Текст книги "Проклятие рода"

Автор книги: Алексей Шкваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 80 страниц)

– Один? В одиночку?

– Он уже не один. С ним этот Болдырь – странный и страшный, добрый и злой, ищущий справедливости и защищающий веру Христову, убивающий во имя ее и спасающий тоже во имя ее. Такие, как он, не предают. Значит, это судьба, что они едут вместе. И еще одна есть причина, по коей не могу запретить ему.

– Какая?

– Клялась я княгине своей, и сберечь и вырастить дитя ее и… отпустить, коль захочет ехать. Помочь ему клялась. – Женщина тяжело вздохнула и еще крепче прижалась к мужу.

Глава 8. Кудеяр.

Двухмачтовое купеческое судно с Готланда, с владельцем которого договорился Гилберт, неспешно оттолкнулось от причала. Полоса коричневой воды, отрезавшая Бенгта от его приемных родителей, неотвратимо становилась все шире и шире. Еще несколько минут назад он мог дотронуться до них рукой, но плоская подернутая рябью темень вставала между ними непреодолимой стеной. Сухие хлопки парусины, расправленной ловкими руками матросов, сопровождались легкими толчками корпуса – судно постепенно набирало ход. Потревоженная острым форштевнем стихия недовольно уступала, ворчала и выражала свое возмущение массой всплывавших и тут же лопавшихся воздушных пузырей.

Фигуры людей уплывали вправо, уменьшались на глазах, и лишь вьющийся шлейф за высокой кормой еще соединял отплывавших с покинутой твердью.

Бенгт видел, как Любава, утирая слезы, прижалась к Гилберту, махала ему рукой, и сердце юноши стянул обруч печали. Капитан королевской гвардии тоже изредка поднимал руку вверх и, подержав ее так, затем медленно опускал. Рядом с ними стоял Андерс Веттерман и тоже махал на прощанье. Он появился на причале совсем нежданно перед самым отплытием, но встреча оказалась крайне полезной.

Выслушав придуманную для всех историю Бенгта оставить службу и пойти по стопам отца – заняться торговлей и отправиться в Новгород, Андерс очень обрадовался и вызвался даже помочь:

– Слушай, Бенгт, друг у меня там остался. Настоящий друг. Найди его обязательно. Когда мы прощались, он мне так и сказал: «Будешь иметь нужду в выручке, аль кто из друзей твоих, пусть только имя назовут, откликнусь!». Найди его!

– Чего говорит-то? – Тут же вмешался Болдырь, все слышавший, но не понимавший по-шведски. Андерс сам перешел на русский и повторил заново. – А как кличут-то друга твоего? – Казак заинтересовался сразу.

– Семен Опара.

– А где сыскать? Новгород сказывали поболе Стекольны вашей будет. – Дотошно продолжал расспрос казак.

– Еще как больше! – Радостно улыбнулся Андерс. – На Ильинском берегу, как к Волхову спускаетесь, по правой стороне амбар приметный будет. Один он там такой был. Отца его. В него загляните и спросите. Да, Сеньку любой знает. От меня скажете – во всем поможет.

– А сам-то он, чем промышляет? – Допытывался Болдырь.

Андерс пожал плечами смущенно, голос понизил:

– Отец его рыбаком был, а Сенька ушкуйничать собирался.

– Это добрая весть! Наш знамо! Родная душа! – Казак обрадовался. – Спаси Бог тебя пастор! – Поклонился Веттерману.

– Да я не пастор. – Смутился Андерс. – Учился, да не вышел.

– Вот я и говорю – ученый человек, не то, что мы, окромя как саблей махать, иной грамоты не ведаем. – Усмехнулся Болдырь.

Бенгт тоже поблагодарил молодого чиновника и поклонился.

– Господь навстречу нам! – Хитро ухмыльнулся казак, перекрестился и показал пальцем на небо. – Не иначе!

Пока шли лагуной, слева – справа привычно зеленело – вот она, земля, все представлялось шуткой, приключением. Скрип такелажа, суета матросов, команды капитана, крики чаек за кормой, свежий ветер и брызги в лицо – все развлекало, было непривычным, волнующим, загадочным. Боль расставания отступила, забылась. Но оглянуться не успел, как вышли в открытое море, а посмотрел назад, матерь Божья, и берег исчез, таинственность в миг превратилась в полную неизвестность, а с ней пришли и сомнения – правильно ли сделал.

