Текст книги "Под несчастливой звездой"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 83 страниц)

Глава VII. Чего не чаяли увидеть

– Ну, когда же до них, наконец, дойдёт, – тут дядя Вернон стукнул по столу громадным сизым кулаком, – что таких мерзавцев надо вешать и только вешать!

Джоан Кэтлин Роулинг

Гарри Поттер и узник Азкабана

Треплос не знал, где он находится, и сколько времени прошло с того дня, когда двое мождеев связали его и бросили в каморку с толстой дверью. Он провозился весь день в тщетных попытках ослабить путы, но только набил себе синяки. Юноша слышал доносившийся со двора шум. Однажды чьи-то шаги раздались прямо за дверью. Поэт заорал, но плотный кляп надежно глушил все крики.

Он задыхался, пыль забила ноздри, ноги и руки затекли и болели так, словно их резали ножом. Но потом боль прошла, и Треплос совсем перестал их чувствовать. В голове звенело, ломило виски и спину. Пару раз молодой человек забывался в каком-то кошмарном полусне, видя перед собой родную Милету, стол в дядином саду, уставленный яствами и винами, друзей, поднимавших заздравные чаши и упражнявшихся в остроумии.

Поздно ночью явились все те же два стражника. Они завернули его в циновку, вынесли наружу и перебросили через спину осла.

– Попробуешь рыпаться, зарежем, – спокойно и как-то буднично предупредил один из них.

Поэта отвезли к реке и бросили в лодку. Умиравший от жажды юноша сходил с ума от близости недоступной воды. Он попробовал перевернуться на бок, но тут же заработал чувствительный тычок в бок.

– Не возись, – странно тонким голосом предупредил его один из перевозчиков.

Треплос смотрел сквозь щели в циновке на глубокое, усеянное звездами небо и плакал. Слезы струились по лицу, оставляя мокрые дорожки на грязной коже.

«Они везут меня прямо в царство Адиса, – думал он, давясь слюной. – Мрачный Тарар станет мне домом до скончания веков».

Путешествие закончилось так неожиданно, что юноша не сразу понял. Его грубо выбросили из лодки прямо в воду, и Треплос завыл от бессильной ярости. Плотный кляп мешал ему напиться!

Перерезали веревки на ногах. Перевозчики попытались поставить его прямо. Поэт вновь упал и завозился, стараясь хотя бы охладить водой разгоряченное лицо. Она наконец-то пропитала плотно скомканную тряпку, и Треплос ощутил, как кожа во рту пропитывается влагой.

Блаженство прервал сильный удар по спине. «Кажется, что-то подобное со мной уже было», – подумал он, корчась от боли. Его вновь поставили на ноги.

– Еще раз упадешь, – пропищал невысокий человечек. – Пойдешь на корм крокодилам.

Сопровождающие Треплоса хорошо знали дорогу, а он то и дело падал, спотыкаясь в темноте. Из-за связанных рук юноша разбил себе лицо и больно оцарапал плечо о камни. Они долго шли мимо длинных оград и странных приземистых сооружений, похожих на амбары. За все это время его конвоиры почти не говорили, тихо обмениваясь короткими фразами. Шагавший впереди мужчина внезапно остановился, так что поэт чуть не налетел на него. Постояв немного, конвоир решительно пошел в сторону, а Треплоса больно толкнули в спину.

– Шагай, – басом пророкотал второй келлуанин.

Не успели они пройти и полусотни шагов, как приказали остановиться у стены низкого здания с плоской каменной крышей. Один из конвоиров повозился у стены. Раздался негромкий скрип. Поэта втолкнули в душную темноту. Послышались звонкие удары кремня, замелькали искры, и ярко вспыхнул пучок сухого камыша. Поэт затравленно огляделся. Квадратная комната со стенами покрытыми рисунками и иероглифами. В середине стоит низкий каменный саркофаг. «Гробница», – догадался Треплос и посмотрел на своих спутников. Один среднего роста, широкоплечий, с мощными мускулами и волосатой грудью, на узких бедрах грязная набедренная повязка. Глаза почти не различимы в глубоких темных глазницах, спрятанных под низко надвинутым лбом. Второй, в коротком парике, чуть выше, но более хрупкий, с круглым лицом и пухлой грудью, в аккуратной белой юбке. «Похож на евнуха», – подумал поэт.

