Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

– Значит, вы не знаете, где приземлился самолет?

Франкевитц опустился в кресло и сунул в рот мундштук. Он смотрел на дождь за окном, выпуская изо рта сизоватый дым, и с каждым новым вдохом в легких у него начинало клокотать.

– Мы летели долго. Один раз приземлились, наверное чтобы заправиться. Там пахло бензином. Я чувствовал, что солнце светит мне в лицо, и знал, что мы летим на запад. В том месте, где мы приземлились, пахло морем. Меня завели в помещение и только потом сняли с глаз повязку. Это был склад, постройка без окон, все двери наглухо закрыты. – В воздухе клубился голубой сигаретный дымок. – Краски и необходимые инструменты, какие мне только могли понадобиться, были очень тщательно подобраны и разложены. Мне отвели маленький закуток: стул, раскладушка, несколько книг, журналы и проигрыватель. Но окон там тоже не было. Полковник Блок проводил меня в большую комнату, где были разложены куски металла и стекла, и объяснил, что я должен сделать. Он говорил о пулевых отверстиях и трещинах на стекле, таких же, как на зеркале в моем автопортрете. Он хотел, чтобы я написал на металле следы от пуль и обвел мелом нужные места. С работой я справился. Когда все было закончено, они снова завязали мне глаза, вывели на улицу и посадили в самолет. И опять мы долго летели, а потом мне заплатили и отвезли домой. – Он слегка склонил голову набок, словно прислушиваясь к музыке дождя. – Вот и все.

«Едва ли», – подумал про себя Майкл, а вслух спросил:

– А каким образом об этом стало известно Ад… Вернеру?

– Я ему сам рассказал. Я встречался с Вернером прошлым летом. Я был в Париже с другим своим знакомым. Как я сказал, Вернер был порядочным человеком. Да чего уж там! – Он уныло махнул рукой, и лицо его исказила гримаса ужаса. – Гестапо… А они не… я имею в виду, Вернер не рассказал им про меня?

– Нет, не рассказал.

Франкевитц вздохнул с облегчением. И тут он снова закашлялся.

– Слава богу, – выговорил он наконец, обретя возможность говорить. – Слава богу. Гестаповцы… Они такие ужасы творят над людьми!

– Вы сказали, что от самолета вас повели на склад. Значит, всю дорогу от аэродрома вы шли пешком?

– Да. Ведь там и было-то шагов тридцать, не больше.

Майкл решил, что, скорее всего, склад находился на аэродроме.

– А что еще хранилось на складе?

– У меня не было возможности хорошенько осмотреться. Рядом всегда был часовой. Ну, разные там бочки, ящики… Наверное, там хранили топливо, какие-нибудь колеса, шестеренки…

– И именно там вы услышали название «Железный кулак»?

– Да. Полковник Блок говорил с другим человеком, который зашел туда. Он называл его доктором Хильдебрандом, и тот несколько раз упомянул при мне это название.

Вот здесь нужно было кое-что выяснить. И Майкл сказал:

– Почему же Блок и Хильдебранд позволили вам стать свидетелем своего разговора, если все это было так засекречено? В тот момент вы находились в одной комнате с ними?

– Ну разумеется. Я работал, и, наверное, они думали, что я не прислушиваюсь к тому, о чем они говорят. – Франкевитц выпустил в потолок облачко сизого дыма. – И в конце концов, не было это таким уж великим секретом, как вам может показаться. Мне же все равно пришлось их рисовать.

– Рисовать? Кого «их»?

– Слова «Железный кулак». Я должен был нарисовать их на листе металла. Блок показал мне, как должны выглядеть буквы, потому что я не знаю английского.

Майкл помолчал. Немного поразмыслив над услышанным, он заговорил снова:

– По-английски? Вы написали…

– «Железный кулак» по-английски, – закивал головой Франкевитц. – На зеленом металле. Хотя, если уж быть точным, на металле оливкового цвета. Унылый такой цвет. И под этой надписью я еще должен был пририсовать картинку.

– Картинку? – Майкл покачал головой. – Боюсь, что здесь я вас не совсем понял.

