Текст книги "Невеста смерти (СИ)"
Автор книги: Елена Вихрева
Соавторы: Людмила Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 71 страниц)
– А мы в лагерь. Отдых не обещаю, вполне может последовать задание. Так что не расслабляйтесь. Разве что надеюсь, хоть помоемся, – она брезгливо повела плечами. – Рис, ты с нами?
– По всей видимости, да. Забыл сказать, меня же перевели на какое-то время в вашу когорту из дальней разведки.
Гайя услышала, как Марс за ее спиной тихонько и недобро свистнул.
А Марс, идя сзади нее, злился про себя на Риса, так решительно завладевшего вниманием принадлежащей только ему любимой, хотя и не мог не оценить той помощи, которую подал им Рис в этой схватке. Трудно сказать, удалось ли бы им выбраться оттуда без потерь, если бы не его появление. «Вот только как и зачем он там оказался? И откуда вынырнул?» – размышлял про себя Марс. – «И можно ли ему доверять? Не ловушка ли все это? Или именно его послали нарочно, понимая, что Гайя его узнает и не перережет горло, приняв за еще одного лазутчика?» Мысли роились в его голове, а глаза неотрывно смотрели на дорогую фигурку, маячившую впереди, и если бы она сейчас дала бы себя обнять, он, не задумываясь, прижал бы ее к груди как самое драгоценное свое сокровище, не делясь ею ни с каким Рисом.
Глава 9
Таранис без особого труда справился с дальнобойным луком Авла – оружие привычно легло в руку, заставив кельта усмехнуться – в прошлый раз он натягивал лук, чтобы стрелять в римлян, штурмующих святилище в роще. А теперь ему тоже предстояло стрелять в римлян – но уже с их согласия. Он не особо вдавался в подробности кто тут против кого. За время общения с Гайей и Марсом уяснил, что есть Рим со своей мощной военной машиной, частью которой и являлась когорта спекулаториев, и есть враги Рима, в том числе не только недовольные римским порабощением народы Ойкумены, но и вполне римские внешне граждане. И вот как раз это Таранису принять оказалось легче: он хотел воевать с римлянами, но друзья Гайи и Марса стали и его друзьями. Так что Таранис хладнокровно прицелился и снес с крыши сначала баллистария, а затем и весь запаниковавший расчет баллисты.
Он спустился к Авлу, ждавшему его, а точнее, свой лук. Несмотря на простреленное и наспех перевязанное плечо, лучник преторианцев держался уверенно, хотя и несказанно злился:
– Да лучше в задницу! Да куда угодно, кроме глаз и рук!
– Поправишься, – успокоил его Таранис, бережно передавая лук.
– Конечно, – согласился Авл. – Если только козел Кезон не изуродует, как Зевс черепаху, вытаскивая стрелы.
– Это что за зверь?
– Черепаха?
– Кезон. Что-то я про него уже слышал недавно нелестное.
– Не удивлен, раз ты в отряде Гайи. Он же ее травит, этот горе-врач.
– Как?! Отраву подсовывает?! – не совсем понял Таранис гневную латынь лучника.
– До этого не дошло, Гайя же принципиально предпочитает терпеть боль, а не глотать снадобья. Но была б возможность, наверное, траванул бы. Он ее ненавидит.
– За что?!
– Женщина. Красивая. Умная. И офицер к тому же, – на этом у лучника желание откровенничать пропало, и он снова погрузился в полудрему, вызванную тяжелой раной.
Таранис даже сквозь окровавленную повязку видел, что наконечники стрел не вынуты, и подумал, что Рениту бы сюда…
Между тем дворец заволакивало дымом. Сначала его защитники решили, что это ночным ветром натягивает в окна, но затем оказалось, что кто-то сумел поджечь подвальные помещения, где хранились запасная утварь и те ненужные подношения, во множестве стекавшиеся к императору, но не находившие применения даже в качестве бесполезного украшения. Среди них были даже обычные ивовые корзинки с овечьей шерстью, подаренные наивными селянами и принятые с благодарностью и ответными подарками. Октавиан требовал от скриб и виликов, чтобы они передавали это добро для бедных граждан для раздачи вместе с хлебом, но что-то не всегда у них там складывалось.
