Текст книги "Одиссея "Варяга""

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 102 страниц)

Глава 7. Послевкусие крови.

        28 декабря 1904 года. Желтое море.

       – Смотрите, смотрите! Всеволод Федорович! Слава богу!

       – Жив! Адмирал жив! Воды! Скорее! Доктора в рубку, живо! Отойдите же, не мешайте...

       – Бинт быстрее! Да, сочится... И здорово... Так, голову приподнимите ему...

       – Всеволод Федорович! Дорогой! Вы меня слышите?

       До Петровича как сквозь вату начал доноситься глухой шепот криков, обступивших его офицеров. Картинка постепенно светлела, приобретая цветность и резкость... Тени людей вокруг кружились... Кружились... "Но как... Как же хреново..." Его вывернуло. Голова раскалывалась. Было очень холодно и жестко. Трясло... Хотя сознание и начинало постепенно приходить в некое слабое подобие нормы.

       – Что... Что это было...– силясь криво усмехнуться, – спросил он, обращаясь к стоящему над ним на коленях Хлодовскому.

       – Слава Богу, Вы живы... А то уж думали, все... Вот, выпейте глоточек...

       Коньяк непривычно обжег, перехватив дыхание.

       – Слава Тебе, Господи, – прошептал Хлодовский и перекрестился.

       – Каперанг! Вы мне еще слезу тут пустите... Помогите же подняться... Ох... Нет, пока силенок маловато... Рассказывайте, что тут случилось? Что сейчас происходит? Ну, быстрее...

       – Двенадцатидюймовый. С "Ясимы". Вернее два даже. Один в каземат восьмидюймовки под нами. Прямо в амбразуру. Там всех... Второй в аккурат нам в рубку. Не пробил, так как фугасный, но удар был жуткий, и осколков позалетало. У нас от него убитых трое. Командир тяжело ранен в ногу, выше колена, прооперировали. Слава Богу, у нас жгут был под рукой и кость не перебило. Вас бросило головой прямо на штурвал, и потом на настил, на вон тот угольник... И мы думали, что все... Вы практически не дышали, Всеволод Федорович. И пульса не было. Даже кровь тогда почти не текла. Поэтому сперва мы Вас со всеми и положили...– быстро заматывая вокруг разбитой головы Руднева бинт, частил Хлодовский.

       Петрович вдруг осознал, что опирается спиной о тело убитого рулевого кондуктора... Эх, Алеша... Алексей Гаврилович... Славный был смоленский мужик, балагуристый...

       – Так... Я живой... Контуженный и ошалевший, с разбитой в кровь башкой, но живой, это всем ясно! – голос Руднева постепенно набирал силу.

       – Слава богу, Всеволод Федорович! Ясно! – отозвался откуда-то спереди лейтенант Руденский, – Я, пока старший офицер на перевязке, вступил в командование крейсером. Так что если будут приказания... Но как же перепугали Вы нас!

       – Нечего было пугаться. Вы и без меня знаете, что нужно делать... И долго я, того... В отключке...

       – Да уж поболее часа, или около полутора.

       – Что!!! Где Того, где мы, почему наши пушки молчат?! И кто это стреляет и где...

       В этот момент со стороны спардека до рубки донесся чей-то отчаянный фальцет: "Жив! Руднев живой, братцы! Ура..." И покатилось... Набирая силу покатилось, понеслось над израненным крейсером матросское многоголосье: "Ура адмиралу! Ур-а-а..."

       – Ну, давайте-ка поднимайте, надо к команде доковылять... Ведь глотки сорвут, черти... Да и поубивает мужиков зазря...

       – Успокойтесь Всеволод Федорович! Лежите же, ради Бога! Не поубивает... Дело наше уже решено. У крейсера управление разбито полностью. В корме, да и вообще по кораблю полно воды. Двух труб – как не бывало. И ход узлов пять – шесть от силы, машинами правим... С пожарами в основном справились. Восьмидюймовки – две сейчас чинят. Остальных нет... Средний калибр – чуть получше. На крейсере большая убыль: восемьдесят два, нет, пардон, восемьдесят один убитый и почти вдвое больше раненых. Макаров приказал выйти из боя, что мы, как смогли и сделали, после того, правда, как добили совместно с "Варягом" оставшийся без хода "Конго". Его броненосцы Макарова раскатали, а потом за "Адзумой", "Ясимой" и "Хацусе" погнались, да и "Сикисима" этот неутопимый им попался.

