Текст книги "Мауи и Пеле держащие мир"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 81 страниц)

– Да, Варлок. Тут ты, видимо, прав. Но хорошо бы сначала поговорить с Гремлином.

– Тогда надо ждать, пока он поправится, – заметил Варлок, – а это потеря времени.

– Ладно… – произнес авиатор, – А что скажут Протей и Пикачу?

– А что скажешь ты, Махно?

– Я скажу, что я – за.

– Хорошо! – разведчик улыбнулся одними уголками губ, – Тогда, давай, разбудим их и сообщим наше предложение. Время не ждет.

*2. Кольцевая страна плезиозавров. О пользе фантазии

5 – 10 августа. Острова Кука (центральный сектор). Атолл Сувароу.

11 августа. Острова Кука (северо-восточный сектор). Атолл Тепитака.

Яхта «Лимерик» дрейфовала вдоль южного рифового барьера Сувароу, совершенно лишенного островков-моту, основная часть которых лежит на северной дуге атолла, недалеко от «шип-гейта», по которому корабль можно провести в лагуну. От яхты до ближайшего моту сейчас было примерно 10 километров, так что на севере виднелись только зеленые пупырышки – кочки на серебристой (по случаю раннего часа) почти неподвижной поверхности океана.

Эгерт Дэвис, устроившись на топ-бридже, творил клип-сюжет. Вави позировала ему, плавая в вольном стиле над погруженным барьером. Лукас и Олив Метфорт чтобы не мешать процессу, устроились под другим навесом – на баке яхты, и даже смотрели в другую сторону – на север, туда, где рядом с основной группой моту, стояла на якоре экологическая баржа «Вегетрон». При помощи биноклей, Метфорты рассмотрели две легких летающих лодки, приводнившиеся около баржи. Ничего особенного, обычный транспорт для этих мест. Но сейчас их прилет стал информационным катализатором.

Надо сказать, что одним из любимых развлечений четы Метфорт было придумывание фантастических историй на основе каких-то событий, наблюдаемых издалека.

– Представим, – начала Олив, – что в глубине этой лагуны обитает плезиозавр, вроде знаменитого лох-несского монстра. И экологи, облетая лагуну, изучают его предельно осторожно, в глубокой тайне, чтобы не подвергать это удивительное существо риску.

– Плезиозавр добрый, я тебя верно понял? – весело спросил Лукас.

– Да, конечно! Кстати, он не один, а с подругой. Такая романтическая пара. Иногда, в безлунные ночи, при свете звезд, они нежно сплетаются шеями…

– Отлично! – Лукас улыбнулся, – а потомство у них появляется раз в сто лет и вскоре уплывает в другие лагуны. Но экологи выбрали именно лагуну Сувароу. Почему?

– Здешние плезиозавры самые общительные, – предположила Олив.

– Хорошая мысль… – он погладил свой подбородок, – а вдруг, они говорящие?

– Говорящие? – она удивленно подняла брови.

– Да. И этим можно объяснить странную историю атолла Сувароу.

– О! Милый! Оказывается, ты знаешь странную историю! И ты не рассказал мне?

– Я прочел ее только сегодня, моя цветочная пчелка.

– Так рассказывай! – воскликнула Олив, от нетерпения хлопнув ладонями по столу.

– Тише, тише, громкий кузнечик, я уже рассказываю…

Лукас взял стакан коктейля и покачал. Кубики льда звякнули о стеклянную стенку.

– …Я рассказываю. Европейцы впервые появились здесь в конце XVI века. Испанские экспедиции Мендани и Кероса, вероятно, высаживались на Сувароу, но, не обнаружив ничего интересного, ушли. В XVIII веке пришли и ушли три британские экспедиции Ансона, потом – Джеймса Кука, в честь которого назван архипелаг, потом Блая, чей корабль «Баунти», запомнился из-за мятежа. После Наполеоновских войн, русская экспедиция Лазарева дала название атоллу по имени своего корабля: «Суворов», или Сувароу, как теперь говорят. Лазарев нашел тут сундуки с кладами, которым, как он отметил, было явно больше ста лет. Возможно, Сувароу служил базой пиратам…

– А что было дальше? – спросила Олив.

