Текст книги "Одиссея "Варяга""

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 102 страниц)

Глава 5. Особа, приближенная...

       Июль – сентябрь 1904г. Санкт-Петербург. Балтийское, Черное и Средиземное моря.

       Вадик со сдавленным стоном открыл глаза, проснувшись в холодном поту. Фаворита и «властителя дум» самодержца всея Руси форменно трясло от ночного кошмара. Ему привиделись последние минуты жизни отца в подвале олигарховской «дачи» на Рублевке. Там перед одиноким, изрядно сдавшим и постаревшим родным человеком, стоял последний вопрос: слить оставшиеся полбутылки коньяка на корм генераторам стабилизационного поля и добавить тем самым себе несколько десятков последних минут существования, или принять ее содержимое внутрь, для храбрости перед лицом неизбежного. Папа избрал для себя второй вариант...

       Нестерпимый ужас выбросил Вадика из пучины сна в тот самый момент, когда генератор чихнул в первый раз: он слишком хорошо помнил, что делает с человеком эта серая муть "съехавшего с катушек" пространственно-временного континиума, которая неизбежно поглотит и подвал, и отца в тот самый миг, когда генераторы поля встанут окончательно.

       Судорожно сглотнув, Вадик с трудом дотянулся до стакана с холодным чаем. Сверху раздавался топот матросских ног и свист боцманских дудок. На "Князе Суворове" готовились к подъему флага. Мутило. Но сознание постепенно подсказало бывшему доктору с "Варяга", что это не от стресса вызванного страшным сном. И не от вечерних возлияний, избежать которых, учитывая персоналии собравшейся компании, не было и тени шанса. Просто корабль ощутимо покачивало, что и сказалось на уже подотвыкшем от палубы вестибулярном аппарате.

       "Да, папе там не позавидуешь... Нужно что-то для него придумывать, надеюсь, время еще есть. Только вот с той серой мутью, перемалывающей всех почище "мясорубки" из "Пикника на обочине" Стругацких, теперь, похоже, точно ничего не поделаешь. И для этого вчера мы с Николаем Александровичем, Дубасовым и Тирпитцем постарались больше, чем Василий и Петрович на Дальнем Востоке вместе за все время их войны с Японией. Бедный отец!... А германец-то мудер! И ох как не прост этот Альфред... Как Вильгельм умудрился не использовать по-полной потенциал такого человечищи? Кстати, Петровичу нужно про все события этих двух дней написать. И немедленно, пока в памяти все свежо, и меня еще никто не хватился. Хотя как "свежо", после шампанского, шлифанутого пятнадцатилетним коньячком? Похоже, что только качество исходных продуктов и было способно спасти всех переговорщиков... Или заговорщиков от неконтролируемых результатов в виде тяжкого похмелья. Ну, да... Конечно заговорщиков, а как еще окрестят потом англовские историки нашу теплую компашку?"

       Новоиспеченный действительный статский советник Банщиков быстро оделся и, сполоснув наскоро лицо, критически оглядел полученный результат в зеркале. После чего с тяжким вздохом подсел к бюро, где были и бумага, и чернила. Командир "Суворова" каперанг Игнациус не только любезно предоставил ему свою каюту, но и позаботился о том, чтобы все необходимое для работы было под рукой. Тут же, рядом с писчими принадлежностями, Вадим увидел и несколько карандашных набросков, видимо сделанных командиром броненосца вчера и позавчера: хозяин каюты был талантливым художником-маринистом. На одном из рисунков слегка кренился в развороте наш "Александр III" под контр-адмиральским флагом и императорским штандартом. На втором вспарывал таранным форштевнем волну германский флагманский броненосец "Мекленбург" под флагами морского министра рейха и командующего флотом открытого моря на фор-стеньге, и штандартом кайзера на гроте.

       Отдельно лежал листок, на котором Игнациус изобразил момент вчерашнего совместного маневрирования, когда русские и немецкие броненосцы шли парами вместе, практически борт о борт: "Александр" и "Мекленбург", "Суворов" и "Виттельсбах", "Орел" и "Швабен". Как и в жизни, на его рисунке наши "бородинцы" выглядели заметно внушительнее. Что, кстати, подметил и ревнивый Вильгельм, когда без обиняков заявил Николаю после осмотра русского флагманского броненосца: "В следующий раз, когда я пожалую к тебе в гости на "Брауншвейге", дорогой кузен, ты сможешь лично убедиться, что мои новые броненосцы ни в чем твоим не уступят. А в некоторых моментах... Но, нет, не буду разглашать секретов Тирпитца. Пусть он потом сам тебе все покажет!"

