Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 69 страниц)

Глава 57

За свою долгую жизнь Кременецкий Каштелян Прибыслав повидал всякое, и мало что в бренном мире могло его удивить.

Но за последние сутки седоусый рыцарь не раз имел возможность убедиться в том, что чувство изумления его отнюдь не покинуло.

Шляхтич едва успевал исполнить один наказ Самборского Воеводы, как тут же получал иной, отменявший прежнее повеление. С утра гонец привез ему грамоту, в коей Кшиштоф требовал от подчиненного выступать силами конной хоругви на Самбор.

Но стоило Кременецкому отряду покинуть стены родной цитадели, как другой посланник Воеводы доставил Каштеляну наказ идти к побережию для защиты оного от нашествия с моря…

Все это не доставляло старому шляхтичу радости. Он не ведал, в каком количестве высадится на берег неприятель, и сможет ли Прибыслав выстоять против него силами одной хоругви.

Сбивчивый рассказ гонца о захвате замка Рарохом тоже не прояснил рыцарю картины событий. Ему с трудом верилось в легкость, с коей мятежники завладели Самборской твердыней.

«Наверняка не обошлось без измены! – горько вздыхал про себя Прибыслав. – Кто-то оповестил татей о том, что Кшиштофа нет в остроге, кто-то открыл им ворота! Как же быстро все завертелось! Не успели прогнать из крепости самозванца, как пришла новая беда – враг из-за моря!»

Тревога Каштеляна несколько улеглась, когда к нему подоспела сотня стрелков, посланных в помощь Королевичем, а также воины из окрестных замков, брошенных Воеводой на охрану побережия.

Весь день жолнежи занимались подготовкой к отражению вражьих орд, сбивали и устанавливали вдоль берега рогатки, призванные хотя бы на время сдержать натиск неприятеля.

К вечеру Прибыслав велел своим людям отдыхать, набираясь сил перед завтрашней битвой. Как опытный боец, он знал, что на рассвете может сложить голову, и посему, отойдя в сторонку, молил Господа простить ему ошибки и прегрешения.

Закончив молитву, он вынул из ножен меч и стал его точить, напевая слова старой походной песни. Шляхтич слышал ее еще от деда, сражавшегося в сече под Грюнвальдом.

«Господи, пошли нам веру в наши силы и в грядущий день, коий мы приближаем ратными трудами! – звучали из глубин рыцарской души незабываемые слова. – Пусть кровавая роса оросит землю, пусть дождь из стрел падет на наши головы!

Нет большего счастья, чем пасть за Веру Христову, честь предков и отчий край! Пусть праведные души вознесутся к Господу и новая жизнь взойдет из костей и крови, славя Создателя и благодать Его!»

Заходящее солнце заливало горизонт багровым светом, словно предвещая завтрашнее побоище. Когда оно скрылось за стеной леса, Прибыслав ощутил себя похороненным заживо.

– Что ж, такова моя доля – пасть за Короля и Унию! – сказал он, самому себе. – Вручаю тебе, Господи, мою душу! Заранее готов принять участь, кою ты мне пошлешь!..

Подобные мысли тревожили и его людей, пережидавших у костров короткую летнюю ночь. Одни бодрились, пытаясь скрыть свои страхи за напускной веселостью, другие задумчиво молчали, не желая тратить силы на пустые разговоры.

Прибыслав разумел и тех, и других. Проходя мимо, он всматривался в лица воинов, многих из которых видел в последний раз.

Миновав польский стан, шляхтич взошел на холм, с коего просматривалась на много лиг гладь Балтийского Моря. Впрочем, гладью ее ныне трудно было назвать. Суровый северный ветер морщил поверхность воды, вздымая соленые брызги и украшая верхушки волн курчавой пенистой гривой.

Глядя на них, Прибыслав подумал о том, как хорошо было бы, разразись к вечеру шторм. Наверняка он бы разметал суда вражьей флотилии, а многие из них пустил бы на дно.

Еще шляхтич надеялся на подводные скалы, уже много веков охранявшие Жмудский берег от нашествий с моря. Но сия надежда не особо согревала душу рыцаря. У врага наверняка имелись опытные лоцманы, способные провести корабли мимо прибрежных рифов.