– Открывай, – пропищал он.

Здоровяк уперся в крышку саркофага и, пыхтя, стал сдвигать её в сторону.

Поэта словно огнем обожгло: «Меня хотят похоронить заживо!».

Он плечом сбил с ног конвоира и попытался выскочить наружу. Но ослабленные голодом и жаждой мышцы подвели лучшего атлета Милеты. Падая, келлуанин успел схватить его за ногу и задержать на пару секунд. Второй тут же пришел на помощь приятелю, и они вдвоем долго били несчастного поэта, все больше и больше зверея.

Особенно старался здоровый. Окончательно рассвирепев, он схватил Треплоса за короткие волосы и стал бить головой о глиняный пол.

– Стой! – попытался остановить его писклявый. – Успокойся, хватит!

– Этот шакалий помет посмел ударить тебя! – рычал тот, занося кулак.

– Нам запретили его калечить, – сказал «евнух». – Он нужен живым!

Здоровяк все же ударил Треплоса. Но уже вполсилы.

Рот поэта наполнился кровью, один глаз стремительно заплывал, тело ломило. Писклявый обнял приятеля, прижимая его голову к своей груди и целуя грязную, спутанную гриву.

– Как он мог тебя бить? – бормотал здоровяк, прижимаясь к нему. – Моча павиана, слюна бешеной собаки. Я хочу его убить.

– Подумай, что его ждет и тебе станет легче, – посоветовал «евнух».

Мужчина поднял лицо и радостно осклабился.

– Он будет желать смерти, как я твоих объятий!

«Они сумасшедшие! – сквозь боль думал поэт. – Весь их Келлуан сошел с ума!»

Треплос безвольной куклой повис на плечах своих стражников. Те перебросили его ноги через край саркофага.

– Развяжи руки, – напомнил писклявый. – Нельзя, чтобы он задохнулся или умер с голоду. Юноша почувствовал, как стягивающие запястья веревки исчезли, и его толкнули в темноту.

Милостью богов он ничего не сломал, отделавшись новыми синяками и шишками.

– В углу кувшин с водой, – раздалось сверху. – Береги её.

С негромким шорохом плита встала на место, оставив Треплоса в кромешной тьме. Со стоном вытащив изо рта мокрую тряпку, он с жадностью вдохнул сухой, затхлый воздух подземелья, после чего выковырял из носа пыль и, встав на четвереньки, отправился обследовать свое узилище.

С тех пор он изучил его лучше, чем дядин дом в Милете. Квадратная комната семь локтей в ширину с сужавшимися кверху стенами из старого выщербленного кирпича, с плотным земляным полом, где вперемешку с мусором валялись человеческие кости. В углу поэт действительно отыскал небольшой кувшин с противной теплой водой.

Целую вечность юноша просидел в темноте, пока не услышал голоса и шорох отодвигаемого камня.

– Ты жив, чужак? – услышал Треплос знакомый писклявый голос, а на грязный пол, освещенный мерцающим светом факела, упала лепешка.

Юноша бросился к ней и с жадностью вцепился в черствое, плохо пропеченное тесто.

– Привяжи к веревке кувшин, – крикнули сверху. – Если пить хочешь.

Поэт мигом проглотил остатки воды, и торопясь, обвязал веревку вокруг тонкого горлышка. Когда кувшин исчез в люке, поэт крикнул:

– Что вам от меня нужно?

– Молись своим богам, чужак! – отозвался грубый голос здоровяка. – Пока ничего.

Тихо заскрежетал камень.

Поэт опустился на пол и стал доедать хлеб, не замечая отвратительного вкуса.

Тюремщики очень скоро вернулись, открыли овальный люк.

– Опускай, – проговорил «евнух».

– Погоди, – отозвался приятель. – Я все утро копил.

Он запыхтел, послышался звук журчащей воды, и в воздухе запахло мочой.

– Вот теперь держи.

Юноша догадался, что они испоганили ему воду. Только чудом он не вылил её в первую же минуту. Глумливо хохоча, келлуане задвинули тяжелую крышку, вновь оставив его во мраке. Обозленный Треплос вновь стал искать возможность выбраться из этой могилы. Пробовал ковырять черепками твердую как камень землю, но та почти не поддавалась плохо обожженной глине. Пытался вскарабкаться наверх по стене, но сорвался и больно ударился боком. Увы, человек не паук, по потолку ходить не может.

