Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 69 страниц)

Отчасти сохранили независимость Тверь с Рязанью, да на севере Руси еще шумели на вечевых сходках вольные Новгород и Псков.

Иван взял на себя труд сшить воедино разрозненные части Руси, дабы, стоя на них, отвоевывать захваченные прежде недругами земли…

Все это время Софья была рядом с мужем. Мало кто верил в успех Князя Московии, она же истово молилась Господу о победе супруга на поприще мира и войны.

Княгиня видела, как прежний белокаменный Кремль сменили кирпичные муры, не боящиеся стенобитных орудий, как на оружейном дворе отлили из меди орудие, превосходящее дальностью выстрела иноземные камнеметы…

Софья дождалась дня, когда Князь выступил в поход под знаменем былой Византии. На устах ее играла улыбка, в глазах блестели слезы. В тот миг она возносила благодарность Небу за то, что оно ей послало в мужья человека, способного осуществить ее мечты…

Теперь этот человек вновь нуждался в ее поддержке. Софья знала о том, что гложет ее супруга, и раздумывала, чем сможет ему помочь.

– Не спится, Княже? – с улыбкой промолвила она. – Скажи, что лишило тебя покоя!

– Да так, княгиня! – болезненно усмехнулся Иван. – Думы скорбные одолевают, и нет от них спасения…

– И о чем же сии скорбные думы? – склонила ему голову на плечо Софья. – Поведай мне, может, я смогу развести твою скорбь!

– Увы, Софьюшка, сие – не в твоей власти! – тяжело вздохнул Князь. – Ты сама знаешь, сколь многим я обязан Бутурлину. Минувшей зимой он спас мир между Унией и Москвой, более того, спас мою честь. Да и жизнь спас тоже, чего уж там таить!..

И чем я воздал боярину за его службу? Отправил в самое пекло, на юг, где он едва не сложил голову!

А все почему? Потому что не пожелал вновь ссориться с польской Короной…

Ян Альбрехт и его супруга хотели выдать княжну Корибут за выходца из королевского рода, чтобы наследство Эвелины осталось в их руках. А тут Бутурлин со своей неуместной любовью!

Он словно помешался на мысли о браке с княжной, был согласен взять ее в жены без приданого. Она тоже решилась отдать наследство родичке, но Ягеллонам сие пришлось не по вкусу.

Король Польши мнил покойного Корибута своим другом и не желал обрекать его дочь на жизнь с чужеземным бедняком. Его не смутило даже то, что княжна сама была готова отречься от титулов и богатства, лишь бы остаться с Бутурлиным!..

– Бедная девочка! – по лицу Софьи пробежала грустная улыбка. – Неужели Владыка Польши не внял ее мольбам, слезам?

– Да уж, не внял! – в голосе Ивана звучала неприкрытая горечь. – Любовь княжны для Короля – не более, чем блажь глупой девчонки, не сознающей своей выгоды!

– А что ее любовь для тебя? Что для тебя чувства Бутурлина?

– Спроси чего легче, Княгиня! Разве державные мужи, принадлежат себе, разве могут полагаться лишь на сердце, распоряжаясь судьбами подданных?..

Ускользнув от Бутурлина в Диком Поле, немчин, поставлявший стрелы Валибею, подался на Литву. Боярин хочет отправиться за ним, чтобы завершить порученное мной дело…

Я же знаю, что, оказавшись на землях Унии, он станет искать встречи с княжной, и один Господь ведает, чем закончатся его поиски!

Может статься, что он прогневит Польского Короля, и тогда дружба меж нашими державами вновь пошатнется. А мне бы сего не хотелось.

Погляди, сколько недругов кругом! Так и норовят вцепиться в горло. Пока Уния не испытывает к нам вражды, мы еще можем отбиться от Великой Степи, да и от набегов с севера тоже…

А случись, что Польша да Литва повернут против нас мечи, что тогда? Я не могу рисковать благом всей державы ради счастья своего стольника и дочери Корибута!

– Ты мнишь, сватовство боярина способно разрушить твою дружбу с Ягеллонами… – задумчиво произнесла Софья. – а что, если выйдет наоборот?