       "Да, похоже, Игнациус сохранил для истории тот самый момент, когда все и свершилось". Мысли Вадима вернулись во вчера, в адмиральский салон на "Александре", где прошлым вечером произошло событие, которое должно было окончательно "отменить" его, Петровича, Василия и Фридлендера историю, их мир. Мир его оставшегося ТАМ отца, заварившего всю эту кашу. И которого теперь нужно как то, кровь из носу, а вытаскивать из этого "рублевского" кошмара...

       ****

       Банщиков приехал в Зимний загодя, так чтобы быть на встрече у императора ровно в девять утра, как им и было назначено. В отличие от «его» истории, Царь теперь довольно много времени проводил в Зимнем дворце, а не в царскосельском Александровском. Оперативно вызвать и выслушать того или иного чиновника, министра, военного или ученого проще было на набережной Невы в центре столицы, не теряя времени на ожидание его прибытия в Царское село.

       Ольга была уже здесь, она ночевала в дворцовых покоях. После взаимных приветствий и поцелуя руки, большего в присутствии себе не позволишь, Вадим поинтересовался, не знает ли Ольга Александровна, почему ее царственный брат приглашает их сегодня столь необычно рано? Но Великая княгиня тоже не догадывалась о причине этого, и была не менее заинтригована.

       Когда стрелки громадных дворцовых часов еще только подкрадывались к девяти, к ним неожиданно вышел сам государь и с блуждающей на лице хитроватой, заговорщеской улыбкой бросил: "Идите за мной, быстрее..." Как только двери кабинета за спинами вошедших закрылись, Николай извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Банщикову со словами: "Читайте... Обсуждать сейчас и здесь это не будем. Но, похоже, что все начинает складываться. Он согласен встречаться, даже зная нашу предварительную позицию по Франции, Балканам, проливам и торговому договору. И очень удачно, что Ламсдорф еще не вернулся из Константинополя.

       Кстати, Бирилев доложил вчера, когда я Вас уже отпустил, что "Князь Потемкин-Таврический" к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту "Святителей" повел его в море, просит еще хоть две недели на боевую подготовку. Алики и маленький чувствуют себя хорошо, и она не возражает против нашей очередной морской прогулки... Так что, Михаил, едем в Кронштадт сразу? Особо срочных дел у Вас нет? Если что-то уже спланировали, надо переносить. Дядя и Авелан ничего не должны успеть пронюхать. Ни об этой встрече, ни об указе, что я вчера подписал. Пойдем на "Полярной". Иессен встретит нас в море, шифровка ему уже ушла"...

       Банщиков держал в руках личное и секретное послание царю Николаю Второму от кайзера Вильгельма Второго. Если опустить пространную преамбулу, уверения в любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: "Ники! Никто об этом не подозревает. Все мои гости думают, что мы пойдем на Готланд на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои броненосцы! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав – нам нужно обсудить торговый договор без него и без Витте, tete-a-tete, иначе они будут препираться бесконечно. Так что из моих только Рихтгофен и Тирпитц. Возьму с собой, как ты просишь, любезного графа Остен-Сакена. Конечно, и никаких фотографов, но все равно он страшно взволнован: боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет! Какой костюм для встречи? Предлагаю – я в русском морском мундире, ты в германском. Если возражаешь – телеграфируй. Вилли".

       Пока Ольга Александровна дочитывала послание германского монарха, Вадик вспоминал, как заваривалась вся эта каша...

       ****

       В «том» времени, когда все только начиналось, они «рубись» с Петровичем по поводу прорыву «Варяга» на Цусимских форумах. В разделе альтернативной истории. По ходу дела Вадим периодически заглядывал и в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза – Бьеркского соглашения, где Петрович так же зависал. И, поскольку приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадику необходимо было волей-неволей разбираться в хитросплетениях мировой политики начала 20-го столетия. А гадючник это был еще тот.

       Петрович как, впрочем, и многие другие участники обсуждения, считал, что русско-германский союз это или утопия, или односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, грозящая превращением в тевтонскую полуколонию. Позиция эта была на первый взгляд довольно логична, и Вадим, вынужденно отстаивающий иную точку зрения, для поиска пристойной контраргументации должен был "копать глубоко". И еще много-много думать.