Шляхтич уже собирался вернуться в лагерь, когда над морем вдруг вспыхнул яркий огонь. Заметил его не один Прибыслав. Многие из жолнежей взбегали на холм, силясь понять причину разлившегося по небу зарева.

Но долго наслаждаться дивным зрелищем им не пришлось. Взметнувшись над морем, язык пламени угас, словно какая-то неведомая сила втащила его под воду.

Мнения тех, кто наблюдал сие явление, разделились надвое. Одни сходились на мысли, что огонь над морем предвещает польскому войску беду, другие, напротив, видели в нем залог грядущей победы.

К последним относился и Прибыслав. Зарево, охватившее горизонт, могло свидетельствовать лишь о пожаре, вспыхнувшем на корабле. И если корабль принадлежал к неприятельской флотилии, она неминуемо утратила часть своей силы.

«Что это: случайность или кто-то намеренно поджег вражье судно? – подумалось старому шляхтичу. – Узнать бы имя сего храбреца, чтобы помолиться о его здравии!»

В тревожном ожидании прошла ночь, поутру же, когда рассеялась тьма, Прибыслав увидел источник ночного зарева.

Там, где под водой незримо тянулась скальная гряда, из моря сиротливо торчали мачты двух затонувших кораблей. От мачты третьего судна остался лишь обугленный обломок, едва возвышавшийся над поверхностью воды.

Хотя у рыцаря не было подзорной трубы, он сумел разглядеть три весельных челна, торопливо идущих к берегу со стороны кораблекрушения. В лодках насчитывалось не больше трех десятков человек, но шляхтич решил все одно не пускать их на берег.

Стрелкам он велел укрыться в береговых зарослях, сам же с конным отрядом занял место близ верхушки холма, откуда хорошо просматривались окрестности. Здесь столь же обильно росли кусты и деревья, так что конникам было где спрятаться до поры от вражеских взоров.

Едва потерпевшие крушение ступили на берег, навстречу им из засады хлынули воины Унии. Не ждавшие нападения пришельцы растерялись.

Поляки изрядно превосходили их числом, к тому же добрая их треть была вооружена пищалями, в то время как собственные ружья наемников и запасы пороха к ним пошли на дно вместе с затонувшими судами…

Обнажив мечи, наемники сгрудились у челнов на узкой полосе прибоя. Отступать было некуда. Со всех сторон в глаза им глядела смерть.

Неторопливым аллюром с холма спустился пан Прибыслав.

– Хотите жить – бросайте оружие! – без церемоний, властно скомандовал он. – Если хотя бы один из вас выстрелит из лука или самострела, велю перебить всю шайку!

Наставленные на разбойников клинки и пищали не давали им повода усомниться в словах шляхтича. Разумея, что иного выхода нет, наемники побросали мечи на песок.

– А теперь протяните вперед руки, дабы моим людям было сподручнее вас вязать! – наказал татям Каштелян. – И поживее!

Видит Бог, я не хочу крови, но к таким, как вы, милосердие неприменимо. Я могу обещать лишь справедливый суд, но чтобы дожить до него, вам придется усмирить нрав пиратской вольницы!

– Мы – лишь наемники, господин рыцарь… – гнусаво произнес, отделившись от толпы пленных, долговязый худой человек с кривым носом. – Нам самим неведомо было, с кем придется воевать. Видишь, мы по доброй воле отдаем тебе оружие и знамя нашего предводителя!

– И кто ваш предводитель? – сурово нахмурился Прибыслав.

– Вельможный Князь Недригайла! – разочарованно вздохнул наемник. – Нам было поручено доставить в Самбор его стяг…

Он подал знак товарищам, и те положили на песок знамя, спеленутое рогожей. Когда ее развернули, глазам шляхтича предстал искусно вышитый вепрь, кланяющийся древу с сидящей на ветвях птицей.

– Тонкая работа! – уважительно причмокнул языком Прибыслав. – И раз вы не смогли донести ее до Самбора, я сделаю это сам. Но вместо Недригайлы сей стяг узрят Королевич, Князь Сапега и Самборский Воевода!

