Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 69 страниц)

Глава 34

Грядущее утро принесло Владыке Московии нежданную весть. Еще не стихли разговоры о подвиге Бутурлина и его друзей, помешавших убийству Государя, а по Столице уже разнеслась весть о том, что они обезвредили шайку насильников.

Первым человеком, коего узрел, проснувшись, Великий Князь, был Воротынский, доложивший ему о событиях минувшей ночи.

Московский люд, собравшийся у Лобного Места, требовал наказания татей, и Князь, наскоро облачившись, поспешил на площадь вершить суд.

Много времени он не занял. Свидетельств Бутурлина, Флориана и Газды, не говоря уже о самой Анфимьевне, с головой хватило, чтобы осудить насильников на битье кнутом и изгнание из Столицы.

Правда, среди горожан нашлось немало тех, кои мнили, что нельзя обвинять коренных москвичей, основываясь на показаниях беззаконного степняка и чужеземца-католика.

Но Князь рассудил по-иному, да и большинство народа было на стороне Дмитрия и его друзей. В довершение суда Иван, по просьбе Воротынского, объявил всей Москве, что не видит причин нарекать Анфимьевне за блудодейство или измену.

Сие признание Владыки было призвано оградить в дальнейшем Наталью от нападок и преследований горожан. Воротынский исполнил данное Дмитрию обещание снять осуждение с купчихи, ставшей жертвой чужеземных козней.

Покушение на Московского Государя не прошло для него даром. Во время суда помост, на котором восседал Иван, окружала густая цепь ратников, не допускавших толпу к Владыке, а на всех высоких строениях, откуда просматривалась площадь, бдела городская стража.

Но все же Властелину Московии было неуютно, и, едва завершился суд, он поспешил удалиться в свои белокаменные палаты. Тревога Ивана не укрылась от внимания его супруги.

– Я знаю, каково тебе, Княже, – с сочувствием произнесла она, – не каждый день враги покушаются на твою жизнь. При дворе моего отца убийство претендентов на трон было частым явлением, но я так и не смогла привыкнуть к сему…

– Знать бы, кто из недругов послал убийцу! – тряхнул головой Иван. – Я бы достойно отблагодарил его за науку! В сей раз мне грозила смерть от пули, чего следует ждать в грядущем? Тати могут подкупить моего постельничьего, чтобы тот удавил меня во сне, подослать куховара, коий подсыпал бы мне в яство цикуту!

– Не растравляй себе душу понапрасну, Княже! – положила ему руки на плечи Софья. – Гнев – плохой советчик. И если ты подчинишься ему, врагам будет легче управлять тобой…

Давай рассуждать трезво. Что нам известно о твоем несостоявшемся убийце?

– То, что он вольно владеет русской речью и ведает наши обычаи… – неохотно изрек Иван. – Возможно, он – отпрыск одного из мятежных Князей, изгнанных мной из пределов Московии за измену русскому делу…

– Возможно, – согласилась с ним Софья, – но у меня нынче другое на уме. Помнишь, что сказывал давеча о сем тате приятель Бутурлина?

– Степняк с дивно обритой головой? – уточнил Великий Князь.

– Он самый, – кивнула его жена. – Если мне не изменяет память, он рек, что лазутчик подбивал казачье войско идти в поход на Унию.

Иначе говоря, рассчитывал ослабить Польшу чужими руками. Но кому было выгодно ее ослабление? Лишь той державе, что грозит Польской Короне войной…

– Швеции? – поднял на супругу любопытный взор Иван.

– Я не уверена в том… – покачала головой Великая Княгиня. – Но согласись, Княже, шведам был на руку сей поход!

– Без сомнения! – прижал к губам ее ладонь благодарный Властелин. – Знаешь, Софьюшка, с твоим разумом тебе, а не мне следовало родиться Московским Государем!

– Мне для счастья достаточно быть подле Московского Государя! – скромно улыбнулась Софья. – И, когда сие нужно, помогать ему советом!..

– Светлейший Князь, к тебе боярин Воротынский! – возвестил своему Владыке придворный глашатай. – Молвит, что у него для тебя есть новость!

