Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

– Прыгнешь через рельсы?

– Да. Волком, – ответил Никита. – А теперь будет лучше, если мы с тобой найдем чего-нибудь пожрать, а не то придется всю ночь блуждать по лесу.

Сказав это, Никита зашагал на восток, вдоль полотна, и Михаил последовал за ним. Примерно в полумиле от того места, где Никита бегал наперегонки с поездом, им удалось отыскать валявшегося на рельсах истекающего кровью кролика. Паровоз сбил его только что. Мертвые глаза зверька были широко распахнуты, как будто он был зачарован ослепительным желтым взглядом налетевшего на него монстра. Одного кролика никак нельзя было назвать добычей, но, в конце концов, это было только начало. Никита поднял его за уши с земли и отправился дальше, неся свою находку в опущенной руке, размахивая ею на ходу, словно сломанной игрушкой.

От одного только запаха свежей кроличьей крови у Миши потекли слюнки. Ему даже показалось, что у него из горла вот-вот вырвется дикий звериный рык. С каждым днем он начинал все больше и больше походить на остальных из их стаи. Впереди же его ждало неизведанное пока превращение. Ему самому нужно было сделать лишь один-единственный шаг навстречу, превращение казалось близким и далеким одновременно, манило его к себе и в то же время пугало. Михаил не знал, как управлять им, и даже не имел представления о том, как нужно пожелать превращения, чтобы оно произошло с такой же легкостью, как это получалось у остальных. На что это было похоже? На внутренний приказ или же нужно было представить себе что-то? Мише было страшно расставаться с тем, что делало его похожим на человека, ведь полное превращение неизбежно перенесет его в совершенно другой мир, войти в который он никак не решался.

А сейчас он шел рядом с Никитой, исходя слюной. Он слышал урчание, но на зверя это было вовсе не похоже: просто в животе у него урчало от голода. В конце концов, в нем до сих пор сохранялись повадки, присущие обыкновенному мальчику, а не волку.

И еще много ночей в продолжение длинного, испепеленного горячим дыханием засухи лета Михаил вместе с Никитой охотились у железной дороги. Однажды, это было в самом начале августа, они нашли на путях попавшего под поезд олененка, которому поездом переехало ноги. Михаил видел, как Никита наклонился к нему, глядя во влажные глаза обезумевшего от боли животного, а потом стал поглаживать бока. Никита тихо разговаривал с олененком, пытаясь успокоить его, а затем, проведя еще несколько раз руками по гладкой шерсти, он взял голову оленя в свои ладони и вдруг одним резким, сильным движением свернул ему шею, разом положив конец его страданиям. Никита тогда еще сказал Михаилу, что в этом и есть подлинное милосердие.

Поезд ходил строго по расписанию. Иногда он громыхал по рельсам стремительно, без задержки проносясь от одного туннеля до другого; но бывали и такие ночи, когда скрежетали тормоза и из-под колес летели искры. Михаил обычно сидел на поросшем соснами склоне, глядя, как Никита во весь дух бежит вдоль колеи, принимая на бегу обличье зверя, изо всех сил стараясь при этом удержаться на ногах. Казалось, что еще совсем немного, и он оторвется от земли и поднимется в воздух, но помехой всему по-прежнему оставались ноги, которые не пускали его, они словно приросли к земле. Никита научился бегать еще быстрее, но, видимо, и этого было мало; поезд неизменно обгонял его, оставляя позади в клубах темного дыма, и на полном ходу влетал в восточный туннель.

Наступил конец августа, вот уже последний поезд на Минск прогрохотал по чугунным рельсам, и красный фонарь на площадке удаляющегося последнего вагона, словно дрязнясь, издевательски раскачивался из стороны в сторону. Никита понуро брел обратно, к тому месту, где лежала его одежда. Михаил разглядывал его тело, покрытое лоснящейся черной шерстью. Переждав превращение, Никита оделся и полной грудью вдохнул терпкий воздух со все еще витавшим в нем горьковатым запахом паровозного дыма, словно это был и не дым вовсе, а запах пота отчаянного и уважаемого соперника.

– Ну ничего, – заговорил наконец Никита. – Если не этим летом, то тогда на будущий год.

А потом они пошли домой, навстречу осени.