– Что ты хочешь сказать, Княгиня? – поднял на нее удивленный взор Иван.

– Тевтонец явно отправился на Литву чинить козни Польской Короне. И если твой вассал остановит сего вредителя, Владыка Польши будет лишь благодарен тебе за это…

Если же боярину не повезет, Король, по крайней мере, оценит твою помощь и не станет ссориться с тобой!

– Умно, ничего не скажешь! – воспрянул духом Иван. – Но, одолев тевтонца, Бутурлин вновь попросит у Яна Альбрехта руку Эвелины!

– А Королю, после всех свершенных боярином дел, будет трудно ему отказать! – рассмеялась Софья. – Взбодрись, Княже, из сей битвы мы выйдем победителями!

К тому же, отправив боярина в погоню, ты не нарушишь обещания, данного Королю прошлой зимой. Полгода, в течение коих ты обещал придержать Бутурлина на Москве, как раз миновали.

– Минуют через неделю… – поправил супругу Князь.

– Вот и ладно! – улыбнулась Великая Княгиня. – Пусть боярин

отдохнет неделю в родных стенах. А там поглядим!

Глава 17

Перед порогом лазарета Эвелина на миг замерла в нерешительности. Ей предстоял разговор с человеком, ценой своего ранения спасшим ей жизнь, и княжна никак не могла подобрать слова благодарности.

Все фразы из книг по этикету казались ей выспренными и слишком далекими от жизни, чтобы ими можно было выразить признательность спасителю. Смущало девушку и другое. Ей предстояло войти в покои молодого мужчины, что, с точки зрения придворной морали, казалось предосудительным.

Правда, у ложа Ольгерда постоянно дневал слуга, исполняющий обязанности сиделки, а подле Эвы присуствовала ее служанка Дорота, но все же на душе у княжны было неуютно.

Собрав все отпущенное ей Богом самообладание, девушка нашла силы взяться за медное кольцо и постучать им в дверь лазарета.

Дверь отворилась, и на пороге возник слуга молодого шляхтича. С учтивым поклоном он отступил перед княжной, и Эва вошла в пристанище своего спасителя. Ольгерд покоился на ложе у окна.

При виде девушки он хотел встать, но свежие раны напомнили о себе, и рыцарь, застонав, вновь опустился на перину.

– Простите, княжна! – произнес он, тщетно пытаясь скрыть от нее свое волнение и боль. – Мне подобало встретить вас стоя, но сие, к великому моему сожалению, пока невозможно!

– Лежите, лежите! – поспешила успокоить его Эвелина. – Я вас не потревожу. Мне лишь хотелось узнать о вашем здоровье…

– Благодарю, вельможная княжна, за заботу! – бледное лицо Ольгерда на миг озарилось улыбкой. – Мои раны заживают, я уже иду на поправку…

Шляхтич явно преувеличивал свои успехи на почве выздоровления, и это не укрылось от внимания Эвелины.

– Я принесла вам бальзам для заживления ран, – приняв из рук Дороты склянку с целительной мазью, княжна поставила ее на столик рядом с постелью раненого, – мне еще по весне его привез друг, но вам он сейчас нужнее…

А это для услады вкуса, – обернувшись к Дороте, княжна знаком велела ей передать слуге шляхтича корзину с фруктами, – надеюсь, сей виноград и яблоки скрасят ваш досуг…

– Вы очень щедры ко мне, княжна, – прижал руку к сердцу в благодарном жесте Ольгерд, – не знаю, смогу ли я вас отблагодарить…

– Не стоит благодарности, – робко улыбнулась Эвелина, – это меньшее, что я могу для вас сделать!

Глаза их встретились, и девушка невольно опустила взгляд. Раненый рыцарь напомнил ей чем-то Бутурлина, и это сходство больно укололо ее сердце. Та же затаенная печаль в глазах и голосе, доходящая до самопожертвования, способность к заботе о ближнем, что и у ее возлюбленного.

Подобно Дмитрию, молодой шляхтич не был красавцем, но в его облике присутствовало нечто, вызывающее доверие с первого взгляда. Сходство с московитом ему придавали также вздернутый нос и широкие скулы. Но глаза и волосы у Ольгерда были темные, и бороды он не носил.

