Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

– Ты нанес всего один атакующий удар. То есть попытался нанести. Слабый и совершенно неправильный. Ты не держал корпус, представлял собой широкую цель. Надо помнить: держи корпус тонким. Ты ни разу не шагнул вперед на встречу атаке, даже в порядке финта. Работа ног – сплошной панический испуг, и ты все время отступал.

Он взял у Мэтью рапиру, вытер ее и сунул в ножны.

– Так что, – спросил Мэтью слегка возмущенно, чтобы скрыть разочарование, – я все делал неправильно?

– Я этого не сказал. – Грейтхауз повесил рапиру на крюк. – Два раза ты мои удары парировал как надо, и некоторые мои финты разгадал. А остальное – да, никуда не годится. Будь это схватка даже со средним фехтовальщиком, ты бы шесть раз был проколот. С другой стороны, я же открывался несколько раз, и ты даже не попытался этим воспользоваться. – Он посмотрел на Мэтью, вытирая свою рапиру. – Только не говори, что ты этих возможностей не видел.

– Я ж вам говорил, что я не боец.

Чем больше он прижимал ухо, тем сильнее саднило, и он оставил ухо в покое. На тряпке отпечаталось кровавое пятно, но рана не была такой большой и страшной, как ощущалось.

– Возможно. – Грейтхауз вложил рапиру в ножны и повесил на крюк. – Но я сделаю из тебя бойца, хоть ты и упираешься. У тебя природная скорость и чувство равновесия, весьма многообещающие. И хорошее чувство дистанции. Мне нравится, как ты держал оружие, не заваливая. И ты намного сильнее, чем кажешься, должен тебе сказать. Самое важное – что ты не дал мне тебя смять, и дважды я всерьез пытался выбить у тебя оружие. – Грейтхауз кивнул: – Пошли поедим и вернемся сюда через часок.

Кошмар не кончился, понял Мэтью с упавшим сердцем. Он прикусил язык, чтобы не говорить ничего такого, о чем впоследствии пожалеет, и вышел за Грейтхаузом на свежий воздух.

Интересное вышло утро. Когда Мэтью получил выведенную из стойла Сьюви, мистер Вайнкуп передал ему ночные новости. Трое владельцев таверн, в том числе Мамаша Мунтханк, отказались закрываться в восемь вечера и были отведены в тюрьму констеблями, которых возглавлял сам Лиллехорн. Между служителями закона и братьями Мунтханк возникла битва – они доблестно рвались освободить свою mater, а потому оказались вместе с ней за решеткой. Но праздник, как рассказали Вайнкупу, только начинался. Не было еще десяти, как за решеткой оказались еще двенадцать мужчин и две проститутки из Нью-Джерси, и еще много народу, отчего тюрьма превратилась в место веселья толпы. Один констебль, пытавшийся задержать группу нарушителей указа на Бридж-стрит, был наказан ногами на булыжнике и огорчен содержимым ночного горшка. Сити-холл забросали гнилыми помидорами, а после полуночи в окно особняка лорда Корнбери влетел булыжник. В общем, приятный летний вечерок в Нью-Йорке.

Но насколько Вайнкупу было известно, убийства этой ночью не было. Кажется, Маскер оказался человеком, осведомленным об указе начальства, и остался сегодня дома от греха подальше.

На ленч была тарелка овсяного супа с ломтем ветчины и толстый пласт ржаного хлеба. Подали его не в доме, а за столом, поставленным под дубом на берегу реки. Мэтью особенно оценил кувшин с водой и осушил залпом два стакана, пока Грейтхауз не сказал ему, что пить надо медленно. Ранее Мэтью дал ему экземпляр «Уховертки», привезенной из города – главным образом, чтобы показать объявление на второй странице, но внимание Грейтхауза привлекла статья о деятельности Маскера.

– Ага, – сказал Грейтхауз. – Значит, опять Маскер. Третье убийство, говоришь?

Мэтью молча кивнул – рот у него был забит ветчиной и хлебом. Об убийстве Эбена Осли он Грейтхаузу рассказал, но свою роль в событиях этого вечера опустил.

– И никто понятия не имеет, кем бы этот тип мог оказаться?

