Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 69 страниц)

Часть вторая. ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Глава 36

За свою жизнь старый поляк Матвей, содержавший харчевню у дороги, повидал самых разных посетителей. Об одних он вспоминал с теплотой, о других – вовсе не желал говорить.

Кто только не распахивал дверей его заведения! Воины и купцы, крестьяне, везущие на ярмарку продукты своего хозяйства, заезжие искатели приключений и разного рода прощелыги, рыскавшие вдоль дорог в поисках заработка и добычи.

К каждой категории путников у Матвея был свой подход. С теми, кто заказывал много еды и хорошо платил, он был предупредителен и вежлив, к тем же, кто, отобедав в харчевне, вместо денег доставал из ножен меч, трактирщик не ведал жалости.

Двое его взрослых сыновей, Ясь и Винцек, в совершенстве владели искусством боя на дубинах и без труда вправляли мозги всякому зарвавшемуся наглецу.

Близость к пограничной крепости Кременец давала Матвею немало преимуществ перед прочими содержателями подобных заведений. Здесь часто утоляли голод воины, направляющиеся в замок или выезжающие из него. Разбойничьи же шайки, боясь встреч с ратниками каштеляна Прибыслава, обходили харчевню стороной.

Обедали у Матвея и королевские гонцы, везущие в Краков новости с юга, где кипела война со злокозненными турками. Гонцы, следовавшие в обратном направлении, также подкреплялись у старого поляка.

Посему Матвей принял как должное, когда на его подворье въехали всадники, одежда и оружие коих выдавали в них посланцев с южной границы.

На гонца походил лишь один воин из троицы, посетившей придорожную харчевню, – безусый юный шляхтич в дорожном платье. Голову его покрывал капюшон, дающий в пути защиту от зноя и пыли. Пояс юноши, как и у многих бойцов, воевавших на юге, отягощала кривая сабля.

Двое его спутников были королевскими жолнежами, чьи доспехи хранили следы недавних сражений, да и сами они производили впечатление бывалых солдат.

Узрев на поясе шляхтича небольшой, но туго набитый кошель, Матвей решил, что он наверняка закажет обильную трапезу с не менее обильным возлиянием. Однако старый трактирщик ошибся.

Юноша и сопровождающие его воины спешили, посему ограничились лишь легким обедом, что же до возлияния, то им хватило кружки вина на каждого. От крепкой браги, любимой завсегдатаями харчевни, шляхитич вовсе отказался.

Сей отказ от напитка, более дешевого, чем вино, немало удивил Матвея. Обычно гонцы, подкреплявшие у него силы, не брезговали бражкой, и дивное поведение юноши поневоле насторожило поляка.

Своими наблюдениями Матвей поспешил поделиться с супругой, занимавшейся в это время на кухне стряпней.

– Дивный гость к нам пожаловал, Агнешка! – прошептал он на ухо своей половине. – Ты такого еще не видала! От браги отказался!

– Ну и что в том дивного? – насупилась жена. – Сам не мнишь жизни без медовухи, значит, и другим без нее не обойтись? У моего отца в старости нутро болело, так он тоже глядеть на бражку не мог!..

– Так то в старости! – не сдавался Матвей. – А тут молодой парень. Говорю тебе, Агнесса, с ним что-то не так! Голос у него тонкий, на лице – ни усов, ни бороды, хотя на вид парню – лет двадцать, не меньше! В такие-то лета хоть что-то под носом должно было прорасти!

– И что с того? – равнодушно пожала плечами супруга трактирщика. – Мало ли отчего не растут усы?

– Как что?! – изумился ее безразличию муж. – Я разгадал тайну сего посланника! Он – евнух!

– Языком-то не мели! – подняла на него возмущенный взор Агнесса. – Мы что, турки? Откуда у нас взяться евнуху?!

– Истинно тебе говорю! – воздел очи горе супруг. – Святые угодники не дали мне ошибиться!

Еще когда он с коня слезал, я приметил, что штаны впереди у него не отдуваются. У него там нет ничего!

– Может, еще не выросло… – предположила жена.

– Не выросло?! – широко раскрыл от изумления рот Матвей. – Как такое может быть? Ты вспомни меня в его годы!..

– Тоже надумал мерять всех своим аршином! – нежданно развеселилась Агнесса. – Тем паче, что подобных тебе во всей округе не сыщешь!