       Естественно, что все споры вращались вокруг краеугольного камня, "точки невозврата" в русско-германских отношениях – Бьеркского соглашения 1905 года...

       Николай II предложенный ему кайзером документ подписал. Но ему не суждено было стать реальным русско-германским Союзным договором, поскольку царь... отказался его исполнять! Произошло это благодаря непримиримой позиции "французской партии" при русском дворе и в правительстве, в первую очередь господ Витте и Ламсдорфа.

       Большинство мемуарных книг, исторических работ, и даже периодических изданиий, как российских дореволюционных, так и советских, и эмигрантских, трактовали подписание Царем этого документа как глупость и слабость русского монарха. Подразумевается, что вступление Бьеркского соглашения в силу могло бы немедленно привести к молниеносному разгрому Франции германцами при попустительстве предавшей ее России. А потом победоносные кайзеровские легионы разворачивались на восток, и для нас неизбежно наступал бы или 1914-й, или 1941-й...

       Однако Вадима не отпускала мысль о том, что историю пишут победители. Он тщательно изучил текст этого договора, а поскольку дебаты на форуме дошли до разбирательства его почти по фразам, он помнил его наизусть:

       "Статья I. Если какое-либо из европейских государств нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.

       Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.

       Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией, и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.

       Статья IV. Когда настоящий договор войдет в силу, Россия предпринимает необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию и пригласить ее как союзника подписаться под ним".

       Поразительно, но это предложение от кайзера было сделано Николаю ПОСЛЕ Цусимы, когда от русского флота практически остались «рожки да ножки»! Причем сделано это было вопреки противной позиции статс-секретаря по военно-морским делам (морского министра) Альфреда фон Тирпитца и статс-секретаря по иностранным делам Освальда фон Рихтгофена. Оба они, с учетом фактического поражения России в войне с Японией, опасались немедленного нападения Англии сразу по оглашении документа. Ведь на помощь России на море тогда, по понятным причинам, можно было не рассчитывать. Этот, фактически, антианглийский союз был предложен немцами России в момент, когда доминированию британского линейного флота на морях и его «двойному стандарту» на первый взгляд вновь ничто не угрожало. Особенно после недавнего подписания англо-французского договора «сердечного согласия».

       Здесь уместно напомнить, что практически такой же договор был предложен немцами России еще раньше, в конце октября 1904 года, до сдачи Порт-Артура и Цусимской катастрофы. Несмотря на только что завершившийся скандал вокруг расстрела русской эскадрой Рожественского английских рыбаков у Доггер-банки, когда истерика английской прессы с требованием объявить войну не только России, но и... Германии, зашкаливала за градус кипения, Вильгельм II неожиданно санкционировал отправку в Петербург предложения о заключении де факто антибританского союза! Попади тогда подробности этого документа в прессу, и выступление Лондона скорее всего было бы предрешено. Шокированный информацией об этом, с его точки зрения крайне несвоевременном внешнеполитическом демарше, готовый ко всему Тирпитц, без лишней огласки фактически отмобилизовал флот в метрополии и потребовал возвращения в Киль всех крупных кораблей, находящихся в океане.

       Но Вильгельм запретил это, как и перевод флотских командных и штабных инстанций на режим работы военного времени! При всей общей взвинченности, в нем сквозила внутренняя уверенность, что нападения из-за пролива не последует. И это при том, что в Англии имелись ОЧЕНЬ влиятельные силы, ратующие за немедленное "копенгагирование" германского флота. И среди них принимающий дела Первого морского лорда адмирал Джон Фишер. История сохранила нам достаточно полный портрет этой во многих отношениях выдающейся личности. Была среди характерных его черт и способность создавать обстоятельства в том случае, если они выглядели необходимыми для него и его дела. В свете этого стоит ли удивляться тому, что наутро среди подбитых русской эскадрой гулльских траулеров, оказался стоящий без хода и флага трехтрубный дестроер, который починив повреждения вскоре ушел, не оказав никакой помощи погибавшим рыбакам? У русских, японцев и немцев таких кораблей НЕ БЫЛО. Зато они были у англичан...

