Текст книги ""Фантастика 2023-160". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Андрей Уланов

Глава двадцать первая
Отмена слюнявого либерализма

Неуклонно приближалась тёмная фламандская ночь. Усталое солнце нежно и чуть смущённо прикоснулось краешком диска к изломанной линии горизонта. Закат нестерпимо пылал широкими ало-малиновыми полосами, обещая ветреное утро. Со стороны Северного моря продолжали угрожающе долетать далёкие раскаты грома.

Клааса и Сооткин увели. Инквизиторы торопливо покинули судебный помост. Жители Дамме начали расходиться по домам.

– Не думаю, что королевской казне достанется даже четверть конфискованного имущества, – хмыкнул Макаров. – Не похож епископ Тительман на честного и благородного человека.

– Как ты можешь – в такой момент – говорить о деньгах? – возмутилась Неле. – Моих отца с матушкой собираются сжечь…

– Никто их и пальцем не тронет. Мы же с тобой, родная, уже говорили на эту тему?

– Говорили.

– Я обещал, что вызволю твоих родителей из тюрьмы? В смысле, с помощью Тиля?

– Обещал.

– Значит, повода для беспокойства нет, – успокаивающе улыбнулся Лёнька. – Серьёзные мужчины словами и обещаньями никогда не разбрасываются. Не наш стиль.

– А, какой ваш?

– Сказано – сделано. Пообещал – выполнил…. Ага, вот, и ребятишки. Тиль машет рукой. Пошли.

– Куда ты повернул? – секунд через десять забеспокоилась девушка. – Они же стоят в противоположной стороне…

– Куда велено, туда и повернул.

– Кем велено?

– Ты видела, как Тиль вертел-крутил пальцами? Ну, когда махал нам рукой?

– Не заметила, честно говоря.

– А я, естественно, заметил. Он не просто так пальцами орудовал, а передавал мне чёткие инструкции. Мол: – «Встречаемся на кладбище, возле повозки. Только идём туда разными дорогами. Желательно – в обход. Не привлекая постороннего внимания и соблюдая предельную осторожность. То бишь, регулярно посматривая по сторонам…».

– Тайный язык жестов? Как у отважных рыцарей-паладинов, странствовавших – много-много лет тому назад – по Святой Земле?

– Ага, как у легендарных паладинов, – повеселел Леонид. – Мы с Уленшпигелем, скажу тебе по большому секрету, тоже ребята непростые и на многое способные. Скоро убедишься…

На кладбищенской полянке, рядом с цирковым фургончиком, теплился маленький уютный костерок, возле которого сидели на корточках Даниленко и ван Либеке. Возле повозки виднелись едва различимые силуэты Иефа и Тита Шнуффия.

– Молодцы какие, – одобрила Неле. – Хозяйственные. Костёр развели. Что-то вкусное жарят на сковородке. Определённо, пахнуло ветчиной. Уже слюнки текут.

– Про слюнки ты, зазноба моего лучшего друга, права. Как, впрочем, и про ветчину…. С костром же, извини, нестыковочка. Мы его не разводили. Пришли, а он уже пылает вовсю. Лошадка с аппетитом хрумкает цветочным сеном, сложенным высокой горкой возле её морды. Рядом с одним колесом повозки появился холмик свежих говяжьих мослов и косточек для пса. Рядом с другим – несколько пучков цветущего чертополоха для ослика. На вас, жених и невеста, подумали. Мол, опередили и постарались…. То есть, и вы здесь не причём?

– Ни сном, ни духом.

– Кто же тогда здесь похозяйничал?

– Думаю, что тут не обошлось без Чёрной колдуньи, – пожал плечами Макаров.

– К-к-колдуньи? – начал отчаянно заикаться Франк. – Ч-ч-чёрной? К-к-как же так?

– Обыкновенно, мой юный и не в меру впечатлительный друг. Приходила она сюда – до начала скорого и неправедного суда, когда городской колокол ещё молчал. Поболтали с ней немного. Разумная, спокойная и симпатичная тётенька. Зовут – «Катлиной». Ничего особенного. Бывает. Тиль, будь так добр, подтверди.

– Подтверждаю, – бережно отодвигая от костра сковороду, согласно кивнул льняной головой Даниленко. – На белом Свете много чего бывает. В том числе, и чёрного…. Подожди, Ламме. Колдуньи, они же иногда балуются всякими предсказаньями. А, что эта, Чёрная? Предсказала тебе чего-нибудь интересного и разумного?