– Что ж, с тобой не поспоришь… – успокоившись, важно разгладил усы трактирщик. – Но ты все же подумай над моими словами…

– Над чем тут думать? – грустно улыбнулась его половина. – Какая связь между тем, что парень – кастрат, и тем, что он не любит брагу? Даже, коли он евнух, то все одно – не магометанин!

Это только туркам да прочим сарацинам вера пьянствовать не велит! Да и то бывалые люди сказывают, что дети Магомета частенько нарушают запрет!..

– Слушай, а ведь ты права, женушка! – озарила Матвея страшная догадка. – Как же я сразу не подумал! Сей евнух – турецкий лазутчик, под видом королевского гонца выведывающий секреты Унии!

– Господь с тобой! – охнула Агнесса. – Возможно ли такое?

– Еще как возможно! – горячо зашептал Матвей. – Мало ли всякой шушеры рыскает по дорогам! Что дивного в том, что среди нее затесался шпион Султана?

– И что нам теперь делать? – подняла на мужа испуганный взгляд Агнесса.

– Как что? – подивился недогадливости жены трактирщик. – Нужно отправить одного из сынков с донесением в Кременец, к пану Прибыславу! Знаешь, сколько злотых он нам отвалит, коли мы выдадим ему недругов?

– А как быть с этими? – вопросила его Агнесса, кивнув на дверь, за которой насыщались евнух и его спутники.

– Голыми руками их не возьмешь… – досадливо поморщился Матвей. – Будь они без оружия, нам с сыновьями хватило бы и своих сил, а так слишком опасно…

Агнесса всерьез задумалась над словами мужа. В здравом смысле ему трудно было отказать. Если гонец и его спутники окажутся турками, Каштелян и впрямь не оставит семью трактирщика без награды.

Но что будет, если муж ошибся, и юный шляхтич, набивавший утробу в соседнем помещении, – не шпион? Едва ли глава Кременецкого гарнизона погладит Матвея по головке за ложную тревогу.

– Дай-ка я сама погляжу на твоего лазутчика, – приняла наконец решение женщина. – Сам знаешь, если ты принял за турка польского рыцаря, нам с тобой не сдобровать…

– Что ж, гляди! – бросил ей обиженно содержатель харчевни. – Убедись сама, что я не зря опасался!

Неслышно подойдя к двери, Агесса приникла глазом к щели в дверной створке. Едва ли ей было многое видно в узкий просвет между досками, но молодой воин, обедающий в трапезной, сидел как раз напротив двери, и женщина смогла его рассмотреть.

Лицо шляхтича с мелкими правильными чертами действительно было по-девичьи нежным, без какого-либо намека на растительность. Еще Агнесса приметила у него светлые глаза, способные украсить любую из женщин, вздернутый нос с россыпью веснушек и по-детски пухлые губы.

«С чего Матвею взбрело в голову, что мальчишке – двадцать лет? – подумала про себя трактирщица. – Лет семнадцать, от силы – восемнадцать! У многих в таком возрасте борода еще не растет!

Она уже собиралась поделиться своими мыслями с мужем, но случилось то, чего Агнесса не могла ожидать. Видимо, убедившись, что его не видят посторонние, шляхтич сбросил на плечи капюшон, и глазам женщины предстали русые косы, собранные на затылке гонца в тугой узел.

От неожиданности трактирщица отпрянула от двери, едва не врезавшись затылком в подбородок мужа, пытавшегося глядеть сквозь дверную щелку поверх ее головы.

– Что там? – пролепетал чудом избежавший удара Матвей. – Сказывай, а то я не успел разглядеть…

– А ты как мыслишь? – едко осведомилась его супруга. – Погляди, каков он, Султанов лазутчик!

Трактирщик прильнул глазом к дверной щели и тут же отпрянул назад.

– Пресвятая Богородица, это девка! – ошарашенно произнес он. – Вот почему у нее пусто в штанах!

– Хорошо еще, что ты не отправил сына за жолнежами в Кременец! – продолжала язвить Агнесса. – Была бы потеха, когда бы раскрылось, кто такой на самом деле твой «евнух»!

– Благодарю тебя, Господи, что уберег меня от позора! – с благоговением произнес старый поляк. – Кто бы мог о таком помыслить! Девица в мужском платье, да еще с саблей на поясе! Виданное ли дело?