       А "Конго" умудрился под шумок ход дать, и пополз было к югу под хвостом у наших крейсеров. Только мы тогда-то еще побыстрее его были... Ну, конечно, добивал Камимуру "Варяг", минами. Мы только постреляли чем оставалось. И нам он напоследок врезал. Вот тогда второй трубы и не стало, четыре котла пришлось выводить... Отбегался пока наш Тузик... А побратим наш японца обошел с задравшегося борта, и предложил сдаться. Тот молчок. Потом с марса постреляли... Двух торпед им хватило. Под окончательный расчет...

       – Погодите... Что значит "из боя вышли"? Но я же...

       – Всеволод Федорович, Вы уж нас простите, но мы передали командование отрядом Бэру. И Макарову доложили, что Вас... Ну, мы же не знали, что Вы, слава Богу, очнетесь еще на этом свете...

       – Кто... Кто из наших потонул? Кто подбит? Что молчите все? Ну...

       – Затонули "Баян", "Новик", "Витязь"... И с "Севастополя" сейчас крейсера команду снимают. На плаву его, похоже, не удержать... "Ослябя" плох, носом сел здорово, но держится пока ровно. "Пересвет" на ходу. За нами тащится, но на него лучше не смотреть. Руина руиной... "Сисой" тоже чуть жив. Стоит, пластыря заводит. Артиллерию ему вообще всю повыбили. Может и не дойти... "Победа" тоже стоит, но что там у Зацаренного отсюда не разобрать. Здорово горел "Цесаревич". У "Александра" на половину сбили трубу и фор-стеньгу. Тоже пожары видел. И "Светлейшему" попадало не раз... Похоже только "Ретвизан" и "Суворов" из броненосцев вполне сносно бой пережили.

       – Господи, Боже... И Рейн... И Балк... И Миклуха... И "Рюрик" с "Корейцем"... Ужас то какой... С "Россией" что?

       – Не знаем, Всеволод Федорович. От нас не видно...

       – А у него, у супостата?

       – Победили мы, Всеволод Федорович! Из броненосцев "Микаса", "Сикисима", "Ясима" и "Конго" точно пошли ко дну. Как "Асахи" погиб, Вы сами видели... Где сейчас "Фусо" – не известно. "Адзума", похоже так и не сдалась, и ее сейчас Серебрянников, Шенснович и Васильев доколачивают. "Якумо" – тот тоже утоп, мы не видели, правда, но передали семафор с "Аскольда". Ушли только двое – "Хацусе" и "Идзумо". Они ход сохранили, и Иессен, похоже, посчитал, что до темноты нам их не догнать. Так оно и есть, наверное.

       "Хацусе" у нас под кормой прошел. Миклуху взорвал и прошел, гад... Горел. Но бежал прытко. Он нам рулевое и прикончил... Когда с него увидели, что мы Того не выпустим, начал было разворачиваться. Но потом передумал, когда "Ясима" на воздух взлетел... Концевые два броненосных крейсера, те на запад удирали, после того как Камимура вывалился. Их гнал Грамматчиков, его "летучие" втроем "Якумо" и добили. Но он к тому моменту уже был наполовину без зубов. Его десятидюймовку снарядом с кормовой башни "Александра" аж за борт вынесло! А Стемман здесь остался, "Пересвет" прикрыл и Рейну помогал. Ему кормовую башню с катков сбили, но так, вроде, ничего...

       – Послушайте... Так это значит, все... Все! Конец войне?!

       – Войне не войне, а флота у них больше нет. Это точно. У нас пока на плаву, если "Победу" многострадальную, "Ослябю" и "Сисоя" доведем, останется 13 линкоров и два броненосных крейсера. И это без отряда Серебрянникова. С ними пятнадцать, так что новой японской "латинской" эскадре уже против нас делать нечего. "Море наше" – "Александр" сигнал поднял...

