Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 69 страниц)

Глава 117

Уже пятые сутки Надира гнала коня на север, тщась настигнуть ненавистного московита. Но Бутурлин как в воду канул. Никто из опрошенных ею путников не встречал на тракте боярина с изрытым оспой лицом.

На исходе четвертого дня странствий у дочери Валибея закончились пищевые припасы, и желудок девушки сжимался спазмами, требуя еды.

Но еще хуже голода были дожди. Беспрестанно лившие, они затрудняли проезд по дорогам, превращая их в непроходимую топь.

Не радовала Надиру и возможность промокнуть до нитки в холодную осеннюю пору. Под порывами студеного ветра странник в напитанной влагой одежде запросто становился мишенью для хворей.

Едва ли Дочь Валибея могла себе позволить слечь от горячки, не отплатив недругу за смерть отца. Посему непогоду она пережидала на постоялых дворах, утешаясь мыслью, что и Бутурлин отсиживается в укромном месте, вместо того чтобы уходить от преследования.

Но истратив последние деньги, Надира лишилась возможности останавливаться в придорожных заведениях, а значит, была вновь обречена голодать и мокнуть под дождем.

Лишь одно радовало воительницу: нутром она чуяла, что расстояние между ней и московитом сокращается, а значит, враг вскоре будет настигнут.

Оставалось найти способ, как с ним покончить. До сих пор все попытки девушки расправиться с Бутурлиным заканчивались неудачей.

Дочь Валибея долго не могла понять ее причину. Даже если московита оберегают шайтан и джины ада, их сила – ничто в сравнении с могуществом Аллаха!

Почему же он не дает Надире поквитаться с убийцей?

Может, Всевышнему не по нраву, что Надира пыталась убить Бутурлина из лука, в то время как он ждал от дочери Валибея сражения?

Но разве боярин сразил Валибея в битве, по закону воинской чести? Нет! Он напал на стан мурзы нежданно и поднял меч на отца Надиры, сознавая его беззащитность!

«А не стремишься ли ты оправдать свою трусость? – вопросила она себя. – Ты уже билась с московитом и проиграла ему. Не страх ли проиграть вновь заставляет тебя целиться в московита из засады?»

Эта мысль больно уколола самолюбие воительницы. Доселе она не сомневалась в своем искусстве сабельной рубки. Но схватка с Бутурлиным показала Надире, что боярин владеет клинком лучше ее.

«Да нет! Все это – чушь! – прогнала она сомнения. – Неверному просто повезло. Не сломайся моя сабля о его щит, исход боя мог быть иным!

Но теперь я разумею, отчего Аллах не дал мне прикончить московита стрелой! Он жаждет от меня битвы. Что ж, если такова воля Всевышнего, я сойдусь с Бутурлиным в поединке, и на сей раз демоны его не спасут!»

Рассуждая так, дочь Валибея миновала лес и выехала к неширокой, но быстрой реке, через кою был переброшен временный мост.

Выстроенный из дерева, он казался достаточно прочным, дабы по нему можно было перейти на другой берег. Для большей безопасности проезжающих мост был снабжен брусьями на столбцах, ограждавшими путников от падения в воду.

Не видя причин опасаться за свою жизнь, Надира быстро преодолела его. Она уже собиралась ехать дальше, когда со спины до нее долетел едва различимый цокот копыт.

Похоже, девушку кто-то догонял. Воительница не любила, когда ей дышат в затылок, и решила пропустить конника вперед. Это дало бы ей возможность оценить идущего следом и, если он окажется врагом, нанести ему упреждающий удар.

Судя по стуку копыт, Надиру преследовал одиночка.

В былые времена она без страха двинулась бы ему навстречу. Но приключения, пережитые дочерью Валибея в Поганине и на дороге, научили ее осмотрительности.

Посему, укрывшись в прибрежных зарослях, она стала наблюдать за противоположным берегом реки. Отчего-то девушке казалось, что встреча с незнакомцем привнесет в ее жизнь нечто важное.

«А вдруг по моим следам идет Бутурлин? – подумалось ей. – Хотя чему удивляться? Для Творца Мира нет невозможного!

