Текст книги "Мауи и Пеле держащие мир"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 81 страниц)
– Я не маленькая! Представляю! И штурвал я умею держать, и стрелять умею, ясно?
– Блин, на фиг, – проворчал Корвин, и повернулся к Гремлину, – что скажешь?
– Решай сам, – ответил тот, – ты спец по авиации, тебе виднее.
– ОК! – Корвин хлопнул ладонью по столу, – Но слушай, Рут, у меня жесткое условие, которое не обсуждается. В деле исполнять мои приказы сразу и без пререканий. Ну?
– Ну, – эхом откликнулась 18-летняя креолка, – понятно, что так. Давай, полетели.
* * *
Через полчаса, автожир «Hopi», спущенный на воду с палубы катамарана «Аруиаруи», вылетел на северо-запад. Некоторое время Корвин пилотировал в тишине. Рут о чем-то думала, сосредоточенно двигая кожей на лбу. И лишь потом она задала вопрос:
– После Футуна мы летим на Тараву, вытаскивать Норну, так?
– Почти так, – ответил он, – вытаскивать будут красные гренадеры капо Коломбо. Наша задача: вместе с аэромобильной милицией Тувалу-Нукуфетау, обеспечить «воздух».
– Хе-хе. Интересно! Про пилотов с Нукуфетау я слышала. А кто такой капо Коломбо?
– Это лидер красных гренадеров. Коломбо воевал на острове Борнео за филиппинских сепаратистов северо-восточной зоны, против федеральной армии Малайзии, потом на Филиппинах, в округе Минданао – за красную фракцию хуки против правительства и против мусульман моро. А теперь красные гренадеры воюют за Великую Хартию.
– А почему, – спросила она, – этого лидера прозвали Коломбо?
– Это в честь международной организации «Коломбо-План». Ты слышала про такую?
– Нет, а что это?
– Это межправительственное сборище стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в духе финансового неоколониализма. Штаб квартира – в Коломбо, столице Шри-Ланки.
– Хе-хе… А при чем тут лидер филиппинских красных гренадеров?
– Ну, просто он отрезал головы нескольким крупным чиновникам этого сборища.
– Что?! Он отрезал им головы?!
– Да. Они прилетели на филиппинский Палаван, на экономический форум. А утром их обнаружили в апартаментах отеля, без голов. Был грандиозный скандал.
– Ни хера себе… – пробурчала девушка – панк, – …А зачем так делать?
– Ну… – протянул пилот, – в племени, откуда происходит Коломбо, такая традиция.
Рут Малколм тряхнула головой, и распушила ладонями свой хайр.
– Хэх! А откуда красные гренадеры возьмутся на атолле Тарава?
– Мы привезем их с Футуна по воздуху, – ответил Корвин.
– Упс… А откуда они взялись на Футуна?
– С Тинтунга, разумеется. Они вместе с волонтерами-сальвадорцами, сделали, как бы, революцию и, не дожидаясь американо-арабского десанта, перешли на новые позиции. Сводный полк сместился на север и занял там почти необитаемый архипелаг Феникс в восточной зоне Кирибати, а ударный батальон во главе с самим капо Коломбо ушел на морском транспорте на запад, к Увеа-и-Футуна, и тихо высадился на Футуна в деревне Толоке, про которую ты знаешь. Там, где яхт-клуб и наша фабрика.
– Ни хера себе… А ударный батальон это сколько солдат?
– Около трехсот. Они, вместе с вооружением, поместятся в пять «Апельсиновозов».
– «Апельсиновозы»? – недоуменно переспросила Рут.
– «Апельсиновоз», – сказал он, – это реплика германского летающего крыла Horten-VIII, модель 1945 года. ТТХ: размах крыльев 32 метра, длина 13 метров, движки два по 1000 кВт, взлетный вес 16 тонн из них груз 9 тонн, скорость 200 узлов, дальность 10.000 км. Название «Апельсиновоз» возникло в 1960-х. В Аргентине думали использовать реплики Horten-VIII, чтобы возить апельсины на экспорт. Но, что-то там не сложилось.
– Ага, я поняла. Хотя, нет, не поняла. Откуда у нас эти «Апельсиновозы»?
– Так ведь наша фабрика готовилась к этому дню, как ты сама догадалась. Скйоф и наши ребята кое-что подправили в старом дизайне, и клепают «Апельсиновозы», только так.
– Понятно, это я затупила. А что мы будем делать на Футуна?
