Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Рождественский рассвет озарил свежевыпавший снег солнцем. Это ясное утро подарило уставшему от серости миру ослепительно голубое небо без единого облачка. Эдмонд и Энн Варни сидели у камина. Мэтью расположился рядом с ними и с чашкой горячего чая, приправленного корицей, слушал, как хозяин гостиницы читает вслух библейскую историю о рождении Христа. Создавалось впечатление, что Варни проводят каждое Рождество в столь уютной обстановке.

Накануне вечером Мэтью и Файрбоу насладились праздничной трапезой – фазанами, бататом и жареными кукурузными лепешками. Наутро, явившись в комнату доктора с миской овсянки, Мэтью застал Файрбоу за изучением книги ядов. Для обычного человека разобраться в ее хитросплетениях было попросту невозможно, но, похоже, для талантливого химика это была книга, полная интригующих записей, которые могли всерьез увлечь.

Тем лучше, – подумал молодой решатель проблем, оставляя Файрбоу наедине с чтением.

Следом Мэтью решил проведать Джулиана. Раненый спал и, похоже, состояние его не изменилось – по крайней мере, не наблюдалось никаких заметных улучшений, которые бросались бы в глаза. В надежде на лучшее Мэтью осторожно прикоснулся ко лбу Джулиана, но лишь убедился в том, что лихорадка не отступила. От прикосновения Джулиан зашевелился и болезненно застонал, но не проснулся. За весь вчерашний день он так ничего и не съел, сумел лишь выпить полстакана чая. Единственным хорошим знаком было то, что кровью Джулиана больше не тошнило.

Мэтью оставил напарника отдыхать, надел шерстяную шапочку и одно из пальто Варни с теплой флисовой подкладкой и отправился на прогулку по заснеженному полю. Он побрел туда, где недавно оставил окровавленную шубу из шкуры белого медведя – лишь чтобы обнаружить, что она исчезла, а все возможные следы скрыл свежий снег, выпавший за минувшие дни.

Удивительно, что шериф Лэнсер ничего не обнаружил, – подумал Мэтью, тут же поставив это предположение под сомнение: – Впрочем, возможно, именно он-то и нашел эту шубу…

Возвращаться в гостиницу не хотелось, и Мэтью, спрятав руки в карманы от холода, поплелся дальше. Он надеялся, что свежий морозный воздух очистит его сознания от образов, что являлись к нему в кошмарных снах. Ночами, стоило закрыть глаза, его преследовали не только Лэш и Блэк, но и остальные бандиты: Мэрда, Львица Соваж, Краковски, Монтегю и даже Виктор и Боген. Не обходились его кошмары и без убитых пруссаков – Пеллегара и Брюкса – которые монотонно стучали в дверь гостиничной гардеробной. И хотя они никогда не представали перед ним во всей своей ужасающей мертвецкой красе, Мэтью раз за разом цепенел от страха, что они, пошатываясь, покинут место своего временного упокоения и потребуют назад свои парики.

Ему снилось, как он сидит в карете с Элизабет Маллой, и она рассказывает ему историю своей жизни, и с каждым ее словом Мэтью все явственнее ощущал, что помимо них в экипаже есть кто-то еще. Посмотрев направо, он встречался взглядом с Дикаркой Лиззи с ее устрашающими острыми когтями, восковым лицом и блестящими темными глазами. Внезапно, под аккомпанемент голоса Элизабет, Дикарка Лиззи начинала царапать себя, разрезать свою плоть на окровавленные ленты, которые развевались, словно подхваченные демоническим ветром. И когда она, наконец, прорезала себя достаточно глубоко, из ее нутра показывалась маленькая девочка с испуганными глазами, которая всхлипывала и сжималась в комок в попытке защитить себя. Было горько осознавать, что эту девочку уже никто никогда не утешит.

А еще ему снилась Берри.

Она была такой, какой он знал ее до наркотика: прекрасной, энергичной… немного упрямой… нет, очень упрямой… но это была она, та самая, во всей своей красе. Они гуляли в парке и, судя по окружающей обстановке, на дворе стояла ранняя осень. Легкий ветерок, пронизывающий кроны деревьев, сдувал с них красные и желтые листья.