– Никто, – подтвердил Мэтью, глотнув еще воды. – Правда, мистер Мак-Кеггерс считает, судя по умелости и быстроте разрезов, что у этого человека должен быть опыт работы на бойне.

– А, коронер. Я о нем слышал какие-то странные рассказы. Например, что он не выносит мертвых тел.

– Да, некоторые трудности у него есть. Но свою работу он знает отлично.

– И как же он справляется?

– У него есть раб по имени Зед, который ему помогает. – Мэтью проглотил ложку супа и откусил еще ветчины. – Поднимает тела, убирает… гм… остающиеся материалы, и так далее. Очень интересный человек – я про Зеда. Говорить он не может, поскольку у него нет языка. А по всему лицу – шрамы вроде татуировок.

– Правда? – В голосе Грейтхауза послышалась нотка непонятного интереса.

– Я никогда не видел подобного раба, – продолжал Мэтью. – Очень от них от всех отличен и как-то настораживает.

– Могу себе представить. – Грейтхауз отпил воды из стакана и глянул вниз, на медленно текущую реку. Помолчал и добавил: – Я бы хотел увидеть этого человека.

– Мистера Мак-Кеггерса? – спросил Мэтью.

– Нет, Зеда. Он может быть нам полезен.

– Полезен? Каким образом?

– Об этом я тебе расскажу после встречи с ним, – ответил Грейтхауз, и Мэтью понял, что в данный момент слово на эту тему произнесено последнее.

– Должен вам сказать, – продолжал Мэтью через некоторое время, когда ленч уже почти кончился, – что мне вдова Деверика обещала выплатить десять шиллингов, если я раскрою личность Маскера до того, как он совершит новое убийство. Я вчера столкнулся с ней случайно, и в результате мне было сделано такое предложение.

– Рад за тебя, – произнес Грейтхауз без всякого интереса. – Конечно, жаль будет, если Маскер убьет тебя до того, как ты принесешь агентству какую-нибудь пользу.

– Я просто хотел, чтобы вы и миссис Герральд знали об этом. На самом деле я мог бы употребить эти деньги ради благой цели.

– А кто не мог бы? Вообще-то единственно возможную проблему я вижу в том случае, когда какой-нибудь чиновник обратится к агентству, чтобы мы сделали ту же работу. Ведь тогда у нас начнется некоторый конфликт интересов, не так ли?

– Серьезно сомневаюсь, чтобы кто-либо из представителей городской власти попросил помощи. Главный констебль Лиллехорн такого не потерпит.

Грейтхауз пожал плечами и налил себе остатки воды.

– Веди свое маленькое частное расследование, раз так. Не уверен, что ты уже годишься для этой задачи, но опыта в любом случае наберешься.

Выбор выражения возмутил Мэтью до мозга костей. «Не уверен, что ты уже годишься для этой задачи». Этот человек невыносим. «Веди свое маленькое частное расследование!» Мэтью гордился своим следовательским умением, способностью выгрызать ответы на трудные вопросы, а этот грубиян сидит здесь и чуть ли не издевается! Рана на ухе продолжала саднить, усталость давила пудовым мешком, единственная чистая рубашка превратилась в потную тряпку, а этот вот чуть ли не скалится прямо в лицо.

Мэтью подавил гнев и ответил небрежно:

– Еще я выяснил у мистера Мак-Кеггерса некую интересную новость.

Грейтхауз запрокинул голову, подставив лицо кружевной тени дуба и солнцу. Закрыл глаза, и показалось, будто он хочет соснуть немножко.

– Убийство Эбена Осли не было третьим за последнее время. Оно было четвертым. За несколько дней до убийства доктора Годвина в Гудзоне нашли тело. На самом деле его принесло водой к ферме в трех-четырех милях отсюда к северу.

Грейтхауз не ответил. Похоже было, что он вот-вот захрапит. Но Мэтью продолжал рассказывать:

– Это неопознанный молодой человек, который, по всей видимости, был убит бандитами. Мистер Мак-Кеггерс насчитал восемь колотых ран, все от клинков разной формы и размеров. И еще у этого человека не было глаз.

При этих словах Грейтхауз открыл собственные глаза и прищурил их на солнце.