– Вот как? – приподнял бровь Иван. – За последние сутки новости сыпятся на меня, как из рога изобилия. Поглядим, что за весть принес боярин Михайло!

Воротынский явился к Владыке не с пустыми руками. Вслед за ним в княжью светлицу вошли двое гридней, один из коих держал в руках кожаную мошну, другой – длинный предмет, завернутый в рогожу.

– Что это, боярин? – спросил у Воротынского Иван.

– Ты должен сие узреть, Государь! – взволнованно произнес, поклонившись ему в пояс, распорядитель двора, – Бог свидетель, подобного творения я еще не встречал!

Гридни развернули рогожу, и глазам Князя предстала пищаль диковинного вида. Ее булатный ствол был помещен в деревянную трубку, придававшую ему сходство с посохом, а приделанное с помощью винтов ложе неопытный глаз мог принять за столярный рубанок.

Но больше всего Ивана удивил медный рычажок с вставленным в него обрывком запального фитиля. Не нужно было долго разглядывать его, чтобы понять: сей механизм позволял стрелку воспламенять пороховой заряд, не отвлекаясь от цели.

В прилагавшейся к пищали мошне хранилась дюжина свинцовых пуль и пара ключей, коими лазутчик свинчивал воедино разрозненные части сего хитроумного оружия.

– Искусная работа! – не смог удержаться от похвалы Великий Князь. – Это из нее в меня целился тать?

– Из нее самой! – подтвердил его догадку Воротынский. – Я дал оглядеть сию ручницу нашим оружейникам. Пусть поучатся у чужеземных мастеров! Может, и они сотворят подобную пищаль!

– Что ж, ты верно поступил, Михайло! – одобрительно кивнул ему Князь. – Будет хоть какой-то прок Московской Державе от покушения на мою жизнь! Это и есть твоя новость?

– Имеется еще одна, Государь! – торжественно вымолвил боярин, склоняясь над чудо-оружием. – Я могу сказать, в какой стороне оную ручницу произвели!..

Похоже, тать, целившийся в тебя, пожелал скрыть сие и запретил оружейнику класть на пищаль клеймо. Но того подвело честолюбие, и он нарушил запрет. Впрочем, клеймо на свое изделие он поставил так, чтобы заказчик о нем не догадался. Я сам нечаянно его обнаружил!

Сказав это, Михайло отвинтил колпачок, закрывавший казенную часть пищали, и повернул его тыльной стороной к своему Владыке. На очищенном от пороховой гари донце колпачка был отчетливо виден травленный обрис лебедя.

– Верно, клеймо… – задумчиво протянул, разглядывая его, Иван. – Ты не расспрашивал наших оружейников, чей это знак?

– Уже разузнал! – Воротынский лучился радостью, как мальчишка, коему отец-ратник впервые позволил надеть свой шелом. – Лебедь – герб известной в Стокгольме оружейной мастерской!

Иван и Софья переглянулись между собой. Княгиня не смогла сдержать торжествующей улыбки.

– То, что ты свершил, достойно награды, – произнес, обращаясь к боярину, Иван, – я не забуду твоей услуги!

– Если уж кого и награждать, то Бутурлина и его компанию! – усмехнулся Воротынский. – Они добыли пищаль, я лишь распознал клеймо…

– Если награждать сию троицу за все их добрые дела, моя казна опустеет, – грустно вздохнул Князь, – ибо они за неделю принесут державе больше пользы, чем иные бояре за целый год!

Мне даже грустно, что завтра Бутурлин с друзьями покинет Москву…

Но нынче, когда мы знаем, кто подослал ко мне убийцу, нельзя сидеть сложа руки. Мы нанесем недругу удар, да такой, чтобы он содрогнулся! И нанесешь его ты, Михайло! Разумеешь, о чем я?

– Как не уразуметь! – расплылся в довольной улыбке боярин, догадавшись, куда клонит Владыка. – Завтра же поутру и грянем! Устроим праздник Столице!..

* * *

…После оглашения княжеского приговара Бутурлин с друзьями направился в усадьбу. Зрелище бития кнутом не доставляло радости боярину и его побратимам. С них довольно было сознания того, что негодяи понесли ответ за свершенное зло.

