Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Мэтью отметил, что темы в блокноте отделены одна от другой. То есть записи игровых горестей в одном разделе, жалоб на здоровье – в другом, еда и извержения – в третьем, и так далее. И остался еще загадочный список имен и цифр – на странице, следующей за суммами, полученными от филантропических организаций и церквей. Некоторые светские клубы, вроде «Нью-йоркцев» и «Кавалеров», тоже были указаны как благотворители.

«Осли часть этих денег прикарманивал? – подумал Мэтью. – И так платил долги?» Потому что раздел с игровыми долгами ясно указывал выплаты некоторым собратьям по зеленому сукну в суммах, которые резко уменьшали благотворительность. Во всяком случае, из блокнота было ясно, что Осли платил свои проигрыши быстро, иначе бы его больше не пустили к столам.

Но этот список имен и цифр – с ним-то что делать?

Имена воспитанников, это понятно. Это Мэтью уже принял. А что значат даты? И обозначение «Отсев» и слово «Чепел»? Он внимательно прочел имена, пытаясь найти в них какую-то систему или смысл. Код? Или своя стенография? Что бы они ни означали, это умерло вместе с Осли.

Мэтью вернул блокнот в тайник внутри мишени, покрыл мишень парусиной и в шесть вечера явился на ужин в дом Григсби – есть курицу с рисом в обществе печатника и его внучки. Потом они с Григсби сыграли несколько партий в шашки, пока Берри была занята нанесением неземного цвета на один из своих пейзажей. Несколько позже Мэтью извинился и ушел в свое скромное обиталище.

Там стал следить за временем и раздумывать, как должен одеться джентльмен, идя в бордель – потому что самому ему ни разу не приходилось переступать порог подобного заведения. В девять вечера он надел белую рубашку и галстук, темно-синий сюртук и жилет с серебряными пуговицами, положил в карман несколько шиллингов, хотя опять же понятия не имел о действующих тарифах. Подумал, брать ли с собой фонарь, и решил не брать. Подготовившись таким образом насколько возможно, он вышел из молочной, запер за собой дверь и двинулся в сторону Петтикоут-лейн, оглядываясь, не блеснет ли где фонарь констебля.

Сегодня он был тем, кто крадется по ночным улицам, осторожно перебегая из тени в тень. Он не перестал думать, что Маскер может в любой момент неслышно оказаться сзади, но сомневался, что Маскер захочет причинить ему зло. Блокнот ему вручили, чтобы он сделал выводы. Маскер хотел, чтобы Мэтью увидел эту загадочную страницу и понял, что она значит. Следовательно, убивать его нецелесообразно. Получалось, что он каким-то странным образом сейчас выполняет поручение Маскера.

Услышав громкое пение пьяных голосов, Мэтью опустил голову, прижался к стенке и пропустил трех набравшихся гуляк. Они его не заметили. Увидев в конце квартала мелькание фонаря, он свернул налево на Смит-стрит, чтобы не столкнуться с констеблем. Мэтью был начеку и потому застыл в проеме какой-то двери, пока другой констебль – у этого, кроме фонаря, был еще и тесак – решительно прошагал мимо него наперехват распевшемуся трио. Мэтью пошел дальше, свернул направо на Принцесс-стрит и перешел Бродвей. На углу Петтикоут-лейн он чуть не столкнулся с каким-то человеком, который быстро шагал на север, но инцидент тут же разрешился, и его товарищ по нарушению указа удалился так стремительно, что у Мэтью даже сердце не успело подпрыгнуть.

Еще несколько шагов – и Мэтью остановился перед двухэтажным розовым кирпичным домом. Сквозь тюлевые занавески сияли свечи. Видно было, как мелькают в окнах силуэты. Выкрашенные розовым ворота в изгороди преграждали путь, но их достаточно было толкнуть, чтобы они отворились. Мэтью осторожно закрыл ворота у себя за спиной, сделал глубокий вдох, поправил галстук и решительно зашагал к лестнице. На секунду его смутил вопрос, стучать ли в дверь или же можно войти без приглашения. Он выбрал второй вариант, вошел и стал ждать, пока кто-нибудь к нему подойдет.

Открылась дверь, пахнуло ароматами вавилонских садов, и перед Мэтью предстала крупная черная женщина в розовом платье с узором в виде клубничных ягод. Тесный лиф украшали розовые и лиловые ленты. На голове у нее был взбитый розовый парик, а левый глаз прикрывала розовая повязка. На этой повязке вышито было красное сердце, пронзенное стрелой амура.

Пылающий правый глаз смерил Мэтью с головы до пят. С сильным вест-индским акцентом и голосом, гремящим как гроза над Карибами, она произнесла:

– Свежая кровь!