Командир охраны собрал своих воинов:
– Штурм дворца сейчас, когда император в безопасности, нам уже не страшен. Но дать сжечь дворец тоже не резон, сгорим вместе с ним. Будем тушить.
– А вигилы? – спросил кто-то.
– Похоже, им есть чем заняться в городе. Увидят пламя, и сюда примчатся. Но во когда? Да и не факт, что обстрел прекратился. Нам еще надо наших ребят с лестницы вытащить.
Он отправил нескольких воинов принести тех преторианцев, которые были ранены или убиты на лестнице при обстреле, а с остальными принялся заливать разгорающееся пламя. Для сильных и здоровых мужчин не составило труда, сбросив лишние доспехи и шлемы, таскать воду из бассейнов и фонтанов вниз, заливая горящие склады. Они подняли на лицо свои черные маски, напитав их водой, и только щурили слезящиеся от едкого дыма глаза.
Командир дворцовой охраны, человек неглупый и опытный воин к тому же, оставил все же людей наблюдать за состоянием дел в остальных помещениях дворца – и не зря. Пока основные силы были заняты тушением пожара, еще несколько смельчаков покрепче под угрозой тоже получить стрелу втащили под защиту стен тех своих товарищей, которые получили ранения при обстреле лестницы. Ребят наскоро перевязали, выяснили, кто из них еще способен держать в руках оружие, чтобы в случае жесткой обороны и боя в помещениях дврца защитить себя и товарищей. Оставили с ними на всякий случай одного здорового солдата для охраны – и это все, что защитники дворца могли для них сейчас сделать, разве что водой еще напоили.
– Тревога! Проникновение противника через западную лестницу! – раздался окрик дозорных. – Зашли через подвал!
Преторианцы, тушившие пожар, спешно выливали оставшуюся воду, добивая кое-где пробегающие по тлеющему мусору язычки пламени. Подвальное помещение, лишенное естественной вениляции, было заполнено едким дымом пополам с паром, образовавшимся от щедро вылитой на угли и раскалившийся камень пола воды. Ребята наперебой кашляли, сплевывая тягучую черную слюну, и проклинали на чем свет стоит всех злочинцев Рима во главе с Исидой и ее не в меру бодрыми жрецами.
Услышав тревогу, они, как были, потные и закопченные с головы до ног, не успев надеть доспехи, в мокрых насквозь грязных и прожженных туниках, выхватили мечи и ринулись в бой.
Отряд защитников дворца снова поредел – командиру пришлось оставить троих дотушивать пожар: разгрести и пролить как следует все угли, чтобы затаившийся жар не дал новой вспышки.
Таранис с ходу врубился в схватку – им пришлось вчетвером, включая командира, противостоять десятку вооруженных кривыми мечами египетских храмовых воинов, которыми, как ни странно, управлял вполне римского вида молодой мужчина с хорошей военной выправкой.
– Этого живым брать, – отрывисто бросил командир, и в то же мгновение едва не выпустил меч из рассеченной руки, но успел перекинуть его в левую.
Командир выругался страшным и грязным ругательством, но не отступил. Таранис, понимая, что как бы ни пытался мужчина не показывать боли и нахлынувшей слабости, долго он не протянет и уже не воин. Кельт, вглядываясь в лица нападавших, вдруг отчетливо понял, что под внешним египетским антуражем – подведенными черной краской к вискам глазами, выбритыми наголо головами, своеобразными доспехами в виде широких полукруглых нагрудников – за всем этим видны вовсе не египетские черты лица. И его взяла ярость – он, военнопленный, воевавший против Рима, сейчас увидел, что может принести пользу этому Риму, не предавая своего народа. А эти, с позволения сказать, римляне – пакостят в своем же гнезде, как не делает самая гадкая птица. И его уже было не остановить – помнил, что стрела, которой его подстрелили после одержанной таки победы в роще, была своей, а не римской. Цена предательства была записана шрамом на его груди.
– Падла ушастая, – он прижимал к полу предводителя лже-египтян, успокаивая его ударами головой о мрамор.
– Не убей его, нам еще поговорить бы, – негромко и резко сказал командир, затягивая зубами повязку на руке.
– Эх, – приподнял пленника, имеющего весьма жалкий вид, Таранис. – Убил бы с радостью.