Вдруг Берри положила руку на плечо Мэтью и произнесла:

– Спаси меня.

– Да, – ответил он. – Я спасу тебя, обещаю.

И там, в его сне, перед ними простирался маленький пруд, сверкающий серебром, который оставался спокойным и невозмутимым даже когда ветер проносился над его поверхностью. Мэтью взял Берри за руку, и они остановились у воды, созерцая ее красоту. Вдруг пруд начал подниматься над землей, деформируясь и принимая вертикальное положение. В толще воды показались отражения Мэтью и Берри. Они всмотрелись в них, и тогда нечто темное, жуткое, мерзкое и отвратительное зашевелилось по ту сторону зеркала, которое начало стремительно чернеть. Прямо на глазах монстр увеличивался в размерах, расправлял крылья и отращивал уродливую голову, покрытую бородавками. Среди росчерков молний, которые пробивались сквозь стекло и обвивали отражения Мэтью и его возлюбленной, словно щупальца осьминога-людоеда Профессора Фэлла, Мэтью рассмотрел, что гротескная тварь была одета в плащ цвета воронова крыла и имела лицо Кардинала Блэка.

Кошмары толком не давали Мэтью спать, и сейчас, бредя по снегу, он чувствовал себя совершенно измотанным. Продолжая брести под слепящим зимним солнцем, он прикрывал глаза, позволяя морозному ветру обдувать его лицо, потому что каждый порыв приносил хоть немного бодрости.

Казалось, лишь теперь Мэтью сумел оценить, как сильно ему повезло: он остался в живых после всех злоключений! Ему словно улыбнулась сама Судьба. Или, по крайней мере, предоставила шанс на успех, которым Мэтью не преминул воспользоваться. А ведь в самом начале миссии сама идея о том, чтобы вернуться в Прекрасный Бедд с книгой и химиком, казалась невозможный.

Впрочем, будь Мэтью один, это и было бы невозможно. Без Джулиана. Без плохого человека, проложившего им весь этот путь. Поэтому, замерев посреди заснеженного поля, по которому протягивалась цепочка свежих следов, Мэтью вознес молитву за Джулиана Девейна. Просить слишком долго и навязчиво он не стал, решив, что если кто-то и слушал его мольбы, то уже, должно быть, принял их к сведению. Для себя Мэтью и вовсе не стал ничего просить – ему казалось, что плохой человек нуждается в молитве больше, чем хороший.

Постояв немного под лучами солнца, дающими обманчивое, почти летнее тепло, в то время как в тени все еще лютовала зима, Мэтью повернулся и зашагал по своим же следам назад, к гостинице.

Ближе к вечеру перед «Летящим Драконом» спешился всадник и привязал коня к коновязи. Это был молодой человек, закутанный в новое шерстяное пальто и такую же новую шерстяную шапочку – рождественские подарки от матери и отца из Уистлер-Грин. Он достал из седельной сумки кожаный цилиндр, подошел к парадной двери и позвонил в колокольчик.

– Привет, Билли! – поприветствовал его Варни, открыв дверь. – Заходи, выпьешь чашечку чаю!

– Не могу, сэр, но спасибо за предложение, – ответил молодой человек. – Надо возвращаться. Меня прислал шериф Лэнсер, он велел передать это мистеру Корбетту. – Юноша открыл цилиндр, извлек из него сверток пергамента и протянул его Варни, который знал, что Мэтью в данный момент сидит у постели своего товарища констебля. – Официальное дело, знаете ли, – пояснил Билли.

– Я прослежу, чтобы он это получил. Надеюсь, у тебя все хорошо?

– Прекрасно, сэр. А как у вас с женой успехи?

– Тоже все в порядке. Как всегда. Уверен, что не хочешь выпить чаю перед обратной дорогой?

– Уверен, сэр. Мне пора возвращаться домой, меня ждут родители.

– Тогда ладно. Передай им от меня привет.

– Обязательно, сэр, передам. – Билли отправился в обратный путь, но, прежде чем Варни закрыл дверь, он обернулся и воскликнул: – О… сэр… я чуть было не забыл передать сообщение мистеру Корбетту от шерифа Лэнсера.

– И что же он просил передать?

– Счастливого Рождества, – отрапортовал Билли и зашагал к своей лошади.

