Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 69 страниц)

Глава 37

– Что за законы такие властвуют на землях Унии? – огорченно промолвил Газда, глядя вслед отчаянно удирающему зайцу. – Отчего иноземцам, проезжающим по польским дорогам, запрещено носить лук? Да будь он при мне, мы бы мигом устроили себе пир с зайчатиной!

– Видимо, Король заботится о том, чтобы гости державы не могли пускать стрелы в его подданных! – пожал плечами Бутурлин. – Иного объяснения сему запрету я не вижу…

– Можно помыслить, что, если мне встретится в пути какой-нибудь наглец, я не посеку его саблей! – возмущенно фыркнул казак. – Клинком даже вернее сразить можно!

– Ты хоть при поляках воздержись от подобных речей! – улыбнулся Дмитрий. – А то накличешь беду!

– Да не накличу я… – поморщился Газда. – Только из-за сих глупых законов придется нам всю дорогу давиться сухомяткой! Хорошо хоть, что я колбаску загодя добыл! Не желаешь отведать?

Казак извлек из привязанной к седлу котомки кольцо кровяной колбасы и, разломив ее надвое, протянул половину московиту.

– Жареная, она вкуснее будет, – вздохнул он, – однако, если костер недосуг разводить, пойдет и так!

– Гляди, даже колбасу прихватить не забыл! – одобрил старания друга боярин. – В запасливости тебе не откажешь!

– Ну, а как по-другому? – усмехнулся Газда. – Не везде же нас будут потчевать пирогами, как на Москве!

– Да уж, тебя хорошо попотчевали! – покачал головой Дмитрий, созерцая едва затянувшуюся рану на затылке приятеля. – Скажи, тебе и впрямь видение было, что Анфимьевне грозит беда?

Если так, то отчего ты нас с Флорианом не покликал? Втроем нам проще было бы одолеть татей!

– Про видение я сказал, чтобы Воротынский не донимал нас расспросами! – смущенно потупилил взор казак. – Перемолвиться мне нужно было с Натальей. Хотел сказать ей, что запала она мне в сердце, а там уж пусть сама решает, нужен я ей али нет…

Да только не пришлось нам толковать с Анфимьевной. Уже на подходе к харчевне я приметил иродов, входящих в ее дом. Хотел вбежать следом за ними, да лиходеи дверь изнутри затворили. Пришлось в терем через верхний поверх пробираться…

Сколько глупостей я тогда натворил, вспоминать срамно! Вместо того, чтобы изрубить татей клинком, вышел с ними на кулачки! Кабы вы с Флорианом не подоспели, сии изверги сперва бы прикончили меня, а после взялись за Наталью!..

Так что я вам по гроб обязан. И своей жизнью, и жизнью любимой!..

– Тебе ли о долгах речь вести! – урезонил друга Бутурлин. – Вспомни, сколько раз сам нас выручал! Не растравляй сердце попусту!

– Да я не растравляю… – тяжело вздохнул казак. – Только неспокойно мне все одно…

– От того, что не вышло поговорить с Натальей? Так ведь вы с ней виделись после княжьего суда!

– Виделись… – задумчиво молвил Петр. – И не с ней одной. Прежних насильников с Москвы прогнали, так к ней в гости новый пожаловал! Братец того ирода, коему я зубы вышиб!

– Тит? – уточнил у приятеля Дмитрий. – Едва ли он опасен. После всего, что сталось, ему будет не с руки донимать Наталью. Да и Воротынский пообещал, что не даст ее в обиду.

– Хорошо, коли так! – кивнул ему чубом Газда. – Только в большом граде за всем не усмотришь!

– Михайло усмотрит! – улыбнулся Дмитрий. – Ты его просто, плохо знаешь. Скажи лучше, что тебе ответила Наталья?

– Что ответила?.. – рассеянно переспросил его Петр. – Сказала, что будет ждать…

– Ну, вот видишь, не так все и худо! – порадовался за приятеля Бутурлин. – Когда вернемся на Москву, вам с Натальей непременно нужно будет обвенчаться. К мужней жене так просто с глупостями не подступишься!

