Текст книги "Одиссея "Варяга""

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 102 страниц)

       Кстати, о панике. Там дальше еще итальянцы вроде должны были быть... Они-то вообще не при делах, убрать бы их оттуда, они еще пригодятся. Ладно, проверим, хорошо ли говорят самураи по-английски. Покричим в дверь и посмотрим, кто отзовется.

       – Гомен кудасай, самурай-сама. Прошу прощения за мой японский. С вами говорит мичман русского императорского флота Василий Балк с крейсера первого ранга "Варяг". С кем я могу обсудить ситуацию о беспрепятственном пропуске некомбатантов на верхнюю палубу?

       – Лейтенант Японского императорского флота Масао Секари, броненосный крейсер "Ниссин". Простите мою необразованность, но ответно приветствовать вас по-русски я не могу. О каких некомбатантах вы говорите?

       – Насколько я знаю от сэра Боссета, с вами находятся около пятнадцати итальянских матросов. Я думаю, им нет никакого резона принимать участие в нашем споре о том, куда и под каким флагом дальше пойдет "Ниссин"? Надеюсь, вы не будете возражать, если мы их выпустим на верхнюю палубу до того, как я предприму попытку штурма вашей кочегарки и машинного отделения? Мне случайные жертвы не нужны.

       – Рад бы их выпустить, но они уже и сами сбежали. Хуже того, когда я их попросил показать нам, где находятся кингстоны в машинном отделении, эти крысы сами в нем заперлись. Так что некомбатантов тут нет. А откуда вы взялись на мою голову, мичман с "Варяга", он же две недели тому как погиб? И что это был за взрыв во второй кочегарке?

       – Ну, положим, слухи о смерти "Варяга" нами несколько преувеличены, а насчет взрыва, если вы не возражаете, поясню позже. Я полагаю, что предложение о сдаче будет вами отвергнуто?

       – Безусловно. У меня приказ моего императора доставить крейсер в Йокосуку, и я обязан его выполнить.

       – Понимаю, но вынужден воспрепятствовать. "Ниссин" отсюда пойдет во Владивосток или на дно. Значит, сдаваться вы отказываетесь?

       – Безусловно. Если "Ниссину" не судьба попасть в Йокосуку, как приказал мой император, то вариант на дно меня вполне устраивает. По моим расчетам, мы очень скоро все вместе перенесемся в храм Ясукуни. А мы тут в кочегарке, знаете ли, просто отвлекаем ваше внимание от основных событий.

       – Если вы о подрыве погребов, то боюсь, что они уже под охраной моих людей. И судя по стрельбе, что я слышал минут пять назад, взрыва не будет.

       – Ну что же, тогда мы откроем кингстоны, и...

       – И мы лишимся одного котельного отделения из четырех, на пару дней, необходимых для его осушения, а машинное вам не затопить, сами проговорились, что там итальянцы заперлись. Им наша с вами война до одного места.

       – Зато мы умрем, как подобает самураям!

       – У меня к вам есть предложение получше. Вы, как я заметил, изрядно управляетесь с катаной? Как насчет сравнить европейскую и азиатскую школы фехтования в действии? Один на один, я надеюсь, у вас вторая катана найдется? Впрочем, златоустовская шашка, пожалуй, не хуже будет.

       – Гайджин, [50]50
  Гайджин – «внешний человек», иностранец. Слово также имеет значение «варвар».


[Закрыть] [51]51
  Традиционно в средние века самураи испытывали остроту мечей на телах пойманных разбойников. Как-то раз один из них даже посетовал, «знал бы, что сегодня попадусь, наелся бы камней, чтоб ты меч себе сломал».


[Закрыть]я вас зарублю быстрее, чем кусок угля сгорает в топке. Но зачем мне это нужно, или как говорят наши друзья англичане, «что я с этого буду иметь»? Бизнесмены, восточные демоны их раздери... Наверняка они вам и доложили о нашем местоположении на корабле, да и о численности рассказать не забыли?

       – Не без этого, джентльмены, одно слово. Вернемся к условиям дуэли. Я гарантирую вам и всем японским подданным на борту пропуск на берег...

