Автор книги: ЛискО
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 66 страниц)
— Понятно, — пожал плечами Боунс. — Я как бы тоже тут не поболтать прилетел, но всё же не отказался бы от хорошей беседы. Эх, значит, опять придется с этим дело иметь. Он у вас такой душа компании, особенно если связать.
По столу бухнула тонкая женская рука… и пустая тарелка МакКоя медленно начала съезжать в сторону подломленного бока.
— Надо бы недельку поколоть успокоительного. Тяжело честному доктору без трикодера, — вздохнул Боунс, попивая отвратительный кофе.
Если его не ударили за оскорбление волчьего вожака, значит — нельзя. Судя по тому, что нервы у нее шалят, могла бы и его прибить. МакКой уже проводил тот же трюк на бритом мужчине, но тот словно не слышал издевок, пусть скулы и каменели время от времени. Полевые условия исследований, чтоб их!
— Ты пойдешь со мной, — холодно и твердо заявила эта отмороженная.
— Я? Дамочка, неужели я выгляжу настолько плохо, чтобы вот так, без долгих разговоров и попыток узнать друг друга получше, куда-то с вами идти? Простите, но я джентльмен с юга, а у нас так не принято!
— Меня это не волнует. Хан велел тебя привести.
— Ну вот так бы и сказали сразу. Этому типу не откажешь. Ведите, верный Санчо Панса! — вскочил он со стула. — А кофе у вас всё же дрянь.
И снова лестница, длинный коридор, белая комната с черным диваном, на котором лежит его сложенная форма с дельтой под воротником, и большое окно, для разнообразия — в светлую лабораторию. Хан уже там. То же сочетание света и тьмы в неравных долях. Живое воплощение системы Инь-Янь. И никакой гармонии.
— Буду благодарен, если мне хотя бы трикодер вернут, — сразу с места в карьер начал возмущаться Боунс, не собираясь размениваться на приветствия и пожелания доброго утра.
— Обязательно, — чуть заметно усмехается это чудо научной мысли. Затем кивает на стол, где лежит кожаная сумка. — Так же, как и ваши лекарства.
МакКой с интересом посмотрел на свои руки. Обычно после сна ему надо было около получаса, чтобы остаточная слабость прошла, а тело вспомнило, как двигаться и гонять зараженную кровь. Мысленно он поставил на заметку взять образец и посмотреть, что там творится из смеси вчерашних препаратов и адреналина.
— Своевременно. — Леонард оперся бедром о стол и сложил руки на груди. Между ним и сверхчеловеком не больше пяти шагов, и оба смотрят прямо, не пряча взгляды и реакции. Страха по-прежнему нет. Боунс какое-то время пытался в себе его найти, пытался представить, что бы с ним могли сделать эти длинные руки с не менее длинными пальцами, пытался представить себе боль… и картинки выходили довольно серые. Не страшно. И только сейчас он задумался над тем, как это странно. — Так чему обязан такому любезному гостеприимству? И давай без промывания мозга, я как-то староват для всякой там лапши на ушах и мыслей о мире во всем мире.
— С таким реализмом — и на корабле безумного романтика типа Кирка?
Приподняв бровь, доктор сообщил взглядом и всей своей шикарной мимикой, кого на самом деле считает безумным, но в слова это всё не облек. Иногда приходит время помолчать или хотя бы не дразнить собак. А уж если этот волк рассвирепеет, кто знает, что способен натворить. Отмороженной язвой он устраивал Боунса больше.
— Капитанов не выбирают. Так же как и друзей.
— Разумеется, доктор. Но выбирают для них границы, — и почти без перехода: — Я хочу, чтобы вы исправили одну досадную оплошность в генокоде моих людей.
— Но я доктор, а не генетик! Вам стоило бы обратиться к специалисту. Пришить ногу, руку, да хоть хоботок — это без проблем. Вылечить корнаутскую оспу — да хоть прям сейчас, только ромашковым отваром запасусь. Но генетика не моя специализация.
— Неужели? Живой капитан Кирк с вами бы поспорил. Не стоит принижать свои заслуги, вы прекрасно знаете, что избавиться от привязки в моей крови удалось только вам. И не в последней мере мне хотелось бы знать — как именно. Что такого особенного в вашей голове, как вы сами сказали — далекой от генетики, но способной решить столь непростую задачу?