– Блин, на фиг, – со вздохом, произнес Корвин, – ладно, чего уж теперь. Слушай.
* * *
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ. Увеа-и-Футуна (УиФ).
Заморское сообщество (или колония) Франции, острова Увеа-и-Футуна, лежит в центре Океании. На востоке от УиФ расположен Токелау и Самоа, на юго-западе – Фиджи, на северо-западе – Тувалу. Территория УиФ состоит из двух половинок по 140 кв. км. Одна – «столичный» остров Увеа с населением 10 тысяч, а вторая (в 230 км к вест-зюйд-вест от первой) – «провинциальный» двойной остров Футуна-и-Алофи с населением 4 тысячи. Единственный город на УиФ, это Мата-Уту на Увеа, и считать его городом можно только по контрасту с остальными населенными пунктами – туземными деревнями, в которые лишь местами вкраплены чужеродные элементы европейской цивилизации. В «городе» Мата-Уту с населением полторы тысячи жителей, все наоборот: туземные элементы и вообще туземцы – чужеродны. Это европейская колония в самом жестком смысле слова. Маленькая имперская Франция, которая живет на субсидии из Парижа и презрительно плюет на «черномазых канаков», иногда кидая им подачки. Вообще, если отвлечься от социально-политической организации, то УиФ это сказочно-прекрасные холмистые вулканические острова, покрытые яркими джунглями, сквозь которые текут чистые речки и ручьи, а красота старых лавовых скал просто завораживает туристов. А некоторые туристы – дайверы считают, что на свете нет более прекрасных коралловых рифов, чем на прерывистых частично-погруженных барьерах вокруг островов УиФ.
* * *
Всей этой информацией Рут Малколм, разумеется, владела, и Корвин не стал об этом распространяться, а сразу заговорил об истории и политэкономии.
– В прошлом на УиФ было три королевства: Увеа, Ало и Сигаве. Первое из них занимало остров Увеа, второе – восток острова Футуна с прилежащим островом Алофи, а третье – запад острова Футуна. Около 1840 года на Увеа приперлись французские миссионеры, и начали охмурять туземцев. Потом, они поползли на Футуна, но туземцы им врезали по-взрослому. Тогда французские оффи прислали флот, и заставили всех трех королей, как водится, попроситься под нежную опеку империи. Дальше, колонизаторы придумали не вполне обычный способ поглумиться над новыми подданными.
– Они сожгли шаманов, а всех прочих окрестили и одели в штаны? – предположила Рут.
– Нет, – Корвин покачал головой, – это была бы лишь стандартная процедура, но оффи превзошли сами себя. Они, при всем сказанном тобой, еще и сохранили власть местных аристократов и королей над туземцами. Такая структура: французские оффи помыкают королями, а те уже прессуют фермеров. Фермерам приходится терпеть как европейские колониальные законы и поборы, так и феодальное самодурство христианизированной и деградировавшей туземной аристократии.
Рут Малком помассировала уши, что было признаком культурного шока, и изрекла:
– Вот, сраное говно!
– Примерно так, – согласился Корвин, – казалось бы, французские оффи, устроились там удобно и надежно: и фермеры придушены, и туземные феодалы, как псы, едят из рук и послушно бегают за палочкой по приказу. И не приходится самим ползать в туземные деревни, где отношение к колониалистам, мягко говоря, подозрительное. Но в структуре имеется дефект.
– Непрямая власть? – предположила креолка-панк.
– В десятку! – подтвердил инженер-пилот, – И эта непрямая власть дала сбой. Недавно в самом маленьком, дальне-западном королевстве Сигаве на Футуна, умер король и, как полагается, туземную власть унаследовал его сын. Этому парню около 30 лет, его зовут Улукаи, и он по уши влюблен в симпатичную 25-летнюю француженку Деметру Дарк.
– Хе-хе… – протянула Рут, – …А где сбой? Как бы, наоборот, еще один рычаг влияния.
– Нет, – Корвин покачал головой, – даже в этой феодально-колониальной системе не все французы – оффи. В частности, Деми Дарк – не оффи, а роялистская анархистка.
– Роялистская анархистка? Хэй, Корвин, ты сам-то понял, что сказал?
– Да, – ответил он, – я отлично понял. И ты поймешь, если внимательно послушаешь.
– Ну, – сказала она, и приставила к ушам ладони на манер параболических антенн.