Но Газде было неспокойно на душе. В мыслях он рвался к женщине, нежданно покорившей суровое казачье сердце. Завтра ему предстояло покинуть Москву, и Петр не мог перед отъездом не перемолвиться с Натальей.

– Куда это ты собрался? – полюбопытствовал Дмитрий, глядя, как он охорашивается и оправляет кафтан.

– Да есть одно дело… – уклончиво ответил казак. – Не беспокойся обо мне, брат. Я скоро возвернусь!

– Может, поедем вместе? – предложил ему Бутурлин, догадавшийся, о каком деле рек его приятель. – По дороге тебе могут встретиться родичи злодеев, против коих ты нынче свидетельствовал на суде…

– Пусть встретятся! – многообещающе улыбнулся Газда. – Кулаки и сабля при мне, так что я готов к беседе!

Вскочив в седло, он дал плети коню и вылетел за ворота усадьбы.

– Гляди, не наломай дров! – напутствовал его Дмитрий.

– Не наломаю!.. – донеслось до него уже с улицы.

– Как мыслишь, не наломает? – с сомнением вопросил боярина Флориан.

– Надеюсь, что нет, – пожал плечами Бутурлин, – до сих пор Господь был к нему милостив. Будем его молить, чтобы уберег Петра и на сей раз!..

Путь к подворью Анфимьевны для казака обошелся без приключений, однако на подходе к ее дому Газду ждала неприятная встреча.

Хозяйку двора он застал у ворот за разговором с каким-то степенным бородачом, с первого взгляда не понравившимся казаку.

– Ты уж не взыщи с нашего рода! – долетел до Газды обрывок его фразы, обращенной к женщине. – Кабы я знал, что задумал Фрол, ни за что бы не отпустил его к тебе!

От меня же ты слова худого не услышишь. Если будет в чем надобность, всегда можешь ко мне обращаться…

– Не будет у нее надобности в тебе! – резко оборвал московита, спешиваясь, Газда. – У вас одалживаться – себе дороже!

– Кто сей муж, Наталья? – вперил в казака угрюмый, медвежий взгляд бородач. – По какому праву, степняк, ты лезешь в чужой разговор?

– Сей муж спас мою жизнь и честь! – с достоинством ответила Анфимьевна. – Вступился за меня перед твоим братцем и его сворой!

– Полно притворяться, будто не ведаешь, кто я! – насмешливо осклабился Газда. – Мы с тобой, почтенный, уже встречались!

Не ты ли давеча на суде громче всех кричал, что у пришлых степняков нет права свидетельствовать против коренных москвичей?

– Кричал, и что с того? – важно подбоченился купец. – Имею право! Чтоб ты знал, я – Тит, деверь Натальи и брат Фрола, на коего ты возвел напраслину!

– Напраслину? – изумленно приподнял бровь казак. – Хочешь молвить, что сей ночью твой братец не пытался обесчестить и убить твою сноху?!

– Сие не твоего ума дело! – поморщился Тит. – Мы, московиты, сами во всем разберемся…

– Как разобрались с Прасковьей? – вопросил его Газда.

– Слушай, парень, – шумно засопел купец, – что тебе до Прасковьи? Ты у нас проездом, вот и поезжай по своим делам!

Не люб ты Москве!..

– А ваши деяния, ей, значит, любы?

– Мы здесь все свои, ты же – чужак, – хищно прищурился Тит, – а чужаков у нас не любят. Могут и ножом промеж ребер угостить!

– Ну так угости меня! – глаза казака сверкнули грозным огнем. – Или ты лишь на словах горазд?

Побагровев от гнева, Тит двинулся к Газде с кулаками, но, встретив его взгляд, передумал вступать в драку.

– Пойду я, Наталья, – произнес он, смерив казака неприязненным взором, – в другой раз потолкуем…

– Ступай, почтенный! – бросил ему вдогонку Газда. – Гляди, о бороду не споткнись!

Анфимьевна прыснула смехом.

– Спасибо, что отвадил Тита, – с благодарностью произнесла она, – он мне самой не по сердцу. Женат, дети имеются, а когда на меня глядит, глаза у него, что у кота, узревшего сметану…

– Гонять нужно таких котов! – в сердцах тряхнул чубом Газда. – Не верь ему!