– Простите?

– Не видала тебя здесь.

– Я тут впервые.

– Наличными или в кредит?

Мэтью позвенел монетами в кармане.

– Милости просим, хозяин, – сказала женщина, улыбаясь порочной улыбкой, и отступила в сторону, открывая Мэтью проход в новый мир.

Он закрыл за собой дверь и оказался в вестибюле с голубыми стенами и овальным зеркалом – чтобы можно было проверить свой внешний вид перед встречей с проститутками. Перед ним, прямо за черной клубникой, висела расписная красная портьера. Оттуда слышался женский смех, и не слишком сдержанный. Потом рассмеялся и фыркнул мужчина. Мэтью стал сомневаться, что поступил мудро, когда сюда пришел, но ответы здесь – значит, деваться некуда.

Вдруг эбеново-черная дама, стоявшая к нему так близко, что Мэтью чувствовал жар через ее платье, достала откуда-то кинжал и стала чистить ногти острием. Был спрятан где-то в ее уборе, подумал Мэтью. Готовый выйти наружу и ударить в сердце в случае разногласий.

– Первый раз, – сказала она, продолжая туалет ногтей. – Надо сказать правила. Ага?

– Да, – осторожно ответил Мэтью.

– Без грубостей. Не уважаешь ты – и тебя уважать не будут. Сильно. Оружия нельзя. Есть?

Мэтью покачал головой.

– С виду верить можно, – решила женщина. – Первый раз чего – предупреждение. Второй раз – вылетишь. По частям. Будешь дело иметь со мной. Дошло?

– Дошло, – ответил Мэтью совершенно искренне.

– И ладно. – Кинжал перевернулся в жирных, но ловких пальцах и исчез в бездне. – Полшиллинга за комнату в полчаса. Меньше полчаса – те же полшиллинга. Принято даме оставлять гроат перед уходом. Все деньги платятся мне. Первый бокал вина – за счет заведения. Надувает твои паруса?

– Да, мадам, – ответил Мэтью, думая, что отвечает правильно.

– Я не мадам, – фыркнула она. – Меня Черной Бекки зовут. – Она опять широко осклабилась. – Будем отличными друзьями, – сказала она, здоровенной ручищей отводя занавес в сторону.

Перед Мэтью открылась довольно шикарная гостиная с темно-красными обоями, озаренная множеством свечей. Стояли диваны, кушетки и кресла, все мягкое и оббитое лоснящейся материей красных, розовых и лиловых тонов. Мэтью подумал, что эта обстановка должна дразнить и манить, но испугался за свое зрение. В гостиной, где клубились дымы резких благовоний из курильницы, сидели в вольных позах двое мужчин и три женщины. Мужчины были не вместе и не замечали ни друг друга, ни Мэтью, поскольку все их внимание было занято женщинами, вызывающе одетыми в наряды, более напоминающие панталоны, чем платья. Грудь проститутки прикрывали яркими шарфами с лентами вокруг горла. Совершенно неприлично была у них открыта середина тела, у одной в пупке торчал зеленый камешек. Красавицей никого из них назвать было нельзя, но такое количество обнаженного женского тела вызвало у Мэтью слабость в коленях. Он предположил, что это обычная спецодежда проституток Полли Блоссом, рассчитанная на быстрое снимание и надевание.

Одна из проституток, полная девка в белом парике, которая могла бы быка Брута сбить с ног, встала с софы и улыбнулась Мэтью кривыми зубами, раскрывая ему объятия рук, способных размолоть кости в порошок.

– Давай заходи! – сказала Черная Бекки, хватая Мэтью за плечо и почти вбрасывая в комнату.

Здоровенная шлюха двинулась к нему. Мэтью подумал было, что сейчас его просто проглотят, как пирожок с мясом, но тут между ним и женщиной появился ангел-спаситель, войдя в расположенную слева дверь.

– Мастер Корбетт, если не ошибаюсь? – спросила Полли Блоссом, оказавшись с ним лицом к лицу. Он не успел ответить, как она спокойно проговорила, не отводя глаз от Мэтью: – Вирсавия, сядь.

Боковым зрением он увидел, как женщина отступает к своей софе и сворачивается там, тяжело вздохнув по утраченной любви – или хотя бы упущенному гроату. Полли подалась еще ближе, и ее глаза, на удивление ясные и синие, заполнили целый мир.

– Мы ни за что не хотели бы отпугнуть вас при самом первом вашем посещении, – чуть ли не шепнула она ему в ухо.