Корвин одобрительно улыбнулся, и торжественно объявил:
– У этой любви было две причины: провинциальная скука и ненависть к крысам.
– Крысы, это в смысле оффи? – предположила Рут.
– Нет. В смысле, обычные серые крысы. 6 лет назад очередное нашествие серых крыс в Индонезии докатилось через Папуа до Новой Каледонии. И тогда же, во Франции, 19-летняя Деми Дарк, после года работы, потеряла место механика в автосервисе. Можно сказать, она попала под первую волну рецессии, предшествовавшей нынешнему супер-кризису. Со средним образованием и всего годом стажа, шансов найти новую работу в Метрополии практически не было, и Деми подписала контракт с концерном «NKKN» в Новой Каледонии. Там на огромном никелевом комбинате всегда дефицит вменяемых людей со средним профессиональным образованием. По прибытии, Деми встретилась с крысами, хозяйничавшими в дешевом жилье для контрактников. Другие контрактники терпели, но не Деми. В механическом цеху, на хорошем оборудовании она переделала длинноствольный пистолет для пейнтбола категории RAP-4 сантиметрового калибра в жесткую анти-крысиную модель, под сантиметровый стальной шарик от подшипника.
Рут Малколм понимающе кивнула.
– У стимпанков из команды Йожина флибустьерские пистолеты по такой же схеме.
– E-o, – подтвердил Корвин, – это клоны той самой анти-крысиной модели RAP-4DD.
– Литеры «DD», это «Деми Дарк»? – предположила Рут.
– Конечно! – Корвин улыбнулся, – Было бы странно, если бы Дэми не увековечила свое красивое имя в этом дивайсе. Так вот, она решила не просто защищать свое жилище, а начать геноцид крыс в этом микрорайоне города Нумеа. Каждый вечер после работы, вооружившись своей машинкой, она шла на охоту, застигая крыс в их любимое время: предзакатные сумерки. И в какой-то вечер, она встретила Улукаи, тогда еще принца.
– Хэй! – удивилась Рут, – Он ведь жил в Сигаве на Футуна, а не на Новой Каледонии.
– Провинциальная скука, – напомнил Корвин, – молодому принцу было скучно дома, а единственный регулярный авиа-рейс с острова Футуна – это «Aircalin» до Нумеа. Вот теперь прикинь: принц гуляет по индустриальному пригороду, где пальмы и клумбы, окружающие достаточно комфортабельную корпоративную застройку, соседствуют с трущобами среди грязных кустов и мусорных куч по другую сторону сточного канала. Внезапно, раздается хлопающий звук, громкий писк, и навстречу принцу из переулка выбегает крупная подстреленная крыса. Исчерпав последние капли жизненной силы, животное падает у его ног, и освобожденная из плена сансары крысиная душа летит в счастливую нирвану, где сплошной бесплатный сыр, и ни одной мышеловки. А через минуту, из того же переулка, появляется прекрасная незнакомка в дешевом китайском спортивном костюме, и с длинноствольным пистолетом в руке. Видя мертвую крысу, незнакомка счастливо улыбается, и вскидывает кулак в победном жесте. И тут принц говорит: «Отличный выстрел, мисс! Что у вас за оружие?». А она отвечает: «Это мой самодельный дивайс. А вы интересуетесь оружием?». Он, разумеется, говорит: «Да, я интересуюсь, и очень хотел бы обсудить это за ужином, если вы согласитесь».
– Хе-хе! – Рут подмигнула, – Незнакомка, конечно, согласилась. Принц все-таки.
Корвин поднял левую руку со штурвала, нарисовал в воздухе смайлик, и пояснил:
– Верно, Деми Дарк согласилась, но она не знала, что это принц. Просто, симпатичный улыбчивый и находчивый полинезиец, не похожий ни на спившихся новокаледонских туземцев, ни на французов, гордящихся там, что они европейцы, поскольку им больше нечем больше гордиться. В общем, мисс Деми и мистер Улукаи нашли друг друга, и в романтическом смысле, и в оружейном. Ведь Улукаи правда интересовался оружием.
– Ага! – Рут потерла ладони, – Начинается детектив.
– Политический детектив, – уточнил Корвин, – старый король страны Сигаве уже очень конкретно собирался в страну предков, и принцу Улукаи предстояло принять власть.
– Хе-хе! – откликнулась Рут. – Стать псом на службу у французских оффи, так?