– Странно, они же шли четко в покои цезаря, минуя посты охраны. И ведь почти дошли, мы сейчас в приемной, – негоромко, словно сам с собой, рассуждал командир охраны. – Я не первый день на этом посту. И ребята мои тоже. Ничего не понимаю. Как будто поганцы знали расположение постов и даже пароли.
– Командир, там вигилы! – в зал вбежал один из дозорных.
– Как они пробрались?!
– Они центонами своими укрылись, стрелы в толстых тюфяках вязнут. Говорят, дым черный и отблески в нижнем ярусе портика заметили.
– Пусть доливают, – устало махнул здоровой рукой командир.
– У них повозки внизу. Они готовы раненых вывезли.
– А на улице как они защитят?
– У них же топоры и багры. Сказали, сюда же приехали, значит, отбились. Ребята они все как на подбор, крепыши, и большинство в этом расчете фракийцы. Спокойные и деловые.
– Их только прикрыть бы, когда они наших раненых будут грузить. И выпустить не через лестницу, а открыть нижний портик.
– Будет сделано, – приготовился бежать передавать распоряжения солдат, но остановился. – А прикрывать кто будет? Авл же лук держать не может.
– Таранис, – кивнул на переводящего дыхание кельта командир охраны. – Авл ему уже свой лук доверял.
Таранис занял позицию в нише лестницы, простреливая все то пространство, где находились повозки вигилов. Он старался выследить и выцелить вражеских лучников, которые пытались подстрелить мулов, впряженных в пожарный обоз. К счастью, вигилы тоже что-то соображали в военном деле, и они выбрали достаточно безопасное место для стоянки, так что Таранису важнее было расчистить им коридор для движения по взвозу, чтобы они могли беспрепятственно свернуть к Марсову полю, где располагалась вигилия, или же выбраться на дорогу к Дубовым воротам, чтобы отвезти раненых непосредственно в преторианский лагерь.
Вигилы, наполнившие пустые помещения дворца гортанными громкими голосами, заверили командира, категорически отказавшегося ехать с ними, несмотря на ранение:
– Не переживай, доставим мы твоих ребят по возможности к вам туда. Уже отвезли по дороге нескольких от Бычьего рынка. Там тетка какая-то у вас делами заправляет, суровая такая, хоть и мелкая. Она там всех ваших ребят прямо на пороге санитарной палатки раздевает догола и моет сама, ей даже воду греют в котлах. Как уж она заставила? Да, нам в вигилии проще, у нас водопровод и баня своя.
Таранис, услышав эти разговоры, почувствовал тепло в груди – бесспорно, Ренита каким-то образом сумела пробиться в лагерь.
Авл, прежде чем дать вигилам себя утащить, попрощался с луком – провел рукой по его отполированной древесине:
– Таранис, сохрани мне его! Это самое дорогое и родное, что у меня есть. Воюй им за меня сегодня. И сам тоже уцелей, а то ведь я лук именно тебе доверил. Другим бы не оставил.
– Постарюсь. А ты давай лечись. Знаешь, – сказал он доверительно лучнику. – Там моя жена будущая. Она тебя на ноги обязательно поставит.
– Да мне б руку сберечь, – простонал Авл. – Мне ж стрелять!
– И на руки поставит.
Вигилы уехали, пообещав передать заодно сведения о состоянии дел во дворце.
Им предстояло продержаться до прихода подкрепления.
* * *
Ренита перевела дыхание. У нее уже давно ныла спина от напряжения и бесконечных наклонов к лежащим тут и там мужчинам, но она из последних сил старалась не показать усталости – по-прежнему улыбалась им, поддерживала под голову, когда поила и успокаивала, обещая, что милость Эскулапа почти бесконечна.
Ребята слегка смущались присутствия женщины – все же они привыкли показываться народу Рима не в таком беспомощном состоянии, но вскоре успокоились, видя, что она держится просто и совершенно естественно, даже подавая уринарий.
Когда вигилы привезли партию раненых из числа дворцовой охраны, Ренита услышала краем уха от них, что там все еще идет бой и что у них там новый лучник – хоть и странно раскрашенный, длинноволосый, но бьет без промаха. Она попробовала уточнить осторожно у ребят во время перевязки – но имени этого воина никто не знал, хотя сомнения ее почти развеялись тогда, когда один из преторианцев, которому она вынимала засевшие в плече и чуть ниже наконечники стрел, негромко сказал:
– А повезло тому парню, если ты и правда его будущая жена.