– Сейчас покажу. – С этими словами Франкевитц подошел к мольберту, сел на стул и поставил перед собой чистый лист бумаги. В руке у него появился угольный карандаш. Майкл подошел поближе и встал у художника за спиной. Франкевитц на мгновение задумался, а затем принялся за набросок. – Как вы понимаете, это будет весьма приблизительно. Последнее время рука что-то не очень слушается. Наверное, это все от погоды. Весной в этой квартире всегда бывает очень сыро.

Майкл глядел на возникающий под карандашом рисунок. Это был большой, закованный в латы кулак, и этот кулак сжимал маленькую фигурку, но кем был человечек на рисунке, сказать пока было еще невозможно.

– Блок стоял и заглядывал мне через плечо, вот точно так же, как вы сейчас, – сказал Франкевитц. Карандаш тем временем выводил на бумаге тощие ножки, торчащие из железного кулака. – Мне пришлось целых пять раз переделывать набросок, прежде чем он остался доволен. А потом я нарисовал то же самое и на металле, пониже надписи. По результатам я был в первой трети всего выпуска нашей Школы искусств. Преподаватели говорили, что я подаю надежды. – Он печально улыбнулся. Рука с карандашом двигалась по листу как будто сама по себе. – А теперь вообще никакой жизни не стало. Все ходят, требуют уплаты по счетам. Я думал, что вы один из них. – Он пририсовал пару хлипких, безвольно болтавшихся ручек. – Лучше всего, конечно, работается летом, когда можно выйти в парк, на солнце.

Кулак на рисунке Франкевитца сжимал карикатурного человечка. Теперь он начинал пририсовывать голову и лицо.

– Один раз моя картина даже попала на выставку. Давно. До войны. Это были две золотые рыбки в зеленом пруду. Мне всегда нравились рыбки; они такие мирные, спокойные. – Он нарисовал широко распахнутые, навыкате глаза, а закорючка с острым уголком обозначила тонкий вздернутый нос. – И представляете, кто купил мою картину? Никогда не поверите! Одна из секретарш Геббельса. Да, самого Геббельса! Может быть даже, эта картина висит сейчас где-нибудь в рейхсканцелярии! – Он пририсовал прядь черных волос, ниспадающую на лоб. – Подумать только, мой автограф в самой рейхсканцелярии! И все-таки странная штука жизнь, не правда ли? – Он закончил работу, пририсовав черный квадратик усов, и отложил карандаш в сторону. – Ну вот. То же самое я нарисовал и для полковника Блока.

Это была карикатура на Адольфа Гитлера, изображающая фюрера с выпученными глазами, а рот его был широко разинут в безмолвном крике. Его сжимал железный кулак. У Майкла не было слов. Мысли теснились в голове, но зацепиться было не за что. Полковник СС Джерек Блок, отъявленный нацист, нанял Франкевитца, чтобы тот нарисовал нелепую карикатуру, высмеивающую самого рейхсфюрера? Чушь какая-то! За подобную выходку, за проявление явного неуважения к властям можно было запросто поплатиться жизнью, получив место на виселице вне очереди. Но как можно объяснить, что все это делалось с благословения ярого приверженца Гитлера? Пробоины, следы от пуль, треснувшее стекло, карикатура, железный кулак… К чему все это?

– Я ни о чем не спрашивал. – Франкевитц поднялся из-за мольберта. – Я ничего не желал знать. Мне просто хотелось вернуться домой живым. Блок сказал, что я могу снова понадобиться, чтобы сделать еще кое-что. Он предупредил, что это секретный проект и что, если я расскажу о нем хоть кому-нибудь, об этом сразу же станет известно гестапо, и тогда они обязательно нанесут мне визит. – Франкевитц разгладил помятые полы шелкового халата, пальцы его нервно подрагивали. – Я не знаю, почему я рассказал Вернеру об этом. Я знал, что он работает на чужую разведку. – Франкевитц смотрел на потоки дождя, стекающие по стеклу, и лицо его помрачнело. – Я думаю… я сделал это потому… потому что я видел, как Блок смотрел на меня. Как будто я дрессированная собачка. Я видел, как он глядел: он ненавидел и презирал меня, но я был ему нужен. Возможно, он и не убил меня лишь потому, что, по его мнению, я еще мог им пригодиться. Но я ведь человек, а не животное. Вы-то хоть можете это понять?

