Текст книги "Идя сквозь огонь (СИ)"

Автор книги: Владимир Зарвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 69 страниц)

Едва он вымолвил сие, над равниной разлился голос охотничьего рога, призывающий участников ловов к сбору у костра. Королевская охота подходила к завершению, чтобы смениться пиром.

Подобрав с земли лук со стрелами и арбалет, Ванда и московит двинулись к месту общего сбора. На душе у обоих была тревога.

Глава 81

– Ну вот, княжна, полдела сделано, – негромко вымолвил Мышь, оглядываясь на тонущую в тумане громадину замка Радзивилов, – теперь нам нужно скорее покинуть Ординат. Когда рассеется туман, твой родич и моя панна пустятся за нами в погоню.

– Одного не разумею: как нам удалось выбраться из узилища незамеченными? – изумленно пожала плечами Эвелина. – Даже дивно, что по пути к подземному ходу мы не встретили ни души…

– Ничего дивного! – хмуро усмехнулся ее провожатый. – Княжна Барбара постаралась, чтобы никто не мешал нашему побегу!

– Княжна Барбара? – не поверила услышенному Эва. – Ты шутишь?

– Даже не думал! – глаза княжеского слуги говорили о том, что он как никогда серьезен. – Моя панна искала способ тихо покончить с тобой, и я предложил ей помощь.

Убей люди твоего сродника тебя в замке, она бы не смогла оправдаться перед братом. А так можно свалить вину на предателя, похитившего тебя из твердыни Радзивилов…

То есть, на меня! – рассмеялся горбун. – Я пообещал Барбаре, что отведу тебя в место, где нас будут ждать слуги Бур-Корибута. На сих условиях она согласилась дать нам выезд из замка!

– Но ты не бойся! – наскоро утешил он побледневшую от страшного признания княжну. – Тебе смерть не грозит!

Я перехитрил сих злыдней. Они будут нас подстерегать у северной границы владений Радзивилов, а мы повернем на юг. Когда над лесом встанет солнце, гнаться за нами будет, поздно!

Правда, чтобы вызволить тебя, мне пришлось пойти на обман Вельможной Панны. Но как еще было сделать, чтобы она не препятствовала нашему побегу?

– И Барбара с Ксаверием поверили в то, что ты против воли своего хозяина убьешь меня? – изумленно вопросила Мыша Эвелина.

– За четыре кошеля серебра! – рассмеялся ее провожатый. – Два из них я потребовал в задаток. Чему удивляться, княжна? Для Барбары и Бур-Корибута измена да мздоимство – привычные вещи. Куда труднее им было бы принять мою верность княжичу Владиславу!

– Как же нужно любить своего господина, чтобы так рисковать, ради его счастья! – вздохнула Эва, – ты ведь спасаешь меня, дабы привезти к нему?

– Нет, не к нему… – загадочно улыбнулся Мышь. – Я хочу порадовать иного человека…

– Это кого же? – не на шутку встревожилась Эва. – Говори же, не томи!

– Мне довелось встретиться с ним в пути, – начал повествование горбун, – по дороге в Ординат Радзивилов, на постоялом дворе, я столкнулся с одним вельможным хлыщом, коий решил развлечься, бросая в меня камни.

Дивного в том не было. Знатные паны любят забавы с избиением холопов, а если холоп – горбун, то быть ему битым и подавно!

Сказать по правде, в заступничестве я не нуждался. Шляхтич был не больно меток, и уклоняться от его бросков мне бы не составило труда.

Однако некий московский боярин, гостивший на постоялом дворе, сказал хлыщу, что негоже-де знатному господину глумиться над убогими.

Тот полыхнул гневом, стал саблей махать! Но московит оказался проворнее. Выбил у него из рук оружие и сказал, что так можно головы лишиться!

Шляхтич заскрипел зубами, да что поделаешь, коли проиграл бой? Скрылся от срама в гостевой избе!

– Как звали того боярина? – с замиранием сердца вымолвила Эвелина. – Случайно не…

– Дмитрий Бутурлин! – с улыбкой закончил за нее Мышь. – Он назвал свое имя!

– И где это сталось?