– По нашим дорогам только с саблей и ездить! – усмехнулась его половина. – За каждым поворотом татя можно встретить!

– Так-то оно так, – со вздохом согласился ее муж, – но все же куда она направляется и что ищет в наших краях?

– Тебе-то какое дело? – укоризненно покачала головой Агнесса. – Мы – люди маленькие, чем меньше знаем, тем лучше спим!..

Шаги в трапезной прервали ее шепот.

– Эй, хозяева! – раздался за дверью молодой голос, явно принадлежавший таинственной гостье.

– Что угодно панне… пану? – с поклоном обратился к юной госпоже, распахнув дверь, Матвей.

По лицу незнакомки пронеслась тень смущения, но она сумела взять себя в руки. Перед тем как подойти к кухонной двери, девушка спрятала волосы под капюшоном, но это не помогло ей сберечь свою тайну от пытливых глаз содержателей харчевни…

– Вот плата за обед, – произнесла она, бросив трактирщику мелкую серебряную монету, – надеюсь, сего хватит…

За скромный обед и дешевое вино этого было более чем достаточно, и Матвей рассыпался в благодарности. Не проронив больше ни слова, девушка вышла на двор, где ее уже ждали конные жолнежи.

– Все готово в дорогу, панна Ванда, – вымолвил один из них, обращаясь к госпоже, – кони накормлены, сбруя в порядке. Можем выступать…

– Тогда выступаем! – бросила она солдатам и, лихо вскочив в седло, вылетела за ворота. Без лишних слов жолнежи последовали за ней.

– И все же любопытно, по какой надобности она здесь очутилась?.. – проронил, глядя вслед незнакомке, старый Матвей.

– Сюда она прискакала по дороге, что ведет с юга. Нынче направилась на восток, – вслух подумала Агнесса. – Похоже, наша гостья везет Самборскому Воеводе послание от Государя, воюющего с турками…

– А ты почем знаешь, что при ней послание? – поднял на жену удивленный взгляд Матвей.

– А ты разве не приметил суму у панны на поясе? – хитро усмехнулась его половина. – Девица ни на миг не расставалась с ней. Значит, в суме – важная грамота!

– И как ты умудряешься все примечать! – восхищенно причмокнул языком трактирщик.

– А что мне еще делать, живя у дороги? – пожала плечами Агнесса. – Только что проку в разговорах? Довольно, муженек, упражнять язык. Пойдем-ка в дом, поможешь мне посадить в печь пироги!

– Пойдем, – не стал перечить жене Матвей, – пироги на столе всегда уместны!..

* * *

Супруга трактирщика не ошиблась, предположив, что девушка, одетая в мужское платье, везет Владыке Самбора королевское послание. В поясной суме наездницы лежала запечатанная сургучом грамота, кою она должна была передать лично в руки Воеводы Кшиштофа…

Юная Ванда происходила из древнего, но, увы, обедневшего рыцарского рода. После смерти родителя его замок и поместье достались сыну, но, призванный Государем на войну, он вскоре пал в сражении с турками.

По законам Польского Королевства, женщины не имели права наследовать отчие владения, и ординат старого рыцаря должен был перейти в собственность другого шляхтича.

Чтобы не лишать двух дочерей бывшего вассала крыши над головой, Король принял решение в духе той этохи. Старшую из сестер, Анну, он выдал замуж за пожилого безземельного рыцаря, отдав ему в держание оставшиеся без хозяина замок и земли.

Младшей сестре – Ванде, досталась еще более незавидная участь. Муж сестры взял над ней покровительство, то есть, обязался содержать девушку до поры, пока она не выйдет замуж.

Стоит ли говорить о том, что жизнь Ванды, и прежде не баловавшая ее весельем, стала вовсе безотрадной? В своем родовом гнезде, где ей был знаком каждый камень, она стала содержанкой, целиком зависимой от воли нового владельца имения.

Но худшее было впереди. Вскоре Ванда стала замечать на себе похотливый взгляд, сестриного мужа. Превосходившая сестру молодостью и красотой, она не могла не прийтись по нраву старому пройдохе, падкому на чистоту юных дев.

Супруг Анны стал всюду преследовать свояченицу. Он подстерегал Ванду то у дверей ее покоев, то на конюшне, и всякий раз недвусмысленно давал понять девушке, что жаждет телесной близости с ней.