– Не верю, – с улыбкой кивнула своему спасителю Наталья. – Как ты после удара кистенем?

– Пустое! – отмахнулся Петр, заметивший кровоподтек на скуле Анфимьевны. – Сама-то, как, голова не болит?

– Да уже ничего! – подняла на него взор Наталья. – За пару-тройку дней пройдет…

– Я уже отплатил ударившему тебя ироду! – уверил ее казак. – Даже не сомневайся…

– Я и не сомневаюсь! – улыбнулась она. – Видала, как Пафнутий держался за разбитый нос…

– Что там нос! – не выдержал переполняющей его страсти Газда. – Да я за тебя жизнь отдам!..

Он смолк, встретившись с ней глазами. Во взоре Натальи была какая-то детская доверчивость, смешанная с изумлением и грустью. Она впервые встретила мужчину, способного отдать за нее жизнь. Ей было одновременно радостно и больно.

– Боюсь, я не стою того, – смущенно вымолвила она, – я не такая, как ты мнишь обо мне…

Ко мне часто приходят грешные мысли, с коими я не могу совладать. Моей плоти нужно то, что порицает святая церковь…

– И Бог с тобой! – перебил ее Газда. – Поверь, если мы будем вместе, я сумею дать твоей плоти все, чего она пожелает!..

– Дело не в том лишь, – печально вздохнула женщина. – Те, кто величал меня блудницей, отчасти правы. Я и впрямь не устояла тогда перед речами татя…

– Не кори себя понапрасну, – улыбнулся ей Петр, – сей бес околдовал не одну тебя – многих! Знаешь, сколько народу пало, купившись на его уверения в дружбе? Не перечесть!

Смогу ли я в чем тебя упрекнуть, коли и сам поддался на его посулы? Не так давно он пообещал моему народу помощь в войне с ляхами, а после предал нас, оставив без подмоги наедине с врагом!

Так что, если мне суждено будет встретить татя, я рассчитаюсь с ним за все его грехи! И за твою обиду тоже!..

– Не знаю, свидимся ли мы еще с тобой, – смущенно потупил взор казак, – но я хочу, чтобы ты знала: мне без тебя не жить!..

Когда он вновь поднял глаза на женщину, ее взгляд по-прежнему был полон грусти и удивления. Но теперь к ним добавилось новое чувство – нежность.

После встречи с татем, подло воспользовавшимся доверием Натальи, ей казалось, что она уже никогда не сможет верить мужчинам. Но, глядя в глаза Газды, столь шумно и нежданно ворвавшегося в ее жизнь, она почуяла душой, что истинная любовь, о которой она столько грезила, возможна.

И поступки казака, и взор, в коем было все, недосказанное им, подтверждали его слова, не оставляя в женской душе места для сомнений. И Наталья вдруг ощутила, как в сердце ее пробуждается ответная страсть.

Почему-то лишь сейчас в глаза ей бросился медный крестик на шее Газды, коего она раньше не замечала.

– Знаешь, впервые увидев тебя, я подумала, что ты – нехристь, вроде турок или татар, – промолвила она, не зная, как сказать о своем чувстве, – а выходит, ты – православный!

– Что ж, люди часто ошибаются! – улыбнулся ей в ответ Петр. – То для меня не дивно. Зато теперь ты знаешь обо мне правду…

Ему хотелось шагнуть навстречу Наталье и обнять ее. Глаза женщины говорили, что и ей хочется того же, однако влюбленные так и не решились сделать сей шаг.

В памяти обоих были еще свежи события минувшей ночи, и они опасались, давать Москве повод для новых сплетен и пересудов.

– Я буду ждать тебя, – тихо, но твердо произнесла Наталья, – сколько будет нужно. И впредь не впущу в сердце иного!

Глава 35

Погожим августовским утром Бутурлин и Газда покинули Москву вместе с отрядом Флориана. В знак почтения к Дмитрию и его друзьям их провожал старший боярин Воротынский.

Ратники у городских ворот были наслышаны о подвигах лихой троицы, и во взорах стражи, обращенных к Бутурлину и его гостям, читалось немое уважение.

