Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Подгоняемый яростными порывами ледяного ветра, наступил вечер, и в семь часов Мэтью Корбетт уже стоял перед небольшим беленым домом на Нассау-стрит, между Голден-хилл и Мэйден-лэйн. В окнах горел свет. Похоже, много свечей. Псевдо-Мэллори, видимо, не считали нужным экономить на иллюминации.

Мэтью прижался боком к темной щели между двумя домами на противоположной стороне улицы, чтобы никто, выглянувший в освещенное окно, не увидел юношу, пытающегося решить, что же ему, ради Господа всемогущего, делать.

К сожалению, Господь не спешил высказываться по этому вопросу. Мэтью сильнее запахнул плащ, будто тепло могло как-то помочь мыслительному процессу. Однако не помогло, да и не так уж много его на самом деле прибавилось. Мэтью потер руки в перчатках и продолжал обдумывать ситуацию, ничего не предпринимая. Войти в дом, где его ждут, или… или не ждут?

Мимо прошел констебль, неся впереди себя фонарь с зеленым стеклом и тупо уставившись прямо перед собой.

Итак, профессор – специалист по ядам. Легче легкого было бы добавить сонное зелье в еду или питье, и где тогда очнется Мэтью с первым светом?

Кто-то отодвинул газовую занавеску и выглянул на улицу, но кто это был, мужчина или женщина, Мэтью не разглядел. Он стоял совершенно неподвижно, пока занавеска не опустилась и силуэт не скрылся в глубине дома – и только тогда заметил, что задержал дыхание. По его прикидкам, было где-то около десяти минут восьмого. Они наверняка гадают, придет он или нет. И все эти свечи, горящие в ожидании гостя. Надо идти, решил он. Как иначе выяснить, где может находиться письмо – если, конечно, оно до сих пор цело? Нет, идти нельзя, – подумал он тут же. Слишком опасно. Но если не пойти… какая следующая трагедия постигнет Нью-Йорк – и его друзей – из-за Мэтью Корбетта?

Надо идти.

Нет… погоди… подумай еще чуть-чуть. Там, в доме, он будет в их полной власти. Черт их побери, подумал он, они загнали меня в капкан!

Надо идти.

Он двинулся прочь из своего относительно безопасного закоулка. Силуэт вновь показался в окне – человек выглянул между занавесками и отошел. Мэтью решительно шагнул вперед, навстречу неведомой судьбе.

– Мэтью, что ты тут делаешь?

Он чуть не заорал от неожиданности. Резко развернувшись, увидел в нескольких футах от себя фигуру в темном. Но голос был хорошо знаком, и как только потрясение чуть спало, юноша сообразил, что Берри Григсби пришла с другого конца переулка. Она закуталась в черный плащ с капюшоном, но рыжие пряди на ветру разлетались свободно, и в свете из окон напротив он видел ее лицо.

– Господи! – потрясенно прохрипел он. (Нет, маловато.) – Господи Иисусе! – Лицо у него до сих пор было искажено ужасом. – Ты спятила? Что ты тут делаешь?

– Хожу за тобой, – ответила она вызывающим тоном да еще и подбородок выставила как оружие. – Я знаю, так нельзя. Может быть. Но я видела, как ты вышел из дома, потом свернул налево, хотя обычно идешь направо. Значит, ты отправился не в «Галоп», и не к Салли Алмонд. И ни в одно из тех мест, куда ходишь обычно. Я знаю, что не права. Может быть, – повторила она, словно просила его о понимании. – Мэтью, я о тебе беспокоюсь. В смысле… волнуюсь. Как друг. Ясно?

– Мне ясно одно – что тебе здесь не место! – Он быстро оглянулся через плечо на проклятые окна. Должно быть, уже зубами скрипят. Точат ножи и насыпают порох. С ума сойти, каким он становится дураком. Такое разгильдяйство могло стоить ему жизни, будь она из убийц Фелла. – Шаг назад! – сказал он ей. – Шаг назад!

Она послушалась, и он шагнул к ней – компенсировать тот шаг, что сделал, выходя из укрытия.

– Ты за мной шпионишь? Да? Берри, у меня опасная работа! Нельзя вот так подкрадываться ко мне сзади!