Тощий наемник покорно кивнул ему в ответ.

* * *

Королева Ядвига давно уже не чувствовала себя столь раздраженной и беспомощной одновременно. С того часа, как Наследник Унии отправился осаждать Самбор, в ее сердце поселилась тревога.

Хорошо зная вспыльчивый нрав своего сына, Владычица сомневалась, что вдали от Кракова Принц будет вести себя благоразумно. В какой-то мере ее успокаивало присутствие рядом с Королевичем Сапеги, чья рассудительность была призвана сдерживать неистовые порывы Наследника.

Однако наличие мудрого советника отнюдь не гарантировало послушания Принца. В том, что тревога Ядвиги не была беспочвенной, она убедилась с приездом гонца от старого Канцлера.

В послании, доставленном вестовым, Сапега с присущей ему обстоятельностью поведал госпоже о поединке Королевича с мятежным феодалом и о тупике, в коий загнала войско осаждающих их схватка.

Поскольку по договору Казимира с потомком Недригайлы войско побежденного бойца должно было покинуть поле битвы, проигрыш Наследника лишал его подчиненных свободы действий.

Поляки обладали достаточной силой для взятия крепости, но обещание Королевича связывало им руки, не давая идти на приступ.

Сам Казимир отлеживался в шатре, оглушенный ударом булавы, и едва мог принимать решения. К тому же, верный своей клятве, он бы не посмел отдать войску наказ штурмовать Самборский острог. Ядвига почуяла, что пришло время вмешаться в дела сына.

Гибкий ум Владычицы подсказал ей простой, но действенный способ, как преломить ход событий в нужную сторону. Вызвав придворного секретаря, она продиктовала ему послание, кое собиралась отправить с гонцом Канцлеру Сапеге.

Своим наказом Ядвига лишила Королевича права командования осадой и передала бразды правления войском Самборскому Воеводе. Для Принца такой поступок матери был равносилен пощечине, однако иного выхода у Государыни не было.

Горячность Казимира заслуживала кары, и Ядвига мнила, что отстранение сына от войны послужит ему уроком. Впридачу нужно было срочно возвратить Самбор под власть Короны, а для осуществления сего требовался более опытный полководец, чем юный Наследник Престола…

Отправив гонца с посланием к осаждающим Самбор войскам, Королева облегченно вздохнула и велела позвать к ней дочь. Но слуги доложили Владычице, что Королевны в ее покоях нет.

Ядвигу это не удивило. С недавних пор у Эльжбеты появилось занятие, коему она посвящала большую часть своего времени.

С появлением при дворе молодого шляхтича, раненого в ордалии, ее словно подменили. Позабыв о пирах и охотах, без коих она прежде не мнила своей жизни, Принцесса проводила досуг в беседах с племянником Самборского Владыки.

Ближайшие две недели лекари запретили юноше вставать с ложа, и Королевна скрашивала его одиночество, навещая шляхтича в лазарете. Едва ли они могли говорить о чем-либо серьезном, но поведение дочери не могло не насторожить Ядвигу.

Эльжбета пребывала в том возрасте, когда девичье сердце открыто для любви и вспыхивает страстью, разжигая в душе неугасимые пожары. Особенно легко влюбиться в овеянного славой героя, тем паче, когда он юн и прекрасен, как Флориан.

До недавнего времени Королевна вела себя благоразумно, памятуя о том, что дочери Владык не принадлежат себе, и замуж выходят лишь по воле отцов. Но раненый шляхтич, похоже, всколыхнул ее душу, заставив Эльжебету забыть все, чему ее учили с детства.

Будь Флориан здоров, от него можно было бы избавиться, отослав к месту службы. Но раны, полученные молодым человеком в судебном поединке, не позволяли Королеве спровадить его со Двора.

Действовать нужно было по-иному, и Ядвига решила всерьез потолковать со своей наследницей. Пришло время выбить из головы Принцессы поэтическую дурь, почерпнутую ею из баллад и романов.