Ренита предпочла не ответить, только улыбнулась привычной улыбкой, получающейся уже с трудом от усталости. Ей хотелось верить, что это о Таранисе, но вот смущали слова про жену. Да и времени прошло много с того момента, как вигилы забрали раненных из дворца и сумели проехать с ними в преторианский лагерь – она слышала, как они поминали аидовых змей, рассказывая про медленное путешествие пожарного обоза через заваленные мусором улицы города.
Светало.
Вернулись Гайя и ее группа. Марс, проводивший Дария к врачу, был несказанно удивлен, увидев тут Рениту:
– Ты мне существенно жизнь облегчила. Я ж собирался сейчас за тобой ехать на Квиринал. Кстати, Дарий, знакомься, это та Ренита, ночь которой ты собирался купить перед зачисткой лудуса.
Ренита зарделась, а Дарий, полуобнаженный и мокрый после тщательного мытья у кринцы, рассмеялся, опираясь на плечо друга:
– Ты при Таранисе не скажи!
– Да, а Таранис где? – спохватилась Ренита. – И Гайя?
– Гайя домывается, скажу ей сейчас, что ты здесь. А Таранис… Когда мы уходили из дворца, он был жив и здоров.
Ренита снова замкнулась в себе, направив все свои силы на Дария и видя только его рану:
– Давай, милый, сейчас посмотрим, что там с твоей ногой. Как же тебя угораздило? У большинства руки рассечены. Бедра кое-где. У некоторых лица повреждены. А в основном все же доспехи у вас тут хорошие, много тела закрывают. Мало кому в щели между пластинами попали, единицы таких. А нога сзади…
– Он меня прикрыл, – с порога отозвалась Гайя, приветствуя и Рениту, и отлеживающихся после перевязки ребят, которых Ренита еще не отпустила в свои палатки.
– Да ладно тебе, – отмахнулся лежащий на животе Дарий, чувствуя себя неловко и от вопроса Рениты, и от позы, в которой ему пришлось лежать, чтобы она могла заняться его икрой.
– Гайя! – Ренита была теперь спокойна, увидев подругу невредимой, хоть и усталой. – Тебе надо отдохнуть.
– Конечно. Сейчас заберу Дария, мы же все равно в одной палатке. Риса пристрою.
Гайя говорила легко, а сама мучилась в душе. Друз, распоряжавшийся местами в палатках и выдачей продовольствия, твердо ответил на ее вопрос о Рисе:
– В твоей палатке места полно. Она на десять человек, а вас там ты, Марс, Дарий, Квинт. Ну и эти двое варваров. Так что Рис у вас. А куда мне его? На аквилу поднять и сегнифера приставить?
Рис, тоже умытый и полуобнаженный, потому что туники они тщательно отстирали и раскинули на край палатки просыхать, уверенно зашел в палатку.
– Гайя? Вот уж поистине рука богов. Будем спать с тобой рядом. А хочешь, можем и сразу вместе лечь, все равно завтра в магистрате наш брак зарегистрируют, я уже договорился. Если хочешь, то и префект имеет право нас сам поженить, тем более если сейчас боевые действия идут.
– Вот именно, – отозвалась Гайя, осматривая свой меч, – Боевые действия. Так что и разговаривать нет смысла ни о каких женитьбах. И вообще, Рис, твои шутки далеко зашли. Мне они неприятны. Давай хватит, все устали, снова дернуть могут в любой момент. Так что давайте отдыхать.
Она видела, как напрягся Марс, войдя в палатку и увидев тут Риса. Дарий, опиравшийся на его плечо, только приподнял бровь и прохромал к свой койке.
– Гайя, – подошел к ней совсем близко Рис в тои момент, когда она уже собиралась заползти под одеяло. – Это не шутки. Твои родители обещали мне тебя. У меня сохранился даже брачный договор, который я подписал с твоим отцом. Вот только незадача. Когда он послал за тобой, чтобы объявить о том, что выходишь замуж за меня, оказалось, что ты сбежала из дома. Ну а как искал, я тебе уже говорил. Искал.