Они приходили еще три раза. Швыряли ему черствую лепешку и мочились в кувшин с водой. Юноша сильно ослабел от голода. Он даже пробовал грызть разбросанные по полу кости, но, увы, на них совершенно не осталось плоти. Лежа на холодном полу, Треплос простудился, и грудь его рвал резкий сухой кашель.

«Я умру здесь», – подумал поэт, и на ум сразу пришли полные безнадежной тоски строки:

 
Вовсе на свет не родиться – для смертного лучшая доля,
Жгучего солнца лучей слаще не видеть совсем.
Если ж родился, спеши к вожделенным воротам Тарара:
Сладко в могиле лежать, черной укрывшись землей.
 

Но в очередной раз, когда измученный юноша уже с трудом передвигался по своей темнице, сверху упали три лепешки. Ничему не удивляясь и ничего не спрашивая, он жадно ел, запивая черствый хлеб кислым, удивительно вкусным пивом.

– Эй, чужак! – окликнул его писклявый евнух.

Треплос поднял глаза и тут же сощурился от нестерпимо яркого света факела. Что-то тяжело плюхнулось на пол, подняв тучу пыли. Поэт с удивлением понял, что это свернутая баранья шкура. Крышка люка задвинулась.

С этого дня кормить стали чаще. Приносили чистую воду и пиво. Маячившая впереди голодная смерть отступила. И сами собой родились новые стихи.

 
Если бы в мире прожить мне без тяжких забот и страданий
Лет шестьдесят, – а потом смерть бы послала судьба!
 

Он в который раз обследовал подземелье в тщетных поисках выхода. Но по-прежнему безуспешно. Хотя, если стали кормить, значит, он им нужен. Вот только юноша даже не мог предположить: кому и зачем?

Обострившийся за время заключения слух уловил над головой голоса нескольких человек.

«Неужели меня нашли!? – обрадовался Треплос, вскакивая с кишевшей блохами овчины. – Это, наверное, маг Тусет!»

Кто-то отодвинул крышку.

– Ты там? – рявкнул незнакомый голос.

– Да, да! – отозвался поэт, подбегая к люку и мучительно щурясь. – Я здесь, господин Тусет!

На миг ему показалось, что потолок темницы рухнет от злобного хохота.

– Колдун – твой Тусет! – чуть помедлив, проговорил незнакомец. – Казнят его на днях.

– Что? – Треплос застыл с открытым ртом. – Как казнят? А я?

– Это как наш господин решит, – рассудительно ответили сверху.

– Хватит болтать! – оборвал их разговор властный голос. – Тащите его.

Поэт едва не задохнулся от счастья, услышав эти слова. Из люка опустилась толстая веревка с петлей на конце.

– Становись в неё ногой! – скомандовал знакомый евнух.

Юношу быстро втащили наверх. Сильные руки подхватили и поставили на пол рядом с саркофагом.

– Ну и вонища от тебя, чужак.

В раскрытую дверь бил яркий дневной свет, глаза Треплоса наполнились слезами, и он почти ничего не видел.

– Мерзкий чужак, – пропищал евнух. – От тебя несет как от протухшего бегемота.

– Здесь нечем дышать от твоей вони, – пробасил его приятель.

– Пошли вон! – негромко приказал властный голос. Тюремщики поэта торопливо покинули гробницу, прикрыв за собой дверь.

Только сейчас юноша смог разглядеть оставшихся в помещении людей. Двое знакомых мождев стояли у выхода, с ленивой настороженностью поглядывая на него. Чуть в стороне привалился к стене высокий смуглый мужчина в ослепительно-белой юбке с полосатым передником. Пышный парик прикрывал белый платок с красными полосами. На могучей груди сверкало широкое серебряное ожерелье. За поясом торчал короткий меч с рукояткой, украшенной красным камнем. Карие глаза на красивом мужественном лице с брезгливым любопытством разглядывали поэта.

– Ты хочешь жить? – раздался из темного угла сиплый, удивительно безжизненный голос.

«Наверное, так должны говорить посланцы смерти», – подумал поэт и втянул голову в плечи.

Из темноты вышел сухощавый мужчина в застиранной юбке, парике из овечьей шерсти и серым незапоминающимся лицом.