О, Аллах Всемогущий! Дай мне силы отомстить убийце, и я свершу хадж в святую Мекку, превознося в пути твое имя!»

Но человек, идущий по следам Надиры, оказался не Бутурлиным. Всадник, явившийся на противоположном берегу, и близко не походил на ненавистного ей московита.

Долговязый и худой, он казался противоположностью невысокого, крепко сбитого боярина. Однако общее в их облике все же присутствовало.

Как и Бутурлин, незнакомец был одет в кафтан московского кроя с потускневшими, но все же заметными галунами. Судя по безбородому лицу, ему не исполнилось и двадцати лет, однако для притаившейся в кустах мстительницы возраст московита не имел значения.

Надира видела своего извечного врага, одного из тех, с кем от начала времен рубились ее предки, того, чьи сородичи расчленили живьем ее отца!

При виде московита, въехавшего на мост, рука девушки сама собой потянулась к колчану со стрелами, но замерла на полпути.

«На сей раз все будет по-иному! – мысленно сказала она себе. – Я сражу неверного в поединке, и никто не посмеет упрекнуть меня в трусости!»

Приняв решение сражаться, Надира извлекла из седельного мешка мисюру с кольчужной бармицей, круглый щит-калкан и обнажила саблю, готовясь к бою.

* * *

Расставшись с рыцарем Тромбой и его сыновьями, Григорий Орешников двинулся в сторону владений Московии. Путь до них был неблизкий, однако он не страшил боярина, привычного к дальним странствиям.

За свои восемнадцать лет Григорий успел побывать в походах, и тяготы кочевой жизни не слишком обременяли его. Докучали московиту лишь осенние дожди да распутица.

В сих краях дождь осенью лил почти не переставая, и это вынуждало боярина подолгу пережидать непогоду на постоялых дворах. Однако сегодня ему повезло.

Небо, с утра разразившееся ливнем, наконец выплакало свои слезы и в просветы облаков выглянуло долгожданное солнце.

«Благодарю тебя, Господи! – мысленно воздал хвалу Создателю Григорий. – Если бы не твоя помощь, я бы застрял здесь навеки!»

Выведя из конюшни своего жеребца, московит расплатился с хозяином придорожного заведения и, вскочив в седло, поскакал на восток по размытой дождем дороге.

Хорошо выспавшись, он чувствовал себя бодро и ощущал в теле небывалую легкость. Но к легкости примешивалась грусть. Не прошло и недели, как боярин расстался с Вандой, однако уже соскучился по ней.

В памяти всплыла их первая встреча на лесной тропе под Самбором, когда Григорий вынул из ноги девушки занозу. Затем были стычка с разбойниками на пути к острогу, встреча с семейством Медведя, долгая дорога в стан Польского Короля, на юг…

С первого взгляда боярин ощутил несказанное притяжение к своей юной попутчице. И дело было не в одном лишь юношеском томлении плоти.

На Москве Григорий встречал немало красавиц, рядом с коими худенькая шляхтянка со вздернутым веснушчатым носиком могла бы показаться дурнушкой.

Но в глазах ее, искрящихся умом и отвагой, было нечто, привлекающее Орешникова куда больше телесной красоты.

Боярин знал, что не сможет забыть Ванду и сделает все, дабы встретиться с ней вновь. Препятствий меж ними было немало: различия в Вере, служение разным Владыкам, не всегда дружественным к соседу, неприязнь родни девушки, едва ли согласившейся бы отдать ее замуж за схизматика.

Но Гришка свято верил, что сумеет разрушить все препоны на пути к единению с Вандой. Истинная любовь, не знающая границ и запретов, внушала ему мысль о том, что они будут вместе…

В раздумиях о превратности судьбы, разлучившей его с любимой, боярин выехал к реке, над водами коей возносился деревянный мост.

Хотя он служил для временной переправы, однако еще не успел обветшать и вполне мог выдержать одинокого всадника. Посему Григорий без колебаний погнал коня по дощатому настилу на другой берег.

Он подъезжал к середине моста, когда из зарослей на противоположной стороне реки выступил конник в татарских доспехах. Его появление было столь нежданным, что боярину на миг подумалось, будто он бредит.

Но незнакомец не оставил ему времени для сомнений.