– Опасная? – В девичьем голосе появились стальные нотки, и Мэтью тут же понял, что снова опростоволосился. – Чем опасная? – Она взглянула ему за спину, на ту сторону Нассау-стрит. – Это дом доктора Мэллори. Что там опасного?

– Я не могу объяснить.

– Еще как можешь!

– Иди домой, – сказал ей Мэтью.

– Я теперь ни за что не уйду, даже если… если… – она запнулась, подыскивая образ пострашнее и выпалила: – Даже если бык Брут ворвется в этот переулок! Нельзя же просто заявить, что есть опасность…

– Не повышай голос, – предупредил он.

– …опасность, и после этого гнать меня домой как ребенка! – договорила она, понизив голос почти до шепота.

Она увидела движение в доме Мэллори – кто-то смотрел из окна. Потом этот кто-то отошел, и она устремила вопросительный взгляд на Мэтью.

– В чем дело?

– В чем бы ни было, дело мое. Я тебе уже сказал, чтобы ты…

Берри шагнула вперед, внезапно оказавшись с ним лицом к лицу. Мэтью вдохнул ее запах: аромат корицы и роз, ощутимый даже в такой холодный вечер. Девушка не отводила от него взгляда.

– Ты, – сказала она спокойно, но твердо, – мне не сторож. Иногда я даже сомневаюсь, друг ли ты мне. Но я тебе друг, хочешь ты того или нет. О своих друзьях я беспокоюсь, и если вам, сэр, это причиняет неудобство, то придется уж вам потерпеть. Я достаточно ясно…

Слово «выразилась» она сказать не успела.

Потому что какая-то стена внутри Мэтью Корбетта треснула и поддалась, слегка, чуть-чуть – и лучик теплого света, пробившийся в трещину, заставил его взять Берри ладонью за затылок и поцеловать прямо в губы.

Господи, что за безобразие! Таких вещей просто не делают – так вот внезапно и просто. Но Берри не отступила, губы ее под губами Мэтью стали мягкими, рот ответил на поцелуй, и тот получился дольше и глубже, чем задумал Мэтью. Как бы там ни было, а поцелуй длился и длился… Мэтью ощутил дрожь волнения. Сердце у него забилось, и он подумал, испытывает ли она то же самое. Когда наконец их губы расстались, Берри что-то тихо прошептала – возможно, это был выдох удивления, или же приглашение продолжить эту сладостную дискуссию. Мэтью заглянул в ее глаза – и ему сверкнули бриллианты. Лицо девушки стало бессмысленно-детское, будто ее вдруг потянуло в сон.

До него вдруг дошло, что же он наделал. Он снял руку с шеи Берри, но она не отодвинулась. Он сам возмутился своим безответственным поведением. Это был поступок совершенно неправильный и абсолютно неджентльменский. Но у него возникло чувство, что Берри не разделяет его возмущения, потому что она глядела на него так, будто он только что спустился со звезд.

Он сделал это только затем, чтобы она замолчала, решил юноша. Да. Она слишком громко говорила, и голос мог донестись до тех окон. Да. Вот почему он так поступил, не по какой иной причине. И сейчас стыдился своего поступка, но цель была достигнута.

– Тише, – сказал он, хотя непонятно, зачем: Берри ничего не говорила и, похоже, вообще не владела сейчас голосом.

Стукнул засов. Мэтью оглянулся через плечо и увидел открывающуюся дверь. Инстинктивно закрыл Берри рукой, защищая от опасности. Кто-то выходил из дому. Это была она, та женщина.

Ария Фамилию-Потом-Узнаем. Одета в пышное платье под лиловым плащом, а на голове – такая же лиловая шляпка с норковыми наушниками. Женщина свернула направо и быстро зашагала прочь от дома, по Нассау-стрит в сторону города. Под ботинками громко хрустели дробленые устричные раковины, потому что лорд Корнбери пока что не видел необходимости тратить общественные деньги на мощение этого района.

Чем бы ни была покрыта дорога – дроблеными раковинами, булыжниками или конскими яблоками, – но Ария Как-Ее-Там шагала весьма целеустремленно. Мэтью рассудил, что направляется она, вероятно, в «Док-Хаус-Инн», где может отдать Гиллиаму Винсенту записку для великана-индийца из четвертого номера. Как бы ни было это послание зашифровано, смысл его ясен:

Мэтью Корбетт ослушался.