– Далече от сих мест! – вздохнул провожатый. – Да и нет смысла туда добираться. Боярин, насколько я ведаю, повернул на восток. Похоже, он ищет тебя…

Признаться, я слыхивал от княжича историю вашей любви. Мой пан не раз поминал боярина бранным словом. Говаривал, что если бы не московский дикарь, ему было бы проще добиться твоей благосклонности…

– Скажи, когда вы виделись с боярином, ты уже знал о моем пребывании в замке Радзивилов? – подняла на Мыша испытывающий взгляд Эва.

– Вестимо, знал! – утвердительно кивнул он. – По-иному и быть не могло! Княжич Владислав отправил меня в Ординат, дабы я защищал тебя от происков Барбары. Как я мог не ведать о твоем плене?

– Тогда отчего ты не рассказал о том Дмитрию?! – с болью произнесла княжна.

– Вот так сразу? – лицо горбуна исказила грустная улыбка. – Мыслишь, я мог так легко изменить своему господину?

– Но ведь ты же…

– Изменил? – договорил за княжну он. – Верно! Однако принял сие решение не сразу. Остаток дороги до замка Радзивилов страдал совестью, думал о том, что негоже препятствовать вашему с боярином счастью. Но и предавать хозяина мне было не с руки…

Не нависла бы над тобой смерть, я, может, и не решился бы устроить твой побег…

– Отчего ты так верен Радзивилам? – полюбопытствовала княжна. – Разве они были добры к тебе?

– О, да! – хрипловато рассмеялся Мышь. – Погляди на мою рожу. На ней написано, сколько добра я от господ повидал!

Рубцов, оставленных плетью, не сосчитать, зубы – одни осколки. Сколько раз нос ломали, уж и не припомню. Не то, что кулак – сапог панский порой приходилось мордой ловить!..

– Тогда в чем причина твоей верности? – недоуменно воззрилась на Мыша Эвелина.

– В чем? – задумчиво переспросил он. – Да, пожалуй, в том, что покойный Князь Радзивил спас меня от плахи. За то я десяток лет хранил верность его роду…

Видишь, княжна, жизнь ко мне всегда была неласкова! – промолвил спутник Эвы, возвращаясь мыслью в былое. – я родился в крестьянской семье, жившей на землях, кои величают Белой Русью.

С младых лет мне пришлось познать тяготы своего положения: нужду и голод, глумление родни да неприязнь сверстников. Горбун в семье – дурная примета. Сказывают, если младенец рождается с сим уродством, значит, на роду лежит проклятье!

Никто не захочет родичаться с такой семьей, тем паче отдавать дочерей замуж за братьев горбуна. Кому же охота, чтобы проклятие перешло с кровью на их внуков?

Родня на меня глядела косо, отец был неласков. Хотя в силе да выносливости я не уступал братьям и на соху налегал с тем же усердием, что и они, уважения ко мне от сего не прибавлялось.

Пока была жива матушка, отец еще терпел мое присутствие в доме, но после ее смерти вовсе охладел ко мне и продал горемычного сына за медный грош бродячим скоморохам…

– Продал?.. – не поверила своим ушам Эвелина. – Разве такое возможно?

– В мире многое возможно! – грустно улыбнулся ей Мышь. – Так я стал бродить по ярмаркам, народ веселить. Научился плясать, кувыркаться, играть на дуде и волынке!..

– Да, на волынке! – утвердительно кивнул он, заметив недоверие в глазах княжны. – Искусство невелико, но и его осваивать нужно!

Еще у меня открылся дар метания разного оружия: топориков, ножей, серпов. Знаешь, как скоморохи развлекают на ярмарках толпу?

Один становится у дощатой стены, а другой бросает в него клинки. По гримасам и ужимкам метателя его напарник должен понять, куда будет брошен очередной нож, и увернуться от него. Сие искусство сложнее, чем игра на волынке, но и платят за него зеваки втрое больше, чем за музыку и пляски…

За время, что я добывал сим способом пропитание, ни один из пляшущих у стены скоморохов не пострадал от моих ножей.

Какое-то дивное чутье подсказывало мне, куда повернется мой напарник, и клинки впивались в дерево, не задевая людскую плоть…

Однако и здесь меня не особо ценили. Как-то на ярмарке к нам явился купец, предложивший хозяину балагана мошну серебра за то, что тот позволит ему ударить меня дубиной.

Не знаю, как купчине такое взбрело в голову, но хозяин согласился, видимо, решив, что кошель серебряных ефимков окупит смерть горбуна.