– Тело было в плохом состоянии, поскольку пробыло в воде не меньше пяти суток, и потому Лиллехорн велел Зеду похоронить его на том месте, где его нашли. Еще один интересный – и тревожный – факт, что руки были связаны за спиной. – Мэтью подождал ответа, но не дождался. – И кроме официальных лиц, об этом всем знаю только я. Так что, как видите, кое-чего я все-таки стою как сле…

Грейтхауз внезапно встал с места. Уставился на реку.

– Чья ферма?

– Сэр?

– Ферма, куда тело прибило водой. Чья она?

– Джона Ормонда. Это примерно…

– Я знаю эту ферму, – перебил Грейтхауз. – Мы у него покупаем кое-какие припасы. Сколько времени в воде, ты говорил? – Грейтхауз обратил взгляд на Мэтью, и ничего дремотного в этом взгляде не было. – Пять суток?

– Пять суток – это по предположению мистера Мак-Кеггерса. – Проявленный интерес Мэтью несколько нервировал. Он привел этот случай лишь как пример своего умения добывать информацию и беречь ее, а случай возьми и заживи своей жизнью.

– За сколько дней до убийства доктора его нашли?

– За четыре.

– И было это больше двух недель назад? – Грейтхауз скривился, будто лимон раскусил. – Да, это будет зрелище не для слабонервных.

– Сэр?

– Вставай, – скомандовал Грейтхауз. – Вечернее занятие придется пропустить – у нас появилось дело.

Мэтью встал, но медленно. Его сильно трясло, а Грейтхауз уже шагал к каретному сараю.

– Какое дело? – спросил Мэтью.

– Поедем тело выкапывать, – бросил Грейтхауз через плечо, и у Мэтью живот скрутило тошнотной судорогой. – Давай-давай, идем за лопатами.

Пока Хадсон Грейтхауз не вошел в сарай и не стал седлать вторую лошадь для Мэтью – тощего серого жеребца, куда более норовистого, чем покладистая Сьюви, молодой клерк еще цеплялся за надежду, что это неожиданное «дело» окажется очередной дурацкой шуткой Грейтхауза. Но чем дальше, тем больше становилась доля правды в этой шутке, и наконец с притороченными к седлу Грейтхауза увязанными лопатами они двинулись эксгумировать труп.

Светило теплое солнышко, в недвижном воздухе слышалось пение птиц и гудение насекомых в столбах света, проникавших между сучьями. Мэтью изо всех сил старался подчинить себе коня. Этот битюг был куда сильнее Сьюви, и своевольнее тоже, а потому все время норовил вывернуть с дороги.

– Как зовут эту бестию? – спросил Мэтью у спины Грейтхауза.

– Упрямец, – последовал ответ. – Отличный конь, ты только дай ему волю, и будет все путем.

– Он все норовит свернуть с дороги!

– Нет, он норовит набрать скорость. Ты его сдерживаешь как старая баба. – Грейтхауз неожиданно пустил своего коня кентером и бросил через плечо: – Давай догоняй! Я хочу добраться до места засветло!

Деваться некуда – пришлось сдавить коленями бока Упрямца, и конь просто прыгнул вперед – абсолютно не готовый к этому Мэтью едва не свалился в переплетение зеленых колючих лиан. Он удержался, подавил желание придержать коня поводом – да и сомневался, что Упрямец вообще послушается, и вскоре ехал с Грейтхаузом голова в голову, а не нос к хвосту.

Дорога шла среди толстых стволов, которые, подумал Мэтью, сотня лесорубов за сотню дней не вырубит. Высоко в ветвях мелькали иволги, метнулась через дорогу перед лошадьми лисица. Проскакав какое-то время кентером, Грейтхауз снова пустил лошадь легкой рысью, Мэтью последовал его примеру. Вскоре слева появилась каменная стена, и Мэтью, зная, что до фермы Ормонда где-то меньше мили, спросил:

– А к чему все это? Мы что, в самом деле будем могилу раскапывать?

– Ну не яблоки же сбивать – для чего, по-твоему, мы взяли с собой лопаты?

– Но зачем? Что такого срочного нужно нам от того трупа? – Не получив ответа, Мэтью попробовал зайти с другого галса: – Я вам все рассказал, что услышал от мистера Мак-Кеггерса. Там уже видели все, что можно было увидеть. И вообще нехорошо беспокоить сон мертвых.