С пронзительным воплем воздев над собой клинок, он понесся навстречу московиту.

Внезапность нападения не обескуражила Орешникова. Заслонившись щитом и выхватив из седельной петли чекан, он встретил недруга во всеоружии.

Вихрем налетев на боярина, противник попытался выбить его из седла ударом щита в щит. Устояв перед его натиском, Гришка обрушил свое оружие на врага.

Граненый боек чекана пробил насквозь кожу и доски щита, коим татарин прикрылся от удара, и наглухо увяз в нем.

В тот же миг Орешников потянул на себя оружие, вырывая татя из седла. Будучи сильнее, он легко осуществил сие, но противник повис на нем, увлекая боярина за собой.

В одно мгновение Гришка был сброшен с коня. Видя, что ему не освободить оружие, московит сорвал с руки татя щит и, отбросив его вместе с чеканом, потянул из ножен саблю.

Он едва успел обнажить ее, поскольку татарин тотчас же замахнулся на него клинком. Отразив его, Орешников рубанул недруга от плеча, но верткий басурман ушел от удара и сабля московита глубоко вонзилась в брус ограждения моста.

Не давая ему освободить клинок, татарин вновь перешел в наступление. Но Гришка не растерялся. Отбив щитом вражий выпад, он изо всех сил ударил супостата ногой в грудь. Перелетев от толчка через перила, тать с головой погрузился в студеную, мутную воду.

Еще месяц назад, он бы справился с течением, но вздувшаяся от ливней река бежала с удвоенной силой, не оставляя ему шанса выплыть.

На какой-то миг голова татя показалась над водой, и боярин охнул от изумления. Бурным потоком с неприятеля сорвало мисюру, и Гришка узрел длинные, смоляные косы.

Грозный враг, едва не погубивший боярина, оказался женщиной! Такого Орешников не ожидал. Первой его мыслью было вытащить противницу из реки и расспросить о причинах, побудивших ее к нападению.

Но прежде чем боярин отцепил от седла аркан, коий собирался бросить татарке, та вновь исчезла под водой и больше не показывалась на поверхности.

Вероятно, она захлебнулась, и течение, подхватив бесчувственное тело, унесло его прочь. Глядя в бурлящую воду, Гришка силился понять, как воительница оказалась вдали от родных ногайских степей и отчего желала ему смерти.

Но ответа на сей вопрос боярин так и не нашел. Настроение его было безвозвратно испорчено.

Никогда прежде Гришке не доводилось поднимать на женщину руки, тем паче оружия. И то, что противница сама пыталась его убить, не меняло сути дела.

Разумея, что татарку уже не спасти, Орешников сел на коня и неторопливо двинулся в путь. На душе у него скребли кошки.

Глава 118

– Все же я до конца не разумею твой замысел, – задумчиво произнес, бросив наземь обглоданную баранью кость, Папаша Гуннар, – может, все-таки поделишься соображениями?

Идя в бой, я должен быть уверен, что наше дело выгорит…

– Хочешь знать мои планы? – прищурился, отхлебнув из глиняной кружки браги, Ральф. – Изволь! Убийство датского посла – вещь не шуточная. Едва ли Король Олаф простит московитам смерть Розенкранца…

– Мыслишь, после случившегося Государь Дании разорвет торговый союз с Москвой? – насмешливо поднял бровь его собеседник. – Что-то я сомневаюсь в этом!

– Смотри глубже! – хитро улыбнулся Бродериксен. – Ссора Дании и Москвы в моем замысле – не главное.

– Что же тогда? – бросил на него испытующий взгляд наемник. – Судя по тому, что мы убили графа на новгородской земле, ты хочешь втравить Московию в войну с северным соседом. Я верно угадал?

– Отчасти! – лукаво подмигнул ему Ральф. – Узнав о смерти посла, Великий Князь Иван обвинит в нападении Новгород и двинет к его границам войско.

Но едва ли война решит вопрос об устранении Московского Владыки. Посему мы не станем ждать, когда москвичи вцепятся в горло новгородцам. Мы первыми нанесем врагу удар!..