Только я не стал покорно ждать смерти! Лег навзничь, уходя от замаха дубиной, и удар, способный сломать меня надвое, пришелся моему хозяину промеж ног!..

После такого представления остаться в балагане я не мог. Не купец убил бы меня вторым ударом, так хозяин, придя в себя, шкуру бы с живого спустил.

Довелось уносить ноги с ярмарки, а заодно из города, где она проходила. Какое-то время я жил в чащобе, питаясь лесными дарами, а затем набрел на разбойничий стан.

Вначале тати не приняли меня всерьез, но узрев мое искусство метать ножи, охотно взяли в шайку. Правда, свои навыки мне довелось использовать здесь по-иному, чем в балагане.

Там я старался не задеть напарника, здесь же, напротив, всаживал нож точно в сердце. Мне сдавалось, что мои жертвы так меньше страдают…

– Ты убивал мирный люд? – не сдержала возмущения Эвелина. – Как ты мог?!

– Да уж смог как-то! – хмуро усмехнулся, вспомнив былое, Мышь. – Иначе лихие люди не потерпели бы меня в шайке. Как молвят собиратели грибов: «назвался груздем, полезай в кузов»! Вот я и полез…

Провожатый Эвелины умолк, и какое-то время они ехали в тягостной тишине. Мышь жалел о том, что выдал княжне свою сокровенную тайну. Не знала, о чем говорить дальше, и Эва, открывшая для себя еще одну неприглядную сторону людского бытия.

– Что было потом? – все же нарушила она затянувшееся молчание. – Начал сказывать, так повествуй до конца…

– А что было потом?! – горестно вздохнул ее вызволитель. – Недолго наша шайка озорничала в лесах. Сама знаешь, сколько ни виться веревочке, а конец будет…

Изловили нас княжьи ратники, свезли в большой град, на площадь, где обычно нашего брата-разбойника четвертуют. Все мои братья тогда приняли смерть лютую, а я чудом выжил…

Старый Князь Радзивил, приезжавший по каким-то делам в город, выкупил мою жизнь у палача. Уж не знаю, чем я ему приглянулся!

Может, прочел он в моих глазах, что я буду ему верен до гроба. А может, решил, что недурно будет обзавестись слугой с умением метать ножи. Местный судья перед казнью долго расписывал перед толпой мои подвиги. Да и без него обо мне немало баек ходило!

С тех пор стал я псом Радзивилов, рабом, исполнителем их воли. Покорно сносил побои и глумление в благодарность за спасенную жизнь. Клятву служить старому Князю до своей или до его смерти честно исполнил! Служил и его сыну, княжичу Владиславу, покуда не встретил Бутурлина.

Тогда-то мне и пришло на ум покинуть своего господина и вернуть тебя московиту. Не за деньги или почет, а лишь потому, что он единственный разглядел во мне человека. Разумеешь?..

Глаза бывшего разбойника сочились болью, и, встретившись с ним взглядом, княжна поняла, что ее спутник не лжет. Пройдя все круги ада, он сохранил в душе толику того, чего были лишены многие известные ей люди.

Мышь умел быть благодарным и, воздавая за добро, готов был рисковать собственной жизнью. Эва не смела осуждать его за былые грехи. Как и Ольгерд, он жертвовал собой ради спасения их с Дмитрием счастья.

– Спасибо тебе за все… – тихо промолвила она, опустив глаза, дабы спутник не видел ее слез. – за то, что встретился мне, за то, что вызволил меня из темницы. За то, что ты есть!..

– Ну вот, сразу в слезы… – добродушно улыбнулся Мышь. – Верно, прониклась ко мне состраданием? Не стоит жалеть меня, княжна, я к сему непривычен…

– Скажи, отчего тебя кличут Мышью? – нашла в себе силы задать вопрос Эвелина.

– Разбойники так прозвали! – развел руками ее спутник. – Верно, из-за имени. Я ведь окрещен Михеем. Вот и повелось: Михей – Миха – Миша – Мышь!

– Я буду звать тебя по имени! – сообщила ему о своем решении Эва. – Отныне никаких Мышей!

– Как скажешь, княжна, – не стал возражать новый знакомый, – тебе все дозволено!