– Было дело, – признался Лёнька. – Только про это мы с тобой потом потолкуем. То бишь, в более спокойной и мирной обстановке…. Каковы наши планы на ближайшее время?

– Элементарные планы. Сейчас ужинаем. То есть, набираемся сил перед ночными подвигами и свершеньями. Вашему вниманию, уважаемые соратники и соратницы, предлагаются аппетитные ржаные лепёшки и яичница с отборной фламандской ветчиной. Причём, яичница неординарная. Я в сковороду разбил и вылил не только с десяток куриных яиц, но и парочку гусиных. Так, чисто на пробу и для пущего разнообразия…. Присаживайтесь, дамы и господа. Не стесняйтесь. Эти тополиные брёвнышки заменят нам стулья, а данный толстый пенёк – обеденный стол. Разбирайте лепёшки и ложки. Вот, баклага, наполненная отменным пивом, сваренным в Брюгге. Приятного аппетита, короче говоря…. Теперь сугубо по делу. Ничего, если я буду рассказывать и кушать (совсем чуть-чуть причавкивая), одновременно? Надеюсь, среди присутствующих здесь нет брезгливых баронов и благовоспитанных графинь? Нет? Я почему-то так и думал. Спасибо. Итак…. Мы с Франком, формируя надёжные пути отхода, приобрели некий гужевой транспорт, который у старого хозяина пока не забрали. Конь достался крепкий, хотя и старенький. А, вот, повозка особого доверия у меня не вызывает – несерьёзная слегка, больше напоминает обыкновенную крестьянскую телегу, над которой наспех установили хлипкий навес. Извините, но особого выбора не было, ничего более достойного найти не удалось. Время поджимало…

– Такая телега в наших краях называется – «богомольная повозка», – пояснила Неле. – Она предназначена для пожилых людей, приболевших и калек. Например, в соседнем городе проходит торжественное богомолье в честь одного из Святых. Обязательно надо посетить это действо, чтобы мрачные инквизиторы – лишний раз – не косились. Здоровые люди и пешком дойдут, не переломятся. А, как быть больным и старым? Вот, они и едут на такой телеге. Сколько помещается, столько и едет. Навес же предохраняет путников от неожиданного ливня и града.

– Всё в ёлочку! – обрадовался Тиль. – То бишь, одно к одному. Глядишь, и удастся сбить погоню со следа…. Поужинали, соратники? Тогда разбегаемся в разные стороны. Франк и Нель забирают у продавца богомольную повозку и – окольными путями – следуют на старое место. Я имею в виду ту поляну на берегу канала, где мы утром ловили рыбу. Разводите костёр и дожидайтесь нас. Естественно, уже с Клаасом и Сооткин. Можете, между делом, и какую-нибудь жратву приготовить. В повозке сложен, почитай, месячный запас…

– Это не честно, – расстроилась Неле. – Мы будем жечь костёр и готовить ночную трапезу, а вы? Что вы с Ламме будете делать?

– Ну, мало ли….

– Секрет? Вдвойне нечестно!

– Не обижайся, пожалуйста. Видишь ли…. Серьёзные дела должны обсуждаться только теми, кто будет принимать в этих делах непосредственное участие. Понимаешь? Нельзя делиться планами со всеми. Можно случайно сглазить. Примета такая, народная насквозь…. Ты же, деточка, веришь в приметы?

– Я не деточка!

– Хорошо. Понял. Извиняюсь, – покаялся Даниленко. – Ты же, красавица, веришь в народные приметы?

– Верю, конечно.

– Тогда и спорить не о чем. Всё. Разбегаемся по объектам.

– Э-э-э…

– Что ещё? А, кажется, понял. Ламме, попрощайся со своей суженой, посланной Небесами. Поцелуйтесь там, пошепчитесь слегка. Мы с Франком, так и быть, благородно отвернёмся…

Неле и ван Либеке ушли. Вместе с ними, подчиняясь приказу Тиля, последовали Иеф и Тит Бибул.

В небе сверкнула яркая изломанная молния, через несколько секунд прозвучал длинный раскат грома.

– Надо поторапливаться, – забеспокоился Даниленко. – Пока дождик не припустил…. Хватаем сковороду, баклагу с пивом, запрыгиваем в фургончик и выезжаем. Следуем к дому Клааса. Надо забрать наши вещички, клетку с Филом и кое-что ещё. Костёр? Да, Бог с ним. Дождь, он горазд смывать не только все следы, но и костры тушить…. Но, кляча! Трогай! Давай, Лёньчик, поведай-ка мне о предсказаниях Катлины. Я страсть как люблю – всякие предсказанья и пророчества… Макаров подробно рассказал-пересказал, не забыв упомянуть и о дополнениях, сделанных на городской площади странной горожанкой (возможно, сестрой Чёрной колдуньи).