Несмотря на жесткие рамки своей миссии, Мэтью начал потеть. В животе заныло. Полли Блоссом, без сомнения, была красивой женщиной. Густым светлым локонам совершенно не нужен был парик проститутки, и лишь едва заметное количество синих теней было у нее над глазами. Полные пухлые губы – так близко от губ Мэтью! – намазаны розовой помадой. Цвет этой женщины говорил о здоровье, тело с полными выпуклостями грудей и бедер заключено было в густо-индиговое платье, вышитое шелковыми цветами посветлее. Он не мог не глянуть вниз – нет ли на ней туфель со стальными оковками, и да – при всей этой аристократической утонченности, аромате духов, похожих на персик, эти жуткие вышибальные черные башмаки на ней были.

Тут донесся новый звук – кто-то тронул струны лиры. Мэтью глянул в сторону и увидел, что Черная Бекки расположилась в кресле и играет на этом инструменте, склонив голову, а ее единственный глаз полузакрылся, будто в грезе. Женщина запела какую-то вест-индскую песню, тихий и певучий мотив сопровождался словами наполовину английскими, наполовину из ее островного наследия. Мэтью почти ничего не понял из-за сильного акцента певицы, но в этой прекрасной и грустной песне он уловил звук общей для всей вселенной тоски.

Чья-то рука скользнула в руку Мэтью.

– Идите сюда, – сказала Полли все еще приглушенным голосом. – Сядьте со мной.

Она отвела его к дивану. Неожиданно для себя Мэтью оказался на диване рядом с известной всему Нью-Йорку содержательницей борделя. Она прислонялась к его плечу и предлагала ему засахаренный миндаль на серебряном блюде. Он попытался взять у нее миндаль – она засмеялась и вложила орех ему в рот.

– Расскажите мне о себе, – попросила она, кладя ему руку на бедро.

Как-то он забрел на глубокую воду. Сюда он пришел не для распутства, а ради информации. Ради встречи с Грейс Хестер, если получится. И надо держать себя в руках. Интересно, что сказала бы Полли Блоссом, узнай она, что он не уверен, девственник он или нет, потому что воспоминания о жаркой встрече с Рейчел Ховарт могли быть как истинными, так и порожденными горячечным бредом и странным эликсиром, которым отпаивал его индейский лекарь три года назад после поединка с медведем по прозвищу Одноглазый. Он просто слышал, что ответила бы на это мадам Блоссом: «После вашего ухода отсюда память будет отлично вам служить». Но он сюда пришел по делу, по профессиональному долгу, а не по вожделению плоти. Он должен как можно быстрее и точнее все выяснить – прояснить суть вещей. Должен… черт, как же близко эта женщина села!

Шаги – кто-то спускался по лестнице. Мэтью увидел узкие ступеньки в дальнем конце гостиной. И по ним, несколько расплываясь, то ли от выпитого, то ли от любовной усталости, спускался Сэмюэл Бейтер, все еще с синяками на лице после игры в кости у него дома в субботу вечером. В одной руке он держал треуголку, другой подтягивал панталоны.

– Доброй ночи, мадам Блоссом, – сказал он хрипло, проходя мимо, и эта леди ответила ему:

– Доброй ночи, мастер Бейтер.

И снова обратила внимание на того, кого кормила засахаренным миндалем.

– Да, вы очень красивый молодой человек. Но наверняка вам уже это говорили многие дамы куда моложе и куда красивее меня, правда ведь?

Вопрос этот был заряжен смыслами и подтекстами туже, чем многоствольные пистолеты, о которых упоминал недавно Эштон Мак-Кеггерс.

– Нет, не говорили, – ответил Мэтью.

– Тогда вкус нью-йоркских дам внушает мне ужас, сэр, и я опасаюсь за их здравый рассудок – как можно выпустить вас на улицы этого города без сопровождения прекрасного пола? Красив, хорошо воспитан, хорошо одет – и еще умен! О, как стучит мое бедное сердце!

Она потянула его за руку, чтобы он в полной мере ощутил если не как бьется ее сердце, то как мягка ее грудь.

Флаг на флагштоке Мэтью развернулся и взмыл вверх. Если так пойдет дальше, он потеряет всякое профессиональное достоинство.

Кто-то из гостей кончил рассказывать анекдот, и обе женщины захохотали так, будто впервые услышали историю о фермерской дочке и бродячем продавце щеток. Черная Бекки играла и пела, Полли Блоссом смотрела на Мэтью, будто он был инкарнацией Эроса, и он понимал, что это у нее профессиональное, потому что Эросом он не был и знал это твердо.

