Текст книги "Мауи и Пеле держащие мир"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 81 страниц)
– Знаешь, Снэрг, это все выглядит страшненько, но ведь проконсул прав. Наша главная задача: получить тайм-аут до весны, чтобы перевооружиться и реформировать флот.
– Вот-вот! – ответил капитан-лейтенант, – Перевооружиться! А знаешь, как Визард Оз подходит к вопросу перевооружения? Он вытаскивает на экран кучу моделей военной техники, от авианосца, атомной субмарины и сверхзвукового истребителя до каких-то пластмассовых игрушек, и начинает считать сценарии размена. Получается результат: настоящая военно-морская техника менее выгодна, чем те же «ночные говновозы».
– Ты обещал рассказать, что это такое, – напомнил Ахоро О'Хара.
– Да. Я к этому и веду. Ты знаешь, каким оружием сейчас ведется танкерная война?
– Знаю. Я даже был на тренингах, которые проводила команда Рут Малколм. Если я не ошибаюсь, смысл в том, что с обычного любительского парусника ночью запускаются пластмассовые авиамодели-электроходы, заряженные стаканом фосфорной огнесмеси.
– Это устарело, – сказал Снэрг, – новая тактика такая: 60-футовый как бы любительский катамаран – фрегантина несет две маленькие спортивные лодки – гоночные болиды с воздушным винтом и небольшими крыльями для движения на воздушной подушке.
– Экранопланы «морской конек», – сказал магистр.
– Да, именно так. «Морской конек», это средство доставки. У него автономность чуть больше суток. Но за это время он может уйти на полторы тысячи километров от своей фрегантины – носителя, послать фосфорные авиамодели в мишень, вернуться к своей фрегантине, и снова превратиться в как бы безобидную спортивную лодку.
Магистр Ахоро покивал головой, долил кофе в обе чашки и констатировал:
– Теперь я понимаю, что Визард Оз действует здесь на западе практически по тому же принципу, что претор Октпо и доктор Упир на востоке. Но у них работает интуиция, а Визард Оз считает варианты, как… Мм… В компьютерной игре.
– Война, все же, не игра, – заметил выпускник Вест-Пойнта, – что мы будем делать на пластиковых игрушках, если янки, французы и австралийцы введут в нашу акваторию настоящие боевые корабли? Успех «ночных говновозов» с новозеландским фрегатом «Нимбел» вряд ли можно тиражировать. Теперь враг будет держать ушки на макушке. Больше не удастся спалить боевой корабль игрушечными самолетиками. Ведь так?
– Что – так, Снэрг? Ты предлагаешь мне угадать ответ проконсула на этот вопрос?
– Да, – подтвердил капитан-лейтенант, – я бы очень хотел услышать твою версию.
– ОК. Вот версия. Наш флот не будет сражаться с вражескими тяжелыми кораблями. Никаких силовых стычек лоб в лоб. Наш флот просто обойдет их и ударит по мирным объектам врага. Не только по танкерам и сухогрузам, но и по береговой линии. Порты, нефтяные платформы, и даже прибрежная городская застройка. Помогут ли врагу эти тяжелые корабли при таком варианте размена ресурсов?
– Так… – произнес Снэрг, – …Ты уже успел обсудить это с Визардом Озом.
– Нет, я просто следую тренду его логики. А ты с ним это обсуждал?
– Нет, Ахоро. Я только собирался. Но, после твоего ответа, незачем спрашивать. Я уже получил ответ. Лучше я спрошу его, зачем нам остров Реннелл.
– Реннелл? – удивился Ахоро, – Остров, что в 200 км к югу от Гуадалканала?
Капитан-лейтенант утвердительно кивнул.
– Да. Большой плоский лесистый коралловый остров, площадью около 600 квадрат-км, вытянутый почти на 90 км, с востока изрезанный заливами и лагунами, включая очень большую слабо-соленую лагуну Тегано. Население Реннелла всего 1800 человек, они обитают в дюжине маленьких деревень и, в общем, находятся на первобытном уровне. Правда, есть несколько австралийских полицейских станций, аэродром и госпиталь и христианская миссия, но зачем это нам надо на текущей фазе войны?