****

Следующим утром Мэтью проснулся от очередного кошмара. На этот раз его преследовало ощущение неминуемой гибели и мучили образы неясных лиц, двигающихся из стороны в сторону, словно чернильные пятна на темном фоне.

Стремясь побыстрее стряхнуть с себя остатки сна, он поднялся со своего тюфяка, что лежал на полу у изножья кровати Файрбоу и взглянул на доктора. Тот спал сном младенца, его, похоже, ничто не тревожило.

Тяжело вздохнув, Мэтью облачился в просторный халат, принадлежавший Эдмонду Варни – собственная его одежда, как и одежда Джулиана, еще не просохла после стирки, любезно устроенной миссис Энн. Хозяйка гостиницы была добра и участлива к остановившимся у нее «констеблям», однако в отношении «тройного убийцы» держалась подчеркнуто холодно и надеялась, что Мэтью хорошо его охраняет. Стирать одежду Файрбоу она не предлагала, поэтому доктору приходилось довольствоваться только теплом, едой и крышей над головой – что после его злоключений уже было немало.

Тихо выскользнув из комнаты, Мэтью отправился подышать зимним воздухом, чтобы очистить разум от призраков, мучивших его во снах. Сразу за порогом он остановился, чтобы взять слабо горящий фонарь с ближайшего стола. Едва потянувшись к нему, Мэтью заметил, что дверь в комнату Джулиана приоткрыта. Ощутив легкую тревогу, он тихо вошел в комнату и, осветив помещение фонарем, обнаружил, что кровать пуста.

Его внимание привлек какой-то шум. Он прошел в гостиную, где обнаружил, что завернутый в одеяло Джулиан помешивает кочергой в камине угли.

– Мне казалось, доктор не рекомендовал тебе вставать с кровати, – заметил Мэтью, несказанно обрадовавшись, что напарник, похоже, идет на поправку.

– А что делать, если я проснулся от холода? – буркнул Джулиан, бросив на Мэтью быстрый взгляд через плечо. – В той проклятой комнате сквозит, – продолжил он, отвернувшись. Несколько секунд он молчал, и Мэтью не спешил ничего говорить, пытаясь оценить его состояние. Затем Джулиан все же нарушил тишину: – Я пропустил Рождество, да?

– Всего на несколько часов, – ответил Мэтью.

– Мне всегда нравилось Рождество. – Джулиан продолжал осторожно ворошить угли. Было заметно, что каждое движение все еще причиняет ему боль, но, похоже, опасности для жизни его травма больше не представляла.

Мэтью перевел взгляд на камин, где несколько язычков пламени лениво лизнули обугленный кусок дерева.

– Знаешь, мне кажется, можно наслаждаться Рождеством даже без веры в Бога, – тихо сказал Джулиан.

– Думаю, я с тобой соглашусь.

Джулиан перестал орудовать кочергой, отложил ее в сторону и, поморщившись, протянул ладони к теплу.

– Мы все еще в той же гостинице? – спросил он. Голос его звучал по-прежнему слабо и устало.

– Да, в той же.

– Полагаю, из-за меня. – Одной рукой он осторожно коснулся повязки, которая предохраняла его ребра от слишком интенсивных движений. – А этот доктор… парень не промах, поработал на совесть – стянул крепче некуда. Я на всю жизнь запомню ту экзекуцию. – Он бросил на Мэтью суровый взгляд. – Но почему, черт возьми, ты не уехал? Будь я на твоем месте, меня бы уже и след простыл.

– Если верить расчетам Фэлла, – ответил Мэтью, – у нас еще есть время. К тому же Файрбоу согласился больше не доставлять нам хлопот. На самом деле, я все ему растолковал, и теперь он с нетерпением ждет встречи с Профессором.

– Ясно. Знаешь, ты упустил свое призвание. Тебе надо было стать политиком. Или священником.

– Сомнительный выбор, – хмыкнул Мэтью.

– Мне… нужно присесть, – выдохнул Джулиан и очень медленно опустился в кресло. Его лицо все еще было серым и по нему периодически пробегали тени боли.

– У тебя был жар.

Джулиан провел рукой по своей бритой голове.

– Ну, теперь у меня озноб, так что, очевидно, меня больше не лихорадит. Но я чертовски голоден. Мой желудок – бездонная яма. Можешь мне что-нибудь принести?

