Автор книги: ЛискО
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 66 страниц)
И откровенные издевательства, и двусмысленные фразы, и продемонстрированная власть не находила никакого внутреннего или внешнего сопротивления у доктора. Ведь он как никто понимал, насколько Хану не нравится всё, что тут происходило. МакКой находился в руках существа сильнее, чем он когда-либо встречал. Существа, так часто терявшего: веру, близких, надежду… планету, семью. Раз за разом. И поднимавшегося. И шедшего дальше. Существа, насквозь пропитавшегося кровью от чужих и своих ран. Всё еще человека, где-то там, под коркой шрамов. Человека, снова теряющего то, что уже считал своим. Его, Леонарда МакКоя.
Именно поэтому доктор постарался расслабиться, полностью доверившись этим рукам.
— Ты убил того, кто был готов отдать за тебя жизнь, и даже не заметил этого.
Ощутимо дернув доктора за скальп, Хан выпустил его волосы, вместо этого перехватывая рукой поперек груди.
— Его кровь сможет помочь мне не больше, чем твоя моча, приятель, — скривил губы МакКой. — Ксенополицитемия неизлечима, Джим. Абсолютно. Более того, чтобы эффективно работать здесь, мне потребовалось средство, ускоряющее развитие этой дряни во мне.
— Вы искали лекарство, доктор? — впервые за довольно приличное время ожил Спок. Темные глаза его горели не хуже, чем взрывающийся вулкан на Нибиру.
— Можно сказать и так. У меня не было особенно времени на это, специалисты моей квалификации, способные подрабатывать нянькой и воспитателем для полусотни сверхов, нарасхват, знаешь ли. А вот ребра мои здесь ни причем, — заверил он Хана.
Вулканец же, кажется, даже не слушал их, чуть склонив голову и смотря в пустоту. Переведя взгляд на Кирка, МакКой всей своей мимикой изобразил вопрос, одновременно демонстрируя левую кисть. Джим его правильно понял. С его места такое было лучше видно.
— Совершенно верно, Боунс. У него руки дрожат.
Спок недоуменно приподнял бровь и оглянулся. А затем разжал заведенные за спину руки, оставляя их спокойно свисать вдоль тела. Может быть, сейчас они и не дрожали, но он полностью подтвердил опасения МакКоя — вулканец переживает сильные эмоции и наверняка решает в своей донельзя логичной голове сложные морально-этические задачи, разрываясь между необходимостью и привязанностью.
— Ты подсчитываешь, когда рядом взорвется какая-то звезда, или как? О чем компьютер в твоей голове так долго думает? — заволновался Боунс.
— Доктор МакКой, лекарство от ксенополицитемии существует. Я, точнее, моя более старшая версия уже излечивал вас от этой болезни. Теория о том, что подобные миры стремятся к общности в ключевых точках, достаточно верна в данном случае.
— Джим, ущипни его там, что ли? Пока наш бортовой компьютер вообще не ушел в свои научные расчеты по общности миров, — закатил глаза доктор. Затем чуть повернул голову: — Если меня отпустить, я не упаду. Во всяком случае, до пола не далеко. Нет так нет, ребра опять же ни при чем. И давно ты знаешь об этом, Спок?
— Посол Спок сообщил мне эту информацию двадцать три дня и три часа назад. Разумеется, по земному времени. До этого момента я не имел возможности с ним связаться и сообщить о вашем состоянии.
— И ты ничего не сказал? — возмутился Кирк, одинаково недовольно поглядывая и на своего помощника и на руку Хана, все так же держащего МакКоя.
Спок равнодушно пожал плечами.
— Без наличия самого доктора МакКоя эта информация была полностью бесполезна. Особенно в условиях, когда мы рассчитывали на другое развитие событий и сыворотку, спасшую вас, капитан. Но я не учел некоторые особенности болезни, и это прискорбно, — действительно с сожалением произнес коммандер. С сожалением по поводу своей ошибки… И с изяществом уклонился от попытки Кирка ущипнуть за вулканский зад. Сделав несколько шагов вперед, Спок продолжил: — Прайм не раскрыл формулу, и я считаю необходимым отвезти вас к нему лично. И как можно быстрее. У нас с ним была договоренность, что если за два месяца вы не найдете вакцину сами, то мы должны посетить Новый Вулкан. Но если болезнь развивается столь стремительно, начать лечение требуется немедленно, пока разрушение вашего организма не стало необратимо.
Время и пространство разом превратилось в липкий, тягучий кисель. Если бы приборы обоих мостиков не продолжали пищать и ритмично моргать подсветкой, показалось бы, что всё это застыло. Как застыли мысли, растворяясь в остро-болезненных чувствах.