Что Мэтью Корбетту на пользу, подумал он. Но, может быть, во вред владельцам зданий в Нью-Йорке?

Берри схватила его за руку.

– Что это? – Она говорила шепотом, тоже почувствовав опасность. – Мэллори замешаны?

– В чем замешаны? – Он тоже ответил шепотом.

– Не знаю, потому и спрашиваю. И в чем же они замешаны?

Мэтью наблюдал за дверью. Она больше не открылась. Доктор в такую холодную ночь остался дома. Чтобы доставить записку по назначению, вполне достаточно одной змеи.

– Я про Мэллори спрашиваю, – напомнила Берри. – Ты меня слушаешь?

– Нет, – ответил он и тут же поправился: – То есть, да. Я в смысле… – Он еще раз заглянул ей в глаза. Бриллианты стали меньше и чуть потускнели – интрига этого вечера вытеснила все остальные переживания. Но волнение, вызванное ими, было достаточно сильным. – Не могу сказать тебе всего, но Мэллори как-то связаны с этими пожарами. И с тем, что на стенах пишут мое имя, чтобы устроить мне неприятности.

– Но зачем, Мэтью? В этом же нет никакого смысла!

– Для тебя нет. И для любого другого тоже нет. Но для меня – совершенно определенный намек.

Он снова посмотрел на те окна. Хорошо, если письмо там, но даже в этом случае… как его достать? Тут две большие проблемы: одна – проникнуть в дом в отсутствие змей, и вторая – найти это письмо. Если только его не уничтожили. Если, если и еще одно если. «Такой план, – подумал он, – вполне достоин обитателей Бедлама».

– Идем, – сказал Мэтью, показывая рукой в другой конец переулка. И пошел туда вслед за Берри, надеясь, что на сей раз не сваляет дурака, что удача для разнообразия побалует его, и он не подвернет ногу, споткнувшись на какой-нибудь рытвине. Но выйти из переулка на Смит-стрит удалось без приключений, а дальше на Квин-стрит – к дому Григсби.

– Мне кажется, – сказала Берри, когда они приблизились к дому, – что ты должен мне кое-что объяснить. Я чай заварю. Расскажешь?

– У твоего деда – самые большие в городе уши, – напомнил он. – И даже когда он притворяется, что спит, все равно слушает. Так что – нет.

Она остановилась, повернулась к нему и схватила за плащ, забрав ткань в горсть.

– Послушай, Мэтью Корбетт! – воскликнула девушка, раскаляясь от гнева. Мэтью это даже понравилось, потому что он почти закоченел на ветру. – Когда ты наконец научишься мне доверять?

«Когда не придется опасаться за твою жизнь», – подумал он. Но выражение лица оставил прежним, и голос его был столь же холоден, как окружающий воздух.

– Мои дела – это мои дела. И так это должно и оставаться.

– Вовсе нет, – немедленно возразила она. – Это как ты хочешь, чтобы было.

– Да, – согласился он.

– Ты меня только что целовал. Или мне показалось?

И тогда он сказал то, что должен был сказать, но слова резали ему горло будто нож:

– Не соображал, что делаю.

Слова повисли в воздухе. Выпущенные на свободу, они вернулись к тому, кто их породил, и вдобавок к перерезанному горлу вонзились в сердце. Потому что Мэтью увидел по лицу Берри, какую боль ей причинил, и девушка заморгала, чтобы не пролились подступившие слезы, и усилием воли удержала лицо спокойным и глаза ясными. Голосом, который прозвучал, словно из далекого далека, она сказала:

– Я поняла.

Эти слова Мэтью никогда не забудет. На самом деле они значили, что ничего она не поняла, а объяснить ей он не мог.

Берри отпустила его плащ, выпрямилась, вдруг став высокой. Даже, казалось, выше его.

– Спокойной ночи, Мэтью, – сказала она и ушла. Он смотрел, как она с величайшим достоинством шагает к дому своего деда, где в окне показался фонарь. Берри вошла в дверь, ни разу не оглянувшись, а Мэтью глубоко вдохнул морозный воздух, подержал внутри, выдохнул и побрел к своему обиталищу, которое никогда еще не казалось ему меньше и обыденнее, чем сейчас.