       – И когда же вы у себя на западе поймете, что для нас, японцев, долг важнее, чем жизнь? Мне на берегу делать нечего, если это не пирс Йокосуки, к которому пришвартован "Ниссин"!

       – Там вы сможете оповестить о захвате крейсеров Того, и у него будут неплохие шансы нас перехватить. Это единственное, что вы можете сделать для того, чтобы ваш "Ниссин" не был переименован в "Сунгари" и попал в Йокосуку, а не во Владивосток.

       – А если победите вы?

       – Вы складываете оружие и даете слово, что до Владивостока никакого сопротивления или сеппуку ни в вашем исполнении, ни от кого из ваших людей я не ожидаю.

       – А что помешает вашим людям перебить нас всех после того, как я вас зарублю, мой наивный молодой друг с "Варяга", простите, не запомнил вашего имени?

       – Слово русского офицера и дворянина. Большего предложить не могу. Но поверьте, этого достаточно.

       – Олл райт, я принимаю ваши условия и выхожу, все равно у меня на ногах осталось шесть человек и никакого оружия, кроме двух катан и вакидзаси. Посмотрим, умеют ли русские офицеры держать слово, если им это не выгодно!

       – Умеем. Тем и отличаемся от некоторых из наших с вами британских коллег. Откуда я, по-вашему, узнал о вашей численности и об итальянцах на вахте? От уважаемого Боссета, которому жуть как не хочется помирать за Японию.

       Лязгнули задрайки водонепроницаемой двери и в коридор вышли шестеро японцев, поддерживающие еще одного, раненого. Первым с гордо поднятой головой шел Масао. Всем своим видом самурай выражал презрение к неминуемой смерти. Василий так и не понял, как это удавалось японцу, притом, что на его лице застыла непроницаемая маска, не отражающая никаких эмоций. Коротко поклонившись будущему сопернику, японец сбросил китель и произнес только одно слово:

       – Начнем?

       Поклонившись в ответ, Балк задал встречный вопрос:

       – Каковы правила нашего поединка, господин лейтенант?

       – Мой юный друг, какие правила могут быть на войне?

       – Ну, например, поединок ведется до смерти или до первого ранения? Какое оружие может быть использовано?

       – Какая страна будет владеть этим прекрасным крейсером, это вопрос жизни и смерти, не так ли? А по поводу оружия, вам все же нужна катана? Или что вы имеете в виду? Деритесь, чем хотите.

       – Со своей стороны я обещаю прекратить поединок и оказать вам медицинскую помощь, если ранение не позволит вам продолжать бой...

       – Мичман, не тяните время. Мы будем драться или нет?

       – А по поводу оружия, я только хотел уточнить вопрос использования револьверов, типа этого.

       Масао так и не понял, откуда в руке мичмана материализовался револьвер, но к моменту когда он выхватил меч их ножен, черный зрачок ствола уже смотрел ему между глаз. От самоубийственного рывка с мечом на пулю Масао спас спокойный голос русского мичмана. А также то, что револьвер по дуге отлетел в толпу казаков и русских матросов за мгновение до того, как он прыгнул.

       – Как видите, Россия немного ближе к востоку, чем Британия, мы не столь склонны к обжуливанию противников. И более щепетильны в вопросах чести. Хотя де-юре, после вашего отказа от ограничений на используемое оружие, я мог прострелить вам голову, и, с точки зрения британского джентльмена, не нарушил бы данного слова. На будущее будьте осмотрительнее с белыми противниками, мой любезный лейтенант. И давайте больше не будем пытаться вывести противника из себя до боя. А драться я буду русской шашкой, привычнее, знаете ли.

       Масао, на лице которого опять прочно обосновалась маска невозмутимости, на секунду сорванная яростным порывом самоубийственной атаки, снова коротко поклонился оппоненту, но на этот раз в поклоне неуловимо присутствовало уважение к достойному сопернику.

       "Зараза, и как он это делает?" – завистливо подумалось Балку.

       – Уважаемый мичман Балк...

       "Смотри-ка, а имя-то запомнил, хитрец" – пронеслось в мозгу Василия.