– Тебе задали вопрос, чужак, – нахмурился богато одетый стражник.

– Очень хочу, – тихо ответил Треплос.

– И что ты готов сделать, чтобы выжить?

– Все, что угодно, – не раздумывая, ответил юноша.

Мужчина с серым лицом кивнул. Один из мождеев достал из-за саркофага корзину.

– Ешь.

Дрожащими руками поэт снял плетеную крышку. Внутри оказалась половина жареной утки, яблоки, изюм, мягкие булки и кувшин с вином. Он разложил все это богатство на крышке гроба и с жадностью накинулся на еду.

– Твой приятель Алекс убил слуг Тусета по его приказу.

От этих слов хрупкого келлуанина, юноша чуть не подавился.

– Он хотел и тебя заставить участвовать в этом грязном деле, но ты сбежал и скрывался в пустыне.

Высокий красивый мождей ухмыльнулся.

– Я ничего не перепутал? – поинтересовался незапоминающийся мужчина. – Или ты соскучился по своему новому жилищу?

Он постучал пальцем по саркофагу.

– Можно помочь, и эта гробница станет твоей гробницей.

Треплос сообразил, что маг стал жертвой каких-то интриг, возможно связанных с теми загадочными папирусами.

– Я не совсем хорошо помню, когда Алекс приказал мне убить всех в доме Тусета? – промямлил он с набитым ртом.

По тонким сухим губам келлуанина скользнула тень улыбки.

– Ты так долго скитался в пустыне, что совсем потерял счет дням.

– Так и есть! – поэт сделал большой глоток, проталкивая в желудок плохо прожеванную пищу. – А зачем надо было убивать слуг Тусета?

– Твой бывший хозяин оказался колдуном, – любезно разъяснил собеседник. – Он приказал Алексу принести в жертву злобным демонам добрых келлуан.

– А я сбежал? – уточнил Треплос.

– Да.

– И я должен это кому-то подтвердить?

– Ты догадлив, – одобрительно кивнул мужчина. – Ешь, набирайся сил.

Он обратился к красивому мождею.

– Я же говорил, Моотфу, что либрийцы очень понятливый народ.

– А я смогу потом уехать в Нидос? – с нескрываемым опасением поинтересовался юноша.

– Да, – быстро ответил келлуанин. – Мы и там найдем для тебя дело.

– Благодарю, господа. Я буду верно служить вам, – он поклонился сначала одному, потом другому, потом монументально застывшим охранникам.

– Вот только я многое забыл, – поэт вытер рот тыльной стороной ладони. – Не могли бы вы мне напомнить, как это было?

Тот, кого назвали Моотфу, звонко рассмеялся.

– Он мне нравится, Убисту! Ты правильно поступил, не отправив его.

По губам серолицего вновь промелькнула тень улыбки.

– Похвально, что ты быстро соображаешь и так легко готов предать своего господина.

Треплос подавился вином и громко закашлялся. А келлуанин невозмутимо продолжал:

– Я напомню тебе, как все произошло. Но сначала ты должен доказать нам свою преданность.

– Мне нужно кого-то убить? – догадался юноша.

– Почти, – кивнул собеседник. – Твой хозяин схвачен и ждет казни. Но слуга успел скрыться и где-то прячется.

– Алекс жив? – всполошился поэт.

– Пока, – нахмурился Убисту. – И ты поможешь нам его поймать.

Треплос вспомнил, как охранник мага швырял его по гостиничному номеру, и ему поплохело. Вновь связываться с этим парнишкой совсем не хотелось.

– В одиночку я могу с ним не справиться. Особенно после того… как плутал в пустыне.

– Тебе нужно лишь узнать, где он прячется, – успокоил его келлуанин.

– Остальное мы сами сделаем, – хохотнул Моотфу.

– Простите, господа, – юноша развел руками. – Но как я это сделаю?

– Мы думаем, что о нем известно жене брата Тусета, – сказал сухощавый.

– Айри?

– Анукрис, – поправил его Моотфу. – Отвыкай от своих собачьих кличек.

– Да, господин.

– Ты придешь к ней и расскажешь о своем чудесном спасении, – стал объяснять Убисту. – Выяснишь, известно ли ей что-нибудь об этом Алексе, и доложишь нам.