Майкл кивнул в ответ.

– Это все, что мне известно. Больше я ничем помочь вам не могу. – Дыхание Франкевитца снова стало тяжелым и хриплым. Он нашарил еще одну спичку и зажег погасшую сигарету. – А у вас есть деньги? – спросил он.

– Нет, с собой нет. – Хозяева подарили Майклу бумажник, но денег в нем не было. Он взглянул на длинные белые пальцы Франкевитца, снял перчатки из черной мягкой кожи и протянул их художнику. – Вот, возьмите это. Они чего-нибудь да стоят.

Франкевитц не раздумывая взял перчатки.

– Спасибо. Я вижу, что вы порядочный человек. – Он выпустил изо рта струйку сизого дыма. – Уж очень мало осталось на свете таких, как мы с вами.

– Вот от этого лучше сейчас же избавиться, – указал Майкл на только что нарисованную карикатуру.

Он направился к двери и остановился у порога, чтобы поставить точку в этом разговоре.

– Вы не обязаны были рассказывать мне обо всем этом, и я вам очень благодарен. Но теперь я хочу сказать кое-что лично вам: я не уверен в вашей безопасности.

Франкевитц взмахнул рукой с зажатым в ней мундштуком, и сигаретный дым повис в воздухе.

– А что, разве есть сейчас в Берлине хоть кто-нибудь, за чью безопасность можно поручиться?

На этот вопрос у Майкла не было ответа. Душная комната с этими узкими, покрытыми копотью окнами давила на него.

– А вы еще придете ко мне? – Франкевитц докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице из зеленого оникса.

– Нет.

– Полагаю, это к лучшему. Надеюсь, ваши поиски увенчаются успехом и вы найдете то, что ищете.

– Благодарю вас. Я тоже на это надеюсь. – Майкл справился с замком и, выйдя в коридор, закрыл за собой дверь.

Он тут же услышал, как Тео фон Франкевитц у него за спиной принялся запирать свою дверь на все замки. От этого звука сжималось сердце, это было очень похоже на шорох испуганного зверька, копошащегося в запертой клетке. Было слышно, как Франкевитц снова закашлялся, и в легких у него что-то хрипело и клокотало. Майкл прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел на мокрую от дождя улицу.

Вильгельм плавно остановил «мерседес» у обочины, и Майкл сел в автомобиль. Шофер направил машину на запад. Дождь не стихал.

– Ты узнал все, что хотел? – спросил Мышонок, видя, что сам Майкл не собирается начинать разговор.

– Это только начало, – ответил Майкл.

Железный кулак, давящий Гитлера, следы от пуль на зеленом металле, доктор Хильдебранд, разработки нового оружия, склад на летном поле, где в воздухе пахнет морем. Да, это начало: вход в лабиринт. И высадка союзников в Европе, которую планировалось начать, когда пройдет время неукротимых весенних приливов. «Скорее всего, первая неделя июня», – думал Майкл. На другую чашу весов поставлены сотни и тысячи жизней. «Живи свободным!» – вспомнил он и грустно улыбнулся. На его плечи легло тяжелое бремя ответственности.

– Куда мы едем? – спросил он у Вильгельма несколько минут спустя.

– Есть тут одно место, которое вам необходимо почтить личным присутствием. Отныне вы являетесь новым членом клуба «Бримстон».

Майкл хотел бы расспросить Вильгельма поподробнее, но внимание шофера было сосредоточено на дороге, а дождь полил еще сильнее. Майкл разглядывал свои руки без перчаток, вопросы в голове возникали один за другим, а в окна машины стучался весенний ливень.

– Это здесь, – сказал Вильгельм.

Майкл и Мышонок одновременно посмотрели вперед, пытаясь разглядеть дорогу через раскачивающиеся на мокром от дождя ветровом стекле дворники.