– Реннелл… Реннелл… – задумчиво произнес магистр, – в 60 км южнее Реннелла очень богатые рыбные банки и длинная цепь неглубоко погруженных атоллов. Но вряд ли это причина. А вот история может быть причиной. Там в начале 1943 года японцы нанесли флоту янки серьезное поражение, последнее в той войне.
– Да, я знаю. В Вест-Пойнте мы проходили эту битву. Но теперь-то что?
– Теперь, Снэрг, это спящий символ, который, я полагаю, Визард Оз хочет разбудить.
Снова сделав паузу, чтобы отхлебнуть кофе, Снэрг спросил:
– Ты думаешь, что Оз намерен разбудить символ поражения американо-австралийской коалиции, чтобы вызвать удар противника по острову Реннелл?
– Да, – подтвердил Ахоро, – с учетом сказанного, такая идея выглядит очень логично.
– …Значит, – продолжил выпускник Вест-Пойнта, – речь идет о силах Австралии. Так?
– Вероятно, так, – согласился магистр, – ведь у США нет баз поблизости от Реннелла. А австралийская база Таунсвилл всего в тысяче миль к юго-западу от этого острова.
– …И, значит, – продолжил Снэрг развивать свою мысль, – оффи Австралии отправят к Реннеллу военно-экспедиционный корпус. Там этот военный корпус попадет в заранее расставленную ловушку и понесет критические потери в живой силе. Так?
– Вероятно, так, – снова согласился Ахоро.
– Так, – Снэрг скрестил пальцы над столом, – значит, результатом будут тысячи убитых австралийских парней. «Уничтоженный ценный ресурс врага», как говорит Оз.
– Вероятно, так, Снэрг. Хотя, я полагаю, что проконсул рассчитывает еще и на ударный социально-психологический эффект. Ведь то, что ты сейчас сказал, будет воспринято в Австралии, как национальная трагедия, можешь мне поверить, я ведь австралиец.
– Черт возьми, Ахоро! Ты австралиец, и ты спокойно говоришь об этих австралийских парнях, которые попадут в мясорубку Оза?
– …Который сам тоже австралиец, – уточнил магистр, и спросил, – а в чем проблема?
– Алло! Ахоро! Ты правда не видишь проблемы?
– Не вижу, Снэрг. В Австралии армия контрактная. Кто не хочет, тот туда не идет, а кто захотел, тот осознанно выбрал рискованную службу аппетитам империализма.
– Это отговорка! – возразил капитан-лейтенант, – просто отговорка. Что они понимают, вчерашние школьники? Я не так давно тоже был такой идиот! И если мы убьем тысячу мальчишек, то разосремся со всеми двадцатью пятью миллионами австралийцев! Этот гребаный остров Реннел будет потом торчать, как клин между нами и ними!
Магистр Ахоро О'Хара резко вскинул ладонь, останавливая собеседника.
– Отличная идея, Снэрг! Отношение к нам со стороны обычных австралийцев, это тоже ценный ресурс. Скажи об этом проконсулу.
– Черт! Ахоро! Ты тоже начал говорить, как в компьютерной игре.
– Я, – ответил магистр, – начал говорить в терминах, которые воспринимает Визард Оз. Придерживайся и ты этих терминов, и Оз тебя поймет правильно. А если ты начнешь излагать абстрактный гуманизм, то он либо тебя не поймет, либо, что хуже, он с тобой согласится, и тогда мы потеряем крайне перспективного флотоводца, потому что без наплевательского отношения к абстрактным людям, Визард Оз не сможет работать. Я понятно изложил, или надо разжевывать?
– Ты понятно изложил, – ответил капитан-лейтенант, – считай, я твой должник.
– ОК, – магистр подмигнул, – поставишь мне как-нибудь в пабе кружку хорошего эля.
…
*26. Военная инженерия вокруг глубокого ретро
8 декабря. Атолл Абариринга (Юго-восток архипелага Феникс, Центральный Кирибати).