       – ...я рад бы пообещать, что тоже попытаюсь сохранить вам жизнь, но когда на кону стоит судьба броненосного крейсера Японского Императорского Флота, я не могу позволить себе рисковать. К тому же, вы выглядите слишком серьезным противником, чтобы не драться с вами во всю силу. Прошу прощения за мои недостойные попытки над вами подшутить, и приступим, наконец?

       – А и правда! Приступим. Вам, кстати, не кажется несколько сюрреалистичным, что на заре XX-го века судьба новейшего крейсера решается в поединке двух человек на средневековым клинковом оружии, уважаемый Масао-сан?

       В ответ японец в первый раз с момента встречи улыбнулся.

       – Знаете, Балк-сан, мне правда очень жаль, что вы мой враг, и мне придется вас убить. С вами было бы очень интересно поговорить. Но, увы...

       – Ну, как говорят у нас в России, человек предполагает, Бог располагает. Если пройдет по-моему, то еще заболтаемся.

       Мило беседуя, противники прошли к центру котельного отделения номер два, где коридор между котлами расширялся до четырех метров. Там они разошлись на десяток шагов, извлекли клинки из ножен, синхронно, будто неделю репетировали, отсалютовали друг другу (при этом на клинках метались отблески кроваво-красного пламени из топок) и начали медленно сближаться. За ними, затаив дыхание, молча следили болельщики, русские казаки и матросы обоих национальностей.

       Когда противники не защищены доспехами, долгий поединок на мечах, со звоном, парированиями, злобными взглядами друг другу в глаза над скрещенными мечами – это чистый Голливуд. Одного удачного удара достаточно для переведения противника в список "бывших противников". Поэтому поединщики сближались осторожно, медленно и долго.

       Масао держал катану двумя руками, традиционным японским хватом – клинок параллельно полу, рукоять катаны у правого уха, корпус развернут левым боком к противнику, ноги согнуты в коленях. Он справедливо рассчитывал, что европейцу с такой стойкой сталкиваться не приходилось, и имей он дело со своим современником, так оно бы и было.

       Балк, медленно приближался в классической европейской фехтовальной стойке – шашка в правой руке, левая отведена назад для поддержания равновесия при уколе, ноги пружинисто полусогнуты. На то, чтобы убедительно смотреться в этой стойке, Балк потратил не один час перед зеркалом, ибо классическим фехтованием в своем времени не увлекался, а демонстрировать японцу свое близкое знакомство именно с восточными единоборствами не стоило.

       После долгого и медленного сближения на три метра и пары ложных выпадов, проигнорированных невозмутимым Масао, Балк пошел, наконец, в атаку. Он, казалось, поставил все на один укол, причем целью избрал ближнюю, левую ногу противника, выдвинутую в его сторону.

       Масао был неприятно удивлен скоростью, с которой наносил укол его противник, и приятно тем, что тот фактически подставился под коронный японский рубящий удар в шею. Этим ударом его предки-самураи снесли не одну сотню буйных голов за века бурной японской истории. Где-то в глубине души японца молнией промелькнуло сожаление, что чем-то понравившегося ему русского придется все же убить, а тело уже выполняло заученную за годы тренировок до мелочей комбинацию.

       Левая нога по дуге скользит назад и в сторону, заставляя противника еще дальше провалиться в погоне за ускользающей целью, потом на нее переносится основной вес тела, за счет чего в удар вкладывается вся масса тела. Катана описывает красивую дугу и, ускоряясь до немыслимой скорости, несется почти параллельно полу к шее мичмана. Навстречу ей в тщетной попытке отразить удар взлетела ЛЕВАЯ РУКА мичмана, что вызывало в мозгу Масао грустную усмешку (и он считал себя МАСТЕРОМ? Катана снесет и руку и голову, и не особо замедлится, мой прадед как-то перерубил три тела разбойников одним ударом.51 И этот молодой идиот продолжает свой бессмысленный, без головы он мне по ноге все одно не попадет, выпад).