– Да я разве против?! – оживился казак. – Сам с радостью женюсь на ней! Ну, а коли ваш Владыка не разрешит, похищу зазнобу и тайно увезу ее в наши края!

– Да зачем похищать-то? – изумился его словам Дмитрий. – С чего вдруг Государю чинить вам препоны? Вера с московитами у тебя одна, да и для Москвы ты – человек полезный.

С татарами бился, заговор против Великого Князя раскрыл. Нынче едешь со мной на Литву ловить немецкого татя! Если даже Воротынский, доселе глядевший на казаков искоса, предложил тебе идти на службу Москве, то что тогда говорить о самом Владыке?

– Твои бы слова да Богу в уши! – повеселел Газда. – Что ж, брат, будем надеяться на лучшее!

Они смолкли, наслаждаясь красотами природы. Солнце еще не успело высоко подняться; местность лежала во власти утренней тишины и прохлады. На траве яркими бриллиантами горела роса.

Начинался последний летний месяц. Днем все еще царил зной, но поутру чувствовалось дыхание осени.

Дмитрий надеялся завершить свою миссию до наступления дождливой поры, но разумел, что в таких делах можно положиться лишь на Господа.

В любой миг ветер мог нагнать тучи, а обильные дожди – превратить дороги Унии в непроходимое болото. Так что ему следовало поторопиться с поимкой татя.

Подставив лицо лучам восходящего светила, боярин обдумывал свои дальнейшие действия. В душе Дмитрий надеялся на помощь Самборского Воеводы, за полгода охоты на разбойников успевшего изучить их хитрости и повадки.

В том, что ими предводительствует тевтонец, избежавший расплаты в Дикой Степи, Бутурлин не сомневался. Бронебойные наконечники стрел, коими обстреляли отряд Флориана лесные тати, были неотличимы от изделий, поставляемых Слугой Ордена людям Валибея.

Дмитрий один мог опознать тевтонца и посему хотел участвовать в его поимке. Но, хотя Воеводе не было смысла препятствовать боярину, чутье подсказывало ему, что говорить с паном Кшиштофом будет, нелегко.

Причина их прошлой размолвки крылась в Газде.

Московит не зря взял с собой на Литву казака. Газда был ему не только другом, но и помощником, на коего он мог во всем положиться.

Однако Владыка отнюдь не испытывал к спутнику Дмитрия теплых чувств. На общее предубеждение Воеводы против казаков накладывалась история со скарбами Волкича, похищенными Газдой из сокровищницы пана Кшиштофа.

Едва ли старый поляк будет рад, узнав, что похититель вновь объявился на вверенных его попечению землях. Зная это, Бутурлин попросил Флориана первым встретиться с дядей и, по возможности, смягчить его гнев.

Молодой шляхтич сопровождал их до границы, но, встретив польский дозор, был вынужден покинуть своих спутников и направиться к северной границе Воеводства.

От старшего из жолнежей он узнал, что Кшиштофа сейчас нет в Самборе и что он занят ловлей разбойников, напавших на хутор вблизи Старого Бора. Продвигаться дальше в замка не имело смысла.

Впереди путников ждала харчевня с пристроенным к ней двором, и предложил друзьям обождать его там до возвращения дяди.

Дорога к харчевне пролегала по открытой местности, к тому же, здесь часто встечались конные разъезды Унии. Это сулило Дмитрию и Газде безопасный проезд, и юный шляхтич расстался с ними, уверенный в том, что его приятели благополучно доберутся до пристанища.

Надежды юноши оправдались. Дорогу побратимы одолели без приключений. Приключения встретили их уже на постоялом дворе.

Въезжая в ворота, Дмитрий увидел пятерых всадников, привязывавших лошадей к коновязи. Оружие и доспехи выдавали в них польского рыцаря и солдат его свиты.