Миновав внешнюю стену, окружающую московские пригороды, маленький отряд поднялся на ближайший холм, откуда хорошо были видны окрестности. Здесь Дмитрию предстояло расстаться с распорядителем Княжеского Двора и выступить в путь к далекой Литве.

– Ну, вот и закончился твой отдых! – тяжко вздохнул, обращаясь к нему, Воротынский. – Без малого месяц пролетел, как один день!

– Мне хватило отдохнуть, – ответствовал Дмитрий, – жаль только, с друзьями-боярами не удалось повидаться!

– На то есть причина! – важно кивнул ему Михайло. – Приятели твои державе служат, кто где…

Усов с Булавиным – на меже с Диким Полем, где ты недавно и сам побывал. А Орешников – тот ныне в польской крепости обретается, близ ливонской границы.

Еще тогда, зимой, когда все мы гостили в Самборе, Польскому Королю пришлась по нраву Гришкина меткость в стрельбе из лука. Он, помнится, дважды умудрился стрелой предыдущую стрелу, засевшую в мишени, надвое расколоть.

Вот Ян Альбрехт и обратился к Великому Князю с просьбой: «Дай-ка мне на время сего молодца, чтобы обучил моих увальней премудростям стрельбы! А Государю не с руки было ему отказать. Сам помнишь, наша дружба тогда трещала по швам! Чуть было не поссорились с Королевством!..

Чтобы уверить Короля в миролюбии Москвы, Великий Князь повелел Гришке остаться в Самборе и исполнять то, что скажут поляки. А им угодно стало отрядить Орешникова к Ливонскому кордону.

Там он по сей день наставляет жолнежей, как разить мишень. Только вот не знаю, пойдет ли им впрок учение. Поляк, он ведь больше привык копьем таранить врага, чем управляться с луком да стрелами…

– Отчего же не пойдет? – пожал плечами Дмитрий. – Флориан, за месяц овладел сей премудростью, освоят ее и другие.

– Может, и освоят, – не стал спорить боярин, – дай лишь Бог, чтобы та наука против нас самих в грядущем не обернулась!..

Флориан, слыхавший их разговор, снисходительно усмехнулся. Вспыльчивый от природы, он все же умел держать в узде чувства и без крайней нужды не отвечал на колкости и замечания московитов.

– Что ж, пора мне с вами расставаться! – протянул со вздохом Воротынский. – Жаль, Митя, что не договорились мы с тобой о главном…

Впрочем, пути Господни неисповедимы. Может, ты еще одумаешься и вспомнишь об Аглае…

– Ну вот, опять за старое, – грустно улыбнулся Бутурлин, – мы с тобой уже толковали о том!

– Толковали… – эхом отозвался боярин. – Что ж, насильно мил не будешь. Как бы там ни было, я вновь буду рад видеть тебя на Москве!

– И тебя тоже! – обернулся он к Газде. – Скажу без утайки: удивил ты меня храбростью, степняк!

– У меня есть одна просьба, боярин, – посетила казака нежданная мысль, – скажи, сможешь ли исполнить?

– Смотря о чем попросишь, – рассудительно ответил Михайло, – сказывай, чего надо, а я уже решу, исполнять или нет…

– Приглядишь за Натальей, чтобы ее не обидели, пока меня не будет на Москве?

– Выходит, я был прав! – лукаво подмигнул ему боярин. – Полонила все-таки Анфимьевна твое сердце!

– К чему скрывать, полонила! – не стал запираться казак. – Ну так что, боярин, исполнишь мою просьбу?

– Так уж и быть, пригляжу! – широко улыбнулся Воротынский. – Не тревожься, парень! Никто не тронет твою зазнобу!

Они уже собирались разъехаться, но тут внимание Дмитрия привлекла процессия, показавшаяся вслед за ними из ворот Столицы.

На крепко сбитых повозках, запряженых коренастыми лошадьми, восседали люди, чье платье так же, как и оружие, выдавало в них чужеземцев. Во главе отряда на рослом соловом жеребце выступал воин огромного роста с развевающейся на ветру седой гривой и заплетенной в косицы бородой.

Под стать сему исполину был его привешенный к седлу двуручный меч, едва не достигавший пяткой ножен земли.