       На чтение описания этого эпизода у читателя ушло раз в десять больше времени, чем он занял. В бою мысль и чувства ускоряются, так же, как и тела. Последнее, что запомнил Масао перед тем, как катана врубилась в предплечье Балка, это выражение его глаз – там не было ужаса или страха! Они были абсолютно спокойны, и к тому же заполнены торжеством и усмешкой.

       За оставшиеся миллисекунды лейтенант успел подумать, что то-ли русский спятил, то-ли он сам.

       А потом катана, ударив в предплечье мичмана... скользнула с МЕТАЛЛИЧЕСКИМ звоном! И в тот же миг, начавшие расширяться от удивления шире предписанного природой глаза японца, затопила ослепительная бело-голубая вспышка! Еще через доли секунды на смену недоумению пришла боль, сначала взорвавшаяся гранатой в ноге, и быстро, как цунами, затопившая все тело и голову... Что-то с размаху врезало по затылку Масао, и последними крохами сознания он понял, что это была железная палуба котельного отделения.

  Глава 2. Гонки эстонских гончих

       Тихий океан у восточного побережья Японии, Сангарский пролив, Японское море, 13-16 февраля 1904 года.

       В полном соответствии с теорией господина Гумилева, пока еще не написанной и неизвестно, имеющей ли шансы на возникновение в текущей реальности, на «Кассуге» сопротивления оказано не было. Действительно, все «пассионарии», а в просторечии сорвиголовы и любители подраться, записались в клуб Кен-до еще на пути в Европу и были распределены на «Ниссин» в Италии, при приемке кораблей. После пары снарядов, положенных комендорами «Варяга» перед носом крейсера (третий выстрел окатил брызгами клюз «Кассуги», за что неугомонный Авраменко получил свою порцию мата от старшего офицера, подзатыльник от командира плутонга и двойную чарку от Руднева) «Кассуга» дисциплинированно легла в дрейф. Высадившаяся со шлюпок призовая партия во главе с Рудневым (больше доверить переговоры было, увы, некому), поддерживаемая молчащими до поры пушками и пулеметами «Варяга», беспрепятственно проследовала в рубку. Там был дан последний и решительный бой за право «Кассуги» ходить под японским флагом.

       – Это пиратство! Чистой воды произвол! – Уже не в первый раз повторял коммодор Ли.

       – Не горячитесь, коммодор, в чем именно вы усматриваете нарушение международного права?

       – Вы, вы... Вы что издеваетесь??! Вы без всякого повода нас остановили, открыли огонь по кораблю, идущему под коммерческим британским флагом. Да вы понимаете, что сейчас подойдет сопровождающий нас крейсер Роял Нейви "Король Альфред", под который вы так нагло вырядили свою посудину, вообще официально утонувшую, между прочим, и сметет вас с поверхности моря за нападение на корабли торгового флота его величества Эдуарда Седьмого.

       "Ну, если честно, то – да, издеваюсь", наслаждаясь моментом, пробормотал себе под нос на русском Карпышев. С момента, когда он, хромая, вошел в салон командующего перегоном, он чувствовал себя чем-то вроде капитана Джона Сильвера на захваченном абордажем фрегате. И вел себя несколько развязно. Вслух же капитан первого ранга его Императорского Величества Русского флота произнес:

       – Нет, что вы. Я искренне не понимаю, чем именно вы не довольны. Ваши корабли остановлены у берегов страны, с которой Россия находится в состоянии войны. Вы командуете двумя крейсерами, которым уже присвоены японские имена, и вы возмущаетесь, что я вас остановил? А насчет "Короля Альфреда", он вас оставил еще до Сингапура именно потому, что Форейн Офис не хочет слишком уж явно вмешиваться в войну между Россией и Японией.

       – Проверьте, наконец, судовые бумаги! Я вам третий раз говорю – я перегоняю корабли в Чили. В Японии у меня бункеровка.

       – Ну, раз вы идете в Чили, то, как только вы выбросите за борт всю военную контрабанду, находящуюся у вас на борту, которая может быть использована Японией в войне против России, можете продолжать путь.

       – О какой именно контрабанде вы говорите??!! Я выкину за борт все, что пожелаете, но не срывайте мне график перегона, умоляю!!!