Смутившись невольным сравнением, Эва поспешила удалиться из лазарета, но шляхтич окликнул ее на пороге.

– Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, княжна, – произнес он, приподнявшись на локте, – будьте счастливы!

– И вы будьте счастливы, рыцарь, – ответила Эвелина, окончательно смутившись, – благодарю за мое спасение. Храни вас Бог!

* * *

– Хороша наследница! Вот удружила так удружила! – напустился на дочь после ее возвращения с охоты старый Радзивил.

– В чем моя вина, отец, я что-то сделала не так? – состроила недоуменную гримасу Барбара.

– Что-то?! – от возмущения Магнат едва не потерял дар речи. – Разве я не наказывал тебе оставить в покое княжну Корибут?

И как ты исполнила мой наказ? При первом же удобном случае попыталась ее убить?!

– Я вовсе не пыталась убить княжну!.. – не задумываясь о словах, соврала плутовка. – Я хотела ей помочь…

– Помочь? – замер на миг сраженный наглой ложью дочери Радзивил. – Это ты, со своей ненавистью к Эве?!

И чем же ты ей помогла? Тем, что бросилась наперерез, не давая уйти от вепря?

– Я хотела ударить зверя копьем, но не справилась с лошадью!.. – продолжала отчаянно лгать Барбара.

– Моя дочь, обгоняющая на скачках мужчин, не справилась с лошадью! – воздел очи горе Князь. – Кого ты пытаешься обмануть, негодница?

Знай, мне все известно о твоих похождениях. Сапега рассказал в подробностях, что ты натворила сегодня на охоте!

– Вот оно что! – скривила губы в презрительной усмешке злыдня. – Сей старый пень вновь лезет не в свои дела!

– Сей старый пень мог донести на тебя Королеве. Но из уважения к нашему роду поведал о случившемся лишь мне! Моли Господа, чтобы кто-нибудь другой из придворных не уведомил Государыню о твоей выходке!

И не смей мне лгать, что хотела выручить Эвелину. У всякого вранья есть свой предел!

– Да, я хотела ее смерти! – не видя путей к отступлению, сбросила маску наивности Барбара. – Я желала воспрепятствовать ядовитой змее вползти тихой сапой в нашу семью!

И разве смерть от клыков вепря – не то, чего заслуживает сия дрянь?!..

– Довольно! – побагровев от гнева, хватил по столу кулаком Князь. – Убирайся с глаз моих долой! Завтра же ты отправишься в имение и будешь там сидеть тихо, как мышь, пока я не призову тебя в Краков!

– Но как же, принц? – растерялась от неожиданности княжна. – Мы же с ним собирались завтра кататься на лодках…

– Я сам поясню все Королевичу! Скажу, что от пережитого на охоте потрясения ты захворала и не смогла остаться в столице!

– Батюшка, пощадите! – взмолилась Барбара.

– Тебя щадить – только портить! – презрительно проворчал Князь. – Я ведь предупреждал, как поступлю с тобой, если ты не уймешься! Теперь пеняй на себя!

Нельзя допустить, чтобы взбалмошная дура испортила мою дивную игру!..

На рассвете Барбара покинула гостеприимный Краковский замок. Душа ее пылала от бессильной ненависти к дочери Корибута, и она придумывала планы мести сопернице, один страшнее другого.

Но изменить что-либо княжна не могла. После событий на охоте ей и впрямь было опасно оставаться в стенах монаршей цитадели, где интриганку каждую минуту мог настичь гнев Королевы.

Впрочем, не она одна в то утро спешила убраться, из столицы. Княжна не успела отъехать от замка и десяти верст, когда ее догнал конный отряд.

Сердце Барбары тоскливо сжалось в предчувствии беды, но волнения оказались напрасными. Обогнав ее карету, верховые промчались мимо и скрылись за поворотом дороги.

Прежде чем последний из них исчез из виду, Барбара высунула голову в окно, желая узнать, что это за люди. Она была немало удивлена, узнав на плащах всадников герб Бур-Корибута.

