Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Берри решительно кивнула.

– Тогда я поеду с тобой.

– О нет! – поспешно ответил Мэтью, сделав глоток сидра и покачав головой. – С тебя хватит.

Она продолжала буравить его глазами. Выражение ее веснушчатого лица сделалось на удивление суровым. Мэтью с трудом подавил улыбку – как счастлив он был видеть ее прежней… но сейчас ему необходимо было сосредоточиться на разговоре и все же убедить Берри послушаться его.

– Послушай, я серьезно, – упорствовал он. – Ты должна вернуться в Нью-Йорк, а мне нужно отправиться в Италию, чтобы выполнить свое обещание Профессору. Когда все закончится, я как можно скорее вернусь домой и попрошу у твоего дедушки твоей руки.

Он надеялся, что этого было достаточно, чтобы пресечь спор.

Он ошибся.

– Мэтью Корбетт, – с нажимом заговорила Берри, – если ты думаешь, что я тебя отпущу, то ты просто сумасшедший! Италия? И что там, в этой Италии?

– Виноградник, – пожал плечами Мэтью.

– Дело в вине? Так выпей моего. – Она настойчиво пододвинула к нему свой бокал. Мэтью тяжело вздохнул и взял ее за руку.

– Меньше всего мне хочется снова расставаться с тобой, – покачал головой он. – Но… обещаю, это не займет много времени. Я…

– Не займет много времени? – возмущенно переспросила Берри. – Один путь до Италии растянется на несколько месяцев, не так ли? Может пройти целый год, прежде чем ты вернешься!

Она была права. Мэтью сокрушенно кивнул, ожидая, что Берри разозлится на него и попросту уйдет, но, к его облегчению, она не отняла руку.

– У меня нет выбора, – с мрачной решимостью и ощутимой силой в голосе произнес Мэтью. – Профессор сказал, что в ближайшие дни мы сядем в экипаж до Лондона. Оттуда один из кораблей доставит тебя домой, а мы сядем на другой и отправимся в Италию. В Венецию, если быть точным.

Мэтью не стал говорить, что у Профессора Фэлла есть дом в Лондоне, но остановиться он предпочел в гостинице – не хотел, чтобы кому-то из агентства «Герральд» стал известен его лондонский адрес. Из столичных гостиниц более всего Фэллу подходил «Герб Мейфэра», но после активных возражений Мэтью его выбор пал на не менее роскошную «Изумрудную гостиницу».

– Берри, послушай… – Мэтью сильнее сжал ее ладонь. – Ты можешь злиться на меня сколько угодно, можешь запустить в меня чем-нибудь тяжелым или как-то еще выразить свое негодование, но пойми, я просто стараюсь тебя защитить.

– Защитить? – Берри прищурилась. – Значит ли это, что ты сам в этой поездке снова будешь рисковать жизнью?

– Я дал клятву, – сказал Мэтью, тут же поморщившись, потому что взгляд его невольно обратился к Ди Петри. Управляющий итальянской оперной дивы не обращал внимания ни на кого и ни на что вокруг, продолжая поглощать жареную рыбу. Мэтью вздохнул, понимая, что одну свою клятву он уже нарушил, так много ли стоит его слово?

– Да, но Мэтью…

– Хадсон не допустит, чтобы со мной что-то случилось, – перебил он.

– А кто помешает тому, чтобы что-то случилось с ним? Это не гарант безопасности, ты же понимаешь…

– С нами все будет хорошо, – продолжал упорствовать Мэтью.

Она внушительно посмотрела на него, все еще не отнимая своей руки.

– О, Мэтью, – тихо произнесла она, – я ведь так тебя люблю. Уже давно. – Она печально улыбнулась. – И я знаю, ты прошел через ад, чтобы раздобыть книгу, спасшую мне жизнь. Доктор Файрбоу рассказал мне все, что знал сам… должно быть, многие детали ему были неизвестны, так что мне сложно даже вообразить, какой ужас ты преодолел. И поэтому, – Берри чуть сильнее сжала его руку, – я боюсь снова отпускать тебя. Я… всегда за тебя боюсь.

– Осталось лишь это, последнее дело. А потом я вернусь домой и останусь с тобой навсегда, – тяжело вздохнув, сказал Мэтью.

– Нет, – упрямо покачала головой Берри. – Нет, нет и нет!

Он умоляюще посмотрел на нее.