– В период Второй мировой войны, Роберт Фрисби, американец, несколько лет жил на Сувароу и писал книги. С 1952-го по 1977-й, на Сувароу жил новозеландец Том Нил, и создал бестселлер «Остров для себя». В 2011-м русский бизнесмен Баков, ссылаясь на приоритет Лазарева, заявил, что учреждает на Сувароу Российскую империю.

– Виртуальную страну вроде Силэнда? – спросила Олив.

– Да, моя агрессивная оса! Но, проект «Российская Империя» уже закрыт, и мы можем разместить здесь другую виртуальную страну. Например, Республику Плезиозавров.

Олив утвердительно кивнула.

– Мне нравится эта идея! Но, зачем республика? Пусть будет просто Плезиозавр-Ринг.

– О! Красиво! А почему Ринг?

– Потому что, барьер атолла по своей сути – кольцо.

– Да, это верно. Я согласен! – объявил Лукас, – Осталось убедить Эгерта и…

– …И Вави, разумеется, – договорила Олив.

– …Принять участие, – продолжил он, – в обсуждении обычаев Плезиозавр-Ринга.

– Хм… – Олив задумалась, – …А им не будет скучно, как ты думаешь?

– Им будет весело, – ответил Лукас, – и знаешь почему, моя яркая стрекоза?

– Пока нет. И почему же?

– Потому, что сюда едет наш друг, доктор Хейво Хийси, с неизвестной мне девушкой.

* * *

Как оказалось, девушку звали Беверли Мастерс. Это была англо-полинезийская метиска ненамного старше 20 лет, похожая на таитянку и по чертам лица, по телосложению, и по цвету кожи, но (вот игра генов!) светловолосая и сероглазая. Она приходилась примерно двоюродной племянницей мэру атолла Уилимо, а родом ее занятий была биомедицина. Соответственно, она являлась коллегой доктора Хейво Хийси.

– Хийси и меня отправили отдыхать, – весело сообщила она, когда все шестеро уселись за столом на баке «Лимерика», – медицинский контроль выполнен, а процедуру детального знакомства бизнесменов и экологов лучше не показывать медикам.

– Почему? – спросила Олив Метфорт.

– Потому, – пояснила метиска, – что мы стали бы издеваться и указывать на бесспорные аналогии с ритуалом взаимного обнюхивания у двух потенциально-конкурентных стай африканских диких собак. Об этом есть отличный фильм «National Geographic».

– О бизнесменах или об африканских собаках? – поинтересовался художник Эгерт Дэвис.

– О собаках, – уточнила Беверли, – а аналогию собачьего и человеческого поведения при контакте разных стай установил, по-моему, Конрад Лоренц в середине прошлого века.

– Именно так, – подтвердил доктор Хийси, – книга «Кольцо царя Соломона», 1952 год.

Лукас Метфорт улыбнулся, налил всем крюшона (традиционного напитка на этой яхте), сделал пару глотков из своего стакана, и прокомментировал:

– Герр Лоренц был на редкость противоречивым человеком, возможно, поэтому он сумел развить и сделать популярной такую анти-системную науку, как этологию.

– Что такое этология? – спросила юная полинезийка Вави, подружка Дэвиса.

– Это, – ответил социальный философ, – наука, которая объединяет зоопсихологию с ее частным случаем – психологией людей. Этология рассматривает поведение людей, или человеческого коллектива, как биологически-обусловленное поведение животных, без малейшего уважения к разнообразным глупостям, проникшим в науку из церкви.

– По-моему, – сказала Вави, – это не очень правильно. Ведь человек гораздо хитрее, чем другие животные. Конечно, есть много людей, которые отупели, но они не в счет.

– Между прочим, – заметила Олив, – именно отупевшие люди составляют большинство.

Юная полинезийка пожала плечами.

– Большинство – это протоплазма. Так говорит Лукас.

