Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Они очнулись в камере, единственное зарешеченное окно которой выходило на летное поле аэродрома. Простреленная рука Майкла была перевязана чистыми бинтами; он взглянул в окно и увидел, что большой транспортный «мессершмитт» стоял на взлетной полосе. Значит, бомбы еще не загрузили.

Лодыжка Чесны тоже была перебинтована, и когда она развязала бинты, то увидела, что рану промыли, а пулю вынули. Последствия газовой атаки напоминали о себе: все трое не переставали отхаркиваться водянистой слизью, и для этой цели в углу камеры было поставлено ведро. Майкла мучила головная боль, а Лазарь был в состоянии только лежать на тощем матрасе своей койки, уставившись в потолок остановившимся взглядом, словно пьяница с перепою.

Майкл расхаживал по камере и часто останавливался, чтобы через решетку в деревянной двери выглянуть в коридор. Там не было ни души.

– Эй! – закричал он наконец. – Принесите нам воды и чего-нибудь поесть.

Немного погодя на этот крик отозвался солдат, который пристально посмотрел через решетку на Майкла светло-голубыми глазами и исчез.

Примерно через час двое солдат принесли им обед, состоявший из густой толоконной каши и фляги воды. Когда с едой было покончено, в камеру снова вошли те же солдаты, но вооруженные автоматами. Они приказали пленникам выходить.

Майкл поддерживал Чесну, она, хромая, медленно шла по коридору. Лазарь спотыкался, в голове у него еще стоял туман, а ноги были словно ватные. Конвоиры повели их на улицу из небольшого каменного здания гауптвахты на краю аэродрома, затем – по аллее в сторону завода. Вскоре они очутились в здании, находившемся неподалеку от того места, где их захватили в плен.

– Нет, нет! – послышался высокий, как будто мальчишеский голос. – Веди мяч! Не бегай с ним, а веди!

Они вошли в спортивный зал, с полом из отполированных дубовых досок. У стены стояла небольшая трибуна с рядами лавок, а стекла окон были матовыми. Бегавшие по площадке истощенные заключенные боролись за обладание баскетбольным мячом под бдительным присмотром вооруженных винтовками охранников. Прозвучал свисток, показавшийся оглушительным в замкнутом пространстве.

– Нет! – В мальчишеском голосе слышалось раздражение. – Гол синей команде! Мяч у красной команды.

На рукавах серых мешковатых роб заключенных были красные и синие повязки. С трудом держась на ногах, спотыкаясь, они заковыляли к щиту в дальнем конце площадки.

– Веди мяч, Владимир! Чего здесь непонятного? – Кричавший человек стоял у края площадки. На нем были черные спортивные шаровары и полосатая майка судьи. В нем было, наверное, два метра роста, а длинная грива светлых волос спускалась по спине почти до лопаток. – Мяч! Бери мяч, Темкин! – выкрикнул он, топая ногой. – Какой момент упустил! Мазила!

«Час от часу не легче», – подумал Майкл. На трибуне стоял Джерек Блок, жестом подзывавший их к себе. На ту же трибуну, но несколькими рядами выше хозяина взгромоздился и Сапог, у которого был вид свирепого бульдога.

– Привет! – сказал высокий человек с белой гривой, обращаясь к Чесне. Он улыбнулся, обнажая лошадиные зубы. Он носил круглые очки; на вид Майкл не дал бы ему больше двадцати трех лет. У блондина были темно-карие детские глаза. – Так это вы сегодня утром наделали здесь столько шуму?

– Да, Густав, это были они, – ответил Блок.

– Вот как! – Улыбка покинула лицо доктора Густава Хильдебранда, а взгляд его стал колючим. – Вы меня разбудили.

Может быть, в области разработок химического оружия Хильдебранд и в самом деле был новоявленным гением, думал Майкл, но это вовсе не мешало ему оставаться лопоухим простаком. Высокий юнец отвернулся от них и закричал заключенным на площадке:

– Не останавливаться! Продолжать игру!