– Первыми нанесем удар? – переспросил его Гуннар, в глазах коего зажглись хищные огоньки. – И как ты себе это мыслишь?

– По дороге к Новгороду Князь пожелает остановиться на одной из пограничных застав. Захватив ее, мы сможем устроить Владыке Московии западню!

– Легко сказать «захватив»! – криво усмехнулся наемник. – Одно дело – разграбить обоз на лесной дороге, совсем иное – овладеть крепостью, а затем перебить вступившее в нее войско.

– Нет ничего невозможного, если взяться за дело с умом! – развел руками Бродериксен. – Чтобы захватить крепость, не обязательно брать ее приступом.

Да и ни к чему нам вступать в бой с московитами, если большую часть работы за нас сделает вражеская артиллерия!

– Сказанное тобой походит на бред! – хмуро отозвался сидевший рядом Лейф. – Ты хочешь обернуть против московитов их же орудия?

– Именно так! – вскинул голову Ральф. – А тебя в моем замысле что-то смущает?

– Наших сил недостаточно, дабы осуществить подобное! – вступил в разговор Аксель, молчаливый, худой наемник, слушавший их беседу. – Нас не более сотни, а Князь выступит против Новгорода несколькими полками!

– Истиный стратег воюет не числом, а умением! – урезонил солдата Бродериксен. – При верной расстановке сил мы и малым количеством бойцов сумеем одолеть врага!

В каждую крепость приходят обозы с провизией. Захватив такой обоз, мы частью переоденемся в возчиков, а частью спрячемся в фуражном сене, погруженном на возы.

Сия хитрость поможет нам войти в крепость без боя. Ну, а что делать после, вас не нужно учить. Мы развернем замковые пушки в сторону двора и зарядим их картечью.

Когда на заставу прибудет Владыка Московии, нам останется лишь впустить его войско в ворота и расстрелять из орудий!

– Недурно придумано, – причмокнул языком Папаша Гуннар, – тем паче, что среди нас есть добрые пушкари. Взять хотя бы Лейфа. В бытность службы на Москве он слыл лучшим канониром!

– Вот и прекрасно! – улыбнулся Ральф. – Теперь нам остается лишь осуществить сей замысел. Остальное – моя забота. Наш выстрел поразит Московию в самое сердце!

Ответом ему было угрюмое молчание. Похоже, наемники не разделяли уверенность Бродериксена в победе. Однако перечить королевскому посланцу в присутствии Гуннара они не решались.

Белоголовый Лейф с равнодушным видом шевелил прутком угли в костре. Тощий Аксель, поднявшись с лежанки, отряхнул плащ от стеблей сухой травы и отошел в темноту.

– Верьте, у нас все выйдет! – убежденно заявил Ральф, обводя взором притихших земляков. – Пропивая в стокгольмских кабаках королевскую награду, вы еще не раз посмеетесь над своими нынешними опасениями!

– Как молвят московиты, «мягко стелешь, да жестко спать!» – криво усмехнулся Лейф. – Ну да что о том толковать? Дело нужно делать!

– И то верно! – подытожил сказанное Гуннар.

Но на утро случилось событие, коего Ральф никак не ожидал. Долговязый Аксель ночью улизнул из шведского лагеря и дал деру.

Гуннар и его люди прочесали лес в попытке изловить беглеца, но того и след простыл. Одно лишь утешало Бродериксена и его земляков: судя по следам, беглец отправился не на юг, в сторону Москвы, а на запад.

Это значило, что Аксель не собирался выдавать тайные замыслы шведов Московскому Владыке. Но кто знает, кому он намеревается их поведать?

Изменника по-любому следовало изловить и обезглавить, дабы прочим шведам неповадно было вредить общему делу. Однако охота Гуннара и Ральфа закончилась неудачей. Аксель умел заметать следы…

– Хорошо хоть, что он движется не в сторону Москвы! – утешил себя Бродериксен. – Полбеды, что отступник устрашился риска и сбежал. Было бы хуже, пожелай Аксель уведомить о наших планах Князя Ивана!

– Направившись на запад, он обрек себя на смерть! – согласился с ним Папаша Гуннар. – Там на много верст тянутся леса, полные хищного зверья. Прежде чем он дойдет до ближайшего селения, его сожрут волки!

