Автор книги: ЛискО
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 66 страниц)
От них заметно пахло пустыней и жаром. А по виску парнишки, того, который светленький и запуганный, стекала струйка пота, да лицо разрумянилось. Это что ж такого надо делать со сверхом, чтобы так загонять его? Другой вопрос — это что надо было с ним сделать, чтобы вообще довести до такого хрупкого состояния?
— И вас туда же, двое из ларца.
Филипп дернул щекой в попытке улыбнуться и спрятал взгляд где-то на полу, а вот глаза рыжего хоть и продолжали смеяться, но стали острее клинка Сулу.
— А мы тут решили готовить оладьи! — оповестила Джо. — Пап, а ты точно умеешь это делать?
— Когда-то умел. Это как делать уколы, если когда-то умел, значит, быстро вспомнишь. Так, яйца, мука, молоко. Когда тебе было четыре, зеленоглазка, ты очень любила, когда я в выходные готовил. Ты делала в оладьях дырку посередине и пыталась повесить себе на нос.
Она запрокидывала голову, просила «папа, смотри», смеялась так задорно. Растрепанные светлые волосы, наивная улыбка, запах печеного теста и солнце в распахнутые окна. Они, черт бы побрал, были счастливы!
А потом он всё испортил.
— Мальчики, кто умеет жонглировать? — выставил Боунс на стол яйца и миску.
— О, это я люблю! — загорелись глаза у Ренда.
А еще он это умел! Яйца летали, словно у них уже выросли крылья, ловкие, проворные пальцы этого авантюриста подкидывали их, крутили, ловили, и всё без остановки. Через голову, ноги, до потолка и почти у пола. Радостная Джо хлопала в ладоши, завороженная этим действом. Филипп наблюдал, открыв рот и смотря на рыжика с таким искренним восхищением, что, казалось, тот вот-вот должен обрести нимб.
Пока они играли, Леонард успел сделать тесто и залить его в машинку для дозировки. Специальная поверхность для блинчиков уже была раскаленной, так что всё оказалось даже проще, чем он помнил. Это же не древние сковороды и открытый огонь.
И он даже успел оглянуться, когда Ренд допустил ошибку, кинув пару яиц Филиппу, который от одного увернулся, а второе стоически принял грудью и с зажмуренными глазами.
— Хей, прости, — по-лисьи улыбнулся жонглер. — Я думал, ты поймаешь.
МакКой посмотрел на эту троицу, запустил руку в банку с мукой и присыпал ею Ренда.
— Вот так, малыш, я отомстил!
— Ах так, доктор! — расхохотался рыжий и запустил в него еще одним яйцом.
Пригнувшись, Боунс хмыкнул:
— Мазила!
Ему всегда казалось, что он вырос из того возраста, когда играют с едой, бегают по комнате и кидаются друг в друга свежеприготовленным тестом. Но с другой стороны — почему нет? Он бегает от аборигенов, лазает на деревья за какими-то там образцами для Спока, регулярно играет в салочки с монстрами, которых проще обозвать «какая-то хрень с…», чем определять вид. Да и к чертям всё, у него, можно сказать, отпуск последний раз в жизни!
В итоге, когда на шум сначала вышел Хантер, а потом и Хан с парочкой незнакомых нелюдей, им предстала картина глобального побоища. Пол был покрыт неровным слоем муки, на котором оставались заметные следы ног, на мебели и стенах образовались пятна из теста, в воздухе витал приятный аромат погрома и сладостей. И над этим всем главенствовал вроде бы такой приличный, степенный доктор МакКой, в данный момент стоящий, прислонившись бедрами к столу и поедая оладьи со своей тарелки прямо руками. Расстегнутая рубашка на нем была покрыта не меньшим слоем муки, чем волосы, приглаженные заметно испачканной рукой, а уж о пятнах на футболке и говорить нечего. Но вид у него был довольный, а озорные морщинки у хитрого прищура и легкая улыбка неимоверно шли.
— А мы тут готовим! — громко оповестила пришедших Джо.
— Судя по всему, готовите вы террористический захват торговых складов, — заметил на это Хантер.
— Это мы оставляем профессионалам, — едва заметно кивнул Боунс на главного террориста, между прочим, осужденного и приговоренного, но явно не умеющего лежать на одном месте. — Мы всего лишь готовили завтрак. Кому добавки?