– Ты ведь доверяешь мне? – печально усмехнулся он. – Хоть кто-то еще верит моим обещаниям? – Он вновь бросил сокрушенный взгляд на Ди Петри.

– Я… – Она была ошеломлена отчаянием и болью, которые звучали в его словах. Сделав глубокий вздох, Берри Григсби поняла, что обязана довериться ему. – Конечно, я доверяю тебе. И… если ты говоришь, что другого выхода нет, я должна… – Она поморщилась. – Мне придется с этим смириться. – Взгляд ее вновь посуровел. – Но знай, что я ненавижу одну мысль о том, чтобы отпускать тебя в эту опасную поездку! Мэтью… Мэтью, Боже, ты ведь такой хороший человек! Ты не заслуживаешь всего, что на тебя свалилось!

– Хороший человек? – кисло усмехнулся он. – Может, когда-то так и было. Теперь я в этом совсем не уверен. – Он покачал головой. – Но… прошу, давай посмотрим на иные аспекты будущего, не только на мрачные. Когда мы приедем в Лондон, у нас будет неделя или около того, чтобы побыть вдвоем. Профессор не посадит нас на цепь, у него нет на это причин. – Мэтью натянуто улыбнулся. – Мы сможем пообедать в ресторане, осмотреться. Мне известно, что мы остановимся в роскошной гостинице, а значит, сможем насладиться всеми ее благами. Разве это не чудесно? Разве это хоть немного не скрасит ожидание?

Берри снова сжала его руку. Глаза ее заблестели от слез. Она все еще хотела протестовать, но Мэтью уже видел: она сдалась и смирилась с неизбежностью.

– Я буду счастлива, только когда ты сойдешь с корабля в нью-йоркском порту. С нетерпением буду ждать этого дня, – сказала она, покорно вздохнув. Выражение ее лица смягчилось, несмотря на то, что вкус новостей, которые ей пришлось переварить, был явно куда горше противоядия. – Что ж, – вздохнула она, – если отговорить тебя от этой поездки я не могу и отправиться с тобой тоже, тогда… пойдем ко мне домой, я приготовлю чай.

****

Примерно через час, возвращаясь в свой коттедж под светом тысяч звезд, мерцающих в ночном небе, Мэтью, подгоняемый мягким холодным морским ветром, увидел в окнах больницы свет. Доктор все еще работал в своем новом убежище.

А ведь я так и не поблагодарил его за то, что она сделал, – подумал Мэтью, поэтому прошел мимо выделенного ему гостевого домика и постучал в дверь больницы.

Файрбоу открыл. На носу у него сидели недавно приобретенные очки.

– Мэтью! – воскликнул он. – Пожалуйста, входите!

– Я не отниму у вас много времени, – ответил Мэтью, переступая порог. – Я просто хотел поговорить с вами пару минут.

– Я работал. Хотя думаю, можно уже и отдохнуть. Проходите. – Он провел Мэтью через комнату, где стояло несколько коек. В данный момент все они пустовали: сегодня Белиярд выпустил пациента, занимавшего одну из них, это был мужчина, поступивший с острым приступом колик в животе.

Миновав еще одну дверь, они очутились в лаборатории. Первым на глаза Мэтью попался письменный стол, на котором стояли лампа, чернильница, подставка для пера и та самая книга в красном переплете. Чуть поодаль стоял еще один стол, но побольше, на котором громоздились какие-то стеклянные трубки, множество бутылок с жидкостями, маленькие почерневшие горелки и два медных микроскопа. На длинной полке над столом выстроились стеклянные флаконы с различными порошками и сушеными растениями и несколько подсвечников с жестяными отражателями и прикрепленными к ним оптическими линзами. Почти по всему периметру комнаты на полках стояли глиняные кувшины всевозможных форм и размеров. Большие меха были сооружены у камина, над которым на крючках, вбитых прямо в кирпичи, висели кувшины и банки. На высоком комоде красовалась дюжина тонких ящиков с застежками из слоновой кости. В глубине лаборатории находилась дверь, которая, как предположил Мэтью, вела в оранжерею.

– Разве она не прекрасна? – спросил доктор. В голосе его звучала почти отеческая гордость. Мэтью непонимающе нахмурился.

– Она?

– Лаборатория, – пояснил Файрбоу, с гордостью зацепив большими пальцами лацканы своего пиджака. – Она прекраснее любой женщины из всех, что я когда-либо видел!