Эльжбета должна осознать, сколь велика пропасть между дочерью могущественного Монарха и захудалым шляхтичем, не имеющим даже титула провинциального князька. Да и к чему влюбляться в безродного мальчишку, когда тебя все равно разлучат с ним, выдав замуж за Короля или Принца?

Сознавая всю важность предстоящей беседы, Ядвига собралась с духом и велела слугам отыскать Королевну. Долгими поиски лакеев не были. Придворный мажордом встретил Эльжбету как раз выходящей из лазарета.

Едва уловив его взгляд, девушка поняла, что ей предстоит серьезный разговор с Владычицей. Стараясь не выдавать волнения, Принцесса поспешила в ее покои.

– Рада видеть вас в добром здравии, Матушка! – с поклоном молвила она, входя в двери королевской светлицы.

– Я тоже рада тебя видеть, дитя мое! – приветствовала ее кивком Ядвига. – События последних дней помешали мне уделять должное внимание делам семьи. Но я постараюсь наверстать упущенное!

Как ты себя чувствуешь, дитя?

– Отлично, Матушка! – скромно опустила глаза Эльжбета. – Я ни в чем не испытываю нужды!

– Еще бы! – охотно согласилась с ней Королева. – Двор тебя обожает и стремится всеми силами угодить прекраснейшей из принцесс! Но, я вижу, тебе не по сердцу праздные забавы.

Ты нашла занятие более благочестивое, чем игры и прогулки с дочерьми Магнатов. Что ж, уход за ранеными – дело почетное, но не слишком ли много времени ты тратишь на посещение лазарета? Тем паче, что в нем ныне пребывает всего лишь один страждущий?

– Шляхтич Флориан оказал Унии большую услугу, раскрыв заговор Радзивилов! – скороговоркой выпалила Эльжбета загодя придуманную фразу. – Я отдаю дань уважения храбрецу, сорвавшему планы недругов нашей Державы!

– Не уверена, что ему сие удалось, – с сомнением молвила, покачивая головой, Ядвига, – но в одном я с тобой согласна. Шляхтич потратил немало сил, дабы разоблачить заговорщиков, и дорого заплатил за истину.

Однако мне кажется, что к его посещению в лазарете тебя побуждает отнюдь не благодарность…

– Но, Матушка… – робко попыталась возразить Эльжбета.

– Не спорь со мной, дитя! – с улыбкой прервала ее Королева. – Я знаю, о чем говорю. Флориан – прекрасный юноша, он не только храбрец и галантный кавалер, но и красавец, каких мало!

В такого молодца нельзя не влюбиться. Но прежде чем ты признаешься себе в этом, подумай, есть ли будущее у такой любви? Ты – дочь одного из могущественных Владык, он – мелкий шляхтич, коему не светит ни княжеский титул, ни должность Воеводы…

– Но отчего? Ведь Флориан – сын Князя! – исподволь вырвалось у Эльжбеты.

– Младший сын Князя, – холодно поправила ее Королева, – к тому же, от второго брака. Такие, как он, не могут наследовать ни титул, ни земли предков. Ему еще повезло, что его взял под крыло дядя по матери. Без помощи Кшиштофа Флориану оставалось бы лишь идти в услужение к какому-нибудь Магнату…

– Но разве за те услуги, что он оказал Короне, Государь не может наделить его титулом? – изумилась Принцесса.

– Все, на что он может рассчитывать, – это рыцарская цепь и место в Королевском войске, – поморщилась Ядвига, – о большем пусть даже не мечтает!

Ни от светской, ни от духововной власти он не добьется разрешения стать твоим мужем. Нетитулованные шляхтичи не имеют права вступать в брак с особами монаршей крови, и даже предложение такого союза рассматривается законом как оскорбление Величия!

Эльжбета побледнела, но не от страха, а от гнева. Ей хотелось кричать о том, что Флориан превосходит благородством души любого из титулованных Магнатов, прославивших себя лишь надменностью да чванством. Но она знала: слова ее никак не повлияют на решение матери.

– Я знаю, что послужило тебе примером! – продолжала меж тем Ядвига. – Страсть княжны Корибут, полюбившей нищего схизматика!..