Усталые игроки направились к противоположному щиту, и по пути кто-то из них упал, запутавшись в собственных ногах.

– Присаживайтесь. – Блок указал на скамью рядом с собой. – Чесна, будь добра, сядь со мной. – Ствол винтовки подтолкнул ее, и она села. Майкл сел рядом, а Лазарь, которому еще никогда в своей жизни не приходилось становиться свидетелем действа, подобного тому, что происходило на площадке, опустился на скамью рядом. – Здравствуй, Чесна. – Блок взял ее за руку. – Я так рад видеть те…

Чесна плюнула ему в лицо.

Блок улыбнулся своей серебряной улыбкой. Сапог поднялся с места, но Блок бросил ему:

– Нет-нет. Все в порядке, – и тот сел снова.

Блок вынул из кармана платок и стер плевок со щеки.

– Какая сила духа! – тихо проговорил он. – Ты истинная немка, Чесна. Ты просто сама не хочешь верить в это.

– Да, я истинная немка, – холодно согласилась она, – но я никогда не стану уподобляться тебе.

Блок не стал убирать платок в карман – на тот случай, если он ему вдруг понадобится снова.

– Разница между победой и поражением – это глубокая пропасть. Так вот, сейчас ты говоришь со дна этой пропасти. О, какой бросок! – Он восхищенно зааплодировал, и Сапог последовал его примеру.

Хильдебранд обернулся, на лице его сияла радостная улыбка.

– Это я его научил! – объявил безумный химик.

Игра на площадке продолжалась, заключенные без особого энтузиазма боролись за мяч. Один из них, задыхаясь, тяжело повалился на пол, и тогда Хильдебранд заорал:

– Вставай! Быстро! Ты центровой игрок, ты должен играть!

– Пожалуйста… я не могу…

– Встать! – В голосе Хильдебранда исчезли мальчишеские интонации, в нем слышалась угроза. – Сию же минуту. Ты будешь играть, пока я не объявлю, что игра окончена.

– Нет… я больше не могу…

Звук взводимого затвора винтовки. Заключенный встал. Игра продолжалась.

– Густав, доктор Хильдебранд, увлекается баскетболом, – пояснил Блок. – Он прочитал о нем в каком-то американском журнале. Сам я никогда не вникал в смысл этой игры. Мне больше нравится футбол. Но каждому свое. Да?

– Доктор Хильдебранд, несомненно, держит всю игру в своем железном кулаке, – сказал Майкл.

– Да угомонитесь же вы наконец! – На лице Блока проступил легкий румянец. – Неужели вам еще не надоело идти по этому следу, постоянно попадая впросак?

– Нет, я еще не добрался до того места, куда упираются следы. – Майкл решил, что настало время для большой игры. – Единственное, что мне пока неизвестно, – небрежно сказал он, – где находится тот ангар, в котором вы держите «крепость». «Железный кулак» – ведь это название бомбардировщика Б-семнадцать, так?

– Барон, вы не перестаете меня удивлять! – улыбнулся Блок, но взгляд его был настороженным. – Вы, наверное, работаете не покладая рук?

– Просто хотелось бы знать, – настаивал Майкл. – «Железный кулак», где он?

Блок немного помолчал, следя за тем, как незадачливые игроки бестолково бегают из конца в конец площадки, а Хильдебранд кричит на них, браня за ошибки и неточные броски.

– Недалеко от Роттердама, – сказал он. – На аэродроме люфтваффе.

Роттердам, подумал Майкл. Значит, не Франция, а оккупированная немцами Голландия. Почти тысяча миль к югу от острова Скарпа. Он был несколько раздосадован, находя подтверждение своим прежним подозрениям.