– Надо же… – слегка сконфуженно проворчал он, – …Вот так ляпнешь что-то в азарте на лекции, и оглянуться не успеешь, как это становится анти-системным афоризмом.

– Вы, – заметила Беверли Мастерс, – второй раз употребили словечко «анти-системный». Может, объясните для политически непросвещенной провинциалки, что оно значит?

– Охотно, – ответил он, – как нетрудно понять из вашей реплики, вы знаете, что «анти-системный», это определение из области политологии. Что же оно значит? Это эпитет к оппозиционным движениям. Они могут быть системными: требовать неких изменений в рамках существующей политической системы. Либо, они могут быть анти-системными: объявлять, что политическая система неисправима, и подлежит сносу. Обычно в пример приводят два вида профсоюзов: умеренные тред-юнионы и радикальные марксистские ячейки. Именно вторые, как правило, считаются анти-системными в капиталистических странах, хотя на самом деле, даже они, все-таки, системны. А социально-анархистские ячейки действительно являются анти-системными, в полном смысле термина.

– …Лукас! – строго перебила Олив, – Ты сейчас углубишься в дебри истории рабочего движения, а ведь мы собирались обсудить любопытные обычаи Плезиозавр-Ринга.

– Обычаи чего? – переспросил доктор Хейво Хийси (он же – Протей).

– Плезиозавр-Ринг, – пояснила она, – это страна, которая, как мы с Лукасом решили, с сегодняшнего дня занимает территорию и акваторию атолла Сувароу. К этому нашему решению присоединились Эгерт и Вави, так что наши ряды стремительно растут.

Лукас Метфорт покивал головой, улыбнулся и сообщил:

– Моя торопливая водомерка. Я как раз собирался перейти от общего принципа анти-системности к его частному выражению в Плезиозавр-Ринге. Имей каплю терпения. Я предлагаю, для разнообразия, не идти по пути создания в новой стране классических системных структур государства, а сконструировать Плезиозавр-Ринг, как первую в истории человечества принципиально анти-системную страну. Я имею в виду, что ее социальные структуры будут видеться как анти-системные любому наблюдателю из внешнего мира, поделенного на системы-государства.

– Ага, Лукас! – воскликнула Олив, – Это ты только что придумал, чтобы увернуться от справедливого порицания за off-topic относительно исходно заявленной темы!

– Ну, и что? Даже, если и так, идея получается интересная, ты согласна?

– Посмотрим, – с легким скептицизмом в голосе ответила она.

Социальный философ снова покивал головой и произнес:

– Начнем с истории вопроса о структуре общества. В первобытную эпоху палеолита, длившуюся более миллиона лет, общество прекрасно обходилось без государства. Но, примерно 7000 лет назад, в эпоху неолита, крупные шайки вооруженных разбойников занялись регулярными грабежами на определенных территориях. После каждого сбора урожая, эти разбойники налетали, и отбирали у фермеров часть продукции, с расчетом, чтобы фермерам хватило дожить до следующего урожая. Это и есть государство. Его сущность не изменилось до сегодняшнего дня. Шайка разбойников все также грабит производящий коллектив, но в психической мотивации этой шайки постепенно стали происходить параноидные изменения. Неолитическая шайка была озабочена только прагматикой: как удержать территорию, как добавить к ней еще земли, оттяпав их у других шаек, как увеличить число и продуктивность фермеров на своей территории и собрать с них больше дани. Эти разбойники были психически нормальные ребята. Они хотели вкусно кушать и сладко спать за чужой счет, а военно-политическая власть в их понимании была просто инструментом. Но, последующие поколения разбойников уже мыслили иначе. Господство над все большей территорией и населением стало для них ценностью, за которую они готовы были сражаться, даже рискуя своей жизнью.

– Власть это наркотик, на который подсажены все богачи, – прокомментировал Протей.

– Да, доктор Хийси, – согласился Лукас Метфорт, – но это только часть правды. А более полная правда состоит в том, что на этот наркотик подсажены все люди, стремящиеся к социальному успеху в рамках государства, как системы. Суть карьеры в такой системе сводится к восхождению по лестнице социальных статусов, с каждой ступени которой можно наслаждаться плевками на головы людей, стоящих ниже.