– Интересный текст, – помолчав, признал Тиль. – Вполне возможно, что и полезный.

– Прокомментируй. Если, конечно, не трудно.

– Пожалуйста…. Двое Светлых. С этим всё – более-менее – понятно. Чего-то подобного я и ожидал. Первый Тёмный, лежащий неподвижно, словно трухлявое бревно, и утративший способность говорить. Этот момент тоже прекрасно ложится в канву моего стратегического плана. Второй Тёмный, подходящий – во главе огромной морской эскадры – к незнакомому далёкому берегу, по которому бегают длинноногие страусы? Ничего, честно говоря, не понимаю. Хотя, ежели хорошенько напрячь мозги…. Допусти, что это не просто страусы, а «страусы-нанду». Тогда всё окончательно становится на свои места. Конгениально, блин горелый! Как же я сам про это не догадался? Старею, наверное…

– Про что – не догадался? А?

– Потом, Лёнчик, объясню. Мы уже подъезжаем к объекту. Поэтому срочно переходим на шёпот…. Вот, это – задняя стена сеновала Клааса. Останавливайся, милая лошадка. Молодец. Слезаем, Лёньчик. Смотри-ка ты, а гром всё гремит и гремит…. Значится так. Слушай очень внимательно и не перебивай. Никого убивать не надо. Будем, что называется, выдерживать мирную и культурную линию поведения. Ни к чему нам сейчас лишний кипежь…. Выглядываешь из-за сарая. Дом угольщика, наверняка, охраняют. Типа – до утренней казни. Но, скорее всего, два-три стражника, не больше. Например, сидят возле костра, выпивают по маленькой и травят «бородатые» байки. Нейтрализуешь. В том плане, что аккуратно, не поднимая излишнего шума, оглушишь. Так, чтобы сторожа – до самого рассвета – пребывали в бессознательном состоянии. Не мне тебя, ветерана славных российских ВДВ, учить…. Потом, отодрав от дверного косяка доски, прибитые монахами, войдёшь внутрь дома. Вот, свеча и кресало. Направо от горницы расположена спальня. В правом дальнем углу стоит сундук, оббитый широкими полосами железа. Держи ключ, мне его Сооткин доверила. Откроешь сундук, вынешь всякие и разные шмотки. На дне найдёшь увесистый кожаный кошель с флоринами. Хватай его и незамедлительно перемещайся к фургону…. Всё ясно?

– Ясно. А ты чем займёшься?

– Тихонько отдеру несколько досок от задней стены сеновала. Заберу наши вещи и клетку с Филом. Всё, ни пуха, ни пера.

– К чёрту…

Леонид осторожно выглянул из-за угла сарая и, непонимающе передёрнув плечами, задумался: – «Странно, но никакого костра поблизости не наблюдается. Впрочем, вокруг и без него достаточно светло. Во-первых, на небе, в стороне от чёрных туч, сияет круглая, неправдоподобно-яркая Луна. Естественно, в окружении многочисленных звёзд. Во-вторых, постоянно – в противоположной от Луны части небосклона – сверкают нехилые молнии…. Однако, это мало помогает. Стражников, подлежащих успокоению, нигде не видно. А двор, наоборот, завален непонятной рухлядью, которой раньше не было. В предварительный список-перечень входят: колченогий табурет, сундук без крышки, битая керамическая посуда, какие-то тряпки…. Не к добру эта хрень. Не к добру…».

Подобрав увесистое брёвнышко, Макаров, регулярно оглядываясь по сторонам, осторожно двинулся вперёд.

Вокруг было тихо, только где-то за штакетником равнодушно и монотонно пиликали сверчки, да под каблуками сапог изредка поскрипывали глиняные и керамические черепки.

Он подошёл к дому угольщика и расстроено прошептал:

– Доски от дверной коробки уже кто-то отодрал до меня. Да и сама входная дверь, сорванная с петель, валяется на земле. Похоже, что люди епископа не стали дожидаться утренней казни. То бишь, уже вчистую разграбили имущество осуждённых. Знать, права была мудрая и прозорливая Неле – высокородному Тительману срочно понадобились деньги.

