Текст книги "Проклятие рода"

Автор книги: Алексей Шкваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 80 страниц)

– Ну, вот кажется все в сборе! – Заметил Томас. – Сейчас мы как следует свяжем этого. – Он кивнул на Хемминга. – Зашвырнем в повозку, сходим за своими лошадьми, и можно отправляться в путь.

Улла была настолько поражена происшедшими с ней переменами, что ничего не могла говорить. Ее глаза, наполненные слезами, смотрели то на Гилберта, то на Бернта. Но еще большее изумление она испытала, когда Гилберт вдруг обратился к ней по-русски:

– Как зовут-то тебя на самом деле?

– Любава… – одними губами прошептала девушка.

Ее разум отказывался что-либо понимать… Завещание Свена, по которому она отправилась в этот город, эта страшная старуха Барбро, донос, тюрьма, суд, застенок, какие-то немыслимые обвинения, колдовство, потом она вспомнила, как палач сорвал с нее одежду, и что он с ней проделал дальше… Она вновь глубоко покраснела, до самых корней волос от того стыда и унижения, что пришлось пережить… Боль от иглы, вонзившейся в тело… Потом еще люди… Этот монах, что сейчас стоял неподалеку с солдатами, и… как его зовут… кажется, Гилберт… странно, он говорит с ней по-русски… Он словно ангел… нет, не ангел… хотя и спустился с небес, чтоб спасти их… он в черной рясе, как монах, но он не монах, нет… он Святой Георгий!

Гилберт суется подле нее, старался устроить поудобнее на той лежанке, что быстро соорудил в повозке из пары досок. Выпросил у аптекаря, пока тот делал девушке перевязку, старую перину, подушку и одеяло, и сейчас заботливо укутывал ее.

Потом он спрыгнул на землю, подхватил на руки Бернта и усадил рядом с ней. Мальчик тут же прильнул к Улле, и она, выпростав из-под одеяла здоровую руку, ласково гладила его по черным, как смола, волосам.

В повозку зашвырнули крепко связанного Хемминга. Преподобный выглядел ужасно. От былой самоуверенности не осталось и следа. Он был растоптан неожиданным поворотом судьбы. Однако, Улла узнала в нем одного из своих мучителей, и ее глаза стали медленно расширяться от ужаса.

– Не бойся! – Опять по-русски сказал ей Гилберт, перехвативший ее взгляд. – Ему вырвали зубы, он уже не кусается.

И столько было уверенности в его голосе, что Улла успокоилась и, прикрыв глаза, погрузилась в сладкую дрему.

В повозку забрался тот самый монах, что защищал ее в суде, с ним был светловолосый мальчик. Поднялся возница, рядом с ним уселся еще один солдат, с ними Гилберт, и повозка медленно тронулась в путь. Все было позади…

На окраине города их нагнали всадники.

– Мне, кажется, мы позабыли кое-что, святой отец… – Томас перегнулся с седла. Гилберт уже успел его посвятить во все подробности, связанные с несчастиями Уллы.

– Что именно, сын мой?

– Правосудие до конца не свершилось. Остались главные виновники ее бедствий. – Англичанин кивнул на Уллу.

– Пусть Божий суд вершит над ними кару. – Пожал плечами монах.

– Помимо Высшего судьи, есть мы! – Томас постучал кулаком по груди, закованной в доспех. – И мы вершим его именем Густава!

– Я не вправе указывать путь солдатам короля.

– Отец Мартин! – Вдруг взмолился Андерс, поняв, что речь идет о его семье. – Моя мать… – Доминиканец кивнул:

– Томас!

– Да, святой отец! – Англичанин уже разворачивал коня.

– Донос писала старуха. Не трогайте остальных.

– Хорошо! Дженкинс, за мной! – Они поскакали обратно.

Все семейство было в сборе. И как всегда коротали время со спиртным.

Калле что-то рассказывал Олле, отчего оба глупо хихикали, а мать говорила с дочерью:

– Ничего, скоро все закончиться и мы обретем наше счастье… – Старуха грезила о богатстве.

– Да… – поддакнула Илва, – каждый в своем понимании. Господь к нам смилуется и даст то, что мы просим у Него… Мельком утром видела Йорана…

– Ну и что новенького он сказал?