Абариринга – крупнейший атолл в архипелаге Феникс. Габариты барьера – 5x11 км, а ширина северного участка барьера – полкилометра. Тут в 1940-х годах был построен военный аэродром США. В 1979-м аэродром стал владением только что созданной Республики Кирибати, а потом был заброшен. В начале 2010-х последние полсотни аборигенов, оставшиеся без снабжения, эвакуировались, и заброшенным стал весь атолл. Аэродром и поселок пришлись очень кстати бизнесменам Великой Кокаиновой тропы. Формально аэродром был выкуплен у правительства Кирибати неким «Рыболовным кооперативом», и тут возникла нелегальная перевалочная база (терминал море – воздух) для «странных» грузов. Чуть позже к этому добавилась ремонтная мастерская. Владельцем всего хозяйства являлся некто Ашур Хареб, уроженец Южного Судана, лидер команды с Африканского Рога. В зависимости от вкуса и стиля, можно было назвать эту команду «архаичными морскими торговцами» или «продвинутыми сомалийскими пиратами».
В конце октября к «сомалийским пиратам» тут присоединились сальвадорские «алюминиевые революционеры» – квалифицированные портовые гастарбайтеры, ранее трудившиеся на атолле Тинтунг. Это называется «плановое перераспределение военно-продуктивных сил революции». Очень скоро ремонтная мастерская дополнилась фабрикой по производству аэроконденсаторов – «акварконов». Для жизни на атоллах, где нет естественной пресной воды, аппараты такого класса необходимы. Есть немало видов аэроконденсаторов, и «акваркон» – один из них. Двухметровая пластиковая емкость, в которую встроен змеевик с потоком хладагента. Атмосферный воздух прокачивается через емкость, резко охлаждается и из него выпадает роса. Кажется просто, но, попробуйте организовать производство таких аппаратов на атолле, где нет почти ничего (кроме дюжины пальм, старого поселка, аэродрома, и примитивной мастерской), и где к тому же надо маскироваться (война, между прочим!). Эта задача выглядит неразрешимой. И все-таки команда сальвадорцев – «латино», лихие потомки испанских авантюристов и северных ацтеков, сумели это организовать, поскольку уже освоили принципы работы на задворках Океании.
А если смотреть сверху, то казалось, что на атолле так и прозябает рыбацкий кооператив из полутора сотен нищих субъектов. Они живут в полуразвалившихся хижинах, промышляют на нескольких старых баркасах, а улов у них берут перекупщики с новозеландского Токелау. От Абариринга до Токелау 700 км на юг, три летных часа на китайском биплане Y-5 (он же AN-2 «Кукурузник»). Если есть особый улов (рыба-меч, или рыба-парусник, или крупная акула), то перекупщики «сувенирных рыб» прилетают на грузовых авиа-такси откуда угодно…
…Сейчас в небе над Абариринга маневрировал такой грузовичок «Miles Aerovan», британская рабочая лошадка образца 1945 года. И со стороны было заметно, что за штурвалом не профи.
– Норна!.. – произнес инструктор, улыбчивый и спокойный 27-летний креол.
– Что я опять делаю не так!? – с ноткой обиды спросила 24-летняя девушка, тоже креолка.
– Это, Норна, зависит от того, что ты хочешь сделать.
– Я хочу посмотреть плафер в лагуне. Ты знаешь, что такое плафер?
– Да, знаю, планктонная ферма по схеме доктора Упира, километровое болотно-зеленое пятно в западном секторе лагуны. А теперь встречный вопрос: ты знаешь, что такое инклинометр?
– Ну, это указатель поворота и скольжения вот он… Ой!
– Не дергайся, – сказал инструктор, предугадав движение девушки, и положив руку на штурвал поверх ее руки, – повторяй мое движение… Вот так… Теперь объясняю: когда ты пытаешься облететь объект по слишком маленькому кругу, возникает разворот со скольжением на крыло, интересный маневр, только не для начинающих пилотов на малой высоте. То крыло, которое, которое смотрит к центру разворота, движется медленнее, следовательно на нем уменьшается подъемная сила, и есть риск провалиться… Вот, теперь мы летим ровно. Не нервничай, просто прекращай лишние маневры и заходи на лэндинг.
– Уф! – выдохнула Норна, – Ты, Гиена, меня напугал, а теперь говоришь «не нервничай»!
– А ты учись сразу брать себя под контроль после испуга. Это важно.
– Ладно-ладно, я учусь… Ну, как, я правильно все делаю?