Гайя сжала виски руками – мир закрутился не в ту сторону:
– Спаси меня, Ата, богиня безумия, от своего приставания. Рис, я отказываюсь что-либо понимать.
– А и не надо. Просто пока поверь. А выспишься, успокоишься, и документы почитаешь. Кстати, твой же дом родители сразу тогда тебе завещали, а родичи могли в нем жить и присматривать, если бы я тебя увез бы надолго к своему месту службы.
– Нет, все равно какой-то фарс, – прошептала Гайя.
– Моя милая и любимая Гайя! – погладил ее по плечу Рис. – Спи. Набирайся сил. Ты стала настоящим воином за эти годы. Вот мышцы-то какие на руках, на плечах. Постой-ка, дай гляну… Да не прячься ты в одеяло, я уже все заметил. Этот шрам на боку от меча, и он довольно давний. Года четыре? Угадал? А этот на ребрах совсем свежий… И на скуле вот еле заметный… И брови рассечены не раз. Дай-ка руку…
Она сжалась, помня слова Кезона о том, что никому она такая не нужна, и ни один мужчина не захочет, чтобы его ласкали руками воина – сильными и в шрамах. Но голос Риса был нежен, он завораживал и обволакивал, как и его прикосновения к ее телу.
– Гайя моя! Ты прекрасна. Ты сильна, и родишь мне красивых сыновей, одного за другим. И вместе мы вырастим из них настоящих воинов. Таких, как мы сами.
– Рис… Прошу тебя… Не надо… Ложись спать.
– Хорошо, ложусь. Так уж и быть, забуду, что трибун, и подчинюсь старшему центуриону.
И он коснулся шрама на ее брови легким прикосновением губ.
Марс, видевший это, хоть и не слышавший очень тихого разговора, понял, что Рис каким-то образом оказался проворнее него и яро борется за внимание Гайи. Но вывело Марса из равновесия даже не это – Гайю вожделели многие, и после долго лечили выбитые челюсти. А вот этого неизвестно откуда взявшегося, но уже пользующегося определенными позициями Риса она не ударила, хотя Марс и успел злорадно подумать в момент поцелуя, по какой же траектории полетит трибун – в дверь палатки или на койку Рагнара, который уже задремал и спросоня мог бы не пощадить.
Но усталость взяла верх, и все они заснули – хотя никто и не безмаятежно. Рагнар думал о Юлии, остававшейся хоть и под охраной, но в городском доме префекта. Марс – о Рисе и тех неприятностях, которые он несет своим вниманием к Гайе. Дарий, отказавшийся от обезболивающего, в полусне думал о том, что такая вроде пустяковая рана надолго вывела его из строя, лишив возможности бегать, да и во веревке спуститься в ближайшие дни будет трудно. Гайя, засыпая, сравнивала зрелую красоту Риса и привычную ей уже, но такую близкую – Марса. И где-то на краю души пожалела о том, что, может, и поторопилась, отдав свою евственность именно Марсу.
* * *
Дворцовую охрану сменили только под утро, и на хораприме, с первыми лучами солнца, они уже были в лагере. Командир, которого подхватили солдаты, стоявшие на посту у входа в лагерь, чтобы проводить к врачу, на прощание хлопнул Тараниса по плечу:
– Спасибо, дружище. Хочешь, пока Авл выздоравливает, я тебя на его место возьму в свою смену?
– Видно будет, – уклончиво отметил Таранис. – Мой командир вроде пока Гайя.
– С ней-то я договорюсь, если что. Было бы желание.
Таранис сначала хотел пойти вымыться как следует, чтобы не представать перед Ренитой в таком виде, в каком они все вернулись сейчас. Да и не хотел ее отвлекать от работы – пусть уж сначала займется командиром охраны. Тем более, что он был совершенно спокоен, потому что выбежавший ему навстречу Вариний сразу выпалил:
– Ренита у нас! – и осекся при виде замученных и грязных воинов, с трудом передвигавших ноги к кринице.
– С ней все в порядке? – Таранис нашел силы улыбнуться юному другу, тем более вести он принес радостные.