Эгерт Дэвис постучал кружкой по столу в знак несогласия.

– Ты, Лукас, сейчас замахнулся на саму природу человека. Любая самореализация, это соперничество с другими. А значит, всегда есть победители и проигравшие. Я не такой знаток истории, но уверен: даже в палеолите люди соперничали за чемпионский титул.

– Эгерт, ты стучишься в открытую дверь, – спокойно ответил философ, – разумеется, в природе человека, как и в природе любого высокоразвитого стайного животного, такое заложено. В стае питекантропов, конечно же, было соперничество за звание лучшего охотника на бизонов, или лучшего изготовителя каменных топоров. Твое желание быть лучшим художником в своем жанре понял бы любой питекантроп. Но он не понял бы желания какого-нибудь Джона Рокфеллера Двадцатого получить первое место в списке самых влиятельных людей планеты по версии журнала «Forbes».

– Но, – заметил Дэвис, – любой питекантроп понял бы, что значит быть альфа-самцом.

– О! – произнес Метфорт, – Я не зря столько раз болтал за столом на темы этологии. Да, безусловно, питекантроп оценил бы достижения Чингисхана или Аттилы в этом ключе. Множество обустроенных аграрных угодий с тысячами воинов, слуг, и наложниц. Это достойный результат. Но, у Джона Рокфеллера Двадцатого ничего этого нет! Реальная компонента его богатства, это несколько ранчо, дюжина особняков, сотня-другая слуг, включая слабо-вооруженных охранников, затем пяток неофициальных любовниц, как правило – стервозных, одна легальная жена, тоже стервозная, и еще одна бывшая жена, которой надо платить отступное по суду. Какой это, к черту альфа-самец?

– Минутку, Лукас, ты забыл про предприятия, принадлежащие этому Рокфеллеру!

– Нет, Эгерт, я про них не забыл. Просто, они ему не принадлежат. Он владеет только крупными пакетами акций. Он не может ничего приказать даже уборщице на одном из, будто бы, своих предприятий. Она пошлет его к черту, а он в ответ даже не сможет ее уволить. Ты осознаешь парадокс?

Художник в некоторой задумчивости глотнул крюшона, и произнес:

– Ладно. Я не разбираюсь в акциях. Но, если в «Forbes» пишут, что состояние такого-то субъекта составляет десять миллиардов долларов, то это что-то значит.

– Конечно! – весело подтвердила Олив Метфорт, – Это значит, что в сотнях различных компьютерных сетей, отражающих состояние счетов в банках и в депозитариях ценных бумаг, записаны цепочки цифр. Если эти цифры обработать по некоторым правилам, то получится итоговое число: десять миллиардов. Это число и публикует «Forbes».

– Хорошо, – сказал Дэвис, – а что конкретно означает это число?

– Оно означает, – ответила она, – что данный субъект весьма богат, и может совершать некоторые очень крупные покупки, хотя, не любые. Государство следит, чтобы он не использовал цифры из компьютерной сети на анти-системные цели. Еще, этот субъект может заниматься некоторыми видами коррупции: платить в партийные фонды, чтобы главные чиновники государства принимали решения, способствующие увеличению тех цепочек цифр в компьютерных сетях, о которых я сказала в начале.

– Так, – вмешалась Беверли Мастерс, – в чем смысл этой компьютерной игры в цифры?

– Смысл, – ответил Лукас Метфорт, – в сохранении монолитности шайки разбойников, называемой государством. Способ сохранения называется «общая воровская касса», он придуман еще в глубокой древности. Основная часть награбленного не делится между членами шайки, а лежит в общем хранилище, и разбойник, покинувший банду, теряет доступ к этим сокровищам. Он богат, лишь пока остается в пределах системы – шайки. Фокус с цифрами, о котором рассказала Олив, это та же общая воровская касса, только оборудованная не как пещера Сезам в сказке про Али-Бабу, а в компьютерной форме.