– Я никому не расскажу, только сам не проболтайся. А вон впереди поворот.

Грейтхауз свернул налево, и Мэтью последовал его примеру. Точнее, у него не было выбора: он уже начал подозревать, что Упрямец выучен следовать за Грейтхаузом, кто бы ни держал повод.

– Послушайте, – продолжал Мэтью, – я к таким вещам не привык. В смысле… в смысле, какой в этом смысл?

Грейтхауз резко осадил свою лошадь, и Упрямец почти сразу тоже остановился.

– Ладно, – сказал он рокочущим голосом, кивнув сам себе. – Я тебе расскажу зачем. Твое описание убийства кое-что мне напомнило. А что – я тебе сказать не могу. Пока не могу. И буду настаивать, чтобы ты ничего из этого не сообщал миссис Герральд. Помоги мне копать, больше ни о чем я тебя не прошу.

В голосе этого человека Мэтью уловил нотку, которую раньше не слышал. Не то чтобы совсем страх, хотя и страх частично присутствовал, но более – омерзение. Перед чем? Труп? Ну, не только это, потому что Грейтхауз наверняка видел немало трупов, да и сам убивал. Нет, тут что-то совсем другое. Что-то зарытое очень глубоко, но подлежащее раскрытию.

Грейтхауз поехал дальше, Упрямец следовал за ним, везя на себе Мэтью. Еще несколько минут – и снова дорожка налево, ведущая уже к ферме Ормонда.

Это был отлично обработанный участок земли, состоящий в основном из яблонь и груш, а также полей зерновых, репы, фасоли и нескольких рядов табака. Двое всадников подъехали к темному каменному фермерскому дому, стоящему рядом с амбаром и корралем для животных. Куры подняли переполох и бросились в укрытия, из своих стойл подозрительно выглянули с полдюжины свиней. Из амбара вышел грубый мужчина в соломенной шляпе, коричневой рубахе и серых штанах с заплатами на коленях. В сопровождении лающего рыжего пса он направился навстречу своим посетителям, а из дому на крыльцо вышла широкобедрая женщина. Двое детишек прятались у нее за юбками, выглядывая с робким любопытством.

– Мистер Ормонд! – окликнул его Грейтхауз, придерживая коня. – Это я, Хадсон Грейтхауз!

– Да, сэр, помню. – У фермера была длинная темная борода и брови как пара мохнатых гусениц. Он глянул на притороченные лопаты: – Хотите свою репу выкопать?

– Не совсем так. Это мой помощник, Мэтью Корбетт. Можно ли нам спешиться?

– Будьте как дома.

Необходимый ритуал вежливости завершился, Грейтхауз подождал, пока пес успокоится и обнюхает у всех ботинки, потом продолжил свою речь:

– Тут люди обратили мое внимание, – сказал он, – что на вашей земле нашли мертвое тело.

Ормонд опустил глаза к земле, носком ботинка вдавил в нее камешек. И медленно проговорил:

– Что ж, это правда.

– И его похоронили возле реки?

– Там, где его вынесло. – Ормонд поднял голову, снова оглядел лопаты. – Послушайте, мистер Грейтхауз! Я бы не хотел делать того, что вы задумали.

– Нас с мистером Корбеттом нельзя назвать констеблями в строгом смысле слова, но мы – представители закона, – возразил Грейтхауз. – Я считаю своим долгом – нашим долгом – осмотреть этот труп.

«Говори за себя», – подумал Мэтью. Солнце жутко пекло и было не столько ярким, сколько резким.

– Мало что осталось, – сказал Ормонд.

– Все же мы бы хотели посмотреть.

Ормонд глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух сквозь зубы.

– Я тогда собаку заведу в дом. Нерон, ко мне! В дом давай, мальчик. В дом!

Грейтхауз отвязал лопаты от седла, дал одну Мэтью – тот взял ее, как ядовитую змею. Когда собаку увели в дом и там же скрылись жена с детьми, Грейтхауз и Мэтью с Ормондом пошли по фургонным колеям, ведущим через сад.

– Его Нерон нашел, – сказал Ормонд. – Услышал я, как он лает дико. Подумал, рысь загнал на дерево. Слава Богу, детишки сюда не прибежали. Я в тот же день поехал в город, пошел прямо в Сити-холл и попросил там самого большого констебля.