* * *

Чувство близкой беды не покидало Ловчего с самого приезда в Поганин. Похитителю везде грезились люди, идущие по его следам, дабы отомстить за кражу девицы Корибут.

Мысли о расплате не давали вору покоя и во сне. В первую ночь, проведенную под кровлей Штыря, он вскочил с ложа, когда дверь в его каморку слетела с петель, и на пороге выросли три темные фигуры с мечами в руках. К счастью, они оказались лишь видением. Стряхнув с себя остатки сна, тать узрел, что дверь в его покои по-прежнему заперта, а вокруг нет ни души.

Но сон к нему не шел. Тревожно было на душе разбойника и поутру. Доверяя чутью, Ловчий решил покинуть Поганин в поисках места, где его бы не достали враги.

Однако с отъездом он опоздал. Выводя из конюшни жеребца, тать увидал троих путников, с решительным видом идущих ему навстречу.

Достаточно было короткой встречи взглядов, чтобы Ловчий понял: пред ним люди, явившиеся в ночном кошмаре.

Особую неприязнь он ощутил к сероглазому крепышу со следами оспы на щеках. Тот шел впереди своих товарищей, и выражение его глаз не сулило похитителю добра.

В минуты опасности людолов предпочитал действовать на опережение. Он был при оружии и знал, что не отдаст дешево свою жизнь…

От первого брошенного в него ножа Дмитрий увернулся, второй с ходу отбил клинком. Выхватив из ножен меч, Ловчий вступил в поединок, но воинская удача ему изменила.

Ловко прижав своей саблей оружие врага к земле, боярин преломил его у самой рукояти. Прежде чем тать осознал случившееся, удар ногой в лицо опрокинул его навзничь. Не давая Ловчему придти в себя, Бутурлин приставил к его горлу саблю.

– Говори, кто тебе наказал похитить княжну Корибут, и где она ныне?! – с трудом сдерживая ярость, вымолвил он. – Не скажешь – отправишься в пекло!

– Но прежде, чем свидешься с дьяволом, я заставлю тебя испытать адовы муки на земле! – добавил, присев над поверженным татем, один из недругов с до боли знакомой наемнику казачьей прядью на голове. – Такие, как ты, срамят вольный люд, и жалости к тебе у меня нет ни на грош!

Тон, коим были произнесены эти слова, не оставлял у вора сомнений в том, что его пленители исполнят угрозу. Но также он разумел, что, выдав место пребывания княжны, сразу же потеряет для них ценность, и тогда расправа последует незамедлительно.

– Делай, что хочешь, я не боюсь смерти! – прохрипел Ловчий, захлебываясь брызнувшей из разбитого носа кровью. – И пытки мне не страшны!

Убейте меня, коли охота, но тогда вам не видать княжны, как своих ушей! Лишь я смогу привести вас к ней… за доброе вознаграждение!

– Ты погляди, какой алчный! – тряхнул чубом Газда. – Как будем награждать удальца?

– Посадим на кол на пару дней… – подал мысль невозмутимый Харальд. – А на третий, он сам все расскажет, лишь бы прервались его муки!

– Пытки – не выход! – сдержав неприязнь к похитителю любимой, вымолвил Бутурлин. – К чему нам с татями по одной половице ходить?

Истязать тебя, вор, я не стану, но коли не выдашь, куда отвез княжну, снесу голову! В том даже, не сомневайся!

– А если скажу, отпустишь с миром? – издевательски усмехнулся пленник. – Так я тебе и поверил!

– Гляди, еще зубоскалит! – вышел из себя Газда. – Ну ничего, сейчас я убавлю ему веселья!..

Он занес кулак для удара, но впечатать его в рожу татя не успел. Лязгая доспехами, на подворье гостинного дома вошли с десяток стражников.

– Бросайте оружие! – с ходу прорычал рослый, седоусый шляхтич, возглавлявший отряд. – Иначе вырубим всех!

– Еще поглядим, кто кого вырубит!.. – встав во весь рост, потянул саблю из ножен Газда. – Шли бы вы стороной, любезные!

Но старший стражник не уступал в крутости нрава казаку. Хмуро усмехнувшись, он махнул рукой подчиненным. Те как один заслонились щитами и обнажили мечи.

– Стойте, братья! – успел крикнуть Газде и Харальду Дмитрий. – Дракой с поляками мы своей правоты не докажем!