Юная полинезийка Вави, очень внимательно следившая за ходом разговора, внезапно выступила с прямой провокацией:

– Когда мы слушали «Radio Venseremos», док Лукас говорил, что там жульничество и красная пропаганда, а сейчас док Лукас говорит то же, что было по этому радио.

– Отличное замечание, юная леди! – обрадовался философ, – Сейчас, согласно правилам научной этики, я должен уточнить свою позицию. Когда коммунисты в своей агитации называют капиталистическое государство шайкой разбойников – они правы. Но они умалчивают о том, что социалистическое партийное государство, предлагаемое ими в качестве альтернативы, это такая же шайка разбойников.

– Лукас, – заметила Олив, – ты же обещал аудитории романтику страны плезиозавров, а сейчас ты снова скачешь с копьем в бой против ветряной мельницы государства.

– Мой звонкий комарик, – ласково ответил он, – согласись, что дон Кихот, на активность которого ты намекнула, очень романтичен. А я соглашусь, что стиль изложения должен соответствовать этому романтизму, и немедленно исправлюсь. Договорились?

– Договорились, – ответила Олив, и облизнулась в предвкушении романтики.

Лукас Метфорт тоже улыбнулся, сделал глоток пунша, и объявил:

– Государство, это шайка разбойников. Вначале оно отбирало у фермеров только часть урожая, но уже во времена фараонов, оно захотело не только дани, но и служения. Оно навязало людям такую искривленную картину мира, в которой это служение выглядит естественным. Государство – источник справедливости, порядка, безопасности, и всех мыслимых благ. Только государство придает смысл человеческой жизни – так говорят государственные жрецы, функция которых не только религиозный культ, но и система воспитания, образования, культуры и массовой информации. Теперь человек с детства попадает в особую культурную среду, в которой сложно усомниться в благотворности государства. Это не только крайне упростило сбор дани, но еще позволило отправлять фермеров на войну за интересы шайки разбойников! Вот это жизнь! Разбойники могут сидеть в уютных особняках, и пить мартини, в то время как фермеры и платят дань, и завоевывают земли с новыми подданными, не щадя своей жизни за родину! Такая схема остается константой, несмотря на смену партий у руля, и несмотря даже на революции. Революционеры – тоже люди, они говорят про справедливость для народа, но их цель – спихнуть старую шайку и самим господствовать над разбойничьей кормушкой.

– Не все революционеры такие, – возразила Беверли, – вот, коммунисты, учили, что эта разбойничья кормушка будет ликвидирована после их победы.

– Нет, мисс Мастерс. Так написал Энгельс в 1878 году в книге «Анти-Дюринг». Но надо понимать, что Энгельс не был революционером-практиком, в смысле – претендентом на кормушку. Коммунистические революционеры-практики не отрицали правоты одного из основоположников, но отнесли ликвидацию государства в то неопределенное будущие, в которое еще раньше христиане-практики отнесли второе пришествие своего божества.

– Лукас, где плезиозавры? – требовательно спросила Олив.

– Я как раз к этому перехожу, моя невероятная меганевра.

– Кто-кто?

– Гигантская стрекоза размером с кошку, – пояснил он, – эта стрекоза жила на планете до появления плезиозавров, к которым я как раз перехожу. Так вот: первое правило страны Плезиозавр-Ринг: никакого государства и никаких государственных институтов. Кстати, банковские и кредитно-финансовые структуры, включая фондовую биржу и страховые компании, по сути, представляют собой часть государства, так что их тоже нет.

– Значит, банков нет, – сказала полинезийка Вави, – а деньги? Надо же как-то торговать.

– Можно использовать золотые слитки, – сказал он, – или менять одни товары на другие.

– Можно, – согласилась она, – а еще вопрос: чьи островки? Чья лагуна? Ну и все такое?

– Любые природные ресурсы, включая сушу и море – общие. А кто хочет использовать больше ресурсов, чем приходится на его долю, тот платит остальным компенсацию.

Возникла пауза – все задумались. Эгерт Дэвис почесал в затылке и поинтересовался.

– А власть в этом Плезиозавринге есть, или там анархия – мать порядка?