Один голос ответил:

– Правильно, солдат!

Другой возразил:

– А как же родители? Сестра?

– Улла объяснила тебе, что дала слово твоей матери, иначе бы в ногах валялась, не пустила б на верную погибель.

– На погибель? Ты уверен?

– Нет, но ты – солдат, должен быть готов к ней всегда. И ты дал клятву мстить! Или забыл?

– Нет! – Бенгт даже торопливо обернулся. Ему показалось, что с ним кто-то воочию разговаривает. Болдырь? Нет! Казак облокотился на борт неподалеку и поплевывал в разбегавшиеся волны. Шкипер отдавал последние команды. Суета на судне успокаивалась. Корабль шустро бежал вперед.

– Да не кручинься, паря, – Болдырь подошел к нему, – посмотри, какой денек Господь нам подарил – солнышко светит, ветерок обдувает, гонит тоску-печаль прочь, как вона те облачка, бегущие, словно барашки от волка. – Казак показал на небо и уселся на палубе, прислонившись спиной к борту. Пристроил под спину свой мешок поудобнее, откинулся, прикрыл глаза и продолжал бормотать себе под нос. – Этот день минует за ним другой придет, там и увидим, что принесет. А ныне и так славно.

Другой день познакомил друзей с Готландом, с его жемчужиной – Висбю. С моря над камнем крепостных стен виднелись улицы, устремлявшиеся вверх по склонам. Белые, розовые, желтые, голубые дома, красная черепица их кровель, напоминали ступени в небо, увенчанные пиком колокольни. Хотя, почему его называли жемчужиной, Бенгт не понял.

– Скорее уж розой. Вон посмотри, сколько их здесь растет. Не город, а цветник какой-то. – Ткнул он в бок Болдыря. Друзья отправились на прогулку, пока судно догружалось товарами. Но казака красоты Висбю не взволновали.

– Цветок и море не больно подходят друг другу. – Отозвался равнодушно. – Спроси, чей храм будет? – Пальцем ткнул в колокольню.

Бенгт остановил проходившего матроса и поинтересовался.

– Девы Марии! – Отозвался моряк.

– Ух, ты! – Обрадовался Болдырь. – Богородицы нашей! Матери Божьей и заступнице. – И стал усердно креститься, кланяться и бормотать под нос молитву.

Отмолившись, погуляли еще немного по городу, зашли в трактир, плотно пообедали, да и повернули обратно в порт. Судно освободилось от одних товаров, теперь полным ходом шла погрузка новых.

– Что везем-то? – Бенгт поинтересовался у капитана.

Старый моряк длинно сплюнул через борт, ответил сухо:

– Медь, свинец, порох.

– Порох? – Удивился юноша.

– Он самый. – Подтвердил шкипер. – Самый ходовой товар у московитов.

– Воюют?

– Кто их знает… Берут.

– Легко дошли. – Бенгт решил поменять тему разговора. – Шторма-то бывают?

Моряк посмотрел чуть презрительно, еще раз сплюнул за борт:

– Волна наша коротка, а беспокоить может сильно. Но, господа, не переживайте. Я к своей ноге прислушиваюсь, она никогда не врет. Дойдем хорошо.

– Нога погоду чувствует? – Не понял Бенгт.

– К перемене старая рана ноет. – Объяснил капитан. – Датские каперы оставили на память.

– А как товар попадет в Московию?

– Мы сдадим местным купцам в Нарве, а они уже отвезут дальше.

– А почему не сами?

– Каждый своим делом занят.

– А русские в Нарве не торгуют?

– Нет. Гостевую торговлю запретили в 39-м, но и так неплохо.

– А где нам с другом найти тех, кто возит товары в Новгород?

– Подскажу. Эй! Ты как катишь бочку? Это порох, а не горох. – Капитан перегнулся через борт и принялся орать на какого-то нерасторопного матроса.

Бенгт отошел к казаку. Болдырь мечтательно уставился в небо.

– О чем думаешь, казак?

– О тебе? – Прозвучал неожиданный ответ.

– Обо мне? – Изумился юноша. – И что?