– Пока да… А вот сейчас уже нет. Ты или проскочишь полосу, или сделаешь «козла». Давай, заходи на второй круг. Только не жадничай, пусть круг будет длинным, а я тебе расскажу, что значит: «козел». Это когда ты не соблюдаешь условия скорость-угол, и после касания полосы машину подбрасывает на воздушной подушке, образующейся под крыльями. Подбрасывание приводит к потере воздушной подушки, и машина шлепается обратно на полосу. Но тогда эта подушка снова образуется, и машину снова подбрасывает. Прыг-прыг-ебс! Поняла?
– Поняла… Гиена, а сейчас у меня правильные условия?
– Сейчас правильные, – успокоил инструктор, – не напрягайся и делай лэндинг.
«Miles Aerovan» чувствительно стукнул колесами по грунту, но без подпрыгиваний прокатился по полосе, и затормозил на парковке рядом с несколькими моторными дельтапланами.
– Оценка «удовлетворительно», – заключил инструктор, – я надеюсь, ты почувствовала разницу между этим (он постучал по стенке фюзеляжа) и этим (он показал пальцем на дельтапланы).
– Я почувствовала, а вот издеваться не надо. Кстати, mauru-roa, Гиена.
– Aita pe-a, – он улыбнулся, – давай, знакомь меня с сомалийскими пиратами-изобретателями.
* * *
Пилот-инструктор Гиена Ларсен увидел «сомалийских пиратов», едва выйдя на трап. Простые ребята: парни и девушки нубийской расы, одетые только в набедренные повязки (одинаковые по фасону, но с разными яркими орнаментами), уже открыли багажный отсек самолета. Не считая необходимым что-либо спрашивать, они начали выгружать контейнеры, привезенные с атолла Бутаритари – западного транспортного узла Кирибати. Контейнеры были по полцентнера весом, поэтому легкость, с которой ими оперировали даже девушки, вызывала естественное уважение к физподготовке команды «рыболовного кооператива». И тут Ларсен взглядом выделил из группы грузчиков девушку более хрупкой комплекции и с другим оттенком кожи. И, он заметил, что на груди у нее, резко контрастируя со смуглой кожей, поблескивает серебряный свисток (а точнее – боцманская дудка на шнурке). Норна, обратив внимание на его взгляд, хихикнула и сообщила:
– Это инженер Хешке Дорадо из Акахутла-Эль-Сальвадор, сейчас познакомлю.
* * *
Хешке Дорадо – типичная уроженка центрально-американского побережья, очень подвижная, круглолицая, с рельефно-мягко выступающими скулами, и миндалевидными карими глазами, казалась хрупкой только на фоне монументальных нубийских девушек. А без этого фона она выглядела довольно крепко сложенной.
– Норна, я испугалась, когда самолет заскользил на крыло! – сходу объявила она, – Гиена, я не понимаю: почему ты сразу не вмешался?
– Ну, если не позволять курсанту опасных маневров, как он научится чувствовать опасность?
– Мм… – сальвадорка задумчиво провела указательным пальцем по своим губам. – …Мне-то казалось, что такие фокусы курсантам разрешают только на компьютерных тренажерах.
– Верно, Хешке, некоторые гражданские инструкторы идут по такому пути, но моя профессия: готовить не совсем гражданских летчиков, а скажем так, партизанских.
– А его хобби: охота с рапирой на крупных акул, – как бы по секрету сообщила Норна.
– С рапирой на крупных акул? – переспросила сальвадорка, – Тогда понятно. Ну, теперь идем, я покажу, что изобрела сомалийская юниорка Уззу. Меня реально торкнуло, и Макрина тоже.
– Кто такой Макрин? – спросил Гиена.
– Макрин Толедо, технолог, – пояснила Норна, и спросила у Хешке, – а где Кабир Хареб?
– Он полетел на Токелау, скоро вернется. Ну, идем уже в цех смотреть ретро-субмарину.
– Э… – Гиена Ларсен огляделся, – …Я ни фига не понял. Где цех? И какая субмарина?
– Вот же цеха, – пояснила сальвадорка, махнув рукой в направлении длинных куч мусора, или точнее, тех объектов, которые казались кучами мусора, высотой в три человеческих роста. Тут Ларсен сообразил, что это ангары, затянутые камуфляжной сеткой, украшенной для большей убедительности, бурыми тряпками, пальмовыми ветками, и кипами высохших водорослей.