«А этому трусу зачем понадобилось покидать Краков? – удивленно подумала Барбара. – Ужели он тоже боится опалы?»

Внезапная догадка, озарила ум княжны, подобно вспышке молнии. Она вспомнила свой разговор с шляхтичем накануне королевской охоты.

Ксаверий тогда гневно отверг ее предложение расправиться с наследницей богатств Корибутов, но, судя по выражению глаз рыцаря, слова Барбары все же зацепили его за живое. Неужели появление из леса того чудовищного вепря – дело его рук?

Об этом дочь магната могла лишь догадываться…

Со вчерашнего дня шляхтич Ксаверий пребывал в смятении. Его попытка уничтожить Эвелину при помощи огромного, натасканного на охоту за человеком вепря с треском провалилась!

Несостоявшийся наследник Корибутов с досадой вспоминал, каких усилий ему стоило взрастить свирепое чудище, так бесславно павшее от копья Радзивила.

Изначально вепря готовили вовсе не к убийству княжны. Шляхтич, как и его предки, был заядлым любителем охоты на кабанов, но ему претило гоняться за робким, стремящимся скрыться в чащобе, зверем.

Честолюбивый от рождения, Ксаверий мечтал сойтись в поединке с настоящим лесным монстром, одолев коего в присутствии гостей, он стяжал бы себе славу отважного охотника.

Но усилиями его предков монстры в родовых лесах шляхтича давно перевелись, и не было ни малейшей надежды, что они здесь когда-нибудь появятся вновь.

Однако Ксаверий не спешил опускать руки. Если вепри в его владениях вымерли, их следовало вновь завести. За немалые деньги один купец из Жмуди привез шляхтичу трех поросят древней, истребленной в Польше и на Литве, породы.

Двое из них околели, так и не достигнув века взрослого зверя, зато третий вырос настоящим исполином, доходившим в холке до брюха лошади.

Чтобы пробудить в нем жажду крови, шкуру монстра прижигали раскаленным железом, мазали ему рыло кровью других животных, вскармливали мясом.

Но и этого Ксаверию казалось мало. Он хотел, чтобы в окрестностях его замка появился настоящий вепрь-людоед, нагоняющий ужас на мирных поселян.

Насладиться страхом мужиков, беззащитных перед чудовищным зверем, а затем сразить его собственной рукой и увенчаться славой, достойной былинных героев, – вот к чему стремился шляхтич Бур-Корибут.

К лошадиной и коровьей крови вепрь был уже приучен, осталось воспитать из него людоеда. Сделать сие было непросто, но когда Ксаверию чего-то сильно хотелось, он не заботился о средствах.

По наказу шляхтича его подручные, Куй и Жашко, занимавшиеся уходом за зверем, раскопали пару свежих крестьянских могил и, похитив оттуда трупы, скормили их своему питомцу.

После того, как зверь почувствовал тягу к человечине, Бур-Корибут решил наконец выпустить его в леса и дождаться, когда взращенное им чудище нагонит ужас на окрестности.

Осуществить задуманное он решил сразу по возвращении из Кракова, где навещал Эвелину в попытке склонить ее к браку. Но отказ девушки и последовавший за ним разговор с Барбарой заставили шляхтича круто изменить свой замысел.

Монстр, натасканный на человеческую плоть и кровь, мог дать Ксаверию гораздо больше, чем он рассчитывал, взявшись его выращивать. Идея представить гибель княжны, как несчастный случай на охоте, показалась шляхтичу весьма заманчивой, и он согласился рискнуть…

Нелепая случайность разрушила его планы, как полноводная весенняя река разрушает ветхую плотину. К такому удару судьбы Ксаверий был не готов, и теперь ему требовалось время, чтобы прийти в себя после пережитой неудачи.

– Что ж, по крайней мере, меня не заподозрят в покушении, на жизнь княжны, – утешал себя по пути домой шляхтич, – на сей раз небо ко мне не благоволило, но это не значит, что так будет всегда.

Клянусь, я отыщу способ завладеть богатствами Корибутов, и когда сие случится, Эва пожалеет о том, что родилась на свет!