– Ну… – произнес Корвин, – …Программа оффи была, по обыкновению, такова, но сам Улукаи не восторгался от такой перспективы. Он соблюдал и все предписания церкви, которая на Увеа-и-Футуна почти так же влиятельна, как в Европе в Средние века, и все извращенные, якобы, туземные обычаи, придуманные церковью, чтобы дополнительно прессовать туземцев. Он вступил в церковный брак с девушкой из, как бы, приличной семьи, с которой решил породниться его отец. Официальную жену короля Улукаи зовут Лаалои, это по-сигавски: заря, а их дочку, которой сейчас 3 года, зовут Талифеа, это по-сигавски: та, что приносит вести. Эта Лаалои, кстати, отличная девчонка.
– Ага, Корвин, я поняла расклад. Только я не врубаюсь, в Сигаве что, свой язык?
– Да. Увеа-и-Футуна, это три королевства Увеа, Ало, и Сигаве, и у каждого свой язык.
Рут Малколм сосредоточенно почесала себе за ухом.
– Хе-хе! А я думала, на Увеа-и-Футуна везде просто смесь тонгайского и самоанского.
– Близко, – ответил Корвин, – но не в точности. Короче: пока старый король Сигаве еще топтал поверхность планеты, Улукаи и Деми встречались тайно, в Нумеа, что здорово разорило королевство. Ведь все Сигаве это лишь 30 квадрат-км, а жителей там примерно полторы тысячи, и хозяйство натуральное. Деньги там почти не применяются. А тут, во-первых траты принца на самолет, а во-вторых, на развитие дивайса RAP-4DD.
– Хе-хе! А дивайс был развит для охоты уже на очень-очень крупных крыс, так?
– Верно, – ответил Корвин, – И вот, когда Улукаи стал королем, Деми бросила работу в Новой Каледонии, и уехала в Сигаве. Но, не в дом короля, а в заброшенный яхт-клуб в деревне Толоке. Как бы, Деми купила этот клуб у королевства за символическую сумму. Яхтами она заниматься не стала, а достала через знакомого тебе Йожина Збажина очень продвинутое сингапурское станочное оборудование, и запустила RAP-4DD в серию.
– Ага! – Рут кивнула, – А потом эта пушка пошла в серию и в других командах, e-oe?
– E-o. Производства RAP-4DD быстро расползлись по Океании, а Деми начала получать платежи за производственные консультации, и за усовершенствования. Это называется: прикладная стрелковая наука. Как и в любой науке, там требуются инвестиции, и Деми познакомилась со мной и Скйофом, что привело к созданию филиала семейной фирмы Малколм в королевстве Сигаве, рядом с яхт-клубом Деми Дарк в деревне Толоке в 6 км западнее столичной деревни Леава, в серо-западном углу острова. Такие дела.
– Ага! – Рут снова кивнула, – Называется: «Королевский клуб планерного спорта», e-oe?
– E-o, – снова подтвердил Корвин, – мама Смок и папа Глип тебе уже сказали?
– Хе-хе. Не то, чтобы сказали, но я в прошлом году печатала на компьютере договор об аренде и сотрудничестве между нашей фирмой и королевством Сигаве. Как бы, смысл понятен. Я просто была не в курсе деталей. По ходу, я и сейчас не совсем в курсе. Мне можно узнать: король и подружка в теме, или сообщество их «юзает в темную»?
– Короче так, – ответил Корвин, – короля сильно достали французские оффи, включая губернскую администрацию и епископство, и он подпольно вооружил и натренировал бригаду юниоров. Это называется: «Королевский клуб пейнтбола». Полтораста чисто-местные, и двести этнических сигаве – репатриантов с Новой Каледонии. Часть из них работают у Деми Дарк в, как бы, яхт-клубе, а часть у нас в, как бы, планерном клубе.
– Хе-хе, – отреагировала Рут, – это толковый король, провалиться мне сквозь небо!
*14. Роялистский анархизм в действии
14 ноября 1 года Хартии. Центральная Полинезия. Увеа-и-Футуна (колония Франции).
Перед лэндингом, Корвин специально сделал пролет над южным берегом Футуна от поселка Леава (столицы королевства Сигаве), и до деревни Толоке. Вид на столицу с высоты птичьего полета вызвал у Рут вспышку возмущения.
– Блин! На таком красивом острове понаставили вместо домов такие же коробки, как в портовых трущобах! И эти дурацкие церкви через каждые триста метров!