– Но Матушка, Флориан – добрый католик, – попыталась вставить слово ее дочь, – и я хочу заметить…

– Не перебивай меня! – гневно сверкнула глазами Королева. – Лучше подумай о том, кто ты и кто сей жалкий шляхтич! Между вами непреодолимая пропасть, о чем тебе и самой известно!

Эльжбета молчала, закусив в кровь губу. В глазах ее стояли слезы, кои Ядвига не могла не заметить. Видя страдания дочери, она решила слегка ослабить натиск.

– В конце концов, ты причиняешь боль не только себе, но и ему… – как бы невзначай добавила Королева. – Я приведу один пример, коий тебе все объяснит!

Она подошла к окну и распахнула цветные мозаичные створки, за коими по карнизу расхаживала пара диких голубей.

– Вот, полюбуйся! – сделала в их сторону жест рукой Владычица. – Год назад я прикармливала сих птиц хлебными крошками. Мне доставляли радость их красота и милое воркование.

Но вскоре оказалось, что они загаживают дворцовые подоконники, а придворный лекарь принес весть, что безобидные пташки разносят чуму.

Я перестала потчевать их хлебом, надеясь, что вскоре они уберутся прочь, но отвадить голубей оказалось куда сложнее, чем приучить к кормежке. Погляди, прошел год, а некоторые из них до сих пор стучатся в окно, ожидая угощения.

Боюсь, они вынудят меня вновь накормить их, на сей раз отравленным зерном. Ведь по-иному от них не избавиться…

– Что ты, дитя? – улыбнулась Ядвига, заметив, как вздрогнула от ее последних слов Эльжбета. – Я тебя напугала? Но ведь это всего лишь голуби…

Впрочем, если безмозглые птицы столь привязчивы, то что тогда говорить о человеке? Допустим, меж тобой и шляхтичем вспыхнет любовная страсть. К чему она приведет?

Ты все равно не сможешь связать с ним свою жизнь. Его по выздоровлении отошлют в Самбор, тебя же выдадут замуж за отпрыска одной из Королевских фамилий.

Отравленные любовью, вы будете маяться долгие годы, а жизнь, в коей могло быть столько радости, покажется вам адом. Подумай, стоит ли разжигать в сердцах чувство, которое испепелит вас обоих?!

Эльжбета подняла на мать красные от слез глаза.

– Я так разумею, Матушка, вы запрещаете мне видеться с Флорианом? – робко промолвила она.

– Ну что ты! – покачала головой Ядвига. – Я не стану препятствовать вашим встречам. Нужно лишь, чтобы ты уразумела: дочь Польского Короля не должна давать сердцу волю. Тем более, когда любовная связь заранее обречена на разрыв. Подумай об этом, дитя!

– Я подумаю, Матушка… – выдавила из себя Эльжбета.

– Обязательно подумай! – назидательно кивнула ей Владычица. – И было бы славно, если бы твоя сегодняшняя встреча со шляхтичем стала последней.

Согласись, коли есть потребность избавить собаку от больного хвоста, более милосердно отрубить его одним ударом, чем резать по частям!

Но отчего ты плачешь, дитя мое? Что тебя так огорчило?

– Собаку жалко, Матушка!.. – едва сдерживая слезы, ответила Государыне Эльжбета.

Глава 58

– Как я только мог позволить Принцу сойтись в поединке с Рарохом? – досадливо покачал седой головой Сапега. – Теперь мне ни за что не оправдаться перед Государыней!

– А есть ли нужда оправдываться? – вопросил его Бутурлин. – Королевич – зрелый муж, способный сам отвечать за свои деяния.

– Однако ныне сей зрелый муж не встает с ложа, а мы вынуждены топтаться под стенами Самбора, вместо того, чтобы идти на приступ… – развел руками старик. – Горячность Наследника сыграла со всеми нами злую шутку!

– Королевича извиняет то, что он хотел избежать людских потерь, – заметил Дмитрий, – ты ведь сам, Княже, говаривал, что споры по возможности нужно решать миром. Можно ли осуждать Принца за то, что он внял твоим уговорам?