К седлам двоих жолнежей были привязаны аркебузы с фитильным замком, подобные ручнице, из которой целился в Государя Московии шведский тать.

Однако больше, чем оружие жолнежей, боярина привлекла внешность их господина. Это был рослый, широкоплечий поляк, чьи глаза смотрели на мир взглядом забияки, привычного по любому поводу обнажать меч.

Его лицо с крупными, правильными чертами могло бы показаться красивым, но вздернутые, подобно кабаньим клыкам, усы и стрижка в виде гривы вепря придавали воину дикий, необузданный вид.

В том, что сие сходство со зверем не было случайным, Дмитрий убедился, окинув взглядом доспехи рыцаря. Его щит украшало изображение вздыбленного вепря, забрало же шлема имело вид кабаньего рыла с вставленными в гнезда клыками лесного исполина.

Тело шляхтича облегали грубоватые, несколько старомодные латы. Устаревшими были и обводы шлема, напоминавшего формой сахарную голову. Весь вид рыцаря свидетельствовал о том, что это – мелкий провинциальный нобиль, направляющийся к месту службы.

Но, как часто бывает, низость титула отнюдь не убавляет гордыни его обладателя. Дмитрию в этом еще предстояло убедиться.

– Кто такой будешь? – грозно пророкотал рыцарь, впившись в него пронзительным взором. – Отвечай немедля!

– Боярин Бутурлин, стольник Московского Государя! – ответствовал Дмитрий, выдержав его взгляд. – А тебя как величать, шляхтич?

– Я – рыцарь Болеслав Рарох, потомок Недригайлы, властвовавшего в сих местах столетие назад! – надменно подбоченился нобиль. – Если ты силен в геральдике, то прочтешь историю моего рода на его гербе!

Он повернул свой привешенный к седлу щит так, чтобы московиту были видны нарисованные на лицевой стороне эмблемы.

– Только гляди не истолкуй сии знаки превратно! – криво усмехнулся Рарох. – Это может тебе дорого стоить! Последнему насмешнику, оскорбившему мой герб, я протолкнул язык вместе с зубами в горло!

– И что же такое оскорбительное пришло на ум сему бедолаге? – полюбопытствовал Бутурлин.

– Он сказал, будто мой герб изображает свинью, радостно пляшущую от того, что ей удалось брюхо желудями. А выписанные над ее головой козел, баран и петух славят похоть, скудоумие и дурной вкус моего рода!

– А ты что на это, скажешь, боярин? – испытывающе воззрился на Бутурлина потомок Недригайлы.

– Что тут сказать? – пожал плечами Дмитрий. – Ты получил полное описание своего герба, едва ли я смогу что-нибудь к нему добавить…

– Вот как!!! – глаза Рароха полыхнули яростным огнем. – Мне разуметь твои слова, как оскорбление?!

– Разумей, как хочешь, – равнодушно ответил Бутурлин, – ты начал сей разговор, дабы затеять ссору. Что тогда дивного в моем ответе?

– Как я погляжу, ты жаждешь поединка! – усы Рароха задрались в презрительной ухмылке, открыв крупные, ровные зубы. – Что ж, изволь! Надевай доспехи, мы тотчас будем биться!

– Мои доспехи при мне. Если ты заметил, у меня под кафтаном поддета кольчуга.

– Так не пойдет! – тряхнул головой Рарох. – Кольчуга защищает от сабли, а у меня – меч! Я велю одному из моих людей одолжить тебе панцирь!

– В том нет нужды, – отверг его предложение боярин. – Хочешь – сам снимай доспехи, а нет – дерись, в чем одет!

– Как пожелаешь! – мрачновато усмехнулся рыцарь, несколько обескураженный беспечностью неприятеля. – Видит Бог, я поступил по чести. Теперь пеняй на себя!

Он обернулся к подчиненным, чтобы те помогли ему застегнуть латные рукавицы, и водрузил на плечи тяжелый, целиком скрывающий голову шлем.