Прямо перед ними, окутанный пеленой дождя и стелющегося по земле седого тумана, возник замок на острове посреди реки Хафель. Вильгельм почти четверть часа ехал по мощеной дороге, проложенной через Грюневальд, на берегу реки мостовая кончилась, но у дороги было продолжение: деревянный понтонный мост, ведущий через темные воды к массивной гранитной арке. Въезд на мост преграждал желтый шлагбаум, у которого и остановился Вильгельм. В тот же миг молодой человек в ливрее цвета бордо, в темно-синих перчатках и с зонтиком в руках вышел из небольшого кирпичного здания заставы. Приспустив стекло со своей стороны, Вильгельм объявил:

– Барон фон Фанге.

Через окно Майкл видел, как молодой человек набирает номер телефона. Телефонные провода тянулись к замку через реку. Несколько минут спустя молодой человек появился вновь. Подняв шлагбаум, он махнул Вильгельму, чтобы тот проезжал. «Мерседес» въехал на понтонный мост.

– Это и есть «Рейхкронен-отель», – объяснил Вильгельм. – Замок был построен в тысяча семьсот тридцать третьем году, нацисты прибрали его к рукам в тридцать девятом. Здесь останавливается знать, а также почетные гости рейха.

– Бог ты мой! – прошептал Мышонок, глядя на надвигающийся на него огромный замок.

Конечно же, он видел его и раньше, но так близко – никогда. И он даже мечтать не мог о том, что наступит день, когда ему выпадет случай здесь побывать. В «Рейхкронене» останавливались главным образом высшие чины из руководства нацистской партии, иностранные дипломаты, офицеры из высшего военного командования, графы, князья и бароны – настоящие бароны. Замок быстро приближался, и гранитная арка ворот темнела впереди, словно широко разинутый рот. Рядом с этой громадой Мышонок чувствовал себя ничтожно маленьким. В животе у него заурчало от страха.

– Я не… я, наверное, не смогу войти туда, – только и смог сказать он.

Но выбора у него не оставалось. Миновав арку въездных ворот, «мерседес» въехал на большой двор замка. Широкие гранитные ступени вели к высокой двери парадного входа, над которой поблескивала золотом вывеска «Рейхкронен» и свастика. Вильгельм остановил машину, и на крыльце появились четверо светловолосых услужливых молодых людей, одетых в одинаковые темно-бордовые ливреи, которые тут же заспешили вниз по ступенькам.

– Я не смогу… не смогу, – продолжал твердить Мышонок.

Вильгельм холодно посмотрел на него.

– Хороший слуга, – тихо сказал он, – никогда не станет подводить своего хозяина.

И затем специально для Мышонка была открыта дверь, кто-то держал зонтик у него над головой, но сам он не мог сдвинуться с места, пребывая в полной растерянности. Вильгельм невозмутимо вышел из машины и обошел вокруг нее, чтобы открыть багажник. Словно настоящий барон, Майкл оставался в машине, дожидаясь, когда ему откроют дверь. Он вышел из машины и встал под зонтик. Нервы его были напряжены до предела. Времени на раздумья не оставалось, но было очевидно, что, если он надеется благополучно пережить весь этот маскарад и выбраться отсюда живым, для этого ему придется очень постараться и целиком войти в отведенную ему роль. Он подавил в себе нараставшее ощущение тревоги и так быстро и уверенно стал подниматься по ступеням широкого крыльца, что молодой человек с зонтиком едва поспевал за ним. Мышонок шел следом, с каждым пройденным шагом чувствуя себя все меньше и ничтожнее. Вильгельм и двое других молодых людей несли чемоданы. Майкл вошел в отель «Рейхкронен», это святилище нацистов. Холл отеля представлял собой огромный зал, освещенный множеством низких светильников, спокойный свет которых ложился на дорогую мебель с кожаной обивкой темно-коричневого цвета и персидские ковры с богатым золотистым орнаментом. С потолка спускалась массивная люстра, в ней были зажжены десятки свечей. В белом мраморном камине, таком огромном, что в нем при желании можно было бы устроить гараж для «тигра», гудело танцующее по поленьям пламя. Над камином, строго по центру, в обрамлении двух позолоченных орлов, висел большой портрет Адольфа Гитлера в раме. В холле звучала музыка: струнный квартет исполнял что-то из Бетховена. В мягких кожаных креслах и на диванах сидели немецкие офицеры, у большинства из них в руках были бокалы; одни тихо беседовали о чем-то, другие слушали музыку. Находящиеся в холле люди, среди которых были и женщины, стояли, собравшись в небольшие группки, и вели светский разговор. Майкл огляделся, стараясь одним взглядом окинуть всю картину происходящего здесь, в огромном зале. Мышонок испуганно сопел у него за спиной.