– Я его не осуждаю, – грустно вздохнул Сапега, – а вот Королева, да и сам Король, не оставят поединок с Рарохом без наказания…

Из беды, в коей мы оказались, есть лишь один выход. Нужно чтобы войско возглавил иной полководец, не связанный клятвой отвести от Самбора войска в случае его поражения в поединке.

Посему я отправил в Краков гонца с посланием Государыне, в коем прошу направить к нам, одного из тамошних Воевод. Надеюсь, Королева не откажет мне в сей просьбе…

– Глядите, прибыл гонец от пана Прибыслава! – прервал речь старого Князя смотревший вдаль Газда. – К тому же, не с пустыми руками!

Жолнеж, въехавший в польский стан, действительно держал в руках предмет, больше всего походивший на свернутое знамя. Подъехав к шатру Принца, он спешился и, встав на колено перед Сапегой, отдал свою ношу пажам Князя.

– Какие вести ты привез от Прибыслава? – обратился к воину старый Канцлер.

– Отрадные вести, Княже! – гонец и впрямь лучился радостью. – Нашествие с моря захлебнулось!

– Захлебнулось? Чем? – удивленно поднял седые брови Сапега.

– Морской водой, Княже! Три корабля с наемниками, идущие к жмудскому берегу, сели на мель!

– Сами сели? – недоверчиво прищурился старик.

– Или же кто-то посадил, – предположил вестовой. – Пан Прибыслав говорит, что крушение не могло быть случайностью…

– Знать бы, кто нам так помог! – усмехнулся Сапега. – Уж я бы не поскупился на награду для сего молодца. О подобном союзнике можно лишь мечтать! Говори же, что сталось дальше?

– По словам самих наемников, на когах их было не меньше трех сотен, но до берега добралась только горстка воинов. Остальные пошли на дно с кораблями или погибли, сражаясь за челны.

Тех, кому удалось спастись, пан Прибыслав взял в плен.

У наемников с собой было знамя, кое они должны были доставить в Самбор мятежнику Рароху!

Он дал знак жолнежам развернуть свой трофей, и все присутствующие узрели на нем вычурный герб Недригайлы.

– Искусная работа! – по достоинству оценил труд вышивальщиц Сапега. – Любопытно, сколько времени ушло у шведов на создание сего дива?

– Сколько бы ни ушло, их труды пропали даром! – насмешливо фыркнул Самборский Воевода. – Рарох не дождется ни военной помощи, ни стяга!

– Верно, одной бедой у нас меньше! – согласился с ним Канцлер. – Однако отдыхать еще рано. Рарох по-прежнему сидит в Самборе, и с каждым днем его пребывания там возрастает гнев Государыни. Как мыслишь, пан Кшиштоф, на чьи головы он падет, если мы не выкурим мятежника из острога?

– На наши, Княже! – хмуро усмехнулся рыцарь. – Больше ни на чьи!..

Едва он успел договорить, за спиной у шляхтича раздался звук горна. Обернувшись на него, Канцлер и Воевода увидели тройку въезжающих в лагерь всадников, один из коих был одет в кафтан королевского гонца.

Еще раз протрубив в горн, посланник спешился и, поклонившись Князю, вручил ему скрепленую печатью грамоту. Торопливо сломав сургуч, Сапега пробежал глазами ее содержимое.

– Радуйся, пан Воевода! – поднял он на Кшиштофа просветлевший взор. – Отныне ты – командующий осадой!

– Я? Командующий? – не поверил услышенному старый шляхтич. – Ужели в Кракове не нашлось более достойных воителей?

– Значит, Государыня сочла тебя достойным! – усмехнулся Сапега. – Или ты хочешь оспорить королевский указ?

– Что ты, Княже! – помотал головой изумленный Кшиштоф. – Но справедливо ли это по отношению к Королевичу?..

– Утешение Королевича – моя забота, – холодно улыбнулся Князь, – твое же дело – выбить из Самбора Рароха!

– Да я готов хоть сейчас идти на приступ! – воинственно сверкнул глазами старый рыцарь. – Велю лишь жолнежам подтянуть к замку штурмовые орудия!