Жить? Почему-то эта простая перспектива никогда не была такой страшной. МакКой не смирился со своей смертью, как не смирялся ни с чьей другой. Но… будущее вдруг показалось пугающим комком вечного сражения.
— Не делай такое лицо, Боунс. Ты знаешь, мы и на минуту не прекращали бороться за тебя. И не прекратим. Потому что Спок, как всегда, прав, и все вселенные стремятся к общности. В мире, из которого к нам пришел старший Спок, или мир Терранской Империи, неважно, если там есть «Энтерпрайз», есть и мы. И плевать на то, какого цвета у тебя глаза. И сколько их, — подмигнул Джим, смотря тем самым взглядом, который многими воспринимался как откровенный флирт, а вот доктор мог читать в нем куда больше. Но стоило капитану посмотреть за правое плечо МакКоя, как глаза потемнели и стали ледяными. — Что ты хочешь за то, чтобы вернуть его?
Кончики сильных пальцев прошлись по ребрам доктора, словно перебирая струны одного из экзотических музыкальных инструментов. Широкая грудь завибрировала от сдерживаемого рыка, посылая по телу разряд тока. И Боунсу не надо было даже задаваться вопросом, почему Джим плотнее сжимает губы, а Спок наоборот медленно и осторожно дышит, немного разомкнув рот, смотря на экран из-под тяжелых век. Хан всегда умело использовал свои чувства, свою боль и ненависть, как самое острое психологическое оружие.
— У тебя нет ничего, что мне нужно, капитан Кирк. Иначе бы я уже забрал это, как забрал доктора. — В подтверждение своих слов, Хан провел пальцами по синякам на руке Боунса. Затем сделал несколько шагов вперед, оставляя МакКоя за своим плечом. — Более того, ваш корабль перегружен и поврежден. И это не говоря уже о клингоне, жаждущем узнать вкус человеческой крови на своем ритуальном кинжале. Тебе надо для начала избавиться от балласта, прежде чем замышлять прогулку до виновника гибели целой цивилизации. Даже двух, если учитывать Ромулус. Вы серьезно думаете, я отдам доктора существу, из-за которого погибло две планеты? Вы не способны удержать в своих руках ни одну жизнь, мистер Спок!
МакКой медленно и шумно выдохнул, заранее понимая, что это катастрофа. И что только он сам виноват в ней, позволив себе забыть, где и с кем он находится. Показать слишком много привязанности к Кирку, причиняя тем самым боль Хану. Боунс забыл, как тот боится терять.
Но и подавить гнев не смог бы. Не глядя в карие глаза вулканца.
— Вы всегда в этом казались мне слишком похожими. Только его народ погиб, потому что Спок не успел спасти ромуланцев, а твой, потому что вы так и не смогли принять самих себя и полезли кому-то что-то доказывать.
Договаривал свою речь он уже в лицо сверхчеловека. Так знакомо и в то же время почти забыто. Сколько они уже предпочитали не воевать, а договариваться? Кажется — целую вечность.
— Не нравится, когда играют твоими методами, доктор? — изгибаются эти причудливые губы. И Боунс знает, как идеально они подходят к его губам.
— Предпочитаю отстаивать своё право на махание красной тряпкой.
— Но решать всё равно мне. Не твоему золотому капитану, — едва ли не выплюнул это слово Хан, смотря на Боунса ледяными глазами — метры и метры прозрачного льда над бушующим океаном. — И тем более, не полукровке, неспособному принять ответственность даже за себя.
— Потому что это моя жизнь, — продолжал упираться МакКой, уже зная, что в этой битве проигрывает.
На лице сверхчеловека появилось такое самоуверенное, надменное и в тоже время ехидное выражение, что хоть кальку снимай. Но вот только доктору было не до этого. Его ресницы несколько раз дрогнули и опустились, прикрывая темные глаза. И даже упрямо поджатые губы не спасали от ощущения полной и безоговорочной капитуляции. Он не хотел слышать то, что сквозило во взгляде Хана, не хотел, чтобы это простое «Так какого черта ты сотворил со своей жизнью?» вообще звучало.
В этом случае Хан оказался куда менее жестоким, чем доктор, лишь указав на возможность, но не нанеся удар.
Обернувшись, капитан «Тенебрис» заявил:
— Доктор должен закончить свою работу.
— Какое совпадение! А нам как раз надо починить наши двигатели! — широко улыбнулся Джим Кирк, сильно стараясь вернуть глазам нормальную форму и переместить их со лба. — Боунс, не знаю, что ты там творишь, но делай это побыстрее.