– Да будет так! – кивнул ему Ральф.

Но в сердце королевского посланника угнездилась тревога.

* * *

Принцесса Эльжбета прогуливалась по замковой галерее, вдыхая сырой осенний воздух. Последние недели ей мало что доставляло радость. Тоскуя о возлюбленном, она избегала игр и гуляний знатной молоди.

Слова, сказанные перед отъездом Флорианом, засели в сердце девушки занозой, от которой ей никак не удавалось избавиться. Тот, без кого она не мыслила своего существования, обвинил ее в неискренности чувств!

«Любовь стоит столько, сколько стоят свершаемые во имя ее деяния! – звучал в сознании королевны голос Флориана. – Если ты на алтарь любви приносишь свою жизнь, значит, она истинна.

А хочешь за свое счастье расплатиться чужой жизнью – никакая это не любовь! Страстишка дурная, темная!»

«Ужели мои чувства ничего не стоят? – вопрошала себя Эльжбета, вспоминая его слова, полные горького упрека. – Но ведь я не желала никому зла! Мне просто хотелось удержать любимого рядом!»

Первые дни после отъезда оруженосца из Кракова Эльжбета на него страшно сердилась. Но спустя неделю ее гнев сменился тоской, а после желанием любой ценой вернуть благосклонность Флориана.

«Господи, сделай так, чтобы он вновь приехал в Краков! – молила Вседержителя королевна. – Уж я найду способ убедить его в том, что стала иной, и больше не посмею принести чужие интересы в жертву своему счастью!»

Эльжбета невольно вздрогнула, услыхав за крепостной стеной звук боевого рога. Кто-то трубил, призывая замковую стражу, отворить ему ворота. Перегнувшись через край стены, принцесса увидала конный отряд, одетый в цвета Самборских пограничников.

При виде его сердце девушки затрепетало рвущейся из силков птицей. Среди воинов наверняка был Флориан, и при мысли о нем Эльжбета мигом сбежала с крепостной стены к воротам.

Однако ее ждало горькое разочарование. Верховых возглавлял отнюдь не ее возлюбленный. Вместо него жолнежами командовал какой-то пожилой, седоусый шляхтич.

При виде королевской дочери он сошел с коня и учтиво поклонился юной Владычице. Лицо нобиля хранило невозмутимое выражение, но, поймав его мимолетный взгляд, Эльжбета почувствовала, как все ее существо сжимается от тревоги.

– Кто вы, рыцарь? – все же решилась вопросить она.

– Шляхтич Прибыслав из Кременца! – ответил ей, не поднимая глаз, старый воин. – Послан в Краков Самборским Воеводой, дабы передать Государыне известие о разгроме Радзивила и вручить Ее Величеству трофеи!

– Трофеи? – с трудом выдавила из себя Эльжбета.

– Да, моя госпожа! – кивнул девушке нобиль. – И в первую очередь – знамя мятежного княжича. Вот оно!

Выступив вперед, один из жолнежей расчехлил тщательно отмытый от грязи стяг несостоявшегося Властителя Литвы. Но королевна не удосужила взором воинский трофей. Ее занимали лишь мысли о возлюбленном.

– Но почему Самборский Воевода отправил в Краков вас, а не своего оруженосца Флориана? – вопросила она рыцаря. – Обычно известия с Севера привозил он!

– Увы, на сей раз Флориан не смог прибыть в Краков… – в голосе шляхтича звучала затаенная боль. – Он покрыл себя славой, вызволив из плена захваченную мятежниками княжну Корибут!..

– И так загордился своим подвигом, что не пожелал явиться в столицу Унии? – превозмогая душевную боль, улыбнулась королевна.

– Нет, моя госпожа! – отрицательно покачал головой старик. – Юный Флориан отдал свою жизнь, защитив от пули княжну Эвелину и боярина Бутурлина, благодаря коему мы разгромили неприятеля!..

– Флориан погиб? – не веря услышенному, переспросила его Эльжбета. – Сего не может быть!

– Мне самому в это с трудом верится… – тяжело вздохнул шляхтич. – Но ничего не поделаешь! Смерть всегда забирает лучших!