И тут раздался мелодичный женский голос:

– Фридрих!

Голос показался ему знакомым. Тот же женский голос повторил:

– Фридрих! Дорогой!

Она бросилась к нему и обняла. Он почувствовал исходящий от нее тонкий аромат: корица и кожа. Локоны ее светлых вьющихся волос коснулись его щеки. У нее были ясные, прозрачные глаза – цвета шампанского; он подался ей навстречу, и их губы встретились.

На вкус она была как бодрящее белое мозельское вино. Женщина прижалась к нему всем телом, и тогда Майкл крепко обнял ее и для начала слегка провел языком по ее губам.

Он почувствовал, как женщина, которую он держал в объятиях, вздрогнула, ей хотелось оттолкнуть его от себя, но она не могла себе этого позволить. И тогда он стал медленно водить языком у нее во рту. Но тут она поймала его язык и принялась так яростно сосать, слегка касаясь своими зубами, что, казалось, еще немного – и она вырвет его с корнем. «Пожалуй, это самый цивилизованный из всех известных способов ведения войны», – подумал Майкл. Он обнял ее еще крепче, и в ответ она так сжала его в своих объятиях, что у Майкла хрустнули кости.

– Кхе-кхе, – послышалось рядом вежливое покашливание. – Значит, это и есть тот самый счастливчик – барон фон Фанге?

Женщина выпустила язык Майкла и слегка отстранилась. На щеках у нее проступил яркий румянец, а в светло-карих глазах поблескивали гневные огоньки, но с лица ее не сходила ослепительно-счастливая улыбка, и она восторженно воскликнула:

– Да, Гарри! Ну скажи, разве он не прекрасен?

Майкл повернул голову вправо и посмотрел в сторону Гарри Сэндлера, который стоял всего в метре от него. В ответ искусный охотник, тот самый, что почти два года назад заказал в Каире убийство графини Маргритты, лишь скептически хмыкнул.

– Дикие звери прекрасны, Чесна. Особенно когда их головы висят на стене в моей гостиной. Но боюсь, что в данном случае наши с тобой вкусы не совпадают… тем не менее я сочту за счастье познакомиться с вами, барон. – Сэндлер порывисто протянул Майклу свою большую руку, и от этого резкого движения сидящий у него на левом плече сокол качнувшись, распустил крылья, чтобы удержать равновесие.

В течение нескольких секунд Майкл глядел на протянутую ему руку. Он представил себе, как эта самая рука подняла телефонную трубку, чтобы отдать приказ убить Маргритту. Он видел ее и на телеграфном ключе, отбивающем шифровку нацистским хозяевам. Майкл представлял, как палец этой руки нажимает на спусковой крючок охотничьего ружья и пуля пробивает череп льву. Майкл принял протянутую руку, не переставая вежливо улыбаться, хотя взгляд его оставался жестким.

– Чесна меня уморила бесконечными рассказами о вас, – усмехаясь, проговорил Сэндлер. Его немецкий был безупречен. В темно-карих глазах Сэндлера не было и проблеска тепла, и, говоря это, он все сильнее сжимал ладонь Майкла. – Слава богу, что вы наконец-то приехали, и теперь мне не придется каждый раз выслушивать одни и те же истории о вас с самого начала.

– А может быть, я и сам до смерти наскучу вам рассказами о себе, – заметил Майкл, широко улыбаясь.

Ему было больно, но он не подал виду. Он глядел в глаза Гарри Сэндлеру, и оба понимали, что из них двоих в живых суждено остаться одному – выживет сильнейший. Рука, широкая и сильная, похожая на медвежью лапу, продолжала сжимать его ладонь. Стоило Сэндлеру нажать чуть посильнее, и кости сломаются. Майкл улыбался, хотя по спине у него ручейками струился холодный пот. В эти мгновения он был во власти убийцы.