– К сказанному мне хотелось бы добавить вот еще что, – продолжал Блок. – Вы и ваши друзья – и тот бородатый господин, которому вы меня так и не представили, о чем, впрочем, я нисколько не сожалею, – останетесь здесь, на Скарпе, пока проект не будет завершен. Я думаю, что Скарпа окажется для вас куда более крепким орешком, чем Фалькенхаузен. Кстати, Чесна, обмен фигурами – это честная игра, ты согласна? Твои друзья нашли путь к сердцу Баумана, а мои сумели близко познакомиться с одним из тех господ, что встречали ваш самолет недалеко от Ускедаля. – Он сдержанно улыбнулся. – Вообще-то я на Скарпе неделю. Улаживал кое-какие дела и поджидал вас, барон. Когда я узнал, что вы бежали из Фалькенхаузена, я не сомневался, что вы отправитесь сюда.

На площадке столкнулись двое заключенных, и потерянный мяч поскакал по полу в дальний конец площадки. Блок поморщился.

– Наш радар следил за тем, как вы кружили по минному полю. Ничего не скажешь, это была ювелирная работа.

«Китти! – подумал Майкл. – Что стало с ней?»

– Я думаю, что в камере нашей гауптвахты вы будете чувствовать себя привольнее, чем в апартаментах Фалькенхаузена, – продолжал полковник. – К тому же там замечательно чистый морской воздух.

– А чем вы собираетесь заняться тем временем? Наверное, загорать на крыше?

– Не совсем. – Снова сверкнуло серебро улыбки. – В это время, барон, я буду заниматься подготовкой разгрома операции союзников на побережье Европы.

Это было сказано так небрежно, что Майкл, хотя у него перехватило горло, чувствовал, что он должен что-то ответить!

– Правда? Это что, сверхурочная работа?

– На это, скорее всего, уйдет гораздо меньше времени. Высадка сорвется примерно через шесть часов после начала. Английские и американские войска перетопят друг друга, пытаясь вернуться на свои корабли, и их командиры обезумеют от такой паники. Это будет величайшее бедствие за всю историю человечества – для врагов рейха, разумеется, – и триумф Германии. И при всем при том, барон, нашим солдатам не придется тратить на них драгоценные боеприпасы.

Майкл хмыкнул.

– И все это благодаря «Железному кулаку»? И газу Хильдебранда? Двадцать четыре пятидесятикилограммовые бомбы не смогут остановить тысячи солдат. И скорее всего, ваш газ первым же порывом ветра будет отнесен вспять, на ваши же собственные войска. Лучше скажите, где находится та психолечебница, из которой вас почему-то выпустили?

Блок пристально посмотрел на него. На лице его дернулся мускул.

– О нет! – Он гадко захихикал. – Барон! Мой дорогой! Чесна! Как, вы еще не знаете?! Вы что, и вправду думаете, что бомбы упадут по эту сторону Ла-Манша? – Он закатился от смеха.

Майкл и Чесна переглянулись. Внутри у Майкла шевельнулся клубок ужаса.

– Видите ли, мы не знаем наверняка, где на побережье будет происходить высадка. Существует дюжина вариантов. – Он снова засмеялся и поднес платок к глазам. – Вот это да! Какая неожиданность! Но где это будет происходить, не имеет абсолютно никакого значения. Если она начнется в этом году, то, по всей вероятности, это произойдет в течение ближайших двух или четырех недель. И вот тогда с началом операции, – сказал Блок, – мы и сбросим эти двадцать четыре бомбы на Лондон.

– Господи! – прошептал Майкл, представив, как это произойдет.

– Ни один из немецких бомбардировщиков не сможет прорвать воздушную оборону английской авиации. И никому из них не удастся не то что пролететь над Лондоном, но даже приблизиться к нему. Но американская «летающая крепость» сможет. Особенно если она после выполнения задания над Германией будто бы возвращается на свою базу. В этом случае британские истребители, возможно, даже предоставят «крепости» эскорт. Да и откуда может знать английский пилот, что следы от пуль не настоящие, а просто нарисованы уличным берлинским художником? Те двадцать четыре бомбы, – продолжал Блок, – помимо обычной взрывчатки начинены жидким карнагеном. Карнагеном называется изобретенный Густавом газ. Он покажет вам формулы и уравнения, сам я в них не разбираюсь. Мне известно лишь то, что при вдыхании газа в организме человека срабатывает какой-то внутренний механизм, в результате чего высвобождаются микробы, вызывающие разложение тканей. Эти микробы становятся плотоядными. Проходит от семи до двенадцати секунд, и плоть начинает… скажем так… разрушаться, ее разъедает изнутри. Желудок, сердце, легкие, артерии… короче, все.