— Вот про голову — не надо! — помахал рукой Боунс. — По крайней мере, это уже будет не оригинально. Если хотите, чтоб я что-то сделал, то мне нужны подробности. Что такого вас не устраивает в собственных генах? Мне казалось, пока никаких проблем не было, да и те, кто создал вас такими, должны были продумать всё до мелочей. Хотя… человеческий фактор и недостижимость совершенства. Спок бы нашел это весьма логичным.
— Ваш вулканский ублюдок дальше от совершенства, чем только может предполагать. И если хотите, вопросы генетического мусора мы можем обсудить в другой раз. Сейчас же… — Хан отвел взгляд в сторону, рассеяно рассматривая холодный уют лаборатории. Поджал губы так, что они превратились в кривую линию. Мгновение промедления, говорившее больше, чем он мог себе позволить, но хотел донести до собеседника. — Скажем так, это приобретенное отклонение. Я не зря называю этих людей своей семьей. Нас связывает нечто гораздо большее, чем происхождение и общее прошлое. То, что вы сейчас называете Евгеническими войнами, было во многом порождено нами самими. Человеческое существо слишком склонно к порокам, слишком сильно увлечено своими мелочными желаниями и проблемами. Нас создавали люди из людей. Нас резали, разбирали, потрошили. Но ничто не может вытравить эту человеческую страсть к разрушению. А в нас ее превозносили, заставляли чувствовать и желать. Амбиции. Амбиции и недоверие — вот что погубило нас в итоге. И когда новый мир покачнулся, когда мы начали грызть друг другу глотки, нашелся человек, который смог найти лекарство от одиночества. Она так его называла. Но на самом деле это было противоядие от недоверчивости, изменение, одно из сотни. Незаметное на первый взгляд, оно объединило нас. И стало нашей казнью.
Крупные мурашки покрывали холодную и мокрую спину Леонарда. Кисти его рук снова начали дрожать от нервного напряжения, и он спрятал их в подмышках. В это время в груди словно поселилась ледяная, скользкая, ядовитая змея, обвивающая его внутренности своим гибким хвостом.
А этот голос всё звучал и звучал, в то время как прозрачные глаза словно смотрели той змеей. Слишком живой, чтобы не верить.
— Она создала сыворотку, заставляющую подчиняться одному человеку, сделавшую нас всех семьей. Моей кровью. — Хан глубоко вздохнул и наконец отвернулся, смотря на застывшую у дверей женщину. И в этот момент в нем самом было больше чувств, чем за всё время, что Боунс мог его наблюдать. Тоска, извинение, боль. — Больше сотни людей согласилось пройти это изменение, согласилось принять единство. Остальные отказались… и со временем сгорели в этой войне. Семерых убил лично я, доктор МакКой, — снова посмотрел на него Хан, пронзая этой звериной тоской глаз. — А потом они начали сходить с ума. Те, кто был моей кровью и моей семьей. И для вашей же пользы будет лучше найти причину этого сумасшествия. Ибо я собираюсь дать им свободу и новый мир. И мне безразлично, если они уничтожат ваш. Мы слишком долго ждали. Я предоставлю вам, доктор, эту лабораторию, любое оборудование и данные, и вы сделаете эту работу.
Леонард напряженно сжал переносицу, пытаясь сосредоточиться и понять.
Все эти чувства, выплеснутые на него, вся боль, отразившаяся где-то внутри, вся злость и ненависть — этого всего было слишком много. Боунс привык спокойно переносить вспышки Кирка, греться в его эмоциях, подзаряжаться как солнечная батарея. Он привык выискивать малейшие признаки эмоций на лице Спока, привык читать его скупые сигналы, фыркать на малейшее движение бровей или поворот головы. Привык выслушивать жалобы экипажа, встряхивать депрессивных особ или усмирять особо буйных угрозой больничного карцера и ужесточением личной диеты. Но к подобному оказался просто не готов.
Поэтому и уцепился только за последние, наиболее нейтральные слова.
— Для подобного нужна целая научная лаборатория и штат квалифицированных сотрудников. И именно генетиков. Хотя о чем я тут говорю, это ведь и так всем понятно, да? Безумие какое-то. От того эксперимента остались хоть какие-то данные?
— Люди постарались уничтожить за нами все следы. Но есть она, — кивнул Хан на женщину, соляным столбом замершую у дверей. — Шанта была помощницей профессора. Она восстановила некоторые данные. Что-то еще? До завтра составьте список требуемого вам, доктор. Мы попытаемся достать.