Снова Мэтью стоял на холоде. Холодным казалось все. Мир стал морозным, и не только погода была тому виной. Он вновь стоял в переулке напротив дома, где жили фальшивые Мэллори. Трое суток прошло после его встречи с Берри, и с тех пор он ее больше не видел. Что ж, и к лучшему. Задумка его действительно опасна, потому что сегодня он твердо решил проникнуть внутрь и найти письмо, если оно по-прежнему существует.

В доме было темно – ни огонька. Мэтью стоял здесь, как и в прошлую ночь, около часа пополуночи, но сегодня коренным образом отличалось от вчера: примерно сорок минут назад перед домом остановилась карета, запряженная четверней. Наверху кареты был закреплен деревянный черный ящик пяти футов в длину, трех футов в ширину и примерно столько же в высоту. Морской рундук, подумал Мэтью. Такой привычно видеть в капитанской каюте. Двое приехавших с экипажем крупных мужчин с трудом сгрузили ящик, и оба липовых Мэллори вышли из дому, чтобы помочь им. Через некоторое время ящик удалось затащить в дом, и дверь закрыли. Внутри дома двигались фонари. Потом Мэтью остался смотреть, что будет дальше, и чувства его были обострены сознанием, что фальшивым Мэллори не нужны свидетели того, что здесь происходит. Что бы ни происходило.

Наутро серого, мрачного дня после решительного расставания с Берри Мэтью направился в офис в номере седьмом по Стоун-стрит, имея в виду некоторую работу. По крутой и узкой лестнице он поднялся на чердак, где располагался офис двух нью-йоркских проблеморешателей, а также – если кто верит – изредка появлялись призраки двух кофеторговцев, убивших друг друга по эту сторону темного стекла и продолжающих свою нескончаемую вражду по ту его сторону. Да, если кто верит. Честно говоря, Мэтью неоднократно слышал удары и падения, иногда эхо ругательств, плывущее в воздухе, но это давно стало привычными звуками дома номер семь. Кроме того, Мэтью привык к этим духам, если они действительно пребывали здесь и все еще продолжали мериться кофейными зернами. Да и вообще, достаточно было громко и уверенно приказать: «Тихо!» – как порядок восстанавливался. На некоторое время.

Сегодня утром Мэтью совершенно не волновали никакие духи, а интересовал его вполне живой и крупный, иногда чуть грубоватый человек, сидящий за письменным столом и пишущий письмо некоему мистеру Седжеворту Присскитту из Чарльз-Тауна, который…

– …просит курьера для сопровождения его дочери Пандоры на ежегодный бал цицероновского общества в конце марта, – пояснил Хадсон.

– Наверняка она – ну, скажем, не слишком блещет красотой, если отцу приходится нанимать платного сопровождающего. – Он нахмурился. – Любопытно, что это за цицероновское общество. Не слыхал о нем?

– Нет. – Мэтью аккуратно повесил касторовый плащ на крюк.

– Возьмешься за эту работу? Плата хорошая.

– Нет.

– Совсем не интересно?

И даже очень, но он уже на задании.

– Абсолютно, – соврал он.

– Врун. – Грейтхауз дописал письмо. – Ладно, что у тебя на уме?

– Да ничего особенного. Если не считать того, что поджигают дома и рядом пишут мое имя.

Грейтхауз хмыкнул, улыбнулся.

– Зато хоть пишут без ошибок. Так что подними свою физиономию с пола и хоть изредка улыбайся, ладно?

Мэтью прошел мимо укрощенного огня в небольшом камине, сложенном из грубого камня, серого и коричневого. Остановился возле пары окон, откуда открывался вид на Нью-Йорк к северо-западу, широкую реку и коричневые утесы да серые холмы Нью-Джерси. Кораблик с грузовыми контейнерами на палубе шел по реке к северу, ветер широко разворачивал его коричневые паруса. Лодка с двумя рыбаками, спиной к спине. «Как мы с Хадсоном», – подумал он, обозревая эту картину. Крючки глубоко в воде, и понятия не имеем, что там может клюнуть.

– Это уже становится обыденным, – прокомментировал Хадсон.

– Что «это»?