Мэтью про себя мог бы прокомментировать это выражение, но слишком сосредоточился на реке, которая уже виднелась между деревьями.

– Они сказали, что не могут ничего с ним сделать. В смысле, в город везти. Я тогда сказал, что просто его похороню. Коронер завернул его в простыню, а тот большой раб положил в могилу. Вон там вон.

Они вышли из сада к широкому изгибу реки в лесистых берегах. Ормонд прошел еще ярдов сорок к насыпи свежей земли с надгробием из камней пепельного цвета.

– Вот тут его на берег и вынесло. – Ормонд встал на плоский камень и показал вниз, туда, где из воды торчали корни выворотня. – На тех сучьях висел.

– Следующая вверх по реке чья земля? – Грейтхауз уже принялся за работу, убирая камни с могилы.

– Фермера по фамилии Густенкирк. Нормальный мужик, живет, никого не трогает. Женат, четверо детей. Еще у него нога деревянная.

– А еще выше?

– Еще одна ферма. Человек по фамилии Ван-Гуллиг. Говорил с ним как-то на дороге в город. Вообще почти не говорит, только по-голландски. А там еще несколько ферм, до самого парома. И уже конец острова.

– Тело могло принести с другого берега, – сказал Мэтью. Грейтхауз уже занес лопату для первого удара в землю. – Мистер Мак-Кеггерс говорил, что этот молодой человек погиб от падения. У него раздроблен череп и сломана шея – тут нужен обрыв более крутой, нежели склон холма.

– Посмотрим сейчас.

Грейтхауз воткнул лопату в землю и отвалил первый пласт. Он работал так методично, не поднимая головы, не отрывая взгляда от могилы, что Мэтью стало стыдно просто стоять и смотреть. Подумав, что тело все равно будет извлечено наверх, хочет он того или нет, он шагнул вперед, стиснул зубы и начал копать.

– Джентльмены, – почти сразу же сказал Ормонд, неловко переступив с ноги на ногу, – я над этим беднягой, не знаю уж, кто он, сказал свое надгробное слово и пожелал ему покоиться с миром. Вы не возражаете, если я вернусь к работе?

– Давайте. Мы его потом снова положим в могилу.

Грейтхауз сказал эти слова, ни на секунду не остановившись.

– Большое вам спасибо. – Ормонд задержался еще на мгновение. Острый запах разложения поплыл в воздухе. – Захотите потом помыться, я вам дам мыла и ведро воды.

Он повернулся и быстро пошел прочь, к саду.

Еще несколько взмахов лопаты – и Мэтью сильно пожалел, что у него нет с собой платка и бутылки с уксусом. Сама земля пахла гниением, и Мэтью пришлось сделать несколько шагов в сторону и вдохнуть свежего воздуха – если тут можно было его найти. Его тошнило, он боялся отдать прямо сейчас свой завтрак, но черт его побери, если он сделает такое на глазах у Грейтхауза. И сам заметил, что стал сильнее от решимости не показать свою слабость.

Послышался звук лопаты, воткнувшейся во что-то мягкое. Мэтью скривился, изо всех сил призвал свои внутренности к порядку. А то если что, он еще долго не сможет видеть ни овсяного супа, ни ветчины.

– Если хочешь, постой там, – сказал Грейтхауз не без сочувствия. – Я тут один справлюсь.

И тогда Мэтью никогда не узнает, чем кончилось дело.

– Нет, сэр, – ответил он и вернулся к яме. И к тому, что в ней.

Казалось, это просто грязный сверток из простыни, даже не имеющий формы человека. В длину примерно пять футов пять дюймов, прикинул Мэтью – смерть и река могли убавить ему рост, как убавили вес. И еще он понял, что запах разложения несколько похож на запах древней грязи со дна реки – темный тяжелый слой накопленных осадков, откладывающихся год за годом, обволакивающих слизью любые тайны. Мэтью проклинал тот день, когда поднялся по лестнице во владения Мак-Кеггерса.

– Ну вот. – Грейтхауз отложил лопату. – Не слишком глубоко его закопали, но, думаю, ему было все равно. Ты готов?

«Нет», – подумал Мэтью.

– Да.