Глава 18

Пробежав глазами грамоту, доставленную с большой земли, Ральф мучительно застонал. Король Великой Швеции призывал его к себе в самый разгар сборов к походу.

Молодой рыцарь не ведал, зачем вдруг он понадобился монарху, но покидать созданный им лагерь в столь сложный момент шведу не хотелось.

Однако не выполнить приказ Владыки он тоже не мог. Непослушание Королю могло обернуться для него бедой, и он стал собираться в дорогу.

Но Ральф желал хотя бы в общих чертах выведать у гонца, чего от него хочет Шведский Правитель. Знание о планах Короля дало бы нобилю возможность лучше подготовиться к встрече…

– Ты не скажешь, Ларс, что побудило Государя отозвать меня с острова именно сейчас? – обратился он к посланнику, привезшему ему весть.

– Один Господь ведает о планах Короля, – ответствовал тот, худощавый блондин со шкиперской бородкой, – но я мыслю, без крайней нужды Государь не стал бы отрывать тебя от дел.

Оба шведа приятельствовали добрый десяток лет, и едва ли Ларс стал бы утаивать от друга намерения Короля, если бы они ему были известны.

К тому же, он был прав: лишь крайняя нужда могла заставить Шведского Владыку отвлечь Ральфа от подготовки вторжения в Литву.

Ральф и сам разумел это, но от сего понимания ему не было легче. Едва ли кто-нибудь смог бы лучше его возглавить морской поход и победно завершить начатое дело. Он был не уверен, что его преемник справится с поставленной Королем задачей.

– Не расстраивайся, брат, – поспешил утешить его королевский посланник, – Государь велел мне заменить тебя на острове и довести до конца задуманное нами…

На миг Ральф ощутил в сердце укол ревности. Высадку в Литве и захват, ее владений он почитал делом своей жизни, и то, что Король передал сию миссию другому, больно задевало его самолюбие.

Но радея, в первую очередь, о деле, рыцарь заглушил в душе обиду и стал знакомить преемника с его новыми обязанностями.

Быстрый умом, Ларс скоро постиг науку управления островным лагерем. Оставался лишь один вопрос, в коий Ральфу предстояло посвятить друга.

– Видишь того долговязого парня с рыжей бородой? – вопросил он Ларса, указав издали на прогуливающегося вдоль берега Харальда.

– Плешивого хромца, носящего тесак лезвием назад? – усмехнулся Ларс.

– Его самого. Сей человек – наш лоцман, коему я поручил провести корабли с наемниками мимо мелей к литовскому побережью. Не спускай с него глаз ни здесь, ни, тем более, в море!..

– Он так опасен? – недоверчиво воззрился на Ральфа его собеседник.

– Он даже опаснее, чем ты можешь помыслить! – поднял на него хмурый взгляд куратор датчанина. – Неделю назад на глазах у всего острова он убил одного из свезенных сюда головорезов, да так лихо, что тот пикнуть не успел.

К тому же, он – великий мастер отравлений, так что держи свою пищу от него подальше!

– Ну, и зачем тебе понадобился сей монстр? – недоуменно пожал плечами Ларс. – Ужели ты не мог найти более покладистого лоцмана?

– В своем деле он лучший… – ответил Ральф, задумчиво глядя вслед удаляющемуся от них Харальду. – Если бы не это, я прикончил бы мерзавца собственными руками!..

– И за что же, позволь тебя спросить?

– Когда-то он прислуживал главе разведки Тевтонского Братства, фон Веллю, проживавшему в Стокгольме. Вместе с двумя другими висельниками Харальд, по его наущению, убивал неугодных Ордену людей, в числе коих оказался и мой отец, Никель.

Ты представить себе не можешь, Ларс, каких усилий мне стоит терпеть рядом сию гнусную рожу, советоваться с ней, толковать о делах!

– Стоит ли его так ненавидеть? – покачал головой Ларс. – Ты ведь сам не раз твердил, что смерть твоего отца открыла дорогу дружбы между Швецией и Орденом? Будь твой старик жив, он бы ни за что не позволил тебе выступить против Унии на стороне тевтонцев!

