Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 69 страниц)

– Начинайте! Начинайте! – взревело одновременно с десяток глоток.

Крутнувшись вокруг своей оси, Щерба ударил московита ногой в голову. Дмитрий пригнулся, и мощнейший удар каблуком ушел в пустоту. Казак обрушил на боярина град ударов кулаками, но Бутурлин вновь ускользнул от них, наградив противника крепким пинком под ребра.

Взревев от ярости, Щерба попытался подсечь московита по ногам, но тот подпрыгнул, пропуская под собой удар. Казак не сдавался. Он был большим мастером кулачного боя, имевшим в запасе еще много действенных приемов.

Но на сей раз ему попался соперник, коего нельзя было одолеть с ходу. Он то уклонялся от атак, словно угадывая замысел врага, то сам переходил в наступление, осыпая Щербу ударами сокрушительной силы.

Не уступая московиту в проворстве, казак увертывался от них с ловкостью ужа, спасающегося от вил, но одолеть Бутурлина он все же не мог.

Разгоряченные, тяжело дышащие бойцы остановились, осознав, что ни один из них не выйдет из этой схватки победителем. Дмитрию казалось, что противник уже не сможет остановиться и потребует продолжения боя с оружием, но Щерба был непредсказуем.

Злость в глазах казака нежданно сменилась весельем, и он громко, рассмеялся.

– А что, добрый боец! – воскликнул Щерба, обращаясь к соплеменникам. – Дерется, как истинный казак! Чего остолбенели, братцы? Несите мне и московиту мех с брагой! Мировую пить будем!

Ристалище огласилось одобрительными возгласами.

* * *

– У всякого казака есть прозвище, кое он передает потомкам, подобно тому, как вы, московиты, передаете по роду фамилию, – сообщил Щерба Бутурлину, протягивая ему мех с брагой, – прозвище отражает нрав человека, его славные или бесславные деяния.

Погляди на моего побратима, – кивнул он, в сторону молчаливого богатыря, чьи усы и чупер серебрились сединой, – как мыслишь, за что он получил прозвище Гуляй Секира?

Лесорубом он был в Полесье, на севере нашей земли. Мирно трудился, валил лес, дабы у окрестных сел не было недостатка в дровах. Пока до него не добрались, ляхи. Не знаю, чем им помешала семья Миколы, только истребили ее под корень шляхетные изверги.

Заперли в хате жену его с тремя детьми да подожгли. Микола тогда в чащобе трудился. Глядит, над лесом дым стелется как раз в той стороне, где была его пажить. Бросил он работу, прибегает домой, а дома больше нет, ни дома, ни семьи…

Хата пылает до неба, а вокруг ляхи. Смеются, зубы скалят. Весело им, разумеешь? Ну, Микола с ходу их всех и вырубил. Так махал секирой – только брызги летели!

Когда опомнился, оказалось, что он в одиночку десяток жолнежей посек в капусту. Правда, и сам пострадал немало. Ляхи ведь, увидев его, тоже за зброю схватились. Только где им до Миколки! Хорошо тогда его секира погуляла!

– Я и саблей владею… – смущенно произнес Микола, поглаживая седые усы. – Да только топор мне как-то привычнее. В умелых руках он опаснее любого клинка и в споре с саблей всегда побеждает!

– Верно, в умелых руках топор все, что пожелаешь, разрубит, – согласился с ним Щерба, – а опыта и умения тебе, брат, не занимать…

Но порой не деяния человека становятся причиной прозвища, а черта облика или вещь, коей он владеет. Вот, к примеру, другой мой приятель – Трохим, по прозвищу Щелепа. Знаешь, что такое Щелепа? Челюсть, по-нашему.

– Мне ее как-то в бою раздробили – признался худой, рыжеусый казак, сидевший напротив Бутурлина. – Никто не верил, что срастить можно, все мнили, что до скончания века я смогу есть одну полбу.

Но Тур, Царствие Небесное, мне челюсть так хитро подвязал, что обломки встали на место и вновь срослись. Месяц я и впрямь лишь жидкое варево сквозь соломину мог в себя вливать и отощал, как медведь за зиму. Зато после излечения ел все подряд.

Одна беда, зубы у меня теперь плохо сходятся, так что пищу откусывать несподручно. Да я и так приловчился… – впившись зубами в козлиную ногу, Щелепа проворно оторвал от нее кусок мяса.