– Вот носило-мотало меня. В плену маялся – лыцари мальтийские освободили. Снова поехал с одного края света на другой. Думал-гадал когда-то еще до Руси доберусь, а с нее на Дон. А тут на тебе, друга-попутчика встретил. И вроде б княжеских кровей, а на деле самого, что ни на есть простого. И далек еще путь, а словно домом пахнуло средь вод и хлябей чужих. Решил с другом ехать, в деле праведном помочь, впереди море, за ним Русь лежит огромная, кому там нужен, ан нет, снова доброго человека встречаем, он нам друга сулит верного, что встретит нас… На остров заглянули, и тут Богородица Пресвятая под благословение свое приняла. Знать над тобой десница Божья, парень! – Казак посмотрел на него серьезно, без тени привычной усмешки. – Прозвище тебе надобно!

– Зачем? – Не понял Бенгт.

– От напастей. Имя твое, что от Святого Победоносца, тайно хранить нас будет, а прозвище – явно.

– И как же звать меня будут? Думал уже?

– Думал, думал, да придумал. Кудеяром наречем тебя, по-татарски «любимый Богом» значит.

– А почему по-татарски? – Не понял Бенгт.

– По вере – враги мы с ними, но уважаем. В родстве как-никак со степняками.

– Кудеяр… – Бенгт удивленно покачал головой. – Ну, пусть будет Кудеяр.

Еще три дня и корабль шел вдоль пологих отмелей, огражденных частоколом сосен, в полосе яркого голубого неба, прорезавшего густую пузырившуюся квашню нависших облаков. Прямо по курсу вспыхнула радуга, упершись одним концом в берег, другим исчезая в небесной стряпне. По левую руку оставалась грусть разлуки, с правого борта, наползал туман неизвестности, цеплявшийся за верхушки деревьев.

Корабль вдруг резко повернул, и волны принялись сносить его прямо на берег, но песчаные косы расступились, открыли устье Наровы. Еще каких-то полчаса и усталый форштевень легко взрезал речную гладь. Берега обрастали кручами, изгиб, другой, и над лесом выросли башни крепостей – слева толстостенные, приземистые русского Ивангорода, справа – высокомерный, недоступный нарвский Герман. С последним маневром открылись мост, по которому взад-вперед двигались телеги. Около десятка судов застыли посередине реки, между ними и берегами сновали лодки, на пристанях виднелись какие-то люди. Бенгт вспомнил обещание шкипера и поднялся на мостик. Времени оставалось мало, предстояла швартовка и разгрузка товаров.

– Кто это? – Спросил юноша, показав рукой на различные группы людей, собравшихся на пристанях. Все они весьма отличались друг от друга своим внешним видом.

– Вон те, – откликнулся капитан, – с выбритыми рожами, голландцы, усатые, в широкополых шляпах, англичане, те, что с бородой, как у меня или шведы или готландцы, остальные – немцы, а может и местные. – Подумав, добавил. – Но тоже немцы. А на той стороне, – посмотрел на Ивангород, – с бородой, что лопата, и в долгополых кафтанах, московиты.

– Как нам найти тех, кто повезет товары на ту сторону?

– Идите сразу в трактир «Чайка», неподалеку от пристани, у Малых ворот. Узнаете по вывеске и по множеству повозок, стоящим вокруг. – Капитан махнул рукой, обозначив направление. – Там всегда собираются купцы с Любека, Ревеля или Готланда. Поспрашиваете, найдете того, кто возьмет вас с собой. – Напутствовал их.

– Вот и Нарва, Болдырь. Что ждет нас впереди? Как мыслишь?

Казак не ответил, привычно прищурился и забормотал:

– Благодарю, Тя Господи, яко же сподобил мя недостойного, продлив лета живота моего…

Трактир отыскали быстро. Вокруг действительно стояло много разнообразных повозок. Возницы – фурманы собрались в кружок и неторопливо обменивались впечатлениями. Бенгт прислушался к разговору, но ничего не понял. Язык, на котором говорили возницы, был ему незнаком.

– Простите. – Он обратился к ним по-шведски. – Не подскажете, кто собирается туда? – Юноша мотнул головой, показав на другой берег реки и стены Ивангорода.

Фурманы замолчали, испытующе разглядывая незнакомцев. Пауза затянулась. Возможно, они не понимали его речь.

– Вы не подскажете…? – Бенгт решил повторить свой вопрос, но один из возниц, перебил, ответив все-таки на шведском.

– Куда? В Ивангород?

– Нет. В Новгород.