– Это так! – кивнул другу Ральф. – Мы с отцом смотрели по-разному на вопросы дипломатии и войны, порой спорили до безумия и кричали друг на друга.

Но я все равно любил старика и не намерен прощать его убийцу! Мне так хотелось дождаться минуты, когда моя миссия завершится и я смогу вырвать сердце из груди датчанина!

Теперь же я должен бросить все и взяться за новое поручение, возложенное на меня Королем…

Поскольку высадка в Литве была задумана мной, я хочу, чтобы она прошла успешно. Посему заклинаю тебя, Ларс, будь осторожен с датчанином, не дай ему погубить наше дело!

– О том не тревожься, брат! – поспешил уверить его приятель. – Я приставлю к сему висельнику своих людей, так что он днем и ночью будет у нас под присмотром.

Меня больше заботит иное. Как мне поступить с датчанином, когда он нам станет не нужен? Убить?

– Лучше пристукни его и доставь связанного в темницу под Стокгольмом. Вернувшись из поездки, я хочу лично рассчитаться с ним за смерть своего родителя. Он не должен легко умереть!..

– Хорошо, сделаем! – потрепал друга по плечу Ларс. – Но, чтобы держать датского волка в повиновении, мне нужно знать его слабые места. Скажи, что для него дорого, свято?

– Собственная жизнь да тугой кошелек! – криво улыбнулся Ральф. – Других слабостей у него нет. Сказывают, когда-то были жена и дети, коих держал в заложниках фон Велль.

Всякий раз, отправляя датчанина убивать, тевтонец ему напоминал, что его ждут дома!..

* * *

…Харальд об этом не забывал ни на миг. Люди Командора наверняка следили за домом Ингрид, посему тайно увезти из Стокгольма ее и детей датчанину казалось невыполнимой задачей.

Да Ингрид бы и не решилась покинуть родной город, бросить дом и завещанную ей покойным мужем корчму. А оставить ее на растерзание фон Веллю и его шайке Харальд не мог и не хотел.

А это значило, что у него оставалась лишь одна возможность сохранить жизнь себе и своим близким: исполнить то, что от него хотел тевтонец. Какое-то время он колебался, не пойти ли ему к старику Никелю с рассказом о готовящемся против него заговоре, но, поразмыслив, отказался от сей затеи.

Гмуры или другие слуги фон Велля просто не дадут ему дойти до дома королевского советника. Но даже если он сумеет встретиться с Никелем, и тот поверит словам безродного бродяги о грядущем покушении, у Харальда не было уверенности, что страже удастся схватить посланника Ордена.

Скользкий, как уж, фон Велль наверняка сумеет улизнуть из Стокгольма, но перед тем, как покинуть столицу, нанесет визит Ингрид и оставит в ее доме три трупа.

Впрочем, поимка Тевтонца тоже не сулила Харальду ничего хорошего. Едва ли фон Велль станет его покрывать в королевском суде. Куда вероятнее, он сделает все, чтобы утопить датчанина. Из мрака былого всплывут его пиратские похождения, а заодно и история с убитыми им подмастерьями.

Такой риск Харальд не мог себе позволить.

«Что ж, пусть тевтонец думает, что я у него в руках, – поборол он наконец сомнения, – нужно сделать все, чтобы фон Велль счел меня сломленным, отказавшимся от борьбы. А там, глядишь, я найду способ расправиться со всей его шайкой. Должны же у них быть уязвимые места!»

Датчанину хотелось оттянуть убийство королевского советника до весны, но тевтонец поторапливал его, требуя покончить с Никелем не позже католического Рождества. Сам праздник он, похоже, не считал препятствием для совершения убийства, и это лишний раз уверило Харальда в том, что его куратор – демон, принявший человеческое обличье.

Не любивший действовать по чужой задумке, датчанин придумал собственный план. Пробираться в укрепленный дом сановника было слишком опасной затеей, и бывший пират решил его убить по пути во дворец.

Дорогу, по которой следовал Никель, городская стража не охраняла, но его самого сопровождал небольшой отряд. Пятеро конных шествовали впереди носилок министра, четверо – за носилками, двое следовали по сторонам, не давая приблизиться к портшезу сбоку.