– Так ты из-за сломанной челюсти прозвище получил? – поинтересовался у казака Бутурлин.

– Верно, из-за челюсти, – кивнул казак, – только вот не знаю, из-за какой. У меня ведь их две, одна во рту, другая – за поясом…

Видя изумление в глазах московита, степняк сунул руку за пазуху и извлек оттуда половинку лошадиной челюсти, сломанной ровно посередине.

– Как-то я шел по дороге и ненароком споткнулся о конскую щелепу, торчавшую из земли. В сердцах хотел забросить ее подальше, когда слышу голос. Говорит мне: «Отныне, Трохим, сия кость будет твоим оберегом. Храни ее и не теряй, ибо многие беды она от тебя отведет!»

Я огляделся по сторонам, не шутит ли кто со мной? Но вокруг – безлюдная степь. Ни куста, ни деревца, где бы могла живая душа укрыться. Мне и подумалось: не сам ли Господь Бог ко мне обратился?

С тех пор, как стал я ту челюсть за кушаком носить, она и впрямь не раз от верной смерти меня спасала. Погляди, московит, сколько на ней зарубок!

Сия выбоина – от пики, сия – от стрелы. Длинный след – это по ней сабля прошлась, а ямка скраю – то татарская пуля. Если бы басурман с меньшего расстояния бил, кость бы мою жизнь не уберегла. Но пулю на излете все же остановила…

А однажды она мне послужила оружием. Случилось это как раз после разгрома Подковы. Мы, казаки, тогда малыми силами пробивались в Дикую Степь, мимо польских разъездов.

Хуже всего было с провиантом, непросто было его добывать. Куда не подашься за едой – в город ли, в деревню, – на въезде тебя встречают польские ратники. А у них глаз наметан – по осанке да манере держаться вмиг узнавали казака!

Помнится, мне в тот раз выпал жребий идти в город за провизией. Взял я у братьев наши общие деньги да одежку, в коей мог сойти за мирного хлопа: залатанные шаровары, потертую свитку, шапку, на которую нельзя было глядеть без слез.

Натянул я ее глубоко, чтобы спрятать ненавистную ляхам стрижку, вынул из уха казачью серьгу и пошел на добычу, как простой бедняк. В город стражники меня пропустили, и харчи я прикупил без затруднений.

А вот на выходе из города сия хитрость дала осечку. Один из ляхов узрел в моем ухе прокол от серьги и пошел за мной следом. Догнал меня у самых городских ворот и сорвал с головы шапку.

А у меня под шапкой – казачий чупер! Что тут началось! Стражники, что у ворот, со всех сторон набежали. А при мне – ни сабли, ни ножа – я ведь все оружие братьям оставил, чтобы сойти в глазах ляхов за мирного селянина…

Обступили меня ироды, глумятся, зубоскалят. Ну, мыслю, повеселятся немного и зарубят. А воля – рядом, за городской стеной. Жалко было отдавать жизнь задаром. Тут я и вспомнил о своем обереге.

Выхватил я из-за кушака лошадиную челюсть и давай крушить ею стражников что есть силы. Человек пять или шесть поверг на землю, и пока они в себя приходили, вскочил на коня и вырвался за городские стены!..

– А коня где раздобыл? – полюбопытствовал боярин.

– У них же, у ляхов, и взял, – невозмутимо ответил Щелепа, – не пропадать же добру!

– Выходит, ты повторил подвиг Самсона, – вспомнил похождения библейского силача Дмитрий, – «подобрал он челюсть ослиную и перебил филистимлянам голени и бедра»!

– Нет, по бедрам и голеням я их не бил, – отрицательно покачал головой казак, – все больше, по зубам да по шеям. Хотя нет, одному я по ногам все же въехал. Вернее, промеж ног. Тому ретивому молодцу, что сорвал с меня шапку!..

Его товарищи, сидевшие у костра, покатились от хохота.

– Видишь, боярин, как у нас зарабатывают, прозвища! – обернулся к Бутурлину, отпив из меха браги, Щерба. – Иной раз привозят даже с чужбины.

Тур покойный добыл себе имя в италийских землях. Не знаю, как его туда занесла судьба, но он воевал на стороне франков против Германии. За высокий рост франки прозвали его Тур, что на их наречии означает «башня».