– Зайди в трактир, спроси у слуги про господина Хельмиха. Обычно он сидит в углу. – Фурман повернулся спиной и продолжил прерванный разговор с товарищами, вновь перейдя на непонятный язык.

В трактире было многолюдно, но тихо. Почти все столы были заняты, но, в основном, купцы сидели по одиночке. Кто-то закусывал, кто-то просто пил пиво, иные внимательно изучали разложенные на столе бумаги, делая какие-то пометки. Лишь некоторые объединились в пары и что-то тихо обсуждали. Ухо различало отдельные фразы:

– Почем, говорите, локоть?

– Это в талерах или в марках?

– Однако!

Бенгт поймал за локоть пробегавшего мимо слугу.

– Кто здесь господин Хельмих?

Руки слуги были заняты кружками с пивом, поэтому он быстро показал подбородком на интересующую приятелей персону и был тут же отпущен.

Купец, сидел в самом углу заведения, поглощенный поеданием лосиного окорока. Мясо, судя по всему было жестковатым, поэтому он тщательно пережевывал его, закатив глаза к потолку.

– Господин Хельмих? – Бенгт опустился на скамейку напротив и уперся локтями в стол. Болдырь уселся рядом. Скулы купца продолжали свою работу, но острые синие глаза из-под рыжих бровей теперь внимательно изучали незнакомцев. Завершив столь тяжкий труд, господин Хельмих положил полуобглоданную кость на тарелку, затем основательно приложился к большой глиняной кружке с пивом, вытер усы рукавом кафтана и лишь после этого молвил:

– Да! А вы кто такие?

– Я – Бенгт Нильссон, из Стокгольма. Сын купца Свена Нильссона, когда-то торговавшего с Новгородом. Отец давно умер, а я вот решил, наконец, пойти по его стопам. Хочу съездить в Новгород, посмотреть, приценится. Ищу того, кто поможет мне в этом и даст нужные советы. Нам сказали, что вы самый сведущий в этом человек. – Последнюю фразу Бенгт добавил, чтобы польстить купцу. Но господин Хельмих был явно не промах.

– Вы юноша больше похожи на воина, но никак не на купца! – Изрек он и сделал еще несколько глотков пива в ожидании ответа.

– Вы правы, господин Хельмих, – удивился Бенгт проницательности купца, – я служил у короля Густава, но решил оставить ремесло солдата.

– Порой мне кажется, что наша профессия ничуть не менее опасна. – Покачал головой купец. – А ваш спутник? – Он покосился на Болдыря. Казак пока что молча прислушивался к их разговору.

– Он возвращается на родину из турецкого плена и любезно согласился составить мне компанию. – Пояснил Бенгт и добавил по-русски, обращаясь к казаку. – Болдырь, покажи свою бумагу.

Казак охотно достал из-за пазухи пергамент мальтийских рыцарей и протянул Хельмиху. Купец сперва тщательно вытер руки о подол, затем взял документ и погрузился в чтение. Как видно латынь его не смутила. Он внимательно вчитывался, не задавая вопросов, и лишь ознакомившись полностью, поднял глаза, посмотрел на казака, глубоко вздохнул и, возвращая документ, сочувственно произнес:

– Да, довелось тебе хлебнуть… – Но тут же маска безразличия вновь вернулась на его лицо. – Вы знаете язык московитов? – Этот вопрос уже относился к Бенгту.

– Да! – Кивнул юноша. – Мой отец успел меня научить. Да и первые годы моей жизни прошли в Новгороде. – О матерях Бенгт решил ничего не говорить.

– Это похвально. – Кивнул головой купец и протянул руку. – Фикке Хельмих из славного города Ревеля. Буду рад вам помочь. – Друзья поочередно обменялись с ним рукопожатием. – Эй, – купец окликнул слугу, – принеси-ка нам всем пива.

Сделав по нескольку глотков, они хотели было продолжить беседу, но тут купца отвлек фурман, встретившийся друзьям на улице и подсказавший к кому надо обратиться.

– Господин Хельмих! – Возница подошел к столу, почтительно снял шляпу и поклонился купцу.

– А-а, Яан! – Кивнул ему Фикке. – С чем прибыл? – Судя по всему, фурман работал на Хельмиха.

– Письмо от Юскюллей с мызы Вигала. – Возница протянул ему бумагу.