Майкл, молчал. Он видел фотографии и был уверен, что это именно так.

На площадке один из заключенных, обессилев, упал и остался лежать неподвижно.

– Вставай! – Хильдебранд пнул его под ребра ногой, обутой в теннисную туфлю. – Ну! Поднимайся, я кому сказал! – Заключенный неподвижно лежал на полу. Хильдебранд обернулся к Блоку. – Этот готов! Приведите нового!

– Действуй, – обратился Блок к ближайшему солдату, и тот поспешил к выходу из спортивного зала.

– Красная команда играет в меньшинстве – четыре игрока! – объявил Хильдебранд и снова дунул в свисток. – Игра продолжается!

– Замечательный экземпляр чистоты расы, – сказал Майкл, все еще не в силах оправиться от только что пережитого потрясения. – Ведь так никогда и не узнает, что он идиот. Он слишком туп для этого.

– Боюсь, что вы правы, – согласился полковник. – В некотором смысле он действительно идиот. Но на поприще химического оружия равных Густаву Хильдебранду нет. Здесь он превзошел собственного отца. Возьмите, к примеру, карнаген. Фантастическая концентрация. Того количества вещества, что содержится в этих двадцати четырех бомбах, с лихвой хватит на то, чтобы отправить на тот свет тридцать тысяч человек – и это по самым приблизительным меркам, без учета таких факторов, как дожди и направление ветра.

– А почему Лондон? – спросила Чесна, вновь обретя дар речи после шока, подобного тому, что только что испытал на себе Майкл. – Почему бы в таком случае просто не разбомбить вражеский флот?

– А потому, моя дорогая Чесна, что бомбардировка судов – занятие хлопотное и невыгодное. Цели слишком малы, ветра над Ла-Маншем непредсказуемы, тем более что карнаген не лучшим образом реагирует на натрий. То бишь на соленую воду. – Он похлопал ее по руке, прежде чем Чесна успела отдернуть ладонь. – Но вы не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.

Майкл это тоже знал.

– Значит, вы хотите ударить по Лондону, чтобы известие об этом было передано высаживающимся войскам. Вы рассчитываете, что, когда солдаты узнают о последствиях, которые вызывает этот газ, среди них начнется паника, и наступление будет парализовано.

– Совершенно верно. Все они рыбками поплывут домой и оставят наконец нас в покое.

Возможность паники в рядах наступающих войск не оставляла никаких надежд на успех. Рано или поздно солдаты узнают о налете на Лондон если не из программ Би-би-си, то по слухам, это точно. И тогда Майкл задал еще один вопрос:

– А почему только двадцать четыре бомбы? А не пятьдесят?

– Потому что такое количество может взять на борт Б-семнадцать. Тем более что и этого числа зарядов для данной операции вполне достаточно. Кроме того, новая партия карнагена только на подходе, еще не прошла очистку. Это длительный и дорогостоящий процесс, и какая-нибудь ошибка может уничтожить месяцы кропотливого труда. Хотя в скором времени эта партия будет готова. Так что и вашим друзьям с Востока достанется.

На двадцать четыре бомбы ушел весь имеющийся у них готовый к использованию карнаген, рассудил Майкл. Но и этого было более чем достаточно, чтобы сорвать операцию и упрочить позиции Гитлера, и без того уже державшего за горло всю Европу.

– К тому же в Лондоне у нас имеется подходящая цель, – продолжал рассказывать Блок. – Бомбы упадут вдоль Парламент-стрит до Трафальгарской площади. Возможно, мы застанем и самого Черчилля, как раз в тот момент, когда он будет курить свою очередную вонючую сигару.