– Я-то думал, что причиной прозвища стал его голос, – искренне изумился словам казака Дмитрий, – густой, зычный, как у лесного тура…

– Мы все поначалу так считали, – кивнул ему казак, – пока Тур сам не открыл нам правду.

– Дивно, что ему пришлось побывать так далеко от дома. Я и помыслить не мог, что казаки участвовали в войнах Латинского Мира…

– А что тут дивного? – пожал плечами Щерба, – твой приятель, Газда, тоже проехал половину Латинских земель!..

– Не преувеличивай, брат! – вмешался в беседу Газда. – Италию да Германию я, верно, прошел, а вот Франкию да Гиспанию мне повидать не удалось…

– Как знать, может, еще и удастся! – хитро подмигнул ему Щерба. – Нам, казакам, от походов зарекаться нельзя, грех это!

– А чем ты заслужил свое прозвище? – обратился к казаку Бутурлин. – У тебя-то в зубах нет щербин.

– У меня, верно, нет, – усмехнулся новый знакомый, – зато у врагов, дравшихся со мной, остались! Сказать по правде, ты один из немногих, с кем я бился на равных. И сегодня ты не единожды мог размазать мне рожу кулаком, однако того не сделал. Может, скажешь, отчего?

– Отчего? – поднял на него взор Дмитрий. – Помнишь, ты говорил, что негоже нам, православным, христианскую кровь проливать? А я вот подумал, что и плоть христианскую нам калечить тоже ни к чему…

Я к вам хотел с просьбой обратиться, раз уж свел нас Господь. Не знаю, как вы к ней отнесетесь, но иного выхода у меня нет.

– Помнишь, – обернулся он к Гуляй Секире, – когда вы меня встретили в степи, я сказал, что ищу друга и врага. Первого – чтобы обнять, второго – чтобы покарать за его злодеяния!

– Что ж, было такое, – кивнул седоусый богатырь, – и что ты этим хочешь сказать?

– Друга я обнял, – кивнул в сторону Газды Бутурлин, – осталось найти и покарать врага!

– И кто твой враг? – насторожился Щерба. – Выкладывай, боярин, раз уж пируешь с нами!

Дмитрий поведал новым знакомым историю своей погони за посланником Тевтонского Братства, поставляющим бронебойные стрелы нукерам Валибея. И чем дальше заходил в своем повествовании Бутурлин, тем больше мрачнел Щерба и тем более неприветливыми становились взоры казаков.

– В опасное дело ты ввязался, боярин, – задумчиво произнес Щерба, выслушав рассказ московита, – и отступать тебе, верно, некуда. Только какой помощи ты ждешь от нас?

– Помогите мне выследить тевтонца, а остальное я сделаю сам!

– А если мы откажем тебе в помощи? – прищурился казак.

– Тогда я поступлю так, как решил еще до встречи с вами. Попаду в плен к татарам и открою им свое имя. Немец не откажет себе в удовольствии убить меня лично, а для этого он должен приблизиться ко мне.

А там уж я найду способ рассчитаться с ним за его темные дела!

– Ты мыслишь, татары тебе позволят расправиться с ним? – недоверчиво воззрился на него Щерба. – Дотянуться руками до немца ты сможешь лишь в том случае, если он пожелает сойтись с тобой в поединке. А это едва ли возможно. Судя по тому, что ты нам поведал, он не из тех, кто любит честный бой.

– Потому я и решился обратиться к вам за помощью. Вместе у нас больше шансов его изловить…

– Ты хочешь, московит, чтобы мы для тебя таскали каштаны из огня? – раздался чей-то насмешливый голос. – С чего это нам стараться для Москвы?

– Потому что стрелы, кои сегодня летят в московитов, завтра могут полететь в вас! – ответил, поднимаясь, Бутурлин. – Чужая боль может вскоре стать вашей болью!

– Когда станет, тогда и поговорим! – зазвучали со всех сторон возмущенные голоса. – Ныне нам нет проку воевать на твоей стороне!

– Дайте мне сказать, братья! – обратился к собранию Газда. – Помните нашего мертвого друга, Степана Ковригу?

– Помним, как же! – закивали чубами казаки. – Добрый товарищ был и воин хоть куда!..

– А помните, как он погиб? – обвел присутствующих горящими глазами Газда. – Ему вогнал в спину стрелу один из людей Валибея! Вы все дивились тому, что стрела пробила щит Степана, кольчугу и дошла до самого сердца!