Грейтхауз достал из заспинных ножен нож, наклонился и стал срезать ткань там, где должна была быть голова. Мэтью тоже наклонился, хотя от вони гниения у него горело лицо. Какие-то тени проплыли по нему – он поднял голову и увидел кружащих ворон.

Глядя, как Грейтхауз работает ножом, Мэтью заметил в намотанной простыне некую странность – примерно с дюжину мелких дыр у краев, будто пробоины от мушкетных пуль.

Срезан был первый слой, потом следующий. На этой глубине простыня стала желтовато-зеленой. От речной воды пятно, подумал Мэтью. Да, конечно, от воды.

Грейтхауз продолжал резать, потом взялся за простыню и потянул ее медленно, но уверенно. Кусок побитой ткани оторвался и отпал – солнцу предстало лицо мертвеца.

– А! – выдохнул Грейтхауз. Будто ахнул, пораженный жестокостью людей.

У Мэтью горло перехватило, сердце запрыгало, но он заставил себя смотреть, не отворачиваясь.

Невозможно было понять, каково было это лицо при жизни. На подбородке и щеках еще держалась посеревшая кожа, но этого было мало. Лоб был вбит внутрь, нос провален и зиял, от глаз остались белые орбиты с чем-то высохшим и желтым в глубине. На темени – клочки светло-каштановых волос. Последней насмешкой жизни торчал возле затылка неприглаживаемый вихор. В открытом рту виднелись сломанные зубы, остатки щек и серый язык. И от этого зрелища, от этого последнего вздоха, который втянул внутрь воду с речным илом и слизью, Мэтью похолодел под палящим солнцем и отвернулся прочь, к лесу.

– Я сейчас буду его разворачивать дальше, – сказал Грейтхауз, и голос его прозвучал напряженно. Он снова начал работать ножом – осторожно и с почтением к усопшему.

Когда простыни были разрезаны и сняты, сморщенная жертва осталась лежать во всем ужасе убийства – колени подтянуты в заставшей молитвенной позе, тонкие руки сложены на груди. Эту позу христианского погребения Зед, очевидно, придал трупу после того, как разрезали веревки. Тело было одето в рубашку, когда-то, быть может, белую, но сейчас болезненно-зелено-серую и заляпанную черным. Рубашка была расстегнута – быть может, Мак-Кеггерсом с целью осмотра, и сейчас Мэтью и Грейтхаузу были видны четыре колотых раны – три в груди и одна у основания шеи, ярко-лиловые на фоне кожи цвета прокисшего молока. Еще на трупе были панталоны, по цвету и текстуре теперь похожие на грязь, и коричневые сапоги.

Мэтью пришлось зажать рот и нос рукой, потому что запах сделался невыносимым. На ближайшем дереве что-то зашевелилось: несколько ворон сели туда и стали ждать.

– А вот кусок веревки. – Грейтхауз осторожно за него потянул, слишком поздно обнаружив, что она слилась с гниющей плотью, и за ней потянулся кусок кожи, похожий на мягкий сыр. Это был кусок тонкой, но прочной веревки, растрепанный с обоих концов. – Видишь следы на запястьях, где его связали?

– Да, – ответил Мэтью, хотя он не наклонялся для слишком пристального осмотра. Но одну вещь все-таки заметил: – На левой руке. Там большого пальца нету.

– Только первой фаланги. Похоже на старую рану, потому что кость гладкая.

Грейтхауз осмелился ее потрогать, потом его рука подвинулась к одной из колотых ран. Сперва Мэтью показалось, что он хочет вложить пальцы в эту багровеющую щель, что могло бы оказаться последней каплей, но Грейтхауз только описал рукой в воздухе круг:

– Я вижу четыре раны, но не стану его переворачивать и проверять, точно ли твой Мак-Кеггерс посчитал их число. – Он убрал руку и посмотрел на Мэтью. Глаза у него покраснели, будто от густого и едкого дыма. – Я тебе скажу, – начал он, – что видал нечто подобное. С уверенностью сказать не могу, а додумывать не стану, но…

Мэтью с воплем отскочил, и глаза у него стали размером с те тарелки, что Стокли выставлял на прилавок. Наверное, подумал он, это дрожит теплый воздух, или пары поднимаются из могилы, но ему представилось, что труп вдруг дернулся мелкой дрожью.