– Сейчас посмотрю. – Мэтью не хотел будить Варни, которые спали в дальней комнате, поэтому, освещая себе путь фонарем, тихонько прокрался мимо их двери на кухню, где обнаружил на блюде две кукурузные лепешки, оставшиеся от последней трапезы. Он отнес блюдо Джулиану, который прикончил скучную снедь за несколько секунд и попросил что-нибудь попить. Мэтью вернулся на кухню и нашел в кладовке глиняный кувшин с яблочным сидром. Он отмерил кружку, и Джулиан выпил сидр так, словно это был напиток богов.

– Уже лучше, – сказал Джулиан. – Не идеально, – он качнул головой, – но определенно лучше. Мы должны отправиться в путь с первыми лучами солнца.

– Не думаю, что ты уже к этому готов, – нахмурился Мэтью.

Джулиан ответил не сразу:

– Может быть, и так. Управлять экипажем я точно не смогу.

– Остаток пути я поведу сам. Думаю, у нас будет еще две остановки, прежде чем мы доберемся до места.

– Хорошо. – Джулиан закрыл глаза и замолчал. Мэтью подумал, что он уснул сидя, но Джулиан, не открывая глаз, сказал: – Я убил много людей. Много. Я даже сбился со счета. Это ведь ужасно, правда?

– Честно? Да.

– Некоторые заслуживали смерти. Другие – нет. – Он открыл глаза. – Я же должен чувствовать себя виноватым, ведь так?

Мэтью не знал, что отвечать. Ему казалось, что настоящую вину Джулиан чувствует за смерть мальчика, угодившего под копыта его лошади на той лондонской улице, на напоминать ему о том случае он не стал.

– А я не чувствую вины. – Плохой человек сам ответил на свой вопрос. – В моей профессии… моем призвании вина ведет к самоанализу, самоанализ – к колебаниям, а колебания – к смерти. Я не боюсь ее, просто пока не хочу с ней встречаться. Тебе это кажется разумным?

– Ты не прикончил Лэша, – сказал Мэтью. – У тебя был шанс. Почему ты этого не сделал?

– Лэш уже был на полпути к смерти. Я не хотел терять время. Ты думаешь, я должен был проявить милосердие и не позволить ему лежать в снегу и доживать свой век? Его час пробил. Я не хотел терять время, – повторил он и замолчал, наблюдая, как танцует маленький костерок в камине. Затем он сделал короткий, но болезненный вдох и медленно выдохнул. – По правде говоря… в некотором смысле… я им восхищался. Я думаю… несмотря на то, кем он был… Лэш во что-то верил. У него было видение… план… надежда. У меня никогда не было ничего подобного. Каждый последующий день для меня не отличается от предыдущего. Однотипные задания снова и снова. Однотипные убийства снова и снова. О, без сомнения, я хорош в том, что я делаю.

– Не буду спорить, – отозвался Мэтью.

– Мастер своего дела, – продолжил Джулиан. – Профессионал, упорно трудящийся ради строительства… чего? Будущего? Мое будущее состоит из времени, которое у меня осталось до того момента, когда кто-то более опытный – или более удачливый – прикончит меня. Более молодой пистолет, так сказать. Хотя я и не стар. Совсем не стар. По крайней мере, пока. Но… мне бы хотелось во что-то верить, Мэтью. Хотел бы я иметь то, чем обладал Лэш. Я забрал это у него, потому что понял, что мне не на что надеяться. – Джулиан болезненно хохотнул. – У меня не было своей надежды, поэтому я решил сжечь чужую. Он был плохим человеком, Мэтью?

– Я бы не назвал его методы безупречными.

– Но его мотивы… был ли он поистине плохим? – спросил Джулиан, и по его виду казалось, что ответ ему хочется услышать больше всего на свете. – Ну же… ответь… был ли он плохим?

Мэтью не знал, что на это сказать.

Самсон Лэш мечтал построить воздушный корабль – не только чтобы потешить свое самолюбие, но и во имя укрепления военной мощи Англии перед лицом будущих врагов. Само собой, это была безумная идея, но кто знает, что может принести с собой время?