– Торопился очень, успел шепнуть, что девку эту повели на пытки. -

– Ну слава тебе, Господи! Пресвятая Богородица, значит уже совсем скоро. Долго она там не продержится.

– Так ей и надо! Мама, а ты не видела, Андерса?

– С утра мелькнул. Больше не видела! Ушел куда-то. Учиться наверно… Он же у тебя, дочка к знаниям тянется… Одна польза от отца его…

– Ну не скажи… – начала было Илва извечный разговор, но внезапно замолкла на полуслове.

Дверь в дом распахнулась от мощного удара. На пороге стоял вооруженный до зубов солдат. Увидев его, все опешили.

– Ты! – Он указал пальцем на старую Барбро. – Пойдешь со мной! – Он шагнул вперед и половицы жалобно заскрипели под тяжестью поступи.

– А… – Олле было стал подниматься, но договорить не успел. От мощного удара железной перчатки в лицо, он рухнул прямо на стол, выплевывая зубы и разбивая посуду. Старый Калле быстро сполз с лавки и спрятался под столешницей.

– Ты! – Повторил англичанин. – Пойдешь со мной! Или ты еще не поняла?

Старуха словно приклеилась к стулу. Солдат шагнул прямо к ней и сгреб своей перчаткой ее жидкие грязные волосы, намотал на руку и дернул за собой. Старуха, наконец, очнулась и завизжала. Ей начала вторить дочь. Англичанин, не обращая внимания на крики, потащил Барбро на двор. Илва метнулась было из-за стола за ней, но солдат просто отпихнул женщину, и она полетела на пол.

Томас уже приладил веревку с петлей на перекладине ворот. Конец веревки он замотал за луку седла.

– Давай ее, Дженкинс!

Солдат подтащил визжавшую старуху и просунул ее голову в петлю. Она пыталась сопротивляться, но узел уже затянулся. Томас хлестнул лошадь, она дернулась с места, и грузное тело старухи в мгновение ока взлетело вверх, раздался хруст позвонков, пошли судороги.

– Быстро! Даже не обмочилась! – С сожалением произнес Дженкинс наблюдавший снизу.

– Что на нее тратить наше время.. – Отозвался Томас. – Подождем еще немного для верности? Или…

– Да, нет! Все уже! Я слышал хруст. Она сдохла. – Махнул рукой солдат. – Отвязывай!

Томас освободил веревку и тяжелый груз мяса, жира и костей, то, что еще минуту назад называлось человеком, рухнул, словно мешок на землю. Рядом тонкой змейкой сползло орудие убийства.

– Как свинья жирная! Опасался, перекладина не выдержит.

Дженкинс сплюнул на тело и, раскачиваясь, направился назад в дом. Навстречу ему выскочила растрепанная Илва и метнулась к телу матери.

Солдат прошел внутрь. Олле так и валялся на столе, оглушенный ударом, а Калле по-прежнему прятался. Дженкинс внимательно осмотрелся и заметил несколько заготовленных впрок смоляных факелов.

– То, что нужно! – Хмыкнул англичанин. Взял их все и сунул в очаг, не обращая никакого внимания на чье-то присутствие в доме. Смола жарко вспыхнула. Солдат швырнул один горящий факел в левую комнату, служившую спальней, судя по наличию какого-то подобия кровати, заваленной тряпьем. Второй факел просто бросил на пол у противоположной стены. Дом начал быстро наполняться дымом. Солдат вышел на улицу, плотно затворив за собой дверь, и осмотревшись по сторонам, нашел искомый предмет – небольшой деревянный чурбан, которым он для надежности подпер снаружи. У него оставалось еще два факела. Он прошелся, раздумывая по двору. Потом швырнул их один за другим в постройки.

– Стоят плотно друг к другу. Дерево везде старое и сухое. Пламя разгорится быстро! – Заметил с удовлетворением, и направился мимо рыдающей над трупом матери Илвы.

– Все, как и обещали, отцу Мартину! Женщину не трогали! – Показал Томасу на нее рукой.

– Да как вы посмели! – Вдруг вскричала Илва, и затрясла худыми кулачками, оторвавшись от матери. – Без суда!