– Вели, – коротко кивнул ему Сапега, – теперь это – твое законное право. Но сперва нам нужно будет еще раз встретиться с Рарохом. Хочу дать ему последний шанс решить дело миром!

* * *

– С чем пожаловали, господа послы? – насмешливо обратился к Воеводе, Сапеге и Бутурлину Рарох, встретившись с ними на месте недавней схватки. – Какие вести от Королевича? Он уже пришел в себя?

– Принц по-прежнему нездоров, – ответил за всех парламентеров Сапега, – и, боюсь, в себя придет нескоро…

Однако новости у нас имеются, и тебе они будут не по сердцу!

– Не томи, Князь! – поморщился мятежник. – Говори, чего мне ждать!

– Видишь сей указ? – Канцлер вынул из сумы и развернул грамоту с печатью Королевского Двора. – Мне его доставил гонец из Кракова.

В нем сказано, что Государыня освобождает Принца от должности главы войска и передает командование осадой Самборскому Воеводе…

– Вот как! – яростно тряхнул головой Рарох. – Узнаю семейку Ягеллонов! Узнав, что ее сын утратил право осаждать Самбор, госпожа Ядвига решила заменить Командующего войском!

– Как бы там ни было, штурмовые отряды теперь подчиняются мне! – мрачновато заметил Кшиштоф. – И если ты, пан Рарох, не сложишь оружия, я буду вынужден взять Самбор приступом!

– Твое право, пан Воевода! – уважительно кивнул ему потомок Недригайлы. – Я готов к штурму. Можешь начинать!

– Это еще не все новости, пан Болеслав, – вновь вступил в разговор Сапега, – помощь из-за моря, кою ты ждешь, не придет!

Минувшей ночью корабли с наемниками, собиравшимися ударить нам в спину, сели на мель неподалеку от жмудского побережия.

Большая часть татей отправилась на дно, тех же, кому удалось достичь берега, взял в плен Каштелян Прибыслав!

Рарох одарил Канцлера хмурым, недоверчивым взглядом. Похоже, он сомневался в правдивости слуги Ягеллонов.

– Я тебя разумею, – продолжал после недолгого молчания Сапега, – тебе нужны доказательства моих слов! Что ж, погляди на это!

Он подал знак сопровождавшим его пажам, и те развернули отнятое Прибыславом у наемников знамя. Рарох впился в него окаменевшим взором, словно не веря своим глазам. Такое же выражение было во взглядах сопровождавших его воинов.

– Без помощи шведов тебе не выстоять, – продолжал меж тем Сапега, – какое-то время ты и впрямь продержишься в замке, но к чему продлевать агонию? Самбор будет взят, а тебя и твоих приспешников казнят за измену.

– И что ты мне предлагаешь? – в голосе Рароха звучала горькая насмешка. – Сдаться без борьбы?

– Так ты обретешь надежду на прощение и сохранишь жизнь своим людям…

– Полно, Князь! – гневно оборвал Канцлера мятежник. – Ты хоть сам веришь в свои слова?! Милосердие Ягеллонов, лишивших мой род земли и замка, мне хорошо известно!

Покорная сдача в плен не спасет ни меня, ни моих воинов от смерти! Нас казнят уже за то, что мы оспорили право Польской Короны на владение нашими землями!

– А если сделать так, как ты, Князь Лев, предлагал Королевичу? – подал мысль Дмитрий. – Вспомни, ты рек, что если Болеслав согласится без боя покинуть крепость, мы можем отпустить его с миром! В Ливонию или еще куда, не столь важно!

– Ныне сей исход для нас неприемлем! – удрученно покачал головой Сапега. – Мы были вольны так поступить в начале осады, но пришедший из Кракова наказ лишает нас права отпускать пана Рароха и его людей на свободу.

Государыня требует захватить их живыми или мертвыми, а я не могу перечить ее воле. У мятежников есть лишь один способ сохранить свои жизни: добровольно сдаться в плен!..