Пока дело не шло дальше разговоров, Ванде удавалось ускользать от приставаний деверя. Но однажды, утратив терпение, он набросился на свояченицу и попытался ею овладеть.

За сим занятием его застала Анна, случайно оказавшаяся поблизости. Хотя Ванда отчаянно вырывалась из рук насильника, сестра поняла все превратно и, вместо того, чтобы заклеймить презрением мужа, обрушила свой гнев на сестру.

По ее словам вышло, что Ванда сама строила глазки ее благоверному, его к супружеской измене. Все закончилось тем, что негодяй и его половина уединились в опочивальне, а Ванда, так и не сумевшая доказать сестре свою невиновность, убежала, плача от обиды, на чердак.

Впрочем, Анна и до того дня не упускала случая, чтобы не уязвить чем-либо младшую сестру. Колкости и оскорбления сыпались на ее голову, как из рога изобилия. Не отставал от сестры и ее супруг, при каждом удобном случае напоминавший Ванде, в какие неподъемные расходы выливается для него содержание свояченицы.

Такая жизнь не могла не опостылеть девушке. Устав от преследований и обид, Ванда решила покинуть отчий дом. Но куда ей было податься? С детства она мечтала о жизни, полной приключений, и часто горевала от того, что не родилась мужчиной.

Ее отец с детства подыгрывал увлечению дочери воинскими искусствами, обучал ее верховой езде, стрельбе из самострела и даже сабельному бою. К семнадцати годам Ванда успешно овладела сими премудростями и на скачках даже давала форы своим сверстникам из шляхетных семейств.

Единственным делом, где она могла применить свои навыки, была война, и Ванда, не мудрствуя лукаво, отправилась на юг, туда, где уже не раз сходились в битве за южные земли войска Унии и Османской Порты. Одетая в мужское платье, она пробралась в расположение польских войск и, назвавшись чужим именем, поступила на службу в гусарскую хоругвь.

Девице, проживающей в окружении мужчин, под сенью общего шатра, нелегко долго скрывать свой пол. Стоит ли удивляться тому, что вскоре ее тайна была раскрыта, а сама Ванда предстала пред взором Польского Монарха.

Узнав о сумасбродной выходке юной воительницы, Ян Альбрехт хотел немедленно отправить ее домой, но Ванда, пав перед ним на колени, упросила Государя не отсылать ее из войска.

Рассказ девушки о домашних притеснениях поставил Короля перед сложным выбором. Ему было недосуг приструнивать распоясавшегося опекуна Ванды и водворять покой в ее родовом гнезде.

Но и держать Ванду при войске было небезопасно. Ее боевые умения могли сгодиться для турнира пажей, однако для настоящей битвы их было недостаточно. К тому же, присутствие в воинском стане девицы будоражило умы шляхтичей, отвлекая их от несения службы…

Все это не на шутку озадачило Польского Короля, однако Владыка нашел выход из сложившегося положения. Он назначил Ванду своим вестовым, доставляющим королевские наказы в наиболее удаленные воинские части и гарнизоны.

Во время перемирия с турками сие было для нее не слишком опасно, тем паче, что гонца всегда сопровождал отряд конных солдат. Хотя Ванда мечтала совсем об ином, она не могла противиться воле Государя. Ей оставалось либо исполнять возложенные на нее обязанности, либо отправляться домой, к ненавистному деверю и предавшей ее сестре…

Однако Король сознавал недостаточность подобных мер. Перемирие с турками подходило к концу, а с возобновлением военных действий к вестовому, курсирующему между королевским шатром и войсками, вновь должна была вернуться опасность.

Гонца могли подстеречь в дороге турецкие лазутчики, время от времени нападавшие ночами на польский стан. Рисковать жизнью девушки Яну Альбрехту не хотелось, тем паче, что семья Ванды состояла в родстве с Корибутами, а сама она приходилась сродной сестрой Эвелине.

Посему Владыка искал повод отправить ее подальше от войны, но так, чтобы это не затронуло честь смелой и исполнительной девицы. Вскоре такой повод был найден. Польского Владыку интересовали новости с севера, где вскоре ожидалось вторжение шведов.