– Что такое? – Грейтхауз вскочил на ноги моментально. – Что с тобой?

– Он шевельнулся, – прошептал Мэтью.

– Шевельнулся? – Грейтхауз глянул на труп, удостовериться. Труп и труп. – Ты спятил? Он же мертвее короля Иакова.

Они оба уставились на тело, и потому оба увидели на этот раз, как пробежала по нему дрожь, будто мертвец пробуждался от смертного сна. И это движение, понял пораженный ужасом Мэтью, именно что дрожь, а не действие мышц и сухожилий, давно превратившихся у этого несчастного в студень.

Грейтхауз шагнул к могиле. Мэтью остался на месте, но услышал тот же звук: тонкий, едва уловимый хрустящий шелест, от которого волосы дыбом встали.

Грейтхауз уже сообразил, что это, и потянулся за лопатой, но тут из носа и открытого рта мертвеца выплеснулись омерзительной армией бледно-желтые тараканы. Они лихорадочно метались по безглазому лицу, еще новые потоки хлынули из раневых отверстий, будто капли желтой крови. Наверное, сотрясение тела или же неприятное для них солнечное тепло побеспокоило их в мокром пиршественном зале, и Мэтью понял, откуда взялись дыры в простыне.

Грейтхауз стал засыпать могилу как человек, вдруг увидевший высунувшиеся из ада рога самого дьявола. Не было ни времени для церемоний, ни нужды в них, потому что душа давно оставила эту шелуху, лежащую в яме, и отбыла в лучший мир. Мэтью бросился помогать, и они вместе сперва закрыли лицо с маской кишащих насекомых, потом забросали землей тело, чтобы его уже не было видно. Когда могила снова стала холмом, Грейтхауз без единого слова отшвырнул лопату и направился к реке. Встав на колени у самой воды, он принялся плескать себе в лицо, а Мэтью сел на камень, давая солнцу высушить на себе холодный пот, выступивший из всех пор.

Когда Грейтхауз вернулся, Мэтью показалось, будто он за секунды постарел лет на пять. Под глазами легли темные тени, подбородок чуть опустился, и даже походка стала тяжелой и усталой. Он остановился между могилой и Мэтью, покосился, убеждаясь, что из земли ничего не ползет. Вздрогнув почти незаметно для глаза, он опустился на камень чуть в стороне от Мэтью.

– Ты отлично справился, – сказал он.

– Вы тоже.

– Я бы хотел проглядеть его карманы.

– Правда?

– Нет, – ответил Грейтхауз. – На самом деле нет. Да я готов бы лошадью своей ручаться, что его обчистили еще до того, как связали ему руки.

– Наверняка Зед или Лиллехорн проверили его одежду, – сказал Мэтью. – Насколько это было возможно.

– Скорее всего, – согласился Грейтхауз. Он поглядел на ворон, снявшихся с ветвей и вновь кружащих в небе. Они грубо и резко каркали, как ругаются обманутые в своих ожиданиях грабители.

Мэтью тоже посмотрел, как они кружат. Небо было скорее выгоревшее добела, чем светло-синее, и река чуть подернулась серым. Дневной жар становился гнетущим. На той стороне реки ветерок шевелил деревья, склоняя верхушки, но там, где сидели они вдвоем, ни ветер, ни шум его не ощущался. Воздух стоял густой и недвижимый, и в нем держался запах смерти.

– Я уже видел два таких тела, – сказал Грейтхауз. – Оба раза в Англии. Конечно, у меня нет уверенности, что здесь все было именно так, как я тебе сейчас расскажу. Однако предположение, что этот человек был убит разбойниками на дороге ради денег, или же забит до смерти в таверне за жульничество в картах, или еще что-нибудь в этом роде, не объяснит, почему у него были связаны руки. – Он потер костяшки пальцев, посмотрел на ту сторону реки. – Я думаю… что это мог сделать некто, кого мы с миссис Герральд отлично знаем.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Я думаю, что знаю, кто мог быть… как бы это правильно сказать? Зачинателем такого образа действий. В том смысле, что он сам мог не присутствовать физически, но его последователи могут быть совсем рядом.

– Если вы его знаете, – сказал Мэтью, – то вы должны немедленно сообщить главному констеблю.