– Так, посмотрим, что они хотят. – Купец развернул письмо и стал читать вслух. – Голландское льняное полотно, перец, сахар, изюм, имбирь, бумагу, рейнское вино, рис, семена петрушки, лук, красную тафту, синее геттингенское сукно, скипидар, серу и мускат.

– На словах просили передать, что к зиме им потребуется половина лисфунта сушеной трески, две тысячи окуней и столько же крупной салаки. – Добавил фурман, переминавшийся с ноги на ногу рядом со столом. Присесть ему Хельмих не предложил.

– Хорошо! – Покачал головой купец. – Я распоряжусь по поводу заказа господ Юскюллей. А ты ступай на склад и загружайся. – Хельмих убрал письмо из Вигалы в карман камзола, вместо него выудил еще одну бумагу и зачитал ее. – Отвезешь господину Маркусу фан дем Берге на мызу Сагади 30 малых локтей полотна, шерстяную ткань, одного соленого лосося, восемь штофов вина, пять лисфунтов конопли, сургуч, пергамент, 6 маркфунтов солода, камфору и одну голландскую шляпу. Затем отправишься в Ревель, загрузишь гвозди и развезешь их по епископским мызам в Кивилоо и Поркуни.

– Получить бы расчет… – Несмотря на внешнюю суровость и невозмутимость фурмана прозвучало заискивающе.

– Конечно. – Согласился купец. – Все как обычно. Часть получишь у приказчика, остальное в Ревеле.

– А что на зиму?

– Будем возить соль в Дерпт.

– Условия прежние?

– Надеюсь. Семь кюлиметов с саней в Ревеле и еще по три шиллинга в Дерпте.

– Прошлую зиму было по шесть. – Не унимался фурман, продолжая почтительно, но одновременно настойчиво выклянчивать свой барыш у купца.

– Ступай, Яан! – Раздраженно бросил ему Фикке. – Цена определяется продажей. Не могу же я торговать себе в убыток!

Фурман нахлобучил шапку на голову и покинул трактир, что-то бурча себе под нос.

– Вечно не довольны! Одним словом, «не немцы». – Фикке злобно посмотрел вслед вознице.

– Не немцы? – Бенгт удивился тому, как назвал фурмана купец.

– Так мы их называем.

– То-то я не понял язык, на котором они разговаривают между собой.

– Приходится знать, молодой человек. – Фикке всплеснул руками. – Разве я должен им объяснять, что продаем в Московию английское полотно за талер, а сами покупаем на пятую часть дороже! Слава Господу, медь, железо и свинец по-прежнему в цене, оттого урон возмещается.

– А что покупаете? – Осторожно спросил Бенгт. Ему было все равно, но разговор следовало поддерживать. Как-никак, но он представился купцом.

– У московитов? Воск и новгородскую норку. Но надо держать с ними глаз востро. – Назидательно сказал Фикке. – И камни утопят, и негодные шкурки норовят подсунуть.

– Так ты возьмешь нас с собой? – Неожиданно вмешался Болдырь.

Купец понял русскую речь. Усмехнулся. Ответил тоже по-русски:

– Доставка одного пуда обходится мне летом в пять копеек. С вас… – он глянул, что взвесил, – за десять пудов пятьдесят копеек.

– Держи! – Казак подкинул вверх монету, так чтобы Хельмиху было сподручно ее поймать.

– Это много! – Спокойно произнес купец, сжав кулак. Он еще в полете определил золотой венецианский цехин. – Что ты еще хочешь за это?

– Догадливый! – Похвалил его Болдырь. На лице Фикке не дрогнул ни один мускул. Он терпеливо ждал какие дополнительные услуги с него потребуют за столь высокую плату. Казак неторопливо осмотрелся по сторонам, и, убедившись, что никто их не подслушивает, обронил, словно невзначай. – Не гоже нам с московскими дьяками встречаться…

Купец согласно мотнул головой.

– Сперва, как мои люди поедете, после переоденетесь, в Новгороде с толпой смешаетесь, и знать вас не знаю.

– А мы тебя! – Подхватил Болдырь.

– По рукам! – Купец поднял вверх кружку с пивом.

– По рукам! – Друзья взялись за свои кружки, глухой стук глиняной посуды обозначил подтверждение достигнутой договоренности.

Утром на московской стороне заминка вышла.

– Больно много нагрузил! – Изрек воевода, заросший почти до самых глаз черной густой бородой. Он самолично осматривал обоз Хельмута Фикке.