– Самое время напасть! – шепнул на ухо Бутурлину Газда. – Оглушим кистенем ляха, выбьем у гридней мечи да свяжем их, пока в себя не пришли!..

– Нам сие ни к чему! – в полголоса ответил ему Дмитрий. – Как бы там ни было, лях соблюдает правила шляхетской чести. Негоже нам нападать по-разбойничьи, со спины!

– Скажешь тоже! – уязвленно хмыкнул казак. – Ужели, если ты станешь побеждать ляха, его подручные останутся в стороне?

– То – их дело! – коротко ответил боярин. – Я же отвечаю за себя!

– Ну что, готов к смерти? – прогудел сквозь забрало, обернувшись к нему, Рарох.

Объятый сталью, с железной кабаньей мордой вместо лица, он походил на выходца из ада. В руках рыцарь держал седельный меч, обращенный острием к Бутурлину.

Такой клинок западные рыцари именовали «бастардом». Уступавший в длине ростовым двуручным мечам, он все же превосходил длиной мечи, носившиеся на поясе, а длинная рукоять позволяла пользоваться им как одной, так и двумя руками. Глядя на шляхтича, Газда с горечью подумал, что Дмитрию нелегко будет одолеть столь хорошо вооруженного врага.

Обнажив саблю, боярин вышел на середину подворья. Рарох встал напротив него, занеся меч обеими руками над головой.

Из распахнутых дверей трапезной на них с изумлением и страхом глядели трактирщик, его жена и двое сыновей, коим ожидание кровавой схватки в их дворе отнюдь не прибавляло радости.

Шагнув навстречу врагу, Рарох с ревом обрушил на него меч. Бутурлин шагнул в сторону, ускользая от клинка, и удар, способный развалить его надвое, пришелся в пустоту.

Осознав свой промах, поляк развернул меч в попытке снести московиту голову страшным боковым ударом. На сей раз Бутурлин пригнулся, и смертоносное оружие со свистом прошло над его макушкой.

Рароха несколько озадачила такая манера ведения боя. До сих пор ему не приходилось встречаться со столь ловким неприятелем. Будто предугадывая каждое его движение, боярин ускользал от вражьего меча с непостижимой быстротой.

Видя, что на открытом месте противника не одолеть, рыцарь стал теснить московита вглубь двора, где обилие мелких строений мешало бы Дмитрию уклоняться от его атак.

Но, сам того не ведая, шляхтич лишь приблизил свое поражение. Когда после неудачной попытки обрубить боярину ноги он вновь нацелил удар Бутурлину в шею, тот ловко пригнулся, и меч поляка засел в столбе коновязи за его спиной.

Не давая недругу высвободить клинок, Дмитрий прыгнул ему навстречу, повергая наземь ударом ноги в грудь. Прежде чем шляхтич осознал случившееся, Бутурлин сел ему на плечи и, выхватив засапожный нож, приставил его к горлу поляка.

Видя бедственное положение своего господина, его воины схватились за мечи, но Газда преградил им дорогу, размахивая увесистым кистенем. Он знал, что вступать одному в бой против четверых равносильно самоубийству, но другого выхода у казака не оставалось.

Однако его отчаянная попытка сдержать врагов возымела действие. Грозный вид шипастого ядра на цепи заставил жолнежей отпрянуть назад. Двое из них бросились к своим пищалям.

– Вели своим людям отступить! – наказал Дмитрий Рароху, слегка вдавив ему в горло лезвие ножа. – Иначе!..

– Иначе что?.. – насмешливым тоном переспросил его поверженный рыцарь. – Я смерти не боюсь! Ты одолел меня и по праву победителя можешь отнять мою жизнь.

– Эй, вы! – крикнул он своим людям, второпях разжигавшим фитили ручниц. – Не смейте бесчестить мое имя! Боярин выиграл бой, не нарушив правил рыцарского поединка. Теперь он волен решать мою судьбу!

– Но мы отвечаем за вашу жизнь, вельможный пан!.. – проронил один из его оруженосцев. – И не дадим врагу лишить вас жизни!

– Я сам вызвал московита на бой, и посему убить меня – его право! – горько усмехнулся рыцарь. – Поклянитесь мне, что не причините боярину вреда!

Жолнежи подавленно молчали. Слова предводителя явно ставили их в тупик. Сказать по правде, Бутурлина они удивили не меньше, чем солдат. Он никак не ожидал от шляхтича такого благородства.

Впрочем, могло статься, что поляк хитрил, пытаясь вызвать к себе сочувствие и тем избежать расплаты. Посему он не спешил отнимать от горла противника нож.

– Ну, что встали, пни! – заревел на подчиненных Рарох. – Сказано вам, погасите запалы!

– Можешь не опасаться их, боярин! – вновь обратился он к Бутурлину. – Они тебя не тронут. Прикончи меня, и вся недолга!..

Судя по тону, коим это было сказано, и по выражению глаз, глядевших на Дмитрия сквозь смотровые щели шлема, в нем не было притворства.

Дмитрий вдруг осознал, что не желает смерти поляка. В смелости поверженного врага и впрямь было нечто подкупающее. Здравый смысл подсказывал боярину способ закончить поединок со шляхтичем без кровопролития.

– Я знаю, как разрешить наш спор! – улыбнулся он недавнему врагу. – Ты предложил мне прочесть знаки на твоем гербе. Так вот, изволь: Черный вздыбленный вепрь – это знак древней Мазовии до прихода к вам Христовой Веры.

Древо, пред коим склонил голову вепрь, – род Короля Пяста, основателя вашей Державы, голубка, сидящая на его ветвях, – дочь Владыки, кою взял в жены твой предок. Видишь, в груди у зверя пылающе сердце? Сие значит, что женился он по любви!..

– Ишь ты… – ошарашенно покрутил головой в шлеме Рарох. – А что тогда означают козел, баран и петух во главе герба?

– Это вехи истории твоего рода. Судя по зарубкам на рогах козла, ему не меньше шести веков. Остриженный баран свидетельствует, что твои предки были лишены отчих владений, а кричащий петух повествует о том, что им часто приходилось отбивать прусские набеги…

– И ты не мог поведать об этом сразу! – гневно прервал его Рарох. – Расскажи ты мне сие, разве я бы поднял на тебя меч? Да я обнял бы тебя, яко брата, и всякому, кто молвил против тебя худое слово, разнес бы до плеч голову!..

Помоги встать, довольно мне на земле валяться! Ныне я с тобой по-иному, по-братски толковать буду!

– Эй, вы! – свирепо заревел он на трактирщика и его сыновей, поднимаясь на ноги. – Тащите из погребов лучшие вина и яства! Мы с другом будем пировать!

Содержатели двора бросились исполнять его повеление.

* * *

– Как говаривал мой дед, мужская дружба всегда начинается с драки! – со знанием дела произнес Рарох, поднося ко рту жареную баранью ногу. – Но клянусь, боярин, я бы не вызвал на бой, опиши ты верно мой герб в самом начале беседы!

– Так ведь ты с угроз начал, пан Рарох, – ответил ему Бутурлин, – а я угроз не люблю.

– Да кто ж их любит?! – громогласно рассмеялся, шляхтич. – Только к чему именовать меня Рарохом? Можешь обращаться ко мне по имени – Болек!..

Лихо ты все же меня поверг! – мотнул он головой, опрокинув в себя ковш, пенной браги. – Откуда такие умения? У него, что ли, подсмотрел приемы?

Шляхтич кивнул в сторону сидевшего за столом напротив Газды.

– Да у боярина свои хитрости имеются… – ответил за Дмитрия казак. – Когда мы свели знакомство, он уже владел навыками ухода от клинка!

– Что ж, тем больше ему чести! – вновь отхлебнул браги из ковша рыцарь. – Но и ты, степняк, не прибедняйся! Видел я краем глаза, как ты осадил моих молодцов!

– То не я осадил, а кистень в моих руках! – ухмыльнулся Газда.

– Однако же руки были твои! – Рарох сурово хмурил брови, но глаза его смеялись. – Ты знаешь толк в сражениях!..

– Не так давно я проезжал по землям, населенным его народом, – вновь обернулся он к Бутурлину, – много дивного повидал. Но более всего изумил меня их боевой танец.

У всех христианских народов война – это одно, а пляски – другое. А у степняков все слито воедино: где танцы, где война, – один Господь разберет!

Однако в бою казак равен трем, а то и пяти жолнежам! Вроде бы дурачится: скачет, приседает с саблей, а потом глядишь – все его недруги порубленные лежат. А сам он живехонек, невредим!

Я сам кое-что из их приемов освоил. Хотел как-то при дворе показать, да ненароком отдавил ногу одной знатной девице. Вот крику-то было!

– Видать, не на шутку отдавил! – скорбно покачал головой Дмитрий. – Неспроста девица кричала…

– Да кабы она одна! – поморщился пан Болеслав. – А то вся шляхта на меня ополчилась! Я взял бедняжку на руки, чтобы к лекарю отнести, а сии вельможные болваны дорогу мне заступили!

Пришлось разбросать их, как деревянный шар разносит по сторонам резные чурки, именуемые кеглями. Одно хорошо: лекарь, оглядев ногу девушки, сказал, что кости уцелели! У меня от сердца отлегло. Если бы я ее искалечил, ни за что бы себя не простил…

Да я и так готов был понести кару за свою оплошность! Сам вышел к шляхтичам именитым. Говорю: «пусть кто-нибудь из вас возьмет меч и посрамит меня в бою!»

Только вот желающих что-то не нашлось. Видно, перевелись в Унии защитники справедливости!..

– Раз есть ты, пан Болек, значит, не перевелись! – ободрил Дмитрий загрустившего поляка. – Но после поединка с тобой для меня не дивно, что шляхтичи убоялись принять твой вызов.

– Отчего тогда ты не убоялся? – хмуро вопросил его рыцарь. – Коли я так страшен?

– Просто мне подобные вызовы в привычку, – пожал плечами Бутурлин, – ныне меня не часто на бой выкликают. Но я помню времена, когда чуть ли не каждую неделю приходилось обнажать саблю…

– Это когда меж нашими державами шел спор за Смоленск? – полюбопытствовал Болеслав. – Сказать по правде, я застал лишь конец той войны. Все больше знаю о ней из рассказов отца…

Ему как раз посчастливилось пройти ее целиком. Только вот не всегда можно разобрать, о чем он сказывает. Один из твоих земляков, приложил его по лицу булавой, из-за чего от зубов и от самого рта мало что осталось. Посему и речь была неразборчивой…

– А сам он чем ответил московиту? – вопросил его Дмитрий.

– Да я уже и не помню… – смутился Рарох. – Тоже вроде бы снес ему пол-лица секирой. Одним словом, обменялись богатыри любезностями…

Помня его опыт, я без шлема с забралом в бой не хожу. Хотя, бывает, и по личине так огребешь, что сутки потом носом кровь сочится!

Для меня в диковину было то, что ты вышел супротив меня в одной кольчуге. Сам я на такое без крайней нужды не решился бы…

– Да жители восточных земель испокон веков так воюют! – вмешался в беседу Газда. – Когда Дмитрию пришлось биться, с тевтонским Командором, он против немца тоже в кольчуге вышел…

– Ты о каком Командоре речь ведешь? – насторожился поляк. – Уж не о Руперте фон Велле, обезглавленном в Самборе прошлой зимой?

– О нем самом! – усмехнулся Петр. – Ловко тогда Дмитрий снес ему голову!

– Не шутишь? – недоверчиво воззрился на казака рыцарь. – Выходит, твой приятель и есть тот Бутурлин, что одолел самого фон Велля?..

– А что, не верится? – улыбнулся Дмитрий.

– Да я как-то выходил против Командора на турнире, но не смог устоять против его копья, – тяжко вздохнул Рарох. – Как же тебе удалось в поединке с ним удержаться в седле?

– Я не отражал удары тевтонца, а уклонялся от них, – пояснил поляку секрет своей победы Бутурлин. – Не скажу, что это было легко, но Господь проявил ко мне милость…

– Видя, как ты бьешься, в сие можно поверить! Но раз тебе удалось сразить самого фон Велля, значит, ты и меня мог обезглавить? – в голосе рыцаря прозвучала обида. – Отчего же ты оставил меня в живых? Пожалел?

– Не в жалости дело, – Дмитрию не хотелось оскорблять гордого шляхтича, – в ином…

Ныне мы сидим за столом, как добрые друзья. А что за радость была бы, если бы один из нас убил другого? Да и мир меж нашими державами такой поединок бы укрепил.

К чему понапрасну лить кровь, когда и у вас, и у нас врагов хоть отбавляй! Вот они порадуются, что поляк с московитом вновь друг другу в глотки вцепились!

– До Польши мне дела нет, – покачал головой шляхтич, – меня заботят лишь судьбы родной Литвы!

– Погоди, разве ты сам – не поляк? – удивился его словам Бутурлин.

– Помнишь мои слова о том, что я – потомок Недригайлы, княжившего в сих местах сто лет назад? В те времена вся земля, от прусской границы и до моря, принадлежала моему роду, а Самбор был его Столицей!..

Что было дальше, ты и сам узнал, прочтя мой герб! Не знаю только, где ты так поднаторел в геральдике…

– Когда часто ездишь с посольствами ко дворам иноземных Владык, многому успеваешь научиться, – ответил рыцарю Бутурлин. – Но ты хотел рассказать о Недригайле…

– Едва ли мое повествование будет долгим, – болезненно поморщился Рарох. – Вскоре Ягайле, коий тогда еще был Великим Князем Литвы, приглянулись наши угодья. Хотел он отдать их одному из своих братьев, то ли Виганду, то ли Скиргайле.

А как отнять земли у законных хозяев? Нужно извести их род! Вот Ягайла и стал, яко тать, подбираться к моим предкам.

Сперва отправил Недригайлу на войну с татарами в надежде, что его убьют. А когда тот вернулся из похода невредимый, затеял поход против пруссов, тревоживших набегами польский кордон.

Владения нашего рода граничили с лесами, где проживали сии варвары, вот Ягайла и потребовал, чтобы мой предок отбил у них охоту вторгаться в чужие земли.

Прусское порубежье всегда было беспокойным, а тут язычники вовсе взбесились. На то была причина. Тевтонский Орден теснил их в глухие дебри, непригодные для житья, и, чтобы не вымереть от голода, пруссы стали грабить польские деревни.

Впустить их на свои земли Недригайла не мог: против христианского Владыки, потворствующего язычникам, выступили бы все его соседи во главе с Ягайлой. Такого подарка недругам Князь не мог себе позволить.

Не было бы беды, согласись пруссы принять Христову Веру. Но варвары упорствовали в своих заблуждениях и не желали креститься. Недригайле не оставалось ничего иного, как выступить против них в поход.

Вначале его дела шли недурно, однако вскоре мой предок попал в засаду и был ранен отравленной стрелой. Похоже, что стрелял в него человек, подосланный Ягайлой. Пруссы, какими богомерзкими они бы ни были, не используют в войне яды.

По возвращении домой он слег и вскоре умер в страшных муках. Следом за ним отправилась его жена, моя бабка, и двое их сыновей, якобы заразившихся какой-то неведомой хворью.

Единственным потомком Недригайлы, уцелевшим в сей бойне, был мой родитель, коего взял на воспитание дед по матери, шляхтич Рарох. Взяв его имя, отец избежал печальной участи братьев, однако навсегда утратил право на родовые владения.

Вот и скажи, боярин, могу ли я любить Польшу, вотчину Ягеллонов?