Исполняя наказ Государя, Ванда должна была отправиться в Самбор, чтобы получить от Воеводы Кшиштофа грамоту со сведениями о подготовке недруга к военной компании и доставить сей свиток в королевскую военную ставку на южной границе Унии.

Но Ян Альбрехт схитрил. Он еще месяц назад отправил к Самборскому Владыке гонца-мужчину, коий уже успел донести до Монарха отчет Воеводы. В грамоте же, отягощавшей суму посланницы, Король обращался к Кшиштофу с просьбой задержать Ванду подольше в тылу.

Однако девушке сие было неведомо, и, взявшись за исполнение монаршего наказа, она искренне радовалась тому, что сможет наконец принести пользу отечеству…

Дорога, по которой Ванда удалялась от харчевни, вначале пролегала по открытой местности, однако затем вдоль обочин потянулись кусты, сменившиеся вскоре настоящим лесом.

У Ванды это не вызвало опасений. Земли, где можно было встретить неприятельские отряды, остались далеко позади, и, вступая под сень Старого Бора, она не могла даже помыслить о том, что ее подстерегает опасность.

Но юная шляхтянка ошиблась. Из зарослей кустарника, из-за стволов деревьев вслед ее отряду глядели алчные, злые глаза. Когда троица всадников углубилась в чащу, незримые тати решили, что пришло время для нападения.

Внезапно один из жолнежей, сопровождавших посланницу, вскрикнул и с торчащей под лопаткой стрелой повалился на шею лошади. Другому стрела впилась в кадык, и он захлебнулся кровью.

Прежде чем Ванда успела понять, что ее спутники мертвы, из кустов к ней ринулись с воплями какие-то вооруженные люди.

Обнажив саблю, девушка ударила клинком по голове ближайшего разбойника. Но ей недостало сил проломить железную мисюру, и злодей уцелел.

Ничего больше она сделать не успела. Цепкие руки татей, впившись в одежду Ванды, стащили девушку с коня, вырвали из пальцев сабельный крыж. В мгновение ока она оказалась на земле, окруженная толпой возбужденных негодяев.

Девушка попыталась встать, но от обрушившихся на затылок ударов у нее все поплыло перед глазами. Глумливо смеясь и радуясь легкой добыче, негодяи набросили ей на голову мешок и потащили Ванду куда-то в сторону от дороги.

Судя по густоте ветвей, сквозь которые им приходилось продираться, разбойники волокли посланницу куда-то вглубь чащобы, туда, где, видимо, был расположен их стан. Ванда пыталась запомнить направление, в коем они шли, но разглядеть что-либо сквозь плотную мешковину не представлялось возможным.

Ей оставалось лишь гадать, как далеко забредут в лес тати. Один из них тащил девушку на веревке за связанные в запястьях руки, другой подгонял пинками в спину.

Обессилев, она не раз спотыкалась о корни, и тогда на нее со всех сторон обрушивались брань и побои. Ванде казалось, что пути не будет конца, когда последний удар между лопаток вытолкнул ее на открытое место.

В тот же миг с головы девушки сорвали мешок. Она едва не ослепла от брызнувшего в глаза яркого света, но спустя минуту вновь обрела способность видеть.

Ванда стояла посреди широкой поляны, уставленной палатками и шалашами. Открытое пространство между ними заполняли вооруженные люди, явно принадлежавшие к тому же разбойничьему братству, что и ее пленители.

Посередке стана догорал костерок, перед коим на одиноком пне сидел худощавый человек, неторопливо поджаривавший нанизанные на прутик грибы.

Среди прочих разбойников он не выделялся ни ростом, ни мощью телосложения, однако, встретившись с ним взглядом, Ванда сразу поняла, что это – главарь. У него было безбородое лицо, золотистые волосы и пронзительно – бирюзовые глаза, глядевшие на невольную гостью с выражением холодного любопытства.

Разбойник, стоявший позади Ванды, толкнул ее к костру с такой силой, что она едва устояла на ногах.

– Ну, и кого вы привели мне на сей раз? – с улыбкой вопросил подручных предводитель.

– Королевский гонец, хозяин! – подобострастно отозвался тать в предвкушении заслуженной награды. – Мы его встретили на полпути к Самборскому Острогу!

– Тупые болваны! – брезгливо поморщился атаман. – Сколько раз вам нужно говорить, что мне нужны не гонцы, а содержимое их сумок. Сам гонец редко может сообщить что-либо ценное!