— Звучит подозрительно. Но уже сейчас могу сказать, что мне нужен выход в сеть, но так как это, скорее всего, невозможно, то как можно больше литературы на данную тему, желательно от вашего времени и до настоящего. Если слов вы не понимаете, придется учиться по ходу работы. Проклятье, это до сих пор кажется слишком дико!
— Не меньше, чем оживлять мертвецов, доктор. Я надеюсь, мы пришли к соглашению, и вы не будете делать глупости.
Боунс задрал бровь и с сомнением посмотрел на Хана. Весь такой зачесанный, гладкий и длинный. Внешность манекена с излишне живыми и убийственно серьезными глазами. Ужиться со Споком и то, наверное, было легче, чем договориться с этим вот.
Соскочив с края стола, МакКой направился к шкафчику, в котором явно лежали медикаменты и шприцы.
— Расслабься, darling. Куда я денусь с этого звездолета в открытом космосе? Ну и кто комплектовал этот шкаф? Руки оторвать и к заднице пришить, чтобы росли из правильного места. — Достав несколько шприцов, он кинул их на стол. — Мне нужны образцы всех, кто здесь есть, для сравнения. И, как я сказал, литература.
— О, режим «я тут доктор» включен. Что? — невинным взглядом посмотрела на него вошедшая Джоанна. — Так Джим говорит, когда ты начинаешь его лечить. И не надо на меня так смотреть, пап! Я хотела проверить, не нужна ли тебе помощь тела прятать. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать!
***
Когда все ушли, он снова облокотился о стол, сгорбился и прикрыл лицо руками. Хотелось выть в голос или разметать тут всё, чтобы вдребезги и ни единого целого предмета. Хотелось напиться так, чтобы не думать, не помнить и всё прошло.
Джоанна, которой здесь не место. Искалеченные прошлым нелюди. Сверхчеловек, действительно готовый на всё ради них, меняющий сотни жизней на отблеск одной. И он, доктор-неудачник, который каждый раз в попытке сделать как лучше, обрекает себя и своих близких на агонию. Ему стоило спиться еще тогда, когда он убил отца. Ему стоило просто сгинуть, тихо и незаметно. Так, чтобы Джо помнила лишь хорошее и неясный образ, чтобы ее мать не трепала себе нервы, вынужденная отдавать ребенка человеку, которого ненавидела всей своей женской душой. И держаться подальше от Джима Кирка, Звездного Флота, космоса, болезней и полоумных маньяков. Ну чего стоило, а? Проиграл, облажался, иди и сдохни в углу. Но нет, ты же урод, доктор МакКой, тебе больше всех надо! Вот и разгребай теперь.
Дотянувшись рукой до своей сумки, он достал из потайного кармана острый, лучше всякого лазера, скальпель. Покрутил его в пальцах, ловя на гладкой поверхности блики и отражение собственных глаз. Хмыкнул.
Отойдя от стола, кинул скальпель в стерилизатор.
У них еще впереди маленькая война.
Шипение закрывающейся двери он не слышал. Как и не смотрел во тьму за стеклом. Слишком прямолинейный, чтобы оглядываться. Слишком бесстрашный, чтобы смотреть во тьму чужой души на дне черных зрачков.
========== Глава 11 "Сердце, как открытая дорога" ==========
It's my life
And it's now or never
I ain't gonna live forever
I just want to live while I'm alive.
(Bon Jovi — It's my life)*
Два дня прошли в относительном спокойствии. И не в том смысле, что мир, дружба, трибблы, а просто никакого оружия, никаких перестрелок, потрясений, открытий, а главное — Хана. Как мало иногда надо для счастья бедному доктору. Особенно, если рядом маленький ураган Джоанна, небольшая комнатка перед лабораторией завалена паддами с научными трактатами по генетике и нет особо времени думать о том, в какую историю они влипли.
С ребенком у него почти не возникало проблем. За эти два года, что они виделись только в коротких видеозвонках, Джо стала довольно самостоятельной и здраво рассуждающей про некоторые вещи. При этом в ней не уменьшилось ни совершенно солнечное очарование, ни любопытство, с которым она вгрызалась в каждую вещь, которую встречала. И в каждого человека или инопланетянина. Когда почти три года назад МакКой взял ее с собой на борт в трехдневное путешествие, мелкая заноза успела облазить весь корабль и засмущать половину экипажа своими вопросами в лоб и на интересные темы. Тогда на «Энтерпрайз» взошло еще около десятка детей послов и чиновников для обзорной экскурсии и в общем-то мирных переговоров под эгидой «В космосе безопасно даже для детей». Правда, Скотти был резко против таких лозунгов и никого из мелких к себе не пустил, за исключением Кинсера, конечно. Но даже тогда Джоанна отличалась каким-то незамутненным взглядом на окружающий мир. Она не визжала от радости, не боялась, не рассказывала про радужных пони и космических ангелов, а самое главное — искренне интересовалась, пусть ее искренность и была временами навязчива. Все знали, что вот этот нетерпеливый чертик — дочь Леонарда МакКоя, а значит, ей спокойно спускали и излишне язвительные фразы, и попытки спорить, в отличие от других она была не ребенком какой-то шишки Флота, она была частью семьи. Сейчас Джоанна вытянулась, приобрела определенную подростковую угловатость, что на фоне ее пухлых щечек смотрелось довольно забавно, и семейную привычку говорить правду в лицо.