– С тех пор минуло без малого сто лет, – задумчиво произнес Бутурлин, – скажи, ты не пытался восстановить свои права?

– Пока Польшей правит династия Ягеллы, мне не видать владений предков, как своих ушей! – горько усмехнулся шляхтич. – Закон Унии всегда на стороне Властителей! Так было доныне и так будет впредь!

– Но ты все же не теряй надежды! – попытался ободрить шляхтича Дмитрий. – Короли приходят и уходят, а земли остаются. Глядишь, Ян Альбрехт или его сын Казимир вернут тебе за заслуги перед Унией былую вотчину!

– Ты сам себя слышишь, боярин?! – гневно сверкнул белками глаз Рарох. – Я должен выслуживать у Ягеллонов собственные земли?!

Да не бывать сему! Уж лучше умереть в нищете!..

Прости, мой гнев направлен не против тебя, – шляхтич на удивление скоро успокоился, и на губах его вновь заиграла прежняя добродушная улыбка, – однако мне известен способ вернуть утраченное…

– И в чем он состоит? – полюбопытствовал Бутурлин.

– Еще не время говорить о том, – загадочно улыбнулся рыцарь, – да и сглазить боюсь! Но грядут времена, когда униженные возвысятся, а тираны будут низвергнуты в ад!

– Ты ждешь Страшного Суда? – не смог сдержать удивления Дмитрий.

– Как знать! – прищурился потомок Недригайлы. – Быть может, грядущий суд и впрямь будет страшен для гонителей моего рода!..

Он хотел еще что-то добавить, но труба, пропевшая за стенами гостинного двора, прервала его речь.

– Вот и мои воины! – радостно воскликнул пан Рарох, поднимаясь из-за стола. – Я должен был дождаться их близ сего придорожного заведения. Хотите увидеть, какие молодцы мне служат?

Вслед за шляхтичем Дмитрий и Газда вышли на подворье. За оградой двора рыцаря ждала конная полусотня, одетая в цвета своего господина.

Малая часть жолнежей была вооружена и одоспешена не хуже королевских ратников, однако большинство отряда составляли ополченцы, набранные с бору по сосенке, и оттого более походившие на татей, чем на солдат.

Однако все они были вооружены луками и стрелами, что неприятно удивило Газду.

– Гляди, брат, – шепнул он на ухо Бутурлину, – сии оборванцы при луках да стрелах!

– И что в том дивного? – пожал плечами боярин. – В отличие от нас с тобой – они подданные Унии, и запрет на оружие дальнего боя их не касается!

– Жаль расставаться, да ничего не поделаешь! – широко улыбнулся, разгладив рукой пшеничные усы, Рарох. – Приятно было с вами попировать… и повоевать!

Он залился громким добродушным смехом.

– Буду рад вновь с вами встретиться, – пожал побратимам руки шляхтич, – дай Бог, чтобы не в бою!

С легкостью, удивительной для человека, закованного в броню, он вскочил в седло, дал воинам знак рукой следовать за ним и, вздымая пыль, понесся по дороге, ведущей на север. С лязгом и грохотом разношерстное воинство последовало за своим предводителем.

– Дивный человек… – проронил, глядя вслед удаляющемуся отряду, Дмитрий. – После беседы с ним мне отчего-то неспокойно на душе…

– Похоже, к тебе и впрямь перешел мой дар! – усмехнулся Газда. – Мне неспокойно на душе с того мига, как я его узрел!

– Однако шляхтич храбр и по-своему благороден, – заметил боярин, – мне бы не хотелось, чтобы он себе навредил…

– Боюсь, не в наших силах отвести от него беду, – развел руками казак, – такие, как он, сами рвутся навстречу опасности!

– И все же будет жаль, если с ним случится недоброе! – вздохнул Бутурлин.

– На все воля Божья! – пожал плечами его побратим. – Как говаривал старый Тур, пусть каждый встретит то, что уготовано ему судьбой!