– Много? – Изумился купец. – Как обычно!

– Нет! – Отрезал московит. – Раз, два, три… – воевода водил пальцем, пересчитывая повозки. … – десять. Найми еще пять и перегрузи на них.

– Помилуй Бог, воевода… это ж в полтора раза дороже станет! Сплошное разорение! Ваш великий князь всячески поддерживает торговлю…

– Наш великий князь больно молод еще. Не нравится? – Воевода зыркнул глазом. – Тогда поворачивай оглобли!

Стоявшие неподалеку ратники придвинулись ближе.

Фикке заторопился:

– Да, да, согласен. – Мелко затряс головой. – Получите еще пять алтын за телеги. А это вот… – Наклонился к уху воеводы, прошептал что-то и сунул в руку. Тот кивнул довольно и распорядился выделить нескольких конных для охраны. Не зря! Уже уходя, кинул, уцепив тяжелым взглядом Бенгта и Болдыря:

– А эти с тобой?

– Со мной. Приказчики мои. – Пояснил купец.

– Рожи у них не торговые… особенно у этого, – ткнул пальцем в казака, – вылитый варнак.

– Так заодно и охраняют. Не знал, что щедрость вашей милости будет так велика и даст мне ратников. Дороги не безопасны.

– Езжай! – Лениво махнул рукой воевода. – С моими людьми тебе нечего бояться. – И направился в крепость.

Дорога втянулась в лес, изгиб за изгибом, уводя в самую чащу. Ни одной живой души не попадалось более на встречу. Могучие ели наступали с двух сторон, создавая полумрак, и лишь пробившиеся сверху лучи солнца, да белизна берез, оживляли темноту зелени. То здесь, то там попадались деревянные кресты, наводившие на мысль о набожности местного населения. Болдырь каждый раз крестился, шепча что-то себе под нос.

– Народ здесь сильно верующий! – Ткнул его в бок Бенгт, завидев очередную почерневшую от времени деревяшку.

– Нет! – Отозвался вместо казака возница. – Христиане лежат под ними, душегубами разными удушенные, аль зарезанные. Иль князьями с боярами казненные. Лихо одно, что от тех, что от других. – Друзья ехали на самой последней телеге из тех пяти, что воевода заставил нанять Фикке в Ивангороде. Возчики на них были русские.

– Что и простой люд убивают? – Спросил Болдырь, внимательно осмотревшись по сторонам и придвинув поближе свой мешок с саблей.

– А лихим людям без разницы. Купец ты, аль крестьянин. Воры!

– И на нас могут напасть? – Бенгт тоже нащупал рукоять меча и стал всматриваться в ельник.

– Нет. – Откликнулся старик. – Ныне воевода ивангородский своих воев дает, они впереди едут. Лиходеи их видят и не смеют.

– А князья-бояре?

– А-а. – Махнул рукой мужик. – Бывает лютуют.

– И что? Терпят? – Обернулся к нему Болдырь.

– А что еще-то делать? – Вопросом на вопрос ответил возница. – Мужик, как лес, его и жгут и рубят, а он самосевом растет, да растет. Ну, сожгли деревню, все в лес разбежались. Она все равно в срок сгорела бы. Заново отстроятся. Н-но, родимая. – Подстегнул лошаденку.

– А если кликнуть: «Бей князей и бояр! Бери их жен, да богатство!»? – прищурился Болдырь.

– За боярами и торговых людей бить позовешь? Мошну разделить? Так? И чем ты тогда от душегубов отличен будешь?

– Коль обманом мошна нажита, так и не грех купчину порешить! Иль по-твоему, что в том, что ложь, коль сыто живешь?

Старик не ответил сразу. Пошамкал губами, помолчал, да проронил:

– Люди сказывают, есть царство Опоньское где-то на краю земли русской. Без суеты антихристовой живут там, без воровства и душегубства, без князей, да бояр. Миром.

– Тебя послушаешь, так мир ваш силен, как вода, только глуп, как свинья. – Болдырь даже разозлился.

– Отчего ж глуп-то, мил человек?

– От покорности вашей.

– Ну-ну. – Покачал головой старик. – Ты, мил человек, видать давно на Руси не бывал, да и выглядишь не по-нашему, хоть и говоришь складно.