       Британец, не веря своему счастью и неожиданной уступчивости Руднева, заметался по салону, стараясь одновременно угодить русскому и не спугнуть удачу. Он вскочил, метнулся к бару и, быстрым движением выхватив оттуда бутылку виски, плеснул Рудневу полный стакан отличного шотландского скотча десятилетней выдержки.

       – Ага, а то еще опоздаете, в Чили расстроятся. Я вам тут заранее список приготовил, всего того, что у вас на борту является контрабандой. Десятидюймовое орудие – одно, восьмидюймовые орудия – шесть, шестидюймовые – двадцать восемь, противоминный калибр – тридцать с лишним орудий калибров 75 и 47 миллиметров, с двойным боекомплектом, плюс две с половиной тысячи тонн броневой стали в листах, закаленной по методу Круппа и два таранных носовых шпирона. Если вышеупомянутая контрабанда будет утоплена в море, то в соответствии с международным морским правом ваши корабли могут продолжить свое плавание. К берегам Чили.

       Коммодор несколько раз открыл и закрыл рот, не издав при этом не звука. Решив, что клиент "дошел до кондиции", Карпышев стал его дожимать.

       – Я понимаю, вы должны привести крейсера в Йокосуку, но по не зависящим от вас обстоятельствам это сейчас невозможно. Я, со своей стороны, предлагаю вам на выбор два варианта. Первый, вы отказываетесь со мной сотрудничать, я как могу пытаюсь перегнать захваченные крейсера во Владивосток силами своей команды. Скорее всего, японцы успеют разобраться, куда подевалось их приобретение, быстрее, чем мои люди разберутся в механизмах итальянцев. Тогда вам придется принимать участие в морском сражении, причем вы будете на стороне заведомо проигравшей стороны, а снарядам, им все равно – комбатант вы или нет. Кстати, даже если вы переживете бой, то денег за перегон вам японцы не заплатят, ведь крейсера-то мы при попытке перехвата взорвем. Это я вам гарантирую. А если мне чудом удастся добраться до Владивостока, то вас ждет суд за перевозку военной контрабанды, список прилагается.

       – А что, есть второй вариант? – Явно для проформы спросил погрустневший коммодор, наливая себе уже третий за время беседы стакан виски.

       – Есть. Я реалист. Я понимаю, что без помощи ваших перегонных команд мне довести мои призы до Владивостока практически нереально. Поэтому я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Во-первых, вы и все ваши офицеры и матросы, которые согласятся с нами сотрудничать, получат плату за перегон, полуторную. Естественно, после того, как нам удастся довести крейсера до Владивостока. В довесок к этому вам не будут предъявляться обвинения в перевозке контрабанды. Если вы откажетесь сотрудничать, то я все равно сделаю такое предложение команде и офицерам, я думаю, большинство согласится, им-то все равно, на кого работать, на Россию или Японию, деньги не пахнут, не так ли?

       – И как я вам их доведу до Владивостока? Угля у меня до Йокосуки. Плюс однодневный запас на случай шторма. Японцев из экипажей вы, естественно, заберете, а у меня и так людей нехватка жуткая была, по три часа в день спали, еле-еле сюда дошли.

       – Вместо сорока японцев я вам дам по пятьдесят матросов и офицеров на крейсер. Насчет угля – у меня есть угольщик, на нем осталась еще пара тысяч тонн, до Владивостока хватит с избытком.

       – А кто его будет грузить? Силами вашей команды в море бункеровать два крейсера – это трое суток. Ну, двое, ваши люди поздоровее японцев будут. И это если с погодой повезет. За это время японцы точно начнут поиски, и я опять оказываюсь в центре морской баталии на стороне заведомо проигравших, только суд меня ждать будет не во Владивостоке за контрабанду, а в Йокосуке за попытку продать японские крейсера ее противнику. Спасибо, перспектива не прельщает.

       – Я, пока шел вокруг Японии, отработал систему погрузки угля на малом ходу, сорок пять тонн в час при не слишком свежей погоде на скорости в пять-семь узлов обеспечиваем стабильно.

       – Как? Это даже Роял Нейви не практикует! Невозможно! В море да, борт к борту грузится пробовали, но ни в коем случае не на ходу!