Уже понимая, что они с Тилем безнадёжно опоздали, Лёнька, отбросив в сторону бесполезный дрын, прошёл внутрь дома и, пощёлкав кресалом, зажёг свечу.

Вокруг было пусто – ни мебели, ни полосатых половичков на полу.

– Вынесли всё, – резюмировал Макаров. – В полном соответствии с жёсткими правилами жанра…

Убедившись, что заветного сундука в спальне нет, он, затушив свечу, вернулся к цирковому фургончику.

Минут через пятнадцать к повозке, с холщовым узлом за плечами, подошёл Тиль.

– У меня – по нулям, – сообщил Лёнька. – Дом уже разграблен. Причём, до последней нитки.

– В хозяйственных постройках наблюдается аналогичная картина, – вздохнул Даниленко. – Скотный двор опустел. Ни коров, ни гусей, ни куриц. Даже наши вещи вывалили на землю. Что получше – забрали, а остальным, морды, побрезговали. Вот, собрал остатки.

– А, где клетка с Филом?

– Пустую клетку я оставил на сеновале. Мёртвого леопарда похоронил. То есть, наскоро закопал в дальнем углу. Поэтому и задержался слегка.

– Как же это?

– Обыкновенно. Фил, как ты знаешь, терпеть не мог, когда его тревожили посторонние. Сразу же начинал рычать. А этим ночным тварям была нужна тишина. Копьём закололи бедного котёнка, суки позорные. Прямо через прутья клетки…

Поскрипев с минуту зубами, Макаров спросил – тяжёлым и глухим голосом:

– Предлагаешь и дальше – гнуть мирную и культурную линию?

– Нет, не предлагаю. Более того, период слюнявого либерализма завершён. В силу вступают суровые законы военного времени.

– Какие конкретно?

– Всякие и разные. Все, которые только существуют в природе, – хищно оскалился Тиль. – Например: – «Кровь – за кровь». Из серии: – «Вы, гады, убили нашего бойца? За это мы убьём вашего. А ещё вернее, как и заведено среди приличных людей, двух. Ничего личного. Старинная воинская традиция, не более того…». Горожанка на площади что-то толковала про пожар? Почему бы и нет? Пожары, как известно, скрывают следы ничуть не хуже проливных дождей…. Запрыгивай, Лёньчик, в повозку. Я днём уже побывал возле тюрьмы. Разведал кое-чего. Поедем освобождать Клааса и Сооткин. Фраза: – «Пепел Клааса стучит в моём сердце…», безусловно, хороша. Призывает к беспощадной борьбе с кровожадными узурпаторами, подбадривает в жарком бою на баррикадах и всё такое прочее…. Но, честно говоря, хотелось бы спасти угольщика (и его супругу), от мучительной смерти. Хороший он мужик, прямодушный и компанейский. Тем более, твой, дружище, будущий тесть…

Глава двадцать вторая
Кровь за кровь

Повозка медленно пересекла городскую торговую площадь, проехала мимо разлапистой «судейской» липы, свернула в одну из неприметных улочек и минуты через три-четыре, оказавшись в глухом тупичке, остановилась.

Было очень темно. Лишь скупой лунный свет да отблески редких молний позволяли слегка ориентироваться на местности.

– В ближайших домах сейчас никто не живёт, – пояснил Даниленко. – Хозяев, обвинив в богопротивной ереси, казнили. Их имущество, как водится, отошло в королевскую казну. Движимое вывезли куда-то. А, что делать с недвижимым – так и не решили. Никак не могут найти щедрых покупателей на эти бестолковые развалюхи…. Ладно, вылезаем. Прихвати, Лёньчик, баклагу с пивом. Зачем? Пиво – штука однозначно-полезная. В том плане, что лишним никогда не бывает…. Лошадка, стой спокойно и дожидайся нас. Не шали, пожалуйста. Сейчас я тебе, чтобы не было скучно, надену на морду кормовую сумку с отборным и вкусным овсом. Хрусти себе на здоровье…. За мной, Лёньчик. Не отставай…

Вернувшись назад метров на шестьдесят-семьдесят, они свернули в узенький проулок.

Поворот, второй, третий. Впереди замаячили отблески масляного фонаря. Послышались отзвуки неторопливого разговора.

– Давай, я выгляну из-за угла и осмотрюсь? – шёпотом предложил Макаров. – У меня же «обострённое ночное зрение». Как утверждал, в своё время, «вэдэвэшный» старлей.