– Похоже, качество вашей выборки весьма сомнительное, – заметил Мэтью. – Но я серьезно! Только взгляните, как она прекрасна! Посмотрите: все это богатство – исключительно в моем распоряжении! И я волен работать всю ночь! Эту… или любую другую, если мне заблагорассудится. И никто, никто меня не побеспокоит! – Он любовно оглядел свои владения. – Я могу экспериментировать, исследовать… Ах! Это просто восхитительно! – Файрбоу отвлекся от восторгов, решив проявить гостеприимство. – Могу я предложить вам чаю? Я как раз заваривал его на одной из конфорок.

– Нет, спасибо, я только что выпил чашечку, – отказался Мэтью. – Как я уже сказал, я не отниму у вас много времени. Мне просто хотелось поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.

– Поблагодарить меня? О, Мэтью, но это я должен благодарить вас! Моя мечта сбылась! Мечта каждого химика-исследователя! И Профессор сказал, что послезавтра я поеду с Белиярдом в медицинский центр в Суонси, чтобы запастись кое-какими веществами, которые здесь отсутствуют. Так что… это вам спасибо, сэр, за все, что вы сделали для…

Резкий стук открывающейся двери прервал речь Файрбоу.

В дверном проеме стоял Джулиан Девейн. На нем было длинное серое пальто и его верная спутница темно-зеленая треуголка, лихо сдвинутая набок, выставляя напоказ участок головы с заметно отросшими светлыми волосами. На руках сидели иссиня-черные перчатки. Уже занеся ногу для шага, он вдруг резко замер, словно наткнулся на стену.

– Мэтью? – досадливо спросил он. – Не знал, что ты здесь. Входная дверь была не заперта. – Он качнул головой. – Я лучше зайду позже.

– И вам доброго вечера, мистер Девейн, – холодно бросил Файрбоу. – И, кстати, лучше вам вообще не заходить ко мне, если только вы не хотите попробовать мое последнее творение.

– Последнее творение? – переспросил Мэтью.

– Со временем это будет настойка опия. Пока же она очень ядовита – легко убьет четырех лошадей, – с гордостью сообщил Файрбоу Мэтью, вновь переведя взгляд на Джулиана. – Ну же, мистер Девейн, мне нужен подопытный.

Джулиан улыбнулся.

Мэтью ощутил беспокойство, причину которого не понимал. Джулиан шагнул вперед.

– Надеюсь, Берри полностью пришла в себя? – тихо спросил он у Мэтью.

– Да, слава Богу. И доктору, конечно же.

– И никаких осложнений?

– Нет, – фыркнул Файрбоу. – Я знаю, как пользоваться химикатами, сэр!

– Отлично, – сказал Джулиан все так же тихо. – Оставь нас, Мэтью.

Теперь воздух буквально зазвенел от тревоги.

– Джулиан, что ты…

– Я хотел поблагодарить вас, Мэтью, – перебил его Файрбоу, – за то, что вы привезли меня сюда и щедро вознаградили. – Он ожег глазами Джулиана. – Но этот зверь благодарности не заслуживает. Если бы не он, Элизабет Маллой осталась бы в живых. Она погибла, потому что ему взбрело в голову захватить ее в заложники. – Файрбоу, презрительно фыркнув, отвернулся от Джулиана, полностью сосредоточив внимание на Мэтью. – Он прирожденный убийца. Такие звери бродят по ночам и убивают маленьких девочек и мальчиков…

Джулиан настиг его в три шага.

В свете лампы блеснул нож, проворно извлеченный из ножен. Его росчерк наградил Файрбоу еще одной улыбкой от уха до уха – ниже той, которую он не успел стереть с губ.

Джулиан толкнул Файрбоу на каменный пол и встал над ним, глядя, как потоки крови растекаются вокруг его тела.

– Господи! – вскрикнул Мэтью. – Что ты натворил?

– Подожди, – бросил Джулиан.

Тело Файрбоу изогнулось. Он попытался зажать рану на горле рукой, кровь брызнула из-под его пальцев, едва не попав на Мэтью. Глаза доктора вылезли из орбит, очки повисли на здоровом ухе. Издавая булькающие хрипы, Файрбоу попытался встать, но рука заскользила по крови, и он снова упал, ударившись подбородком о каменный пол.

– Жди, – повторил Джулиан.