       – А почему не "Потемкин"?

       – Степан Осипович ранен. И командование передал Иессену.

       – Ох, ты, Господи, незадача-то какая...

       – Да уж. А нам каково было: Макаров, Небогатов, Руднев, Чухнин... Думали скоро вообще без адмиралов останемся, когда еще и Ивана Константиновича тоже...

       – Что?! Григорович погиб? Час от часу не легче...

       – Нет, ранен... Но насколько серьезно, не знаем пока... У нас ведь телеграф тоже вдребезги...

       – Как топили "Микасу"?

       – Его сначала Балк торпедировал... Выскочил из-за тонущего "Витязя"... Ну, а потом все добавили понемногу. Последним "Ретвизан" его вроде разделывал. Хотя, похоже, в итоге он сам кингстоны открыл.

       – А Того? Что нибудь о нем известно?

       – Японцы нам о своих проблемах не докладывали. Экипаж снимали с "Микасы" два их последних дестроера. Кстати, от одного из них "Новик" перед этим торпеду и "поймал"... Ферзен хотел их прямо около "Микасы" и прибить, но Макаров приказал по флоту не мешать им спасать... Пожалел... И сразу после того, похоже, его и ранило. Я может не отошел еще, но уж точно не пожалел бы...

       Уходили так, что люди на палубах плечом к плечу стояли, как селедки в бочке. Мин у них уже не было. Мимо "Богатыря" шли молча, никто не гавкнул ни разу... Стояли все и тряслись. Стемман шел на них так, что они думали, наверное, что уж все, конец, и он их сейчас обоих по очереди раздавит... А он у них в последний момент корму обрезал... Так, что только волной там весь народ окатило. Пошли дальше смирные, похоже, к англичанам в Вэй Хай...

       Камимура, этот точно погиб. Вместе со всем своим штабом на "Конго". "Варяг" с него кое-кого из воды вытащил, они и рассказали. Вообще-то сейчас все уже только поиском и спасением народа занимаются. Холодно. Померзнуть все могут, а мы же не звери.

       Слышите? Вроде затихло. Наверно и с "Адзумой" закончили...

       – Понятно. А что с "Баяном" стряслось?

       – Я лично видел только развязку. Когда все "Ура" закричали. Ему, похоже, японцы повыбили почти всю артиллерию. Ну и он на таран... Как мои на "Рюрике"... Только Рейн дошел. И снес корму "Сикисиме". Напрочь... Но тот "Баяна" потом и добил двенадцатидюймовками, когда Рейн уже почти без хода дрейфовал... Григорович с "Полтавой", "Севастополем" и "Святителями" с одной стороны, а Эссен с Бухвостовым с другой потом японца раскатали. Но отбивался этот броненосец геройски. "Севастополю" весь перед раскурочил... "Цесаревичу" корму запалил... Потонул он только минут за пятнадцать до того как Вы очнулись.

       Но каков наш Николай Готлибович... Собственно говоря, если бы не этот таран "Сикисимы", японцы бы могли прорваться, даже несмотря на потерю флагмана. Только после этого у Камимуры нервы не выдержали, и он бросив броненосцы свои подбитые, развернулся... То ли в дыму не рассчитал, то ли управление было повреждено, но выкатился он прямо на Эссена с Бухвостовым, Шенсновичем, Васильевым и Игнациусом. От "суворовского" снаряда он запарил, мы видели... Когда "Баян" совсем на нос встал, Стемман туда подходил с "Изумрудом". Даст Бог, помогли кому...

       А "Ясиму" перед этим взорвал "Потемкин". Это попадание было просто уникальное, повезло. Старшой наш свидетель, видел, когда на корме у нас пожары тушили... Прямо под башню кормовую, с левой стороны барбета. Он ведь нашу линию прошел, и бежать порывался. Но дернул не следом за "Хацусе", а к востоку, может быть хотел потом "Адзуму" поддержать... Сначала его "Три Святителя" причесал и прыти поубавил, а потом "Светлейший" с сорока с лишком кабельтов влепил... Как попасть умудрились, практически без пристрелки? Видимо, судьба... Взорвался так, что обломки на милю почти разлетались. Похоже, что никто там не спасся. Кстати, от него нам больше всего и досталось на орехи. Так что, поделом!