– Твоя безрадостность. Почему бы тебе не поехать в Чарльз-Таун? Садись на пакетбот, сопроводи Пандору Присскитт на бал. Ну? Развлекись для разнообразия.

Мэтью неопределенно хмыкнул, но ничего не ответил. Он глядел на рыбаков и думал, какими словами начать свой рассказ. Он решил, что это должно быть: «За пожарами – рука Мэллори. Я знаю, что это правда. И не хотел тебя в это втягивать, но…»

– Мэтью! – произнес Грейтхаузе нажимом, и младший партнер отвлекся от своих мыслей. – Хочу спросить тебя, что ты думаешь про Эбби Донован?

Вопрос был настолько неожиданным, что Мэтью ничего не пришло в голову.

– Только начистоту, – поторопил его Грейтхауз. – Честно мне скажи, что ты думаешь. – Мэтью продолжал колебаться, и Грейтхауз нетерпеливо кивнул: – Ну же!

– Ну… я думаю, что она…

– Да, и тут ты прав! – Улыбка Грейтхауза стала бы еще шире, будь это возможно. Он, рискуя опрокинуться, откинулся на спинку кресла. – Адская женщина, скажу я тебе! – Мэтью подумал, что при попытке улыбнуться еще шире он бы челюсть вывихнул. – Именно так! И она добрая, Мэтью. По-настоящему. Ангел. Но когда надо… бывает такой чертовкой… эх, сказал бы я тебе!

– А я не стал бы слушать.

– Да не будь ты таким чопорным! Тебе двадцать три или пятьдесят три? Иногда я даже сомневаюсь. Да, но я про Эбби. Мы с ней очень здорово ладим, Мэтью. Очень здорово. Я тебе скажу, что когда я с ней, то не могу точно понять, где кончается она и начинаюсь я. Ты меня понимаешь?

Глядя в усмехающееся лицо Хадсона Грейтхауза, с черно-серой бровью, пересеченной неровным шрамом, Мэтью отлично понимал своего партнера по разрешению проблем. Хотя Грейтхауз на своем веку получил уже свою долю женского внимания (и наверняка еще десяток-другой чужих долей впридачу), он стремительно влюблялся в Эбби Донован. И его не волновало, что шрам на левой брови остался от разбитой чашки, брошенной его третьей женой. Не волновало, что еще у него имеются шрамы на сердце, оставленные женщинами, и еще больше шрамов, оставленных им у них в сердцах. И вообще ничего Хадсона не волновало, потому что он влюблялся.

– Понимаю, – сказал Мэтью, этим единственным словом отбрасывая все, что хотел сказать партнеру и другу, потому что это уже не его дело. Сегодня – а может, и завтра, и послезавтра, его дело – любовь.

– Всякое может случиться, – последовала новая реплика восторженного мальчишки, внезапно возникшего там, где только что сидел тертый и битый жизнью мужик. – Я серьезно, Мэтью. Всякое может произойти.

– Ты имеешь в виду… свадьба?

От запретного слова, казалось, паруса этого большого корабля слегка сдулись, и заморгал он так, словно только что получил мокрой тряпкой по морде, но тут же оправился от этого грубого вторжения реальности.

– Адская женщина, – повторил он, будто Мэтью необходимо было еще раз это услышать.

Но Мэтью прежде всего надо было разобраться с адской женщиной с Нассау-стрит и ее не менее адским партнером. Должно быть, какая-то тень прошла по лицу Мэтью, потому что настроение Грейтхауза изменилось так же быстро, и он спросил с искренним участием:

– Ты хотел мне о чем-то рассказать?

Мэтью покачал головой.

– Брось, дружище. Не волнуйся ни о чем, в конце концов все выяснится. – Грейтхауз взял перо и продолжил дальше писать мистеру Седжеворту Присскитту письмо, с сожалением отказывая в его просьбе. – Это наверняка псих. Или кто-то затаил на тебя камень за пазухой. Знаешь, хоть пока и неясно, чем они разносят дома на куски, но лучше не допускать, чтобы это легло на тебя тяжким бременем, потому что именно этого они и добиваются.

– Согласен, – чуть слышно сказал Мэтью.