Спутники седобородого воина не уступали ему в вооружении.

Сразу было видно, что это – закаленные бойцы, успевшие побывать не в одной сече. О том свидетельствовали их шрамы на руках и лицах, а также взоры, пылающие воинственным огнем.

Но к решительности в глазах воинов примешивалось чувство, кое они тщетно пытались скрыть от окружающих. Сим чувством была досада. Похоже, они покидали Москву не по своей воле.

– Шведы… – произнес Бутурлин, глядя вслед повернувшему к северу обозу. – Куда они направились в такую рань?

– В родные края! – не скрывая радости, сообщил ему Воротынский. – Давно уже пора было выпроводить из державы оглоедов, да вот повода не могли найти!

Нынче же, когда Государю стало известно, что тать, целившийся в него из пищали, – швед, он решился прогнать с Москвы сей заморский сброд. Полно им объедать Столицу! В мирное время от чужаков все одно нет пользы, а начнется война – глядишь, еще в спину ударят!

– Что ж, Великий Князь поступил мудро, – согласился с боярином Дмитрий, – в канун войны со Швецией опасно держать на Москве шведских наемников! Кем мыслите их заменить?

– Свято место пусто не бывает! – осклабился Воротынский. – Своих молодцов призовем! Умельцев наводить пушки да камнеметы у нас и у самих в достатке!..

Не зря я посылал ратных людей подглядывать, как шведы управляются с орудиями, так что теперь они и сами не оплошают. Нет в пушкарной науке ничего такого, чего бы русский ум не мог постичь!

– Могу тебе пожелать лишь удачи в сем деле! – напутствовал его Бутурлин. – Только прежде чем упражняться в стрельбе, приглядись, не осталось ли после шведов какого подвоха…

– Даже если бы они пожелали оставить подарки, им на сие не хватило бы времени. Я ведь по уму все сделал!

Слова боярина не были досужей похвальбой. Дмитрий знал, что

в часы опасности Воротынский умел действовать быстро, но рассудительно.

– Едва занялась заря, мы с луками да пищалями нагрянули в слободу, где угнездились сии тати, – продолжал повествование боярин, – разбудили, велели всем покинуть избы, в коих они были расселены.

Пока шведы отходили от сладких снов, я огласил им повеление Московского Владыки убираться из Столицы. Многие не поверили моим словам, решили, что я вздумал шутить.

Когда же до татей дошло, что с ними толкуют всерьез, иные из них впали в ярость. Кое-кто даже мечи из ножен потянул. Да только мне не впервой подавлять бунты. Знаю, как повести дело, чтобы огонь угас, не разгоревшись!

Велел я московским лучникам направить стрелы на шведов и наказ дал прикончить всякого, кто оружие поднимет. А дорогим гостям растолковал, что выбор у них невелик. Или, получив в казне кошель серебра, убраться восвояси, либо же навсегда остаться гнить в московской земле.

Когда тебе предлагают выбрать между деньгами и смертью,

самые горячие головы выбирают деньги. Тем паче, что нас было втрое больше.

Если бы шведы предпочли деньгам битву, половина их полегла бы, не добежав до моих стрелков. Силу давит большая сила, а лук побеждает меч. Так-то!

Старшие над ними то сразу уразумели. Перемолвились с земляками, пояснили им, что нет иного выхода, как возвращаться восвояси.

Поворчали кафолики себе под нос, да делать нечего! Стали вязать пожитки в узлы. Скоро в дорогу собрались, я и сам не ждал от них такого проворства. Теперь вот покидают Столицу!

В себя придти не могут от того, что утратили кормушку. Оно и не мудрено! Сладко было пить медовуху, портить московских девок да меч поднимать на коренных москвичей!

А нынче сидят на возах и тащатся через всю Русь в родные пределы, где их, по правде молвить, и не ждут!

Тут кто хочешь затоскует!

– Я бы на твоем месте не спешил радоваться, – задумчиво произнес Бутурлин, – раненый зверь бывает опаснее здравого. Ты их больно уколол, теперь жди ответа!

– Я предусмотрел сие, – важно выпятил губу Воротынский, – и принял меры. Вот, погляди, Митя!..