Кем еще был Самсон Лэш? Человеком, который позволил Элизабет вырасти за пределами психиатрической лечебницы Хайклиффа. Также из-за его странной – можно сказать, извращенной – любви к ней он давал контролируемый выход Дикарке Лиззи, обезопасив тем самым улицы Лондона.

Его доверенное лицо, – подумал Мэтью. Лэш никогда не прикасался к ней, ибо не испытывал такого желания. Но почему? Потому что оставался верен жене, которая сошла с ума? Трудно было сказать наверняка.

Так все-таки: плохой или хороший?

Мэтью осознал, что однозначного ответа на этот вопрос не существует. В Лэше было перемешано и то, и другое. Как, быть может, и в каждом человеке, ходившем по этой Земле.

Кроме одного.

Того, кто носил титул Черного Кардинала. В нем Мэтью не видел ничего, кроме рвения к власти… к демонической власти. И он очень сомневался, что у Блэка были хоть насколько-то гуманные мотивы для его связи с Повелителем. Страшно представить, что сделает Блэк, заполучив то зеркало…

Скорее всего, просто разочаруется, потому что творение Киро Валериани должно было быть простым куском черного стекла. Сама идея о том, что существует зеркало, созданное колдуном, чтобы вызывать демонов ада, была абсурдом.

– Блэк, – сказал Мэтью. – Думаешь, он выжил?

Джулиан был явно разочарован, не получив ответа, но вопрос Мэтью все же завладел его вниманием, и он крепко задумался.

– Если нет, то всегда найдется кто-то подобный ему, кто займет его место.

Казалось, эти слова выбили из него остатки сил. Он попытался встать, но самостоятельно этого сделать не смог, и Мэтью пришлось помочь ему добраться до комнаты. С его же помощью Джулиан опустился в кровать и проспал до полудня.

На следующий день, заметно прихрамывая и придерживая больной бок, Джулиан явился на кухню и спросил у Энн Варни, не найдется ли чего-нибудь поесть, добавив, что, если ему предложат говядину, он будет счастлив, как Ребенок в канун Рождества. Миске говяжьего супа удалось его осчастливить.

Следующий день выдался очень солнечным, и Мэтью решил вывести Файрбоу подышать свежим воздухом. Чтобы не беспокоить Варни, он показательно связал запястья доктора и держался с ним подчеркнуто строго.

На следующее утро приехал доктор Кларк, чтобы осмотреть своего пациента, который в тот момент был одет в халат и сидел в гостиной, играя в вист с Варни и Мэтью. Отругав Джулиана за чрезмерную активность, Кларк оценил его состояние как тяжелое, но не мог не отметить, что пациент семимильными шагами движется к выздоровлению.

Примерно через три часа после ухода доктора перед домом остановилась карета, из которой вышли хорошо одетые мужчина и женщина, их дочь лет четырнадцати и два бизнесмена, направлявшиеся из Плимута в Лондон. Было очевидно, что этой группе вновь прибывших путешественников необходимо отдохнуть и остаться на ночь. Это означало, что Мэтью и Джулиану настало время распрощаться с Варни и отправиться в путь, облачившись в свежевыстиранную одежду.

Перед тем как покинуть гостиницу, Мэтью приобрел у Варни пальто и шапку – хозяин гостиницы не отказался их продать, потому что мог легко купить им замену в Уистлер-Грин. К покупке добавились два добротных шерстяных одеяла, чтобы обеспечить комфорт пассажирам в полуоткрытом сухопутном корабле. Похоже, Варни сейчас был готов продать «констеблям» что угодно, лишь бы они поскорее увезли из его дома «мерзкого убийцу» Файрбоу, неприязнь к которому уже было бесполезно скрывать.

Подкрепившись перед отъездом, выспавшись, захватив с собой сопроводительную грамоту и книгу ядов, Мэтью, Джулиан и Файрбоу отправились в путь под бескрайним голубым небом. Вожжи были в руках Мэтью, и гоня упряжку быстрым галопом прочь от «Летящего Дракона», он надеялся, что кровавая бойня у дороги, что вела на юго-восток, уже была обнаружена каким-нибудь экипажем, направлявшимся на северо-запад, и что очередной прелестной четырнадцатилетней дочери никогда не придется видеть таких сцен насилия.