– А потом? – опасливо прищурился поэт.

– Когда мы его убьем, ты скажешь судье, что Алекс убил слуг Тусета по приказу колдуна.

Треплос понятливо кивнул и допил пиво.

– Дальше вы и без меня обойдетесь, – лениво проговорил Моотфу, отодвигаясь от стены.

– Оставь со мной Аататама, – попросил Убисту.

Тот кивнул и вместе с одним из мождеев вышел из гробницы. В дверь робко заглянул писклявый. Серолицый раздраженно махнул рукой, и евнух исчез.

Убисту по-молодому запрыгнул на саркофаг и свесил ноги.

– Садись, – предложил он поэту.

Юноша уселся на пол, скрестив ноги. Глядя снизу вверх, Треплос спросил:

– Как я должен встретиться с Айри?

Он нисколько не удивился тому, что его бывший господин попал в такую неприятность. В истории либрийских колоний, разбросанных по всему побережью Великого моря, часто встречались случаи, когда вчерашние кумиры объявлялись врагами и предателями. Тут главное вовремя встать на нужную сторону, чтобы не оказаться в числе проигравших. Чем подающий надежды поэт и собирался заняться. Кто для него Айри или Алекс? Случайные попутчики на пути к славе. А Тусета и без него уже приговорили к смерти. Он его не предавал и клятвы не нарушил.

– Ночью проберешься в её спальню, – ответил келлуанин.

– А как же муж, слуги, привратник? – растерялся юноша.

– У Небраа своя комната, слуги спят в обеденном зале, куда тебе вовсе не обязательно заходить, – пояснил Убисту. – Привратник там лентяй и бездельник.

Он помолчал и добавил:

– Сегодня у них очень тяжелый день, так что спать все будут крепко. Как из сада пройти в спальню Анукрис, я тебе объясню.

Глаза серолицего опасно сощурились.

– Если будешь неосторожен, и тебя схватят, мы не станем помогать. Тебя казнят. Отдадут на съедение крокодилу как слугу колдуна.

Поэт сглотнул слюну.

– Но, господин! Всякое может случиться. Вдруг кто-нибудь увидит…

– Беги, – не задумываясь, ответил собеседник.

– Куда?

– Один из соседей Небраа служит писцом у сепаха. Три дня назад его послали в Дельту с важным поручением. Он уехал, взяв с собой семью и слуг. В доме остался один привратник. Он очень любит пиво и почти не заходит в сад. Вот там мы и будем тебя ждать.

– Я все понял, господин, – кивнул Треплос. Ему вдруг ужасно захотелось спать.

– Мы придем вечером, – Убисту ловко спрыгнул с саркофага. – За тобой присмотрят.

Юноша быстро встал и поклонился.

– Да, господин.

– Не вздумай нас обмануть, чужак! – с неприкрытой угрозой проговорил келлуанин. – Иначе смерть от голода покажется тебе наслаждением.

Он вышел вместе с мождеем. В гробницу заглянул знакомый евнух.

– Спишь? – пропищал он, распахивая дверь и пропуская внутрь своего приятеля с большой охапкой камыша.

– Ложись, – пробасил тот, сваливая траву в угол.

То ли они добавили в пиво сонное зелье, или Треплос оказался так измучен голодом и страхом, что сытость подействовала на него не хуже снотворного. Едва голова поэта коснулась свежего, пахнущего рекой и солнцем камыша, как он тут же провалился в глубокий, как омут, сон.

Анукрис казалось, что этот день никогда не закончится! Даже подготовка к новоселью не отняла у неё столько сил. Дом бурлил, словно котел с кипящим супом. Люди метались подобно муравьям, то и дело обращаясь к хозяйке за распоряжениями, советами или с докладами.

Слуги торопливо освобождали кладовку с самой широкой дверью. Нужно не только вынести все лишнее, помещение требовалось украсить свежими цветами, зелеными ветками и статуэтками богов, за которыми тут же послали в храм Сета.

Над кухонным двором весело клубился птичий пух. Кухарка и её помощницы резали салат, жарили птицу и рыбу, растирали зерна в муку, пекли свежий хлеб.

И все эти приготовления необходимо завершить к вечеру! Задерганная Анукрис то и дело ругала своего непутевого супруга, не предупредившего её вовремя. К таким мероприятиям нужно готовиться заранее. А у неё всего лишь полдня! Но она не могла опозориться на весь город, плохо приняв бальзамировщиков.