– Именем короля Густава, женщина! – Ответил ей с высоты коня Томас. – Твоя мать виновна и вина ее доказана. Нам суд не нужен! Мы и есть суд! – Солдаты развернули своих коней и поскакали догонять своих.

Огонь быстро охватил все постройки усадьбы. Илва силилась оттащить в сторону тело матери, но тщетно. Языки пламени уже вырвались из-под крыши, потрескивая и шурша, подползали к ним. Перекладина, на которой только что повесили Барбро, стала обугливаться. От соседней стены дома, пахнуло нестерпимым жаром. Оставив бесполезные попытки вынести тело, женщина отползла в сторону.

Теперь она безучастно наблюдала за тем, как огонь пожирает сухую древесину, подбираясь к телу матери. На него с грохотом обрушилась злополучная половинка ворот, что стояла всегда снятая с петель у стены. Еще через несколько мгновений рухнула прогоревшая перекладина, окончательно похоронив под собой бренные останки.

Ее губы, что-то беззвучно шептали. Появились немногочисленные соседи, но близко подходить, а тем более помогать тушить пожар, никто не решался. Налетевший внезапно ветер раздул пламя, оно шипело, плевалось снопами искр, из красного превращалось в ядовито-желтое, с синеватым отливом, на мгновение скрывалось под клубами черного густого дыма и снова торжествующе вырывалось наружу. Порывами доносило из толпы:

– Старуха Барбро сама навлекла на себя…

– Их род проклят!

– Поделом…

Илва ничего этого не слышала. Окаменевшая она смотрела, как в пепел превращается все их жилище, вся ее жизнь.

– Вот она… кара Господня… за жизнь беспутную…

Повозка медленно катилась к Стокгольму. Улла дремала после всех мучений, рядом с ней прикорнул и Бернт. Где-то у заднего борта повозки, на полу скрючился связанный Хемминг. Отец Мартин беседовал с Андерсом:

– Ну теперь мне все и рассказывай, сын мой! Дорога у нас дальняя, спешить нам особо некуда…

– А что рассказывать, святой отец? – совсем по-взрослому начал мальчик. – Про семейку свою? Так вы и сами все видели… Всем бабка заправляла… Она хуже колдуньи любой…

– А мать? Отец?

– Мать меня любила, конечно… но все, как старуха скажет делала… А отец… я и не знаю его вовсе…

– Как? – удивился монах. – А я слышал…

– Олле? Да не отец он мне! Отчим! – махнул рукой мальчишка. – Он не злой… а про отца я только иногда подслушивал, как мать с бабкой спорила… Фамилию только знаю… и то, что священником он был в Кальмаре… туда моя мать на заработки ездила… шлюхой была! – у Андерса болезненно дернулась щека.

– Н-да… – Протянул задумчиво монах. – А как звали-то того священника? Может я чего слышал про него?

– Веттерман! – Мальчишка взглянул на доминиканца с надеждой.

Но тот покачал головой, стараясь припомнить:

– Подожди-ка, что-то я слышал… дай подумать…

– Как ты сказал? – подала вдруг голос Улла.

– Веттерман!

– Я знала одного пастора Веттермана. В Новгороде был…

– Точно! И я вспомнил! – Вдруг обрадовался отец Мартин, к ней повернулся. – Ведь я же видел все бумаги, им подписанные, что вас, дочь моя, касались! Так это он?

– Не знаю! – Улыбнулась девушка. – Но звали его Иоганн Веттерман, он очень был дружен с покойным Свеном.

– И моего отца звали, кажется, Иоганн! – Вдруг расцвел надеждой Андерс. – Святой отец, – взмолился он, – вы поможете узнать в Стокгольме?

– Думаю, что это не будет представлять из себя нечто очень сложное. Тем более мы едем к самому магистру Олафу Петерссону, а его брат, Лавретиус, насколько мне известно наш архиепископ. Хотя лично я с ним ни разу не встречался. Заодно и твою судьбу устроим…

– А можно мне с вами поехать? – потупил глаза мальчик.

– Куда? В Финляндию? – усмехнулся монах. – Ну, во-первых, мы попробуем отыскать твоего отца, во-вторых, я и сам еще не знаю, поеду ли я обратно в свой монастырь, или король прикажет иначе, а в-третьих, – хитро посмотрел на него отец Мартин, – ты же хотел учиться? Не правда ли?