За шведским обозом следовал отряд московских ратников в полном вооружении. Глядя на конных бойцов с луками у седел, Михайло самодовольно усмехнулся в усы.

– Это для того, чтобы у шведов не было соблазна грабить в пути странников да окрестные деревни, – пояснил он Бутурлину, – мои люди проводят татей до ближайшей заставы, а там их встретит местная рать. Так, глядишь, и доберутся до родной земли!

– Что ж, сия мера не будет лишней, – согласился с Воротынским Дмитрий, – только не мало ли людей ты отрядил, для сопровождения?

– Не мог же я послать с ними всю московскую конницу! – рассердился боярин Михайло. – Ты, Митя, бди, да не перебдевай!

– Уж лучше перебдеть, чем недобдеть! – развел руками Бутурлин.

– А ты что молвишь, Вольный Человек, – обратился Воротынский, к Газде, – что тебе сказывает твое чутье?

– То, что опасную игру ты затеял, боярин, – покачал чубом казак, – дай Бог, чтобы все кончилось добром!

– Сговорились вы все, что ли, меня пугать? – тяжело вздохнул старший боярин. – И что за привычка такая – портить другим настроение…

Ладно, други, пора мне возвращаться на Москву, а то у меня дел по горло. Не поминайте лихом!

Стегнув коня плетью, он поскакал в сторону городских ворот.

– Скажи, ты и впрямь почуял беду? – вопросил Газду Бутурлин.

– Я всегда ее чую, – пожал плечами казак, – только боярину сего не втолковать!

– Будем надеяться, что Господь не даст свершиться несчастью, – ободрил друзей Флориан.

– Что ж, будем надеяться, – кивнул ему Бутурлин, – надежда – это то, что у нас не отнять никакому врагу!

* * *

– И угораздил же меня бес потащиться за тобой к Анфимьевне! – простонал, морщась от боли, Пафнутий. – Не явились бы к ней среди ночи – сидели бы нынче в своих избах да бражку попивали!..

– Не скули, собака! – резко оборвал его Фрол. – Когда тебе нужно было осрамить Прасковью, сам ко мне прибежал за подмогой! А ныне у тебя Фрол во всем виноват!

Кто мог знать, что к Анфимьевне припрется степняк, с коим водит дружбу Бутурлин, а следом нагрянет и сам боярин вместе с поляком?!

– Ты был у нас за старшего, тебе и знать полагалось! – плаксиво ответил, шмыгнув сломанным носом, Пафнутий. – А теперь как нам быть? Мало того, что бока расписали кнутом, так еще с Москвы прогнали, яко татей!

– Что толку от твоих причитаний?! – вышел из себя Фрол. – Раз уж так сталось, нужно не рыдать, а думать, как нам быть дальше!

Изгнанные поутру из Столицы Великого Княжества, насильники сидели на придорожной коряге, рассуждая о том, как им выйти из своего бедственного положения. Но ничего утешительного на ум лиходеям не шло.

Все, что им оставалось, – это проситься на постой в одну из подмосковных деревень в надежде пересидеть там опалу. И, как обычно бывает с такими людьми, ни тот, ни другой не винили в случившемся себя.

В их бедах, конечно же, были виновны развратница Анфимьевна, бритоголовый бес-степняк и, естественно, Бутурлин, вмешательство коего в события помешало им прикончить Наталью и Газду.

– Берегись же, боярин, – зло проворчал, брызгая слюной сквозь остатки зубов, Фрол, – будет время, когда я припомню тебе сию ночь!..

– К чему ждать случая? – раздался у него за спиной звонкий молодой голос. – Ты сможешь расплатитьсся с боярином за свои обиды прямо сейчас!

Вздрогнув от неожиданности, тати обернулись на голос. Прямо перед ними на степной лошадке восседал верховой, одетый в неброское дорожное платье.

С левой стороны к его поясу была привязана кривая сабля, с правой – колчан, полный стрел. В руках всадник держал лук, из-за кушака его выглядывала резная рукоять кинжала.

Лицо верхового невольно приковало к себе внимание изгнанников. Смуглое, по-юношески безбородое, оно отличалось дивной, непривычной для Московии красотой.