       – Интересная у вас логика, мистер Ли, раз Роял Нейви не практикует, значит, категорически невозможно. Наверно, просто нужда пока ваш Роял Нейви не заставляла. Она, знаете ли, заставит, она же и научит. Угольщик и крейсер идут параллельно, на малом ходу. Пара канатов, один с уклоном от угольщика к крейсеру, по нему груженный мешки скользят на корабль, по второму, с обратным уклоном, пустые мешки едут обратно. Самое трудоемкое – это загрузка мешков в трюме угольщика и их опоражнивание в ямах крейсеров. Причем опустошать мешки можно и после передачи, если погода не слишком свежая, то одну ночь пятьсот тонн угля можно и на палубе продержать. Авось не опрокинемся. Элементарно, Ватсон!

       – Какой Ватсон, мой машинный офицер? Он-то тут причем??

       – Гм. Простите, оговорился.

       "Интересно, а кто у вас радист, Холмс?" Пробормотал себе под нос Руднев.

       – А если канат лопнет? И потом, не всегда же удастся выдерживать натяжение каната, провиснет канат, мешки никуда не поедут, собьются в кучу посредине – и все!

       – На первой погрузке мы утопили примерно треть угля, пока не приноровились. Сейчас теряем процентов пять-десять. Наверное, из-за этих процентов Роял Нейви и не практикует это способ. Но у нас сейчас – "А ля гер ком а ля гер!" Ну а для страховки каждый пятый мешок имеет бечевку, за которую его тянут с крейсера, чтобы не зависал. Один мешок – полтора центнера. Мимо Йокосуки пройти у вас угля хватит, спасибо вам за запасливость, ну и по пути будем постепенно догружаться. Каждый день по пять-шесть часов на крейсер. Таким образом нам до Владивостока угля почти хватит, а там придется на пол дня лечь в дрейф и догрузиться.

       – Но если в Англии узнают, что я командовал перегоном крейсеров во Владивосток после их захвата...

       Руднев весело расхохотался.

       – Коммодор, простите, но вы что, правда, считаете себя центром вселенной? Командовать парадом, простите, отрядом, буду я. Командовать "Кассугой", вернее, уже "Корейцем", будет капитан второго ранга Анатолий Николаевич Засухин, бывший старший офицер канлодки "Кореец". Командовать "Сунгари", бывший "Ниссин", будет Капитонов Сергей Владимирович, бывший капитан "Сунгари". О "Варяге" придется позаботиться капитану второго ранга Степанову Вениамину Васильевичу, моему старшему офицеру, мне хватит забот и об отрядных проблемах. Оба командира сейчас направляются на свои новые корабли, причем каждый с костяком его будущей команды. Вы будете советником, и поверьте, в Англии о вашей роли ничего не узнают. Оплата у нас наличными! Ну что, с командами вы поговорите, или лучше мне?

       – Интересные у вас методы убеждения... Давайте лучше я. Я же их вербовал на перегон, мне и объяснять, что пункт назначения изменился.

       Беседа с командой прошла без эксцессов и неожиданностей. Заартачились лишь два британских офицера – видать, работа на русских за деньги для них была более неприемлема, чем неоплаченный рейс и обвинения в перевозке военной контрабанды. Они, вместе с японской частью команды были препровождены на "Марью Ивановну", где и вынуждены были скучать до конца рейса.

       А потом начался вялотекущий ад.

       ****

       Уголь... Проклятье моряков конца XIX-го – начала XX-го века... Тысячи тонн угля надо засыпать в мешки, на спине вытащить из трюмов угольщика, вечно заполненных туманом угольной пыли. Потом на лодках перевезти на другой корабль, и там долго тащить их по узким коридорам до вечно голодного зева угольной ямы... А через неделю хорошего хода – мочало с начала. Даже с использованием предложенного Рудневым конвейера погрузки (подсмотрен у немецких баз снабжения второй мировой, впоследствии общепринятый способ) для погрузки угля на гарибальдийцев времени не было. Слава Богу, что натянутые канаты позволяли грузиться на малом ходу. Теперь по пол дня один из «Гарибальдей» шел бок о бок с угольщиком, а по связывающим их канатам катились нескончаемой чередой мешки с углем.