– Мне и раньше бывать было без надобности. На Дону-батюшке жил и не тужил по царству твоему Опоньскому. – Отмахнулся казак.

– То-то гляжу, что не знаешь. – Старик видно обиделся и замолчал уже надолго.

Дорога стали шире и оживленнее, да и леса отступали, полями прерывались. То с левого бока, то с правой стороны, еще обозы втягивались на большак. Перекрестки привычно крестами отмечались. Бородатые возницы везли в город дары полей и лесов, навстречу тянулись подводы с иными товарами. Изредка пролетали верховые, спешившие куда-то по своим делам, блеснув на солнце колонтарями или шлемами. Телеги сторонились, уступали им путь. Все было в диковинку Бенгту. С любопытством и каким-то азартом впитывал юноша запахи и звуки русской земли. Вот она, Родина неведомая. Оглушала, поражала безграничностью, ширью и мощью природы, ее дикостью. Немецкого или шведского слова более не услышишь. И понимал речь, да непривычно.

Перед новгородскими посадами Бенгт с Болдырем пересели на передние повозки. С камзолами расстались, поменяв на русские кафтаны. Примерили, впору пришлись.

– Эх, ну и глаз у нашего купца! – Ухмыльнулся Болдырь. Нахлобучил свою шапку на голову, а вот Бенгту шляпу пришлось оставить, от предложенной отказался.

– Как хочешь. – Равнодушно сказал Фикке. – И еще, – добавил, – меч замотай тряпьем и под кафтан запрячь. Только ратникам позволено ходить с оружием. – И добавил задумчиво. – Странные эти русские. От природы своей дикой нравами грубы, хитры, от всего мира крестами храмов оградились. И тут же простодушны, все готовы отдать, не раздумывая за отца, брата, мать или друга, за землю, за веру. Мы, немцы, канаву увидев, сидим, размышляем, как на другую сторону перебраться, а они уже или шею свернули или перепрыгнули. Так-то. Но, это новгородцы. Московиты хуже будут.

– Чем? – Бенгту все было интересно.

– То шапку рвут униженно, до земли по рабски кланяются, то в спину свистят так, что кони шарахаются, а по коже мороз пробегает. Скажу одно, – доверительно наклонился купец, – голову почаще ощупывай, господин Нильссон, цела ли еще…

Перед Новгородом опять таможня. Целовальник было заартачился, взвешивать захотел, мол таможенных печатей, что на каждую телегу навесили, мало.

– Как? – Возмутился Фикке.

– Тута Новгород. Нам ивангородский воевода не указ! – Угрожающе пояснил целовальник.

Пара монет, и он потерял интерес к обозу, сменив гнев на милость.

– Где двор отвели немчуре вашей, знаете?

– На Пробойной и Славной?

– Точно. Провожатый нужен?

– Найдем. Не в первой. – Отмахнулся купец.

– Тогда езжайте с Богом! – Целовальник чинно снял шапку, повернулся к куполам Святой Софии, размашисто перекрестился.

– Одни убытки! – Сокрушенно помотал головой Фикке и знаком подозвал к себе Бенгта. Когда юноша подошел, шепнул ему. – На торг новгородский въедем, как меня трушники окружать начнут, с повозок спрыгивайте и в толпу.

Торг новгородский оглушил Бенгта. Город в городе. Одних рядов – улиц, переулков, проходов, около семидесяти – число ему потом сказали, через которые пролегали основные магистрали Новгорода, ведущие в Славенский и Плотницкий концы Торговой стороны. Лавки или лавицы, в основном, деревянные срубы с затворами – воротами или полоками с лица , иные каменные, но таковых немного. А народу! Разноцветные всклокоченные бороды, бараньи шапки у одних на затылок лихо заломлены, другие на брови сдвинули. Третьи вовсе без них, светлыми кудрями, в кружок выстриженными потряхивают. Кто в рубахе на голое тело, только ворот распахнут, чтоб видна была грудь богатырская, да крест потемневший на гайтане кожаном. Кто в тулупе из заплат одних, несмотря на теплую погоду. Все, как на подбор, статные, ловкие, полные жизни. Стариков и не видно, одни молодцы, как на подбор, кушаками подпоясаны, кровь с молоком, смотрят задорно, смешливо и с вызовом одновременно. Одни продают, другие покупают. Все торгуются… Промежь лавок и покупателей шныряют торговцы мелочью – барышники, коробейники и щепетники, тут же разносчики всякую всячину съестную предлагают – пирожки с требухой заячьей, аль с капустой, аль с рыбой, да на запивку сбитень и кисель с квасом.