– Часовни, – поправил Корвин, и спросил, – ты засекла станцию France-Telecom?
– Конечно, я же не тупая. Это на северном берегу маленького залива, напротив пирса.
– Верно. А теперь смотри: вот королевская резиденция.
– Мини-ранчо примерно в три гектара, – сразу же оценила Рут, привыкшая мгновенно определять с воздуха габариты наземных объектов, – скромно живет их величество. И расстояние два километра от столицы. Типа, чтоб не доставали, e-oe?
– E-o, – подтвердил Корвин, – кстати, это на два километра ближе к яхт-клубу.
– Ага, я поняла. Слушай, а почему почти все домики туземцев наляпаны в линию, как таунхаус? Я понимаю, когда в линию у воды, и свой причал для лодки-проа. А тут по берегу дорога, и большинство домиков вообще за ней. Зачем так в кучу строить?
– Все просто, Рут. Здесь земля ограничена.
– Ты сам-то понял, что сказал? – удивилась она, – Я же вижу: тут до хрена пустующей земли. Да, кстати, почему так мало полей-огородов? Здесь, по ходу, фабрик нет, кроме нашей, как бы, планерной, и той, яхт-пейнтбольной. Рыболовных проа тоже не видно. Получается фигня. Вообще, что ли, всем лень работать, или как?
– Или как, – ответил он, – я же говорю: земля ограничена. И рыболовство тоже.
– Кем, блин, ограничено? Король – нормальный чел. А французские оффи далеко. Так?
– Рут, включи мозг. Оффи – не этнос, а класс. Есть туземные аристократы и святоши и, понятное дело, они служат интересам французской колониальной администрации.
– Какие, блин, аристократы, если в Сигаве всего полторы тысячи жителей?
– Объясняю. В Сигаве, кроме столичного поселка Леава, имеется еще пять деревень. В каждой деревне есть аристократическая семья. Типа, мелкое начальство.
– Вот, говно,… – протянула 18-летняя креолка.
– Ну, где как. У нас в Толоке мэр – Этеэли, младший брат короля, классный парень.
– А, понятно, – Рут кивнула, а через несколько секунд, глядя сквозь остекление кабины автожира вперед, спросила, – Это, что ли, центр яхт, планеров и пейнтбола?
– Точно, – ответил он.
– Хе-хе, – пробурчала она, – архитектурный примитивизм в стиле цирк-шапито.
– Можешь прикалываться, – ответил Корвин, – но, купольно-каркасные конструкции в текущих условиях доставляют максимум эконометрическому критерию полезности.
– Охренеть… – прошептала Рут, слегка подавленная монументальностью этой фразы.
* * *
Прекрасна природа островов Центральной Океании при ясной тихой погоде!
Небольшие волны, лазурные с изумрудным оттенком, набегают на искрящийся белый песок пляжа, как будто поют колыбельную песенку кокосовым пальмам, диагонально растущим из того же песка, смешанного с бурыми опавшими листьями, склонив свои перистые кроны над водой. Берег переходит в пушистые зеленые холмы, прорезанные извилистыми руслами ручейков. Так и хочется встроить в это чудо туземную деревню, позаимствованную с полотен Гогена. Беленькие домики с крышами из листьев пальм. Симпатичных, неторопливых полинезийцев и полинезиек, одетых только в узорчатые разноцветные набедренные платки – lava-lava. Кухню под открытым небом, с очагом, сложенным из камней, на котором готовится что-то вкусное, завернутое в листья…
…Так вот, деревня Толоке имела мало общего с буколическими картинами Гогена, и вместо симпатичных туземных домиков, тут были широкие прямоугольные бетонные площадки фундаментов и многогранные полусферы каркасных куполов – цехов. Будто фасеточные глаза невообразимо-гигантских насекомых, выглядывающих из бетона, и прикидывающих: не выползти ли на поверхность и не поживиться ли этими мелкими букашками – людьми, снующими вокруг? Или же поймать какую-нибудь из странных безголовых и бесхвостых птиц, с длинными геометрически-правильными крыльями?
…Рут Малколм остановилась рядом с одной из «странных птиц» и оценила:
– Ну, ваще! Хэй, Скйоф, это и есть «Апельсиновозы», e-oe?
– E-o, – подтвердил высокий загорелый этнический скандинав, ровесник Корвина.
– Ну, ваще! – повторила юная креолка, – Вот это штука! Почти как B-2 «Stealth bomber», только винтовой, а не турбореактивный. Но с винтами даже прикольнее.