       – Поднимайте же меня! Ну! Спасибо... И флаг мой на место верните. И так все главное уже пропустил... Ох, грехи мои тяжкие. Батюшки! А это кто рядом-то почти борт в борт идет?

       – Рейценштейн. Вон на мостике: сам адмирал, Кирилл Владимирович, Степанов, Нирод, Беренс... Вся ваша старая "банда", Всеволод Федорович! Они на "Варяге" нас и спасли. Сначала от торпедной атаки прикрыли. А потом вместе с "Победой" отстреливались от "Ясимы", когда решили было, что он нас по примеру Рейна протаранить намеревался... Но шли сейчас дальше... Разве же так можно! Почти под борт подлезли... У нас же управление только машинами, ну а как всей махиной навалим? Наверное, наше давешнее "Ура" услышали...

       – Ведите-ка меня на палубу, товарищи... Хочу всем нашим, "Варягу" и варяжцам поклониться...

       ****

       Артур с утра гудел как растревоженный муравейник. Суета флотских и не только штабных офицеров, «пожарный» выход в море трального каравана, трех канонерок, полудюжины миноносцев, нескольких буксирных пароходов, а в след за ними плавгоспиталя «Казань», однозначно свидетельствовали – был бой. Идут буксиры и плавгоспиталь – значит, кому то из наших досталось. К беспокойству за судьбу флота и крепости примешивался страх за родных и близких, за друзей и знакомых... Но ведь идут-то с символическим охранением всего. Или не опасаются встречи с японцами? Значит... Да неужто?! Неужели одолели наши супостата? Как? Где? Почему не возвращаются до сих пор? Вопросов у ожидающих становилось все больше, но вот ответы...

       Сначала поползли слухи, один занятнее другого. Рефлексирующая часть крепостного общества успешно заводила сама себя и окружающих до тех пор, пока на досках объявлений в нескольких местах города практически одновременно не появились машинописные листки одинакового содержания. Из информационного письма штаба флота можно было уяснить следующее: всех жителей просили сохранять спокойствие и ждать возвращения флота. Был большой морской бой. Он выигран. Но потери с нашей стороны есть. У японцев же они многократно больше. И все... Однако то, что в госпитале срочно устанавливали новые койки, а два пустовавших здания неподалеку санитары и врачи так же лихорадочно готовили к приему большого количества пациентов, ставя железные печки, таская и кипятя воду, расстилая койки на одеялах и матрацах прямо на полу, оптимизма не добавляло.

       Наконец, в два часа пополудни, на горизонте в море показалось облако дыма, материализовавшееся вскоре в растущий под ним до боли знакомый пятитрубный силуэт, за которым как низкие тени по пятам следовали еще два корабля, размером поменьше. Все бинокли, все подзорные трубы, все глаза в крепости следили за ними, буксиры тем временем бросились разводить бон...

       "Аскольд" подходил к Тигровому хвосту, почти не сбрасывая скорости. За ним, как пристяжные в тройке, чуть подотстав, бежали два крейсера 2-го ранга, но кто именно разобрать сразу было сложно. И только когда они подошли совсем близко, стало ясно, что это "Изумруд" и "Жемчуг".

       На мачте "Аскольда" трепетал флаг командующего флотом. Крейсер быстро прошел канал, лихо отработав машинами, развернулся, и так же виртуозно, почти без помощи портовых баркасов, пройдя входную узкость Восточного бассейна подал швартовы на адмиральскую пристань, прямо за кормой недавно введенного в бассейн подорванного на мине броненосца "Орел". На бортах корабля были заметны несколько пробоин, а трубы и котельные вентиляторы посечены осколками. В порт никого не пускала полиция, жандармы и патрули моряков. Народ постепенно собирался напротив, на возвышенности над почти законченным постройкой новым большим доком, где сейчас завершались работы по бетонировке, устройству ворот батопорта и монтажу насосного оборудования. Оно было получено от немцев через Циндао, куда за ним бегал все тот же "Аскольд". Работавшие на строительстве дока, и русские и китайцы, так же высыпали наверх посмотреть, что происходит.