Файрбоу содрогнулся. Из перерезанного горла донесся звук, похожий на шум ветра в сухих камышах. Наконец, тело его согнулось, лежа на боку, приняв форму, отдаленно напоминавшую вопросительный знак. Лишь когда Файрбоу замер, Джулиан осторожно присел возле него и отер лезвие ножа о его плечо.

– Я всегда знал, что у него дурной характер, – надтреснуто произнес Джулиан, осторожно поднимаясь. В этот момент он поморщился от боли, рука легла на не успевший зажить бок.

– Ты с ума сошел? – Мэтью попятился. – Зачем?

Глаза Джулиана остались жесткими, но рот искривился в ухмылке.

– Никто, – процедил он, – не может заставить меня чистить за собой ночной горшок и уйти безнаказанным. – Он посмотрел на письменный стол и подошел к нему. Его взгляд был сосредоточен на книге ядов. Убрав нож в ножны под пальто, он снял стеклянный плафон с ближайшего фонаря и усилил пламя.

Мэтью смотрел на него со смесью ужаса и восхищения, а Джулиан меж тем, взяв в руки книгу, начал методично отрывать от нее страницы и подносить их к огню.

– Эта книга не должна существовать. Ты знаешь это не хуже меня, – строго сказал он, когда бумаги свернулись и почернели, испуская струи коптящего дыма. Джулиан выпустил тлеющие страницы из рук, прежде чем огонь успел лизнуть его пальцы, затянутые в иссиня-черные печатки. Пепел серыми снежинками ложился вокруг тела доктора. – Ничего не говори, Мэтью, просто стой, где стоишь. Будь паинькой, – хмыкнул он, сжигая остальные страницы.

Когда был сожжен последний лист и хлопья пепла присоединились к своим собратьям на полу, Джулиан раскрыл пустой переплет книги ядов и почти с благоговением положил его на обескровленное лицо Файрбоу.

– Вот и все, – торжественно возвестил он.

– Ты ведь затем и пришел? Чтобы убить его? – спросил Мэтью.

В ответ – еще одна усмешка.

– Виноват.

– Ты понимаешь, что Профессор разорвет тебя на куски?

– Нет, если не найдет меня. – Выражение глаз Джулиана чуть смягчилось, хотя и оставалось немного настороженным. – Я договорюсь с МакБреем у западных ворот, с ним это будет легче всего сделать. Потом нужно будет взять лодку – хорошую лодку, а не то позорище, которое мы реквизировали в Аддерлейне. – Он слабо улыбнулся. – Это на случай, если тебе интересны мои планы. Ты ведь любопытен, Мэтью, тебе все интересно.

Мэтью молчал.

Джулиан взглянул на него, и на миг его взгляд показался затравленным.

– Как странно, – задумчиво сказал он, покачав головой, но развивать эту мысль дальше не стал. Вместо того он внимательно вгляделся в лицо бывшего напарника. – Мэтью, ты… ты ведь никому не скажешь, куда я направился?

– Нет. Конечно, нет.

– Я знал, что могу на тебя положиться. Потому что ты хороший человек, Мэтью. – Джулиан чуть вздернул подбородок, в глазах заплясали желтые огоньки. – Хотя, будем надеяться, что-то плохое тебе передалось. Оно понадобится тебе в твоем будущем деле. И, надеюсь, оно спасет тебе жизнь. Удачи!

Мэтью кивнул. Он был потрясен резней, свидетелем которой только что стал, поэтому не мог найти достаточно красноречивых слов для прощания. К тому же… в какой-то мере Файрбоу уже не казался ему таким бездушным человеком, он даже стал ему по-своему дорог.

Но Мэтью понимал, почему Джулиан так поступил. Спасение Берри было, несомненно, добрым делом Файрбоу. Но со временем с помощью книги ядов Джонатана Джентри он продолжил бы удерживать жителей Прекрасного Бедда в наркотической тюрьме, а возможно, взялся бы и за эксперименты похуже. Теперь же…

Теперь «Прекрасной Могиле» предстояло узнать, каково жить без ядов и наркотиков Джентри. А это, безусловно, сулило существенные перемены.

Да, Джулиан поступил жестоко, но верно. Особенно с книгой, потому что она действительно не должна была существовать. Действовал ли Джулиан во благо человечества или в угоду собственному эгоизму – оставалось вопросом, и вряд ли он когда-нибудь даст на него ответ.

– И тебе тоже, – выдавил Мэтью. – Удачи, я имею в виду. Куда ты отправишься?