       Тем не менее, несмотря на предгрозовую международную атмосферу, предложение союза в Петербург было послано без согласования с морским министерством! Кайзер почему-то был уверен, что это, во-первых, поможет отколоть Россию от Франции в свете "несоюзнического" поведения последней и трудностей русских в войне, а во-вторых, гарантирует ему как минимум российский нейтралитет в случае "разборки" с Францией. Скорее всего провоцировал такие настроения Вильгельма "серый кардинал" германского МИДа той поры, барон Фридрих Август фон Гольштейн, рука которого видна за строками обоих документов, и "октябрьского" и "бьеркского".

       Последовательный сторонник мировой закулисы за спиной Вильгельма, это он умудрился на рубеже 1904-1906 годов нашей истории ДВАЖДЫ едва не втянуть Германскую империю в войну с Антантой. К которой, при наличии союза с Францией, ОБЯЗАНА была бы примкнуть и Россия. В итоге Германская и Российская империи столкнулись бы на полях сражений, что и было наиглавнейшей целью англосаксонского (читай: мирового семитского) банковского капитала.

       Справедливости ради нужно подчеркнуть: вовсе не то, что именно русские и немцы будут взаимно уничтожать друг друга, было самоцелью "семибанкирщины". Просто наличие в противостоящих коалициях именно этих двух континентальных народов гарантировало предельно упорную, бескомпромиссную и "долгоиграющую" конфронтацию, а значит, максимально возможные прибыли международного банковского синдиката, обеспечивающего эту взаимоубийственную бойню кредитами. С последующим овладением тем, что останется от обоих противников, "за долги"...

       Вот почему, убеждая кайзера предложить "октябрьский" договор царю, Гольштейн "не видел" другогих возможных вариантов развития событий, например начала превентивной войны Англии и Франции, с последующим подключением САСШ, против Германии. Причем в этом варианте для России была бы оставлена лазейка в виде сепаратного мира с Японией при англо-американском посредничестве и присоединения к Антанте. В исторических реалиях конца 1904 года это была бы гарантированная военная катастрофа и революции как для Берлина, так и для Санкт-Петербурга. Поэтому российские дипломаты закрыв глаза на "пощечину" франко-английского "сердечного согласия", немецкую идею союза вполне разумно отвергли. В их понимании война с Британией была России противопоказана под любым соусом. Более того, Ламсдорфу даже удалось сохранить в тайне германское предложение.

       Именно в свете рождения Антанты, и "октябрьский" и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности, которого сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гольштейн же, ловко манипулируя заносчивостью, комплексами и фобиями кайзера, вел хитроумную игру, раз за разом выставляя Вильгельма в волчьей шкуре агрессора и возмутителя "европейского спокойствия". И не случайно, когда результат русско-японской войны стал всем окончательно очевиден, из ниоткуда всплыла "мина" марокканского кризиса, в качестве "милого дополнения" к Бьерку.

       Кстати говоря, сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. Поэтому Гольштейн прекрасно понимал: никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза, а английская дипломатия получит повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию". Зато столь нужная для "большой игры" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет как нельзя кстати.

       На деле все произошло для англо-американских банковских кругов даже лучше, чем Гольштейн и подобные ему подручные "ротшильдорокфеллеров", могли себе представить. Сконструированный Витте демонстративный отказ Николая Второго от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица".

       Вкупе со сконструированным Гольштейном Марокканским кризисом, Бьерк вновь, фактически единомоментно поставил Германию на грань европейской войны. Но... Пушки тогда не заговорили.

       Вильгельм, возможно с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда ведет его страну игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Даже ценой очевидного и серьезного внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, и пришлось ее заказчикам начинать новую партию – русско-австро-балканскую.

       Итак, Бьерк не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.

       Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году. Но, откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка готова идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.

       Сам Кайзер Вильгельм, кстати говоря, по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Печально, но это лишь лишний раз доказало, что он, как и его российский визави, так и не стал действительно великим государственным мужем, способным на спокойный и рассудительный анализ возникшей критической ситуации и действий конкретных персоналий, к ней приведших. Расчет господина Гольштейна оказался безупречен – извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом и океаном могли торжествовать...

       Все стоны противников Бьеркских соглашений в России начинались тогда и начинаются сейчас с якобы предопределенного их параграфами "предательства союзной нам Франции". Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та САМА не атаковала Германию! Но он обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, и вполне реальная, тогда существовала. Причем противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нам было просто нечего. Русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту!