– Не знаю, будут ли пожары продолжаться. Что хотели, они уже сказали, я думаю. Тебя не любит какой-то псих. Может, из-за дифирамбов, которые пела тебе летом «Уховертка». А! – Неожиданная мысль, словно гром с ясного неба, поразила Хадсона, углубив и без того заметные морщины на лбу решателя проблем. – Тебе не приходило в голову, что это может быть кто-то из людей Фелла?

Момент истины, подумал Мэтью. Длящийся и длящийся бесконечно, пока он думал, стоит ли эта истина того, чтобы рисковать жизнью человека, так влюбленного в адскую женщину. Надо же, свадьба!

– Думаю, это псих, – сказал Мэтью. – Как ты и предположил.

– Верно. Скорее всего, кто-то из твоих друзей сбежал из дурдома. – Грейтхауз вздохнул с облегчением от того, что Мэтью увел разговор от темы профессора Фелла. – Ты не переживай по этому поводу, констебли начеку.

– Как раз повод переживать, – возразил Мэтью.

– Совершенно уверен, что не хочешь ехать к Пандоре Присскитт?

– Абсолютно, – ответил Мэтью. – Извини, я пойду позавтракать к Салли Алмонд.

– Но ты ведь только пришел!

– Однако почта может еще чуток подождать, к тому же я проголодался.

– Тогда я с тобой.

– Нет, – мягко возразил Мэтью. – Мне надо кое-что обдумать. Так что сегодня я займу столик на одного.

Грейтхауз пожал плечами:

– Как скажешь. Только не вздумай пересылать сюда счет, слышишь?

– Слышу, папуля, – буркнул Мэтью.

Грейтхауз глянул на него удивленно, но юный решатель проблем уже набросил на плечи плащ, взметнувшийся, как крылья ворона, вышел из офиса и спустился на улицу. Это было утром.

А сейчас Мэтью била дрожь в холодном переулке напротив темного дома. Двое здоровенных ребят, занесших ящик, покинули здание в сопровождении фальшивых Мэллори. Доктор Джейсон нес кожаный портфель и матерчатую сумку, у Арии в руках была сумка побольше. «Уносят свои пожитки? – подумал Мэтью. – Уезжают насовсем?» Они поговорили несколько минут, один из грузчиков показал в сторону моря. Слов Мэтью не слышал, лишь приглушенный рокот разговора. И не смог разглядеть все как следует, потому что ему закрывали обзор карета и лошади. Но потом двое грузчиков залезли на козлы, псевдо-Мэллори заняли более комфортабельные сидения, и карета поехала прочь.

Едва не стуча зубами, Мэтью грезил о теплом одеяле, но раз змеи уползли – пусть даже ненадолго, – значит, сегодня вечером надо искать письмо.

Трудно однако было заставить себя поверить, что они вернутся не скоро – а может быть, вообще не сегодня. От дома исходило ощущение пустоты. Заброшенности. И… чего-то еще?

Сегодня, как и накануне, Мэтью принес потайной фонарь, и свет его свечи ограничивали металлические ребра, которые можно было убрать вниз или, напротив, надвинуть на стекло. Мэтью поднял фонарь с земли и нажал пружинку, от которой ребра раскрылись как лепестки цветка. Брызнул свет. Снизу у фонаря была рукоять из полированного ореха, как у пистолета. На самом деле это и был кремневый пистолет, который мог выстрелить пулей из ствола, закрепленного под свечой. Сейчас он пребывал в полной боевой готовности. Очень удобная конструкция, приобретенная у Оливера Квизенханта из Филадельфии вместе с другими предметами, представляющими интерес для решателей проблем, у которых может возникнуть надобность в самозащите от проблем особо опасной природы.

Сердце забилось сильнее. Он знал, каков должен быть следующий ход. Покинуть это относительно безопасное место, перейти Нассау-стрит и подойти к двери затемненного дома. Он глянул вдоль улицы – не возвращается ли карета, но нет – никаких признаков. А время терять нельзя.

Подходя к двери, он думал, как бы попасть внутрь. Можно выбить окно с задней стороны дома. Но сперва надо попытать удачу с парадного входа. Он не видел, запирали дверь Мэллори на ключ или нет. Так как жизнь в Нью-Йорке – далеко не райские кущи, замки здесь используются регулярно – совсем не то, что в образцовом обществе поселка Фаунт-Ройял.