На баскетбольной площадке еще один заключенный упал на колени. Хильдебранд ухватил его за седые волосы.

– Я же говорил, чтобы ты пасовал Маттиасу, ведь говорил? Пасовать, а не бросать в кольцо!

– Мы с вами больше не увидимся, – объявил Блок своим невольным гостям. – По завершении этого проекта меня ждут другие дела. Это моя гордость, мой триумф! – Он снова улыбнулся своей серебряной улыбкой. – Чесна, ты разбила мое сердце. – Блок взял ее пальцем за подбородок, и улыбка его потускнела. Чесна отшатнулась от него. – Но ты замечательная актриса, – сказал он, – и я очень любил женщину, которой ты была в своих фильмах. Охрана, проводите их обратно в камеру.

Подошли двое солдат. Лазарь встал, все еще изумленно озираясь. Майкл помог Чесне подняться, и она охнула от боли, наступив на больную ногу.

– Прощайте, барон, – сказал Блок, в то время как Сапог безучастно глядел на него. – Я надеюсь, что у вас установятся добрые отношения с комендантом концлагеря, в который вы вскоре попадете.

Когда они проходили вдоль края баскетбольной площадки, Хильдебранд дал свисток, останавливая игру. Он снова улыбнулся Чесне и прошел несколько шагов рядом с ней.

– Химия – это будущее, – сказал он. – Это сердце мироздания, его сила и сущность. Химия везде, она даже в вас.

– И в вас тоже, – сказала Чесна и, опираясь на руку Майкла, захромала с его помощью дальше. Перед ней открылось это будущее, оно сводило с ума.

Как только захлопнется дверь камеры, они погибли. Так же как на гибель оказывались обречены тридцать тысяч жителей Лондона, а возможно, и сам премьер-министр. Обрекалась на поражение и высадка в Европе союзных войск. Как только захлопнется дверь камеры, всему наступит конец.

Об этом думал Майкл, поддерживая Чесну. Лазарь шел впереди, солдаты – в нескольких шагах у них за спиной. Их вели вдоль аллеи к зданию гауптвахты. Майкл никак не мог допустить, чтобы эта дверь вновь отрезала его от мира. Что бы ни случилось. Он сказал по-английски:

– Споткнись и падай.

Чесна, застонав, ухватилась за перевязанную ногу. Майкл наклонился к ней.

– Сможешь взять одного? – спросил он у нее по-английски.

Она кивнула. Это был отчаянный, почти безнадежный шаг, но иного выхода не было. Он поднял Чесну с земли и толкнул ее на стоявшего рядом конвоира.

Майкл ухватился за винтовку другого солдата. Раненую руку его пронизала острая боль. Солдат едва не вышел победителем из этого поединка, но Майкл со всей силы ударил немца коленом в пах. Солдат, охнув, согнулся пополам, Майкл вырвал у него винтовку и нанес ему ряд ударов по спине и шее.

Лазарь растерянно моргал, он все еще не пришел в себя после газовых гранат. Он видел, что Чесна пытается выцарапать глаза одному из конвоиров и тот изо всех сил старается скинуть ее с себя. Он сделал нерешительный шаг вперед. Раздался винтовочный выстрел, и пуля отскочила от камней тротуара. Он остановился, взглянул вверх и на железном переходе между двумя постройками увидел еще одного фашиста.

Майкл выстрелил вверх, но он стрелял не целясь, рука у него снова онемела. Охранник закричал и отшвырнул от себя Чесну. Она упала, подвернув раненую ногу.

– Беги! – кричала она Майклу. – Беги!

Полуослеплённый конвоир с кровоточащими, слезящимися глазами направил ствол винтовки на Майкла. Пуля просвистела у Майкла над головой.

У него за спиной охранник тер кулаками глаза.

Но он не успел выстрелить. Лазарь навалился на него, пытаясь вырвать винтовку.