       Кстати говоря, когда скептики посмеиваются, над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководной и туманной Балтике? Если в Скагерраке? Если в датских шхерах или в районе немецких оборонительных минных полей? При этом германцы имели весьма много различных минно-торпедных судов, неустанно и тщательно отрабатывающих массированные атаки, особенно ночью, ведь именно поэтому германские миноносцы и прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет и "пахали" море куда интенсивнее, чем линейные эскадры, являясь весьма грозной силой германского флота для битвы в "узких" морях.

       Но кайзер не был альтруистом. Конечно, Вильгельм лукавил, заявляя кузену Ники, что его главная цель единственно поддержать Россию в трудный момент. Он понимал, что Цусима может стать поворотной точкой в намерениях Альбиона относительно России. С уничтожением русского флота, и, как следствие, потерей Петербургом статуса крупного геополитического игрока, англичане, взирая на Россию с прагматической точки зрения, пришли к выводу: теперь русские выпороты, их мировые амбиции в прошлом, значит желательно поиметь их в качестве союзника против немцев в Европе.

       Вот откуда их (и североамериканские) действия в конце русско-японской войны, позволяющие ряду историков утверждать, что Англия и США были ИЗНАЧАЛЬНО против окончательного краха России в этой войне... Нет! Не надо "жонглировать" фактами и датами. Такой позиция англосаксонских держав стала только ПОСЛЕ Цусимы! Раз у русских нет больше флота, это уже НЕ РОССИЯ! Не та Россия, которой следует опасаться. Не та Россия, которая способна решить проблему буферных государств и обрести свободный выход к теплым "британским" морям. Значит теперь с ней можно и НУЖНО дружить против следующего в списке опасностей.

       Для Берлина такое развитие событий автоматически приобретало характер критической проблемы. Более того, именно теперь Россия как союзник нужна была немцам позарез, поскольку от словестной антигерманской газетной риторики 1902-03 годов британцы решительно переходили к конкретным антигерманским действиям. Вопрос стоял лишь в том, чем Германия могла поступиться для достижения этого союза, если Россия устами самодержца внятно обозначит свои интересы в мировой игре. Но надломленный несчастным ходом противостояния с Японией и внутренней смутой, Николай Второй этого у Бьерке, увы, не сделал...

       А Вильгельм как ребенок искренне радовался, что надурил оглушенного Мукденом и Цусимой кузена, не поступившись абсолютно ничем, кроме цветистых фраз о вечной преданности и дружбе, ради жизненно необходимого для себя и своей страны союза. Союза, который оставлял Франции лишь один шанс на дальнейшее относительно безпроблемное существование – это присоединение к нему. Чего, кстати, а вовсе не превентивного марша "ребят в фельдграу" на Париж, искренне желали в Берлине. В итоге такой комбинации Британия оказывалась перед мощнейшей коалицией европейских держав...

       Увы, "комбинация" не состоялась. Витте и Ламсдорф сделали все, чтобы открыть царю глаза именно на личностный момент в игре Вильгельма, представив дело так, что венценосный германец провел своего российского кузена как последнего простака...

       Николай II казался Вадику, по прочтении его биографии, человеком мнительным и вместе с тем мстительным, отличавшимся, как и Вильгельм, болезненным самолюбием. Возможно, что именно поэтому российский самодержец и не воспротивился желанию своих "профранцузских и проанглийских" министров аннулировать соглашение в целом, вместо того, чтобы добиться от Вильгельма его дополнительной проработки хотя бы в части Балкан, проливов, сроков действия и порядка расторжения, пересмотра весьма не выгодного для Петербурга торгового договора с Берлином и гарантий финансово-кредитной поддержки на случай потери французского кредитования.

       Конечно, вполне возможно, что царь просто не решился на продолжение диалога с кузеном, перед которым он обычно тушевался. Причем диалога неприятного. Ведь пришлось бы уличать и требовать, добиваться своего. Не проще ли спустить все на тормозах, довериться опытным и дальновидным министрам? К сожалению, тогда рядом с Николаем не нашлось никого, кто сумел бы убедить его, что именно сейчас и пришло время проявить характер, кто смог бы поддержать, доказать правоту занятой моральной позиции, важность поставленной цели...