– Что вам нужно? – выйдя вперед, обратился он к начальнику жолнежей.

– Вельможный Пан Воевода велел доставить вас к нему! – сурово глядя на боярина из-под козырька шлема, ответил шляхтич. – Утром он получил грамоту, в коей сказано, что вы – иноземные тати, посланные шпионить для Султана!

– Султана? – не поверил жолнежу Дмитрий. – Разве мы похожи на турок?!

– Не мне судить, кто на кого похож! – воинственно фыркнул старый служака. – Пан Воевода повелел взять вас под стражу, и сопроводить к нему!

Впрочем, даже без его наказа я должен вас задержать. Драки и смертоубийства в городе под запретом, а вы, как я вижу, собирались лишить жизни сего бедолагу! Не потому ли, что он мог раскрыть ваши замыслы?

– Сей человек – похититель княжны Корибут! – попытался втолковать шляхтичу Дмитрий. – Мы гнались за ним от Самборского острога, а настигли лишь в Поганине!

– Почему я должен вам верить? – пожал закованными в сталь плечами стражник. – Сказать можно все, что угодно!

– Не веришь – не надо! – устало вздохнул Бутурлин. – Так и быть, мы последуем за тобой, только не отпускай на волю пойманного нами татя!

– Что ж, возьмем и его с собой! – разгладил пышные усы шляхтич. – Отдайте мне оружие и следуйте за нами! Эй, стража, сомкнуть вокруг них ряды!

Жолнежи четко выполнили его наказ, взяв боярина с друзьями и пленником в кольцо.

– Ну вот, доигрались! – проворчал, с неохотой отдавая старшему стражнику свою саблю, Газда. – Что нам теперь делать, брат-москаль?

– Предстанем перед Воеводой, как честные люди, – без колебаний ответил Дмитрий, – верно, нам стоило сразу же обратиться к нему. Но что сделано, то сделано. Главное – мы изловили похитителя княжны!

Заслышав его слова, Ловчий попытался вырваться на свободу, но тут же ощутил под ребрами меч одного из стражников.

– Веди себя смирно, тать! – прикрикнул на него глава отряда. – Не то мигом отправишся в преисподнюю!

Разумея, что с клинком не поспоришь, наемник притих и больше не пытался прорвать окружение. Жолнежи и их пленники двинулись в сторону замка Воеводы, подпиравшего зубцами башен низкое осеннее небо.

Глава 82

– Клянусь святыми угодниками, это самая несчастливая охота в моей жизни! – воскликнул Ян Альбрехт, отхлебнув из кубка подогретого вина. – Третий день на ловах, а дичь словно вымерла!

– Эй, пан Игнатий! – обернулся он к Тромбе. – Ты уверен, что в сей местности водятся олени?

– Как ни в чем другом! – убежденно заявил старый шляхтич. – Еще утром я видел у ручья след, оставленный оленьим копытом!

– Только след? – иронично поднял бровь Польский Монарх. – А самого оленя тебе видеть не довелось?

– Увы, Государь! – сокрушенно вздохнул Тромба. – Олень от меня ускользнул! Но след был, свежий. Поутру я покажу его, вам…

– Лучше отыщи мне зверя! – криво умехнулся Король. – Следами не насытишься!

– Я позаботился о том, чтобы Ваше Величество ни в чем не нуждалось на ловах! – благоговейно промолвил пан Игнатий. – Вы только поглядите на сих жареных поросят! Клянусь, они ни в чем не уступят детенышам дикого вепря!

– Кроме происхождения! – Владыку Унии забавляло усердие шляхтича, страшащегося потерять благосклонность сюзерена. – Вкус и запах домашнего поросенка так же отличны от вкуса и аромата лесной дичи, как манеры провинциального нобиля от манер Наследного Принца!

– Впрочем, я не сержусь на тебя, пан Игнатий! – снисходительно улыбнулся Король. – Видно, Господу было угодно, чтобы мы остались без добычи!

Вкусим же то, что он милостиво послал нам на ужин! Князь Томаш, все наши охотники возвратились в стан?

– Увы, не все! – сообщил Государю его Коронер. – Панна Ванда и боярин Орешников опаздывают!

– Что ж, как говорят на Москве, семеро одного не ждут! – усмехнулся Король. – Значит, они присоединятся к нашей трапезе позднее. Быть может, им повезет вернуться с трофеем!..