— Мне надо еще как минимум двадцать восемь часов. Вряд ли мы сможем здесь столько торчать.
— Привлеки к этому столько людей, сколько посчитаешь нужным. Двенадцати часов тебе хватит, чтобы починить свой корабль, капитан Кирк?
Джим пробежался пальцами по кнопкам капитанского кресла:
— Скотти, как у нас там дела? Когда мы сможем летать?
— Да хоть сейчас. Но строго вниз, сынок! Я предупреждал, что двигатели перегреются. Оторвать целый звездолет из объятий планеты — это вам не девчонку за попку ущипнуть!
— Сколько займет ремонт?
— Ну-у, если попробовать разобрать кое-какие детали у «Атланты», мои ребятки справятся за пятнадцать часов. Ты же сам знаешь, капитан, классы наших девочек очень схожи, я тут уже сравнил технические данные…
— А за двенадцать?
— Если для дока, то попробуем. Птичка уже напела.
— Знаю я ту птичку, Скотти, — усмехнулся Боунс, зная, что его прекрасно слышно. — Ей давно стоит поправить клювик.
— Хей, Ленни, старый черт, возвращайся. Я тут такой виски для тебя припрятал. Ой, этого никто не слышал!
— Ты еще место своего тайника скажи, шотландский проныра, и этого точно никто не узнает. Джим, а что с экипажем «Атланты»?
— Может, ты спросишь это у своего нового приятеля?
— Господи, Джим, ему больше трехсот лет, термин «новый» тут как-то не подходит! Хотя, честное слово, я иногда себя чувствую так, будто сменил один детский сад на другой, — взмахнул руками доктор.
— Боунс!
— Я просто хочу понять, как ты собираешься отправлять меня на Вулкан, если для Федерации я сейчас вне закона. Тебя за такое по головке не погладят.
— Это мои проблемы. Тем более что… Мы искали тебя, когда наткнулись на сведения об «Атланте». У нас был выбор — обратиться к командованию Звездного Флота с неподтвержденными данными, добытыми не самым законным путем, — покосился Кирк на стоящего рядом вулканца, — или разобраться со всем самим, и будь что будет. Ты знаешь, без Пайка мне больше не к кому пойти и полностью довериться, а судя по тому, как оперативно и далеко нас заслали, кто-то сильно не хочет, чтобы «Энтерпрайз» даже близко приближалась к этому дерьму, что тут варится. Просто закрыть глаза на происходящее мы тоже не могли. Как всегда, Боунс. Ты же знаешь…
— Если где-то что-то происходит, ты обязан в это влезть, — тепло и не без гордости сказал МакКой. — Значит, Федерация не в курсе, где ее флагман?
— Совершенно верно. Я угнал собственный корабль! — едва ли не засветился Джим Кирк, а на лице его буквально крупными буквами была надпись «Шалость удалась». — И на первой же базе Звездного Флота у меня отберут «Энтерпрайз». Теперь понимаешь, почему я хочу как можно быстрее отвезти на Новый Вулкан вас со Споком?
— Капитан?! — приподнял брови вулканец, явно впервые слышавший о задумке Кирка уберечь от разбирательства и своего старшего помощника.
— Джим, ты идиот! — прикрыл лицо рукой доктор. — Где я найду тебе еще одного суперзлодея, чтобы вернуть нашу Леди?
Кирк снова посмотрел на него теплым, лучистым и чуточку мудрым взглядом.
— Ты можешь сколько угодно ворчать, но знаешь ведь, что я был прав. Зачем мне корабль, если я ничего не могу сделать? Мы спасли сто тридцать человек и заполучили шикарный геморрой, но у нас есть доктор.
— Двенадцать часов уже пошли, — вмешался в их милую беседу зачинщик всего переполоха.
К этому времени Хан уже вернулся на свое кресло и смотрел на происходящее с нескрываемым неудовольствием. И от этого взгляда, сделавшего его чудовище странно непохожим на самого себя, словно омолодив на пару лет и вытравив из спирали ДНК что-то человеческое, по спине бежали мурашки. Очень хотелось подойти, залезть в кресло, как тогда, и целовать его, прикасаться, ласкать, пока он не оттает на все эти двенадцать часов.
Но он доктор, а не влюбленная девочка-подросток. Поэтому Боунс попросту закатил глаза и недовольно фыркнул:
— Рашат, найди Суон, Гошика и Ноя. И мне плевать, что они делают в данный момент. Фила я тоже забираю, пока он не отрастил уши, а то по цвету кожи уже совсем вулканец, — вздернув сидящего на помосте у капитанского кресла мальчишку, МакКой кинул взгляд на Хана и быстро направился к выходу, пока кто-то не передумал.