Наконец Сэндлер широко улыбнулся, обнажая крупные белые зубы, и выпустил руку Майкла. Кровь устремилась по сосудам в онемевшие пальцы.

– Как я уже сказал, барон, приятно было познакомиться.

Темно-синее платье облегало ее безупречную, стройную фигуру женщины, а светлые волнистые волосы рассыпались по плечам длинными локонами. У нее были высокие скулы, чувственные губы, и вся она была похожа на яркий солнечный луч, пробившийся сквозь грозовые облака. Чесна взяла Майкла под руку.

– Фридрих, я надеюсь, ты не рассердишься, что я говорила о тебе с Гарри и открыла ему наш маленький секрет.

– В самом деле? И что же дальше?

– Гарри обещал, что выдаст меня замуж. Правда, Гарри?

Улыбка Сэндлера несколько потускнела, но вряд ли стоило придавать этому особое значение, потому что она была фальшивой с самого начала.

– Должен предупредить вас, барон, что здесь вас ждет величайшее сражение в вашей жизни.

– Вот как? – Майклу вдруг показалось, что пол уходит у него из-под ног, он словно очутился на тонком льду, где каждый шаг грозил ему гибелью.

– Именно так. Если бы вас не было, Чесна вышла бы замуж за меня. И я приложу все силы, чтобы сбросить вас с пьедестала.

– Вот это да! Какая прелесть! – засмеялась женщина. – Это так заманчиво – мое сердце будут покорять сразу двое красивых мужчин!

Тут она мельком взглянула в сторону Вильгельма с Мышонком, стоявших в нескольких шагах поодаль. С бледного лица Мышонка не сходило скорбное выражение; он стоял, неловко ссутулившись, словно разом ему на плечи навалилось все это тяжеловесное великолепие «Рейхкронена». Багаж унесли коридорные, которые, войдя в холл, тут же направились к дверям лифта.

– Сейчас вы нам не нужны. Можете отправляться к себе, – распорядилась она повелительным тоном.

Вильгельм решительно подтолкнул Мышонка к двери, отмеченной табличкой «Treppe» – лестница, – но тот, сделав несколько шагов, оглянулся на Майкла. Им владели два чувства – панический страх и безграничное изумление. Майкл кивнул, и маленький человечек последовал за Вильгельмом к лестнице.

– По теперешним временам нелегко найти приличных слуг, – покачала головой Чесна. – Может быть, посидим?

С этими словами она указала в сторону бара, где у дальней стены холла горели свечи и были расставлены столики. Майкл покорно последовал за ней. Сэндлер шел позади, и Майкл затылком чувствовал на себе его оценивающий взгляд. Не было никаких сомнений в том, что эта женщина по имени Чесна была агентом Эхо. И все же кто она? И как ей удается непринужденно вращаться среди высшего света рейха и водить знакомство со всеми этими аристократами голубых кровей? Уже почти у самого бара к ним подошла совсем юная миловидная девушка с длинными темными волосами.

– Извините меня… – застенчиво заговорила она, – я видела все ваши фильмы. Вы такая красивая. Можно попросить у вас автограф?

– Ну конечно! – Чесна взяла протянутые девушкой ручку и блокнот. – Как ваше имя?

– Шарлотта.

Чесна красивым, выразительным почерком написала на чистой страничке: «Шарлотте, с наилучшими пожеланиями. Чесна ван Дорне». Поставив внизу широкий росчерк, она, ослепительно улыбаясь, вернула ей блокнот.

– Вот, пожалуйста. Через месяц должен выйти мой новый фильм. Я надеюсь, вам удастся его посмотреть.

– Да-да, обязательно! Большое спасибо! – Девушка трепетно взяла в руки блокнот с автографом и возвратилась туда, где она сидела, – на один из диванов, в компанию двух нацистских офицеров средних лет.

Стены бара были украшены вставленными в рамы эмблемами дивизий немецкой армии. Они нашли уединенный столик. Майкл повесил пальто на вешалку у стены. Когда к ним подошел официант, Чесна заказала бокал рислинга, Майкл последовал ее примеру, а Сэндлер попросил виски с содовой и блюдо сырого рубленого мяса. Официант ничуть не удивился необычному заказу и молча удалился.