– Наверное, – пожал плечами Вариний. – Мы с ней толком не виделись. Она из палатки санитарной еще не выходила. Кезон же сбежал жаловаться. Так что все на нее одну, как в лудусе. Там к ней пару капсариев приставили, хотя бы носилки носить, ребят перекладывать. Ты к ней пойдешь?
Таранис задумался на мгновение:
– Побегу!
И, как был, рванул в сторону хорошо заметного символа Эскулапа, поднятого над несколькими палатками в центре лагеря.
Ему повезло – Ренита как раз вышла на утоптанную ровную площадку, где стояла горячая вода в котле, и вместе с легионером-капсарием, в обязанности которого и входило оказывать помощь раненым непосредственно в бою и вытаскивать их, помогала вымыться командиру охраны, который упорно не соглашался раздеться:
– Перед женщиной? Я, боевой офицер? Да вы что тут все, смеетесь?! Дури нанюхались? У меня всего лишь рука задета, я что, сам после перевязки не помоюсь?
– А при чем тут женщина или вообще медуза-горгона? – ворчливо возражала Ренита. – Я же не на сатурналии собралась поплясать с тобой. Мне надо, чтобы ты всю эту грязь не тащил за собой на стол и в постель. Другие раненые не виноваты, что у тебя тараканы в голове такие, что раздеться при мне не можешь. Они-то заслужили чистоту, как того и требует незыблемый Гиппократ!
Таранис остановился в нескольких шагах от любимой, наслаждаясь ее решительностью и уверенными жестами. Она краем глаза заметила движение:
– А это кто тут еще один такой же чумазый? Куда ранен? Сейчас обмоем и перевяжем, не волнуйся, мой хороший. Сам разденешься или тоже упрашивать?
– Милая, для тебя я разденусь сразу и по первой твоей просьбе. Если только тебя не огорчит, что у меня ни царапинки.
Она услышала родной голос и, позабыв свое твердое решение больше не мешать Таранису жить так, как ему подсказывает судьба, бросилась на шею любимому:
– Ты жив! Родной мой, любимый…
Он зацеловал ее на глазах у всех, не обращая внимания, что снова пачкает ее лицо и одежду, как тогда в сполиарии.
– Таранис, – она отстранилась от него. – Ну вот опять…
– Зато ты теперь тоже чумазая, так что вместе и помоемся. Я согласен подождать, пока ты зашьешь ему рану. Можно, я прямо тут посижу, возле палатки?
– Посиди. Тут не долго, – она вдохнула исходящий о него запах пота, железа, гари и крови, и он показался ей совершенно иным, чем тот, что исходил от остальных ребят, гораздо приятнее. Запах Тараниса кружил ей голову, а его лицо было для нее красивым и в копоти. Отважный, сильный, и при этом нежный и игривый – он сам кружил ей голову каждым своим словом и движением.
Закончив с оказанием помощи и еще раз проверив всех тех, кого она не рискнула отправить на свои места, а оставила возле себя, чтобы не прозевать поднимающийся жар или открывшееся кровотечение, Ренита дала указания капсариям и вышла на улицу.
Таранис и правда был там, где и обещал – возле палатки. Мужчина сидел прямо на утоптанной земле, согнув одну ногу в колене, а другую вытянув вперед, по-прежнему грязный настолько, что даже его татуировка не так бросалась в глаза, и спал, откинув назад голову со слипшимися от пота волосами.
Ренита с замиранием сердца подошла к нему, чувствуя, как острая жалость затапливает ее, опустилась рядом с ним на колени, провела пальцами по закопченному лбу:
– Милый…
Он встрепенулся, распахнул глаза и его бездонные синие озера стали сразу теплеть, встретившись с встревоженным взглядом Рениты.
– Идем? – она помогла ему встать. – У меня осталась теплая вода. Я принесла полотенца, давай за палаткой вымоемся. Я помогу тебе, да и сама уже тоже явно нуждаюсь в том, чтобы освежиться. Сто потов сошло, пока всех перевязала и осмотрела… Безумие какое-то. Бойня на улицах, и не понятно, с чего… А ребят жалко.
Они разделись, оставив только сублигакулюм у него и тонкий нижний хитон у нее. Ренита вылила на Тараниса ковш воды и стала растирать его грудь, плечи и спину густым мылом, сделанным по галльскому рецепту, из листьев и корней мыльнянки. Он пошатнулся от того, что голова пошла кругом в сладком дурмане от ее прикосновений, и она придержала любимого, обвив рукой его талию:
– Немного еще осталось, сейчас волосы тебе промою, а дальше сам. А я за это время тоже помоюсь быстренько.