Двенадцать часов… обещание жизни.
Проводив взглядом друга до самого турболифта, Кирк, как маску, скинул с себя понимающую ласку во взгляде и яркую улыбку.
— Так что ты хочешь?
Хан склонил голову вперед и растянул губы в неприятной лягушачьей улыбке.
***
Таймер… Обратный отсчет до взрыва. До смерти. Или восхода. Почему-то время не имеет значения, пока оно не начинает кончаться, пока ему не отмеряют какую-то точку. Минута до столкновения «Кельвина» и неизвестного судна. Пять секунд до выхода из варпа к поистине жаркой встрече возле Вулкана. До взрыва боеголовки полминуты. С момента смерти капитана Кирка шестнадцать часов… Жизнь закончилась, но время продолжает идти. Твоё время уходит в глубокий минус. Потому что после нуля остается лишь долг. И запускается новый таймер. И за Кроликом падает новая Алиса. Потому что хоть твоё время и остановилось, а от чая уже тошнит, но жизнь продолжается. И взрываются корабли, рождаются новые капитаны, открывается суть живого оружия… или прозрачные волчьи глаза, полные тьмы и боли.
И время снова идет. Две недели до того, как проснется голубоглазый мальчишка с израненной душой, еще год до космоса и пять лет в нем.
А у него из пальцев выскальзывало двенадцать часов во тьме. Время в tenebris.
Дальше… синь и злато. Родная «Энтерпрайз». Покинутый дом.
Всё так чертовски запуталось.
Десять часов он потратил на работу. На важную, необходимую, кропотливую работу в убойном ритме аврала, когда со всех сторон пищит аппаратура, кому-то вечно нужно его внимание, сотня дел так и норовит нырнуть в руки, а добровольные помощники сильно жалеют о своей сердобольности и как-то постепенно начинают скидывать флер сверхсуществ, приобретая стойкое усталое выражение в стиле «кто забыл выключить электровеник». Наверное, доктору не стоило бы на них орать и обвинять в косых руках и отмороженном мозге, всё же эти люди очень быстро учились не только простейшим заданиям Боунса, но и анализу далеко не простых данных, буквально приспосабливаясь под обстоятельства и завышенные требования. Вот только общее напряжение и невесомый запах привычного медотсека и обстановки не открывали в нем лучшие качества характера. Скорей уж обнажали отчаянное неумение бояться, когда надо действовать.
Когда основная работа, требующая его вмешательства и контроля закончилась, необходимые вещи были собраны, а лаборатория в десятый раз окинута взглядом, МакКой подошел к Суон, по-птичьи сидящей на его высоком стуле.
— Спасибо, — тихо сказал он, несильно сжав хрупкое плечо девушки.
— Боунс? — нахмурился Хантер. — Не делай такое похоронное лицо. Если твои друзья правы, то ты будешь жить. Это ведь самое главное.
— Разве? Тогда что вы тут делаете? Почему вы просто не жили после того, как покинули лаборатории? Эгоистичные недолюбленные дети. Это я про мужчин, милая. — Проведя по коротким волосам Суон и чуть запрокидывая ее голову, Боунс наклонился и сухо поцеловал девушку в лоб.
Если бы не глаза полные усталой мудрости, этой девочке не дашь и двадцати пяти. Тонкая, по мальчишески хрупкая, немного угловатая и бессовестно прекрасная в этой надломленности. Одна из тех, кто не долго сопротивлялся всеобъемлющей заботе доктора, голодно и жадно принимая даже крохи тепла, и растворяя их где-то в собственном безумии, оставшемся после разрушенного мира. Слишком сильная, чтобы сдаться. Слишком умная, чтобы не принимать помощи.
Они все - так исключительны и индивидуальны, заключал доктор, снова и снова оглядывая сверхов. Личности, выросшие из боли и крови. И давно уже перестали для него быть всего лишь содержимым нумерованных криокамер.
Как с этим жить - он не знал.
— Хантер, свяжись с Ханом. Скажи, что я пошел к себе в каюту. Мне надо с ним поговорить.
Здоровяк кивает, словно так и надо, и от доктора никто не ждет просьб, вежливых «пожалуйста» или заглядываний в глаза. Он всегда твердо, немного требовательно говорит о том, что нужно сделать, хочешь ты того или нет. И после этих десяти часов в гонке со временем и физиологией слова Боунса звучат почти мягко.
— Даже мы привыкли к местной связи, а ты всё никак не научишься ею пользоваться.