Бенгт с Болдырем с повозки спрыгнули и поминай, как звали. Спаси Бог, Хельмута Фикке, довез таки! Попали в Кожевенный ряд, тут тебе и сыромятники, и уздники, и сапожники, и скорняки, и сумочники с мошенниками , ременники и подошвенники. Только и слышно, как товар расхваливают:

– В квасу овсяном вымочена, дегтем березовым смазана!

– А вот на упряжь подходи, бери! Кожа дымленая, прокопченная, вельми прочная!

– Кому молочная сыромять? Выбирай хоть на вкус, хоть на цвет! Вся в простокваше выдержана.

Подле ирешников толчеи меньше – товар дорогой, не любому по карману. Торговцы спокойны, не выкрикивают, солидничают, своего купца ожидают. На их товар отдельный спрос имеется. За Кожевенным – другие ряды, Овчинный и Перинный, Холщевный и Суконный, Льняной и Сермяжный. Возле Сарафанного и Шапошного рядов бабы, да девки в основном толпятся, выбирают придирчиво, прикидывают на себя, заодно и по сторонам успевают оглядеться. Бенгта тоже приметили. Нет-нет, да полыхнет огоньком чей-то взгляд голубых глаз из-под черных бровей, да губ малиновых улыбка насмешливо поманит, ослепляя сиянием зубов. В грех втянет любого, хоть праведного, хоть зрелого, а уж юношу и подавно. Только на одну красавицу засмотрелся, ан рядом иная, еще краше, тут и третья...

– Шею не сверни! – Шепнул казак на ухо. – Не за тем товаром приплыли. Сперва дело, а уж опосля и гульба.

Поплутали, после нашли спуск к Волхову, на нем амбар большой, про который Андерс рассказывал. Все в точь, как описал. У ворот новгородец сидит и сеть рыболовную чинит. Сам в возрасте, седой, в плечах косая сажень. На вопрос Бенгта о Семене, сверкнул глазом, зло ответил, махнул рукой к Волхову:

– К реке ступайте! Там баклуши бьет! Заодно скажите, дождется он у меня! Каждый день есть не лень, а работать ему, видишь, неохота.

На берегу играли мальчишки, запуская игрушечные кораблики на мелководье, в стороне растянулся прямо на траве здоровенный детина, подсунув под голову кулак.

– Он, небось. Дремлет. – Подтолкнул Бенгта казак. Подошли ближе. Хорош богатырь! Черты лица резкие, грубые, волосы светлые в кружок выстрижены.

– Ты Семеном Опарой будешь? Меня Болдырем кличут, а это друг мой Кудеяр. – Казак присел на корточки рядом с парнем и сразу взял быка за рога. Он впервые так представил Бенгта.

Семен приоткрыл глаза, глянул, да зевнул лениво:

– Что с того? Чего надобно? Почто будишь? – И на другой бок отвернулся.

– Ты морду-то не вороти! – Болдырь поднялся, зашел с другой стороны. – От друга твово поклон передаем. От Андерса! Из самой Стекольны.

Детина вновь открыл глаза, прислушался.

– Аль не помнишь такого?

Семен сел разом, головой помотал, остатки сна прогоняя, заулыбался.

– Нечто, правда, с самой Стекольны? От Андрюшки? Как он? В попах служит по воле отцовской? Или что? Садись рядом, – по траве ладонью лопнул, что ковшом ведерным накрыл, – в ногах правды нет.

– Нет, не в попах, но при королевской канцелярии он. Правда, не в Стекольне, а в Выборге. – Вступил в разговор Бенгт.

– Как тебя кличут? Не расслышал. – Переспросил его Сенька.

– Кудеяром. – Немного смущенно ответил юноша. Непривычно было ему произносить свое новое имя.

– Странное имя. – Пожал плечами детина. – Да и говоришь как-то не совсем по-нашему.

– Несмышленышем его вывезли с Новгорода в Стекольну. Оттого и косоязычит слегка. – Пришел на помощь Болдырь.

– Зато ты боек, гляжу. – Съязвил Семен. – То ж со Стекольны? Иль с иных мест?

– С реки я. С Дона. Слыхал? Из казаков.