Несколько секунд Джулиан размышлял, стоит ли рассказывать об этом. Затем кивнул и улыбнулся:

– Собираюсь отплыть в Бристоль. Как можно скорее.

Мэтью приподнял брови.

– Как ты собрался грести? Твои ребра…

– Выдержат, – Джулиан махнул рукой. – А если тебе вдруг станет интересно, как у меня дела, – он чуть помедлил, – будь уверен, что я всегда… всегда смогу начать все с чистого листа. Завтра.

С этими словами Джулиан Девейн повернулся и вышел за дверь, оставив Мэтью в одиночестве в прекрасной лаборатории «Прекрасной Могилы» с лужицей крови злосчастного Лазаруса Файрбоу, растекавшейся вокруг его ботинок.

– Давай зайдем в «Старую Клячу» и промочим горло, – предложил Хадсон.

Это предложение было встречено стоном.

– Я больше и шагу не могу ступить! Ты меня сегодня почти убил!

– Чепуха! Неужели тебе не хочется выпить перед сном?

– Нет. – Хью Гинесси переместился из своего полулежачего положения на софе. – И тебе тоже не следует.

– Да что ты знаешь о чужих нуждах? – усмехнулся он. – Давай же, парень! Вставай и пошли.

– Я не могу, Хадсон. Правда. Богом клянусь, я спекся.

Хадсон стоял перед ним в комнате с роскошными зелеными шторами, уперев руки в бока.

– Я собираюсь пойти выпить. Ты идешь, или нет?

– Нет. – Гинесси сел и потер свои гудящие ноги в черных чулках. – Черт, как ты столько выдерживаешь? Ох… Ладно, Бог тебе судья, иди и напивайся. Я точно остаюсь здесь.

– Не думаю, что Профессору это понравится. Разве ты не должен был прилипнуть ко мне, как перья к дегтю?

– Он уже давно спит в своей комнате. Да и в любом случае, куда ты денешься? Ты не собираешься сбегать, мы это знаем.

– Твоя правда, – вздохнул Хадсон. – И все же… знаешь, ты мне нравишься, поэтому я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы с боссом.

Гинесси нахмурился.

– Это же не ему приходилось таскаться за тобой хвостом целый день! Слушай, – он вздохнул, – иди, выпей и возвращайся. Если он не узнает, что ты отлучался, никаких проблем не будет.

– А как же остальные? – спросил Хадсон с искренней заботой о человеке, которому было поручено не только делить с ним эту комнату, но и присматривать за ним. Гинесси должен был проследить, чтобы все было в порядке до самого отбытия их корабля в четыре утра. – Я не хотел бы столкнуться с кем-то, кто может рассказать Профессору, что чрезвычайно опасный Хадсон Грейтхауз ушел куда-то и некоторое время бродил без присмотра.

– Да они все, поди, уже дрыхнут без задних ног! Черт… я не привык шататься так поздно ночью!

– Хм, – задумчиво протянул Хадсон. Он взглянул на худые ноги Гинесси. Да, на крепыша он никак не тянул, и специально спланированный Хадсоном распорядок дня его вымотал. – Тогда, выходит, я заручился твоим разрешением сходить в «Старую Клячу» и выпить. После этого я вернусь. Клянусь, буду осторожен, как маленький ребенок в День Субботний[164]164
  День субботний – в христианской вере это день, завершающий каждую неделю. День должен быть посвящен Господу. После Воскресения Иисуса Христа [МР 16:2], ученики Господа начали соблюдать День Субботний в первый день недели, т. е., в воскресенье. Воскресенье на западе считается первым днем недели, суббота – последним.


[Закрыть].

– Да иди уже, хватит паясничать! Я сейчас усну.

– Ну, раз ты настаиваешь. Можно мне денег?

– Сколько?

– О, четырех шиллингов должно хватить.

– Четыре шиллинга?! Ты, что, решил выпить целую бутыль и еще говядинкой закусить? Черт! – Гинесси сполз с софы и, морщась от каждого шага, доковылял до стола, на котором лежал его кошелек с деньгами. Он развязал его и протянул Хадсону монеты. – Вот! Забирай и иди.