– Габариты у нас в полтора раза меньше, чем у B-2 – сообщил Скйоф.
– Я тебе говорил про ТТХ, – напомнил Корвин, а потом повернулся и объявил, – а вот и Деметра Дарк. Сейчас познакомлю.
Вдоль кромки воды по пляжу в их сторону шагала загорелая, крепко сложенная, но при этом изящная европейка, сероглазая, с черными коротко подстриженными волосами. Ее овальное лицо с умеренно-твердым подбородком, с рельефными надбровными дугами и крупным прямым носом, с совсем немного выдающимися скулами, и полными, но четко очерченными губами, могло бы стать интересной задачей для эксперта по физиогномике: противоречивое сочетание, указывающее на импульсивную страстность, и на холодную рассудительность. А сильную волю эксперт распознал бы безусловно и сразу. Впрочем, отвлечемся от физиогномики. Просто, симпатичная молодая европейка, одетая в легкий свободный спортивный костюм пятнисто-камуфляжной раскраски, шла по пляжу. На ее левом колене расплылась алая клякса – след от пейнтбольного шарика. В правой руке она несла пейнтбольное ружье, положив ствол на плечо, а защитная каска с лицевым щитком была пристегнута к широкому поясному ремню.
– Salute! – приветствовала она компанию, – с прибытием, Корвин, и… Рут Малколм, да?
– В десятку, – ответила Рут, – Aloha oe, Деми.
– Aloha, Деми, – добавил Корвин, – как игра?
– Фигово, – откликнулась фаворитка туземного короля, – меня выбили в первом раунде.
– А сколько всего раундов? – спросила Рут.
– Сегодня дюжина по полчаса. А ты в пейнтбол рубишься?
– Так, только за компанию. Меня больше торкает фридайверская охота.
– Прикинь, Деми, – сказал Скйоф, – крошка Рут раз добыла тунца в четверть тонны.
– Не называй меня крошкой, конь исландский! Сколько раз говорить?
– Это, – пояснил Скйоф для Деми, – комплимент такой. Конь – символ мужской силы…
В этот момент Рут, не тратя слов, врезала ему кулаком в живот.
– … Ух, – выдохнул скандинав, – интересный аргумент. Ты кисть не вывихнула?
– Нет, – буркнула она, – я ведь тебя в полсилы ударила. Ты, все же, из нашей семейной команды, по ходу, почти родич, хотя и жлоб.
– Нетактичная ты девчонка, – объявил он, – я, типа, представил тебя великим подводным охотником, а ты меня кулаком в пузо.
– Ну, не дуйся. – Рут погладила его живот ладошкой.
– Ладно, – Скйоф улыбнулся и пожал мощными плечами, – проехали.
– Слушай Рут, а ты правда шваркнула тунца в четверть тонны? – спросила Деми.
– Да. По ходу, мне просто повезло с линией стрельбы. А про тебя мне говорили, что ты крупнейший эксперт по конструкциям сантиметровых пневматических слонобоек.
– Не то, чтобы крупнейший, но работаю над этим. Хочешь, покажу кое-что новенькое?
– Хочу, – сказала Рут и повернулась к Корвину, – я смоюсь, потом вернусь, ОК?
– ОК, – согласился он, – только без экстрима, понятно?
– Да сэр! – рявкнула юная Малколм в стиле морского пехотинца США.
– Пошли в яхт-клуб, тут рядом, – сказала Деми, похлопав новую знакомую по спине.
Скйоф Скйофсон проводил обеих девушек взглядом и произнес в пространство:
– Завтра на рассвете.
– Почему-то я так и думал, – сказал Корвин, – ведь наши шаги синхронизированы.
– Да, – Скйоф кивнул, – синхронизация и темп, это наш шанс. Так говорит Махно, и он, вероятно, прав. Вопрос в том, сколько крови придется пролить ради этого темпа.
– Так-так, значит, комэском, все-таки, назначили Махно. Это разумно. Мы с тобой не участвовали в таких операциях, это не то, что бить с воздуха по баркасам бандитов-беспредельщиков. А Махно, опытный чел, хороший боевой пилот. Хотя блин…
– Что, блин? – спросил Скйоф, – Тебя смущает, что он Li-Re?
– Нет, это не смущает. Я только что результативно поработал в паре с Гремлином, это здешний лидер Li-Re. Мы сожгли новозеландский фрегат, ты, наверное, в курсе.