Зима, суровая дама в белом, стала полновластной хозяйкой в лесу, заковав его в ледяные оковы. Деревья трещали от мороза, пруды и небольшие озера промерзли до дна, а небо затянула пелена низких облаков и тумана. Вот уже много дней подряд солнце не появлялось в небе, и весь мир превратился в безбрежное море белого снега и черных, безжизненных деревьев. Даже вороны и те замерзали, рассевшись по веткам деревьев, или же изо всех сил пытались долететь до солнца, поднимаясь высоко в небо на отмороженных крыльях. В мертвой тишине зимнего леса вольготно жилось лишь зайцам-белякам, но задувавший холодный, словно долетавший сюда из просторов Сибири, ветер не давал покоя и им, зайцы, дрожа от холода, забивались глубоко в норы.

Продрогшая стая схоронилась в глубине белокаменного дворца. Они сидели, сбившись в кучку вокруг костерка, потрескивавшего сухими сосновыми ветками. Но учение Михаила продолжалось, несмотря ни на что: Виктор оказался строгим учителем и мог часами заниматься со своим единственным учеником, пока тот читал вслух что-нибудь из Шекспира или Данте, решал задачи по математике или изучал европейскую историю.

Как-то раз, это было в январе, Павла и Никита отправились в лес за сушняком для костра. Виктор строго-настрого наказал им не уходить далеко и ни в коем случае не упускать друг друга из виду. На землю лег туман, в котором было трудно что-нибудь разглядеть, но делать было нечего: для костра нужны дрова. Не прошло и получаса, как Никита возвратился в логово стаи, бессознательно, словно во сне, переставляя негнущиеся ноги; его брови и волосы были посеребрены инеем. В руках он нес целую охапку дров, которые падали ему под ноги, пока он шел к огню, глядя перед собой безумными, словно ничего не видящими глазами. Виктор поспешно встал и спросил:

– А Павла где?

Она все время находилась не больше чем в двадцати шагах от него, рассказал Никита. Всего в двадцати шагах. Время от времени они переговаривались между собой в надежде, что, разговаривая, им удастся забыть о холоде. И вдруг Павла просто замолчала. Не было слышно ни крика о помощи, ни звуков борьбы.

Никита повел за собой Виктора и Франко, чтобы на месте показать им, как было дело. На снегу, меньше чем в сорока шагах от оледеневшего дворца, виднелись следы крови. Тут же, на снегу, валялась окровавленная накидка Павлы и несколько оброненных сухих веток, которые, словно старые обглоданные кости, сиротливо торчали из сугроба. Следы Павлы заканчивались у густых зарослей колючего кустарника, где были видны следы берсеркера. По примятому снегу и оставленным следам было видно, что тело утащили волоком через сугробы на вершину холма и дальше – в глубь лесной чащобы. Следы волка-берсеркера и кровавая полоса, тянувшаяся за телом Павлы, уводили еще дальше в лес. Виктор, Франко и Никита сбросили одежду и, дрожа от холода, быстро перешли к превращению. Три волка – серый, светло-коричневый и черный – стремительно бросились через высокие сугробы в погоню за своим заклятым врагом. Путь их лежал на восток, и через милю они наткнулись на руку Павлы, застрявшую между двумя большими валунами, торчавшими из-под снега. Затем они оказались между скалами, со всех сторон продуваемыми ветром; снег на них не держался, и здесь кончались следы берсеркера, тащившего в зубах растерзанное тело Павлы.

Волки несколько часов не прекращали поиски, прочесывая округу, уходили все дальше и дальше от дворца. В какой-то момент Франко почудился неясный рыжий силуэт на скальном выступе высоко над ними, но снег валил не переставая, он забивал глаза, и, когда Франко пригляделся, на склоне никого не было. Никита учуял запах Павлы – настоянный на ароматах трав терпкий запах лета. Они прошли еще полмили на север и на дне одного оврага обнаружили ее голову с раскроенным черепом и выеденным мозгом.

Следы берсеркера привели преследователей к краю пропасти и исчезли среди острых камней. На склонах обрыва виднелись пещеры; сползать вниз было опасно, но это не остановило бы их. Любой из ходов мог оказаться лазом в логово берсеркера. А если нет? Тогда всем троим придется рисковать жизнью впустую. К тому же валил снег, мела метель – на лес надвигалась снежная буря. Виктор подал остальным знак, зафыркав и мотнув головой, и все трое повернули к дому.

Обо всем этом Виктор рассказал, когда стая снова собралась вокруг костра. Умолкнув, он отодвинулся ото всех и остался в гордом одиночестве. Привалившись спиной к стене, он рассеянно грыз кость убитого кабана, не сводя глаз с брошенной на пол охапки соломы, на которой обычно спала Павла, и глаза его жутко светились в холодной темноте.

– Да мы прямо сейчас пойдем и изловим этого гада! – выкрикнул Франко, не обращая внимания на вой пурги за окном. – Не можем же мы просто сидеть здесь, как… как будто мы…

– Как будто мы люди какие-то? – тихо спросил Виктор. Он вытащил из огня горящую ветку и сидел, держа ее перед собой и пристально глядя на огонь.

– Как трусы! – сказал Франко. – Сначала Рыжий, потом от Сада камня на камне не осталось, и вот теперь Павла!.. Он не угомонится, пока не прикончит всех нас!

– В такую бурю мы все равно далеко не уйдем, – рассудительно сказал Никита, сидевший тут же на корточках. – И берсеркер в такую погоду носа из норы не высунет.

– Тем более. Все говорит за то, что мы должны поскорее разыскать эту нору и прикончить его. – Франко нервно прохаживался перед костром, едва не наступая Михаилу на ноги. – Если б я только смог добраться своими когтями до его чертовой глотки, то я бы уж тогда…

– Тогда бы ты попал к нему на завтрак, – насмешливо фыркнула Рената.

– А ты заткнись, старая карга! Тебя никто не спрашивает.

Рената вскочила с пола. Она решительно шагнула к Франко, и он тоже повернулся к ней. На руках у нее показалась рыжеватая шерсть, пальцы начали превращаться в когти.

– Перестаньте! – приказал им Виктор. Рената бросила в его сторону беглый взгляд. Лицо ее уже начало преображаться, превращаясь в волчью морду. – Рената, пожалуйста, перестань, – повторил он.

– Не мешай, пусть она убьет его, – сказала вслух Алекша. Ее голубые, похожие на прозрачные льдинки глаза смотрели с холодным безразличием. – Так ему и надо.

– Рената… – Виктор поднялся с пола.

У Ренаты тем временем уже начинала изгибаться спина.

– Ну давай, давай, – снисходительно посмеивался Франко. Он выставил вперед правую руку с острыми когтями, покрывшуюся светло-коричневой шерстью. – Я уже во всеоружии!

– Прекратите немедленно! – вскричал Виктор так громко, что Миша даже подпрыгнул от неожиданности; это уже был ставший таким привычным громоподобный окрик его наставника. Испуганное эхо заметалось между каменными стенами. – Если мы с вами начнем убивать друг друга, стае конец. Берсеркер сможет без опаски прийти прямо сюда и занять наше логово. Ему уже никто не сможет помешать, ведь в живых не останется никого. Так что перестаньте, угомонитесь оба. Ведь мы все-таки должны мыслить как люди и не уподобляться в этом зверям.

Рената зажмурилась; челюсти ее еще не успели окончательно превратиться в волчью пасть, и из полуоткрытого рта показалась тонкая нитка слюны, которая стекла по нижней губе и поползла по заросшему рыжеватой шерстью подбородку. Но вот лицо ее мало-помалу начало принимать привычные черты, мускулы сокращались, а волчьи клыки с тихим хрустом уходили обратно в десны. Рената нервно почесывала тыльные стороны ладоней, где исчезали последние волоски.

– Сопляк! – обиженно бросила она, в упор глядя на Франко. – Только попробуй мне еще нахамить.

Франко фыркнул и усмехнулся. Презрительно махнув ставшей вновь человеческой рукой, он отошел от костра.

Виктор стоял между Ренатой и Франко. Он дождался, пока они оба немного успокоились, и сказал:

– Мы с вами одна семья, а не враги. Берсеркеру, наверное, очень хотелось бы стравить нас друг с другом; это весьма упростило бы его задачу. – Он бросил тлеющую ветку обратно в огонь. – Но Франко прав. Мы должны разыскать берсеркера и убить его. В противном случае он убьет нас, просто переловит одного за другим.

– Ну что, видела? – победоносно обернулся Франко к Ренате. – Он согласен со мной!

– Я согласен с законами логики, – поправил его Виктор, – которым ты сам, к моему великому сожалению, следуешь далеко не всегда. – Здесь он на мгновение замолчал, прислушиваясь, как заунывно воет ветер, залетая внутрь сквозь разбитые окна верхнего этажа. – Я думаю, что берсеркер обитает в одной из тех пещер, – продолжал он. – Никита прав: он не станет выползать из своей норы в такую бурю. А вот мы могли бы.

– Да ты что, на улице не видно ни зги! – воскликнула Рената. – Ты только послушай, как воет ветер.