Похоже, стрела была из тех, что поставляет Валибею тевтонец. Лишь немцы ныне куют наконечники, не боящиеся никакой брони.

Хотим мы того или нет, чужая боль уже стала нашей!

– Татарина, что убил Ковригу, мы самого истыкали стрелами, – хмуро заметил Щелепа, – так что кровь Степана не осталась не отмщенной!

– Верно, – согласился с ним Газда, – однако с немцем, виноватым в смерти нашего брата не меньше татарина, мы так и не рассчитались!

Над казацким станом воцарилось хмурое молчание. Большинство из присутствовавших здесь степняков признавали правоту Газды, но не испытывали желания влезать в чужую войну.

Видя это, Щерба вновь обратил взгляд на Бутурлина.

– Скажи, боярин, – обратился он к московиту с нежданным вопросом, – ты когда-нибудь видел Днепр?

– Приходилось… – кивнул Бутурлин, еще не понимая, куда клонит казак.

– Правда, что нет реки шире и красивее его?

– О красоте судить не берусь, но есть реки и шире, – не стал лукавить Дмитрий, – Волга превосходит Днепр шириной.

– Ну, разве что в низовьях…

– Да она и в верховьях не уступит Днепру в полноводности. Только к чему сии вопросы, Щерба?

По лицу казака пробежала тень недовольства.

– Видишь, тебе не оценить красоты моей великой реки… – произнес он с хмурой усмешкой. – Разные мы с тобой, боярин, и умом, и сердцем!..

– Верно, мы – разные, – не стал спорить с казаком Бутурлин, однако есть между нами и общее…

– Что же есть общее между нами? Вера одна, это так, еще речь схожа. А более ничего общего между нами и нет…

– Еще у нас есть общие враги, – возвысил голос Дмитрий, – и им не нужна, ни сильная Московия, ни сильная Украйна. Посему они всегда будут стараться вбить между нами клин и заставить нас, воевать друг с другом.

Но если мы хотим одолеть врагов, должны искать то, что нас объединяет, а не разъединяет. Ибо порознь мы – легкая добыча для всякого неприятеля, что хоть немного сплоченнее нас!..

Над местом казачьего собрания вновь повисла гнетущая тишина. Похоже, никто больше не хотел спорить с московитом, но и желания поддержать его Вольные Люди не испытывали.

Щерба тоже умолк, обдумывая все услышанное.

– Что ж, боярин, твои слова не лишены смысла, – наконец произнес он, – но путь, коим ты хочешь идти, нам не подходит.

И, как бы там ни было, его большую часть тебе придется пройти в одиночку!

Глава 6

– Господи, жара-то какая! – всплеснула руками Королевна Эльжбета. – Никогда бы не подумала, что буду скучать по зимним холодам!

– Зимой ты точно так же будешь тосковать по летнему зною, – улыбнулась в ответ Эвелина, – приободрись! В Италии ныне, должно быть, еще жарче!

– В Италии с моря дует свежий ветер, а здесь душно, как в пекле, прости меня, Господи!

Лето и впрямь выдалось засушливым и жарким, и от зноя нельзя было спастись даже в тени. Но ни зной, ни июльская духота не убавили у польско-литовской знати желания посещать Монарший Двор.

Со всех концов Унии к Краковскому Замку тянулись вереницы карет, украшенных гербами вельможных семейств. Сам замок не мог принять всех желающих засвидетельствовать почтение Королеве и Наследнику Престола, посему большая часть гостей останавливалась в гостиницах Кракова.

Лишь представители высшей знати могли рассчитывать на прием в замковых покоях, остальные же нобили довольствовались ночевкой на подступах к столице Ягеллонов.

Замковый холм и его окрестности, окруженные высокой оградой, служили знати местом гуляний. Здесь повсюду были разбиты шатры-беседки, укрывавшие от зноя томных красавиц и их кавалеров.

Проворные слуги доставляли под сень шатров фрукты, охлажденное вино и дивный напиток «лимонад», привезенный откуда-то из Европы.

Слух знати услаждали певцы и поэты, под звуки лютней дамы обсуждали события придворной жизни или, попросту говоря, сплетничали. Шляхтичи произносили возвышенные речи о долге перед Королем и отечеством, поносили безбожных турок, осмелившихся выступить против Польской Короны на юге.