Дверь, как он и ожидал, оказалась крепко заперта. Мэтью обошел дом, зайдя за невысокий белый забор. Он искал окно, которое мог бы выбить пистолетной рукоятью фонаря. Но и это надо проделать аккуратно, потому что звон разбитого стекла разнесется далеко. Уже сейчас за несколько домов отсюда пронзительно лаял какой-то пес. Мэтью мрачно усмехнулся заледеневшим на ветру лицом: к списку своих прегрешений он собирался прибавить еще и «проникновение со взломом». Здесь, за домом, имелся короткий пролет деревянной лестницы, ведущий к узкой задней двери. По обе ее стороны находились окна. Одно из них вполне можно было высадить. Поднявшись по лестнице, Мэтью выбрал правое окно. Прислушался в нерешительности. Звук лошадиных копыт по устричным раковинам? Нет, почудилось. Сердце колотится в ушах, и посторонние звуки слышатся там, где их нет. Быстрый тычок рукоятью – и работа сделана. Осторожно, чтобы случайно не выстрелить в себя, хотя курок не взведен. Но перед тем, как разбить стекло, Мэтью взялся другой рукой за дверную ручку…

И она с легкостью повернулась. Дверь открылась, и Мэтью вздрогнул – ему почудилось, будто темнота покатилась ему навстречу. Он поднял фонарь и вошел в дом, тихо закрыв за собой дверь. Сердце мчалось галопом в неведомые дали. Спокойно, сказал он себе. Спокойно. Сделал несколько вдохов и выдохов. Пахло трубочным дымом и духами. Присутствовали также еще какие-то аптечные запахи, поскольку в этом жилище располагалась и приемная доктора. Мэтью прошел по кухне, по дощатому полу. Здесь был идеальный порядок. Должно быть, Ария – отличная хозяйка. От пепла в кухонном очаге еще пахло недавним огнем. Коридор уводил направо. Мэтью осторожно последовал туда, и свет фонаря показал ему три двери, одну справа, две слева. Кабинет доктора – вот что искал Мэтью. Конечно, бумаги могут лежать где угодно, а разыскиваемое им письмо давно могло стать пеплом в этом кухонном очаге, но он не намерен был отступать. Такова уж его натура.

Молодой человек открыл первую дверь слева. Фонарь осветил спальню – женские кружева и безделушки. Небольшой письменный стол, массивный комод с выдвижными ящиками, на нем – несколько бутылочек; Мэтью предположил, что это духи. Плетеное покрывало на кровати, голубое и розовое. Ария спит одна? – удивился Мэтью, заметив, что кровать односпальная. Подойдя к письменному столу, он обнаружил, что его единственный ящик пуст. В ящиках комода тоже хранилась лишь шерстяная пряжа. Он открыл шкаф и обнаружил там три очень красивых и искусно скроенных платья на вешалках. И две пары башмаков Арии на полу. Значит… интересно, заползут сегодня эти змеи обратно или нет?

Он пересек коридор, подошел к правой двери. В докторской комнате стояли три кровати, окон не было. Мэтью помнил эту комнату: здесь он лежал осенью, сваленный отравленным дротиком. В этой третьей кровати он проливал реки пота, принимая густой отвар на основе коки, который давал ему доктор Джейсон для борьбы с ядом южно-американской лягушки. Долгая была история, но с хорошим концом: он выжил. На полках здесь громоздились флаконы с лекарствами, валялась всякая всячина, стояли внушительные тома в кожаных переплетах. Мэтью направился к массивному письменному столу доктора, вольготно расположившемуся у противоположной стены. Подсвечивая себе путь фонарем, он все же умудрился зацепиться за что-то носком правой ноги и едва не упал. Направив свет вниз, увидел небольшой красный коврик, обернутый вокруг какого-то предмета. Мэтью сдвинул коврик ногой и уставился на железное кольцо. Предназначено оно было для поднятия деревянной крышки люка в полу, который в этой комнате был выложен коричневым кирпичом. Взявшись за кольцо, Мэтью потянул его вверх, и крышка поднялась, скрежеща петлями и открывая под собой квадрат темноты. Вниз уходили перекладины лестницы. Интересно, насколько глубоко они вели, и что там внизу? Фонарь на эти вопросы ответить не мог. Но лучше это оставить на потом. Бросив люк открытым, Мэтью снова направился к столу.

И вновь убедился в том, что в этом доме прислуга не ленится. Стол был почти пуст, если не считать нескольких листов бумаги. При более тщательном осмотре они оказались счетами за лечение, подписанными разными лицами. Самые обычные счета, только один подписан Эдуардом Хайдом, лордом Корнбери, за доставку лекарства от… что тут написано? Анальных бородавок?

Мэтью положил счета на место и вытер пальцы о ткань плаща. Потом снова задумчиво взглянул на люк. Что там может быть внизу, и зачем оно там? Старые папки? Связки писем? И, возможно, то письмо, которое он ищет?

Все может быть. И наверное не помешает сперва проверить еще одну оставшуюся комнату, а уже потом лезть в темные дыры. Он чувствовал, что время торопит, и напряженно вслушивался, не раздастся ли внезапный скрип колес или стук копыт. Оставив люк открытым, он перешел в следующую комнату.

Шагнул – и остановился, парализованный ужасом.

Очевидно, здесь была спальня доктора Джейсона. Черный комод с выдвижными ящиками, овальное зеркало в полный рост на колесиках, черное кожаное кресло и кровать под балдахином.

А на этой кровати, рядышком, два голых тела.

Тут Мэтью понял, что было в ящике, напоминающем капитанский рундук.

Задержав дыхание, он шагнул вперед. Свет фонаря скользнул по серой коже. Тела мужчины и женщины. Очень жалко смотрелись обвисшие груди и заросший темным волосом пах женщины. Костлявый труп нищенки, все ребра наружу. Мужчина тоже при жизни плохо питался. Под левой ключицей – татуировка орла. На левой ноге не хватает двух пальцев. Пальцы рук скрючены, будто пытались в агонии уцепиться за свисающий балдахин.

Но самое ужасное, – что заставило Мэтью отпрянуть, – состояло в том, что у обоих трупов не было голов.

Их отрезали. Обрубки шей топорщились рваной плотью и застывшей коричневой коркой. От тел несло засохшей кровью и сладковатой вонью разложения, но заметно было, что эти души покинули царство земное не так уж давно. Мэтью хотел уже опустить фонарь, но это значило бы отдать трупы темноте, и если ему вдруг почудится, что один из них внезапно дернул рукой или ногой, придется потом бродить в мокрых штанах.

Он попятился, не опуская фонаря и держа мертвых под прицелом пистолета, будто способен был убить их второй раз. Где головы? – подумал он. – В кожаном чемодане, который унес доктор Джейсон? И что, во имя Господа, делают два обезглавленных тела у него в кровати?

– …платили за такую грязную работу, – сказал кто-то.

У Мэтью волосы встали дыбом под шапкой. Он застыл в дверях, сердце колотилось, жилы тряслись, нервы готовы были лопнуть и рассыпаться по полу.

Разговор доносился из кухни, говорили двое.

– Надо бы больше, я тебе скажу. Потому что еще и опасная. Ты видел, какие они там короткие!

– Да заткни ты свою помойку! Буллетт свое дело знает.

Послышались шаги – по коридору шли мужланы в тяжелых ботинках. Мэтью выглянул в щель – они уже были рядом, у каждого в руках фонарь. Один тащил на плече джутовый мешок.

– Проклятая работенка! – проворчал тот, что с мешком, и слова эти были встречены фырканьем – то ли презрительным, то ли согласным.

Мэтью вдруг понял, встревожившись не на шутку, что идут они именно в эту комнату. Скрыться можно было лишь в одном месте: обойти кровать и лечь на пол. Он быстро перебрался туда и нажал рычаг, опускающий заслонки фонаря. Перекрыл иллюминацию.

– Ты слышал?

– Что слышал?

– Там какой-то шум.

Они распахнули дверь, вошли.

– Это у тебя в пустой голове эхо, – последовал презрительный ответ. Потом: – Ух ты, смотри, лежат как любовнички. Неужто тебя за сердце не цепляет?

– Ни чуточки. Подсоби-ка мне и мотаем отсюда.

Мешок с глухим стуком лег на пол – футов за пять, если не ближе, от укрытия Мэтью. Что-то оттуда выгрузили, – теперь стук прозвучал тише.