Подзорная труба была установлена на штатив и обращена на северо-запад, куда уходила дорога, по которой уехали Мэтью и Джулиан Девейн. У подзорной трубы стоял Хадсон Грейтхауз, и перед его взором стелилась пустынная лента тракта, тянущаяся вдоль плоской равнины валлийского пейзажа. Хотя дневное небо было синим, а облака плыли высоко, над крышами «Прекрасной Могилы» то и дело проносились сильные порывы сурового ветра, дующего с моря.

Хадсон стоял у парапета крепости Фэлла, прямо над телегой, блокировавшей проход в стене из серого камня. Дубовые ворота, которые были разворошены взрывом во время нападения почти две недели назад, все еще находились в процессе восстановления.

По обе стороны от Хадсона по крепостным валам прохаживались два охранника с мушкетами, и когда Грейтхауз снова посмотрел в подзорную трубу, один из них направился к нему.

– Что-нибудь видно? – спросил он. Хадсон узнал его, этого человека звали Дэн Грейвлинг.

– Ничего, – ответил Хадсон. Он отошел от трубы, поправил воротник своего коричневого вельветового пальто и натянул его повыше. Из-под черной шапки выглядывали его массивные уши. – Но он вернется, я знаю.

– Хочешь сказать, они оба вернутся.

Хадсон мрачно улыбнулся. В эту игру слов они уже играли на прошлой неделе.

– Конечно, Дэн. Я это и хотел сказать.

Грейвлинг оперся на свой мушкет.

– Я уже давно об этом думаю и решил спросить. Ты такой верзила, – пожал плечами он. – Как им удалось тебя сюда затащить?

– Секрет прост: женское колено бьет тебя в лицо, а три бандита с пистолетами помогают, – ответил Хадсон, вспоминая здоровенное колено Матушки Диар, которое отправило его в страну грез, и то, что прийти в себя он смог только в охраняемом экипаже, уже везущем его вместе с Берри Григсби в деревню Фэлла. В «Прекрасную Могилу», являвшуюся, по сути, тюрьмой для всех ее жителей и расположенную на продуваемом всеми ветрами побережье Уэльса.

– Она была красоткой?

– О, да, еще какой. Настоящая бестия. Уложила меня, как мальчишку. – Хадсон понимал, что этому человеку было знакомо как имя Матушки Диар, так и ее отвратительная внешность с лягушачьим лицом. Он решил умолчать о ней, потому что меньше всего на свете любил разрушать чужие фантазии.

– Бывает же, – ответил Грейвлинг. Хадсон симпатизировал ему. Грейвлинг был простым разнорабочим, угодившим сюда не потому, что хотел служить злому гению Профессора Фэлла, а потому, что в умудрился запятнать свое доброе имя и теперь вынужден был скрываться от закона, бежав из Ньюпорта. Деревня Фэлла давала ему убежище и защиту. Там, в Ньюпорте, Грейвлинг был осужден за нападение на судью. Сторожем он оказался умелым, но мозгами природа его явно обделила – по крайней мере, Хадсону так казалось.

Грейвлинг извлек из небольшого мешочка, вынутого из кармана пальто, маленькую щепотку табака, вдохнул ее и предложил Хадсону. Тот покачал головой и снова обратился к подзорной трубе.

– И так каждый день. Я тебя здесь даже ночью видел, – заметил Грейвлинг. – Стоишь тут и в холод, и в снег. Как будто за этим снегопадом можно что-то разглядеть. Этот парень – Корбетт – похоже, задолжал тебе кучу денег, раз ты так его выжидаешь.

– Тысячи фунтов, – буркнул Хадсон, перемещая подзорную трубу в попытке разглядеть что-то в далеких лесах.

– Серьезно?

– Чистая правда.

– Ну, тогда не удивительно, что ты так часто сюда приходишь и ждешь, что он вернется. Я хотел сказать, что они вернутся. С мистером Девейном меня… как бы это сказать… ничего не связывает, но он, вроде, неплохой парень. Ну, или изображает неплохого парня – как знать. Он хотя бы заговорит с тобой в ответ, если к нему обратиться.

– Говоришь о нем так, как будто он особа королевских кровей.

– Королевских? Нет, он не из родовитых. Обычный парень.