Молодежь, не убоявшаяся жгучих лучей солнца, играла на лужайках в мяч, состязалась в фехтовании на мягких клинках, изготовленных из китового уса.

Все шутили, беззаботно смеялись, не думая о том, что где-то на южных рубежах Унии льется кровь, звучат предсмертные стоны и крики. Знать наслаждалась жизнью, и ей было не до страданий мира.

Конная стража, курсировавшая вдоль внешней стороны ограды, зорко следила за тем, чтобы никто из посторонних не мог приблизиться к месту гуляния вельмож и омрачить их праздник. Каждую карету, въезжавшую в ворота, лично встречал Канцлер Сапега в сопровождении почетного караула.

Прогуливаясь по стану пирующих нобилей, Королевна и княжна были вынуждены отвечать на приветствия, звучавшие со всех сторон. В конце концов это утомило Эльжбету, и она предложила Эве отдохнуть под сенью королевского шатра, куда слуги уже доставили все для приятного провождения досуга.

По пути к шатру им встретился черноволосый юнец, развлекавший девушек звукоподражанием. Парень то свистел птичьими голосами, то рычал медведем, и каждая его выходка сопровождалась взрывами радостного изумления толпы.

Когда Королевна и княжна проходили мимо, он оглушительно заревел зубром, и Эва невольно вздрогнула.

– Это Ежи, старший сын Князя Черногузского, – пояснила подруге, Эльжбета, – большой шутник и затейник. От него весь Двор без ума.

– От рева зубра? – изумилась Эвелина. – Не знаю, как другим, но мне такие чудачества не по вкусу…

– Ты еще не видела настоящие чудачества! – рассмеялась принцесса. – Пару месяцев назад ко двору моей тетушки приезжал некий пан Рарох из Мазовии.

Он так лихо отплясывал диковинный танец, подсмотренный им у украинских варваров, что ненароком отдавил ногу одной из фрейлин. Девушка закричала от боли, а мужчины схватились за мечи.

И знаешь, что сделал Рарох? Он подхватил на руки несчастную девицу и понес ее в покои придворного лекаря. А рыцарей, вставших у него на пути, разбросал, словно вепрь охотничьих собак!

– Ну и чем все закончилось? – улыбнулась Эвелина. – Ногу девушке хоть спасли?

– Обошлось без переломов, – ответила, Королевна, – лекарь приложил лед к ушибленному месту, и боль утихла. А Рарох вернулся в собрание знати и объявил, что примет вызов каждого, кто пожелает наказать его за сию провинность.

Но желающих не нашлось. Шляхтичи на своем опыте убедились, что случается с теми, кто заступил дорогу Рароху. Вот уж и впрямь чудак, однако благородства у него не отнять!

– Пожалуй, – согласилась Эвелина, – но я не завидую его избраннице. Нелегко жить с мужем, чей нрав подобен буре.

– Зато не скучно! – усмехнулась принцесса. – А от наших шляхтичей благородного безумия не дождешься. Жажда подвигов навеки угасла в их сердцах. Погляди: постные лица, томные взоры. Никто не горит желанием сражаться с неверными!

– Те рыцари, коих я знаю, иные! – воскликнула Эвелина. – И дядя Кшиштоф, и Флориан жаждут проявить себя в битвах с турками. Если они до сих пор, не на войне, то лишь потому, что такова воля Государя.

Я мыслю, Дмитрий тоже где-то воюет, исполняя повеление своего Владыки. Будь у него возможность, он непременно дал бы мне о себе знать!..

– Как же ты его любишь! – с оттенком зависти в голосе вздохнула Королевна. – Когда ты говоришь о боярине, у тебя глаза горят!

– А разве может быть по-другому? – спросила у подруги Эвелина.

Принцесса не ответила. Ее внимание уже привлекла игра, коей обучал знатных девиц датский посол, граф Христиан Розенкранц.

Молодой дипломат привез с собой в Краков немало развлекательных новинок и теперь знакомил польских красавиц с очередной забавой под названием кегли.

На травянистой лужайке был уложен дощатый желоб, в глубине которого слуги выставляли деревянные фигурки в виде войска янычар. Увенчанный чалмой идол в середине построения изображал Султана, а его сосед в высоком колпаке – Великого Визиря.

– Когда-то Англия исправно платила нам дань, – с легкой досадой говорил девушкам граф, – а теперь мы платим ей дань за придуманные англичанами развлечения!