…Внутри цеха-ангара имелась современная кран-балка, и ультрасовременный ротационный термопласт-автомат, практически – робот для изготовления крупногабаритных полых деталей. Ларсен проследил взглядом, как одно изделие (емкость для аппарата «акваркон») плывет под потолком на зацепе кран-балки к участку монтажа змеевиков. Потом он обратил внимание на другое изделие, также двухметровую емкость, но не цилиндрической, а эллипсоидной формы, похожую на циклопическую армейскую фляжку с крышкой размером, как большое ведро. Но зачем фляжке (пусть даже циклопической) нужен широкий гребной винт и лодочный руль?
– Э… – Гиена Ларсен улыбнулся и почесал в затылке, – …Если эта фляжка-переросток, как бы, субмарина, то я чего-то не понимаю в жизни.
– Мы сейчас все объясним, amigo, – сказал один из «латино», примерно ровесник Ларсена.
– Это технолог Макрин, – негромко пояснила Норна.
– …Все началось с того, – продолжил технолог, – что Уззу выкопала в Интернете современную техническую документацию по одноместной первобытной микро-субмарине.
– Ну уж не первобытной, – встряла Хешке, – все-таки последняя четверть XVIII века.
– Ладно, – Макрин махнул рукой, – я не историк, пусть это не-первобытная субмарина. Просто, примитивная до ужаса. Главный прикол в том, что она геометрически близка к нашей базовой продукции, а это мотивирует. И мы собрали wafanyakazi halmashauri.
– Что-что? – переспросил Ларсен.
Хешке и Макрин заражали, довольные своей шуткой. Потом Макрин пояснил:
– Мы тут отчасти перешли на суахили. Сомалийские ребята более-менее знают английский, но родной язык им, конечно, удобнее. Поэтому мы тут создаем свой интернациональный сленг, и рабочим проще. А когда вся команда участвует в поиске технико-экономических решений, то получается результат. Не знаю, как объяснить теоретически, но на практике это проверено.
– Я понял, – Ларсен кивнул, – это принцип «teian-sho no teishutsu ni kanshin».
– Э-э… – протянула Хешке, удивленно поморгав своими экзотически-прекрасными глазами.
– Интерес к подаче предложений, – невозмутимо перевела Норна, – японская система, которая мотивирует рабочих на подачу большого числа предложений, вне зависимости от значимости каждого отдельного предложения. Каждое предложение обсуждается с мастерами, и если это предложение содержит хоть что-то полезное, его незамедлительно реализуют. Главная выгода получается не из суммы таких предложений, а из настроя рабочих. Благодаря настрою, можно опереться на коллектив рабочих, когда надо обсудить какую-то новую идею со всех сторон. В Японии этот принцип применялся в «эру экономического чуда», четверть века после войны.
– Э-э… – снова протянула сальвадорка-инженер, – А что потом?
Норна равнодушно пожала плечами.
– Потом был нефтяной кризис 1970-х, и началась глобальная бюрократизация. Зато, японские менеджеры написали несколько очень толковых книжек про «эру чуда». Мы пользуемся.
– Значит, – заключил технолог, – мы в чем-то изобрели велосипед. Но, видимо, не во всем. Мы, например, включаем в обсуждение коллективы похожих мини-фирм. Видимо, этого не было в Японии того периода. Общедоступные компьютерные сети появились только в 1980-е годы.
– Точно, – сказал Ларсен, – в «японском чуде» не было ни сетей, ни «вавилонского принципа».
– Впервые слышу про такой принцип, – признался Макрин.
– Это, – пояснил пилот-инструктор, – шутка на темы библейских мифов. Типа, в древности бог заколдовал людей, чтобы они говорили на разных языках, и не понимали друг друга, Так что вавилонский мега-проект башни до неба так и не реализовался. А «вавилонским принципом» теперь называют организацию взаимопонимания в команде между людьми с разной историей, языком, привычками. Например, то, как вы интегрируете суахили в свою рабочую практику. Я думаю, что в нерабочее время тут у вас тоже уже что-то типа общего быта и обычаев.