— Мне! — протянул тарелку Ренд, сидящий прямо на полу в позе лотоса. — Эй, доктор, если ты всё делаешь так же, как готовишь, то я понимаю, зачем тебя Хан у «Энтерпрайз» увел.
— О, объясни мне! А то я, похоже, тут единственный, кто так и не в курсе, — взмахнул он рукой. Затем посмотрел на свои сладкие склеившиеся пальцы и поднес их ко рту, слизывая следы кленового сиропа.
— Нет, он всё же чудо! — буквально закатился от смеха рыжий. — Хан, можно я от нашего имени отошлю благодарственную открытку на «Энтерпрайз»?
МакКой бросил взгляд на капитана этих диких существ. Тот смотрел на происходящее с каким-то хищным интересом, словно всё это поставленный им спектакль. А встретившись взглядом с Леонардом, едва заметно сощурил свои звериные глаза, буквально выбешивая доктора этой насмешкой. А он, наивный, раньше считал, что это Спок с его бровями действует на нервы.
У него на подобное одна реакция — начать спорить. А так как было, в общем-то, не из-за чего, Боунс присмотрелся к новым лицам.
— А я тебя знаю, парень, — заметил он высокого брюнета нордической внешности. — Из-за твоей чертовой криокапсулы меня с Кэрол едва не разнесло по тому планетоиду. Прямо как старого приятеля встретил. А кофе у вас всё же дрянной. Надеюсь, кто-то из вас умеет готовить лучше.
— Доктор сегодня явно в хорошем настроении, — словно поясняя своим спутникам, но смотря прямо на МакКоя, сказал Хан.
— А какие у меня причины грустить? Тут же… сплошной курорт! Дочь — рядом. Погода — солнечная, пейзажи вокруг — заглядеться можно. Лучшее оборудование — в наличии. Даже экскурсию на «Энтерпрайз» устроили, да еще и с полезной для здоровья пробежкой. Люди, опять же, сливки общества… Правда, образца двадцатого века, но мы, южане, консервативны в таких вещах. Прямо с чего мне печалиться, да?
— Вы забыли перспективные разработки, доктор. Как развлекательную программу. Теперь вы поняли все плюсы нашего сотрудничества?
— Сотрудничества? Это теперь так называется? — развел доктор руками, не в силах успокоиться, даже зная, что его специально провоцируют.
Для чего? Чтобы поставить на место? Да, кроме новеньких, похоже, никого несдержанность и эмоциональность МакКоя не удивляет. Ренд вон вообще засел, как юный лис в засаде, с тем же азартом и любопытством наблюдая за происходящим. Придвинувшийся к нему Фил хоть и вздрагивал на особо высоких нотах голоса, но сбегать не спешил. Хантер вообще встал в сторонке, сложив руки на груди, и разве что не скалился от удовольствия. И только этот дикий волк с нечеловеческими глазами и движениями медленно двинулся по широкой дуге вдоль комнаты, словно жертву окружал. Жуткое сравнение, если подумать.
— Значит, мне показалось, что меня шантажировали, похитили, да еще и пытались подставить под убийство? Никогда не замечал в себе настолько богатой фантазии.
— На каждую ситуацию есть как минимум две точки зрения. Попытайтесь посмотреть с моей. Вы взяли то, что принадлежит мне. Принадлежит от и до, как только может принадлежать кровь, тайна рождения, задумка бога. Не спорьте, доктор, — не дал он вставить и слово. Как это удавалось с привычкой говорить вкрадчиво и размеренно, просто непонятно. — Наши создатели были нашими богами. Из плоти и крови. И, рождаясь, мы убивали их. А вы забрали то, ради чего гибли сотни, ученые то были или наши братья и сестры, наверное, теперь не важно. Но вы решили сыграть в бога. И каким-то чудом у вас получилось. Мне интересно — каким. Но еще более интересно — как впредь такого избежать. Атеизм, доктор, в нашем случае — желание убить собственных богов. Но пока вы живы. Более того, я дал вам безопасность, когда это действительно стало важно. Я укрыл вас и вашего ребенка, которым вы сами добровольно рискнули. Я не ограничивал вас ни в чем, разве что в разумной осторожности. С моей стороны было лишь одно требование, хотя… в случае вас, скорее просьба. Вы просто должны продолжить то, что начали. Хотите быть нашим богом, так будьте им до конца. Но помните, что мы не потерпим предательства. Вы можете взять свою дочь и уйти. Прямо сейчас. Ни я, ни кто-то из нас не остановит вас. Идите. Вы хотите покинуть это место, доктор МакКой? Сейчас. Просто сделайте выбор.