– И каковы правила игры? – полюбопытствовала, подходя к собранию, Королевна.

– Они просты, как все гениальное, принцесса! – склонился пред ней в поклоне Розенкранц. – Нужно броском мяча сбить как можно больше фигурок, в конце желоба! Но мяч должен не падать сверху, а катиться по доскам настила…

– Это и впрямь нетрудно, – усмехнулась Эльжбета, – я готова попробовать хоть сейчас!

– Не торопитесь, моя госпожа! – поспешил упредить ее граф. – Видите на мяче особые выемки? Они сделаны для удобства держания, но при неосторожном броске могут повредить пальцы.

С вашего разрешения, принцесса, я бы хотел вам показать, как правильно бросать мяч…

– Позвольте это сделать мне, моя Королевна! – прервала датчанина рослая, золотоволосая княжна Радзивил. – Видит бог, я успела овладеть навыками игры!

– Что ж, княжна Барбара, сыграй, – разрешила ей Эльжбета, – а я погляжу, так ли увлекательна сия забава!

Выйдя вперед, Барбара взяла на ладонь деревянный мяч с выемками для пальцев, примерилась к броску и резким движением пустила свой снаряд вдоль желоба.

Прокатившись по краю настила, мяч сбил добрую треть деревянных янычар, разбросав их по сторонам.

– Так я поступлю с каждым, кто встанет на моем пути! – воскликнула Барбара, грозно сверкнув глазами. – Берегись, недруг!

Для всех присутствующих ее слова прозвучали как угроза туркам, но Эвелина догадалась, к кому они были обращены на самом деле. С первых дней пребывания при Дворе она знала, что у нее есть враг.

Отправляясь на войну, Король Ян Альбрехт велел принцу Казимиру остаться дома в качестве наместника. Таким способом Властитель Унии рассчитывал воспитать в сыне чувство ответственности за державные дела.

Но Королевичу было тесно в стенах Краковского Замка, и он большую часть времени проводил на охоте и турнирах, где сгонял свою досаду на родителя, отказавшегося взять его в поход.

Принц тяготился обязанностями разбирать тяжбы и жалобы знати, принимать послов союзных держав. Единственное, что вселяло в его сердце радость, – это общение с княжной Корибут.

Они были знакомы с детства; скромная, умная девушка внушала Королевичу чувство симпатии, помешать которой не могло даже его увлечение Барбарой Радзивил. Сочувствие к Эве, потерявшей родню, побуждало Казимира навещать княжну при дворе, скрашивая беседами ее досуг.

Но Барбара не желала терпеть соперничество за внимание принца и вскоре возненавидела Эвелину. Однажды, когда та после молитвы в часовне возвращалась в свои покои, ревнивица подстерегла ее у двери.

– Отвечай, кто тебе Королевич Казимир! – обрушилась она на княжну с нежданным вопросом.

– Как кто? – изумилась нелепости услышанного Эвелина. – Наследник престола, грядущий Государь…

– Вот именно! – оборвала ее в гневе Барбара. – И ты для него – всего лишь одна из подданных, не лучше других! Королевич – мой, и тебе его у меня не отнять!

– Я и не собираюсь, – пожала плечами Эва, уразумев, за что на нее напустилась дочь магната, – с Королевичем нас связывают лишь дружба да воспоминание о детстве.

Я не встану, княжна, между вами. Будьте счастливы с принцем, хотя, боюсь, ты со своей ревностью едва ли его осчастливишь…

Услышав эти слова, Барбара едва не задохнулась от злости. Спокойная рассудительность соперницы выводила ее из себя не меньше, чем доброе отношение к ней наследника престола.

Ревнивица решила всеми силами сделать жизнь Эвы при Дворе невыносимой. Для этого она раздала своим подругам длинные иглы и велела ими исподтишка колоть княжну.

Произошло это как раз в то время, когда Эльжбета гостила у тетки в Варшаве, и Эвелина осталась без защиты. Расскажи она обо всем Королеве, травля была бы прекращена, но гордый нрав не давал княжне опускаться до жалоб.

Когда очередная приспешница Барбары попыталась ее уколоть, Эва перехватила ее руку и, отняв орудие пытки, сказала, что воткнет иглу в глаз той, что осмелится повторить подобное.

Едва ли дочь Корибута была способна на такую жестокость, но угроза подействовала – подруги Барбары от нее отстали. Однако сама она не сложила оружия и продолжала при каждом удобном случае колоть княжну если не иглами, то словами.