В душе Эльжбеты, жившей последнее время лишь любовной страстью, воцарилась скорбная пустота. С гибелью Флориана жизнь для нее потеряла смысл, став холодной и серой, как осенний туман.

Потрясенная страшным известием, она медленно побрела прочь, вглубь замкового двора. Первой мыслью Эльжбеты было взойти на стену, дабы броситься оттуда в ледяную маслянистую воду крепостного рва. Но что-то удержало девушку от опрометчивого шага.

– Флориан погиб не просто так! – вслух подумала Эльжбета. – Он отдал жизнь, защищая Эву, никогда не ценившую его чувств, и своего счастливого соперника! Благодаря его жертве они теперь наслаждаются любовью!

Принцесса сжала кулачки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони, но не ощутила боли. В ее сердце угасли все чувства, кроме ненависти к вчерашней подруге и ее возлюбленному.

– Что ж, радуйтесь своему недолгому счастью! – чужим хриплым голосом произнесла Эльжбета. – Клянусь, Эва и Бутурлин заплатят за смерть Флориана, иначе я не буду собой!

Произнеся эту страшную клятву, королевна направилась в свои покои. Ей нужно было обдумать план мести.

Глава 119

Всю дорогу до костела, в коем отпевали Флориана, и во время самой службы Эвелина не могла поверить в смерть своего друга. Знавший княжну с юных лет, Флориан был неотъемлемой частью ее жизни, ее памяти о былом…

Девушка вспомнила, как без малого год назад юноша утешал ее над гробом отца в том же пронизанном холодным светом, самборском костеле. Вспоминались княжне и годы детства, проведенные вместе. То, как Флориан читал Эве рыцарские романы, как однажды на скачках спас ей жизнь, не дав упасть с коня…

Теперь все это осталось в прошлом. Бледный, недвижимый друг не откликался на ее просьбы восстать из гроба, как восставали на божий зов праведники былых эпох.

Лишь на губах его играла едва заметная улыбка, с коей душа оруженосца отлетела в рай. «Я сделал, что должно, – звучали в душе княжны последние слова Флориана, – будьте счастливы!»

Но могла ли она испытывать счастье после кончины лучшего друга? В последнее время Эва не раз задумывалась о том, сколько людей, защищавших ее, расстались с собственной жизнью. Ольгерд, Михей, Флориан…

Все они сложили головы, борясь за грядущее княжны с Бутурлиным. Девушке было невдомек, отчего их любовь приносит другим страдания и гибель. Ведь они с Дмитрием не творили ничего дурного, никому не желали зла…

Обернувшись к боярину, Эва увидела в его глазах отражение собственных чувств. Снедаемый внутренней болью, Дмитрий осунулся, словно постарев на глазах.

Еще хуже сказалась смерть юноши на грозном Самборском Владыке, у которого заметно прибавилось седины.

– Дух к духу, прах к праху! – лился откуда-то сверху голос ксендза, отпевавшего его племянника. – Помолимся же, братья, за упокоение раба божьего Флориана!

– Аминь! – хором ответила ему заполнявшая храм толпа.

Четверо самборских солдат подняли гроб с постамента и повлекли его к выходу из часовни. Эва поняла, что пришло время прощаться. Не поднимая глаз, она двинулась вслед за гробом.

На кладбище при часовне уже была вырыта могила, в коей предстояло упокоиться телу оруженосца. Гроб вознесли на козлы, дабы накрыть крышкой. Прежде чем могильщики осуществили сие, к гробу подошли проститься самые близкие люди покойного.

Склонившись над телом, Кшиштоф поцеловал племянника в лоб и уронил на его лицо горячую слезу. Следом за ним подарила прощальный поцелуй Флориану Эвелина.

Она вздрогнула, коснувшись губами чела своего детского друга. Плоть юноши была холодной, как могильный камень, и поцелуй, о коем он так грезил при жизни, не воскресил его.

Спустя миг гроб накрыли крышкой, торопливо застучали, прибивая ее гвоздями, молотки. Сквозь застилающие взор слезы Эва глядела, как гроб опускают в яму.

Приблизившись к ней, княжна бросила на гроб горсть холодной сырой земли. Вслед за ней то же самое сделали Кшиштоф и Бутурлин.