– Да! – кивнул Андерс. – Очень. А еще лучше бы у вас учиться… – произнес мечтательно.

– Ха-ха-ха, – засмеялся монах, – вон посмотри на Гилберта. – Молодой человек обернулся вопросительно. – Выучил, а он только и думает о дне, когда доспехи наденет. Стар я стал, сын мой… – погладил он Андерса по светлой пушистой головке.

Сзади приближался топот. Гилберт высунулся, посмотрел:

– Томас возвращается…

Доминиканец молча перекрестился. Глядя на него перекрестился и мальчик. Томас заглянул в повозку:

– Все, как и обещали, отец Мартин! Женщину не тронули!

– Эй, смотрите! – воскликнул возница. Все привстали, вглядываясь вдаль. Даже Улла чуть-чуть приподнялась. Навстречу повозке двигался, переливаясь чешуей доспехов, большой отряд.

– Немцы! – безошибочно определил Томас. – Идут в Мору. Питер, – скомандовал вознице, – съезжай-ка с дороги. Неизвестно, как они себя поведут… А нас всего четверо.

– Пятеро! – Подал голос Гилберт.

– Ты еще не в отряде, парень! Не лезь на рожон, если что…

Повозка, переваливаясь с боку на бок, съехала с дороги. Отряд немецких наемников, человек в сто, приближался. Во главе колонны ехал рыцарь с большим плюмажем из перьев на шлеме. Он поднял руку и движение остановилось. Несколько всадников отделились от отряда, и поскакали прямо к повозке.

Томас с солдатом выехали вперед, прикрывая собой остальных. Возница и четвертый солдат выдернули из ножен мечи и положили рядом. Немцев было человек шесть. Подскакавший первым, был в рыцарском шлеме с опущенным забралом.

– Кто такие? – его голос прозвучал с металлическим гулом.

– Английская гвардия Густава! – отвечал Томас. – Сопровождаем святого отца, возвращающегося из Моры в Стокгольм.

– А-а… – Протянул немец, и поднял забрало, показав часть веснушчатого голубоглазого лица. – Хох! За ведьмами ездили? Всех спалили?

– Кого надо, того и спалили… – спокойно отвечал англичанин.

– Мы еще сейчас поищем там…. – и засмеявшись, развернул коня, подав знак своим ландскнехтам следовать за ним. Тяжелые немецкие кони, высоко подбрасывая задние ноги, понесли своих седоков прочь. Томас внимательно проследил за ними. Посланные вернулись, что-то объяснили рыцарю, возглавлявшему отряд, тот кивнул головой, и колонна двинулась дальше. Проезжавшие мимо повозки ландскнехты косились зло на англичан, но не более того. Когда последний из них скрылся за поворотом, Томас шумно выдохнул и вытер пол со лба.

– Пронесло!

– Что так? – поинтересовался Гилберт. – Вы что враждуете с ними?

– Всякое случается… – неопределенно ответил англичанин. – Бывают и стычки. Сейчас нам бы тяжко пришлось… Их слишком много.

Доминиканец лишь покачал головой…

Глава 11. Королевская свадьба.

Дальше их путь пролегал спокойно. На одном из привалов Томас вспомнил о приказе своего капитана. Подозвал к себе Дженкинса и Гилберта:

– Ну-ка, – протянул он молодому человеку свой меч и щит, – принимай! А ты Дженкинс испробуй парня. Только не во всю силу… – шутливо пригрозил он солдату. – Помни, он без доспехов.

Англичанин кивнул и встал в боевую позицию. Гилберт подкинул меч в руке, проверяя его вес, затем отсалютовав клинком, также изготовился к бою.

– Сходитесь! – скомандовал Томас.

Поединок длился чуть больше пары минут. Сперва Дженкинс попытался атаковать, но юноша легко отбил все его удары щитом, даже не пуская в ход меч, а после, подловив на последнем из выпадов, изящным движением выбил оружие англичанина из рук. Дженкинс и Томас были ошеломлены быстротой развязки.