Посему ее новую угрозу Эвелина не смогла оставить без ответа. Ко всеобщему удивлению, девушка вышла вперед и, взяв в руку увесистый шар, пустила его навстречу деревянному войску.

Если в силе она уступала наследнице магната, то в точности удара, явно ее превосходила. Брошенный Эвой мяч ударил в самый центр построения, сбив деревянного Султана и его Визиря и опрокинув, в свою очередь, остальных янычар.

– Сила – не всегда главное, – с улыбкой обернулась она к своей ненавистнице, – помни об этом, княжна!

Небесно-голубые глаза Барбары потемнели от злости, но она не посмела выказать свои чувства в присутствии Королевны.

* * *

– Не связывайся с сей злыдней, – произнесла Эльжбета, когда подруги укрылись под пологом королевского шатра, – она того не стоит. К чему думать о ней, когда тебе угрожает куда большая опасность!

– О какой опасности, ты говоришь? – насторожилась Эвелина.

– Ты знаешь, вчера в Краков приехала моя тетя Беата. Едва ли она явилась сюда, чтобы развеять скуку. Еще весной, когда я у нее гостила, она много расспрашивала меня о тебе.

– Обо мне? – удивилась княжна. – С чего бы это?

– Мои родители мечтают выдать тебя замуж за королевского родственника, а сын Тети Беаты, Томаш, подходит на эту роль, как никто.

– Малыш Томек? – изумилась Эва, вспомнив стеснительного пухлого мальчишку, с коим она в раннем детстве играла в прятки.

– Ну, теперь-то он не малыш, а красавец Князь и, к тому же, прославленный воин! – улыбнулась Королевна. – Многие девушки Унии грезят стать его невестой!

– Многие, но не я, – отрицательно покачала головой Эвелина, – ты ведь знаешь, мне не нужен никто, кроме Бутурлина…

– Знаю, знаю! – поморщилась Королевна. – Только Матушка считает по-иному. Она наверняка вызвала в Краков тетю Беату, чтобы обсудить твое замужество с моим кузеном.

– Что же делать? – подняла на нее опечаленные глаза княжна.

– Против всякого яда есть противоядие! – заговорщически подмигнула ей принцесса. – Признаться по правде, Томек тоже не обрадуется, узнав, что его хотят женить на тебе.

Он давно влюблен в дочь Воеводы Лещинского, Касю, а она любит его. Томек ждет удобного случая, чтобы открыться тете Беате. Только представь его изумление, когда он узнает, что ему нашли другую невесту!

– Но Воевода Лещинский – простой рыцарь, – не поверила словам подруги Эвелина, – неужели твои родители позволят Томашу взять в жены дочь нетитулованного шляхтича?

– А кто ему сможет запретить? – хмыкнула Эльжбета. – Он владетельный Князь, наследник Ордината и жениться может на ком угодно!

– Дивно… – горько вздохнула княжна. – Князю можно жениться на рыцарской дочери, а мне выйти замуж за боярина нельзя…

– Что поделаешь, Господь сотворил сей мир для мужчин! – вспомнила слышанные когда-то слова Эльжбета. – Но, управляя мужчинами, мы можем добиться счастья и для себя.

Нужно будет списаться с кузеном и сообщить ему о заговоре против его любви. Если он не захочет на тебе жениться, никакая сила не заставит его пойти под венец!

– Хорошо, чтобы так все и было… – немного успокоилась Эвелина.

– Так и будет, Эва! – обняла ее за плечи подруга. – Со мной не пропадешь! Лучше оставь свои тревоги и выпей лимонада.

Она позвонила в колокольчик, и молодой лакей, войдя в шатер, осведомился, чего желает Королевна.

– Налей нам с княжной, в кубки лимонада! – наказала ему Эльжбета. – Это воистину напиток ангелов. Сок лимона, немного мяты и лед, а сколько удовольствия! Хотелось бы узнать, в какой стране его только придумали!

– Сказывают, в Италии, вельможная Королевна, – с поклоном ответил, слуга.

– Так я, и думала! – широко улыбнулась принцесса. – Все прекрасное рождается именно там! Выпьем же, Эва, за то, чтобы ты вышла замуж по любви!

– За то, чтобы мы обе вышли замуж по любви! – подняла свой кубок Эвелина.