Девушка всхипнула, когда могильщики, взяв лопаты, стали засыпать могилу землей.

«Неужели это все? – думала она, слушая мягкий стук ударяющихся о крышку гроба глинистых комьев. – И я никогда не смогу услышать твой голос, взглянуть в твои глаза, мой добрый Флориан?»

Ответом Эве послужил тихий плач дождя, разделившего с ней скорбь о храбром юноше. Когда над могилой Флориана вырос земляной холмик, толпа поселян, провожавшая его в последний путь, стала разбредаться.

– Что ж, нам пора в замок! – скорбно произнес Воевода. – Помянем моего племянника! Он был добрым воином и добрым христианином!..

– Простите, дядюшка, я не смогу вернуться в замок, – глотая слезы, промолвила Эвелина, – там все будет напоминать мне о нем! Я сего не вынесу!

– Куда же мне тебя отвезти? – изумленно поднял седые брови Кшиштоф. – Только скажи, я все исполню…

– В обитель святой Магдалины! – с трудом вымолвила княжна. – Мне нужно покаяться в своих грехах пред Господом!

– Зачем ехать в такую даль? – пожал плечами рыцарь. – В часовне правит службу отец Матеуш. Он охотно тебя исповедует…

– Боюсь, после всего, что сталось, я не смогу жить прежней жизнью… – разрыдалась девушка. – Я хочу покинуть мир и стать монахиней!

– Монахиней? – Дмитрию почудилось, что он ослышался. – Но отчего, Эва? Как тебе такое пришло на ум?

– Разве ты не видишь? – с горьким упреком во взоре обернулась к нему княжна. – Наша любовь приносит всем лишь страдания!

Сколько людей, достойных жизни, расстались с ней, спасая нас друг для друга! Ольгерд, Флориан, Михей, все кто пали от рук татей, защищая меня, в пути!

Сколько их еще умрет, дабы мы могли насладиться близостью? Наши чувства несут гибель всем, кто стремится нам помочь или просто оказывается рядом!

Я не раз гнала прочь эту мысль, страшась признаться в том, что говорю ныне! Но смерть Флориана открыла мне глаза. Здесь, над гробом, я осознала: мы не можем строить свое счастье на крови близких нам людей!

Оно обернется проклятием для нас и для наших потомков!!!

Не совладав с нахлынувшими на нее чувствами, княжна вновь зарыдала.

– Что ты, родная! – пытался утешить ее Бутурлин. – Разве наша вина, что хищники в людском обличье устроили на нас охоту? Что возжелали нас разлучить, дабы прибрать к рукам твое наследство?

Клянусь, едва ты отречешься от него, вельможные прохиндеи потеряют к нам интерес, и ты забудешь весь сей ужас!

– Забуду? – подняла на него покрасневшие от слез глаза Эвелина. – Да, я, наверное, забыла бы его, если бы пережитое нами касалось лишь нас двоих!

Но мне не забыть Флориана, любившего меня больше всего на свете. Не забыть Ольгерда и Михея, ценой своих жизней спасших меня от убийц!

Дмитрий, миленький, я знаю, как тебе больно! Но уразумей и ты меня! Мы не можем преступить их кровь, жить так, словно всего этого не было! По крайней мере, я не смогу!

Дмитрий подавленно умолк, не найдя возражений на полные горечи слова княжны. Молчал и Воевода, потерявший вместе с племянником смысл бытия.

– Коли Эва так решила, мы не вправе ей препятствовать! – наконец со вздохом произнес он. – Что ж, девочка, собирайся в путь! Я отвезу тебя в обитель!

– Не делай сего! – простонал Бутурлин. – Не хорони себя заживо! Я готов на все, дабы унять боль в твоем сердце! Если ты скроешься в стенах обители, мы потеряем друг друга навек!

– Ты мыслишь, мою боль можно унять? – покачала головой Эва. – Нет, она будет преследовать меня до гроба. Живя со мной, ты изведешься сердцем и сам будешь страдать.

– Я готов разделить твою боль! – выкрикнул душой Бутурлин.

– А я не хочу сего! – отвернувшись, княжна зашагала прочь.