– Благодарю, сэр, – картинно скривился Хадсон. Он забрал деньги и передернул плечами, поправив новую кожаную куртку с флисовой подкладкой и капюшоном, которая досталась ему сегодня на средства из того же кошелька. Хадсон убрал свои монеты – точнее, монеты Профессора Фэлла, но кому есть до этого дело? – в карман куртки. Затем надел новенькие черные кожаные перчатки – их он тоже приобрел сегодня во время многочасового похода по магазинам и модным домам в окрестностях «Изумрудной Гостиницы». Этот поход должен был заставить ноги Хью Гинесси загудеть к вечеру, и план сработал: сторожевой пес Хадсона Грейтхауза взвыл еще в полдень. Гинесси хотел вернуться в гостиницу, но Хадсон был непреклонен: он твердо вознамерился приобрести себе новый гардероб перед поездкой в Италию. Ему вовсе не хотелось на борту корабля походить на обыкновенного уличного оборванца. К тому же… чем еще заниматься в Лондоне, если не есть, не пить и не покупать одежду в самых дорогих бутиках, которые только можно найти? И, разумеется, на все проезжающие мимо экипажи даже не стоило обращать внимания, потому что прогулки на таком бодрящем январском воздухе закаляли тело и дух!

Гинесси застонал, откинувшись на софу.

– Только сдачу верни, – сказал он.

– Само собой. Ключ мне не нужен. Я быстро: одна нога здесь, другая там.

– Слушай! – позвал его Гинесси, когда Хадсон вышел в освещенный лампами коридор. – Только до «Старой Клячи» и обратно. Я серьезно. Если он узнает, что я позволил тебе уйти, мне конец.

– Я об этом не забуду, – сказал Хадсон, накинув темный капюшон. – Поверь, если б я хотел от тебя сбежать, я сегодня мог уже тысячу раз это сделать. Ты, конечно, вооружен – хотя я считаю, что пистолет тебе только пояс зазря оттягивает, – и мог бы пристрелить меня средь бела дня, но, если подумать, мне было бы нетрудно в любой момент вырвать у тебя этот пистолет и сбежать. Но я этого не сделал. Как я и сказал Профессору: зачем мне сбегать? Я еду, чтобы защитить Мэтью. Было бы глупо отвернуться от него и позволить ему действовать в одиночку. Так что… успокойся, Хью. Я выпью и вернусь. Могу и тебе чего-нибудь принести.

– Принеси мне новые ноги, – простонал Гинесси.

Хадсон хохотнул, вышел и закрыл за собой дверь.

Он спустился по длинной изогнутой лестнице, начинавшейся в конце коридора. На всем протяжении она была устлана изумрудно-зеленой ковровой дорожкой и вела прямиком в царство богачей. Огромный камин в фойе, окаймленный бело-зеленым кафельным узором, горел, одаривая своим теплом сидящих в роскошных креслах и мило беседующих женщин.

Хадсон окинул фойе взглядом и убедился, что ни одного из трех других охранников, которых Фэлл взял с собой, здесь нет: ни Кирби, ни Сандерсона, ни Доуса. Сладить с ними было бы намного сложнее, чем с Хью. За деревню остался отвечать этот ублюдок Сталкер, так что, бог в помощь «Прекрасной Могиле».

Если говорить о деревне, то Хадсон не мог не восхищаться мастерством, с которым удалось исчезнуть Джулиану Девейну после того, как он убил Лазаруса Файрбоу и уничтожил книгу ядов. Хадсон догадался, что Девейн договорился с МакБреем, чтобы тот открыл задние ворота и позволил ему спуститься в гавань. Что ж, почему бы и нет? Девейн не был узником Фэлла – скорее, для преступной империи Профессора он был ценным кадром. Хадсон слышал, что новость о его побеге Фэлл воспринял с мрачным молчанием. Никаких действий по поимке Девейна он не предпринял: предстоящая поездка в Италию явно заботила его больше.

Мэтью по поводу этого инцидента допрашивал Сталкер. Он пытался вызнать, знал ли бывший напарник Девейна что-нибудь о его планах. Мэтью ответил, что не знал. Он предположил, что все произошло, пока он пил чай с Берри.

Пил чай с Берри, – подумал Хадсон с досадливой улыбкой. – Теперь это так называется?

Надвинув на лицо капюшон, он прошел по мягкому ковру прямо к стойке клерка.

– Слушаю, сэр? – поднял голову тот.

– Мне нужен лист бумаги, письменные принадлежности и конверт.

– Одну секунду, сэр.