Острые скулы, чуть вздернутый нос, насмешливая улыбка, обнажавшая ряд безупречно ровных зубов, крутой изгиб черных, как смоль, бровей явно выдавали его татарское происхождение.

Но еще больше татей поразили глаза молодого воина. Огромные, ярко-синие, они пылали такой яростью, что, встретившись с ним взглядом, злодеи невольно опустили свои.

– Язык проглотил? – осведомился у притихшего Фрола всадник. – Ты не ослышался. Судьба дарует тебе шанс поквитаться с Бутурлиным!

– Скажи, что для сего нужно, я исполню… – осторожно вымолвил Фрол, исподлобья поглядывая на бог весть откуда взявшегося верхового.

– Проведи меня На Москву, – ответил тот, – и, я обещаю, Бутурлин поплатится за свои злодеяния!

– На Москву? – переспросил озадаченный предложением незнакомца Фрол. – Боюсь, сие нам будет не по силам…

– Что так? – насмешливо подбоченился в седле наездник. – Духа недостает?

– Да как же мы проведем тебя на Москву, когда нас самих оттуда изгнали! – вступил в разговор Пафнутий. – Погляди на мою спину! Кнутом расписана, места живого ироды не оставили…

А все из-за него, Бутурлина! Он не дал нам покарать блудницу, честь рода моему приятелю восстановить! Да будь у нас возможность, мы бы сами боярина ломтями настрогали!

– Да и нет нужды пробираться в Столицу, – добавил, Фрол, – Бутурлина там тебе не сыскать. Он еще поутру выехал из Москвы!

– Куда выехал? – подался вперед незнакомец, сверля негодяя пронзительным взором. – Гляди, обманешь – не сносить тебе головы!

– Какой мне прок в том, чтобы тебя обманывать? – недоуменно пожал плечами Фрол. – Разве ты не слыхивал, что рек мой приятель? Да мы сами не меньше тебя желаем смерти боярина!

– Допустим, я вам верю, – молвил после недолгого раздумья незнакомец, – и куда направился Бутурлин?

– Он выехал с посольским отрядом Унии на Литву, – припомнил утренние события, предшествовавшие его изгнанию, Фрол, – а значит, движется на запад…

– Если отправишься по его следу нынче же, то к вечеру догонишь! – добавил к сказанному дружком Пафнутий. – Только, если свидишься с боярином, не говори ему, что это мы подсказали, где его искать! Мало ли что…

– Не бойся, не скажу! – по губам незнакомца пробежала презрительная усмешка. – Когда мы встретимся, нам и без того будет о чем толковать!

Он развернул коня, чтобы выехать на дорогу, ведущую к Литве.

– Стой, погоди! – окликнул его Фрол. – Ты хоть имя свое скажи!

Должны же мы знать, кому помогаем…

– Имя? – прищурился, обернувшись в седле, дивный всадник. – Что ж, у вас есть право узнать его!

Он тряхнул головой, сбросив железную мисюру с кольчатой бармицей, и тугие угольно-черные косы упали незнакомцу на спину и плечи.

– Баба!!! – охнули в один голос Фрол и Пафнутий.

– Еще раз услышу подобное – снесу головы обоим! – с холодной злостью в голосе произнесла обладательница кос. – Я – Надира, дочь Хозяина Степи Валибея! Надеюсь, сие имя напомнит вам о многом!

Она хлестнула коня плетью и, прежде чем оторопевшие тати пришли в себя от изумления, понеслась по дороге, ведущей на запад.

– Как мыслишь, если она догонит Бутурлина, кто из них кого прикончит? – полюбопытствовал у друга Пафнутий, когда наездница скрылась из виду.

– Тебе больше не о чем думать? – криво улыбнулся беззубым ртом Фрол. – По мне, так пусть загрызут друг друга!

– Хорошо было бы! – согласился с ним Пафнутий.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

О том, что сталось дальше с героями романа, какие испытания, радости и потери ждут их в грядущем, вы узнаете во второй части романа, которая уже на подходе. Впереди у Польши и Руси – война с хитрым, безжалостным врагом. Чем завершится миссия Бутурлина в Литве и удастся ли ему встретиться с Эвелиной?

Об этом повествует «ПРОТИВОСТОЯНИЕ»!