Да твою мать, подумал Леонард, вот и позавтракали.
Чтобы он еще раз вздумал спорить с этим отмороженным, на всю голову ударенным, продуманным уродом? Обязательно, Боунс себя знал, как и знал, что еще не раз влезет туда, куда не нужно бы. Но сейчас…
Слишком серьезный вопрос.
Джоанна уже на середине речи вцепилась в руку, а сейчас еще и прятала лицо в складках его рубашки. Этого всего ей бы не стоило слышать, если у него всё внутри похолодело и перевернулось, то непонятно к чему это может привести у двенадцатилетней девочки. Она ведь верила ему, всегда верила, даже когда он ушел. И если сейчас он не сможет ее защитить, если потеряет в ее глазах авторитет и опору… Это жестоко.
От размышлений его отвлек запах. Теплый, тонкий, какой-то… чувственный.
Обойдя стол, Хан встал прямо напротив МакКоя, как слишком много раз делал он сам, демонстрируя отсутствие страха… и власти над собой? Конкретно сейчас второго было слишком много, Леонард чувствовал, как внутри свивается острое и болезненное чувство, как хочется отшатнуться и отвести глаза.
В грудь уперлось что-то горячее, и, опустив взгляд, он обнаружил источник запаха и жара, в виде кружки, полной кофе.
— Слишком много слов, Леонард.
— Ты знал, что молчать я не умею, — уже без прежней горячности заметил МакКой.
— Пей кофе и решай. Только ты сам можешь выбирать. Мы и без того слишком доверились тебе, теперь твоя очередь.
Боунс осторожно, словно боясь коснуться длинных тонких пальцев, забрал кружку из рук сверхчеловека.
— Осторожно, горячий, — снова продемонстрировал свою лягушачью улыбку этот гад. Затем развернулся и той же стелящейся походкой вышел из комнаты.
Вот ведь… манипулятор!
— Выдохнули все, — сказал МакКой, делая большой глоток. И, разумеется, обжегся. — Куда я денусь, а? Как же меня это бесит!
Они оба понимали, что на самом деле всё это, выбор, свобода, не более чем фикция. У него нет никаких прав возмущаться или чего-то требовать, кроме тех, что даёт ему Хан. Он и жизнь-то свою заложил в тот день. Вот только был слишком упрям, чтобы это признавать и отдаваться на чужую волю.
А кофе шикарный.
***
Вернувшись в лабораторию, доктор скинул с себя пропыленную мукой рубашку, умыл лицо, еще раз поразглядывав свою сомнительную физиономию в зеркало, и не нашел там подобающей твердости, чтобы противостоять существу, способному голыми руками разорвать человека и морально готового убивать сотнями. Лишь зеленые глаза навсегда впитали в себя издевательскую насмешку, которую не вывести, даже завись от этого его жизнь. Когда день за днем смотришь на мир, не ожидая от него ничего хорошего, сложно сохранить незамутненность и наивность взгляда. А уж с его неумением держать язык за зубами…
Хану стоило выбрать кого-то более покладистого. МакКой не всегда с друзьями уживался, а уж с врагами и подавно мог вести себя невыносимо. Их с Джойслин разводу больше всех был рад его тесть, с которым Леонард провоевал все годы брака. Только Дуглас терпел сварливый характер зятя хотя бы ради дочери и внучки, а вот у этого таких ограничений нет. Но он всё равно предпочитает, как штифты в голову, вколачивать в мозг слова, а не действия. И это выводило из равновесия больше, чем если бы его заперли в подвале с одним микроскопом в обнимку и заставили работать от сих и до абсолютного результата. Но нет, ему дали «полную свободу», возможность проводить время с дочерью, и… Да ради бога, ему сверхманьяк кофе готовит! Что уже ни в какие шлюзы не лезет!
Плюнув на прокрутку одних и тех же мыслей по десятому кругу, МакКой натянул синюю форменку, практически с нежностью проходясь руками по ткани. Она была его, приносившая спокойствие и долю самообмана.
Взяв у себя еще одну пробу крови, он запустил ее в анализ, сам возвращаясь к данным с последнего исследования.
Генетика, черт бы ее побрал! Генетика… Эти сукины дети вообще понимали, что они творят? Они видели, кого они творят? Смещение лишь на доли процентов в тех или иных функциях уже дают угрожающие результаты, но тут… Тут было фактически создание нового вида. Причем — полноценного по своей сути. Доктор перерыл всё, что только мог, и раз за разом убеждался, что создатели учли всё, что только можно было.
