Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 69 страниц)

Но замыслу провожатого Эвелины не суждено было осуществиться. Подъехав к месту переправы, путники увидели лишь останки моста, безжалостно изрубленного секирами и сброшенного в пропасть.

– Что же это?.. – вымолвил, озирая руины, спешившийся Михей. – Еще вчера он был целым! Кто посмел?!

Словно отвечая на его вопрос, из придорожных зарослей выехало четверо верховых. Сердце Эвелины замерло в груди, когда в первых показавшихся из кустов всадниках она узнала своего сродного брата и Барбару Радзивил.

– Боже, какая встреча, кузина! – с деланой радостью воскликнул Ксаверий. – Не чаял встретить вас в сей глуши!

– Что глаза вылупил? – с презрительной миной обратилась к Михею Барбара. – Думал обмануть нас, глупый холоп?! Я, может, и поверила бы твоей лжи, но, к счастью, рядом оказался шляхтич Ксаверий! Он с ходу раскусил твою уловку, угадав, куда вы направитесь с княжной!

– Хотел услужить своему господину? – насмешливо покачал головой Бур-Корибут. – Воистину, верный пес! Но я не настолько глуп, чтобы доверять таким, как ты!

Сразу смекнул, что, желая выиграть время, ты пойдешь в сторону, противоположную той, где мы тебя ждали. А выследить вас было вовсе нетрудно. Перейти сей овраг можно лишь в одном месте. Нам оставалось прибыть сюда и дождаться вас у переправы!

– И вы нас убьете, кузен? – вопросила сродника Эвелина.

– Вы не оставили мне выбора! – со вздохом развел руками Ксаверий. – Помнится, я предлагал вам руку и сердце, а также возможнось остаться в родных стенах.

От вас требовалось лишь разделить со мной супружеское ложе и завещанное вашим батюшкой приданое. Но вы отвергли мои чувства и погрузили меня в печаль! Кто же виновен в том, что сия встреча станет для нас последней?

– О каких чувствах вы говорите? О любви к моему наследству? – горько усмехнулась Эва.

– И о ней тоже, – кивнул Бур-Корибут. – Вы хотели отдать завещанное вам добро московскому варвару, и я решил исправить сию несправедливость! Имуществом Корибутов должен распоряжаться шляхтич Унии!

– Свое наследство я желала оставить кузине Ванде. Она такая же подданная Польской Короны, как и вы!

– Почему сродной сестре, а не сродному брату? – изобразил на лице удивление Ксаверий. – Я лучше сумею распорядиться вашими богатствами, чем какая-то девчонка из провинции!

Не разбивайте же мое сердце, кузина, и не доводите меня до греха. Спрыгните в овраг сами, дабы моим людям не пришлось сбрасывать вас с обрыва!

– Это лучшее, что ты можешь сделать, мелкая дрянь! – с кривой ухмылкой добавила Барбара. – Мне следовало бы оставаться в замке, но я не смогла отказать себе в удовольствии насладиться твоей смертью!

Прыгай же, на тернии! Не заставляй нас, долго ждать!

– Только прикоснитесь к ней, бешеные псы! – с угрозой вымолвил, заслоняя собой княжну от недругов, Михей. – Живо пожалеете о том!

– Это ты, холоп, пожалеешь о том, что решил играть с нами в прятки! – брезгливо поморщился Бур-Корибут. – Куй, Жашко, принесите мне голову горбуна!

Ждавшие наказа слуги ринулись в бой, на ходу обнажая мечи. Михей был готов к такому обороту дел. Пригнувшись, он вытащил из-за голенищ сапог оба ножа и не целясь метнул их в подручных Бур-Корибута.

Его двойной бросок оказался для слуг шляхтича смертельным. Зная, что под одеждой врагов могут быть поддеты доспехи, Михей направил оружие в открытые части их тел.

Бородатый Куй рухнул замертво с коня, сраженный острием в глаз, молодой Жашко принял смерть от клинка, вошедшего ему в горло.

Проклиная свое легкомыслие, Ксаверий схватился за короткую сулицу в седельном колчане. Видя это, Михей потянул из поясной петли за спиной топорик.

На сей раз обмен ударами стоил жизни обоим противникам. Брошенное Бур-Корибутом копье вонзилось защитнику Эвы под сердце, а пущенный им топор вошел Ксаверию промеж глаз развалив череп шляхтича надвое.

Барбара Радзивил вздрогнула, когда в лицо ей полетели кровавые останки мозга недавнего союзника. Но смерть Бур-Корибута не обескуражила злыдню. Как бы там ни было, Эва осталась без защиты, и ее ненавистница по-прежнему жаждала расправы над ней.

– Что ж, так даже лучше! – с ледяной улыбкой произнесла она. – Я сама заставлю тебя прыгнуть на иглы!

Спешившись, Барбара вынула из ножен на поясе кинжал и шагнула к Эвелине. Она была уверена, что легко одолеет безоружную соперницу.

Но мечты злобной фурии не сбылись. Не поддавшись страху, Эва решила защищаться. Уклонившись от выпада врага, она перехватила запястье Барбары и попыталась отнять у нее кинжал.

Однако сил справиться с соперницей ей не хватило. Легко освободив руку от захвата, злыдня толкнула княжну к краю обрыва. Каким-то чудом Эвелина удержала равновесие, не упав в пропасть, на иглы терновника.

– Ну, что же ты не прыгаешь? – издевательски скривилась рыжая бестия. – Ну же, доставь мне радость! Не хочешь? Тогда я порежу тебе лицо!

Осуществляя задуманное, она взмахнула кинжалом, но Эва, пригнувшись, ударила ее в нос кулачком. Едва ли хрупкая девушка могла нанести удар большой силы, но Барбаре сего хватило, чтобы отступить на шаг.

Сочный хруст и брызнувшая из ноздрей кровь свидетельствовали о переломе носового хряща, и злыдня взвыла от досады. С чужих слов она знала, что сломанный нос никогда не будет ровным, как прежде, и наросшая на нем горбинка останется до конца дней, напоминая хозяину о пропущенном ударе.

Сего Барбара не могла снести. Изрыгая проклятия, она бросилась на соперницу с ножом. На сей раз злыдне удалось опрокинуть Эву наземь и вцепиться ей в горло свободной рукой.

Не в силах избавиться от захвата, княжна все же сумела отвести предплечьем нацеленный ей в шею клинок. Не давая Барбаре повторить удар, Эва вновь обхватила пальцами ее руку с кинжалом.

Но этот прием мог лишь отсрочить гибель дочери Корибута. Вторая рука злыдни по-прежнему сжимала горло девушки железной хваткой, и от удушия перед глазами Эвы плыли цветные круги.

Не в силах разжать ее пальцы, Эва попыталась найти иной путь к спасению. С трудом повернув голову набок, она увидела на земле небольшой плоский валун, до которого могла дотянуться рукой.

Выпустив кисть врага, сжимавшую ее горло, дочь Корибута схватила камень и со всей силы ударила Барбару в висок. Удар, пришедшийся вскользь, не выбил сознание из злобной фурии, но хватка ее ослабла, и, воспользовавшись этим, Эвелина сбросила с себя недруга.

Поскольку боролись они на самом краю обрыва, Барбара, не удержав равновесия, рухнула вниз. Падая, она успела зацепиться кинжалом за дощатые останки моста и повисла на них, вопя от страха.

Тяжело дыша, Эвелина поднялась на ноги. Колени ее дрожали от напряжения, в горле застрял тугой комок. По рассеченному ножом предплечью струйкой сбегала кровь.

Склонившись над обрывом, она встретилась взглядом со своей ненавистницей, беспомощно висящей над зарослями терновника. Ярость покинула взор рыжей бестии, и в глазах ее читался лишь ужас перед неминуемой смертью.

Презиравшая чужие страдания, она боялась лишиться собственной жизни и готова была на все, лишь бы уцелеть.

– Спаси меня! – орала Барбара, с мольбой глядя в глаза несостоявшейся жертвы. – На меня напал морок! Я сама не знала, что творю!

– Зато я знаю… – ответила, с трудом переведя дух, Эвелина. – Ты сеешь вокруг себя смерть. Тебе не место в людском мире…

– Умоляю, не дай мне упасть! – продолжала скулить утратившая кураж злыдня. – Пусть я – жестокая тварь! Но если я погибну, грех ляжет на твою душу! Ты ведь не сможешь жить, зная, что стала виновницей чьей бы то ни было смерти…

В душе Эвы что-то дрогнуло. Как ни отвратительна была ей дочь Магната, княжна не смогла обречь ее на гибель. Природная доброта пересилила в девушке осмотрительность.

– Поклянись, что меж нами впредь не будет вражды! – вымолвила она, обращаясь к Барбаре.

– Богом клянусь, отныне я стану иной! – взвыла та, из последних сил цепляясь за рукоять кинжала. – Спаси же меня скорее!

Ухватившись за ее руку, Эвелина невероятным усилием втащила недруга на край обрыва. Ей казалось, что Барбара, клявшаяся в своем миролюбии Именем Господним, не осмелится посягнуть на ее жизнь.

Но княжна ошиблась. В миг, когда спасенная фурия вновь ощутила под ногами твердую землю, глаза ее вспыхнули злобой, и с криком «умри!» она нанесла Эве удар кинжалом в живот.

Однако, вопреки ее чаянию, клинок лишь бессильно лязгнул о железо. Поддетый под платье пояс верности уберег княжну от смерти.

Прежде чем Барбара осознала свой промах, Эвелина с криком досады оттолкнула ее прочь, и злыдня полетела туда, откуда только что выбралась.

Исполненный боли и ужаса вопль взорвал утреннюю тишь, подняв над лесом стаи крикливых галок. Подойдя к краю обрыва, княжна увидела противницу, павшую спиной на острые шипы терновника.

Пронзенная ими в сотне мест, она судорожно ловила ртом воздух, словно выброшенная из воды рыба, и в глазах ее угасали последние проблески жизни.

Вероломная тварь так и не воспользовалась шансом ответить добром на великодушие дочери Корибута. Но хотя Эвелина не чувствовала вины за ее смерть, на душе у девушки было муторно и горько.

Она тщилась понять, откуда в людских сердцах берется всепожирающая ненависть, и не находила ответа. Беспричинное желание Барбары уничтожить ее любой ценой не укладывалось в голове…

Услышав за спиной тихий стон, княжна обернулась и увидала Михея. Несмотря на полученную им рану, он все еще дышал.

– Господи, ты жив! – воскликнула Эва, радуясь тому, что ее защитник не погиб в схватке с убийцами. – Я тебе помогу! Нужно извлечь копье и перевязать твою рану!

– Погоди, княжна!.. – чуть слышно вымолвил, останавливая ее жестом руки, Михей. – Я умру, едва ты вытащишь из меня рожон.

– Что же делать? – в отчаянии заломила руки Эвелина. – Скажи, как тебе помочь?!

– Мне уже не поможешь… – слабо улыбнулся он. – А ты еще можешь спастись. Твой суженый ищет тебя на востоке. Если отправишься туда, быть может, встретишься с ним…

Возьми кошель с моего пояса. Там серебро, полученное мной от Барбары и Бур-Корибута. Оно пригодится тебе в пути…

– Но как я брошу тебя? – Эва не могла помыслить о том, чтобы оставить раненого друга. – Нужно найти способ закрыть твою рану!

– Нет нужды, – покачал головой Михей, – видишь, рожон засел у меня под сердцем. Стоит его вынуть, кровь польется ручьем…

Дивно, правда? – грустно улыбнулся он, – впервые в жизни хотел сделать добро, да не вышло…

– Еще как вышло! – глотая слезы, молвила Эвелина. – Если бы не ты, меня бы уже не было в живых!

– Жаль, что дальше тебе придется идти одной… – теряя силы, произнес Михей. – Но ты не страшись дороги. Господь не даст тебе пропасть. Верю, ты найдешь боярина и вы будете счастливы!..

Обо мне не печалься. Я рад, что смог тебя защить от сих иродов, пусть и дорогой ценой. Может, я не зря прожил свою жизнь?

– Теперь, прошу, исполни мою просьбу… – обратился он к Эвелине. – Вынь из меня копье!

– Но ведь ты же… – не нашла сил закончить фразу княжна.

– Умру… – кивнул он, – Мне по-любому не жить. Часом больше, проживу, часом меньше – сие ничего, не решает… Устал я, пора мне, на суд Божий…

– Я не смогу тебя убить!.. – с трудом выдавила из себя Эвелина.

– Ты не убьешь меня, а избавишь от мук, – ответил он с напутственной улыбкой, – давай же, княжна, помоги мне сбросить бремя плоти…

Бледная, как мел, Эвелина взялась обеими руками за древко сулицы и потянула ее на себя. Рожон вышел из раны, взметнув фонтан темной, багровой крови.

Раненый вздрогнул, отрывисто застонал, но в следующий миг его лицо просветлело, приняв выражение тихого блаженства, словно ему наконец удалось избавиться от опостылевших за долгие годы страданий.

Но еще больше девушку поразил взор умершего. Все время, проведенное с ним рядом, Эве казалось, что у ее спутника болотный, буро-зеленый цвет глаз. И лишь теперь ей открылось, что глаза у него голубые…

Здравый смысл требовал от княжны как можно скорее покинуть владения Радзивилов, но она не могла уйти, не отблагодарив Михея за спасение.

Найдя среди вражеских пожитков заступ, девушка принялась рыть могилу. С непривычки она натерла на ладонях кровавые волдыри, но боль не могла ее заставить отказаться от задуманного.

Лишь когда над местом гибели друга вырос глинистый холмик, Эвелина помолилась за упокой его души и, сев на коня, двинулась в сторону, где медленно разгоралось зарево грядущего дня…

Глава 83

Если бы месяц назад Надире сказали, что, идя по следу врага, она так глубоко вторгнется в земли неверных, дочь Валибея вряд ли поверила бы пророчеству. Но жизнь порой бывает удивительнее самых смелых ожиданий, и Надире предстояло убедиться в этом, на личном опыте.

Уже неделю она ехала на восток, преследуя ненавистного ей Бутурлина. Мстительнице была неведома причина, гнавшая московита к границам Унии, однако Надира свято верила, что настигнет его и заставит заплатить за смерть родителя.

Большая часть пути осталась у нее за спиной. Леса, еще недавно обступавшие дорогу, сменились кустарником, редевшим по мере приближения к степи. Но он все еще сохранял достаточную густоту, чтобы укрыть от взоров утомленного путника.

Надира не могла не воспользоваться этим. Скакавшая последние дни почти без передыху, она едва держалась в седле от усталости.

К тому же, у нее немилосердно сосало под ложечкой, и девушка разумела, что если нынче не подкрепится, ей не хватит сил для осуществления мстительных замыслов.

Впрочем, о полноценной трапезе она могла лишь мечтать. Пары ломтей черствого хлеба да кусочка вяленой говядины Надире едва хватило, чтобы утолить голод, терзавший ее с прошедшей ночи.

Поскольку все деньги воительницы похител вероломный Сопля, ей приходилось расплачиваться с придорожными кабатчиками за еду украшениями своего наряда. Изначально их было негусто, и в конце недельного пути на восток у мстительницы не осталось ни серебряных пуговиц, ни застежек.

Единственным предметом, с коим дочь Валибея не пожелала расстаться, была пряжка пояса, не дававшего распахиваться ее кафтану. При любых обстоятельствах Надира чтила заповеди Пророка и не могла позволить себе ходить в неопрятном виде.

Христианин расходовал бы в пути средства экономнее, покупая более дешевую, чем говядина или баранина, свинину. Но истовая мусульманка Надира предпочитала голод вкушению мяса нечистого животного и соглашалась только на баранью похлебку.

Немудрено, что вскоре ее запасы ценного металла иссякли, и все, что оставалось девушке, это растягивать как можно дольше остатки солонины, купленной на последней стоянке.

Будь у Надиры лук и стрелы, она поправила бы свои дела охотой. Но поскольку все оружие воительницы было украдено, об этом можно было лишь мечтать.

Другой человек на ее месте отчаялся бы, но Дочь Валибея, унаследовавшая гордый нрав своего родителя, не впадала в уныние. Свято веря в помощь Аллаха, Надира ждала чуда…

И чудо не замедлило произойти. На какой-то миг ей почудилось, что она слышит доносящуюся из зарослей тюркскую речь. Дочь Валибея тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Встретить в сих краях собрата-мусульманина было столь же невозможно, как остановить рукой ход солнца в небе, и Надира решила, что бредит от голода и усталости.

Но прислушавшись к долетавшим до нее звукам, девушка поняла, что не обманулась, приняв за беседу соплеменников шум листвы под ветром.

Влекомая любопытством, она сошла с коня и двинулась в сторону, откуда звучали голоса. По мере ее приближения к зарослям звуки тюркской речи становились все отчетливее, и, вслушиваясь в них, Надира воспрянула духом.

Но чувство осторожности помешало девушке с ходу открыться землякам. Ими могли оказаться степные разбойники, грабившие правоверных столь же охотно, сколь и гяуров.

Не желая подвергать жизнь напрасному риску, Дочь Валибея решила сперва присмотреться к путникам. Неслышно ступая, она подошла к их лагерю и, осторожно раздвинув ветви, выглянула из-за кустов.

Увиденное ее не разочаровало. Три молодца, трапезничавшие посреди зарослей дрока, едва ли походили на лиходеев. Ухоженная внешность и добротное платье, скорее, выдавали в них принадлежность к купеческому сословию.

Несмотря на то, что они были наряжены в одинаковые плащи из верблюжьей шерсти, Надира сразу выделила среди них господина.

Красивый младой муж с серыми глазами и русой бородкой не превосходил своих спутников мощью телосложения. Но по тому, как слушались его чернобородые крепыши, хлопотавшие у костра, было видно, что он здесь – главный.

Старшинство в нем выдавала и дорогая персидская сабля в сафьяновых ножнах, привязанная шелковыми шнурами к поясу странника. Его подручные также были вооружены саблями, но их турецкие «киличи» по легкости и красоте отделки не шли ни в какое сравнение с изящным клинком предводителя.

Впрочем, дочь Валибея недолго разглядывала снаряжение путников. Над огнем на вертеле истекал жиром и покрывался румяной корочкой детеныш косули, пойманный незнакомцами где-то поблизости. Глядя на него, Надира, не вкушавшая горячей снеди уже третьи сутки, сходила с ума от вожделения.

Аромат жаркого мутил ее разум, наполняя слюной рот девушки, заставляя мучительно сжиматься ее утробу. Казалось еще мгновение, и она не сможет удержаться от соблазна выйти к костру.

Но тихий шорох, раздавшийся в десяти шагах от нее, заставил мстительницу на время забыть о голоде. Обернувшись, она узрела четыре темные фигуры, крадущиеся сквозь заросли в сторону пирующих тюрок.

Закутанные в бурые плащи, пришельцы были едва видны среди пожухлой осенней листвы, однако наметанный глаз Надиры различал каждый их шаг.

Едва ли гости явились с мирными намерениями. Под их мешковатым нарядом угадывались изгибы луков и колчанов, полных стрел. Очевидно, они охотились на купца и его слуг.

Распри «неверных» мало заботили дочь Валибея, и сражайся меж собой христиане, она бы равнодушно проследовала мимо побоища. Но Надира не могла оставаться а стороне, сознавая угрозу для жизни единоверцев.

Совесть подсказывала ей, что нужно остановить татей, и дочь Валибея лихорадочно обдумывала, как это сделать. Будь у нее лук и стрелы или хотя бы сабля, Надира первой напала бы на убийц.

Однако ныне она могла противопоставить недругам лишь метательный нож. Смекалка подсказывала единственный способ помешать вражеской затее – сколь нежданный для татей, столь рискованный для нее самой!

Хоть здравый смысл и твердил, что, пав в схватке с неведомым врагом, она не отомстит московиту, дочь Валибея не могла отступать. Вытащив из-за голенища нож, Надира неслышно двинулась за убийцами.

Не подозревая о ее приближении, тати затаились на границе леса, откуда хорошо просматривался стан путников. В считанные мгновения они извлекли из-под плащей короткие охотничьи луки и стрелы.

У Надиры оставлись считанные мгновения на то, чтобы им помешать. Перед глазами девушки на земле лежала толстая ветка, сломанная у основания. Надире вспомнилось, как подобным орудием ее оглушил Сопля. Что ж, пришло время воспользоваться приобретенным опытом…

Первый из татей, собиравшийся спустить с тетивы стрелу, рухнул ниц, получив удар по затылку. Его товарищ обернулся, с ходу обнажая саблю, но тут же сдавленно захрипел, встретив животом самодельную дубинку Надиры.

Третий лиходей направил лук на дочь Валибея, но Надира заслонилась от него телом оглушенного разбойника, принявшего спиной смертоносную стрелу.

Четвертый недруг с яростным воплем сбросил с себя плащ и, к великому изумлению девушки, расстегнул пояс. Спустя миг она поняла, для чего…

Еще в детстве Надире приходилось слышать об индийских мечах «уруми», настолько гибких, что их можно обернуть вокруг талии. Именно такой меч был скрыт в поясе незнакомца.

Быстрым, как молния, движением противник Надиры выдернул его из поясного ремня и, взметнув над головой, ринулся к девушке. Преломившаяся от удара дубинка не могла служить ей защитой, и, отбросив ее, мстительница схватилась за нож.

Она знала, что если нападающий увернется от броска, ее уже ничто не спасет. Но выбора у дочери Валибея не было.

Перехватив нож за острие, Надира метнула его в татя. Аллах не дал ей промахнуться. Бросок был настолько резким, что враг не сумел уйти от него, и клинок девушки вошел ему в сердце.

Не добежав до Надиры двух шагов, противник пал на колени.

– Аллах акбар! – прохрипел он, глядя в глаза Надиры безумным, пылающим взором.

Дочь Валибея невольно вздрогнула. Она ожидала от врага чего угодно, но только не сего. Надире в голову не могло придти, что она сразила мусульманина…

Но времени на осмысление случившегося у нее не было. Двое уцелевших татей уже выхватили из ножен сабли. Подняв с земли меч убитого врага, Надира приготовилась защищаться.

Однако скрестить клинок с убийцами ей не пришлось. Заслышав звуки битвы, кипевшей в зарослях, трапезничающие тюрки пришли ей на помощь. Зайдя в тыл нападавшим, они обрушили на врага мощь своих ударов.

В считанные мгновения с татями было покончено. Проскользнув меж дерущихся, старший из тюрок полоснул обоих недругов саблей по ногам, повергая их наземь. Его подручные довершили дело своими широкими клинками.

– Кто будешь, благородная госпожа? – обратился к Надире глава победителей по-турецки, утирая пучком листьев кровь с клинка. – Поведай, кому мы обязаны своим спасением!

– Надира, дочь Валибея! – ответила, гордо вскинув голову, мстительница. – Слыхивали о таком воителе?

Турки многозначительно переглянулись меж собой. Похоже, признание девушки застало их врасплох.

– Кто же не слышал о сем великом человеке! – широко улыбнулся, опомнившись от изумления, русобородый красавец. – Милости просим к нашему костру, ханым! Дочь Валибея всегда может рассчитывать на помощь Блистательной Порты!

* * *

Отто фон Грюненберг рычал от ярости. Его труды по устранению Польского Владыки пошли прахом из-за вмешательства какой-то взбалмошной девчонки и неотесанного московского варвара!

Не появись они в самое неподходящее время, все вышло бы по замыслу тевтонца. Наткнувшись ладонью на смазанный ядом наконечник, Король в пылу охотничьего азарта едва ли придал бы значение царапине.

К ночи у него бы поднялся жар, как от простуды, и никому из лекарей не пришло бы на ум, что виной королевского недуга стал укол отравленным острием. Но если кто из свиты и заподозрил бы недоброе, Грюненбергу это бы уже не повредило.

Отто заранее подготовился к побегу. Накануне охоты он осмотрел местность, продумывая пути отступления в случае неудачи.

Посланник Ордена вызнал все тропы, по которым можно было незаметно покинуть охотничий стан, а в чащобе его ждал оседланный жеребец. Он-то и спас Грюненберга от погони, в кою пустились за ним польские шляхтичи.

Пока внимание Короля и его свиты было приковано к Орешникову, Отто тихо удалился в чащу и отвязал от дерева своего четвероногого друга. Когда лес огласился криками и тьму прорезали огни факелов, рыцарь вскочил в седло и рванулся прочь от места, где его ждала расправа.

Он знал, как оставить ни с чем идущих по его следу поляков. Накануне, объезжая окрестности, Отто наткнулся на длинный овраг, рассекавший надвое равнину. Со дна его поднимались, грозно топорща иглы, колючие заросли, именуемые в народе турецким терновником.

Грюненберг смекнул, что сие препятствие поможет ему оторваться от погони. Его конь был обучен преодолевать такие препоны, в то время как польские лошади страшились терновника, и ни плеть, ни шпоры не могли их заставить перепрыгнуть колючую изгородь.

Сейчас, когда враги готовы были настичь тевтонца, он не раздумывая направил коня к оврагу. Вслед ему неслись стрелы и воинственные крики шляхтичей.

Часть их, вместе с злокозненным московитом, пыталась обойти рыцаря сбоку, чтобы отрезать путь к спасению, но им это не удалось. Грюненберг дал шпоры коню, и верное животное перенесло его через терновую бездну, оставив преследователей позади.

С гневным возгласом московит выпустил в спину удаляющемуся немцу три стрелы, однако безуспешно. Уходя от погони, Слуга Ордена забросил за спину щит, и стрелы боярина увязли в древесине, не причинив ему вреда.

Не оглядываясь, Отто пришпорил коня, и вскоре звуки погони стихли вдали. Но, хотя рыцарь оторвался от преследователей, чудесное спасение его не радовало.

Капитул не прощал промахов своим подчиненным, и по возвращении в Кенигсберг Грюненберга ждало примерное наказание. Тевтонец хорошо знал, что пока Польский Король жив, дорога домой для него заказана.

Ему нужно было придти в себя, обдумать план дальнейших действий. Всю ночь он гнал жеребца на север и к утру оказался далече от места ночных событий. Напряжение рыцаря спало, но Отто чувствовал себя усталым и разбитым. Подобного краха своей миссии он никак не мог предвидеть.

Грюненберг силился понять, как Ванда и московит узнали об отравленной стреле в королевском колчане. Кроме него хитроумный замысел убийства был известен лишь Зигфриду Хоэнклингеру, коий и предложил его Отто. Похоже, врагам тевтонца помогал сам дьявол!

Но эта мысль едва ли могла утешить Слугу Ордена. Неудачи вроде постигшей его приравнивались Капитулом к измене, и Грюненберг мучительно раздумывал над тем, как исправить оплошность…

Местность, по которой он проезжал, была на удивление пустынной. За полдня пути рыцарю не встретилось ни селения, ни придорожной харчевни. Татарские набеги на пограничье вынуждали люд селиться вдали от сих мест.

Едва ли это печалило Грюненберга. Привязанного к седлу мешка с провизией ему хватило бы на неделю пути, а за это время тевтонец рассчитывал добраться до более обжитых земель.