– Эт-т-то… случайно… – солдат даже заикаться стал от растерянности. Но Томас покачал головой, со стороны ему было виднее:

– Нет! Я не заметил случайности… Этот парень многого стоит! Видать, Гилберт, у тебя в монастыре был хороший учитель… Не вы ли, отец Мартин? – обратился он к доминиканцу. Тот отрицательно махнул рукой.

– Достаточно! – Томас протянул руку за своим мечом. Гильберт перехватил оружие острием к себе и подал. Взвизгнула сталь, возвращаясь в привычные ножны. – Я расскажу обо всем нашему капитану. Думаю, он будет доволен, и ты, парень, займешь достойное место среди своих соотечественников.

Улла внимательно наблюдала за скоротечным поединком. Девушка сперва слегка взволновалась за своего спасителя, а она теперь иначе и не называла этого странного молодого человека, который мог разговаривать с ней на родном языке, но увидев, как он моментально расправился со своим соперником, тут же успокоилась. Заметив, что Гилберт поймал ее пытливый взгляд, она тут же скромно потупилась.

Всю оставшуюся дорогу они почти не разговаривали, но взгляды их были красноречивее любых слов.

Стокгольм встретил путешественников большим скоплением людей и шумом. Казалось, мало того, что все жители самой столицы высыпали на узкие улицы и площади, так к ним присоединились и все близлежащие селения. Больше всего людей столпилось на берегу. Все ждали чьего-то появления…

Ее корабль шел из Шлезвига. Так просила сама Катарина. Ей очень хотелось еще разочек повидаться с сестрой перед разлукой. Вот и сейчас стоя на палубе корабля, приближающегося к неведомому Стокгольму, она вспоминала, как парусник выбирался из узости фиорда, как она с тоской смотрела на все удаляющийся берег, где приветственно размахивая платками, руками и шляпами столпились все те, кто были ей дороги. И мать с отцом, и сестра с мужем, и придворные, а также простые жители герцогства, которые казались ей самими милыми человеческими существами на свете.

Капитан и весь экипаж поклялись на Евангелии защищать своих пассажиров от бурь, от пиратов и ото всех опасностей плавания. Сотня вооруженных людей – рыцарей, стражников, стояли на положенных им местах. Трюмы были забиты съестными припасами, кувшинами с маслом, бутылями вина и корзинками со свежими яйцами. Большие окованные сундуки, где хранились платья принцессы, ее драгоценности и свадебные подарки, разместились в специально отведенной каюте – тут же должны были ночевать и рыцари, отправляемые отцом герцогом Магнусом – свита принцессы.

Катарина испытывала ликование, детские мечты становились явью. Нет, сказочный принц не приплыл за ней, но корабль… главная мечта ее детских грез был настоящий. Облик принца в ее мечтаниях все время менялся, но паруса, несущие ее к счастью, присутствовали всегда.

Ее радость, немного смешивалась со странным чувством беспокойства, можно сказать страхом перед будущим, это было какое-то жгучее смятение, что охватывает душу при неотвратимых переменах судьбы, даже если сбываются и самые сокровенные детские грезы.

Приближался берег, и она уже видела толпы чужого ей народа, ликовавшего и подбрасывавшего вверх свои шляпы. Народа, повелительницей которого она должна была стать… Людскую толпу четко рассекала огороженная сверкающими латами воинов пустая полоса, видимо по ней ей предстояло пройти перед всеми до замка своего будущего мужа, своего повелителя.

Английские солдаты с трудом прокладывали путь повозке сквозь толпу тех, кто любым способом стремился попасть на берег и увидеть прибытие корабля с будущей шведской королевой.

– Да… – повезло нам… – Ворчал Томас грудью своего коня вспарывавший людской поток, струящийся им на встречу. Первым делом, надо было доставить домой раненную девушку с Бернтом, а потом уж искать самим пристанище и получать дальнейшие приказы.

Они все-таки пробились к знакомому дому на Купеческой улице. Слуги не ожидали возвращения госпожи, тоже почти все убежали встречать немецкую принцессу. Но кое-кто остался, и сейчас с причитаниями выносили из повозки раненную Уллу. Вдруг она попросила остановиться и рукой поманила к себе Гильберта. Молодой человек тут же откликнулся, подошел и нагнулся над девушкой.