Владыка Унии не договорил, ибо зрелище, представшее его глазам, заставило бы умолкнуть кого угодно. С тихим шелестом раздвигая ветви, из зарослей на дальнем конце поляны

показался огромный олень, увенчанный ветвистыми рогами.

Гордая осанка царственного зверя, могучая колонна шеи и длинные ноги, способные унести его от любой погони, навевали мысль о древних языческих богах, принимавших облик зверя, дабы развлечься борьбой со смертными охотниками.

Без тени страха лесной Владыка разглядывал людей, непрошено вторгшихся в его владения, и в глазах его искорками мерцали отражения далекого костра.

– Дайте мне лук и стрелы… – вымолвил, завороженно глядя на лесного гостя, Ян Альбрехт. – Первый выстрел – мой!

– Франек, лук и стрелы Государю! – шепнул своему подручному Пан Тромба.

Отто фон Грюненберг, исполнявший при нем обязанности толмача, проворно подал Монарху короткий лук и отверстый колчан со стрелами…

Ванде и Орешникову посчастливилось достичь лагеря в тот миг, когда Властитель Унии принимал оружие из рук убийцы.

В отличие от взглядов прочих охотников, взор Григория был прикован не к оленю, а к тулу, протянутому Королю. В кровавых отсветах костра среди оперений стрел на миг блеснуло кованое острие. На сей раз Ванда верно разгадала замысел врага…

– Государь, остановитесь! – отчаянно закричала девушка, видевшая то же, что и московит. – Одна из стрел отравлена!

Но было поздно. Рука Монарха коснулась края колчана. Видя, что иного выхода у него нет, боярин выхватил из саадака лук.

Надрывно прогудев, пущенный им срезень ударился в стенку тула, вырвав его из рук Грюненберга. Испуганный криком Ванды олень громко фыркнул и скрылся в чаще. Рыча от досады, Ян Альбрехт швырнул лук о землю.

– Кто посмел стрелять в Государя? – заорал Тромба, бросаясь грудью на защиту своего Монарха. – Ты, что ли, московская рожа?!

Прежде чем Орешников успел ответить, Лешек и Збышек, стоявшие в оцеплении, навалились на него, как гончие на медведя, повергая наземь. Князь Томаш шагнул к ним, обнажив меч.

– Боярин не виновен! – отчаянно закричала Ванда, видя, что ее возлюбленному грозит смерть. – Он целился не в Государя, а в поданный ему колчан. Поглядите, одна из стрел вставлена в него острием кверху. Она, должно быть, напитана ядом!

После истории с закупоренными горшками мало кто из собравшихся относился к девушке всерьез, но Князь Томаш был не из тех людей, кои отвергают чужие слова, не проверив их.

Осмотрев выпавшие из колчана стрелы, он убедился в том, что одна из них и впрямь была обращена наконечником вверх. Коронер поднес ее к глазам, пытаясь разглядеть в свете костра следы яда на острие.

– Государь, а ведь панна права! – обратился он, закончив осмотр, к Яну Альбрехту. – Наконечник стрелы смазан ядом, от коего кровь застывает в жилах, словно студень!

Я узнал его по цвету, – Князь понюхал стрелу, дабы еще раз увериться в правильности своих выводов, – и, по запаху…

Сколь ни дивно поведение боярина, он спас вашу жизнь!

– Король, тебе известна моя меткость! – крикнул, вырываясь из рук молодых шляхтичей, Орешников. – Будь я убийцей, разве бы промахнулся?

– Немедленно отпустите моего гостя! – наказал сыновьям Тромбы Ян Альбрехт. – Нужно быть безумцем, чтобы усмотреть в его действиях злой умысел!

Ошарашенные Лешек и Збышек отступили от московита, и он поднялся на ноги, одаривая обоих презрительным взором.

– Но кто мог вложить в колчан отравленную стрелу? – сурово воззрился на своих вассалов Монарх. – Наверняка это сделал человек, участвовавший в охоте!

– В первую очередь нужно допросить того, кто подал Государю тул, – хищно прищурился Томаш. – Сдается мне, пан Игнатий, что это был один из твоих людей!

– Франек? – изумленно охнул старый шляхтич. – Не может того быть! Он всегда служил не за страх, а за совесть…

– Ну и где тогда твой совестливый слуга? – вопросил старика Коронер. – Найдите его немедленно!