       Со стороны было видно, как с борта крейсера, еще не успевшего даже обтянуть швартовы, сносят на носилках несколько человек и передают на руки врачей. Вот их уже укладывают в каретах и с эскортом сотни казаков везут по направлению к госпиталю... Вот еще носилки, еще... На "Аскольде" медленно сполз с фор-стеньги флаг комфлота, а вместо него с небольшой задержкой взлетел под клотик контр-адмиральский... Господи! Что же это? Кого же на носилках-то? Неужели САМОГО?! Неужели Степана Осиповича... Да что же это, право! Как же так...

       Между тем с "Изумруда" и "Жемчуга" так же сносили и сводили раненых. Прямо на артиллерийскую пристань. Для экономии времени крейсера сошвартовались бортами, и теперь пострадавших моряков с "Жемчуга" передавали на берег через палубу "Изумруда"... Но вот на фалы "Аскольда" взлетели флаги сигнала. Малые портовые буксиры, быстро подбежав, помогли крейсеру развернуться в бассейне, и вскоре он, в сопровождении пары "камушков", уже прошел входной бон внешнего рейда и, развивая приличный ход, вновь устремился в море.

       Прошел час... И в этот час все перемешалось в городе и в порту. Ушли неверие и сомнения, уступив место восторгу и сумасшедшему веселью – МЫ ПОБЕДИЛИ! Так было у одних. И их было большинство... Ушли муторное томительное ожидание и скребущее сердце предчувствие потери дорогого человека, уступив место скорбному ужасу и неизбывной боли. Так было у других. У тех кто уже знал – ОН не вернется... Были и те, для кого весь мир заслонили муки и боль ТОГО, кто лежал сейчас на операционном столе... Их было еще не много. Пока не много. Весь скорбный список никто не оглашал. О ком-то поведали раненые товарищи, что-то шепнули пришедшие на крейсерах корабельные врачи и фельдшеры. Кого-то страшное известие настигло с порученцем штаба флота, кому-то успел сказать знакомый матрос с "Изумруда" или "Аскольда". Весточки беды приходили по-разному. Горе было общее, одно.

       Но и счастье было общее. Со слезами на глазах. И военные и гражданские, мужчины, женщины и дети, все кто мог, кто был в силах, кто не был раздавлен горем, кто ТАК долго этого ждал, шли к порту. Шли встречать наш ФЛОТ. Так ждали своих героев Петербург и Севастополь. Ждали после Гангута, после Тендры и Калиакрии, после Синопа. И вот сейчас ЖДАЛ своих героев Порт-Артур.

       Вечерело... И вот, наконец! Золотая гора дала семафор: видны дымы на зюйд-ост. А вскоре и с менее высоких мест, с Тигровки, от Госпитальной можно было рассмотреть далеко в море широкую дымную полосу, медленно расползающуюся по темнеющему горизонту.

       Медленно, совсем не так, как хотелось встречающим, росла эта дымная полоса. Но время было уже не властно остановить их... Сначала из быстро темнеющей на западе мглы моря начали вставать мачты. Мальчишки тут же наперебой начали считать, сколько же там кораблей. Кто-то лез на плечи старшим, кто-то на фонарные столбы, кто-то на крыши и лестницы...

       – Идут! Наши идут! Один... Два... Двенадцать... Пятнадцать... УРА! Наш ФЛОТ идет!!!

       – Смотрите: встречать едут!

       Было видно, как в порту на миноносец садятся морские и армейские офицеры, включая коменданта крепости и его свиту.

       – Смотрите: с ними и святой отец с иконой! Слава тебе, Царица небесная!

       Вот миноносец уже выходит из ковша... А там, в море... Корабли стараясь выдерживать интервалы и строй неспешно приближались за развернувшимся тральным караваном. На их уцелевших и даже обломанных мачтах развевались стеньговые флаги. Скоро их всех уже было можно узнать. И пересчитать.

       – "Александр" впереди! Да! Это он ведет!