– Гарри, зачем ты носишь с собой эту птицу? – спросила Чесна, слегка поддразнивая его.

– Не то чтобы повсюду, но… Блонди – мой талисман, она приносит мне удачу, – улыбнулся он, пристально глядя на Майкла.

Блонди – прекрасная, гордая птица – тоже смотрела на Майкла, и он подметил, что они с хозяином в чем-то похожи друг на друга: у них были одинаково холодные глаза. Птица вонзила острые когти в лоскут кожи, вшитый в плечо дорогого твидового пиджака Сэндлера.

– А знаете ли вы хоть что-нибудь о хищных птицах, барон?

– Вполне достаточно, чтобы избегать их.

Сэндлер вежливо рассмеялся. У него было жесткое лицо, которое можно было даже назвать красивым. Квадратный подбородок. Нос – перебитый в боксе. На висках и на затылке рыжеватые волосы коротко острижены, и лишь спереди была оставлена рыжая прядь, спадающая на лоб, на котором уже залегли морщины. От каждого его слова, движения, от каждого поворота головы веяло надменным высокомерием, решительно во всем чувствовалась непоколебимая уверенность в собственном могуществе. На нем была светло-голубая рубашка с галстуком в красную полоску, а на лацкане пиджака поблескивала маленькая золотая свастика.

– С вашей стороны это весьма разумно, – отозвался он. – Я поймал Блонди в Африке. Три года ушло у меня, чтобы как следует обучить ее. Разумеется, она вовсе не ручная; ей просто приходится подчиняться. – С этими словами он извлек из внутреннего кармана пиджака кожаную перчатку и натянул ее на левую руку. – Разве она не прекрасна? А ведь я запросто мог бы подать ей сигнал, и она вмиг разодрала бы в клочья ваше лицо!

– Весьма утешительно, – проговорил Майкл.

– Я натаскивал ее на английских военнопленных, – продолжал рассказывать Сэндлер, переводя разговор в другое русло. – Сначала размазывал им по рожам мышиные кишки, а все остальное делала сама Блонди. Иди сюда, моя девочка. – Тихонько свистнув, он подставил Блонди руку, затянутую в кожаную перчатку. Сокол перебрался с плеча на руку хозяину, крепко цепляясь когтями. – Я нахожу благородство в звериной жестокости, – говорил тем временем Сэндлер, любуясь птицей. – Может быть, именно поэтому я и хотел, чтобы Чесна вышла за меня замуж.

– Ох уж этот Гарри! – Она улыбнулась Майклу; это было предупреждением. – Я сама не знаю, чего он больше заслуживает: поцелуя или пощечины.

Мысли Майкла все еще не оставляло упоминание об английских военнопленных. Он заставил себя улыбнуться в ответ.

– Надеюсь, что поцелуи ты прибережешь для меня.

– Я влюбился в Чесну с того дня, когда мы познакомились. Это было на съемках… Чесна, как назывался тот фильм?

– «Пламя судьбы». Ты пришел вместе с Хайнрайдом.

– Точно. Осмелюсь предположить, что барон тоже относится к числу поклонников киноискусства?

– Я ее самый большой поклонник, – сказал Майкл и, накрыв своей ладонью руку Чесны, сжал ее.

«Киноактриса, – думал он, – вот она, стало быть, кто». Кинозвезда. Он кое-что слышал и читал о фильме «Пламя судьбы», это был пропагандистский фильм, снятый в 1938 году. Один из тех фильмов, где почти в каждом кадре развевались нацистские знамена, а ликующие толпы людей, приветствующих Гитлера, время от времени сменялись на экране картинами идиллических немецких пейзажей.

Вскоре принесли заказ: два бокала белого вина, виски с содовой и блюдо сырого мяса. Сэндлер пригубил виски и принялся скармливать Блонди кусочки кровавого мяса. Сокол жадно выхватывал еду у него из рук. Майкл вдыхал аромат крови, от этого запаха у него самого могли потечь слюнки.

– Ну так все же когда ожидается этот счастливый день? – спросил Сэндлер. Пальцы на его правой руке были перепачканы кровью.

– Первая неделя июня, – ответила Чесна. – Ведь мы еще не назначили конкретный день свадьбы, правда, Фридрих?