Хадсон хмыкнул и продолжил наблюдать за пустой дорогой.

– А ведь не только ты заинтересован в том, чтобы они поскорее вернулись, – обронил Грейвлинг. Когда Хадсон посмотрел на него и вопрошающе изогнул бровь, Грейвлинг кивнул головой с седоватой бородой в сторону самого сердца поселения под названием Прекрасный Бедд.

Поверх почерневших руин нескольких разрушенных зданий, над восстановлением которых неустанно трудились рабочие, Хадсон увидел человека, стоявшего на верхнем этаже своего похожего на замок логова и также прильнувшего к подзорной трубе, которая была повернута к дороге.

– Я слышал разговоры, – прошептал Грейвлинг. – Поговаривают, что вы с ним сдружились.

– Преувеличивают. – Хадсон прислонился к стене крепостного вала и пожалел, что не догадался взять с собой бутылку чего-нибудь горячительного и очень крепкого.

– Я слышал, ты с ним ужинал.

– Было такое. Некоторое время назад.

– Ну, пусть так, и все же… – Он пожал плечами. – Лично мне даже видеть его так близко не доводилось. Ну, я имею в виду… я, конечно, видел его в ту ночь на площади, когда мы отплатили захватчикам. Но ближе – никогда. – Глаза Грейвлинга прищурились. – А вот теперь он снова заходит внутрь. Такому тщедушному человеку, как он, должно быть, непросто выносить зимний холод, но не пройдет и часа, как он снова выйдет к трубе. Сам, наверное, замечал. Может, кто-то из этих ребят задолжал и ему?

Хадсон понял, что Грейвлинг просто пытается выспросить у него, что происходит. Видимо, местные охранники выстроили свои причинно-следственные связи происходящего и стали раздувать вокруг них слухи, в которых Грейвлинг увяз по уши. Он явно ощущал недостаток информации и просто хотел разобраться, что же происходит на самом деле.

– Может, и задолжал, – отозвался Хадсон.

– Я видел, как они уезжали. Этот парень, Корбетт, с мистером Девейном. Не очень они подходят друг другу в напарники. Пожалуй, совсем не подходят, как по мне.

– Согласен, – кивнул Хадсон. – Но я надеюсь, что сильные стороны одного помогут выжить другому.

Хотя его надежды больше сводились к тому, что Джулиан Девейн каким-то чудом сможет уберечь Мэтью от смерти. Но познав на собственной шкуре натуру приспешников Профессора, Хадсон склонялся к мысли, что куда с большей вероятностью Девейн попросту убьет Мэтью… если еще не убил. Если так, то взбираться на этот парапет, ежедневно вытаптывать здесь снег и вглядываться в окуляр подзорной трубы, было просто бессмысленно.

– Экипаж едет! – крикнул второй охранник. Это был МакБрей, невысокий худощавый мужчина, который в прошлом убил свою свекровь.

Хадсон инстинктивно посмотрел на северо-запад, но дорога на Аддерлейн оставалась пустой. Тогда он повернулся на юго-восток…

… и увидел это.

Далеко, на расстоянии в пару миль…

Хадсон перенаправил подзорную трубу и приник к ней.

– Экипаж едет! – снова закричал МакБрей, на случай, если люди на других участках крепостного вала не расслышали с первого раза. Его крик эхом разнесся по деревне.

Хадсон разглядел странного вида карету. Она была огромной. Ей бы больше подошло название «корабль», чем карета, а тащила ее четверка гигантских лошадей. И… кто же сидит на месте возницы? Пальто, шапка надвинута так, что закрывает часть лица… Разглядеть что-либо трудно.

– А вот и он, снова вышел посмотреть, – возвестил Грейвлинг. Хадсон не обернулся, но знал, что охранник говорит о Профессоре Фэлле.

Хадсон, не отрываясь, смотрел в подзорную трубу. Четверка лошадей двигалась шагом. Очевидно, они уже преодолели большое расстояние и выбились из сил, но возница упрямо продолжал гнать их вперед. Экипаж подъехал ближе… еще ближе… и тогда Хадсону, наконец, удалось разглядеть лицо возницы.