Когда служащий принес все необходимое на зеленом эмалированном подносе, Хадсон подумал, что эта гостиница превзошла саму себя, задействовав в каждом элементе своего убранства оттенки зеленого. На вопрос, где он мог бы присесть, чтобы написать письмо, клерк указал ему на письменный стол в хорошо освещенном алькове.

Хадсон сел за стол, разложил лист бумаги на промокашке – да, тоже зеленой – и подумал о том, что собирается написать. В бою он чувствовал себя более уверенным, чем в искусстве письма, но именно этот бой с бумагой он планировал весь сегодняшний день.

Итак, к поставленной задаче прилагались ручка и чернила.

Это заняло у него некоторое время.

Когда Хадсон закончил и поставил внизу свою подпись, он сложил лист и убрал его в конверт, на котором написал: «Шерифу Гидеону Лэнсеру», а под этим: «Уистлер-Грин».

Черт, – подумал он, – и даже здесь никак не обойтись без этого зеленого[165]165
  Игра слов. Гостиница изобилует зелеными оттенками, и даже в письме Хадсон вынужден писать слово «green», что означает «зеленый».


[Закрыть] – хотя тут он, скорее, необходимая деталь, чем элемент роскоши, будь он неладен!

Хадсон взял поднос с письменными принадлежностями и конвертом, после чего отнес весь набор обратно клерку.

– Не могли бы вы поставить свою печать, пожалуйста?

– Конечно, сэр.

Клерк отлучился за свечой из зеленого воска и официальной печатью «Изумрудной Гостиницы».

Когда дело было сделано, Хадсон сказал:

– Отправьте его экипажем экспресс-почты как можно скорее. Надеюсь, вы сделаете это первым делом утром? – Он полез в карман за деньгами, вытащил два шиллинга и положил их на стол клерка.

– Сэр, это слишком много за срочную почту!

– Первым делом. Утром, – повторил Хадсон. В голосе его звучала сталь, а в глазах не было ни тени сомнения.

Клерк кивнул и убрал конверт в кожаный мешочек вместе с несколькими другими письмами.

Хадсон снова надвинул капюшон поплотнее и вышел из гостиницы на холодный ночной воздух. Он перешел улицу и направился к таверне «Старая Кляча», где заказал эль и устроился за дальним столиком, чтобы хорошо слышать черноволосую женщину, игравшую на гитаре и исполнявшую песню о потерянной любви.

Хадсон подумал, что ей следовало петь песни о вновь обретенной любви – это больше соответствовало случаю. Прямо сейчас Мэтью, вероятно, был в комнате с Берри. Во время поездки из деревни Фэлла они держались друг к другу так близко, как только могли. У Хадсона мелькнула мысль, что их не получится разлепить даже ломом. Впрочем, можно ли их винить? Они оба прошли через ад, поэтому вполне заслужили рай хоть на несколько часов.

Впереди было немало трудностей – и не только в отношении поездки в Италию. Утром в шесть часов Берри должна была отплыть в Нью-Йорк. В гавани будет много слез, всхлипов и объятий, и Хадсон подозревал, что Мэтью придется хорошенько встряхнуть, а то и дать пару пощечин, чтобы заставить его отпустить Берри.

Берри не одобряла его предстоящую поездку, но ей пришлось смириться. Хадсон пообещал ей, что присмотрит за мальчиком и глаз с него не спустит.

За мальчиком? Нет, пожалуй, это слово уже ему не походит. За мужчиной.

После того, как корабль Берри уйдет, Хадсон намеревался напоить Мэтью, потому что знал, что ему это будет необходимо – даже если он сам не осознает этого. Хадсон тоже собирался напиться, потому что нуждался в этом столь же сильно.

Он не мог избавиться от ощущения, что в самом Мэтью что-то очень сильно изменилось с тех пор, как он видел его в последний раз. В выражении лица, в глазах, в манере держаться – проскальзывало что-то неуловимо другое. Разумеется, Мэтью прошел через тяготы – если это слово в достаточной мере описывает тот ад, в котором он побывал, – но все же… что-то в Мэтью начало напоминать ему…

… Его самого?

А еще это демоническое зеркало. Ждет ли оно их в Италии?

Что их вообще там ждет?

Может, что-то похуже демонического зеркала?

Никогда не угадаешь, что приготовила Судьба.

Но сейчас… стоило просто жить настоящим.