– Примерно так… – Макрин кивнул, – …выходит, вы не хуже нас понимаете, как решают такие задачи. Лучше я вам покажу практику. По моему сигналу засекайте время, и увидите, как наша команда может делать мини-субмарины. Тест-драйв одного цикла. Готовы?
– Да, готовы, – синхронно отозвались гости, глядя на свои часы.
Макрин снова кивнул, и поднял правую руку высоко над головой.
– Внимание, на площадке! Сейчас работаем аккуратно, без спешки, но под хронометраж. Пункт управления – загрузите программу «Черепаха». Пункт монтажа – действия по сценарию «Ти».
Работники цеха, четверо «латино» и шестеро «нубийцев» (которые, в отличие от публики во «внешнем секторе», были одеты не в набедренные повязки, а в комбинезоны-фартуки), очень спокойно выполнили некое перестроение, едва заметное для непосвященного наблюдателя.
– …Три… два… один… старт! – скомандовал Макрин. И покатилось дело…
…Смотреть на производственный процесс было любопытно. Ларсен раньше не видел таких формовочных роботов в деле (но участвовал в их контрабандной закупке и транспортировке с Тайваня). Троим бойким мальчишкам, сомалийцам-тинэйджерам, устроившимся на толстой вентиляционной трубе, тоже было интересно. Конечно, они видели все это уже не раз, но их завораживала технологическая магия. Вот зеленая вязкая масса переползает из фидера в люк-приемник ротационной машины. Вот центральный модуль начинает набирать обороты, и ряд полосок на его боку сливается в сплошной рисунок. Вот модуль тормозится, останавливается, раскрывается, как устрица, и оператор кран-балки зацепляет изделие. Дальше изделие едет к сборочному участку, и там группа рабочих монтирует навесные элементы…
… – Пятьдесят две минуты, можете проверить, – заключил Макрин Толедо.
– Внушает, – признался Гиена Ларсен, – скажи, Макрин, а можно посмотреть тест-драйв?
– Да, но только после заката. В светлое время суток здесь под открытым небом бывает только рыбалка. Мы же рыболовный кооператив, ты в курсе, бро?
– Понятно. Ну, после заката, это нормально, Норна?
– Нормально, – молодая директор инноваций Народного флота кивнула, – а пока, хотелось бы пообщаться с автором проекта, если нет возражений.
– Это разумно, – сказала Хешке Дорадо и призывно помахала рукой, – Уззу, заканчивай там, и займись гостями, ОК? Это офицеры из штаба насчет «Черепахи». Заодно покажи им плафер.
– Не вопрос, – откликнулась девушка-сомалийка, работавшая на участке сборки, – я сейчас.
Завершив какие-то действия с монтажом продувочного вентилятора на очередном экземпляре «акваркона», Уззу хлопнула по рукам с парнем-соседом по участку, и обменялась с ним парой коротких фраз, после чего направилась к гостям.
– Маскировка, – лаконично произнес Макрин Толедо.
– Я помню, – ответила юная сомалийка, сняла свой комбинезон-фартук, сложила и пихнула в шкафчик у стены (где стоял блок из таких шкафчиков). Далее она облачилась в набедренную повязку с орнаментом, посмотрела на себя, используя гладкую дверцу шкафчика, как зеркало, показала себе язык, повернулась, и объявила:
– Я готова, можно идти.
* * *
На вид, девушке было немного меньше 20 лет, а двум мальчишкам, тоже сомалийцам, которые играли в какую-то игру вроде шашек под навесом у пирса, наверное, не было и 16 лет. Так что, девушка явно была главной. Хотя тон приказа выглядел скорее по-родственному.
– Hoja mashua, kwenda rasi.
– Sasa hivi? – спросил один из мальчишек.
– Ndiyo, unaweza kuona, wageni wanataka kuona, – ответила Уззу.
– Wazi, – констатировал второй, и оба, поднявшись с грунта, двинулись к ближайшему из ряда баркасов, стоявших у пирса. Уззу повернулась к гостям и пояснила.
– Это Тэшэ и Кунэ. Я им сказала заводить лодку, и сказала, что это надо сделать прямо сейчас, потому что гости хотят смотреть лагуну. Тэшэ и Кунэ толковые, но чуть-чуть ленивые, как все нормальные люди.