– Я слышу. – Виктор обошел вокруг костра, потирая ладони. – Когда метель утихнет, берсеркер вылезет из норы и снова отправится на охоту. Мы не знаем его повадок, но если он учует, что мы приходили к его пещере, он наверняка никогда уже не вернется туда и устроит себе логово в другом месте… А что, если мы все-таки разыщем его нору и застанем его дома в самый разгар непогоды, пока бушует пурга?

– Это невозможно, – покачал головой Никита. – Ты же сам видел, какая там пропасть. Так недолго и шею свернуть.

– Берсеркер спускается по скале, а значит, и мы должны суметь это сделать. – Виктор многозначительно помолчал. – Вся сложность в том, чтобы разыскать нору. Я бы на его месте отметил каждую из них, но, может, он до этого не додумался, и тогда, спустившись на дно обрыва, мы по запаху дойдем до самого его логова. Может быть, он спит; если бы я, к примеру, до отказа набил себе брюхо и был уверен, что мне ничто не угрожает, то на его месте поступил именно так.

– Ты прав! – взволнованно подхватил Франко. – Убить гада, пока он дрыхнет!

– Нет. Берсеркер – зверь большой и очень сильный, и никто из нас не сможет с ним тягаться. Для начала мы разыщем его нору, а потом вход в нее завалим валунами. Будем работать на совесть, быстро и тихо, и замуруем его так, чтобы он не смог вырваться наружу.

– Это в том случае, если у него только один вход, – заметила Рената.

– А я и не настаиваю на том, что это идеальный план. Идеальных планов не бывает. Но берсеркер не такой, как все остальные волки. Он бешеный и рассуждает не так, как обычный волк. Для чего, скажи на милость, ему понадобилось бы готовить себе путь к отступлению, если он считает себя лучше всех и уверен, что запросто расправится с любым, будь то зверь или человек? Я бы предположил, что он выбрал себе замечательную теплую пещеру без черного хода и сквозняков, такое уютненькое местечко, где можно свернуться в клубок на полу и спокойно грызть кости, обдумывая, как бы разделаться с очередной жертвой. Я уверен, что рискнуть стоит в любом случае.

– А я так не считаю, – объявила Рената, хмуря брови. – Слишком уж метет. И потом, сначала надо добраться до обрыва, а там еще по такой погоде отыскать нужную пещеру. Нет, риск слишком велик.

– А сама-то ты что предлагаешь? – спросил Виктор. – Сидеть и дожидаться, пока утихнет буря и берсеркер вновь начнет охоту на нас? Сейчас у нас еще есть некоторое преимущество, им нужно воспользоваться, и не забывай, что он совсем недавно набил брюхо и отяжелел. Я настаиваю: идти надо прямо сейчас.

– Да! – согласился Франко. – Изловить гада, когда он этого не ждет.

– Тогда решено. Я иду. – Виктор оглядел притихшую стаю, и взгляд его лишь на мгновение задержался на лице Михаила. – Франко, ну как, ты идешь со мной?

– Я? – переспросил Франко. – Да-да, конечно. – Голос его казался неуверенным. – Я… я надеюсь, что не задержу тебя в дороге.

– Задержишь меня?

– Ну… я раньше об этом не говорил… Ерунда, в общем-то… Я тут ударился о камень и ссадил себе ногу. Вот, видишь? – С этими словами он сбросил с ноги сандалию: и в самом деле, на ноге был лиловый синяк. – Вот и щиколотка как будто опухла… Даже не знаю, где это меня угораздило. – Он дотронулся до синяка и страдальчески поморщился. – Но я все равно пойду. Конечно, не так быстро, но можешь быть уверен, что я…

– …законченный придурок, – докончила за него Рената. – Да плюнь ты на этого Франко с его бедной больной ножкой. Я пойду вместе с тобой.

– Мне нужно, чтобы ты осталась здесь, присмотреть за Михаилом и Алекшей.

– Они сами могут о себе позаботиться.

Но Виктор уже отвернулся от нее. Он посмотрел на Никиту.

– А у тебя что, тоже синяки на ногах?

– Несколько дюжин, и не только на ногах, – ответил Никита, поднимаясь с пола. – Когда выходим?

– У меня вправду болит нога – возмутился Франко. – Видите, как опухла?! Я оступился, наверное, когда…

– Я уже все понял, – спокойно ответил Виктор, и Франко замолчал. – Мы пойдем вдвоем с Никитой. Ты, если хочешь, можешь остаться здесь.

Франко, видимо, хотел было что-то возразить, но передумал.