       Представляется, что в тот момент, имея в перспективе геополитической игры с одной стороны возможность англо-франко-русского "сердечного согласия", а с другой – построение колониальной империи на обломках британской, а если вдруг Париж не проявит гибкость и сговорчивость, то и французской, немцы бы на уступки пошли. Увы, диалог не был продолжен. Царь смалодушничал. А кайзер оказался слишком мелок, чтобы проявить великодушие...

       Германская государственная верхушка понимала, что англосаксы сообща, а тень Теодора Рузвельта и воротил Уолл-Стрита за спинами британцев уже просматривалась, устранив руками японцев одного своего геополитического конкурента, не прочь теперь приняться и за второго. За Германию. И сделать это они постараются в союзе с жаждущей реванша Францией, на суше уж точно ее руками. Вернее руками ее союзника – России. В том, что этого не случилось сразу же после русско-японской войны, есть немалый вклад даже не ратифицированных, не вступивших в силу Бьеркских соглашений! В Лондоне и Париже осознав, что "управляемый" Царь вдруг оказался способен на ТАКОЕ в принципе, стали действовать более осторожно и изощренно, тщательно раздувая балканский пожар.

       Но ни о какой моральной ответственности Николая II за "предательство в Бьерке союзной нам Франции" не может быть и речи! Франция еще за год до этого, сама цинично предала интересы России, подписав с Британской империей договор "Сердечного согласия". Историки и исследователи межгосударственных отношений практически единодушно считают, что на перспективу он был направлен именно против немцев.

       Мало того. Это была "свадьба с приданным" в виде франко-русского договора, поскольку Россию французы, имея с ней военный союз 1893 года, собирались выставить против Германии в качестве пушечного мяса. Что и произошло в 1914 году, при этом весь сонм представленных в виде повода для войны балканских проблем, был лишь мишурой для прикрытия коренных конфликтов – проблемы отторгнутых Бисмарком Эльзаса и Лотарингии для французов и проблемы германского флота для англичан. Вот кому действительно стоит задать вопрос о морали...

       То, что тогда Вильгельм рискнул поставить на карту все ради своих неадекватных после сараевского убийства австрийских союзников, и проиграл, закономерно получив войну на два фронта, иначе как политической глупостью, самоуверенностью и самоослеплением не назовешь. Но Вильгельм "образца" 1904 года и 1914-го, это все-таки далеко не одно и то же...

       Дьявол, как известно, прячется в мелочах. Есть один принципиально важный нюанс, который всегда нужно держать в уме, рассуждая о роли в истории России и Германии франко-английского "сердечного согласия". Нужно обязательно помнить, когда именно этот союз был заключен – в апреле 1904 года! Через два месяца и одну неделю после начала русско-японской войны. В результате Франция отказалась оказывать России любую помощь в войне с Японией, союзной Великобритании. Со стороны англичан это было логичным, своевременным и выверенным внешнеполитическим шагом. А вот со стороны французов в отношении России, воюющей с английскими союзниками-японцами, это было откровенное и циничное ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

       Нужно называть вещи своими именами. Ибо смешно предполагать, что в Париже этого не понимали. Но там цинично рассудили, что повязанная их займами Россия никуда не дернется, а уж если проиграет войну на востоке, то и подавно... Кроме того, соломка была заренее заботливо подстелена – у большинства видных сановников и министров Петербурга в дружбе с французами существовали прочные персональные заинтересованности. Как и у некоторых представителей семьи Романовых...

       Увы, в реальной истории "мира Петровича", нашего с вами мира, так все и случилось. "То, что позволено цезарю, не позволено быку..." Для России дружба с французами и англичанами закончилась десятками миллионов смертей на протяжении трех с небольшим десятилетий. Ни одна страна, ни один народ не терял стольких своих сыновей и дочерей за столь короткий промежуток времени. Для любой другой страны физическое истребление четвертой части населения стало бы фатальной катастрофой (исключая, наверное, Индию и Китай, но у них и абсолютные численные показатели в разы выше наших).

       Россия, взнузданная и пришпоренная титаническими усилиями Иосифа Сталина, оградившего свою новую государственную элиту от соблазна подкупа из-за рубежа идеологическим и репрессивным забором, выдержала и устояла. Усилия эти сопровождались жестокостью в подавлении любого активного или пассивного внутреннего сопротивления по той простой причине, что времени на раскачку, увещевания и уговоры ему и его стране отпущено не было. И это неумолимо подтвердил весь исторический ход событий.