– Да, NZTV и ABC уже раззвонили на весь мир, что экстремистский Конвент применил против фрегата «Нимбел» секретный боевой плазмотрон.
– Боевой плазмотрон? – слегка удивленно переспросил Корвин.
– Да. Боевой плазмотрон. Невидимое огнеметное оружие. Блестящая дезинформация. Я думаю, это вбросил магистр Хобо-Ван. Его стиль. Так, чем тебя смущает Махно?
– Ты будешь смеяться, но меня смущает вот что. Рут сказала: «Махно – идеалист».
– Тогда все совсем херово, – Скйоф покачал головой, – я думал, просто херово, но если крошка Рут права, то совсем… По глазам вижу, Корвин, ты подумал, что я стравил фигню, так вот: ничего подобного. Идеалист на войне страшнее апокалипсиса. И он тем страшнее, чем выше его квалификация, а у Махно очень высокая квалификация.
– Слушай, Скйоф, – сказал Корвин, – хватит загадок. Объясни толком.
– Aita pe-a. Вот расклад. За час до рассвета мы с командой наших рабочих на автожирах метнемся на ост-норд-ост, к острову Увеа. Наша задача: подавить любую активность в столице – Мата-Уту на востоке, на аэродроме Хихифо на севере, и в Хаатофо на юге. А параллельно на Увеа с моря высадится треть батальона филиппинцев капо Коломбо с туземными проводниками – скаутами короля Улукаи, плюс еще батальон сальвадорских волонтеров профорга Робина.
– Профорга? – переспросил Корвин.
– Да. Профорг на сленге красных, это босс ячейки рабочей мафии.
– Понятно. И что будет дальше на Увеа? Зачистка нелояльных к Хартии?
– Да, – подтвердил Скйоф, – И тут, на Футуна – тоже. Скауты короля Улукаи и две трети батальона филиппинцев проведут скрытный марш на восток, а утром займут ключевые пункты в Сигаве, и в соседнем королевстве Ало. Ну, а мы прилетим с Увеа и подавим активность в аэропорту Веле на восточном мысу. Там сингапурская охрана из службы собственной безопасности холдинга UMICON. Ситуация понятна, e-oe?
– E-o… Хэх… Слушай, Скйоф, а боеприпасов нам хватит?
– Да, Корвин. Берем по полтора центнера гранат к ампульному огнемету – тысяча единиц. На Увеа мы пополним боекомплект – сальвадорцы привезут еще этого добра.
– Блин! Белым фосфором по цивильным объектам? Мы что, хотим вообще все сжечь?
– Так экономичнее и надежнее, чем из пулемета. Ну, прикинь сам по быстрому.
– Хэх… Ну прикинул. А что со станциями France-Telecom? Одна здесь, и две на Увеа.
– Это учтено в плане. Тут станцию шлепнут скауты, а станции на Увеа шлепнет звено, которому выпадет чистить вторичные населенные пункты. В звене у комэска Махно из наших будут Преф и Вист, а еще четверых наших поделим мы с тобой, как капитаны.
– Ну, – сказал Корвин, – тогда, по ходу, все складно. Только вот куда пристроить Рут?
Скйоф пожал плечами.
– Оставим с Деми Дарк. Они уже нашли общий язык, вот и славно. Что еще беспокоит?
– Типа, больше ничего, – ответил Корвин, – Но ты прав: все очень херово. И дело не в идеализме, а в прагматике. Нас очень мало, и поэтому нельзя оставлять за спиной тех сивилов, которые против Хартии. У нас нет другого выхода, кроме как зачистить их.
– Вот-вот, – сказал Скйоф, – ладно, завтра мы поймем, что это значит на практике.
* * *
Контуры будущей практики начали вырисовываться уже к середине ночи, когда король Улукаи (как и полагается этническому туземному лидеру) собрал своих скаутов, чтобы провести предбоевой ритуал и сказать речь соответствующей направленности. Антураж выступления казался взятым из туземного фольклорного театра под открытым небом. Круглая площадь – четверть гектара утоптанного грунта. Бойцы, распределившиеся по периметру. Горящие факелы в руках. И вот барабанщики ладонями негромко, но гулко отбивают ритм – как удары ускоряющегося сердца охотника, преследующего добычу.