– Так ведь это – девка! – замирая от восторга, изрек подручный.

– И что с того, что девка? – казалось, предводителя совершенно не удивила столь нежданная весть. – При ней были какие-нибудь бумаги?

– Имелись! – радостно выкрикнул разбойник, протягивая своему господину грамоту, найденную в суме Ванды.

Взяв ее, безбородый сломал печать, развернул свиток и пробежал его глазами.

– Действительно, послание к Самборскому Воеводе, – произнес он, подняв на Ванду свой леденящий взгляд. – Здесь сказано, что местный Владыка должен удержать сию девицу при своем дворе и не дать ей вернуться в войско!

Даже сейчас, несмотря на весь ужас своего положения, Ванда ощутила горькую обиду на Короля. Владыка обманул ее, найдя благопристойный повод удалить от места грядущих битв.

Если бы не обступающие девушку со всех сторон тати, она бы разрыдалась от досады. Дочитав до конца грамоту, безбородый бросил ее в костер.

– Не стоило тащить сюда вашу пленницу, – со вздохом обратился он к собравшимся вокруг костра лиходеям, – проще было прикончить ее на месте!

– Я – посланница Польского Короля Яна Альбрехта! – выкрикнула оскорбленная до глубины души дерзостью татей Ванда. – Вы можете убить меня, но Государь покарает вас за ваши злодеяния!

– Смелая речь! – коротко улыбнулся предводитель разбойников. – В храбрости тебе не откажешь. Однако она ничего не изменит в твоей судьбе.

Отложив прутик с насаженными на него грибами, безбородый встал с пня и сделал шаг, навстречу девушке.

С быстротой гадюки, бросающейся на добычу, его рука метнулась к шее Ванды и сдавила ее горло твердыми, как железо, пальцами. От ужаса и боли она едва не задохнулась. Безбородый приблизился к ней вплотную, впился в глаза мертвящим, пустым взором.

– Знаешь, сколько подобных тебе я задушил? – вопросил он свою жертву, явно наслаждаясь ее страданиями. – Не меньше трех десятков! И каждый раз было одно и то же: предсмертный хрип, безумные, полные страха глаза…

Я мог бы выдавить из тебя жизнь каплю за каплей, но подобные развлечения мне приелись. А истязать тебя огнем и металлом мне нынче недосуг…

Посему ты умрешь без мучений! – резко разжав пальцы, он оттолкнул от себя полузадушенную жертву. – Филин, Пырятин!

В тот же миг рядом с Вандой словно из-под земли выросли два татя. Едва придя в себя после удушающего приема, она все же смогла рассмотреть своих палачей.

Один из них, седобородый толстяк, мог бы показаться благообразным, если бы не крючковатый нос и хищный изгиб бровей, придававший ему сходство с ночной птицей. Ванде подумалось, что причиной прозвища татя стала его внешность, но, как потом оказалось, не только она…

Второй лиходей, колченогий, с широким слюнявым ртом и переносицей, хранившей след от удара меча, напоминал видом бескрылую летучую мышь. На плосковерхом железном черепнике, заменявшем ему шлем, красовалась свежая отметина, оставленная клинком Ванды.

– Чего угодно, хозяин? – нежданно тонким для его грузного телосложения голосом осведомился у своего господина Филин.

– Прирежьте девку, – равнодушно ответил тот, – да поживее, мы скоро выступаем!

– Прямо здесь? – радостно оскалил гнилые зубы Пырятин.

– Где хочешь, только гляди, не забрызгай меня кровью! – глаза безбородого холодно сверкнули. – Раньше, чем мы окажемся в Самборе, я не смогу смыть ее с себя!

– Так мы отведем девку в лесок? – предложил атаману Филин. – И там – чик-чирик!

Главарь подал ему знак удалиться, а сам взял прутик с подрумянившимися грибами и надкусил один из них.

– Ну, пойдем, девонька! – с гнусной ухмылкой склонился над Вандой толстяк. – Пора тебе на встречу с Господом!

Заставив несчастную встать на ноги, тать потащил ее в лес за веревку, стягивающую запястья. Пырятин шел следом, пиная жертву ногой всякий раз, когда она замедляла ход.