– Чем быстрее мы уйдем, тем скорее вернемся, – сказал Виктор, обращаясь к Никите. – Я готов.

Никита кивнул ему в ответ, и тогда Виктор обратился к Ренате:

– Если нам повезет и удастся разыскать пещеру с берсеркером и замуровать его, мы задержимся там на некоторое время, чтобы убедиться, что он не сможет выбраться. Но в любом случае мы постараемся вернуться не позднее чем через два дня. Если ветер и снег не утихнут и станет совсем невмоготу, мы поищем себе место для ночлега, А ты уж позаботься, чтобы здесь все было в порядке, ладно?

– Ладно, – мрачно ответила Рената.

– И не хватайте с Франко друг друга за глотку. Это приказ. – Виктор взглянул на Михаила. – Ведь ты не дашь им расправиться друг с другом?

– Да, господин, – ответил Михаил, хотя, честно говоря, он не представлял, что сможет сделать, если Рената и Франко снова затеют драку.

– Я хочу, чтобы к моему возвращению ты самостоятельно разобрал тот урок, что мы начали с тобой вчера. – Это была глава из учебника истории, посвященная падению Римской империи. – Уж ты постарайся. Я буду строго спрашивать.

Михаил кивнул. Виктор сбросил одежду и сандалии. Никита последовал его примеру. Двое обнаженных мужчин стояли рядом, и дыхание вырывалось у них из ноздрей маленькими облачками белого пара. Никита первым приступил к превращению, и его тело начало быстро обрастать черной шерстью. Виктор перевёл взгляд на Ренату, и было видно, как в полумраке зрачки его сверкнули зеленым светом.

– И еще, – заговорил он, – если вдруг случится так… если на четвертый день мы не вернемся, то вожаком стаи станешь ты.

– Баба?! – взвизгнул Франко. – Чтобы баба командовала мной?!

– Всей стаей, – повторил Виктор. Широкая полоса серой волчьей шерсти тем временем уже добралась до плечей и стала спускаться вниз по рукам. Кожа на вид казалась скользкой, на лбу выступил пот. Над его разгоряченным телом клубился пар. – А ты что, возражаешь? – Голос становился хриплым, человеческое лицо начинало преображаться в волчью морду, а изо рта показались острые клыки.

– Нет-нет, – быстро ответил Франко. – Нет, я не возражаю.

– Тогда пожелайте нам удачи. – Голос его превратился в низкий гортанный рык.

Дрожащее тело Виктора зарастало жесткой серой шерстью. Лицо и голова Никиты тоже почти полностью преобразились, и теперь из черного волчьего носа вырывался пар. Морда черного волка все еще вытягивалась, кости трещали, хрустели и удлинялись. Было время, когда все эти звуки не вызывали у Михаила ничего, кроме отвращения, теперь же он, затаив дыхание, внимал этой необычной и оттого казавшейся еще более прекрасной музыке перевоплощения. Тела изгибались и судорожно вздрагивали, волчья шкура отвоевывала все новые и новые участки у человеческой кожи, пальцы на руках и ногах становились когтями, на смену зубам приходили клыки, нос и челюсти вытягивались, превращаясь в волчью морду. Виктор зарычал и бросился к лестнице, ведущей наружу; Никита последовал за ним.

– У меня распухла щиколотка, – снова принялся доказывать Франко Ренате. – Видишь? Я все равно не смог бы уйти далеко, разве не так?

– Нам нужна вода. – Не обращая внимания на оправдания Франко, Рената взяла в руки старую глиняную чашу, доставшуюся от здешних монахов. Вода в ней уже успела подернуться грязным ледком, но и ее оставалось очень мало. – Михаил, может, вы сходите вместе с Алекшей наверх, принесете снегу?

Михаил взял у нее посудину. Теперь оставалось только подняться по лестнице и зачерпнуть снегу, который вьюга нанесла во дворец сквозь разбитые окна.

– Франко, теперь решим, кому первому сторожить.

– Ты тут за главного, – ответил он. – Как скажешь, так и будет.

– Ну ладно, тогда первым будешь ты. А потом я тебя сменю, – распорядилась Рената, поудобнее устраиваясь у костра.

Франко тихо выругался; не слишком-то приятно лезть на самый верх этой чертовой холодной башни и сидеть там перед разбитыми окнами, когда вокруг бушует метель. Франко поплелся наверх, Михаил и Алекша, взяв чашу, ушли за снегом. А Рената, оставшись одна, подперев рукой подбородок, сидела у костра, беспокоясь о любимом человеке и думая о чем-то своем.