Напасть на Никеля можно было лишь сверху, но как – Харальд понятия не имел. Всякий раз, проходя по пути следования своей грядущей жертвы, он выискивал малейшую возможность приблизиться к носилкам и запрыгнуть на их крышу, но тщетно.

Будь над улицей протянут хотя бы переходной мостик, датчанин не преминул бы им воспользоваться. Но на протяжении всего пути, отделявшего дом Никеля от дворцовой площади, строители Стокгольма не удосужились соорудить ничего, подобного арке или висячему мосту…

Харальда выручил случай. Накануне Рождества в шведскую столицу съезжалась знать: родственники королевской фамилии, важные вассалы и иностранные послы, спешащие засвидетельствовать в праздник почтение монаршей чете.

Готовясь к приезду высоких гостей, город, по возможности, вычищали и украшали. Стокгольмский Магистрат отдал распоряжение гильдии плотников выстроить по пути их следования несколько деревянных арок, украшенных флагами и гербами визитеров.

Вверху каждой арки должна была располагаться галерейка, с которой нанятые Магистратом люди могли бы осыпать гостей лепестками привезенных из дальних стран роз. Когда речь шла о демонстрации могущества и роскоши его державы, Король Эрик не скупился на средства.

Видя сколачиваемые на улицах Стокгольма деревянные арки, Харальд понял, что сама Судьба посылает ему шанс свершить задуманное…

Студеным декабрьским утром, когда на улицах еще властвовала тьма, Харальд незаметно выскользнул из дома Ингрид и, пропетляв полгорода по безлюдным переулкам, приблизился к месту засады.

Еще не задрапированная тканью арка больше походила на остов гигантского животного, изогнувшийся дугой над пустынной улицей. Но огороженная перилами галерея для сеятелей цветов имела вполне законченный вид.

С кошачьей ловкостью Харальд взобрался на верхотуру сего строения и затаился на огражденной площадке среди обрывков прибитого к раме холста и неубранного строителями мусора.

Лежа за дощатыми бортами галерейки, он не был виден ни снизу, ни из окон ближайших домов. Хлебнув из фляги для обогрева крепкой домашней браги, датчанин завернулся в холст и стал ждать.

Сквозь щели в досках он мог обозревать оба конца улицы и знал, что не упустит жертву и не спутает ее ни с кем другим. Возвращения плотников к месту работы он не опасался. Они так рано не брались за труды.

Совсем иное дело – Никель! Харальд давно заметил, что сановный старец, когда ему нужно было по делам во дворец, вставал затемно и отбывал в королевскую резиденцию с первыми лучами солнца.

Юный Король, легкий на подъем, просыпался рано, и Никель спешил к нему, чтобы первым встретить пробуждение Владыки, без суеты отчитаться перед ним о своих трудах и обсудить новые монаршии замыслы.

К тому же, ранний визит к Суверену избавлял Никеля от малоприятных встреч с придворной знатью, видевшей в нем лишь ушлого выскочку, достигшего королевской милости благодаря толстому кошельку.

Но как бы там ни было, утренние поездки старика были на руку тевтонцу. Используя свои связи при дворе, куратор Харальда узнал, на какой именно день монарх назначил аудиенцию своему советнику.

Свою часть работы фон Велль сделал на славу, теперь датчанину оставалось исполнить свою. Харальд разумел, насколько опасно порученное ему дело и как мало у него шансов остаться в живых.

Лежа на недостроенной арке, он вновь и вновь проигрывал в голове план действий, придуманный им накануне. Любая оплошность могла его погубить, посему датчанин должен был действовать с осторожностью хирурга, извлекающего из тела раненого зазубренную стрелу. Девять всадников, сопровождающих портшез министра, готовы были убить всякого, кто посягнул бы на его жизнь.

Единственная возможность прикончить Никеля и сохранить собственную жизнь заключалась в том, чтобы ошеломить стражу внезапностью нападения. Когда кортеж будет проезжать под аркой, Харальд спрыгнет на крышу носилок, проломит ее ногами и, приземлившись на голову старика, довершит дело ножом.