Король Улукаи вышел на центр площади. В левой руке зажженный факел, а в правой – пейнтбольное ружье. Хотя нет, не пейнтбольное, а боевое. Продукция цеха Дэми Дарк. Барабаны гудят в последний раз, и замолкают. Пауза. И вот, король начал речь. В знак уважения к не-туземной части сводного корпуса, он говорил не на языке Сигаве, а на креольском «лингва-франко» (или просто «лифра») понятном здесь всем.
– Хвала Мауи и Пеле, держащим мир! Сегодня мы, foa, люди доброй воли, собрались на древней земле Сигаве, чтобы силой оружия восстановить нашу свободу, и те разумные обычаи, которые в давние времена принес Мауна-Оро, великий король Гавайики! Мы собрались здесь, чтобы завоевать будущее для наших семей, для наших детей и наших внуков! Как давно наша прекрасная родина стонет под пятой оккупантов! Никто из нас, собравшихся здесь, не видел свободы! Мы слышали о ней только от наших дедов, а те пересказывали то, что слышали от своих прадедов! Но их слова дошли до нас, и сейчас зажигают огонь в наших сердцах! Как яростно желали оккупанты погасить этот огонь, подчинить нас навечно своей религии – культу жадности и рабства. Но они проиграли! Слушайте, foa! Перед лицами наших богов, Мауи и Пеле, я вам клянусь моей жизнью, памятью моих предков, и счастьем моих потомков! Я клянусь, что сегодня мы сотрем оккупантов и их приспешников с лица земли! Сам великий король Мауна-Оро сегодня смотрит на нас с берега Океана Звезд. Каждый из нас ступит на тот берег в свое время, посмотрит в глаза Мауна-Оро, и расскажет о своих делах. Так, пусть радостным будет рассказ об этой битве! Пусть никто из вас не дрогнет, и ни один враг не уйдет живым! Рисуйте на лицах черные молнии по обычаю предков! Выступаем через час! Hei-o!
– Hei-o! – проревел строй воинов на периметре площади.
– … Hei-o! Hei-o!
– … Hei-o! Hei-o! Hei-o!
Скйоф Скйофсон вздохнул, почесал в затылке и тихо произнес.
– Ну, ****ец.
– По ходу, он самый, – так же тихо согласился Корвин.
– Нельзя думать про жизнь так плохо! – авторитетно заявил 37-летний мастер-механик, тонгаец Оранг (как старший по возрасту в команде, он иногда «учил жить» остальных).
– Нельзя? – Корвин щелкнул пальцами, – А ты когда-нибудь участвовал в геноциде?
– Ну, – тонгаец задумчиво почесал нос, – когда так надо, я стреляю, и ты это знаешь. По неправильным людям надо стрелять, это факт, и жизнь от этого хуже не становится.
– Понятно, Оранг. Но, геноцид, это другое.
– А откуда ты знаешь, Корвин? Ты-то сам когда-нибудь участвовал в геноциде?
– Нет, Оранг, но я примерно представляю, о чем идет речь.
– Ну, мало ли, что ты примерно представляешь. Может, оно не так уж страшно. Ты бы, Корвин, не забивал себе голову плохими мыслями. Лишнее это. Жизнь устроена очень просто, и если война, то главное, чтоб мы шлепнули врага, а не он нас.
– Ага, – поддержала его монтажница, эквадорка Аэлис, – главное, стрелять первыми!
– Хорошие вы ребята, – сказал Скйоф, – наверное, вы правы. Надо быть проще.
– Вот! – наладчик роботов по прозвищу Преф, поднял палец к небу, – Проще, ага!
– И Аэлис права, – добавил его напарник по прозвищу Вист, – надо стрелять первыми.
Две сестрички-вьетнамки, Беонг и Меонг, операторы обработки стеклопластика, лишь переглянулись и пожали плечами. Они не видели смысла в философских беседах. Все шестеро (Оранг, Аэлис, Преф, Вист, Беонг и Меонг) кроме фабричной профессии, были пилотами, и им предстояло составить компанию Скйофу и Корвину в боевом вылете. Именно поэтому они сейчас сидели плотной группой. По той же причине сейчас к ним подошел Улат Вук Махно вместе с Этеэли мэром Толоке, младшим братом короля. По местному обычаю, Этеэли последовательно хлопнул всех ладонями по плечам, задавая вопрос: «E ke mali fa-i?» (как дела?) и получая типовой ответ: «Falofa e malo» (спасибо, хорошо). Подождав завершения этого ритуала, Махно поинтересовался:
