Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 69 страниц)

– А что тут дивного? – удивился казачий атаман. – Радзивил кликнул нас, и мы двинулись в поход! В коем веке выпала возможность поквитаться с ляхами за старые обиды!

– Так-то оно так… – кивнул чубом Газда. – Но ведь и Радзивил из шляхты, да еще из какой! Выходит, вы идете с одним паном бить других панов?

– Вначале его предложение мне самому пришлось не по сердцу! – поморщился Щерба, – но, поразмыслив, я решил не отказывать Радзивилу. Княжич щедро платит, к тому же, как союзники мы можем рассчитывать на долю при дележе добычи…

Сам знаешь, сколь нам нужны средства для похода на Крым!

К тому же, в турецкой неволе томятся сотни наших братьев! Где еще взять деньги для их выкупа?..

Но что мы все о моих делах? Поведай лучше о себе! Ты, как я помню, взялся проводить заезжего боярина на Москву. Где же ты пропадал без малого полгода?

– На Москве и пропадал! – улыбнулся Газда. – Не поверишь, брат, но приключений я там пережил больше, чем в Диком поле!

– Что так? – нахмурился его побратим. – Не приняли тебя московиты?

– Еще как приняли! – причмокнул языком Петр. – Я там даже зазнобу встретил! После гибели моей Маруси думал, что больше уже не влюблюсь, а, гляди, сам себя удивил!..

Так редко бывает, чтобы в человеке плоть и душа одинаково красивы были. А в моей ладе все это есть: и лик ангельский, и доброе сердце!

– Что ж, рад за тебя! – усмехнулся в седые усы Щерба. – Давай обнимемся по-братски, раз уж Господу угодно было свести нас вновь!

– И мы рады обнять тебя, брат! – скороговоркой добавил Щелепа. – Сам видишь, даже Миколка, с лица коего не сходит печаль, расщедрился на улыбку!

– Потому что встретил друга… – смущенно пробасил немногословный Гуляй-Секира. – Рад видеть тебя в добром здравии, Газда!

Не спешиваясь, казаки обнялись. Их молодые собратья, стоя невдалеке, с почтением глядели на человека, встреча с коим так обрадовала прославленных Воевод.

– Я только не смекну, что сталось с боярином, коего ты провожал до Москвы, – полюбопытствовал у Газды казачий вождь. – Дивный он какой-то, может, оттого и врезался в память… Жив хотя бы?

– Живехонек! – не удержался от улыбки Газда. – Намедни, правда, побывал, на волосок от смерти. Только коса старухи не настолько остра, чтобы отнять жизнь у боярина!

Да что я о нем сказывать буду! Вот он, Бутурлин, коль хочешь, сам вопрошай его обо всем!

Лишь сейчас Щерба перевел взгляд с Газды на его спутников.

– Гляди, и впрямь живуч оказался! – с грубоватым добродушием приветствовал он московита. – Поведай, боярин, какими пряниками ты кормил нашего Газду, что он по доброй воле столько дней жил на Москве?

– Не в пряниках дело! – ответил за боярина Газда. – Просто мне довелось встретить на Москве одного татя… Того, что привел в западню нашего брата Подкову…

– И ты отплатил изменнику за гибель Богдана? – впился в него цепким взором Щерба.

– Нет, брат, – опустил глаза Газда, – больно скользким оказался аспид! К тому же, никакой он не москаль. Враг чужеземный, до поры притворявшийся слугой Московского Князя!..

– Что, правда? – Щерба перевел недоверчивый взгляд с Газды на Бутурлина.

– Правдивее не бывает! – вступил в разговор Дмитрий. – Тать, погубивший вашего вождя, – шведский лазутчик, жаждавший ослабить казацкими руками Унию, а заодно поссорить казаков с Москвой!

– И как ты сие проведал? – хмуро вопросил боярина Щерба.

– Швед собирался убить Московского Государя, – пояснил ему Бутурлин, – не опознай Петр его вовремя, могло бы статься непоправимое…

– Коли опознал татя, отчего же не покарал, брат? – в голосе Щербы звучал горький укор. – Не по-казачьи как-то!

Газда мучительно поморщился, опустив глаза долу.

– В том, что тать сбежал от нас, вины Петра нет! – вступился за друга Бутурлин. – Он точно послал недругу клинок промеж глаз.

Как тот от ножа увернулся – сам не ведаю! Видать, дьявол помогает своим слугам!..

Ну, а после московская стража оплошала. Уж не знаю, как тать сказался ратникам, стерегшим выезд из города, княжьим гонцом. Велел отворить ворота и дал деру…

– Хороши же ваши стражи, коли на них без труда наводят морок! – по лицу Щербы пробежала презрительная усмешка.

– Насмешничать легко! – покачал головой Дмитрий. – Кто знает, устоял ли ты сам бы перед колдовством!

– Может, и не устоял бы… – с неохотой ответил казак. – Нас сей пакостник тоже без малого год морочил! Сам Подкова доверял татю, яко брату, а его обмануть непросто было!

– Ладно, что уж там! – махнул рукой Щерба. – Как говорят у вас, в Московии: «кто старое помянет…»

Ты лучше скажи, боярин, по каким делам явился на земли Унии? Помнится, Газда рек, что тебе на днях довелось с Косой свидеться. В сече побывал?

– Нет, не в сече… – вспомнил недавние события боярин. – Набрели мы на местных людоедов. Они меня дурманом опоили

да в лес свезли. Хотели съесть, но Петр с Харальдом меня спасли…

– Ты и без нас не оплошал бы! – усмехнулся в усы Газда. – Когда мы подоспели, боярин уже освободился от пут и двух извергов успел сразить!

– Харальд – это ты? – обратился к датчанину казачий атаман. – Судя по имени, ты не из московитов!

– Из мореходов я! – ответил бывший пират. – Моя родина отсюда далече, на севере…

– Похоже, ты из тех мореходов, что пускают на дно вражьи суда! – прищурился Щерба, заметив шрамы на лице датчанина.

– А ты разве не топил чужие корабли? – осведомился у казака Харальд. – Я слыхивал, казаки воюют не только на суше, но и в море!

– Тебя не обманули! – кивнул ему Щерба. – А что за чадо у тебя за спиной?

– У душегубов отбили, – ответствовал Бутурлин, – она пробыла полгода в плену у нелюдей…

– То-то я гляжу, из одежды на девчонке одна мешковина, – покачал седой чуприной Щерба. – Несладко же ей пришлось у татей! Хорошо, что хоть не съели!

Пока он все это молвил, спасенная девчушка с опаской взирала на Щербу из-за спины датчанина. В глазах ее таился страх перед казаком.

– Она хоть говорить может, или душегубы ее дара речи лишили? – полюбопытствовал Щерба.

– Может, – ответил Харальд, – но, боюсь, с тобой общаться не станет. Жизнь в плену научила ее не доверять чужакам…

– Разумею! – понимающе кивнул казак. – Что ж, вы свершили благое дело, вызволив у татей сию кроху. Перед Господом оно вам зачтется!

Только я не верю, что вы явились сюда для истребления людоедов. К нам вас привело нечто иное! Поведаете, что?

– Боярин ищет пропавшую невесту! – выпалил Газда. – Ее похитил и силой увез в свой замок княжич Радзивил…

– Радзивил, молвишь? – задумчиво переспросил Щерба. – И какова с виду твоя невеста, боярин?

– Ростом чуть ниже меня будет, – припомнил милый образ Эвы Бутурлин, – волосы, как лен, глаза большие…

– Сдается мне, что я встречал деву, подходящую под твое описание, – задумчиво промолвил казак, – и не так давно…

– Где? Когда ты ее видел? – Дмитрий почувствовал, как сердце начинает бешено колотиться в груди. – Говори же скорее!

– Я сам проводил ее в стан княжича Радзивила, – невозмутимо ответил Щерба.

– Радзивила? Но зачем?! – опешил от нежданного признания казака Дмитрий.

– Девица странствовала в одиночестве. Ее взяли в плен татары из тех, что подрядились служить Владиславу. Ты и сам, боярин, знаешь нрав степных добытчиков.

Кабы я им не сказал, что девица – невеста княжича, мне бы не удалось защитить ее от сего похотливого зверья. А назвав деву зазнобой Радзивила, я вынужден был отвести ее к «жениху»!

Иного способа вызволить ее из лап мурзы Илькера я не ведал!

– Была возможность вступить в драку с татарвой, – скривился Трохим Щелепа, – но тогда могла пострадать девица!..

– Наверняка бы пострадала! – подтвердил его слова Гуляй Секира. – Когда клинками да топорами машут, ненароком могут и невиновного задеть. А так, боярин, с головы твоей невесты волос не упал…

– За то, что спасли княжну Эву, я вам по гроб жизни обязан! – поклонился в пояс Щербе и его собратьям Дмитрий. – Да только теперь мне придется вызволять ее из плена Радзивила!

– В стан княжича не суйся! – рассудительно посоветовал ему Щерба. – Коли попадешь в плен, Владислав тебя не помилует…

Сам Радзивил не станет обагрять рук твоей кровью. У него в стане хватает любителей мучать да убивать. Те же татары, турки…

– Турки? – изумленно переспросил казака Бутурлин.

– Ну да, а что в том дивного? – пожал плечами Щерба. – Завелся один такой! Вертится вьюном перед княжичем, советы ему дает, как крепче ляхов припечатать…

Веришь, ростом не выше тебя, а воин справный. Видывал я, как он управляется с саблей. Остерегайся его, коли встретишь…

На днях еще один пожаловал. Тот из московитов будет. Башка ножом выскоблена, зато бородища такая, что любой из ваших бояр обзавидуется!

Едва возник в стане, сразу же буйный нрав явил! Мурза Илькер хотел его плетью стегнуть, так сей верзила преломил кнутовище в руке татя и молвил, что загрызет басурмана…

– Погоди, ты сказал, борода у него на зависть московским боярам, – прервал казака Дмитрий. – А какого она цвета?

– Рыжая, как огонь! – брезгливо поморщился тот. – На кой ляд вы, московиты, отпускаете сию мерзость? Зимой, в холода, от нее, может, и есть прок, а в летний зной одна мука!

– Как? Возможно ли такое?! – вышел из себя Бутурлин, чьи самые страшные опасения воплотились в жизнь. – Все мои недруги, старые и новые, собрались в одном месте, под крылом у Радзивила! И среди сего сброда – беззащитная Эва!

– Не такая уж она беззащитная, боярин! – поспешил утешить его казачий вождь. – Княжич Владислав почитает княжну, как свою невесту, а значит, в обиду ее не даст.

– Расскажи сие кому-нибудь другому! – горько усмехнулся Дмитрий. – Мыслишь, легко сознавать, что твоя возлюбленная пребывает в соседстве с людоедом?

– Людоедом? – брови Щербы изумленно поползли вверх. – Ты это о ком?

– О рыжебородом тате, про коего ты сказывал! Он верховодил шайкой перебитых нами иродов и единственный из них улизнул на волю!

– Вот оно что! – причмокнул языком казак. – А я-то никак не мог взять в толк, отчего сей тать глядит на других взглядом мясника. А он, видно, присматривает себе добычу! Сие не к добру!

– Теперь разумеешь, отчего мне так тревожно? – обратился с вопросом к Щербе Бутурлин.

– Как не понять! – понимающе кивнул седым чубом казачий атаман. – Только для тебя сие ничего не меняет. Стоит вашей братии проникнуть в стан Радзивила, все твои недруги на вас набросятся, как собаки на волка.

– Мне уже приходилось вызволять пленника из вражьего стана, – вспомнил спасение Тадеуша Крупки Дмитрий, – я мыслю, освободить Эву из неволи будет не тяжче, чем похитить заложника из-под носа у турок…

– Ну, а если тебя раскроют? – хмуро усмехнулся Щерба. – Что тогда делать будешь?

– Погибну, защищая княжну! – решительно ответил боярин. – Что мне еще остается?

– Знаю, храбрости тебе не занимать! – вздохнул казак. – Только дело нужно повести так, чтобы и ты, и твоя зазноба в живых остались!

Как бы там ни было, спешить не нужно. Ты придешь за княжной, когда Радзивилу будет не до вас. Сие время настанет, едва начнется война с ляхами.

Тогда мы и поможем тебе вызволить твою любовь. А до той поры не лезь княжичу на глаза. За жизнь невесты не страшись. Я присмотрю за ней, уберегу от рыжего душегуба!

– Хорошо бы поставить княжича в известность, что он приютил людоеда, – заметил рассудительный Харальд. – Узнав о таком, он наверняка прогонит бородача прочь…

– Кто, Радзивил? – угрюмо фыркнул Щерба. – Ты его плохо знаешь! Однако навредить княжне он никому не позволит! Да и мы не дадим…

Не благодари меня, боярин! Я делаю сие не для тебя, а для девицы! Хоть ляхи и величают казаков разбойниками, женская да девичья честь для нас – святое!

– Не благодарить тебя я не могу! – от души пожал крепкую руку Щербы Дмитрий. – То доброе, что ты делаешь для нас с княжной, мне век не забыть!

– Пустое! – отмахнулся казак. – Я с Газдой хотел перемолвиться! Скажи, Петр, не желаешь ли ты примкнуть к своим братьям?

– Встать с вами под знамя Радзивила? – понурил голову Газда. -

В другое время встал бы, не раздумывая. Однако нынче не могу…

Пойти с вами – значит, покинуть боярина. А я друзей не бросаю, ты и сам сие ведаешь!..

– Ведаю и потому неволить не буду! – усмехнулся Щерба. – Что ж, коли ты так прикипел сердцем к боярину, оставайся с ним!

Об одном молю Бога: чтобы нам не пришлось сойтись в сече друг против друга! Мне это будет нелегко снести!

– Скажи, зачем вы идете с Радзивилом? – обратился к казаку Бутурлин. – Ужели нет иного способа добыть потребные вам средства?

Княжич не всегда будет вести войну по-рыцарски. Во время сражений и осад замков вам нечего опасаться за свою честь.

Но как вы поступите, когда Радзивил отдаст наказ сжигать деревни? Вешать на воротах крестьян, утаивших от его жолнежей последнюю меру пшеницы?

Если сами не обратитесь в палачей, вам придется глядеть на то, как вешают и сжигают другие. Стерпите сие?..

– Что тут ответить, боярин? – помрачнел Щерба. – Война есть война, без пожаров да убийств она не обходится. Пока нас ждут битвы, мы не покинем Радзивила.

– Ну, а коли княжич накажет поднять мечи на мирный люд? – вопросил Щербу Дмитрий.

– Когда накажет, тогда и поговорим! – коротко ответил казачий Воевода. – Не забегай вперед, боярин! Всего не предусмотришь!

Пронзительно свистнув, он махнул рукой, давая понять своим людям, что отряд возвращается восвояси. В считанные мгновения, казачья конница развернулась и, вздымая пыль, понеслась в сторону заходящего солнца.

– Горько все же, что мы с братьями по разные стороны засеки! – выдавил из себя Газда. – Не могу даже помыслить, что нам со Щербой придется поднять друг на друга клинки…

– Мне бы сего тоже не хотелось! – грустно вздохнул Бутурлин. – Видит Бог, я пытался убедить Щербу не вступать в союз с Радзивилом! Но он глух к уговорам!

– Помнишь сказанное Клаусом Штертебеккером? – обратился к боярину Харальд. – «Делай, что можешь, и будь что будет»! Может, нам стоит прислушаться к его словам?

Ты сделал то, что считал верным, а Щерба и его подручные пусть сами решают, как им быть! Они уже не малые дети, кои не способны отличить добро от зла.

Щерба прав в одном: всего не предусмотришь. Пусть же делает то, что мнит верным. Господь мудрее нас. Быть может, он так переплетет наши судьбы, что нам не придется убивать друг дружку!

– На то и уповаю! – кивнул ему Дмитрий. – И все же надобно постараться предотвратить войну! Однажды нам сие удалось, так почему бы не свершить благое дело вновь?

– Мне бы твою одержимость! – улыбнулся датчанин. – Ладно, братья, солнце вот-вот сядет, а мы не раскинули шатер и не сварили похлебку! Надеюсь, никто не станет возражать, что добрые дела лучше выходят на сытый желудок?

Возражений не нашлось. Трое путников и спасенная ими девчушка принялись собирать хворост для костра.

Глава 102

Отто фон Грюненберг стремительно удалялся от места, где нашел упокоение его ливонский наставник фон Тилле. От пережитого страха тевтонец никак не мог придти в себя.

Он не мог забыть, с какой легкостью распорядился его жизнью умирающий Коронер. Желание рыцаря устранить поляка, не поверившего в ложь о смерти Короля, было настолько сильным, что ради его осуществления он готов был пожертвовать союзником.

Впрочем, оплошность Грюненберга невольно стала причиной гибели самого ливонца. Не упади Отто на него с кинжалом, Коронеру не пришлось бы для убийства недруга пускать в ход «гранат».

Жизнь Грюненберга спасла лишь неопытность поляка, впервые столкнувшегося со смертоносным изобретением фон Тилле. Догадайся он о свойствах горшочка с тлеющим шнуром и первым поспеши к двери, участь Отто была бы предрешена.

Так тевтонец получил жестокий, но ценный урок службы в разведке, ставящей политическую целесообразность выше дружеских чувств.

Впрочем, Отто недолго переживал. Небо, благоволившее к Слуге Ордена, помогло ему уйти невредимым с места, где пали Брат Герберт и сраженный его детищем поляк.

Едва Грюненберг выбежал из хибары, за спиной у него грянул взрыв. Бревенчатые стены уберегли рыцаря от свинцового града, изрешетившего оставшихся в избе противников.

Не повезло и одной из лошадей, ютившихся в избе за дощатой перегородкой. Когда Отто вернулся поглядеть, жив ли его конь, он увидел, что лошадь поляка, привязанная ближе двух других к двери, дергается в предсмертных судорогах.

Но жеребец самого тевтонца, равно как и лошадь фон Тилле, были живы. Не раздумывая, Отто вскочил на коня и рванулся прочь от развороченной взрывом избы.

В смерти Герберта, а равно и польского оруженосца, он не сомневался. Мало того, что меж ними взорвался снаряд с дробью, так еще на головы недругов обрушилась кровля хибары.

Однако, проехав пару верст, Грюненберг ощутил, что душу его гложет червь сомнения. Фон Тилле, раненый кордом в живот, по-любому должен был отправиться на небеса, но поляк каким-то чудом мог и уцелеть.

Еще Отто жалел о том, что впопыхах не увел с собой лошадь Ливонца. В ее седельных сумках наверняка было немало ценного. И в первую очередь – пороховые «гранаты», кои могли пригодиться самому Грюненбергу.

На какое-то мгновение крестоносец подумал, что нужно вернуться в избу и проверить, точно ли мертв ненавистный ему поляк. Но взвесив все «за» и «против», Отто решил не возвращаться.

Грохот взрыва мог привлечь к хибаре польские конные дозоры, разъезжавшие вдоль восточного тракта. Если оруженосец жив, он поведает соплеменникам о сбежавшем недруге. И тогда жолнежи ринутся за Отто в погоню…

Подобный исход никак не устраивал Грюненберга, и он пришпорил коня, спеша убраться подальше от места схватки.

Стихший на время дождь вновь припустил, немилосердно хлеща рыцаря ледяными струями. Но Отто не досадовал на сие.

Ливень смывал следы, оставленные на разгрузлой дороге конскими копытами, а значит, мешал врагам его настичь…

Убедившись в том, что за ним нет погони, Отто облегченно вздохнул. Но радости в душе у него не было.

Теперь Слуге Ордена предстояло в одиночку продолжать дело, начатое Гербертом фон Тилле, и тевтонец сознавал, сколь тяжкая ноша ложится ему на плечи. Но отступить он не мог.

Игра, начатая его наставником, нуждалась в победном завершении, и Отто верил, что сможет довести ее до конца.

«Главное, чтобы весть о смерти Яна Альбрехта достигла Малой Польши, – с улыбкой подумал рыцарь. – Узнав, что трон Унии опустел, враги Ягеллонов не упустят шанс им завладеть.

Ну, а дальше все пойдет по замыслу Брата Герберта. Славянские звери, без сомнения, тотчас вцепятся друг дружке в горло!»

* * *

Непогода, без малого сутки терзавшая окрестности Старого Бора, помешала Бутурлину и его спутникам в продвижении на север. Но когда небо, выплакав последние слезы, прояснилось, боярин стал собираться в дорогу.

Последнее время с лица Дмитрия не сходила тревожная задумчивость, и Харальд с Газдой хорошо разумели ее причину. Московиту тяжко было сознавать, что его возлюбленная томится в плену, к тому же, по соседству с Махрютой.

Обещание казачьего атамана о том, чтобы защитить Эвелину, не развеяло тревоги Бутурлина. Боярин знал, сколь коварен и изворотлив тать, больше года промышлявший набегами на лесные поселения.

Для существа, преступившего черту людоедства, не существовало запретов, и боярин мог лишь догадываться, что замышляет хищник в людском обличии. Верхом легкомыслия было верить, что он прибился к воинству Радзивила в поисках славы.

Скорее всего, Махрюта лелеял какой-то корыстный план, во исполнение коего ему надлежало до поры следовать с войском самозванного Литовского Владыки.

Не ставил ли он целью похищение Эвы? На сей вопрос у Дмитрия не было ответа.

– Что не весел, боярин? – вырвал его из плена грустных раздумий Харальд. – Думы одолевают? Брось кручиниться! От того, что ты изводишь себя страхами за жизнь княжны, ей легче не станет!

– Ты же слыхивал, Щерба обещал защитить княжну от душегуба, – вмешался в разговор Газда. – Коли он дал слово, то не отступит!

– Не о том речь, что отступит, – грустно вздохнул Дмитрий, – однако ему неведом нрав Махрюты!..

– Что ж, он татей прежде не встречал? – обиженно фыркнул казак.

– Таких, как сей, видно, не встречал, – покачал головой Бутурлин. – Не часто сталкиваешься с теми, кто видит в тебе пищу…

– Ладно, боярин, будет нагонять страхи! – махнул рукой Харальд. – О деле нужно думать.

Запасы провизии у нас на исходе, а поймать и съесть, по примеру Махрюты, какого-нибудь бедняка нам совесть не велит!

Нужно где-то добыть крупы, мяса. Да и овес для лошадок не будет лишним!

– Насколько мне известно, поблизости должна быть деревня Милица, – ответил Бутурлин, – я о ней слыхивал от проезжих селян еще до того, как угодил в плен к душегубам…

– Что ж, деревня – это хорошо! – обрадовался датчанин. – Над головой у нас давно уже не было крыши. Отдохнем пару деньков в тепле, а заодно прикинем, как лучше вызволить из плена княжну. Согласен, боярин?

Дмитрий не возражал, тем паче, что наступали холода, а у спасенной ими девчушки не было ни теплой одежды, ни обуви.

– Ну, а коли все со мной согласны, тогда вперед, к Милице! – воскликнул бывший мореход. – Вот увидите, там нам будут рады!

Но датчанин ошибся. Большая, ухоженная деревня встретила путников хмуро и неприветливо.

Судя по всему, ее обитатели готовились к отъезду. В каждом дворе селяне грузилили скарбом телеги, повсюду слышался детский плач, причитания женщин и стариков, не желавших покидать родные места.

– Что творится, куда вы отъезжаете? – осведомился у первого встречного крестьянина Бутурлин.

– Напасть пришла! – горько вздохнул тот, укладывая на телегу клеть, с отчаянно визжащим поросенком. – Жили-не тужили, а тут глянь – Радзивил пожаловал!..

– Ты толком молви, что сталось? – подступил к нему Газда. – Что Радзивил идет, нам и самим ведомо! Вы-то куда бежать собрались?

– Тебе-то что до нас, парень? – поморщился мужик. – Недосуг мне нынче языком плескать. Торопимся мы, али не видишь?

– Где ваш войт? – вопросил его Дмитрий.

– На площади, где ему еще быть! – мужик махнул рукой вглубь улицы. – Но от него ты узнаешь не больше, чем от меня!..

Оставив селянина, компаньоны двинулись в указанном направлении. Доехав до конца улицы, они вышли на небольшую площадь, заполненную возами с утварью. Успевшие собраться в дорогу крестьяне ждали здесь распоряжений старосты.

В дородном бородаче, дававшем наставления односельчанам, Дмитрий без труда узнал своего недавнего знакомого Авдея. Присутствовал здесь и его зять Северин, бывший ратник, лишившийся на войне глаза.

– Доброго вам дня, почтенные! – обратился к селянам Бутурлин. – Куда это вы все собрались?

– В леса, боярин, куда же еще! – ответил, узнав его, староста. – Сколько себя помню, никому наша Милица не мешала. А тут нагрянул княжич Радзивил и поклялся, что камня на камне от нее не оставит!

– Чем же вы его так прогневили? – полюбопытствовал Дмитрий.

– Не спрашивай! – досадливо махнул рукой Авдей. – Кабы мы и впрямь провинились, не так обидно было бы.

А то княжич осерчал на нашу весь без причины!

Вызвал меня да Северина, как старших, в стан. Молвит: «Выдайте моему войску харчей на три дня перехода да овса для конницы на неделю!»

Мы отвечаем: «помилосердствуй, Владыка! Все подати за пол-года нами уплачены. Где возьмем столько, чтобы тебе угодить?

Если есть какой запас пищи, то его нам хватит лишь до конца зимы. А овса да прочих злаков и того меньше! Коли все твоим жеребцам скормим, весной нечего будет сеять!..»

Тут княжич и взбеленился. Стол ногой опрокинул, двинулся на нас с плетью.

«Вы, холопы, при Унии совсем от рук отбились! Так вот вам мое слово: коли до утра не привезете указанную меру зерна и прочей провизии, как Бог свят, сожгу вашу деревню дотла!»

Еще и плетями велел нас отстегать. Хорошо, что сквозь зипун, не так больно было!.. – Авдей болезненно поморщился, вспоминая княжий гнев.

– И что вы теперь намерены делать? – вопросил войта Бутурлин.

– А что тут поделаешь? – пожал плечами Авдей. – Отдать княжичу все, как он того желает, – значит, обречь себя на голодную смерть.

А не отдадим – он сожжет, как обещал, наши избы…

Вот мы и решили, что лучше уйдем со скарбом в леса. Уж как-нибудь пересидим мороз у костров в землянках, зато хоть от голода не околеем!

– Вот так и уйдете, оставив ваши дома на поругание самозванцу? – презрительно усмехнулся Газда. – Позволите татям сжечь то, что предки веками возводили?

– А что нам остается? – шумно вздохнул Авдей. – Плетью обуха не перешибешь! Не исполним того, что велит княжич, – без домов останемся, а выступим против него – головы утратим!

– Это смотря как выступать! – хмуро усмехнулся Харальд. – Помнится мне, Готланд не единожды отражал нашествие врагов с моря. А у Ганзы сил было поболее, чем у Радзивила!

– Да кто отражать-то будет?! – обескураженно развел руками войт. – Мы – народ мирный, оружия отроду в руках не держали. Да у нас и нет его, ты ведь помнишь, боярин, мы сказывали тебе в дороге…

– То, что оружия нет, не велика беда, – усмехнулся Дмитрий, – его смастерить можно. Распрямите косы, насадите на длинные древки топоры да вилы, чтобы сподручно было отбиваться от конных.

Забейте гвозди в цепы для обмолота зерна – вот вам и оружие против татар. Щиты нужны – выбейте донца из бочек да кадок, ремни к ним прикрепите. Долго такие доспехи не продержатся, но на одну битву вам их хватит!

Деревня обнесена частоколом, с трех осторон ее обступают болота. Как по мне, удобнее места для обороны не найти.

Вопрос в другом: хотите ли вы защищать землю предков или тщитесь надеждой отсидеться в лесах?

Боярин обвел взглядом собравшихся на площади крестьян. Среди них было немало дюжих мужей, но на каждого такого крепыша приходилось по трое ветхих старцев, подростков и мальчишек в возрасте до десяти лет.

Глядя на них, Дмитрий задумался над тем, имеет ли он право втравливать сих людей в войну с Радзивилом. Тем паче, что войско княжича численно превосходило население Милицы вдесятеро.

Боярин ведал, как одержать победу над воинством самозванца и не погубить идущих за ним бойцов. Но сперва стоило узнать, чего хотят сами крестьяне.

Измученные грабительскими поборами, они не видели иного спасения от войны, кроме бегства. Большинству из них было невдомек, что при верном приложении сил деревня могла не только выстоять в борьбе с Радзивилом, но и сломать хребет его войску.

Дмитрию жалко было упускать такой шанс, однако он знал, что сейчас все решает не его воля к победе, а решимость жителей Милицы сберечь от разорения отчий дом.

– А я тебя знаю, боярин! – донесся до него из толпы зычный, хрипловатый голос. – Однажды я помог тебе в поисках татя Волкича!

Пробравшись сквозь ряды селян, вперед вышел коренастый муж с каштановой бородой и такого же цвета густой шевелюрой. Его сопровождали двое парней, едва успевших выйти из отроческого возраста.

– Медведь? – произнес Дмитрий, узнав в нем охотника, полгода назад приведшего его с казаками к стану беглого душегуба. – Рад тебя видеть!

– А я вот не рад тебя видеть! – бросил на него угрюмый взгляд старатель. – Оттого, что знаю, к чему приводит твое появление в наших краях!

Помнишь старого Тура? Мудреца и знахаря, равного коему не сыскать было на всей Литве! Поддавшись на его уговоры, я помог вам отыскать убийцу Корибута, хотя мог сего и не делать!..

И к чему привела ваша погоня Тура? Он пал, сражаясь за то, чтобы Уния не подралась с Москвой!

Теперь ты вновь являешься к нам и хочешь, дабы литвины сложили головы за единство Унии! И, конечно же, знаешь, что многие из них заплатят за это жизнью! Многие, если не все!..

У каждого из нас сердце обливается кровью при мысли о том, что к утру здесь запылает пламя, обращая в пепел милые нам жилища! Но по мне, лучше утратить кровлю над головой, чем саму голову! К весне люди вновь выйдут из леса, отстроят на месте пожарища новые стены. В Милицу вернется жизнь…

А кто поднимет ее из пепла, коли литвины примут смерть от татарских мечей да сгорят в собственных избах? Нет, боярин, не подбивай мирный люд на войну!

Я здесь не местный. Зашел в деревню беличьи шкурки на крупу поменять, но, клянусь, Милица и мне дорога! И я не дозволю тебе погубить ее люд в чужой войне!

– В чужой войне, молвишь? – нахмурился Дмитрий. – А ты сможешь сказать, где заканчиваются чужие беды и начинаются свои? Если нынче не остановить Радзивила, он сожжет не один десяток селений, оставит без крова тысячи таких же литвинов, как вы!

Только у вас есть возможность одержать над ним победу, а у других ее не будет! Сбежав в леса, вы предадите не только предков, выстроивших сию деревню, а всех, кто падет от мечей Радзивиловой орды!

Да и сами вы едва ли спасетесь в чащобе! Минувшее лето было знойным, а это верная примета, что за ним последует злая, студеная зима.

Сколько из вас погибнет от мороза в сырых землянках? Сколько падет от волчьих зубов, от хворей? И хватит ли у тех, кто выживет, сил поднять по весне из праха новую Милицу?

Сбежав, вы, верно, оттянете свою гибель, однако ненадолго!

Осенью же в деревню вновь нагрянут сборщики налогов и возьмут с вас дань до последнего гроша! По силам ли вам будет выжить тогда?..

Я обещаю, коли вы согласитесь защищать Милицу, сделать так, чтобы погибших было меньше. Есть способы, побеждать недруга малым числом бойцов. Если бы у нас не было шансов на победу, я бы не заговорил с вами о том!..

– Ты и прошлой зимой красно молвил, убеждая Тура идти за тобой! – с болью вымолвил Медведь. – И где теперь Тур?!

– Не трогай память Тура! – взревел, сорвавшись со своего места, Газда. – Я был с ним до последнего вздоха, помню каждое его слово!

Он зрел грядущее, ведал, что его ждет погибель! Однако не дрогнул перед Косой, не отступил! А знаешь, почему? Оттого, что знал: его смерть поможет сберечь мир на земле!

Так и вышло! Тур пал в бою, однако бойни удалось избежать и тысячи христианских жизней уцелели! Может, вы до сих пор живы лишь потому, что Тур принес себя в жертву Миру?!

Ты же, не ведая правды, обвиняешь в его смерти боярина! А в чем его вина? Он головы своей не щадил, спасая всех вас от войны! Почитай, с того света вернулся!

А ныне Дмитрий готов идти с вами в бой, дабы Милица уцелела! Хотя ему, как московскому боярину, не должно быть дела до судеб литовских мужиков!..

Крестьяне, слушавшие горячую речь казака, подавленно молчали. Умолк и Медведь, не найдя возражений сказанному Газдой.

– Не обессудьте, братья! – вступил в беседу седобородый старец, слушавший перепалку пришельцев с Медведем. – Знаете, как мы жили до сей поры? Удалось избежать плети – мы и рады! Пережили зиму – и слава Богу! Обошел мор деревню – вот повод для счастья!

Уразумей нас, боярин! Мы устояли перед смертью лишь потому, что научились терпеть! Терпели прежде, стерпим вновь! Переждем в лесу лихолетье, вновь начнем поднимать Милицу, из руин…