Шляхтичи и егеря принялись искать толмача, но того и след простыл. Пока внимание Короля и его свиты было обращено к Орешникову, слуга пана Тромбы скрылся в густых зарослях.

– Зажечь факелы и прочесать окрестности! – властно наказал своим людям Князь. – Изменник не должен уйти!

В считанные мгновения в руках охотников запылали смоляные факелы, заботливо припасенные Тромбой, и рыцари, сев на коней, отправились ловить ускользнувшего от расправы татя.

– Дайте мне кто-нибудь лошадь! – вскричал, обращаясь к Коронеру, Орешников. – Я поеду с вами!

– И я тоже! – не пожелала отставать от других Ванда. – Прошу вас, Князь, возьмите меня с собой!

– Это панна разгадала вражий замысел положить в тул Короля отравленную стрелу, – сообщил Князю, уже сидя на конской спине, Григорий.

– Нет, панне придется остаться здесь! – остудил ледяным взором пыл девушки Томаш. – Она и так сделала для спасения нашей Державы больше, чем кто-либо иной!

– Но, Князь! – взмолилась Ванда.

– Кто-то должен остаться с Государем и охранять его, – пояснил свое решение Коронер, – мало ли, какие хитрости могут придти на ум недругам Унии.

Будет лучше, если рядом с Владыкой окажется человек, способный разгадывать их планы, – улыбнулся глава Королевской Разведки. – Берегите Государя, панна, а с прочими делами мы управимся сами!

Он дал шпоры коню, и отряд преследователей вылетел за пределы охотничьего стана. В лагере с Королем оставалась еще сотня воинов, коим предстояло сопроводить его в расположение войск.

Но Орешникова среди них не было, и Ванде стало больно до слез. Боярин вновь рисковал собой, а она, как и в прошлый раз, не могла быть с ним рядом…

– Господи, отчего мне так не везет! – прервал ее мысли полный горечи голос Тромбы. – Всю жизнь верно служил Государю, чтобы на старости лет дать приют его убийце!

– Слава Спасителю, Государь жив, – попыталась утешить старика Ванда, – и вас, пан Игнатий, никто не обвиняет в измене. То, что сталось с вами, могло произойти с любым из нас…

– Как я не разглядел врага? – сокрушался пожилой рыцарь. – Верно говорят, когда Господь хочет кого-то наказать, он делает его слепым и глухим…

Ты, панна, защищала Владыку, а я в старческой гордыне насмешничал над тобой. Ныне жизнь преподнесла мне урок, и я, старый дурень, хочу перед тобой повиниться…

– Не стоит извинений, пан Игнатий! – улыбнулась шляхтичу Ванда. – Все мы порой ошибаемся…

– Спасибо за доброту! – по-отечески обнял ее старик. – Пусть тебе, девочка, повезет в любви!…

– Надеюсь, повезет… – эхом отозвалась она. – Мне бы самой очень сего хотелось!

* * *

– Туман рассеивается, – досадливо покачал головой Михей, – передвигаться по дорогам вскоре станет опасно. Пока нас не приметили, княжна, нужно укрыться в лесу.

Эвелина не возражала, доверяя опыту проводника. Они свернули с тракта, и хмурый сосновый бор принял их в обьятия, укрыв от враждебных взоров.

Здесь, в лесу, туман держался дольше, чем на равнине, цепляясь за кусты и деревья, он висел над землей серыми лоскутами, и, казалось, его можно было потрогать рукой. Идя сквозь сырой сумрак, княжна и ее спутник углубились в чащу.

Вскоре Эва потеряла всякое представление о том, где они и куда держат путь. Обступавшие их со всех сторон деревья были похожи, словно близнецы, а едва различимая тропа, по которой вел ее Михей, то и дело терялась в зарослях бурого осеннего папоротника.

– Ты уверен, что мы выйдем из лесу в нужном месте? – поинтересовалась у проводника девушка.

– Даже не сомневайся! – ободрил ее Михей. – Сии места мне хорошо знакомы. Порой приходилось укрываться здесь от разных недругов. Так что не тревожься, выйдем, куда надо!..