– Что ж, для вас этот день станет поистине счастливым. Для меня же – это трагедия. – Сэндлер глядел, как очередной кусок мяса исчезает в клюве Блонди. – Барон, а вы вообще-то занимаетесь хоть чем-нибудь? Помимо того что просиживаете целыми днями в своих фамильных усадьбах.

– Я управляю виноградниками. И садами тоже. Мы выращиваем тюльпаны. – Все это было частью его новой биографии.

– Ах, тюльпаны! – улыбнулся Сэндлер, не сводя глаз с сидевшего у него на руке сокола. – Наверное, это отнимает у вас уйму времени. И все же нет лучше занятия, чем великосветское времяпрепровождение. Разве не так?

– Безусловно, покуда устоявшиеся традиции вам не наскучат.

Сэндлер продолжал пристально, в упор разглядывать его; где-то в потаенной глубине его карих, бездушных глаз металлическим блеском сверкнули и тут же погасли недобрые огоньки, походившие на холодное поблескивание клинка. Что это было? Гнев? Зависть? Сэндлер пододвинул Майклу блюдо с мясом.

– Послушайте, – заговорил он, – почему бы вам не покормить Блонди?

– Гарри, – начала было Чесна, – может быть, не надо?

– А почему бы и нет? – Майкл взял с блюда ломтик мяса. Сэндлер осторожно вытянул руку в кожаной перчатке, и клюв Блонди оказался рядом с Майклом.

– Осторожнее, – тихо сказал Сэндлер. – Блонди очень любит пальчики. Как же тогда вы будете срывать свои тюльпаны?

Блонди не отрывала глаз от куска кровавого мяса у Майкла между пальцами. Нервное напряжение Чесны ван Дорне, сидевшей рядом, передавалось и ему. Сэндлер ждал, когда богатый и привыкший к праздному времяпрепровождению цветочный барон устрашится и пойдет на попятную. У Майкла же не оставалось иного выхода. Но стоило ему протянуть руку к клюву Блонди, как сокол вдруг встрепенулся и принялся тихо и угрожающе шипеть.

– Вот так так! – изумился Сэндлер. – Видно, она что-то учуяла, и это «что-то» ей в вас не понравилось.

Волчий запах намертво въелся в его кожу. Майкл замер в нерешительности, рука, державшая мясо, остановилась сантиметрах в десяти от острого клюва Блонди.

Шипение делалось все громче и пронзительнее, напоминая тот звук, с которым струя пара вырывается из носика кипящего чайника.

– Кажется, вы и в самом деле пришлись ей не по душе. Ш-ш-ш, тихо, девочка. – Сэндлер отвел руку, державшую сокола, и принялся слегка дуть на шейку птице. Шипение постепенно утихло. Но взгляд Блонди был по-прежнему устремлен на Майкла, и тот чувствовал, как не терпится соколу сорваться со своего кожаного насеста и вонзить в противника свои острые когти. «Совсем как хозяин», – подумал про себя Майкл; вряд ли такая атмосфера могла способствовать продолжению светской беседы.

– И тем не менее, – сказал Майкл, – я считаю, что грех позволить пропасть такому прекрасному мясу. – С этими словами он положил кусок сырого мяса в рот и, пожевав, проглотил. Чесна вздрогнула от неожиданности. Сэндлер замер, не сводя с Майкла недоумевающего взгляда. А Майкл невозмутимо потягивал вино из бокала, прикладывая к губам белую накрахмаленную салфетку. – Одно из моих самых любимых блюд – бифштекс с кровью, – продолжал он. – А это почти то же самое. Или вы так не считаете?

Сэндлер наконец вновь обрел дар речи.

– Я бы рекомендовал тебе попристальнее присмотреться к своему теперешнему жениху, – обратился он к Чесне. – Похоже, ему нравится вкус крови. – Сэндлер поднялся из-за стола; в их только что начавшемся противоборстве наступал перерыв. – К сожалению, я вынужден вас покинуть, меня ожидают кое-какие дела. Но я не прощаюсь. Надеюсь, барон, что нам с вами еще представится возможность продолжить нашу беседу. Вы, конечно, посетите клуб «Бримстон»?