Сына одной из соседских служанок посадили на забор, следить за каналом в ожидании появления синего корабля из Города мертвых.

Когда-то кладбища Абидоса располагались только на противоположном берегу Лаума. Но с течением времени охранять гробницы и поддерживать их в порядке становилось все труднее. Приходилось нанимать все новых и новых сторожей, а это требовало от храмов дополнительных затрат. После гражданской войны жрецы приняли решение об устройстве новых мест захоронения ближе к городу. Но мастерские бальзамировщиков никто переносить не захотел. С тех пор тела знатных и уважаемых людей сначала везли в Город мертвых, потом возвращали обратно.

Слуги заканчивали расставлять столы в обеденном зале, когда в дом заявился довольный и чуть пьяненький Небраа.

– Ты хорошо поработала, Мерисид!

– Это все госпожа, – скромно потупила взор старшая служанка, застывшая с охапкой свежих цветов.

– Без тебя у неё ничего не получается, – уверенно заявил хозяин и только потом обратился к побледневшей от злости супруге. – Нам окажет честь сам мудрейший Сетиер! Прикажи подать лучшую посуду…

Он собрался высказать еще какие-то распоряжения, но тут раздался звонкий мальчишеский голос.

– Корабль плывет!

– Я пойду встречу их на берегу, – засуетился супруг.

Анукрис плюнула ему вслед и заторопилась в обеденный зал, где заканчивались последние приготовления.

Низкая барка с двенадцатью гребцами застыла у маленького причала возле усадьбы Небраа. На улицах толпился любопытствующий народ. Но церемонию не начинали. Протрезвевший от волнения Небраа уговаривал бальзамировщиков подождать еще немного. Те указывали на заходящее солнце и ругались.

Раздвигая плечами носильщиков любопытных, из-за угла неторопливо выплыли носилки первого пророка храма Сета.

Счастливый хозяин приказал слугам принять канат и подтянуть судно к берегу. С барки упал широкий трап.

Под пение гимнов восемь носильщиков вынесли деревянный, ярко расписанный гроб, который чуть раскачивался, подвешенный на тонких ремнях к двум шестам, украшенным золотом и серебром. Издалека казалось, что саркофаг плывет над землей.

Небраа опустился на колени, выказывая соответствующие почести мумии Нефернут, чья душа готовилась к загробному путешествию на Поля Блаженных в светлое царство Осирса.

По усыпанной цветами и пальмовыми ветками дорожке гроб торжественно внесли в широко распахнутые ворота, так же украшенные зелеными ветвями.

Сам первый пророк прочитал полагавшуюся в таких случаях молитву и сказал прочувственную речь о несчастной женщине, ставшей жертвой злобного колдуна. В толпе зрителей послышались горестные всхлипывания и сморкание. Скромно уступивший ему свое место жрец-чтец не мог не восхититься ораторским талантом начальника.

Расчувствовавшийся Небраа пригласил жрецов и бальзамировщиков в обеденный зал. Мастера расселись за низкими столиками, а служителей Сета хозяева разместили на самом почетном месте. И тут Анукрис вновь пришлось до дна испить чашу унижения. Жрецы разговаривали только с младшим писцом, подчеркнуто её игнорируя. Сетиер хвалил еду и напитки, даже не глядя на хозяйку дома. Небраа угодливо хихикал, не забывая подливать гостям вина и пива и командовать служанками.

Бальзамировщики неторопливо и обстоятельно насыщались, не обращая внимания на жрецов. Мужчины разного возраста в одинаковых белых юбках с узкими передниками в синюю полоску и обилием амулетов непринужденно переговаривались. Их старший, с перекинутой через плечо леопардовой шкурой, потягивал вино, слушая соседа, и не спускал с Анукрис любопытных глаз. Молодую женщину это раздражало, хотелось скорчить гримасу или обругать. Она отвернулась и сделала вид, будто очень внимательно слушает полупьяную речь супруга. Тот клялся в своей преданности «мудрейшему Сетиеру» и храму Сета, хвалился набожностью и благочестием.

Вдруг молодой женщине очень захотелось испортить ему настроение.

– Мой муж собрался отправить мумию дорогой Нефернут в паломничество.