– Вот ведь как бывает! – продолжал философствовать Филин. – Молодая, чистая, а должна умереть! Мы с Пырей такие злодеи, что клейма негде ставить, а будем живы! Ведь правда, Пыря?

– А то! – скрипучим голосом ответил его дружок, не забыв пнуть Ванду ногой в поясницу. – Будем девок портить да бражку попивать!

– Верно, то и будем делать, пу-гу – гу! – засмеялся утробным совиным смехом Филин. – Каждому – свое, девонька!..

От всего пережитого перед глазами Ванды плыли цветные круги. Ей с трудом верилось в то, что это происходит с ней наяву.

– Ну, вот и пришли! – торжественно объявил жертве Филин, когда разбойничий стан скрылся из виду. – Доставай, Пыря, острый нож!

– Да погоди ты, еще успеется! – осклабился Пырятин. – Сам рек: девица – молодая, чистая! Грех убивать такую, не сняв пробу!

– Истину глаголешь! – согласился с приятелем толстяк. – Кто первый снимать будет?

– Я предложил, я и буду! – выпятил вперед куцую бороденку Пырятин. – По мне, так это – честно!

– А мне, что же, идти за тобой следом? – протянул Филин, недовольный тем, что девственность жертвы достанется иному.

– Не жадничай, Филя! – прикрикнул на дружка Пырятин. – Мало ли девок я тебе уступал? Потерпишь один разок мое первенство!

– Ладно, потерплю… – шумно вздохнул тот. – Так тому и быть!..

Пырятин стал расстегивать пояс, но тут его взгляд упал на новые сапоги Ванды.

– Гляди, а сапожки-то у девахи что надо! – причмокнул языком негодяй. – Ей они ни к чему, а мне могут пригодиться!

Прежде чем Ванда успела осмыслить его слова, Пырятин поверг ее наземь и движениями опытного мародера стащил с девичьих ног сапоги.

– Да на что они тебе? – недоуменно пожал плечами Филин. – Ты в них все одно не влезешь!

– Не влезу – так загоню кому-нибудь! – хитро подмигнул другу Пырятин. – Гляди, какая кожа! С руками оторвут!

– Ну, а теперь, краса-девица, скидывай порты! – придвинулся он к Ванде, смрадно дохнув ей в лицо перегаром. – Нынче у меня женитьба!

Ванду вдруг охватила нежданная ярость. Вырваться из рук похотливого деверя, чтобы стать добычей еще более гнусных тварей, кои, отняв у нее девственность, перережут ей горло? Сего она не могла стерпеть!

Прижав к груди колени, девушка резко распрямила ноги и ударила ими в пах нависшего над ней Пырятина. Взвыв от боли, разбойник согнулся пополам.

Не давая татю придти в себя, Ванда выхватила из ножен на его поясе длинный корд и выставила перед собой клинок, готовая защищаться. Застигнутый врасплох Филин попятился назад, растерянно глядя на острие кинжала.

В этот миг Ванду озарило, что Небо дарует ей шанс спастись. Прежде чем разбойники опомнятся от изумления, она успеет скрыться в лесу. Едва ли Филин, с его пивным брюхом, и Пырятин, сраженный ударом в причинное место, смогут догнать ее в чаще…

Вскочив на ноги, Ванда побежала прочь от татей по лесистому склону. Филин было погнался за ней, но упал, споткнувшись о корягу.

– Ты что творишь, дурень?! – взвыл, корчась от боли, Пырятин. – Прикончи ее стрелой!..

– Ага, точно! – откликнулся толстяк, снимая со спины самострел. – И как я сам о том не подумал! Не уйдешь, девонька!..

По какому-то наитию Ванда дернулась в сторону, и это спасло ей жизнь. Басовито прогудев у самого ее уха, в ствол ближайшего дерева впилась арбалетная стрела. Вслед ей неслись угрозы и проклятия.

Девушка бежала сквозь чащу, не разбирая пути. Ветви хлестали ее по лицу, камни и опавшая хвоя впивались в нежные стопы. Но она словно не чувствовала боли, влекомая неведомой спасительной силой.

От волнения и быстрого бега ее сердце рвалось из груди, но душе Ванды никогда еще не было так легко и свободно, как сейчас. Лес поглотил беглянку, скрыв ее от хищных взоров преследователей. Звери в людском обличье остались ни с чем…