Он воспользовался случаем, и, несмотря на валящую с ног усталость, прижался к ней еще ближе.
– Осторожно, – шепнула Ренита, отвечая на его поцелуй. – Знаю, что у тебя на уме, но тут все видят караульные.
Они завернулись в широкие полотенца.
– Ты куда теперь? – спросил у нее Таранис.
– К себе. А вдруг кому моя помощь опять потребуется?
К ним подошел Друз, деликатно сделав вид, что не замечает их вида:
– Ты Таранис? Тебе в ту палатку, – он показал рукой на одну из стоящих ровными рядами больших палаток лагеря. – Там Гайя и ее группа. А тебе… Ренита, давай сейчас ты тоже туда, чтобы хоть выспаться. Уже наслышан, как ты ту пахала всю ночь.
– А раненые?
– Я же знаю теперь, где тебя искать. Что ты думаешь, тут трудно позвать?
Таранис не заставил повторять дважды – подхватил ее на руки и унес, не забывая целовать по дороге.
Но вот когда они, тихонько откинув полог, скользнули в полутьму, то оказалось, что свободная койка приготовлена одна. Они легко узнали золотые влажные локоны Гайи, свешенные ею вниз для просушки, приметную руку Рагнара, покоящуюся на одеяле, четкий профиль Марса на подушке. Квинта, доставившего ее в лагерь, Ренита узнала сама и шепнула о нем Таранису:
– Вот он вместе с префектом меня спас с улицы.
Дарий глянул на них из своего угла и приложил палец к губам, поманив Тараниса:
– Привет! Давай, устраивайся тихонько. Придется вам уж вместе с Ренитой, ее койку занял Рис.
Таранис мысленно благословил Риса и затолкал слабо возражающую Рениту к себе под одеяло, заполз следом сам. Он обнял ее так крепко, словно боялся, что она исчезнет. А Ренита прильнула к нему, успев подумать: «А Таранис же и не знает, что я хотела от него сбежать…»
Тех, кто отработал в ночь, подняли только к обеду – волнения на улицах пошли на спад, и урбанарии, подкрепленные солдатами одного из стоящих лагерем недалеко от города легионов, взяли дело в свои руки.
– Мне тут надо кое с кем побеседовать, – предупредила друзей Гайя, тщательно заплетая волосы в косу.
– А мы тогда умываться, перекусим и на тренировку, – ответил ей Марс.
Дарий порывался встать тоже, но друзья его осадили.
Таранис не удивился, не найдя Рениты рядом с собой – он слышал сквозь сон, как за ней тихонько проскользнул караульный, и она, шепнув ему что-то ласковое на прощание и поцеловав прямо в покрытую татуировкой щеку, накинула тунику и исчезла.
– Гайя, тебе там помочь? – поинтересовался с готвностью Рис.
– Не уверена, что тебе полагается присутствовать при допросе. Там кроме «наших» двоих, еще Таранис приволок фрукта. С тем мне особенно хочется пообщаться.
Она ушла, пытаясь прикинуть в голове схему допроса – ибо захваченный Таранисом предводитель лже-египтян явно был подготовлен не в Египте изначально, как ей уже успел вкратце рассказать кельт, поделившись своими впечатлениями от ночного боя. Ей казалось, что и те воины, с которыми они сами столкнулись в канализации, тоже не были по происхождению египтянами, во всяком случае, те двое, кого они захватили. К сожалению, трупы остальных, свалившись в воду, уже давно были вынесены зловонным потоком через Большую Клоаку в Тибр.
Гайя вспомнила допрос старого жреца – он тогда намекнул что-то про то, что и в легионах есть сторонники учения культа Исиды. Да и Публий, печально известный предатель, тоже когда-то служил в их рядах и кое-какие навыки все же мог усвоить… Сердце девушки сжалось от нехорошего предчувствия, и мысли полностью занялись работой, освободив ее от переживаний по поводу выбора между Рисом и Марсом. Она успела только устало и злорадно подумать, что, естественно, никакого бракосочетания ни сегодня, ни в ближайшие дни не предвидится…
– На мечах? Два? Один? – предложил Марс Рису после пробежки вокруг лагеря.