Небраа чуть не поперхнулся, а первый пророк взглянул на неё с таким видом, словно заговорил табурет.

Порядком поддатый жрец-чтец громогласно одобрил подобное желание.

– Благородный поступок, достойный прославления. Если добрая Нефернут не смогла помолиться святыням великих богов при жизни, пусть сделает это хотя бы после смерти.

– Ты очень щедр, уважаемый, – одобрительно покачал головой первый пророк, вновь повернувшись к хозяйке бритым затылком.

– Я… ну я, – заблеял младший писец, потом гордо выпрямился, насколько это позволило выпитое вино и пиво, надул щеки и решительно кивнул. – Нефернут была мне как сестра. Я для неё ничего не пожалею!

– За это надо выпить! – громко произнес жрец-чтец.

Слуги по знаку хозяйки наполнили кубки гостей.

После этого тоста бальзамировщики стали собираться. Хозяева вышли их проводить за ворота. Небраа уже не держался на ногах. С одной стороны его поддерживала улыбавшаяся Мерисид, с другой – хмурая супруга. Вслед за ними ушли и жрецы, а слуги еще долго наводили порядок в захламленном зале.

Улучив момент, к Анукрис подошла старшая служанка.

– Я сегодня в саду лягу, госпожа. А то что-то душно.

Та внимательно посмотрела на женщину и устало кивнула. Ни говорить, ни что-то соображать у неё просто не осталось сил. В полусне она кое-как разделась, рухнула на кровать. И оказалась в открытом море. Ночь, звезды и тихо исчезавший во тьме корабль. Девушка пыталась закричать, но от страха у неё перехватило дыхание. Руки бестолково молотили вокруг, а к ногам кто-то подвесил каменные гири. Соленая вода то смыкалась у неё над головой, то после невероятных усилий расступалась на краткий миг, позволявший сделать глоток живительного воздуха. Она попыталась стряхнуть с ног тяжкий груз, протянула руки и завизжала, выпустив изо рта цепочку мелких пузырьков. Её лодыжки крепко обвивали холодные, скользкие щупальца, пульсировавшие словно воспаленная рана. Ужас затопил сознание молодой женщины. Она закричала еще громче и проснулась, резко сев на кровати. Скомканная, мокрая от пота простыня запуталась в ногах.

Анукрис расправила её и вдруг услышала в коридоре чьи-то осторожные шаги. Неужели она ошиблась, и Алекс пришел сегодня ночью? Но в саду Мерисид, она бы ни за что не пустила его в дом! Может, это воры? А где же привратник? Опять спит?! Госпожа скрипнула зубами. Теперь ему точно не избежать порки. Она набрала воздуха, готовясь закричать. Дверь тихо скрипнула.

– Айри! – прошелестел знакомый голос.

– Треплос! – охнула молодая женщина, вскакивая с кровати. – Не может быть!

Неясным силуэтом юноша скользнул в комнату. Анукрис поморщилась от неприятного запаха.

– Хвала богам, я до тебя добрался!

– Откуда ты? Как сюда попал? – засыпала она вопросами поэта.

– Меня чуть не убили! – тихо всхлипнул он, подходя ближе. – Ренекау привела меня к каким-то стражникам, а они хотели посадить меня в подвал. Я вырвался, перемахнул через ограду храма и убежал в пустыню.

Юноша заплакал. Не обращая внимание на вонь, молодая женщина обняла его и, утешая, стала гладить по широки плечам.

– Я прятался в развалинах, ел все, что попало, змей, тараканов… Воровал лук и салат с огородов… Слышал, как люди говорили, что господин Тусет колдун. Мне стало так страшно… Захотелось уйти в пустыню, и пусть солнечный Гелос иссушит мою жалкую жизнь…

Он отстранился.

– Это правда, что его казнят?

– Да, Треплос.

– Но Алекс жив? Вчера какие-то люди прошли мимо моего убежища. Они говорили, что кто-то хотел освободить нашего мага. Я понял, что это может быть только он, и просто ожил. Теперь в жизни появился какой-то смысл. Или это все только сон, и нет никакой надежды?

– Он жив, успокойся, – вновь обняла его Анукрис. – Все будет хорошо, он знает, что делать.

– Мне нужно попасть к Алексу, – решительно сказал поэт. – Ему может понадобиться моя помощь…

– Постой! – остановила она его. – Как ты попал сюда?