– Как тебя зовут? – тихо, почти шепотом она спросила по-русски.

– Георгий! – так же тихо, одними губами ответил он ей.

– Боже! – ее глаза широко распахнулись и в них блеснули слезы. Она обхватила его голову и при всех, не стыдясь, поцеловала его. – Это он! Он! Я так ведь и думала… Святой Георгий! И Бернт ведь тоже Георгий… Это сама Богородица послала мне самого славного воина небесного… – Любава закрыла глаза и мысленно представила Святой образ Богоматери, и молилась, молилась ему…

Гилберт растерялся от этого прощального поцелуя и стоял столбом, глядя, как слуги уносят его любовь… Сердце готово было взорваться от радости, ведь это был поцелуй ее любимой! Уже в дверях, Улла снова попросила слуг остановиться, приподнялась на одном локте и сказала уже по-шведски:

– Приходи Гилберт! Я буду ждать тебя…

Захотелось взлететь куда-то высоко, кружить над крышами домов, над башнями замков и шпилями соборов, распихивать руками облака, кувыркаться от счастья среди птичьих стай, падать камнем вниз и снова взмывать в небо… Хотелось кричать на весь белый свет:

– Я люблю ее! Я люблю…

– Гилберт! – Вернул его на землю голос доминиканца. – Да, Гилберт! – Вторил ему Томас. – Нас ждут с тобой в замке! У нас еще есть дела, прежде чем капитан прикажет подобрать тебе латы и оружие. Надо разобраться с этим псом, что скулил всю дорогу, валяясь на дне нашей повозки. – Солдат имел в виду преподобного Хемминга.

– Правда, Гилберт. – Подтвердил слова солдата отец Мартин. – Нам следует найти кого-то, кому мы можем поведать о своих скорбных делах, передать арестованного, а дальше все в воле Божьей. Ты направишься к Уорвику, я займусь судьбой Андерса, заодно мне станет ясно и в отношении собственной персоны.

– Сегодня наша задача не из легких… – Покрутил головой Томас. – Двинемся к замку, там наверняка встретим кого-нибудь из наших парней, они подскажут.

Им повезло. Еще не дойдя до замка, они натолкнулись на Олафа Петерссона, как обычно одетого во все черное. Советник короля быстро выслушал немногословный, но изобилующий конкретными фактами рассказ доминиканца, задал несколько уточняющих вопросов, бросая косой взгляд на переминавшегося с ноги на ногу бывшего священника из Моры, который порывался тоже что-то сказать, но Петерссон показал знаком, что ему неинтересно его мнение. Затем советник посмотрел на англичанина:

– Это так?

– Истинная правда, милорд! – Томас ударил себя в грудь железной перчаткой.

– Я не милорд! – Хмуро заметил Петерссон.

– Извините, сэр! – Поправился солдат.

– Сейчас Густав встречает свою невесту. Со свадьбой он откладывать не собирается, но думаю, что уделит вам пару минут. Его явно заинтересуют известия из Моры. Кстати, вы не встретили сборщиков налогов, что были направлены туда?

– Отряд немецких ландскнехтов проследовал мимо нас. – Ответил Томас.

– Н-да… – покачал головой Олаф, – следует ждать волнений… Они так легко не отдадут свои колокола… Ждите возле церкви, я постараюсь все ему передать! – Черная фигура советника уже стремительно удалялась от них. Его узнавали в народе и то ли из-за почтения, то ли из-за страха, но расступались даже быстрее, чем перед солдатами короля.

Шум стал приближаться, и это означало, что принцесса прибыла, и свадебный кортеж направлялся к замку Тре Крунур. Появление разноцветных плюмажей, блеск начищенных лат охраны передовых шеренг, сверкающих в лучах сентябрьского солнца, рев труб, визг шотландских волынок, гроход стальных солдатских сапог и восторженные крики толпы производили неизгладимое впечатление.

Кортеж проходил мимо церкви, и путешественники заметили и самого Густава на огромном черном коне, и принцессу, совсем юную девушку, выглядевшую несколько испуганно среди такого количества людей.