       – "Александр", "Цесаревич", "Потемкин-Таврический", "Суворов", "Ретвизан", "Петропавловск", "Полтава", "Святители"...

       – Крейсера за "Аскольдом". "Богатырь" или кто-то из его типа один только... Транспорта сзади, с ними еще крейсера!

       – Да, "Светлана", похоже... И "Паллада" там же. И "Донской" вроде как...

       – А "Севастополя" нет... И из небогатовских – один только... И старика нашего – "Сисоя" не видать.

       – "Пересвета" буксиры ведут. Чуть живой, похоже...

       – Это "Пересвет"? Да, раскатали же его... Спаси Господи рабов Твоих...

       – И "Рюрика" нет. Из Владивостокцев вообще только "Россия" и "Громобой". Тузик тоже на буксирах.

       – Господи боже... А как избит-то! Две трубы как корова языком... Но Руднев на нем. Смотрите – стеньги нет, но флаг контр-адмиральский под фор-марсом!

       – Все ведь они почти избиты. Вон посмотрите как "Цесаревичу" и "Александру" досталось, в бинокль видно уже вполне. И "Потемкину", кстати, тоже...

       – А "Баян"-то наш где? И... "Новика" я с крейсерами не вижу...

       Вдруг на Золотой горе грохнула комендантская пушка, и взвились многочисленные флаги сигнала, привлекая всеобщее внимание.

       – Читайте, молодежь! – крикнул мальчишкам пожилой офицер-кораблестроитель, влезший на стоящий у стенки кессон, – Ну! Читайте, кто моряком стать хочет!

       – Государь-император поздравляет флот Тихого океана со славной победой! Сделано хорошо! – С разных сторон в разнобой зазвенели голоса мальчишек...

       – Ура-а-а!!!

       Со звонниц били в колокола... Вдруг все потонуло в грохоте: дым заволок батареи на Электрическом утесе и Золотой горе. Тут же ахнуло и в море: флот отвечал.

       – Ура!!! – на разные лады катилось над портом, городом и кораблями. В этот многоголосый клик вплеталось и звонкое:

       – Вань Суй!!! – это китайцы так же высыпавшие на улицы радовались, казалось, не меньше чем русские. Еще бы! Ведь побиты японцы. Наконец то! Значит, расплата за позор Вэй Хай Вэя, сдачу Порт-Артура и гибель флота Поднебесной, пришла.

       Гремели залпы салюта. Первого победного салюта России в этой войне...

       – Ура!!! Наши пришли! С победой!

       Телеграмма Наместника Е.И.В. 29 Декабря 1904 г. № 1442.

       ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ,

       Всеподданейше доношу ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ: сего двадцать девятого декабря, в 9 часов 15 минут утра местного времени получена мною телеграмма контр-адмирала Иессена о решительном сражении нашего флота под командованием адмирала Макарова с японским, имевшем место в день двадцать восьмого декабря в ста-ста пятидесяти милях восточнее мыса Шантунг, в Желтом море. Согласно этой телеграмме, флот наш, хотя и понес потери в судах и в их экипажах, неприятеля решительно разгромил и морем отныне владеет безраздельно. По моему разумению итоги этого сражения возможно соизмерить лишь с итогами Чесмы или Трафальгара.

       Из 12-ти японских кораблей линии смогли спастись бегством только один броненосный крейсер и два броненосца, но эти последние крайне повреждены и спрятались в английском Вэй Хай Вее. Мы настаиваем на их интернировании. В чем прошу содействия МИДа по его линии. Остальные утоплены.

       В бою у нас погибли броненосец "Севастополь", броненосные крейсера "Витязь", "Память Корейца", "Баян" и "Рюрик", крейсера 2-го ранга "Новик" и "Штандарт". В Вэй Хай Вее находятся броненосцы "Победа", "Ослябя" и "Сисой Великий", поврежденные столь значительно, что до наших портов довести их не представлялось никакой возможности.

       В сражении погиб вице-адмирал Чухнин и с ним 1757офицеров и нижних чинов. Серьезно ранены адмирал Макаров, контр-адмиралы Небогатов и Григорович, легко контр-адмирал Руднев. Всего раненых 542 человека.