Наверное, ее нельзя было не любить. Леонард не знал, лично он обожал эту маленькую непоседу с того самого момента, как узнал о ее существовании. И когда она родилась, он взял ее и думал, сколько счастья сейчас в его руках. Боунс часто ошибался в жизни, но тогда это была истина.
Единственная неоспоримая истина в его жизни, которую он был готов отстаивать так рьяно.
— Доктор?!
— Положите его там, сейчас посмотрю, — недовольно отозвался Боунс. А потом помотал головой и оглянулся. — Что? Извините, Хантер, немного заработался.
— Ваши приборы.
— О, как быстро. Так, ставьте вот сюда. Что у нас там? Газовый анализатор? Да осторожней вы! Если хотели разбить, бросали бы с размаха в стенку, чего мелочиться-то?
— С остальным — так и сделаю, доктор.
— Остальным? Вы что — весь список уже собрали? Чертовы бюрократы, мне обычно приходится воевать едва ли не за каждую пробирку для «Энтерпрайз». Сносите пока всё сюда, сейчас я тут подвину.
МакКой переставил стол в сторону, освобождая пространство в углу.
Если говорить совсем уж правду — то, готовя заказ на оборудование, он вообще не стеснялся в требованиях и уж точно не ожидал, что подобное можно так быстро достать. Но, похоже, укажи он в своём списке пару нейтронных ракет и орионку поразвязней, хорошенькая зеленая девочка сидела бы сейчас в неприличной позе прямо на торпеде.
— Зеленая? — переспросил Хантер, когда Боунс высказал это вслух.
— Ну да, зеленокожие. Горячие штучки, ходячий секс в облаке феромонов. Вам бы не помешало напряжение сбросить. И не надо так на меня сопеть! — поднял Боунс вверх палец. — Это практически медицинское предписание. А уж с таким гормональным фоном, как у вас, ребята, да в свете событий, это вообще необходимость. Эй, парень, у меня на корабле было более четырехсот членов экипажа, за здоровьем которых — физическим и психологическим — я должен следить. И ты думаешь, я буду смущаться разговоров о сексе или делать вид, что это никак не влияет на состояние пациентов? Работа хорошего доктора — знать каждого изнутри. И судя по тому, что я здесь, я — чертовски хороший доктор!
— И от скромности не умрете.
— Нет. — Доктор вздохнул. — Я умру или от болезни, или от вашего капитана. Оба варианта верны, вопрос в том — кто окажется быстрее. Так, пойдемте разбираться, что вы там еще притащили. Не то чтобы я вам не доверял… Хотя нет, инструменты не доверю! Да и вообще, клингоны и то выглядят милыми, славными парнями на вашем фоне. Их хотя бы можно обматерить и расстрелять.
— А нас?
Вопрос был задан с какой-то затаенной злобой. Ах да, судя по всему, этот парень тут за боевика. Ну-ну.
— Да иди ты… к Хану! — практически выругался доктор, спускаясь по лестнице перед сверхчеловеком. Захочет убить — и одного толчка будет достаточно. — Пусть расскажет, как он клингонский патруль раскидал, Супермен чертов. Я тогда впервые этим уродам чуть не посочувствовал… если бы там Джима не было.
— Хан спас твоего капитана?
МакКой выразительно приподнял бровь, выражая весь свой скепсис и насмешку. Распахнув дверь в ангар, Боунс рассмотрел грузовой шаттл и незнакомых людей рядом с ним и смело ринулся вперед.
— Скажешь, когда у него на груди S появится и плащ отрастет. А я пока криптонитом запасусь.
— Доктор, вам говорили, что вы невыносимы?
— Хантер, еще один комплимент, и я заподозрю вас в неприличном интересе.