– Власть, – ответил социальный философ, – там устроена по афинскому принципу.

– Это как? – спросил доктор Хейво Хийси Протей, молчавший уже несколько минут.

– …Афинский принцип, – продолжил Лукас, – заключается в том, что законы кратки и неизменны, властные функции передаются кому-то только на небольшой срок, и при выборе функционера используется либо жребий, либо рейтинговый плебисцит.

– Интересно, – произнес Хийси, – что в данном случае значит рейтинговый плебисцит?

– Это когда общее собрание оценивает не самого кандидата, а его квалификацию в той конкретной области, управлять которой он претендует.

– Хм… Странно. Ведь кандидат может оказаться квалифицированным, но нечестным.

– А это его проблемы, – ответил философ, – если он проявит нечестность на публичной должности, или если он в чем-либо выйдет за границы своих функций, даже с самыми добрыми намерениями, в смысле, займется на своем посту чем-либо вне контракта…

– …То что? – спросила полинезийка Вави.

– …То суд применит к нему высшую меру гуманитарной самозащиты, а к его семье – превентивную меру: лишение гражданских прав. Принцип у плезиозавров такой: мы нанимаем менеджера только для тех услуг, которых мы хотим получить. Пусть он не пытается навязать нам никаких услуг сверх этого, иначе получится государство.

– Высшая мера гуманитарной самозащиты, это расстрел что ли? – спросила Беверли.

– В общем… – философ вздохнул, – …что-то в этом роде.

– Понятно, – сказала она, – за что еще расстреливают или лишают гражданских прав в чудесной стране плезиозавров?

– В общем, – ответил он, – за любую попытку создать государство или даже отдельные государственные институты. Уточню: политические партии, а также лицензирование, патентование, нотариат и адвокатура тоже относятся к государственным институтам.

– Лукас, милый, – обеспокоилась Олив, – ты предлагаешь расстреливать адвокатов?

– Этой идее, – заметил Эгерт Дэвис, – аплодировали бы 90 процентов американцев.

– Подожди, Эгерт, я серьезно, – сказала жена философа.

– И я серьезно, мой зеленый кузнечик, – ответил Лукас, – ты же знаешь, что адвокаты, в сущности, представляют собой закрытый клуб с монополией на толкование закона.

Олив задумалась, а потом махнула рукой.

– Ладно. Надеюсь, что порядочные адвокаты вовремя сменят род деятельности.

– Я тоже надеюсь, – социальный философ улыбнулся, и продолжил, – это касается также священнослужителей мировых религий, и школьных педагогов традиционного толка. В нынешнем виде церковь и школа это часть государства.

– Круто! – оценила Вави.

– Со стороны виднее, – отшутился Лукас Метфорт, и добавил, – есть нечто даже более шокирующее. В Плезиозавр-Ринге нет регистрации браков.

– А если люди хотят пожениться? – спросил 3D-художник.

– Эгерт, а зачем людям эта регистрация?

– Э-э… просто, ты же понимаешь, Лукас, есть обычай…

– Так, никаких проблем. Пусть будет обычай, но только без официоза.

– Но, Лукас, если это не будут регистрировать правительственные менеджеры, то этим займется основная церковь.

– Основную церковь расстреляли в предыдущей серии, – напомнила Вави.

Эгерт Дэвис развел руками, демонстрируя некоторую растерянность.

– Но, Лукас, тогда ведь много всего окажется неурегулированным. Например, дети. Как установить, кто отец? И, кроме того, в случае развода проблемы с имуществом…

– Здесь принцип у плезиозавров такой, – твердо сказал Метфорт, – официоз ни во что не вмешивается, кроме вопросов, в которых официоз действительно нужен. А в вопросах основного инстинкта официоз не нужен, и даже вреден. Если люди сами захотят что-то определить по поводу имущества, которым совместно владеют, то они придут к судье и зафиксируют экономическое партнерство, или общее домохозяйство. А кто с кем и как занимается сексом, и какая женщина от какого мужчины рожает детей – дело частное.

