, – эти фразы она произнесла достаточно громко, так, что ее слышали все, находящиеся на палубе.
Ребята окружили ее, она дождалась, пока подбегут Марс и Кэм, и рассказала им, что слышала только что.
– Это гнездо погани должно быть уничтожено, – ее голос уверенно прозвучал над притихшим как от любопытства, морем.
– Как и любое другое, – раздался такой же твердый и уверенный голос Марса.
– Она нас освободила, мы видели, как она дралась. И у нас нет сомнений, что Гайя сможет повести нас в бой, – раздались голоса, и Гайя вздохнула с облегчением.
Она ни капли не сомневалась, что люди, собравшиеся на этом корабле, все же не забыли свою присягу. В конце концов, они же видели, как она ведет и держит себя, как уверенно командует. И взяла быка за рога, пока все были готовы ее услышать.
– Надо поднять наверх ту смену, которая сейчас на веслах, и ту, которая отдыхает. И отобрать тех, кто хорошо плавает.
– Гайя, – предостерегающе промолвил Марс. – Что ты задумала?!
– Ничего особенного. Это же маяк. И небольшой, судя по всему. Иначе его бы давно заметили и разнесли бы к Эребу наши корабли императорского флота. А если он зажигает огни тогда, когда кто-то на лодках разведал добычу и дал знать команде маяка, то он явно не Александрийский. Хотя и похож.
– В смысле? Все маяки похожи. Александрийский здоровенный просто.
– А то, что любой маяк одной стороной обязательно выходит в море, а одной на сушу. Поэтому и брать его мы будем и с суши, и с моря.
– Что ты задумала?! – снова прервал ее Марс. И его голос был еще более настороженным.
А Гайя, как ни в чем ни бывало, продолжила спокойно и даже весело:
– Мы с Марсом пойдем вплавь небольшими группами…
– Вплавь? С оружием? – прервал ее с сомнением Марс. – Не все плавают так, как ты. Ты и в ноябре могла переплыть реку, чтобы навести переправу для всего легиона.
– При чем тут река? Тут теплее даже сейчас, в феврале.
– Гайя, а может, на лодках? У нас же есть несколько спасательных шлюпок, – предложил кто-то из моряков.
– Согласна. Еще лучше. Тогда Марс с более тяжело вооруженными воинами прокрадется на лодке к берегу. А мы проплывем частично под водой, но с ножами. И попробуем взобраться по стене маяка.
– По стене? – сделал шаг назад совсем молодой воин, так и не успевший толком втянуться в службу, как оказавшийся в плену после первого же боя.
– А что такого? – недоуменно вскинула на него свои кошачьи глаза Гайя. – Маяк не колонна. Его не вытачивали, а строили из камней. Так что щели куда всунуть нож есть.