       "Варяг" нарезал круги вокруг своих подопечных, как чокнутая овчарка вокруг стада. Он на полном ходу кидался в сторону любого дыма на горизонте или мелькнувшего в дымке паруса. Все посудины, шедшие под японским флагом, топились без разговоров после снятия команды, эта участь постигла три шхуны рыбаков и парочку мелких каботажников. Любой пароход с грузом, предназначенным для Японии, ждала та же участь. Не повезло норвежскому "Слейпниру", ну кто его просил везти в Нагасаки из Аргентины груз селитры и мороженого мяса именно сейчас? Зато в рационах команд говядина наконец-то сменила опостылевшую рыбу с рисом. Нейтралы, не имеющие на борту контрабандного груза, ставились перед выбором – свидание с Нептуном или следование за караваном судов до траверза Владивостока с последующей выплатой компенсации за вынужденный крюк маршрута. Оба встреченных парохода, оказавшиеся "не при делах" – голландец и американец сейчас плелись в хвосте каравана, каждый с дюжиной вооруженных русских матросов на борту. "Охламон" ушел во Владивосток кружным путем, через Татарский пролив.

       Кстати, о конвейере. Когда наутро после захвата "Мари-Анны" Руднев в первый раз попытался объяснить господам офицерам, что именно им предстоит делать, то от него потребовали объяснения нового термина. Вездесущий Балк выручил замявшегося капитана (ну как объяснить о серийном производстве автомобилей, если его пока еще нету?) рассказал старую (для него) хохму об американце Форде, к которому одновременно пришли в гости пять любовниц. Следующие пять минут офицерское собрание не могло нормально функционировать из-за всеобщего сдерживаемого смеха. Руднев все это время сверлил Балка пристальным взглядом, то и дело сам прикрывая рот рукой. Сдерживать удавалось до того момента, как жизнелюбец Нирод, задумчиво глядя в потолок, не выдал со своим фирменным графским грассированием – "Доживу до Владивостока, всенепГемено попГобую!". Так или иначе, но идею господа офицеры усвоили, пусть и каждый своим путем.

       На мостике "Варяга" вяло переругивались два замученных недосыпом человека.

       – Нет, Вась, ну ты мне все же скажи. Ну зачем? Зачем ты ТУДА полез? С голой пяткой на шашку, я имею в виду.

       – Петрович, не начинай, а? Ну тебе что, больше поговорить не о чем?

       – До следующего парохода на горизонте таки да, не о чем. Ты полюбуйся на себя! Как мне сказал доктор, на руке "повязка на небольшом, всего-то полтора дюйма длиной, порезе, сверху слой мази от ожогов, поэтому шикарный синяк вы видеть не можете"! Ну, за каким хреном ты там выпендриваться стал? У тебя и людей было больше, и оружия, и торопиться было некуда... Зачем? Крутизну показать? Кому? Или ты стрелять разучился?

       – Да риска вообще никакого не было! Я же заранее в мастерской сделал наруч...

       – Так ты этот цирк еще и спланировал заранее? Говорите, подсудимый, говорите. Все что вы скажете...

       – Да помолчи ты, балаболка в погонах каперенга! Был бы у нас пиратский фрегат, а не крейсер, тебя бы команда за одну твою привычку перебивать тосты и длинные разглагольствования за борт бы выкинула. Я еще когда ТАМ был молодым, увлекался историческим фехтованием, как из армии меня выперли... А под одеждой его вообще не видно, ну а сделал я его вообще, чтобы над урядником приколоться, еще когда мы тренировались. Видел бы ты его глаза тогда! Прикинь, сначала я сую руку под удар, он думает, что покалечил офицера, а там металлический звон. Ну, извинился я, а потом подумал – чего добру пропадать-то? Ну и взял с собой, на всякий случай. Думал, правда, как припрет, просто рукой по переборке грохну или удар ломом сблокирую, ну, а как все вокруг станет "голубым и зеленым"...