– А ты умеешь двумя? – прищурился Рис, выбирая второй клинок, и, увидев в руках Марса вполне уверенно взятые на изготовку мечи, ухмыльнулся. – Думал, ты такой простой рубака, весь состоящий из устава.
– Чтоб я тогда здесь делал? – в тон ему ответил Марс, изготовившись к атаке.
– Эй, ребята, не так ретиво! – крикнул им Рагнар, тренировавший Вариния и успевающий отбиваться от наседавшего на него Квинта. – Это же не лудус, тут оружие все боевое!
– Лудус? – скривил губы Рис. – А, Марс? При чем тут лудус? Ты что, еще успел побыть презренным гладиатором? Или варвар только о себе?
И тут Марс сорвался – потому что гладиатором была и его любимая Гайя, и никто никогда не посмел бы при нем не только сказать, но и подумать, что она презренная. Да и друзей обижать тоже не давал никогда.
– Ах ты гад, – обрушил он на Риса оба клинка, контролируя себя все же, чтоб не ранить чужого трибуна ненароком. – Что ты знаешь о презренных гладиаторах, лудусе? Да что ты знаешь о Гайе, что так запросто посмел набиваться ей в женихи?!
– Набиваться? – резко и четко парировал его выпады и с мечами, и на словах Рис. – У нас все было договорено с ее родителями, когда ты, мальчишка, еще учился меч в руках держать.
– Но ведь выучился.
– Не спорю. Но Гайя моя.
– Мы с ней бок о бок прослужили восемь лет. Где ты был? Отсиживался?
– Воевал, – коротко ответил Рис, не скрывая раздражения. – И да, даже не отсиживался, а отлеживался. Время от времени. И поэтому ее боевые шрамы меня не пугают. Знаю им цену.
– А я был с ней все это время. И тоже знаю цену ее отваге и выдержке. Думаешь, она заплакала хоть один раз, получая свои раны?
– Не думаю. Такая жена мне и нужна. Сильная, храбрая, умеющая защитить себя и своих детей.
– Не получишь!
– Эй, эй, ну-ка, мечи положили! – встревожился не на шутку Квинт, слышавший их хриплые реплики и видивший полный неподдельной ярости поединок.
Они, повинуясь здравому рассудку, положили мечи, но тут же сцепились в рукопашной схватке, уже потреяв всякий контроль. По лицу Риса стекала кровь из ноздрей, Марс с трудом ловил воздух, ощущая шелест двух сломанных ребер.
– Марс, держись! – раздался юношеский крик, Марс узнал ломающийся голос Вариния, бросившегося между ними, но не смог задержать занесенный кулак. Не смог и Рис.
Юноша вскрикнул и откатился кубарем по земле. За ним следом уже неслась чудом оказавшаяся тут же Ренита, а Рагнар и Таранис скручивали драчунов.
– Малыш, ну опять тебе досталось, – Ренита помогла встать юноше, который вроде легко отделался, во всяком случае, встал сам и крови на нем не было. – Идем, я осмотрю тебя как следует.
Он попытался вырваться из ее цепких рук:
– Ты Марса посмотри! Он же его почти убил!
– Да оба хороши, – ответил сквозь зубы Таранис, едва сдерживая разъяренного, но теперь уже рвущегося не бить Риса, а удостовериться в целостности Вариния Марса.
– Ну, ребята, чудные же вы тут собрались, – сплюнул сгусток крови Рис, выкручиваясь из рук Рагнара, расписную руку которого он только что заметил.
– Разбегаемся и прячемся! Гайя идет! – крикнул Квинт, делая попытку исчезнуть с тренировочной площадки.
Но было поздно. Она, торопившаяся поделиться с друзьями теми подробностями, которые узнала от пленников, была ошеломлена не только зрелищем настоящей драки, чего не могло быть в когорте спекулаториев, но и теми словами, которые она услышала. Ей было до глубины души неприятно, что и Марс, и Рис треплют ее имя. Решают ее судьбу как два кабана-секача на болоте, в кровавом поединке. Она сама считала себя в силах разобраться со своей жизнью и своими чувствами.