Еще с прошлого раза задаваясь вопросом, почему с такой регенерацией тело не отвергает вколотую в него иглу, он понял, что организм просто не считает повреждение критичным. И такой вывод только подтверждается, если вспомнить все травмы Хана, с которыми Спок его притащил. Рваная рана на ребрах заживала куда с меньшим коэффициентом скорости, чем сломанная рука. Если для полного восстановления кости потребовалось несколько суток, то дырка в боку затягивалась часов двадцать шесть, не меньше, чем ссадины на лице. Но эти повреждения несопоставимы! Даже для того, чтобы срастить кости регенератором, нужно приличное время, плюс к этому на естественное восстановление. Из этого следует заключение, что регенерация направлена больше на критические повреждения, что гораздо удобнее со многих позиций. Да, мелкие ссадины иногда приносят неприятности и болевые ощущения, но вероятность воспаления таковых у сверхов — минимальна, их иммунная система расправляется с бактериями, попавшими в организм, словно свора гончих с жалким кроликом, причем, кинутым к ним же в клетку. С другой же стороны — абсолютная невредимость была бы крайне подозрительна в условиях выживаемости в человеческом обществе. Если тебя три часа избивали стальными прутами, а на лице ни царапины, это раздражает «доброжелателей». Тут гораздо уместнее проделать тот фокус с замедлением сердечной мышцы и дыхания, посвящая все ресурсы организма внутреннему восстановлению, да прикинуться полумертвым, чем строить из себя супермена.
Очень… логичный ход. Биологически и психологически оправданный. Хорошо срежиссированный и поставленный. Увеличение скорости деления клеток внутренних органов, нервной и кровеносной системы, связок, мышц. При этом кожа и слизистые явно мало затронуты, их защитные свойства не так важны, как общее состояние организма. И это лишь часть изменений! Которая влечет все новые и новые перестройки.
Где организм должен брать питательные вещества для подобного скоростного восстановления? Даже если предположить, что идет полная усвояемость, этого всё равно мало! Когда Хан был полностью в его распоряжении, как бы двусмысленно это не звучало, у доктора МакКоя не было времени и желания о таком задумываться, он просто два раза в сутки вводил ему энергорастворы, давно уже использующиеся в экстремальных случаях. Но в естественной среде всё должно происходить по-другому. И тупо жрать тут как раз будет ненормально, что за воин, который одной рукой держит фазер, а другой пирожок на случай ранений? Значит, должна быть продумана и эта система. И возможно всё, начиная с кардинально новой системы питания, типа впитывания прямой солнечной энергии и буквально фотосинтеза (и не надо вспоминать вулканцев, они просто зеленокровые гоблины), или же какие-то колоссальные запасы, но упитанных сверхов он пока не видел.
Всё так чертовски сложно!
И отвратительно!
Отвратительно хотя бы потому, что всю эту систему наверняка приходилось тестировать на живых организмах, на людях. Ученые прошлого вряд ли обладали подходящими анализаторами и симуляторами. Да и человеческое существо слишком непредсказуемо в своей физиологии.
Леонард МакКой едва ли не впервые с момента своей практики в морге понял, что в буквальном смысле копается в людях. Поправка, в сверхлюдях. Потому как, смотря на их тщательно выстроенный генокод, он мог с точностью опытного хирурга, мануала и вообще всего того, что ему приходилось учить как врачу общей практики и СМО такого бедового звездолета, сказать — что и как пробовали на этих живых существах, что тренировали и тестировали. Даже у их зеленокрового компьютера мозг бы вскипел просчитывать и анализировать это прошлое.
Вот и у него сил на подобное просто не было.
Сочувствие сейчас — роскошь, которую он не мог позволить. И не мог не чувствовать.
Поэтому доктор встает, привычным жестом приглаживает вставшие от движения и ужаса волосы и идет проветриваться. Не важно куда. Просто выйти из этого белого помещения, освежить мозги и перестать думать о каждой капле крови, пролитой мимо его пробирок.
Ноги сами приводят на крышу. Наверное, привычка. Острая нехватка звезд. Время уже за полночь, он снова не заметил, как пролетел день, снова выпал из жизни, которая его пугает. Если попытаться вспомнить, то Боунс не сказал бы точно, что он делал с того момента как вошел в лабораторию. Но он не будет вспоминать.