       – А когда это древнерусские наручи стали вдруг вспыхивать синим пламенем? После вмешательства Мерлина, не иначе?

       – И кто же наябедничал? Секаи?

       – Да нет, казаки лапшу нашим матросикам на уши вешали о вашем геройстве, ну и я послушал.

       – Я когда светошумовые делал, у меня грамм пятьдесят магния осталось...

       – Доктор премного благодарен за разоренную фотолабораторию, кстати.

       – Для полноценного пакета этого мало. Ну а для того, чтобы тот, кто лупанет мне по левой руке, ослеп и прифигел – в самый раз. Пару десятков капсюлей распотрошил, полосочку бертолетовой соли как детонатор – и готово.

       – И чего же это ты такой умный уже второй день с повязкой на руке щеголяешь?

       – Да кто же знал, что не очень хорошую сталь эта гадская катана все же прорубает?

       – А мазь от ожогов?

       – Ну ладно. Про то, что магний – это горячо, я забыл. Повесь меня на рее за это, и давай уже прекратим нудить по этому поводу, хорошо?

       – Ты мне так и не объяснил – зачем это тебе понадобилось?

       – С Японией нам по любому надо мириться, и побыстрее. Вот с этого Секаи и начнем.

       – Интересный у тебя метод набиваться в друзья! Прорубить ногу, ослепить вспышкой, оглушить ногой по голове для гарантии, а потом мириться? Если доктор будущего друга спасти успеет, конечно...

       – Не ослепи я его, он бы меня порубил на крупный фарш! Он-то, в отличие от меня, с мечом управляться умеет! А насчет помириться, вернее, найти союзника, – мой способ, может, не самый простой, но зато самый надежный. Сначала побить, а потом не добивать. Великодушие должно быть подкреплено силой! Уж он-то понимает, что добить его мне было проще, чем оставлять в живых. Если хочешь, давай заключим пари, что как только он встанет на ноги, мы с ним начнем фехтовать на боккенах.

       Вялотекущая грызня возле ходовой рубки была прервана криком сигнальщика – "Дым слева по курсу"! Опять колокола громкого боя, опять "Варяг" в клубах дыма увеличивает ход до восемнадцати узлов, на большее без риска поломки его машины уже не способны, и отрываясь от эскадры, несется на пересечку. На баке скатившийся с мостика Балк со своим отрядом сорвиголов усаживается в реквизированный с "Кассуги" катер. Канониры, некоторые из них босиком, прилетевшие из своих коек, куда они только полчаса назад ушли с вахты поспать свои законные пару часов, занимают свои места и готовятся к бою или остановке транспорта огнем.

       Но в этот раз вся беготня оказадась ни к чему. Похоже, фортуна подкинула "Варягу" очередной тест на сообразительность, который нельзя решить с помощью пушек – из-за линии горизонта показался японский пассажирский лайнер "Токио-Мару", обслуживающий линию Сан Франциско-Токио. Он хоть и числится в судовом реестре как потенциальный вспомогательный крейсер японского флота, но не топить же корабль, полный пассажиров!

       И прет это Мару, [52]52
  Постоянное повторение Мару в названиях японских судов – дань старой японской легенде. По ней, чтобы отпугивать морских демонов, на носу корабля должны были быть нарисованы глаза. Поэтому на носу всех японских кораблей долго рисовали круги (по японски мару). Но потом, в целях экономии краски, практичные японцы решили, что с демонов хватит и просто слова мару в названии. И так испугаются.


[Закрыть]как назло, на пересечку курса «Корейца» с «Сунгари», которых ему видеть ни в коем случае нельзя. Приходится бедному «Варягу» разворачиваться, нестись обратно к подопечным, сигналить о срочной смене курса и обходить досадную помеху со стороны моря. Потеря нескольких часов времени, десятков тонн так тяжело перегруженного угля, и бессчетного количества нервных клеток, сгоревших в бесплотных попытках угадать – разглядели на японце, кто от них удирал, или нет? А если не разглядели, доложат по прибытию о подозрительном крейсере и дымах на горизонте или нет? А если доложат, какие меры примет японское командование? Куча вопросов, на которые нет и не может быть ответа...