– Вопрос, – вмешался доктор Протей, – кто будет материально содержать ребенка, если у женщины недостаточно средств?

– От ситуации зависит, – ответил Метфорт, – в крайнем случае, это можно делать за счет социальных взносов, если женщина и ребенок перспективные.

– А если неперспективные?

– Тогда извините: ребенок изымается у безответственной родительницы и его усыновит нормальная семейная группа, имеющая средства и возможности его содержать.

– Милый, – вкрадчиво произнесла Олив, – ты сказал про некие социальные взносы. Это, вероятно, то же самое, что налоги, или я ошибаюсь?

– Нет, звонкий сверчок. Это не совсем налоги, а именно взносы, по образцу жилищного кооператива. Они платятся не как доля от доходов в пользу государства-рэкетира, а как суммарная цена потребляемых коммунальных услуг. Инфраструктура. Охрана…

– Значит, оплата с каждого двора, независимо от дохода? – спросила Беверли.

– Да, примерно так.

Она удовлетворенно кивнула

– По ходу, годится. У нас так на атолле Уилимо.

– Интересно-интересно, – пробормотала Олив, – значит, большой кооператив, и в нем в качестве охраны что-то вроде армии. Еще есть что-то вроде председателя, и есть суд.

– Надеюсь, – сказала Беверли, – что суд Плезиозавринга расстреливает не только попов и адвокатов, но и бандитов-беспредельщиков.

– Конечно! – подтвердил Метфорт, – Суд расстреливает любого, кто против анархии, а бандитизм, это прото-государственный институт, так что он явно против анархии.

– Минутку, – забеспокоилась Олив, – а чем эти судьи ограничены в своей расстрельной активности?

Лукас Метфорт виновато развел руками.

– Извини, мой нежный мотылек, но я еще не успел модернизировать Афинский кодекс достаточно глубоко, чтобы приводить четкие формулировки по таким вопросам.

– Надо же… – она покачала головой, – …Я вижу, ты стартовал от романтичной сказки о плезиозаврах, а теперь решил создать новый политический парадокс.

– Какой парадокс? – полюбопытствовал доктор Хейво Хийси Протей.

– Анархический тоталитаризм! – многозначительно объявила Олив.

* * *

Вечером того же дня, на борту экологической баржи «Вегетрон».

Сразу после отбытия всех гостей (которых, кстати, было четверо – по двое с Уилимо и с Нгалеву), началось обсуждение. В начале, Варлок, Пикачу и Махно выслушали рассказ доктора Протея о разговоре на яхте «Лимерик» с участием Беверли Мастерс. После него, Варлок рассказал о переговорах на барже с участием Тараи Мастерса (кузена Беверли), магистра Хобо-Вана, и еще одного человека, вероятно – мексиканца лет 30, со странным именем (или прозвищем) Ми-Го. В отличие от новозеландского магистра – физхимика, производившего впечатление слегка полноватого деревенского увальня, этот вероятный мексиканец напоминал действующего офицера активно воюющей армии. Но, Хобо-Ван представил его, как «эксперта по логистике». Сейчас, в рассказе о переговорах Варлок особенно выделил именно Ми-Го, как наиболее загадочного из четверых гостей…

Выслушав рассказ в общих чертах, доктор Протей обстоятельно раскурил трубку и, лишь выпустив к потолку кают-компании первое облачко ароматного дыма, спросил:

– Правильно ли я понял, что центр и север Островов Кука, это местные дикие земли?

– Да, – Варлок провел пальцем по карте, – кроме атолла Тинтунг, где сейчас официально хозяйничает компания «Alemir» из Эмиратов и британская охранная фирма «Groom».

– Если да, – продолжил спрашивать Протей, – то кто в этих землях главный дикарь? Кто самый авторитетный парень с «кольтом»?

– Если ты намекаешь на Ми-Го, то зря, – отозвался Махно, – я думаю, это шеф охраны и заодно пилот в команде магистра Хобо-Вана.

– Почему пилот? – спросил Пикачу, – Ведь за штурвалом летающей лодки был Хобо-Ван.