С правого фланга кортежа шли англичане. И Уорвик, возглавлявший свой отряд, приветливо махнул рукой старым знакомым, но покидать строй он не имел право, поэтому жестами показал, что будет ждать их в замке. Рядом с Густавом мелькнула черная сутана Петерссона. Король нагнулся с коня, слегка замедлив движение кортежа, выслушал советника, кивнул головой и, показав всем, чтоб двигались дальше, повернул в сторону церкви.

Огромный, рыжебородый, в сияющих латах, не смотря на свой значительный вес, вдобавок отягченный доспехами, Густав, тем не менее, легко спрыгнул с коня. Англичане, сопровождавшие отца Мартина, вытянулись и приветствовали короля. Черной тенью за спиной Густава возник вездесущий Петерссон.

– А-а-а… наши спасители от ведьм и прочей нечистой силы… – приветствовал их король.

Отец Мартин и Гилберт низко поклонились ему.

– Не стоит разводить церемоний! – Густав был как всегда прост в обращении. От него сильно пахло вином, и лицо раскраснелось. – Что там в моей несчастной Море?

– Обычная клевета, на добропорядочную вдову купца из Стокгольма, длительное время и успешно торговавшего с московитами и связанная с желанием родственников умершего, погрязших в беспробудном пьянстве и безделье, поживиться за чужой счет. С этой целью был написан ложный донос с обвинением вдовы в отравлении своего мужа, и не просто отравлении, а с использованием неких колдовских снадобий, которые не смог изобрести участвовавший во всем этом преподобный Хемминг. – Отец Мартин указал на связанного священника. Густав глянул на него и зло ощерился.

– Продолжай! – приказал король, вновь повернувшись к доминиканцу.

– В качестве доказательства я затребовал откопать труп несчастного купца, но он бесследно исчез, по прямому указанию Хемминга. – Король снова посмотрел на несчастного съежившегося бывшего преподобного отца. Густав стал наливаться кровью. – Нанятые им люди были опрошены, во всем сознались и решением светской власти повешены. Донос был написан рукой секретаря преподобного Хемминга. Свидетель написания лживого доноса перед вами, ваше… – но отец Мартин вовремя осекся и не назвал титул, зная, что это не нравиться Густаву. Зато приобнял за плечи и чуть-чуть выдвинул вперед белобрысого Андерса. – Рекомендую вам, очень талантливый и тянущийся к знаниям юноша. Было бы совсем неплохо определить ему надлежащее место учебы.

– Хорошо! – Кивнул Густав. – Это по твоей части, Олаф! Распорядись! Нам нужны такие мальчишки, что ищут свет знания. – Советник наклонил голову в знак согласия.

– Таким образом, могу засвидетельствовать попытку нанесения серьезного ущерба не только авторитету церкви, но и светской власти, в лице самого короля. – Продолжил доминиканец. – Ибо, в случае признания вдовы ведьмой, исполнение смертного приговора возлагалось бы на светские власти, которые таким образом совершили бы бесчестный поступок. Вдова купца Нильссона почти не пострадала, так как нам удалось остановить пытки, которые к ней были применены, и скоро, надеюсь, будет пребывать в здравии и сможет продолжить дело своего мужа, то есть успешную и выгодную для государства торговлю с московитами. Тем более, что по своему происхождению она русская.

– Русская? – удивился король.

– Да… Густав… – отец Мартин прямо заставил себя так назвать короля, – она родом из Московии, окрещена и венчана по лютеранскому обряду, имеет в браке с покойным купцом Нильссоном сына.

– Не хватало нам еще только лишних осложнений с Московией из-за того, что мы бы отправили на костер их соотечественницу! – Воскликнул король. – Наш последний договор с московитами намного расширил права наших купцов на их землях! Вы хорошо потрудились на благо Швеции, отец Мартин! – Король даже наклонил голову в знак благодарности.

– Благодарю вас… Густав… – доминиканец вновь показал свою чисто выбритую тонзуру, что не укрылось от пытливого взгляда короля, и сразу навело его на другую мысль.

– Вот что, отец Мартин! Мне пришла в голову отличная идея, а Олаф? – он обернулся к своему советнику. Тот молчал в ожидании. – А не направить ли мне вас в Рим?

– В Рим? С какой целью?