Все произойдет так быстро, что телохранители не успеют опомниться, а когда придут в себя, датчанин уже будет бежать прочь во все лопатки. В ближайшем переулке его поджидают братья Гмуры, вооруженные арбалетами. Они не дадут страже догнать беглеца.

План Харальда был продуман до мелочей, но он знал: то, что гладко свершается в мыслях, на деле часто оборачивается поражением.

Что, если крыша носилок окажется прочнее, чем он рассчитывал, и не проломится под его весом? Что, если ему не удастся выбраться из портшеза раньше, чем стражники обнажат мечи?

Тогда – верная смерть, а если его схватят живьем, то пытки с последующей казнью.

Эх, если бы у Харальда была хоть какая-нибудь возможность уклониться от поручения тевтонца, он бы с радостью ухватился за нее! Но такой возможности не было. Датчанину оставалось лишь следовать за судьбой и верить в ее благосклонность.

На дворе тем временем стало светать. Усилился ветер. Колючий и злой, он больно щипал Харальду лицо и руки, словно хотел помешать его миссии. Чертыхнувшись, датчанин снова приложился к фляге с согревающим настоем.

Все было против него, даже погода! Он потер руки, разогревая скованные стужей ладони, проверил, не примерз ли к ножнам мясницкий нож, коим он собирался убить министра. Убедившись, что с ножом все в порядке, датчанин извлек из-под одежды кожаную маску наподобие тех, что носят палачи и пыточных дел мастера.

Харальд не желал, чтобы кто-либо из свиты Никеля увидел его лицо и мог потом опознать. Чтобы избежать сего, он выкроил из телячьей кожи личину с прорезями для глаз и дыхания и пришил к ней прочные завязки, способные выдержать рывок любой силы. Если ему придется вступить в борьбу со стражниками, маска не должна ни при каких обстоятельствах быть сорвана с его лица.

Надев ее, датчанин внутренне усмехнулся. Еще вчера, примеряя маску, он убедился, глядя на свое отражение в тазе с водой, что больше похож в ней на выходца из преисподней, чем на простого смертного.

Что ж, если жуткая личина испугает стражей Никеля, это будет Харальду лишь на руку. Вызванный ею ужас скует на мгновение солдат и поможет датчанину избежать смерти.

По большому счету, Харальд не особо в это верил, но, подобно тонущему, хватающемуся за соломинку, тщился надеждой, что жуткая маска отпугнет от него врагов.

На улицах еще царил предутренний сумрак, когда до слуха датчанина долетел едва различимый в тишине стук подков. Сомнений быть не могло: по улице двигался конный отряд министра.

Через пару минут он показался вдалеке. Впереди отряда, как всегда, с важной неторопливостью выступал верховой рыцарь, со своими оруженосцами. За ним двигались носилки, украшенные купеческим гербом рода Бродериксенов. С обеих сторон их сопровождали конные стражи.

Сердце Харальда учащенно забилось в груди, во рту стало жарко и сухо. Подобное чувство всегда посещало его перед битвой, но никогда прежде он не испытывал того волнения, что охватило его нынче.

В былые времена, прыгая с мечом на палубу вражеского корабля, он знал, что рискует лишь собственной жизнью. Теперь от того, как он справится с поручением, зависели судьбы близких ему людей. Что ж, жизнь Ингрид и мальчишек в обмен на жизнь старика Никеля – такая цена устраивала бывшего пирата. Об остальном он тогда не задумывался…

Процессия неторопливо приближалась к месту, где ожидал своего часа датчанин. Несколько томительных мгновений – и обитые бархатом носилки величественно проплыли под недостроенной аркой. Ну, давай, Харальд!

В мгновение ока он перемахнул дощатый парапет и приземлился на плоскую крышу портшеза. Расчет датчанина оправдался. Хрупкая кровля с треском разверзлась под его весом, и Харальд обрушился на сановника, как ястреб на куропатку.

Перед взором пирата промелькнули изумленные глаза министра и его всклокоченная борода. Далее датчанин действовал, как бездушный, созданный для убийства механизм. Все человеческое умерло в нем на время, чтобы не мешать его миссии.