       В строю флота в данный момент находятся 12 броненосцев, 3 броненосца береговой обороны и 6 броненосных крейсеров, без учета 3-х броненосцев, находящихся в нейтральном порту, кроме того еще два броненосца миновали Цейлон и идут к нам.

       Английская администрация, подтверждая строгий нейтралитет порта, требует интернирования поврежденных кораблей воюющих сторон. Считаю возможным согласиться на интернирование "Победы", "Осляби" и "Сисоя Великого" до окончания боевых действий, на что всеподданнейше прошу Вашего соизволения.

       Генерал-Адьютант Алексеев

       ****

       Сразу по приходу флота в Артур, крейсера «Варяг», «Богатырь» и броненосец «Князь Потемкин-Таврический» встали под угольную погрузку. С ними вместе готовился к выходу в море и «Орел». На кораблях спешно ремонтировали боевые повреждения, а на вернувшихся от Шантунга, еще и принимали припасы и снаряды. Оба броненосца требовали докового ремонта во Владивостоке, поскольку к установке доставленных «Камчаткой» новых ворот для имевшегося порт-артурского дока даже не приступали. Объяснялось это одним простым фактом – Макаров прекрасно понимал, что работы эти потребуют не менее четырех месяцев. Ведь нужно было еще набить свай и осушить участок перед воротами. Поэтому после планировавшегося в течение пары ближайших месяцев генерального сражения, флот рисковал вовсе остаться без дока в Артуре. Даже для крейсеров. И командующий решил с этим повременить. Зато вовсю кипела работа по достройке нового, большого дока напротив, однако, несмотря на все прилагаемые усилия, он мог быть закончен только ко второй половине марта...

       Если у "Потемкина" требовалось "лишь" капитально заделать три снарядных подводных пробоины, то для того, чтобы привести в полный порядок после подрыва на мине "Орла", доковый ремонт требовался не меньше чем на полтора месяца. Поэтому было принято решение, оставив пока бетонировку в двух смежных поврежденных отсеках, и подкрепив переборки, завести броненосец в док Владивостока, где с помощью деревянной наделки обеспечить герметичность и восстановление внешних обводов. До капремонта броненосцу предстояло держать три носовых угольных ямы пустыми, две со стороны левого, поврежденного борта, и одну с правого. Поэтому часть угля принимали в батарею.

       Как только отоспались измотанные во время боя и блиц-ремонта команды, оба крейсера и оба броненосца вышли в море. На "Варяге" шел Руднев, которого срочно затребовал к себе главнокомандующий вооруженными силами на Дальнем Востоке адмирал Алексеев, перебравшийся во Владивосток со своим штабом, дабы не мешать Гриппенбергу воевать на суше. Евгений Иванович полностью ему доверял и счел лишним давлением сам факт своего присутствия в Мукдене.

       Кроме того во Владивосток необходимо было доставить группу раненых офицеров и матросов, нуждающихся в возможностях медицины, отличных от условий блокированной крепости. Таковыми врачи признали около ста восьмидесяти человек. Среди них были контр-адмиралы Небогатов и Григорович, чье состояние врачи оценивали как тяжелое, но вполне стабильное, а так же метавшийся в горячечном бреду адмирал Макаров, жизнь которого находилась в большой опасности. Гноилась рана на бедре, а после второй операции на руке, когда кроме оторванных снарядом пальцев пришлось из-за угрозы сепсиса отнять всю кисть, он был слишком плох, и артурские врачи признали его не транспортабельным. Однако в Петербурге решили иначе: первая партия изготовленного, наконец, в лаборатории Вадика антибиотика, по всем прикидкам во Владивостоке оказывалась на несколько суток раньше, чем в Артуре. Пришлось рисковать, ибо в гонке со смертью эти несколько суток могли оказаться решающей форой в пользу костлявой...

       Сейчас на борту головного "Варяга", на 14 узлах бегущего сквозь ночь проливом Крузенштерна, в адмиральском салоне сидели двое. Вернее сначала их было четверо. Но когда Балк выяснил, что Кирилл Владимирович до сих пор ничего не знает об истинном происхождении "некоторых изменений в характерах" его и Руднева, он просто послал вице-адмирала "объясняться с его князем, так как со своим я уже все прояснил".