Он даже не осознавал, какое сильное напряжение испытывал, ожидая этого момента. Бессонными ночами, когда он прикладывался к бутылке в своем гостевом домике, который ему выделил Фэлл, он ведь искренне опасался, что Мэтью не вернется с этой убийственной миссии, что мальчик погиб – или от руки Девейна, или от руки кого-то другого. А это значило, что здравомыслие Берри потеряно навсегда. Хадсон почти не верил, что Мэтью вернется. Много раз, потеряв всякую надежду и терпение, он продумывал план, в котором собирался украсть лошадь и отправиться в Аддерлейн, но одна мысль о том, чтобы оставить Берри в лапах Фредерика и Памелы Нэш заставляла его отступить.

Поэтому он оказался не готов к тому потоку чувств, что нахлынули на него и тараном снесли все его душевные барьеры, когда экипаж приблизился к деревне.

Хадсон Грейтхауз покачнулся. Ни один удар кулаком никогда так не ошеломлял его, как вид Мэтью Корбетта за поводьями этой огромной кареты, движущейся в сторону «Прекрасной Могилы»; ни один крепкий спиртной напиток никогда не заставлял столь яркое и горячее пламя вспыхивать в его душе.

– Боже правый! – удивленно воскликнул Грейвлинг. – Неужели это они?

– Черт возьми, да! – прорычал Хадсон. Едва не сбив по пути Грейвлинга, он перегнулся через парапет и крикнул людям внизу: – Уберите телегу! Сейчас же! – Не став ждать, когда кто-то исполнит его приказание, он сам сбежал по четырем каменным ступеням, а оставшуюся часть лестницы миновал одним прыжком. Хадсон навалился на телегу плечом. К нему присоединилось еще три человека, и вместе они оттолкнули ее с дороги.

Огромные кони въехали в деревню, втянув за собой экипаж в форме корабля. На площади Мэтью заставил четверку лошадей остановиться:

– Тпру! Тпру! – крикнул он. Ему пришлось изо всех сил натянуть поводья, потому что кони противились любой команде своего возницы – даже после стольких пройденных миль.

Колеса перестали вращаться. Издав последний скрип, экипаж остановился.

Мэтью огляделся, обвел взглядом дома Прекрасного Бедда и лица собравшихся вокруг него людей. Кто бы мог подумать, что он будет рад – и это еще мягко сказано! – вернуться в это место?

– А ты не торопился, да, черт тебя подери? – спросил Хадсон, уперев руки в бока. – Почти две недели прошло.

– Лучше поздно, чем никогда, – ответил Мэтью. Голос его звучал устало. Он был совершенно измотан заключительным этапом поездки, но последней вещью, о которой он сейчас думал, был сон. Лекарство, способное помочь Берри, было уже почти в его руках, и это приносило неимоверное облегчение. Вдобавок Мэтью был счастлив снова видеть Хадсона – крепкого и здравомыслящего, а не тот сжатый от ужаса комок нервов, в который его превратил наркотик. В том состоянии Хадсон пребывал до самого отъезда Мэтью и Джулиана.

Когда Мэтью спустился с места возницы, из салона экипажа вышли Джулиан и доктор. Файрбоу оглядел свое новое пристанище с интересом. Джулиан же перевел дух, мучительно приложив руку к повязке на груди. Для неверующего человека, в нем сейчас светилось слишком много желания рухнуть на колени и возблагодарить Небеса за то, что ему удалось выбраться живым из этой передряги. Боль мучила его – сколь крепким бы ни был экипаж, дорога далась Джулиану тяжело, и он чувствовал каждую кочку.

– Ты, – обратился Джулиан к Хадсону. Губы его растянулись в слабой вымученной улыбке. Под глазами все еще пролегали темные круги. – Гляжу, все хорошо?

Мэтью напрягся, понимая, что Джулиан сейчас ходит по очень тонкому льду. После всех полученных травм он мог бы скончаться от одного удара Хадсона Грейтхауза.

– Да, все хорошо, – сухо ответил Хадсон. В эту минуту он был слишком рад видеть Мэтью, поэтому решил не тратить силы на этого напыщенного шута. Во всяком случае, раз им обоим удалось вернуться, Хадсон пришел к выводу, что навыки Девейна оказались чрезвычайно полезными для Мэтью. Так стоило ли сердиться?