Рыцарь вздрогнул, когда навстречу ему из придорожных зарослей вышли две рослые фигуры с арбалетами в руках. Острия кованых стрел были направлены Слуге Ордена в грудь, и при виде их по спине Отто пробежал колючий холодок.

Стрелки на дороге появились так нежданно, что рыцарь на миг растерялся. Между ним и арбалетчиками было не менее десяти шагов, и попытайся Отто обнажить меч или прикрыться щитом, висящим на луке седла, они бы мигом спустили с тетив стрелы.

Одержать победу в схватке Грюненберг мог лишь одним способом: резко пригнувшись в седле, заставить стрелков промахнуться и, не давая перезарядить арбалеты, напасть на них с мечом.

Но уверенности в том, что ему сие удастся, у рыцаря не было, и он решил не рисковать. Тем паче, что арбалеты незнакомцев были явно изготовлены немецкими мастерами, о чем свидетельствовали их обводы и отделка.

– Кто будешь, путник? – обратился меж тем один из арбалетчиков к Грюненбергу. – Отвечай немедля!

Хотя по-польски он изъяснялся недурно, выговор все же выдавал в нем германца. Сколь дивным это ни было, на границе Унии Отто повстречал земляков.

– Слава Спасителю и Пречистой Деве! – воскликнул он на родном наречии. – И я безмерно рад встретить в сем варварском краю истинных рыцарей церкви!

Арбалетчики изумленно переглянулись. Похоже, они сами не ожидали повстречать здесь собрата.

– Ты что же, рыцарь Братства Девы Марии? – вопросил Грюненберга второй стрелок. – Кто бы мог подумать, что нам на сих землях встретится посланник Прусского Магистра!

– Жизнь полна неожиданностей, господа рыцари! – улыбнулся им, изображая радость, Отто. – А кто будете вы, братья?

– Мы – подданные Ливонии, – ответил ему воин, первым вступивший в беседу, – исполняем поручение Ландмайстера!

– Какое же, если не секрет? – осторожно поинтересовался у ливонцев Грюненберг. – Быть может, я смогу быть полезен вашему делу?

– Последуй за нами и узнаешь! – ухмыльнулся второй из «братьев». – Заодно расскажешь о том, что делал на границе польских владений…

– Поведаю все, о чем знаю! – утвердительно кивнул союзникам Отто. – В том можете не сомневаться!

– В твоих интересах, чтобы мы не усомнились! – по лицу ливонца пронеслась хмурая улыбка. – Иначе нам придется тебя убить!

Чтобы придать словам больший вес, он повел в сторону Грюненберга заряженным арбалетом. Отто, по достоинству оценивший сей союзнический аргумент, в ответ лишь развел руками.

– Вам нечего опасаться! – сказал он новым знакомым. – Я такой же немец, как и вы. У нас с вами общая Вера, общие союзники и общие враги. Есть ли мне смысл вас обманывать!

– Если ты был с нами честен, тебе ничего не грозит! – уверил рыцаря старший из собеседников. – Более того, Ливонское Братство всегда готово оказать помощь собрату по Вере!

Но чтобы у нас вовсе не осталось сомнений в твоем дружелюбии, изволь отдать нам оружие. Если все сказанное тобой подтвердится, мы вернем его тебе в целости и сохранности.

Видя, сколь шатко доверие союзников, Отто не стал спорить с ливонцами, а без промедления отдал им свой пояс с мечом и кинжалом.

– Ну вот, теперь ты сможешь следовать за нами! – причмокнул языком стрелок, завернув в рогожу клинки Грюненберга. – Я мыслю, наш Коронер окажет тебе достойный прием!..

– Весьма надеюсь на это! – усмехнулся Отто, мысленно готовясь к встрече с начальником Ливонской разведки. – Главное, чтобы мы сумели найти общий язык!

– Он у нас и так общий! – рассмеялся его собеседник. – Язык ненависти к полякам, схизме и прочей языческой нечисти…

– Тогда мы точно не поссоримся! – улыбнулся своим мыслям Грюненберг. – Ведите же меня к вашему Коронеру!