– Классный афоризм, – оценил Гиена Ларсен.
– Что? – удивилась она.
– Афоризм, – повторил он, – короткие меткие слова про жизнь.
– Я знаю, что такое афоризм. Но что я такого сказала?
– Ты сказала: «толковые, но чуть-чуть ленивые, как все нормальные люди».
– Ты, – добавила Норна, – назвала два очень важных свойства нормальных людей.
– У-у! Прикольно! Ну, идем на баркас. Мы покажем вам сначала плафер, а потом лагуну. Вы, наверное, думаете: «что такого мы не видели в лагуне?». Но вы зря так думаете. Эта лагуна особенная. Тут есть большой коралловый сад даже красивее, чем на Палау.
– Красивее, чем на Палау?! – удивился Гиена Ларсен, (ему, по взгляду с поверхности, атолл Абариринга показался довольно безликим и типичным), – Ну, тогда точно надо посмотреть!
– Аende! – приказала Уззу, и, когда баркас тихо отошел от пирса, гордо произнесла, – сейчас я расскажу про субмарину «Черепаха», и про то, как я нашла готовый проект, да!
* * *
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ. Секретное оружие американского сепаратизма.
Когда в 1775 году началась война за Независимость США, Дэвид Буншел, школьный учитель из Коннектикута, изобрел первую в мире боевую субмарину под названием «Черепаха». Эта штука действительно напоминала макет панциря двухметровой черепахи, сделанный из досок на манер деревянной бочки. Но, в отличие от живой черепахи, эта маленькая субмарина плавала головой вверх, хвостом вниз, и боком, в смысле – один боковой край панциря был носом (и там стоял гребной винт с педальным приводом), а противоположный край был кормой, и там стоял руль. Поразительно, но эта микро-субмарина на педальном ходу и с простейшим водно-балластным устройством регулирования глубины погружения оказалась весьма надежной. Летом 1776-го «Черепаха» совершила два скрытных рейда в Гудзоне с целью атаковать британскую эскадру. Рейды не принесли результата только из-за неудачной конструкции минного вооружения. Для исходной модели все этим и закончилось, но в конце XX века для субкультуры стимпанк эта «Черепаха» превратилась в одну из культовых ретро-машин (хотя не имела парового движка). Начался поиск оригинальной документации. Наконец, в 2003-м группа энтузиастов построила действующую реплику «Черепахи». ТТХ микро-субмарины подтвердились. Она погружалась, всплывала, и давала 3 узла (5.55 км в час), что для мышечного привода (т. е. для мощности половина лошадиной силы) очень достойно. А цена производства такой подводной игрушки в условиях «гаражной сборки» из современного пластика оказалась сказочно-низкой…
* * *
Мало кто тогда отметил еще две особенности «Черепахи»: ее медленный винт обеспечивает бесшумность движения, а размер и форма ближе к какому-то биологическому объекту, чем к классической современной субмарине. Два этих свойства вместе означают невидимость для средств обнаружения субмарин, которыми снабжены современные боевые корабли.
* * *
Гиена Ларсен почесал в затылке и напрямик спросил:
– Сначала тест-драйв с водителем-человеком, а потом вместо человека будет бортовой комп и электромотор, и корпус будет набит взрывчаткой. Так?
– Да, так! – юная сомалийка энергично кивнула, – Ни один корабль не выдержит взрыва тонны аммонала вплотную под днищем! А как ты догадался?
– Ну, я увидел микро-субмарину, и сопоставил с тем, что мы с Норной привезли вам свободно-программируемые процессоры-автопилоты, сервоприводы и движки на полкиловатта. А теперь встречный вопрос, Уззу. Как ты додумалась до такой подводно-диверсионной машинки?
– Вот как, – ответила она, – мне было где-то шесть лет, когда дядя Ашур, купил меня на рынке в Галмудуге. Бывшая семья продала меня дешево, думали, я все равно не выживу. А дядя Ашур привез меня домой, и сказал: «будешь учиться». Я училась вместе с Кабиром, это второй сын Ашура, моложе Хубала, но старше меня, и с Ирис, это старшая дочка Ашура, моложе меня. Мы втроем быстро научились интернет-серфингу. А теперь я таким путем нашла «Черепаху».