– Если сложишь оружие, я обещаю замолвить за вас слово перед Королевой, а если придется, то и перед самим Государем! – клятвенно заверил Болеслава Сапега. – Пока вы не пролили крови, еще можно выхлопотать помилование…

– Полно, Князь! – не сдержал своих чувств Рарох. – По-твоему, я сам откажусь от того, что принадлежит мне по праву?!

– Жизнь дороже земель и замков, – заметил Сапега.

– Нет, Княже, дороже всего – честь! – отрицательно покачал головой шляхтич. – Знаешь, когда я был мальчишкой, мы с дедом как-то проезжали мимо Самбора. Кивнув в сторону замковых башен, он сказал мне: «Гляди, Болек, это твердыня твоего рода!»

Я тогда не мог понять, почему твердыня моего рода принадлежит не ему, а королевской династии. И поклялся, что когда-нибудь верну все, отнятое у нас Ягайлой!

Раз уж меня ждет смерть, лучше умереть с поднятой головой, чем стоя на коленях, подобно рабу. Я и мои люди готовы биться даже голыми руками! Самбор – мой оплот. Я его не покину!

– Тем самым ты обрекаешь себя на смерть, – тяжко вздохнул Сапега. – Видит Бог, я хотел помочь, но ты глух к уговорам!

– Пусть так! – усмехнулся, обретя спокойствие, Рарох, – но раз уж я осужден на смерть, у меня есть право на одно желание, кое вы, как мои тюремщики, не можете не исполнить!

– Чего же ты хочешь? – насторожился старик.

– Немногого! Если мне суждено Богом умереть, то я хочу сложить голову в бою, под знаменем предков. Посему будет недурно, если мне возвратят мой стяг!

Послы изумленно переглянулись между собой. Ни Кшиштоф, ни Сапега не ждали от мятежного шляхтича подобной просьбы.

– Желаешь, чтобы мы отдали тебе захваченный в бою трофей?! – с возмущением произнес Воевода.

– В бою? – презрительно скривился Рарох. – Я уверен, что кучка наемников, достигшая берега, сама отдала мое знамя пану Прибыславу. Если хочешь истинно завладеть сим стягом, вырви его из моих рук. Это будет более по-рыцарски и принесет тебе больше чести!

Воевода перевел взгляд с Рароха на Сапегу, ожидая, что скажет представитель Королевы. Но в глазах Канцлера он увидел лишь отражение собственных сомнений.

– Я здесь не в своем праве, – нарушил неловкое молчание Бутурлин, – но раз уж мне пришлось стоять здесь рядом с вами, скажу: пан Болеслав имеет право идти в бой под своим знаменем!

И ты, Княже, и ты, Воевода, – рыцари, а значит, люди чести. Не отказывайте же в чести тому, кто идет на смерть!

Какое-то время старый Канцлер молчал, обдумывая его слова. Глядя на его суровое, словно высеченное из камня лицо, трудно было догадаться, какое решение он примет.

– Что ж, не могу не согласиться с тобой, боярин! – наконец произнес он, подняв взор на Дмитрия. – Хотелось бы, чтобы каждый из людей имел выбор, как ему жить и как умереть!..

– Держи свой стяг, потомок Недригайлы!

Обернувшись к пажам, он взял свернутое знамя мятежного шляхтича и протянул его владельцу. Глаза Рароха воссияли такой радостью, словно в сей миг сбылась заветная мечта его жизни.

– Пусть мне недолго осталось жить, но я до последнего вздоха буду признательнен вам за сей поступок! – учтиво произнес он, кладя руку на сердце. – И ты, боярин, прими мою благодарность! Рад, что не ошибся в тебе!

Вручив обретенный стяг старшему из своих жолнежей, он вскочил в седло и направился с отрядом к замковым воротам.

– Не пожалеем ли мы, что отдали ему знамя? – с сомнением произнес Кшиштоф, глядя вслед удаляющемуся неприятелю. – Боярин – вассал чужого Владыки, с него спрос невелик. А с нас Государыня взыщет без всяких сомнений!

– Взыщет, если узнает! – ответил ему Сапега. – Но я мыслю, пан Воевода, никто из нас не расскажет об этом Королеве!