– Я посылал туда епископа Олафа Магнуссона, но он по непонятным мне причинам не вернулся. Я хочу знать замыслы Рима в отношении моей Швеции!

– Вы предлагаете мне отправиться в Ватикан с миссией шпиона?

– Нет! Моего советника! А скажите, святой отец, почему вы не согласились поверить в идею об использовании колдовства при отравлении?

– Даже если б отравление и имело место, то зачем я должен утяжелять цепочку причин и следствий дознания предполагая, что здесь имело место дьявольское вмешательство. Разве было бы недостаточным просто доказать вину конкретного человека. Но в нашем случае и этого не было, а был лишь лживый донос.

– Мне нравиться ход ваших рассуждений! Мне нравиться ваша честность! Мне кажется, что порой на процессах судьи стараются сами себе внушить, что все это происки дьявола. Разве не так поступил проклятый Тролле, который обрек множество людей на «кровавую баню» здесь в Стокгольме? Ведь главным пунктом обвинения была ересь! Не так ли Олаф? – Он снова повернулся к советнику.

– Да! – кивнул головой Петерссон. – Они обвинялись в ереси. Но не всегда можно заявить, что дьявол движет судьями, так же как и преступниками.

– Конечно… разве можно утверждать обратное? – Монах склонил голову.

– Можно! – Решительно тряхнул головой король. – Проклятый Тролле так и поступил.

– А что с нашим братом францисканцем? – Задал вопрос Петерссон, старясь сменить тему.

– Да, там была еще одна ведьма! – Рявкнул король.

– Не знаю… – покачал головой доминиканец, – с ней остался отец Герман, который решил попытаться изгнать из нее бесов. Но на мой взгляд это просто больное и физически и душевно существо…

– Но дети… – Густав вспомнил о них.

– У двоих детей, насколько я успел узнать, начались припадки эпилепсии, но они и в глаза не видели это несчастную, и с ней это не связано, другие же просто испугались, встретив несчастную поздно вечером в темноте из-за ее, скажем так, непривлекательного внешнего вида.

– Черт бы их всех побрал! – Выругался король. – Мне вовсе не нужны сейчас никакие ведьмы, колдовство, заколдованные дети и прочая чертовщина! Мне нужны налоги и деньги, чтоб удержать страну в повиновении и отбиваться, как от проклятых датчан, так и от не менее проклятых ростовщиков из Любека. Мне некогда сейчас! Этого, – он указал на Хемминга, – четвертовать после моей свадьбы. Не будем омрачать праздник. Вам, – отцу Мартину, – я уже сказал. Все остальные вопросы с Олафом. Тебе, – Гилберту, – давно пора быть в доспехах и охранять мою невесту. Забирайте его! – солдатам. – А мальчишкой, – он посмотрел на синеглазого Андерса, – займется также Олаф! Все! – король развернулся, но на коня забраться также легко, как спрыгнуть с него уже не смог. Двое англичан моментально подскочили и помогли ему. Густав даже не оборачиваясь поскакал к замку.

– Ну, Гилберт, давай прощаться! – отец Мартин обнял своего воспитанника. Если присмотреться внимательно, то можно было заметить слезу, которую старый монах, редко выдающий свои чувства, незаметно смахнул рукавом рясы.

– Спасибо за все вам, святой отец! – Молодой человек искренне и низко склонился перед доминиканцем.

– Благослови тебя Господь, сын мой! – отец Мартин сотворил крестное знаменье над склоненной головой юноши.

И еще долго монах смотрел в спину удаляющимся в сторону замка солдатам, с которыми уходил Гилберт. И тот, в свою очередь, беспрестанно оборачивался и махал рукой своему воспитателю.

– Ну вот что, друзья мои! – Разрядил паузу молчавший до сего времени советник короля. – Я думаю, вам следует направиться в монастырь Черных Братьев и отдохнуть с дороги пару дней, пока длятся празднества. Я извещу вас, когда мы сможем побеседовать о том поручении, что возлагает на вас король. А заодно и подумаю, что можно сделать для нашего юного дарования. – Олаф потрепал кудрявую голову Андерса. – А сейчас, простите, мне надо быть подле Густава. – Не дожидаясь ответных прощальных слов, советник покинул их и направился к замку, куда уже скрылся хвост торжественного кортежа.