– Хэх… – Гиена снова почесал в затылке, – …Много info сразу. Галмудуг, это в Сомали?
– Да! – Уззу кивнула, – Про то, как я нашла проект микро-субмарины по интернет-серфингу, я расскажу, когда мы пойдем от плафера к большому коралловому саду. Сейчас мы пришли к плаферу, можно посмотреть все, что вы хотите. Можно даже зачерпнуть оттуда ведром.
* * *
Человеку, далекому от прикладной планктонной экохимии, было невозможно понять восторг Норны. 24-летняя директор инноваций Народного флота медленно и мечтательно перетирала в ладонях комок болотно-зеленой субстанции, трепетно прислушивалась к тихому скрипу.
– Слушай, – окликнул, наконец, Гиена Ларсен, – что такого конкретно в этом планктоне?
– Хитин-эритрит, – ответила она.
– Хэх… Хитин-эритрит… Хитин, это у всяких креветок и жуков, а эритрит… Хэх…
– Хитин-эритрит, – пояснила Норна, – это вещество органического панциря динофитоидов.
– Хэх… А я правильно понял, что это те микро-водоросли, комок которых у тебя в руках?
– Верно, Гиена. Теперь угадай: какое сырье перерабатывает термопласт-автомат в том цеху?
– Ну… Я думал, это какой-то гранулированный полиэфир, но если ты спросила, то, видимо это хитин-эритрит из панцирей вот этих микро-динозавров.
– Не динозавров, а динофитоидов. Кстати, ты не сильно ошибся и в своей первой версии. Если смотреть на химическую классификацию, то хитин-эритрит, это полиэфир-полисахарид.
Пилот-инструктор хмыкнул, и посмотрел на другой баркас, который медленно двигался вдоль ограждения плафера, всасывая планктонную массу через шланг, брошенный в воду.
– Ага. Надо думать, что этого сырья у здешнего кооператива чуть больше, чем до хрена.
– Я думаю, – ответила Норна, – тонн десять-пятнадцать в день. А вообще, плаферы в лагунах это только начало. Надо учиться строить их в открытом океане. Не смотри удивленными глазами. Я понимаю, Гиена, ты готов заявить: «это бред, первый же шторм раздраконит такой плафер».
– Хэх! Заметь, Норна, не я это сказал.
– Ты очень громко подумал, – Норна подмигнула, – так вот, я ставлю кубометр янтарного рома против кружки пальмового пива, что через пять лет мы решим эту техническую задачу.
– Кубометр янтарного рома, это серьезно, – сказал Ларсен, – а что считать решением задачи?
– Я тебе скажу, что: плафер радиусом три мили в открытом океане. Ну, как?
– Хэх! Это почти сто квадрат-км площади, ты в курсе?
– Я знаю арифметику, Гиена. Ты принимаешь пари, да или нет?
– Да. И считай, весь авиа-эскадрон Пелелиу в тебя уже влюблен. Столько рома на халяву!
– Не забудь про мою кружку пива, – съехидничала Норна в ответ.
– Может быть, – вмешалась Уззу, – поедем уже смотреть большой подводный сад?
– Хорошая идея, – заметил Гиена Ларсен, а Норна подтвердила согласие коротким кивком.
* * *
Дно лагуны Абариринга имеет структуру, напоминающую огромные пчелиные соты. В центре каждой соты глубина достигает 6 метров, а их границы погружены всего на метр-полтора. Тут обитают причудливые существа, крупные и мелкие, оседлые и подвижные, ярких расцветок, с пестрыми узорами, и невероятными формами тела. Не сразу поймешь, где тут животные, а где растения. Если сравнить эти композиции с каким-нибудь фантастическим фильмом о жизни на других планетах, то еще вопрос, которая из двух картин выглядит более удивительной… Гости поныряли вдоволь и, хотя Гиена Ларсен не признал, что здесь подводный мир красивее, чем на Палау, но прекратил настаивать на противоположном утверждении. Потом в небе над атоллом появился биплан – «кукурузник» веселого ярко-лимонного цвета, и Уззу радостно объявила:
