Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 69 страниц)

Глава 75

В конце пятнадцатого века большая часть польской шляхты еще пользовалась обоюдоострым мечом, но кривая сабля, прорезавшая кожу тюркских доспехов, уже завоевывала сердца рыцарей Унии.

И если по дороге Польско-Литовской Державы проезжал верховой, вооруженный саблей, встречные путники знали: он возвращается с южной границы. Порой они ошибались, ибо какой-нибудь франт, не вдыхавший запаха крови и гари, мог привесить к поясу саблю, просто отдавая дань моде.

Двое таких молодых людей, вооруженных саблями, как раз беседовали, стоя на крыльце постоялого двора. Один из них смуглый красавец с длинными волосами, зачесанными назад, явно принадлежал к высшей знати, его же юный спутник, остриженный по-польски в кружок, походил на провинциального шляхтича, исполняющего при вельможном пане обязанности оруженосца.

– Поверь, Янек, мне знакома твоя печаль, – говорил, обращаясь к юноше, длинноволосый нобиль, – я тоже мечтал покрыть себя славой в борьбе с турками, но то, что мы делаем ныне, для Унии столь же важно, сколь и война на юге.

Мой отец не зря выхлопотал у Государя право на поиски похищенной княжны Корибут. Королева прочит ее в жены одному из родственников правящей династии, дабы прибрать к рукам наследство княжны, и тот, кто вернет ее в Краков, не останется без награды!..

Сказать по правде, я и сам был бы не против повести крошку Эву под венец, – продолжил он прерванную мысль, – однако моему роду не с руки спорить с Ягеллонами!

– Сказывают, княжна – писаная красавица! – с затаенным восторгом в голосе молвил оруженосец.

– Да, маленькая недотрога недурна собой! – усмехнулся, подкрутив вздернутые кверху усы, вельможа. – Однако главное ее достоинство в ином.

Покойный Князь Корибут оставил дочери в наследство два города и прилегающий к ним прииск железной руды. Тот, кто станет ее мужем, сказочно обогатится; немудрено, что Государыня мнит сей клад достоянием Короны!

Однако и нам, если отыщем пропавшую княжну, перепадет немалый куш. Ларца с серебром хватит, чтобы вернуть долги ростовщикам, да и после уплаты останется куча денег!

– Будь моя воля, я бы предпочел богатству руку княжны! – мечтательно улыбнулся Янек.

– Будь моя воля, я завладел бы и тем, и другим! – рассмеялся его собеседник. – Да только выбирать не приходится! Но, как бы там, ни было, лучше искать пропавшую княжну здесь, вдали от войны, чем подставлять голову под стрелы и мечи на юге!..

Нобиль не договорил. Его внимание привлек всадник, въехавший в ворота постоялого двора. Одетый в скромное дорожное платье, он ничем не выделялся из множества путников, проезжавших по дорогам Унии.

Но одна особенность его облика все же бросилась в глаза молодому аристократу. Верховой был горбуном. Оказавшись на подворье, он спешился и, привязав жеребца к поилке, направился к колодцу за водой.

При виде его глаза нобиля сверкнули злым азартом. Ему пришло на ум, что ныне самое время развлечься. Умевший недурно подражать голосам птиц и зверей, он свистнул вслед горбуну иволгой.

Пропустив мимо ушей неуместный звук, незнакомец зачерпнул бадьей воды и двинулся в обратный путь. Пытаясь испугать его, молодой вельможа изобразил рев зубра, но с тем же результатом.

Невозмутимость приезжего разожгла в сердце аристократа праведный гнев. Подняв с земли камень, шляхтич бросил его в горбуна.

Тот, словно почуяв опасность, уклонился от броска, и камень пролетел мимо его головы. Возмущению нобиля не было предела.

– Эй, ты, поди сюда! – гневно окликнул он приезжего. – Как звать тебя, холоп?

– Мышью кличут, Вельможный пан, – с поклоном ответил горбун.

– Мышью?! – глаза шляхтича широко раскрылись от изумления. – Скажи, Янек, ты когда-нибудь видел горбатых мышей?

– Нет!.. – румяный круглолицый Янек добродушно хохотнул.

– И кому ты служишь, Мышь? – допытывался нобиль.

– Вельможному пану Владиславу, – выдохнул путник, – он наказал мне исполнить поручение…

– Могу представить сего Вельможного Пана! – на лице нобиля расплылась кривая усмешка. – Наверняка какой-нибудь деревенский простофиля, остриженный в кружок и заедающий пиво чесноком!

Слова его больно укололи самолюбие оруженосца, коий сам носил прическу в виде упомянутого кружка. Но из уважения к титулу господина Янек проглотил обиду.

– Дивно, что твой хозяин не смог найти себе слугу с ровной спиной! – продолжал глумиться над горбуном шляхтич. – Скажи, за что он тебя так ценит?

– Я верен ему, Вельможный Пан, – пояснил выбор своего господина приезжий. – А еще я ловок…

– Ловок? – переспросил, недоверчиво подняв бровь, молодой аристократ. – Что ж, нынче мы испытаем твое проворство!

Я буду бросать в тебя камни, а ты от них – увертываться! – радостно сообщил он о своем решении путнику. – Эй, Янек, принеси мне пригоршню камней!

Юный оруженосец растерянно огляделся по сторонам, пытаясь отыскать на постоялом дворе камни.

– Негоже глумиться над страждущим, шляхтич! – раздался за спиной нобиля незнакомый мужской голос. – Сему бедняку Господь и так дал тяжкую ношу, а ты еще от себя норовишь прибавить!..

Стремительно обернувшись, молодой аристократ встретился взглядом с коренастым бородачом, одетым в кафтан московского покроя и с привешенной справа саблей. Нобиль вспомнил, что видел московита накануне вечером.

Тот вместе со слугами заночевал на постоялом дворе, где шляхтич просиживал уже третьи сутки, ожидая подхода своих вассалов.

Одного взгляда на путников нобилю было достаточно, чтобы ощутить к ним неприязнь. Московитов он презирал, независимо от титула и положения, сообщники же левши у молодого аристократа вовсе не вызывали добрых чувств.

Один из них, длинный и худой, со скандинавской бородкой, был с виду похож на лешего или, как его величали в Польше, Боруту. Другой, с вислыми усами и серьгой в ухе, на голове носил длинную прядь, служившую у казаков символом бунта и посему ненавидимую польской щляхтой.

Будь с юным Магнатом его воины, он без колебаний велел бы связать и допросить сомнительную троицу. Но отряды шляхтича задержались в пути из-за проливных дождей, не прекращавшихся уже неделю, и нобилю невольно пришлось мириться с соседством московита и его слуг.

Однако схизматик отплатил за проявленную к нему доброту неслыханной дерзостью. Шляхтич решил указать наглецу его место.

– Кто ты и по какому праву взялся меня учить?! – произнес он, надменно подбоченясь.

– Боярин Дмитрий Бутурлин, стольник Великого Московского Князя! – без промедления ответил московит.

– Всего-то боярин? – презрительно поморщился нобиль. – А я – Ежи, сын и наследник Вельможного Князя Черногузского, чей родовой знак – аист-черногуз в рассеченном поле серебряного и золотого цветов!

– Каких бы цветов ни было поле, негоже глумиться над убогими! – укоризненно покачал головой боярин. – Не по-христиански это да и не по-людски…

– Ты мне проповедь будешь читать, схизматик?! – вспылил Ежи, до глубины души возмущенный дерзостью московита.

– Схизматик-католик, какая разница? – пожал плечами Бутурлин. – Заповеди что у вас, что у нас – одни и те же…

Он не договорил, поскольку шляхтич, не сдержав ярость, рванул саблю из ножен. Умение быстро обнажать клинок не раз приносило ему победу в поединках, но на сей раз подвело молодого аристократа.

Левша, нежданно оказавшийся грозным соперником, опередил Ежи, выбив из его руки саблю быстрым, как молния, встречным ударом.

– Ну вот же, на десять шагов отлетела! – послышался радостный голос увенчанного казачьим чубом спутника московита. – Могу хоть сейчас измерить!

– Десяти шагов, пожалуй, не будет… – откликнулся на его слова бородач с наружностью Боруты. – Семь, от силы – восемь!

– Ладно, восемь! – неохотно согласился с ним чубатый. – Но это лишь потому, что боярин действовал левой рукой!

Обезоруженный нобиль зарычал от бессильной злости.

– Ай-ай, нехорошо, пан Ежи! – с укором покачал головой московит. – Так ведь можно и руки лишиться…

Или головы, – закончил он, видя, что Янек потянулся к сабельному крыжу. – Признаться, я ждал от вас большей рассудочности…

– Ты еще ответишь за свою дерзость, схизматик! – морщась от боли в ушибленной кисти, прошипел сын Магната.

– Все мы ответим за наши деяния перед Господом! – вздохнул боярин, пряча клинок в ножны. – И тебе, княжич, когда-нибудь придется отвечать. Подумай об этом!

Фыркая от злости, Ежи скрылся в дверях ближайшей избы постоялого двора. Подобрав с земли его саблю, Янек последовал за господином.

– Напрасно ты вступился за меня, боярин, – молвил, обращаясь к Дмитрию, горбун, – ни к чему тебе ссориться с княжеским сыном. Кто знает, как переплетутся ваши пути…

– Как бы ни переплелись, у него нет права бросать в люд камни! – гневно сверкнул глазами Бутурлин. – Как тебя звать на самом деле, добрый человек?

– Зови Мышью, боярин, – улыбнулся в ответ путник, – мне так привычнее…

– Как знаешь, – развел руками Дмитрий. – Сдается, мы бы с тобой были добрыми попутчиками. Жаль, что наши дороги расходятся!

– Как знать? – покачал головой горбун. – Может, когда-нибудь и сойдутся…

Вскочив на коней, Бутурлин и его спутники выехали за ворота и помчались по дороге, ведущей на восток. Мышь долго смотрел им вслед.

– Ты прав, боярин, – произнес он, когда всадники скрылись из виду, – настанет время, когда все ответят и за доброе, и за злое!..

* * *

Весь день княжич Ежи не находил себе места, сходя с ума от переполняющего душу гнева. Как сталось, что его, лучшего фехтовальщика Унии, одолел какой-то дикарь-схизматик, да еще посмел над ним насмехаться?

В жизни молодого нобиля подобное происходило впервые, и сын Магната не знал, как себя вести. Подойди к нему один из его отрядов, Ежи тотчас пустился бы вдогонку за оскорбителем, а настигнув его, покарал бы за дерзость смертью!

Но вассалы не спешили на помощь княжичу, предоставив ему самому искать средство утешения. И Ежи не нашел ничего лучше, как потребовать у хозяина гостиницы самого крепкого из имеющегося в наличии вина.

Как ни старался отговорить его от возлияния верный Янек, княжич был непреклонен. Он намеревался уничтожить все винные запасы на постоялом дворе.

Но унять раненое самолюбие было непросто. Одолев в одиночку бурдюк Рейнского, Ежи вдруг решил сесть на коня и лично отправиться на поиски дерзкого московита.

Попытка Янека остановить его едва не привела к трагедии. Озверевший нобиль швырнул в оруженосца тяжелую деревянную кружку, от которой тот чудом увернулся.

Прогнав его пинками, княжич распахнул дверь и вышел во двор, под порывы пронизывающего осеннего ветра. На дворе царила тьма, с неба сеялся мелкий дождик.

Ночной холод и сырость несколько остудили сердце шляхтича, и на смену его мстительному порыву пришло тупое равнодушие. Постояв с минуту во дворе, Ежи решил вернуться в натопленную избу.

Однако путь ему преградила, шагнув из тьмы, чья-то коренастая фигура. Будь шляхтич трезв, он бы верно оценил степень опасности, но, одурманенный вином, не почувствовал страха.

– Кто такой?! – гневно вопросил Ежи возникшего перед ним чужака. – Отвечай немедля!

Темный капюшен упал на плечи незнакомца, и нобиль, к своему изумлению, узнал в нем давешнего горбуна.

– Ты?.. – не поверил он собственным глазам. – Прочь с дороги, урод!!!

– Напрасно ты так, княжич! – с укором произнес горбун. – Помнишь, что сказал боярин? Негоже глумиться над убогими!

– Смерти жаждешь?! – вскричал в гневе нобиль. – Так получай!

Забыв о боли в подвернутой кисти, он схватился за саблю, но обнажить ее не успел.

Выпростав из-под плаща руку, горбун резко взмахнул ею навстречу врагу. Что-то свистнуло в воздухе, и горло княжича пронзила жгучая боль. Потянувшись рукой к шее, он нащупал торчащую из кадыка рукоять ножа.

– Видишь, как бывает? – усмехнулся во тьме убийца. – Господь с лихвой наделил тебя знатностью и красотой. Но он не додал тебе ума, от того и все твои беды!

Сдавленно хрипя, шляхтич осел на пропитанную влагой землю. Перед глазами его плыли цветные круги, сознание мутилось от нестерпимой боли.

Прежде чем веки Ежи навсегда сомкнулись, горбун птицей взлетел на спину своего коня и, выехав со двора, растворился в просторах бескрайней ночной степи.

Глава 76

– Ну вот, что нами сделано не так? – с грустью произнесла Ванда, глядя на холмик из пустых кувшинов, хранящих до сих пор запах браги. – Мы же не могли ошибиться. Как еще можно истолковать слова о Божьей Каре?

– Значит, дали маху! – пожал плечами Орешников. – Но ты не горюй. Ладно уже то, что в стане нет заразы…

– Вот вы где, милостивая панна! – раздался над ухом у девушки раздраженный хрипловатый голос. – Позвольте возблагодарить вас за проявленную бдительность!

Обернувшись, боярин и Ванда встретились глазами с паном Игнатием Тромбой, проезжавшим по лагерю со своими сыновьями Лешеком и Збышком. Глаза старого шляхтича метали молнии, усы грозно топорщились, предвещая бурю гнева.

– Это же надо выдумать такое! – продолжал изливать желчь рыцарь. – Что кто-нибудь из шляхты под видом питья пронесет в стан чуму! Но еще более дивно, что Государь поверил в сии бредни и потребовал от вассалов вкушать брагу из собственных запасов!

Мне, десятилетиями служившему Унии и Короне, пришлось, доказывая свою невиновность, откупоривать горшки с хмельным медом, да еще пить его на глазах у Монарха!

– Ты еще скажи, Вельможный пан, что употребил питье без удовольствия! – усмехнулся Орешников. – Уж в это я точно не поверю!..

– Я не к тебе обращаюсь, московит, а к панне Ванде! – бесцеремонно оборвал его поляк. – Что ты себе позволяешь, птенец желторотый? Твой отец, панна, был рассудительным человеком, и негоже тебе срамить его память нелепыми выдумками!

– Хоть ты, пан, обращаешься и не ко мне, тебе придется меня выслушать! – вступился за Ванду Григорий. – В том, что сталось, вины панны нет. Это я подал Королю мысль о том, что скрытый враг может заразить вас чумой!

– Вот как? – презрительно поморщился шляхтич. – Я даже не удивлен! Что хорошее могло придти на ум схизматику?

– Схизматику пришло на ум защищать Польского Государя, в то время как вассалы Короля ничего не делали для его спасения! – не убоявшись рыцарского гнева, ответил Тромбе Орешников. – Уж не взыщи, что мы с панной допустили промах.

Не ошибается тот, кто ничего не делает!

– Ты обвиняешь меня в бездействии? – нахмурил седые брови шляхтич. – Меня, дважды заслонявшего Государя от стрел в бранном поле? Неслыханная дерзость! Да я могу за такие слова вызвать тебя на подинок!

– Твое право, шляхтич, – пожал плечами боярин, – сам выйдешь на бой или мне сражаться с твоими сыновьями?

Лешек и Збышек потянули из ножен клинки, готовые отстаивать честь родителя.

– Отойди в сторонку, панна! – шепнул своей спутнице Григорий. – Как я разумею, пришло время выгула мечей!

– Может, не стоит? – попыталась отговорить его от опасной затеи Ванда. – Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня…

– А кто сказал, что я пострадаю? – ободряюще улыбнулся ей московит. – Для меня честь отстаивать твою правоту. А страдают пускай наши недруги!

Он вышел на середину пустоши меж трех шатров и, обнажив клинок, принял боевую стойку. Старший из сыновей Тромбы, Лешек, спешился и тоже вытащил из ножен меч.

– Как будем биться? – полюбопытствовал боярин. – До первой крови, до первого выбитого зуба или первого вытекшего глаза?

Старый шляхтич и его младший сын с сомнением переглянулись.

– Как Бог положит! – ответил московиту Лешек, сам не робкого десятка. – Начнем бой, а там видно будет!

– Начинай! – занес для удара саблю Орешников.

– Помогай, Пресвятая Богородица! – рявкнул, вознося над собой меч, его противник.

– Что здесь происходит?! – остановил их чей-то властный окрик. – Или вы запамятовали, что во время войн поединки чести под запретом?

Оглянувшись, дуэлянты увидели Князя Томаша. Объезжавший со своим отрядом королевский лагерь, он незаметно приблизился к шатру Орешникова и стал свидетелем его ссоры с Тромбой.

– Да какой поединок?.. – попытался изобразить на лице недоумение старый шляхтич. – Просто упросил боярина дать моим сыновьям урок боя на саблях…

– А ты что скажешь? – перевел взор Князь с Тромбы на московита.

– Что тут можно молвить, Княже? – развел руками Григорий. – Наши приемы боя напоминают турецкие. Вот рыцарь и обратился ко мне с просьбой подучить сабельному бою его молодцов.

А я не нашел повода ему отказать, ибо сам нуждаюсь в воинских упражнениях. Без них плоть быстро слабеет…

– Если так, то продолжайте! – холодно усмехнулся Томаш. – Только не пораньте друг дружку. Враги возрадуются тому, что христиане льют братскую кровь вместо того, чтобы обращать мечи против сарацин!

Однако я искал тебя, пан Игнатий, по делу. Пока не закончилось перемирие с турками, Государь решил развеять тоску доброй охотой. Сказывают, ты ведаешь толк в сем деле?

– Еще как ведаю, Княже! – расплылся в улыбке старый шляхтич. – Охота – моя страсть, с младых ногтей! Вепря ли затравить, медведя ли – для меня все едино!

– А оленя выследить сможешь? – одарил его испытывающим взором молодой Князь.

– Проще простого! – гордо вскинул двойной подбородок Тромба. – Только накажите!..

– Вот и ладно! – не дал ему договорить глава королевской разведки. – Тогда собирайся. Не позже полудня мы выступим за добычей.

Кстати, юную панну и московского гостя Государь приглашает разделить с ним охотничью стезю. Вам сие будет вдвойне полезно, ибо после истории с поиском источника чумы вас в лагере не ругает лишь последний лентяй.

Посему я не удивлюсь, если в отсутствие Владыки у тебя, боярин, появится много друзей, желающих учиться бою на саблях…

Так что поторопитесь с панной, не заставляйте Государя вас ждать!

Повернув коней, Князь Томаш и его воины поскакали прочь.

– А тебе не чуждо понятие о рыцарской чести, боярин! – уважительно промолвил, обращаясь к Орешникову, пан Тромба. – Признаюсь, я ждал, что ты нажалуешься на меня Князю!

– Было бы о чем сказывать! – усмехнулся московит. – Можешь меня не благодарить. Свои люди, как-нибудь сочтемся!..

* * *

Никогда еще Отто фон Грюненберг не был так близок к исполнению своего замысла. Из всех способов устранения польского Монарха он предпочел тот, коий его друг Зигфрид окрестил «Божьей Карой».

Означенный способ был хорош тем, что не требовал от него личного участия в акте возмездия Королю. Крестоносцу не нужно было пробираться мимо стражи в монарший шатер, подсыпать яд в пищу Владыки Унии или целиться в него стрелой из засады.

Однако это не значило, что посланник Ордена избрал легкий путь достижения цели. Чтобы осуществить задуманное, он должен был внедриться в польский стан и стать для недругов на время одним из своих.

Сделать сие было непросто, но Отто в последнее время несказанно везло. Впервые рыцарь убедился в этом, когда его отпустил на волю лазутчик Султана.

То, что безбожный сарацин столь великодушно обошелся с крестоносцем, казалось Господним чудом, но, поразмыслив, рыцарь пришел к выводу, что турком руководил трезвый рассчет.

Устранение чужими руками главы вражеского войска, без сомнения, было на руку Высокой Порте, и, позволив Грюненбергу исполнить свой замысел, Ага оказал услугу самому себе.

Впрочем, встреча с турком оказалась полезной и для тевтонца. Перебрав все изложенные им способы покушения на Польского Короля, Демир посоветовал Слуге Ордена остановиться на последнем из них. Стоит ли говорить о том, что это была «Божья Кара»?..

Во второй раз Отто повезло, когда на подступах к польскому лагерю он встретил хоругвь ополченцев, идущую на слияние с основными силами Унии.

Хоругвь была набрана с бору по сосенке. Большую часть ее составляли жолнежи, призванные из Аукшайтии и Жмуди, – угрюмые бородачи, плохо разумевшие польскую речь и не признававшие воинской дисциплины. Управлять таким людом было непросто, и шляхтич, возглавлявший хоругвь, не единожды проклинал день, когда взялся вести ополчение к месту грядущих битв.

Посему он был несказанно рад, когда к его воинству пристал жолнеж-жмудин, чей отряд был вырезан во время набега союзных туркам степняков. В совершенстве владевший речью аукшайтов, он помог главе хоругви навести в ней порядок и тем завоевал благосклонность шляхтича.

Немудрено, что по приезде в лагерь рыцарь не пожелал отпускать от себя человека, доносившего его наказы до ополченцев на их родном языке. Так, незаметно для всех, Отто фон Грюненберг влился в войско Унии и занял при новом господине место толмача.

Польского рыцаря звали Игнатием Тромбой. Он происходил из старинного рода, свято соблюдавшего древние воинские традиции и чуждого коварству тайной войны. Тромбе в голову не могло придти, что человек, помогавший ему управлять хоругвью, готовит покушение на Государя.

Этим и воспользовался хитроумный тевтонец. Уютно устроившись под крылом старого шляхтича, он стал выискивать подступы к Польскому Владыке.

Впрочем, была минута, когда Слуге Ордена пришлось испытать нешуточное волнение. После приезда в стан девицы-гонца в сопровождении московита Король стал недоверчив и подозрителен.

По лагерю ползли слухи о том, что враги Унии готовят покушение на Монарха, собираясь применить против него дивное средство, именуемое «Божьей Карой». Для Грюненберга это значило, что Зигфрид угодил в плен полякам и под пытками сознался в намерении Ордена лишить Яна Альбрехта жизни.

Но вскоре Отто убедился в том, что истинный смысл названия «Божья Кара» Королю и его окружению неведом.

Сие стало ясно, когда правая рука Монарха, Томаш Варшавский, велел всем шляхтичам и их слугам снести на окраину лагеря свои питьевые запасы, дабы дегустировать их в присутствии Владыки. Поляки сочли, что убийца собирается доставить в стан в закупоренной посуде чуму!

Узнав об этом, Отто облегченно вздохнул. Похоже, Зигфриду удалось пустить врагов Ордена по ложному следу. Так или иначе, это помогло Грюненбергу.

Суета вокруг горшков с брагой отвлекла от него внимание королевской стражи и позволила тевтонцу беспрепятственно готовиться к осуществлению своего замысла. К тому же, оскорбленная требованием доказывать перед Королем свою невиновность, шляхта воспылала гневом к московиту, подавшему Яну Альбрехту мысль о чуме.

Тевтонцу сие было на руку. Даже если пытливый схизматик догадается об истинных планах Отто, после всего случившегося Король не станет его слушать.

Более того, большинство польских воинов не скрывали своей враждебности к боярину, и Слуга Ордена ждал минуты, когда какой-нибудь шляхтич срубит ему голову в поединке.

Но время шло, а ненавистный схизматик оставался невредим, что доставляло немалое огорчение тевтонцу. Однако Грюненбергу посчастливилось в ином, и это была уже третья его удача за последнее время.

Месячное перемирие с турками подходило к концу, и Ян Альбрехт решил развлечься в последние мирные дни охотой на оленя. К вящей радости Отто, устроителем охоты Король назначил его господина, Вельможного пана Тромбу.

Это значило, что вся свита старого шляхтича должна была принять участие в поисках и травле зверя. Большее везение для Грюненберга, трудно было представить.

– Эй, Франек! – загремел на подручного, вваливаясь в свой шатер, Игнатий. – Собирай все нужное для охоты! Нынче же мы отправимся загонять Государю добычу. Бери охотничьи стрелы, луки, силки! Мы должны сделать все, дабы Ведьможный Король надолго запомнил эти ловы!

– Сделаю все возможное, мой пан! – с поклоном ответил господину тевтонец. – Верьте мне, сия охота войдет в историю Унии!