– Я прячусь в саду твоих соседей, – торопливо стал объяснять Треплос, присаживаясь на кровать. – Они всей семьей куда-то уплыли на лодке.

Молодая госпожа вспомнила, что слуги говорили ей о поспешном отъезде писца.

– Я три дня назад пробрался в город и прятался в зарослях у канала. Меня там чуть не съел крокодил…

Он вздрогнул и взял её за руку.

– Сегодня я слышал, у вас какой-то пир, и подумал, что муж твой будет крепко спать. Вот и решился прийти. У меня больше нет никого в этом городе…

Анукрис нахмурилась.

– Ты не заметил в саду молодой женщины.

– Она спит, – юноша негромко хихикнул. – Храпит как пьяный матрос.

– Пусть спит, – проговорила она. – Это Мерисид, я ей не доверяю.

– Как мне попасть к Алексу? – в очередной раз спросил он.

Хозяйка задумалась.

– Ты сможешь переночевать в том саду еще одну ночь?

– Не знаю, – заныл Треплос. – Я голоден, и хозяева могут вернуться. Ты скажи, где он, я попробую отыскать сам.

– У тебя не получится, – махнула рукой Анукрис. – Завтра ночью он должен быть здесь.

– Как? – встрепенулся гость. – Уже завтра?

– Тише! – зашипела молодая женщина. – Да! С ним и доплывешь до храма…

– Какого храма?

– Тебе какая разница? – не на шутку разозлилась хозяйка.

– Прости, – стушевался поэт и тут же жалобно попросил. – У тебя нет ничего поесть? Который день одними яблоками…

Он всхлипнул.

Молодой женщине стало его жаль.

– Подожди.

Они вместе вышли из комнаты. Треплос застыл у двери в сад, а Анукрис пошла в обеденный зал, где на одном из столов лежали оставшиеся булки. Как ни старалась она никого не разбудить, спавшая у колонны Самхия приподнялась на локте и тревожно спросила:

– Кто здесь?

– Спи! – прошептала хозяйка. – Что-то булки захотелось.

– Госпожа?! – встрепенулась служанка. – Я сейчас…

– Да спи ты! – зашипела Анукрис. – Что я сама кусок хлеба не отломлю.

– Спасибо, госпожа, – пробормотала девушка, заворачиваясь в одеяло.

Воровато оглядываясь, молодая женщина проскользнула к двери в сад. Из темноты вышел Треплос.

– Держи, – она отдала ему хлеб. – Завтра ночью, как у нас все улягутся, будь готов.

– До свидания.

– Смотри, не разбуди Мерисид! – строго напомнила Анукрис.

– Её и стрелы Питра не поднимут, – ответил он тихим смешком и исчез среди деревьев.

Госпожа немного постояла, потом решила проверить его слова. Пробираясь на цыпочках по выхолодившим кирпичам дорожки к водоему, она услышала тихий, мелодичный храп. Завернувшись в одеяло, старшая служанка спала в беседке, положив под голову свернутую юбку и парик.

Треплос спрыгнул со стены и воровато оглянулся. Полная луна и усеявшие небо звезды отражались в спокойной глади канала. «Наверное, по нему Алекс и приплывет, – решил юноша. – Не удрать ли, пока есть возможность?» Словно услышав его мысли, из кустов, отрясая с юбки сор, выбрался мождей.

Поэт горько вздохнул и, сгорбившись, пошел вдоль забора. Из пролома в стене вышел серолицый.

– Я…, – начал было юноша.

Но тот знаком приказал лезть за ним. В изрядно заросшем саду их уже дожидался Моотфу. Перед ним на разосланной циновке тускло горел масляный светильник, и лежало разложенное угощение. Обсасывая гусиную косточку, он коротко бросил:

– Ну?

– Она не сказала, где прячется Алекс, – виновато промямлил Треплос.

– Но она это знает! – тихо засмеялся красавец мождей.

– Ты не смог выполнить такое простое поручение, – замогильным голосом проговорил Убисту. – Ну и почему мы должны сохранить тебе жизнь?

– Он приплывет завтра ночью! – торопливо выпалил юноша.

Моотфу сел.

– Рассказывай!

Поэт скрупулезно пересказал весь разговор с Айри.