– Оставь ее, боярин, – положил Дмитрию на плечо руку Воевода, – ты же видишь, Эву не переубедить. Давай поступим мудро!

– Как это? – поднял на него горестный взор боярин.

– Пусть княжна немного поживет в обители. С ходу ее все одно не примут в монахини. Тем паче, что тамошняя настоятельница, Матушка Урсула, сама в прошлом шляхтянка, подавшаяся в монастырь из-за несчастной любви.

Едва ли она доведет дело до пострига, узнав о причинах, побудивших Эву просить убежища. Насколько мне известно, за время ее главенства в монастыре никого не заставлялили силой принимать монашеский обет.

От того, что девочка походит в послушницах, беды не будет. Со временем ее боль уляжется, и она сама покинет обитель.

Упорством же ты только оттолкнешь ее от себя! Смекаешь, о чем я толкую?

Раны княжны глубоки, но время – добрый лекарь. Предоставим ему целить Эву от хвори, против коей наши средства бессильны!

– Мыслишь, ее душа исцелится? – с надеждой бросил взор вслед уходящей княжне Бутурлин.

– Разве у нас есть иной выход? – пожал плечами старый поляк. – Надеюсь, мы не утратим больше того, что уже потеряли!

– Твои бы слова да Богу в уши! – молвил боярин. – Будем молиться Господу, чтобы сердце Эвы излечилось от скорби!..

– Будем, ибо больше нам надеяться не на кого! – грустно кивнул ему Воевода. – Ты и сам, Дмитрий, сие разумеешь!

* * *

Раздвинув ветви кустарника, Махрюта осторожно выглянул из укрытия. Уже третий день он скитался по лесам в поисках добычи. Разгром Радзивилова войска поставил крест на честолюбивых планах изверга обрести власть и славу и вынудил его начинать все сызнова.

Осень близилась к середине, о чем напоминали утренние заморозки и иней на пожухлой траве. Ночевать под открытым небом становилось неуютно, и Каин подумывал о том, как бы обзавестись жилищем.

Однако покинутая медведем глинистая берлога его не устраивала. Привыкший жить на широкую ногу, тать мечтал подмять под себя какую-нибудь разбойничью шайку, успевшую захватить один из лесных хуторов.

В том, что ему это удастся, у людоеда сомнений не было. Жизненный опыт подсказывал Каину, что разбойный люд охотно идет в услужение тому, кто способен его сплотить, дав ему цель и надежду на сытое грядущее.

Все это Махрюта уже дважды дарил татям, решившимся встать под его команду. Удачно сочетавший в себе недюжинную силу и хитрость зверя, он вполне подходил на роль разбойничьего вожака.

Оставалось лишь найти сброд, коий признал бы в нем атамана. Сделать это было непросто, поскольку за последние месяцы Самборский Владыка сумел очистить от татей окрестные леса.

Шайка, коей Махрюта верховодил без малого год, продержалась столь долго лишь потому, что облюбовала местом жительства остров на болоте, недоступный для войск Воеводы…

Нынешним утром Каину несказанно повезло. У водопоя ему встретился детеныш косули, коего лиходей без зазрения совести прикончил стрелой.

Насытив аппетит жареной тушкой, Махрюта решил выдвинуться к дороге, по которой частенько проезжали купцы и ремесленники. Не особо полагаясь на дары леса, разбойник решил добыть то, что всегда манило его алчную душу, – деньги.

Однако действовать следовало осторожно. После недавних военных событий на тракте можно было встретить самборский конный разъезд или, что еще хуже, сармат Князя Черногузского, с опозданием присланных в помощь Воеводе.

Эти вовсе не церемонились с татями и, изловив мародера, тотчас расчленяли его и развешивали по частям на придорожных деревьях, дабы дать острастку лихому люду.

Встреча с ними не прельщала Махрюту, умевшего, когда это требовалось, быть осторожным. Посему он не спешил выходить на тракт, ожидая, пока добыча приблизится к нему сама.

Лежа полдня в засаде, он успел проголодаться, а на дороге все еще не было ни души. Каин уже начал роптать на свою долю, когда вдали послышался долгожданный стук конских копыт.