       Столь вольным стилем общения он несколько шокировал обоих великих князей. Тем не менее, Кирилл послушно и молча проследовал за Рудневым в соседнюю командирскую каюту для объяснения, благо никто не мешал. Командир крейсера каперанг Степанов был наверху, в затемненной ходовой рубке крейсера, изготовившегося к отражению возможных минных атак.

       А Василий с Михаилом продолжали свой нескончаемый спор о судьбах России, об армии, о прошлом и будущем. В общем, о жизни. Они уже давно перешли на ты если рядом не было посторонних, и сегодня "добивали" тему о психологии на войне. Вернее сегодня был бенефис Балка, постепенно, по мере увеличения количества выпитого, переходящий в монолог... Монолог даже не Кола – начальника охраны крупного олигарха, а капитана спецназа ГРУ Колядина, которого в Чечне уважали и свои, и чужие. Последние, впрочем, с оттенком некоторой боязни. Михаил уже понял, что в определенных моментах у его наставника прорывается "первая" личность, и сейчас жадно, стараясь не перебивать и не спугнуть, слушал голос из будущего. Он далеко не всегда и не со всем был согласен, но считал, что обязан сначала выслушать все до конца, и только потом делать выводы. Которые самому Балку иногда можно было и не озвучивать...

       – Не скажи Михаил, с "врожденным русским бесстрашием" ты не совсем прав, – Балк задумчиво затянулся сигаретой, ему просто было хорошо в чистоте и уюте подрагивавшего на полном ходу крейсера, и он полностью расслабился, наверное в первый раз после выхода бронепоезда из Владивостока, – Абсолютно бесстрашный человек – это кандидат в психушку. Во-первых, страх есть у всех. Это примитивная биология, вернее биохимия даже, поэтому бесстрашных не бывает.

       – Ну, это тривиально, – не удержался при высказывании такой банальности Михаил, он ожидал от пришельца из будущего чего-то более оригинального.

       – Тривиально, но необходимо для последовательности. Во-вторых, для его преодоления существует, – усмехнулся Балк, загибая пальцы, – а) аппарат – это вся иерархия начальства сверху до низу, которая осуществляет пункт б) систему подавления страха. Тут и примеры истории, и страх наказания, помнишь у Фридриха "солдат должен бояться палки фельдфебеля больше чем пули врага", и раздача железок в виде орденов и медалей, и конечно экономическое стимулирование.

       – Какое экономическое стимулирование может быть на войне? – немного не понял полет мысли собеседника Михаил.

       – Ну, тут куча вариантов, от старого доброго "три дня на разграбление города", до современных мне "боевых", "командировочных" и прочих денежных добавок. Хотя русский солдат, по сравнению с зарубежными коллегами, этим весьма не избалован. Во-вторых, немаловажную роль играет степень обученности индивида, ну и прочие факторы – вера в командира, вера в свое оружие, в товарищей... И еще, на уровне фона даже, вера в правоту своего дела. Если такое осознано и присутствует на самом деле. Ведь и иначе бывает...

       В паузах монолога Балк успевал подливать себе красное вино, до которого в окопах на перешейке руки не доходили уже с месяц.

       – В-третьих, организм сам борется со страхом – ибо полное подчинение ему, как правило, приводит к печальным последствием, и наша тушка это прекрасно понимает. Адреналин выделяется в лошадиных дозах, и вот тут, с моей точки зрения, самое интересное. Ибо те индивиды, у которых этой реакции на страх не было, вымерли еще когда наши предки бегали по деревьям. Итак – страх... Как люди его пережевывают и во что это выливается? Попробую, для наглядности, объяснить графически.

       Откуда в руке бывшего спецназовца появился карандаш, Михаил опять не заметил. Эта особенность моторики слегка пьяного Балка делать простые вещи мгновенно и незаметно всегда напоминала Михаилу о том, с кем он имеет дело. Вот и сейчас рука непроизвольно потянулась почесать шрам на правом бедре... Балк тем временем уже увлеченно что – то черкал на подвернувшейся салфетке.