– Вот в том-то и беда. Я не знаю наверняка. И если даже я пойду к Лиллехорну, вряд ли он сможет что-то сделать. – Он обратил взгляд на Мэтью: – Ты слыхал когда-нибудь о человеке по имени профессор Фелл?

– Нет. А должен был?

Грейтхауз покачал головой:

– Вряд ли. Если только Натэниел – то есть магистрат Пауэрс – о нем не упоминал.

Мэтью нахмурился, ничего не понимая.

– А при чем здесь магистрат?

– Натэниел оказался в Нью-Йорке именно из-за профессора Фелла, – был ответ. – Он увез семью из Англии, спасая жизнь своим родным. Бросил отличную и перспективную юридическую карьеру в Лондоне, потому что до него дошли слухи: профессор Фелл рассердился из-за дела против своего помощника, где Натэниел поддерживал обвинение. А никто, рассердивший профессора Фелла, долго не живет. Разве что положишь океан между ним и собой… да и тогда… – Он не договорил.

– Вы хотите сказать, что профессор Фелл – уголовник?

– Уголовник. – У Грейтхауза на губах мелькнула улыбка и тут же исчезла. – Лондон – группа домиков. Темза – речка. Королева Анна – симпатичная дама на красивом стуле. Да, профессор Фелл – уголовник. Его имени не знает никто. Никто даже не знает, мужчина он или женщина, и профессор ли он на самом деле из какого-нибудь университета. Никто никогда не мог указать его возраста или дать какое бы то ни было описание внешности, но одно я тебе скажу: когда ты смотрел на это тело в могиле, ты видел плоды работы его ума.

Грейтхауз замолчал. Мэтью тоже молчал, ожидая продолжения.

– Существует подпольный мир, который ты себе даже представить не можешь. И даже «Газетт» его точно не очерчивает. – Грейтхауз смотрел темными глазами в никуда, но видел, кажется, нечто такое, что шевельнуло страх даже в его железном сердце. – В Англии и в Европе. И существует он… кто знает, сколько уже лет. Имена самых отпетых мы знаем. Джентльмен Джеки Блю. Братья Таккеры. Огастес Понс. Мадам Чилени – все они занимаются изготовлением фальшивых монет, подлогами, кражей государственных и частных бумаг, шантажом, похищениями, поджогами, наемными убийствами и вообще всем, что приносит выгоду. Много лет они сражаются за территорию в разных странах, как за место за столом поближе к миске жареного мяса. Эти войны банд были жестокими, кровавыми и ничего им не дали. Но за последние пятнадцать лет все сильно изменилось. Появился профессор Фелл – откуда, мы не знаем, – и хитростью, умом и немалым числом снесенных голов объединил эти банды в криминальный парламент.

Мэтью не отвечал. Он только переваривал пока то, что говорил Грейтхауз.

– Как именно Фелл вышел на руководящую роль, мы не знаем. У нас были информаторы, но информация от них ненадежна. Не одна запевшая птичка внезапно исчезала из, казалось бы, надежной клетки. Первого нашли в сундуке на идущем в Абердин судне. Вторую – это была женщина – в мешковине с камнями на дне реки Червелл. На нее напоролся какой-то незадачливый купальщик примерно через месяц после ее исчезновения. В каком состоянии нашли оба трупа, ты сам знаешь.

– Множественные колотые раны, – сказал Мэтью, – нанесенные различным оружием.

– У мужчины было двадцать шесть ран, у женщины – двадцать две. Руки связаны за спиной веревкой. Убийцы хотели, чтобы их через некоторое время нашли – демонстрация силы. У нас есть по этому поводу теория.

Грейтхауз замолчал, и Мэтью подал реплику:

– Очень хотелось бы ее услышать.

– Это предположила миссис Герральд. Она исходила из факта, что у обеих жертв раны спереди и сзади, но ни одной ниже пояса. Она думает, что Фелл наказывает предателей или ослушников, пропуская их сквозь строй, когда каждый из присутствующих должен нанести удар. Может быть, над ними даже происходит какой-то суд до начала этого спектакля. Виновного – виновного в нарушении кодекса молчания или поведения – протаскивают сквозь строй до полусмерти, а потом проламывают ему череп. Я бы сказал, действенный метод гарантировать верность. Как по-твоему?