Но тревога не покидала княжну. Густой, сумрачный лес навевал чувство опасности, с коим Эва никак не могла совладать. Казалось, за каждым мшистым стволом притаился враг, готовый выскочить из укрытия с мечом или пустить стрелу.

Ее волнениие не укрылось от проводника. Видя, что словами спутницу не утешить, Михей решил подбодрить ее по-иному.

– Не кручинься, княжна! – задорно подмигнул Эве бывший скоморох. – Хочешь, развеселю тебя песней?

– Песней? – изумилась она столь нежданному вопросу. – Не страшишься, что нас услышат?

– Кто? – огляделся по сторонам Михей, изображая недоумение. – Здесь на много верст ни души. Право, на открытом месте ныне куда опаснее!

– Тогда спой, – согласилась выслушать его Эвелина, – все же веселее, будет!

Михей откашлялся, прочищая горло, и, важно подбоченившись, запел:

Вырвал Колюшка глаз Егорушке,

Через полюшко с глазом побежал,

А Егорушка в спину Колюшке

Бросил перышко, острый свой кинжал!

Русь великая, Русь обильная,

Ширь безмерная, глазом не объять

Пред тобой стоят все бессильные

Сделать что-нибудь, что-нибудь понять.

Мысли тешат нас по головушке,

Что должны врага мы в бою убить,

Если он придет к нам на полюшко -

Можем горлышко мы перепилить!

Вырвал Колюшка глаз Егорушке,

Через полюшко с глазом побежал,

А Егорушка в спину Колюшке

Бросил перышко, ярость не сдержал!..

Недьзя сказать, что Бог обделил Михея музыкальным слухом. Однако в голосе ему точно отказал. Хриплый, надтреснутый, он звучал фальшиво, несмотря на все старания сказителя передать незатейливую мелодию песни.

Закончив, Михей вновь откашлялся и шутовским жестом поклонился в седле своей слушательнице.

– Как тебе сия история, княжна? – вопросил он Эвелину.

– Страшная… – честно призналась она. – Небось, разбойничья?

– Так и есть! – гордо вскинул он щетинистый подбородок. – Уж не взыщи, какова жизнь, таковы и песни! Но ты улыбнулась, слушая ее, значит, нашла в ней нечто доброе…

Эвелина действительно улыбнулась, глядя, с каким усердием выводит свою балладу Михей. Сколько лет было ее спутнику? Едва ли больше тридцати, но невзгоды состарили его, прорезав лицо ранними морщинами и густо посеребрив шевелюру сединой.

Девушке подумалось, что не пройди он боль, страдания и насмешки, его жизнь сложилась бы по-иному. Безысходность и горе толкнули доброго в душе человека на разбойничью стезю.

– Главное, тебе пришло на ум начать новую жизнь, – мягко произнесла она, – мы с Дмитрием сделаем все, чтобы ты был счастлив…

– Счастлив?.. – грустно улыбнулся он. – Едва ли сие, возможно. Разве что совесть успокою, вернув тебя боярину. Но и то – уже немало!

Он вновь притих, и некоторое время путники ехали молча, погруженные в свои думы. Вскоре лес начал редеть, предвещая завершение их странствий.

Прошло еще немного времени, и они вышли к оврагу, подобно ране рассекавшему надвое бор. На дне урочища чернел голый кустарник, ощетиненный длинными шипами.

– Господи, впервые вижу такое растение! – изумленно прошептала Эвелина, разглядывая переплетение колючих ветвей. – Оно словно проросло в наш мир из Ада. Ты только погляди на эти иглы!

– Да, не хотел бы я упасть на такой кустик! – криво улыбнулся Михей. – Только завезли сию гадость не из ада, а из Османской Порты.

Засаженный ею крепостной ров непреодолим для врага, посему наши паны решили обзавестись сарацинской диковинкой. А ей пришлась по нраву литовская земля. Ветер разнес семена турецких терний, они и проросли…

Где надо и где не надо, – закончил он, сплюнув в овраг, -

и что досадно: вишни да абрикосы, завезенные с юга, у нас не приживаются, хоть плачь. А эта мерзость укоренилась повсюду!..

– Как мы преодолеем овраг? – задала спутнику непраздный вопрос Эвелина.

– Впереди нас ждет мост, – со знанием дела сообщил ей Михей, – не то чтобы шибко прочный, но двоих всадников выдержит! По нему и перейдем сей овражек…