Что-то ударило Майкла по голове. Кулак, подумал он. Железный кулак. Он сделал еще три шага и упал, проехавшись по тротуару на животе и врезавшись в мусорные баки и груду разломанных ящиков. Ему показалось, что в голове у него разгорается костер. И где винтовка? Потерялась. Он прижал руку к правому виску, чувствуя под пальцами что-то теплое и влажное. Надо встать, приказал он себе. Надо бежать. Надо…

Сделав неимоверное усилие, он встал на колени, и тут вторая пуля со звоном угодила в мусорный бак всего в полутора метрах от него. Голова у него раскалывалась, но он поднялся на ноги и, нетвердо ступая, побежал через аллею – в ту сторону, где, как ему казалось, должен был находиться забор. Забор. Надо проползти под ним. Завернув за угол, он чуть не угодил под колеса проезжающего грузовика. Завизжали тормоза, а Майкл бежал вдоль стены, придерживаясь за нее рукой, чувствуя за спиной запах жженой резины. Он завернул за угол и, потеряв равновесие, с размаху ударился о стену. Упал; вокруг него сгущалась тьма; он отполз в сторону, забился в узкую темную нишу и залег, дрожа от боли.

Он знал, что пуля лишь задела его. Где теперь Чесна? Где Алекша и Рената? Нет-нет, то был совсем другой мир, там было лучше. А где Лазарь? Вместе с Виктором он, наверное, в безопасности? Он потряс головой; рассудок заволакивало туманом, как будто сознание хотело утаить от него свои секреты. Поезд опоздал! Но у меня все получилось, Никита! Посмотри на меня!

Кожу жгло, все его тело было охвачено странным зудом. В воздухе появился сильный неприятный запах. Откуда эта отвратительная вонь? Его кожа… что с ней происходит? Он взглянул на свои руки. Они изменяли обычный вид, пальцы превращались в когти. Бинты повязки соскользнули и свалились на землю. Кости спины трещали и пришли в движение. Боль поразила суставы, но по сравнению с тем, что творилось у него в голове, эта боль, пожалуй, была приятна.

Чесна! Он чуть не выкрикнул это имя во весь голос. Где она? Он не может ее оставить. Нет и нет! Виктор! Виктор позаботится о Чесне. Разве нет?

Его тело забилось, оказавшись в плену у странных вещей, которые почему-то связывали его ноги. Что-то треснуло на заросшей черной шерстью спине, и он стряхнул с себя лохмотья. У всех вещей, которые спадали сейчас с него, был отвратительный запах. Запах человека.

Мускулы трещали, слышались легкие щелчки. Он должен выбраться из этого страшного места, пока чудовища не нашли его здесь. Он попал в чужой мир, в котором все лишено смысла. Забор. За ним была свобода – как раз то, чего он так страстно желал.

Но ведь, уходя, он бросает здесь кого-то. Нет, не одного. Двоих. Он вспомнил имена и выкрикнул их, но песня его оказалась хриплой, яростной, и в ней не было никакого смысла. Он отделался от двух тяжелых предметов, которые были привязаны веревочками к задним лапам, и побежал, чтобы найти путь на волю.

Ему удалось учуять на земле свой собственный запах. Три чудища с бледными злобными лицами заметили его, и один из них вскрикнул от ужаса; это чувство было понятно даже волку. Другой поднял палку, из конца которой вырвался огонь. Майкл шарахнулся в сторону, когда горячий вихрь пронесся над его черной мохнатой спиной, и побежал.

Собственный след привел его к яме, вырытой под забором. Но почему, интересно, в ней пахнет человеком, недоумевал он. Запахи казались очень знакомыми; но кто бы это мог быть? Лес манил его к себе, обещая безопасность. Ему больно, очень больно. Нужен отдых. Место, где можно свернуться клубком и зализывать раны.

Он пролез под забором и, не оглядываясь назад, на тот мир, который он покидал, бросился в широкие объятия леса.