– Еще эля! – заказал Хадсон, когда к столу подошла подавальщица. – И еще одну песню. – Он поднял довольно высоко свою почти пустую кружку, выказывая уважение певице, и та одарила его милой улыбкой. Зазвучал приятный напев, струны гитары издали сладкую трель.

Принести сдачу из «Старой Клячи»? Черта с два!

****

– Я пришел сюда как торговец, чтобы продать вам идею, – сказал один человек другому.

Мужчина, сидящий в тени, какое-то время не отвечал. Затем раздался голос – низкий и сильный, но звучащий как-то странно. Отчего-то создалось впечатление, что с обладателем этого голоса что-то не так.

– Продолжайте.

– Уверен, вам известна моя репутация. А мне, разумеется, известна ваша. У вас есть то, в чем очень нуждаюсь я, а я, вероятно, обладаю знаниями, которые вы можете счесть бесценными.

– К делу, – сказал человек, сидящий в тени.

Длинные тонкие пальцы Черного Кардинала поигрывали перстнями с серебряным черепом и сатанинскими метками.

– У вас быстрый корабль. Кажется, он называется «Немезида». Мне нужно такое судно, не обремененное другими пассажирами.

– И зачем, позвольте узнать?

Блэк вгляделся в тень. Человек, сидевший перед ним, сознательно устроил встречу здесь, в этой роскошной комнате величественного белого особняка, раскинувшегося в лондонском районе Риджентс-Парк. Он держался так, чтобы тьма окутывала его. Мужчина сидел в белом кресле с медным навершием на спинке. Ноги его были скрещены, щеголяя бриджами, пошитыми из тончайшего бледно-серого шелка, и чулками, поражавшими белизной. Сапоги до щиколоток блестели черным деревом и отдавали пепельными переливами в свете лампы, которая была ориентирована так, что ни на йоту не разгоняла мрак около его лица, в основном она светила на Кардинала.

– Через четыре дня, – сказал Блэк, – корабль под названием «Тритон Эссекса» возьмет курс на порт Венеции. Я нанял людей для сбора информации в доках. Сделал несколько оправданных взносов – они и вправду того стоили. Выяснилось, что «Тритон Эссекса» – согласно гроссбуху компании «Ралей Глоуб» – повезет на борту человека, называющего себя Джоном Лампри[166]166
  Лампри – дословно переводится как «минога». Миноги – морские паразиты, водящиеся, по большей части, в пресных водоемах. Присасываются к более крупным рыбам, в том числе и к лососям.


[Закрыть], юношу по имени Мэтью Споттл, четверых человек, которые мне совершенно безразличны, и еще одного мужчину, настоящее имя которого – Хадсон Грейтхауз. Это имя известно мне, потому что его мне сообщила Матушка Диар перед тем, как похитить его.

– Матушка Диар, – протянул человек, державшийся в тени и говорящий странным голосом. – Как она поживает?

– Пребывает на глубине четырех саженей, я полагаю.

– Мертва?

– Несомненно.

– Хм, – задумчиво вздохнул человек из тени. – Я думал, эта старая сука никогда не сдохнет.

– Увы, но это случилось.

– Джон Лампри. Джон Минога. Минога – это, кажется, какая-то рыба?

– Насколько мне известно, это какой-то тип угря, который высасывает жизнь из всего, к чему прилипает. Это весьма уместно, учитывая, что «Джон Лампри» – это псевдоним, который использует Дантон Идрис Фэлл. Молодого человека по фамилии Споттл на самом деле зовут Мэтью Корбетт. С ним у меня также есть дела, которые необходимо разрешить.

– Профессор Фэлл, – произнес мужчина. – Зачем ему отправляться в Венецию?

Кардинал Блэк изменил свое положение в кресле, сместившись на несколько дюймов. Это движение заставило его странно вытянутое лицо сморщиться, а его левую руку потянуться к отозвавшемуся болью правому плечу.

– Вы ранены?

– Отравился свинцом не так давно. Рана еще заживает, но, будьте уверены, я достаточно окреп, чтобы выдержать путешествие.

– Расскажите мне все, – потребовал мужчина.

Кардинал Блэк оглядел стены гостиной, которые, казалось, были облицованы листами чистого золота. Потолок блестел, словно жемчуг, а сверху свисала удивительно роскошная люстра с дюжиной свечей. Стены украшали картины – по большей части угрюмые и мрачные пейзажи: одинокие долины; темные леса, залитые лунным светом; пустоши, куда, должно быть, не ступала нога человека.