– Я распознаю пилота-профи, – ответил Махно, – как ты распознаешь киллера-профи.

– Я понял, – невозмутимо отозвался индейский воин.

– Для меня, – произнес Варлок, – версия об охраннике-пилоте на втором месте.

– А что на первом? – поинтересовался Протей.

– А на первом, – продолжил разведчик, – у меня та версия, около которой ты проскочил, практически, вплотную. Этот Ми-Го – не главный авторитетный парень с «кольтом», а полевой референт того парня. Тот сам к кому попало не ездит.

– Да, – согласился Махно, – мне сразу показалось, что Ми-Го не из команды Хобо-Вана.

Доктор Протей отправил к потолку кают-компании следующее облачко дыма.

– Ладно. Допустим, это был референт парня с «кольтом», к которому обратился магистр Хобо-Ван. Логично, кстати. Хобо-Ван человек инженерно-научного склада, и мы, на его взгляд, заведомо стремные. К таким лучше ездить с…Э… Махно, как это по-славянски?

– Krysha, – лаконично напомнил тот.

– Вот, – Протей кивнул, – я как раз это и имел в виду. А, все же, в какой мере наши гости поверили, что мы – экологические экстремисты из организации «Earth-First»?

– Видишь ли, док, – ответил Варлок, теоретически, эта наша легенда мотивирована. Мол, боевые экологи решили подрезать нос японским китобоям, а те открыли огонь из ружей.

– …Четко! – поддержал Махно, коснувшись ладонью полосы бинтов на своей голове.

– …Но, – продолжил разведчик, – любой, кто сталкивался с такими инцидентами, знает: экологи мигом начинают звонить в прессу. А мы засели тихо, зализываем раны, и хотим прикупить морское вооружение, чтобы не по-детски поквитаться с обидчиками.

– Я бы так и сделал, будь я эколог, – подал голос Пикачу.

– Да, ты бы так сделал, поскольку ты не эколог, а профи в другой сфере. Но, им глубоко плевать, для чего мы покупаем оружие. Главное – мы платим. Проблема будет, когда мы скажем, что платим золотом. Слух об этом может дойти до мюридов Махди.

– Этого бы не хотелось, – спокойно, но напряженно прокомментировал Протей.

– Когда-нибудь, – ответил Махно, – слух все равно дойдет. А нам надо найти союзников раньше, чем приползут мюриды. Вопрос: станет ли нашим союзником тот авторитетный парень с «кольтом», о котором ты рассуждал.

– Вопрос… – задумчиво отозвался Протей.

– Мы узнаем, как только нам предложат первую сделку, – сказал Варлок.

* * *

Несколько позже. 700 км к северо-востоку от Сувароу. Атолл Тепитака.

В северо-восточной части Островов Кука, которая называется группой Пенрин, самым большим и самым удаленным от центра является Атолл Тепитака. Это не совсем ровная коралловая петля диаметром около 20 км, вокруг мелководной лагуны, в которой много крошечных коралловых островков в дополнении к островам-моту, лежащим на барьере. Площадь земли Тепитака почти 1000 гектаров. Огромная земля по локальным меркам. Имеется старый аэродром с 2-километровой полосой, две официальные деревни и 300 официальных жителей с официальным мэром. Число неофициальных жителей – вопрос непростой. Известно, что их больше, чем официальных, а их лидер, который, де-факто, назначил официального мэра, зовется претор Октпо, или дон Жерар Рулетка…

Дон Рулетка, на вид мексиканский метис, лет 45 с плюсом, худощавый невысокий, но жилистый, крепкий и очень спокойный, в данный момент спал, устроившись на плоской крыше одного из коттеджей с бетонным цоколем и деревянным верхом. Одна из его подружек, молодая полинезийка, тоже дремала, улегшись головой ему на грудь. Другая похожая подружка – бодрствовала сидя около углового бордюра крыши, и раскладывая гадальные дощечки rongo-rongo. Кроме этих дощечек, рядом с ней лежал пистолет-пулемет и карманная рация. Вот такая картинка под черным небом с яркими звездами.