– Я помню. Выглядывай…. Ну, чего высмотрел?

– Какая-то небольшая по размерам площадь. Прямо напротив нашего проулка располагается мрачное приземистое здание с низенькой бревенчатой башенкой. Над входной дверью пристроен навес от дождя. Вернее, полноценная беседка, примыкающая к стене дома. В беседке находится квадратный стол, на котором стоит масляный фонарь. Рядом со столом – два табурета. На табуретах восседают…. Угадай, кто?

– Наверное, стражники?

– Не угадал, бродяга носатый. Два уже знакомых нам монаха-премонстранта. Черноволосый и длиннющий. Только – на этот раз – вооружённые до самых зубов: к широким поясам приторочены кожаные ножны с солидными кинжалами, а к перилам беседки небрежно прислонены короткие копья…. Я так понимаю, что осторожный епископ Тительман не доверяет до конца тутошним ландскнехтам. Вот, и заменил – на всякий пожарный случай – солдат на проверенных премонстрантов. Дело понятное…. Другое странно. Почему сторожей только двое? Маловато будет, на мой скромный взгляд. Недальновидно это, ей-ей. Недальновидно и легкомысленно…

– А ты заметил конец толстой верёвки? – усмехнулся Тиль. – Ну, который свешивается прямо над столом?

– Есть такое дело. Я даже удивился слегка, мол: – «Что ещё за фигня? Зачем?».

– Если дёрнуть за этот шнур, то зазвенит-загудит, оповещая о тревоге, городской колокол. А после этого, сахар сахарный, сюда прибежит, бряцая оружием, полноценная свора злобных стражников. Со всеми вытекающими последствиями, соль солёненькая.

– Неплохо придумано, – согласился Леонид. – Значит, это здание…

– Ага, местная тюряга, где нынче квартируют угольщик и его славная супруга…. Предлагаю следующий сценарий. Беззаботно шагаем, притворяясь пьяными, к тюрьме. При этом, естественно, держим на виду баклагу с пивом. А дальше, понятное дело, как получится.

– Отличный план. Шагаем…

Они, слегка обнявшись и демонстративно покачиваясь из стороны в сторону, вышли из проулка на площадь.

Лёнька, откашлявшись, затянул – с хмельным придыханием – свою любимую застольную песенку:

 
Хелльстад нас ждёт.
Уже Вентордеран зажёг свои сигнальные огни.
И нет пути назад, открыт – лишь – путь вперёд.
Сияют звёзды – в призрачной дали…
Открыт – лишь – путь вперёд…
 
 
Проснись, мой брат. Уже Доран-ан-Тег
Соскучился – без новых славных битв.
А на висках – как будто – выпал снег,
Отметиной – несбывшихся молитв.
А на висках, и, правда, выпал снег…
 
 
Ты слышишь – в вышине – тоскливый вой?
То пёс Акбар – на краюшке скалы
Зовёт давно – лишь только нас с тобой:
– Куда вы запропали, пацаны?
Хелльстадский пёс зовёт – лишь нас тобой…
 
 
Оставим пиво здесь? Возьмём с собой?
А Мара – не прогонит с пивом нас?
– Конечно, не прогонит. Бог с тобой.
Она прекрасна – без искусственных прикрас.
Она и с пивом – пустит нас домой…
 
 
Пора, мой друг. На краюшке иглы
Мы разрезаем годы и века.
А пива мы набрали – сколь смогли.
Нас ждёт Хелльстад, прекрасный – как всегда…
Нас ждёт Хелльстад, опасный – как всегда…
 

– Молчать! Стоять! – раздалось из беседки. – Кто такие?

– О, братья-премонстранты! – радостно восхитился Даниленко. – Какая приятная и неожиданная встреча…. Это же мы, бродячие циркачи. Помните, вчера утром встречались-пересекались на берегу канала?

– Помнить-то помним…, – засомневался фальцет, принадлежавший (как запомнил Лёнька), чернявому монаху. – Что вы тут делаете, клоуны? Отвечать! Иначе ударю в колокол. Пусть с вами стражники разбираются. А после них – инквизиторы.

– У нас фургончик украли, – жалостливо заблажил Тиль. – Вместе со всеми вещами и лошадкой…. Что теперь делать? Как быть? Куда податься бедным комедиантам? Посоветуйте, родимые…

– Не повезло вам, циркачи. Что делать? Обращайтесь к господину профосу. Он в Дамме занимается кражами и воровством…. Кстати, а что это за «Вентордеран» такой? А, «Хелльстад»? Где это?

– Ох, далеко, – подключился к разговору Макаров. – Так далеко, что дальше не бывает…. У меня к вам, уважаемые братья-премонстранты, деловое предложение.

– Какое? Излагай, толстяк.

– Мы вам отдадим эту объёмную баклагу. Что в ней? Пиво. Отличное пиво, сваренное в Брюгге. Ароматное, крепкое, духовитое, с лёгкой пикантной горчинкой…. У-у-у, какой потрясающий и необычный вкус. Слов не хватает…

– Сколько там пива? В баклаге-то?

– Добрые две трети.

– Что хотите за это?

– Сущую ерунду. Кто мы – для господина профоса? Так, подозрительные бродяги без роду и племени. А вы с ним лично знакомы, за руку, наверное, здороваетесь…. Замолвите за нас словечко, а? Ну, чтобы наш цирковой фургончик поискали по-настоящему? То бишь, с усердием, рвением и пылом?

– Я к баклаге добавлю пять флоринов, – пообещал Даниленко. – Так как? Договоримся?

Из беседки послышалось неразборчивое бормотанье.

«Благоразумная осторожность спорит со жгучим желанием выпить пивка», – мысленно хмыкнул Леонид. – «Заведомо неравный, бессмысленный и бесполезный спор. Победа, как и всегда, достанется сильнейшему…».

Вскоре фальцет сообщил:

– Ладно, мы согласны. Расскажем господину профосу о вашей беде…. Эй, эй! Вы куда? Стойте, где стояли. Иначе, дёрну за верёвку…. Сделаем так. Толстяк, отдай баклагу длинноносому.

– Отдал. Что дальше.

– Ты останешься на месте.

– Почему это?

– Не доверяю я тебе. Больно, уж, ловок, бестия толстопузая…. Давай, носатый, двигай сюда. Вместе с пивом и флоринами.

«Дурак ты, морда чернявая и наивная», – поморщился Лёнька. – «Меня, понимаешь, испугался. Мол, на медведя слегка похож и умею толстые дубины ломать об коленку. А Даниленко, значит, хилый и благостный Ангел с трепетными крылышками? Ну-ну, святая простота. Я Серёге – по части боевой и диверсионной подготовки – и в подмётки не гожусь…».

Тиль прошёл в беседку.

Прошёл, а уже через пять-шесть секунд выглянул наружу и спросил – насквозь недовольным голосом:

– Ну, чего стоим? Кого ждём? Сюда чеши, разгильдяй…

– Они живы? – глядя на два неподвижных тела, спросил Леонид.

– Не знаю, не проверял, – криво улыбнулся Даниленко. – Но я – по суровым законам военного времени – бил на поражение…. Хочешь, подстрахуй ситуацию. Шеи им сверни на сторону, или ещё что.

– Спасибо, обойдусь. Тюремная дверь заперта?

– Сейчас проверю…. Заперта. Замок внутренний. Ключ? Давай, хорошенько обыщем карманы незадачливых сторожей…. У моего пусто. В том плане, что кошелёк имеется, а ключи отсутствуют.

– Аналогичная ситуация…. Кошельки приберём?

– Конечно. Слюнявые сантименты на войне неуместны. Что скажешь по поводу двери? Справишься, здоровяк?

– Не вопрос, – осмотрев дверное полотно и косяки, заверил Макаров. – Не то ещё ломать доводилось…

Он, воспользовавшись кинжалом чернявого покойника, оперативно проковырял в нужном месте (на границе косяка и дверного полотна), дырку нужного диаметра. Потом вставил в получившееся отверстие копьё и – со знание дела – сильно надавил.

– Хрум! – жалобно простонала дверь и приоткрылась.

– Добро пожаловать, господин Уленшпигель, – предложил Лёнька – Проходите.

– Благодарствую, господин Гудзак. Вы очень милы и любезны, – манерно поблагодарил Даниленко. – Только попрошу – в следующий раз – соблюдать меры предосторожности. То бишь, вскрывать входные двери без такого оглушительного шума…. Ты что, Лёньчик, надулся? Я же просто пошутил. Извини. Постой здесь, я быстро. Сползаю на разведку…

Взяв в одну ладонь дужку масляного фонаря, а в другую – ручку баклаги с пивом, он скрылся за дверью.

– Фонарь, безусловно, вещь нужная. Спора нет, – принялся ворчать Макаров. – А на фига ему сдалось пиво? Решил выпить всё до последней капли? Типа – в гордом одиночестве и в одну жадную харю? Блин горелый…. Так, уже минут семь-восемь прошло. Что там можно делать столько времени?

– Заключённых приводить в чувство, – в беседке появился Тиль. – Ну, и зануда ты, Лёньчик.

– В чувство?

– Конечно. Местные сатрапы – суки знатные и жестокие. Серьёзно избили и Клааса, и Сооткин. Зачем – избили? Может, из-за гнилой внутренней сущности. А, скорее всего, так здесь заведено. Типа – строгие служебные инструкции. Мол, если приговорённых к казни качественно избить, то они и вести себя – на костре – будут прилично. То бишь, не будут вырываться, орать благим матом и сыпать пошлыми проклятьями – в адрес Великой Инквизиции. Психология, однако…. Итак, я угольщика и его верную супругу отпоил пивком, успокоил – как мог, а также доходчиво обрисовал радужные перспективы скорого спасения. Вопрос, надеюсь, снят? Спасибо…. Прекращаем базарить и перетаскиваем трупы в тюрягу. Я волоку длиннющего, ты – черноволосого. Он, похоже, к тебе неровно дышал. Хи-хи-хи…. Сюда складываем. Молодец. Пойду дверку прикрою.

– Непростые вы, циркачи, ребята, – пробормотала, Сооткин, сидящая на низеньких нарах. – Теперь даже и не знаю, что думать…. Повезло дочери с суженым? Не повезло?

– Не говори, мать, лишнего, – посоветовал Клаас, бережно обнимавший баклагу с пивом. – Всё будет хорошо. Верно, ведь, Гудзак?

– Верно. Хорошо, – засмущался Лёнька. – Здрасте…

Вернулся Даниленко и принялся командовать:

– Семейные разговоры потом будете разговаривать. А сейчас займёмся текущими делами…. Освобождай, Ламме, будущих родственников от кандалов.

– Может, я только цепи оторву, к которым прикреплены тяжеленные пушечные ядра? А с самими кандалами разберёмся уже потом? Когда окажемся в безопасности?

– Снимай, давай, умник. Только аккуратно, ничего не ломая.

«Заклёпки отсутствуют – уже хорошо», – осмотрев кандалы, решил Макаров. – «Обычные короткие металлические пруты, небрежно загнутые в кольца с разрывами. Как и чем загнутые? Наверное, специальными клещами. Не иначе…».

Он примерился, зажмурился, напрягся и – не без труда – разогнул первое кольцо.

– У тебя, будущий зятёк, железные пальцы, – одобрила Сооткин. – Хотя, как иначе? Кузнец, всё-таки…

Минут через десять-двенадцать порученная работа была выполнена.

– Что дальше? – спросил Лёнька.

– Вы, освобождённые, отойдите в сторонку, – велел Тиль. – Вот, чистые льняные тряпицы, возьмите. Оботрите кровь. Перевяжите самые серьёзные раны и ссадины…. Теперь, Ламме, перетаскиваем почивших монахов. Подожди, сперва надо сбросит с нар ветхие тряпки и старую солому, а ещё снять с мёртвых тел кружевные рубахи и чёрные рясы.

– Зачем?

– Рясы пошиты из какой-то странной и подозрительной ткани. Вдруг, она плохо горит? Останутся всякие обгоревшие клочки. Умный человек всё сразу поймёт.

– Плохо горит? Значит…

– Ага, догадливый и сообразительный. Был предсказан нешуточный пожар? Был. Вот, пусть так и будет. Из серии: – «Получите и распишитесь…». Теперь перетаскиваем покойничков. Укладываем на нары…. Надевай на сраных премонстрантов кандалы. Колечки загибай.

– Готово, – доложил Леонид.

За узким окошком ярко сверкнуло-полыхнуло. Буквально через две секунды оглушительно загрохотало.

– Всё одно к одному, – дождавшись, когда стихнут раскаты грома, ухмыльнулся Даниленко. – Молнии, как всем известно, зачастую и являются причинами пожаров. Да и мирные обыватели во время грозы предпочитают не выходить из дома…. Помещаем под нары ветошь и солому. Складываем шалашиком. Поджигаем.

– Щёлк, щёлк, – разбрасывая во все стороны мелкие светло-жёлтые искорки, послушно прошелестело кресало.

Запахло дымком.

– Хорошо занялось, душевно, – одобрил Лёнька. – Нары примыкают к стене, обшитой сухими досками. Через полчаса полыхнёт – мама не горюй. Делаем ноги?

– Делаем. Не вопрос.

– Гори-гори ясно, чтобы не погасло, – прошептала Сооткин…

Первыми в проулок свернули Тиль и Клаас, так и не выпустивший из рук баклагу с пивом. А, вот, Сооткин, заметно прихрамывая на правую ногу, начала отставать.

– Давайте, я понесу вас на руках? – предложил Макаров.

– Неудобно как-то, Ламме.

– Чего же здесь неудобного? Мы же люди не чужие. Давайте…. Оп! Полный вперёд!

Лёнька помог угольщику и его жене забраться в фургон, после этого влез сам, устроился на облучке и взял в руки вожжи.

Ещё через пару минут рядом с ним уселся Даниленко и, отдышавшись, пояснил:

– Монашеские рясы и рубахи, предварительно связав в узел, зашвырнул в окно заброшенного дома, да кормовую сумку снял с лошадиной морды…. Ну, все готовы? Трогай, кучер! А ты, коняшка, не ленись, пожалуйста. То бишь, активней шевели копытами…

Повозка тронулась с места. В небе снова сверкнула яркая молния, басовито и глумливо пророкотал гром.

– Странное дело, – поделился сомнениями Макаров. – Уже несколько часов подряд в небе бушует самая настоящая гроза, а дождик так и не припустил.

– И, слава Богу, – отозвался Тиль, сживавший в ладонях (чисто на всякий случай), рукоятки кинжалов, доставшихся в наследство от неосторожных премонстрантов. – Нам дождь и даром не нужен. Дождики, они горазды – пожары тушить…

– Это я, как раз, понимаю. Но, всё равно, не понятно – почему всё вокруг сверкает и гремит, а дождя нет?

– Так бывает, – долетел из фургона голос Сооткин. – Только очень-очень редко. Один раз в пятьдесят-сто лет…. К чему такое? Старые люди говорят, мол, к большим переменам. К хорошим переменам? К плохим? Это, уж, как получится, господа комедианты. Каждому – по делам и намереньям его…

Повозка выехала из города.

Вокруг было очень тихо. Вернее, торжественно-тихо. Фламандский ночной воздух пах полевым разнотравьем, усталыми солнечными лучами, свежей речной прохладой, безграничной свободой и – совсем чуть-чуть – кондитерской ванилью.

– Спасибо покойному императору Карлу, – ударился в философские рассуждения Даниленко. – Ведь, это благодаря его неустанным усилиям, во Фландрии уже давно прекратились междоусобные войны. Поэтому и городские стены утратили своё первоначальное судьбоносное значение. А, что было бы в противном случае? Каменная стена, окружающая Дамме, была бы оснащена надёжными воротами, возле которых дежурили бы суровые стражники. Пришлось бы прорываться с боем. То бишь, брать на Душу очередную порцию греха…

Луна скрылась за низкими тучами, молнии больше не сверкали, навалилась беспросветная темень.

Но Лёонид, неплохо ориентирующийся в темноте, уверенно правил-орудовал вожжами, а послушная лошадка размеренно трусила вперёд.

По прошествии некоторого времени впереди замаячил дружелюбный огонёк костра.

– Кого там черти носят? – прозвучал, стараясь быть грозным, ломкий мальчишеский голос. – Отзовись! Иначе пальну из арбалета! Ну?

– Баранки ярмарочные усердно гну, – коротко хохотнул Тиль. – Уленшпигель и компания прибыть изволили на условленное место…. Откуда, Франк, у тебя взялся арбалет?

– Да, это я так просто. Для пущей солидности.

– Ламме! – в отблесках костра возник стройный девичий силуэт. – А, где мои папа и мама?

– Мы здесь, – отозвался Клаас. – Живы и здоровы.

– Здесь, – слабым и болезненным голоском подтвердила Сооткин. – Живы…

Вскоре все путники, включая Иефа и Тита Шнуффия, собрались вокруг яркого костерка.

– Что же эти изверги сделали с вами? – с болью глядя на родителей, возмутилась Неле. – Сплошные синяки, царапины и ссадины…. Мама, что у тебя с ногой? Сломана?

– Нет, слава Богу, доченька, – успокоила Сооткин. – Просто ушиб сильный. Синяк вспух – размером с голову вашего пёсика. Ничего, пройдёт. Обязательно заживёт – до твоей свадьбы…. Только голова слегка кружится. Наверное, от переживаний и усталости. Спать очень хочется.