Мадам Блоссом резко прервала свое воркование и ястребиным взглядом проследила, как двое гостей выбрали себе получасовых подруг и положили монеты в белую фарфоровую тарелку возле Черной Бекки, которая не перестала играть ни на секунду. Один из этих мужчин был то ли сумасшедший, то ли невозможно близорукий, потому что выбрал великаншу в белом парике. Может, его манило то, что почти вываливалось из ее панталон. Они поднялись по лестнице, болтая и смеясь, оставив забракованную девушку – тощую шатенку с острым личиком, покрытым коркой румян и белил, – сидеть в кресле со смертельно скучающим видом. Она энергично махала черным веером, разгоняя запахи мужского мускуса и нечистого дыхания.

– Мастер Корбетт, – вернулась Полли к тому же флирту, – я сожалею, что не могу сегодня предложить вам себя, как мне хотелось бы, из-за проклятия Евы. Могу ли я предложить вам Николь, которая будет чудесной компанией? Николь! Сядьте прямо и покажите ваши хорошие манеры, дорогая моя. – Николь послушалась с застывшей улыбкой. – Еще у меня тут есть весьма приятная и очень разумная юная блондинка, приехавшая из Лондона только на прошлой неделе, почти девственница – настолько она свежа, такая сочная и молодая. Но если вас влечет опытность, определенный шарм экзотики, то есть у нас и смуглая цыганка, доставляющая невероятное наслаждение. Что вы предпочтете, сэр?

– Я… – Нервы подвели Мэтью, голос его сел. Он прокашлялся и начал снова: – У меня есть одна просьба. – Она внимательно слушала, с каким-то твердым кремневым блеском в ясных глазах. – Я хотел бы быть представленным…

– Черт, ну и ночка! – прозвучал пронзительный женский голос. Его обладательница спускалась по лестнице. – У этого паразита Бейтера хрен такой, что на трех мужиков хватило бы!

– Придержите язык, Мисси! – Мадам Блоссом вскочила, кипя негодованием. – У нас джентльмен в гостях!

Мэтью тоже вскочил, потому что на лестнице была та самая молодая проститутка, которая висла на Эндрю Кипперинге в «Терновом кусте». Темно-каштановые волосы – настолько темные, что почти черные, – зачесанные назад, оставляли лоб открытым и сходились сзади в хвост, перехваченный красной лентой. По обычаю дам из верхов и самых низов общества она была густо напудрена, брови вырисованы тонкими черными дугами. Как Мэтью заметил еще в «Терновом кусте», было ей около двадцати лет, не так чтобы непривлекательная, потому что черты лица хорошо вылеплены, выражение сексуально-хитрое, как у кошечки. Одета она была в панталоны, но на плечи наброшен тонкий шелковый халат, спадающий на грудь. Черные глаза остановились на Мэтью, но остались пустыми. Она подчеркнуто произнесла:

– Примите мои сожаления, сэр. Я просто заметила, что получается, если запихивать огромную колбасу в шелковый кошелек.

– В извинениях нет необходимости, – ответил Мэтью Грейс Хестер прежде, чем хозяйка заведения успела вмешаться. – Я понимаю, что не все колбасы созданы равными, но все шелковые кошельки имеют дно. Я выразил сожаление, что у так называемого джентльмена нет понятия о соотнесении физических объемов.

Наступило молчание. Черная Бекки прервала музыку на фальшивой ноте.

Грейс Хестер нахмурилась:

– Вы еще кто такой? – спросила она. – Псих бормочущий?

– Тихо! – одернула ее Полли и тут же смягчила тон, хотя глаза ее остались твердыми, как ее репутация: – Это мастер Мэтью Корбетт, милочка. Клерк магистрата и хорошо известный в городе молодой человек. Его хвалебно описали в последнем выпуске «Уховертки», так что можно считать его знаменитостью. И нам оказана честь…

Грейс зевнула, поерзала, почесала себе пах.

– …его посещением, – закончила Полли. – Ох эти молодые дамы! – обратилась она к Мэтью, покачивая головой. – Совершенно не умеют себя вести.

– Я на эту ночь работу закончила. – Грейс пошла вниз по лестнице, заметно покачивая бедрами. Она не прикидывалась леди и не давала себе труда скрывать ни дурного характера, ни грубости. – Налейте мне, мать вашу, выпить, к черту.

– Сама себе, мать твою, наливай выпить, к черту, – ответила хозяйка, сбрасывая маску цивилизованности. – Ты мне уже два шиллинга должна за выпивку. Когда заплатишь?

Девица пожала плечами, прошла мимо Мэтью и Полли к буфету, где стояли три открытые бутылки вина и несколько бокалов. Вдруг сверху донесся взрыв женского смеха и неразборчивый мужской вопль. Черная Бекки вернулась к лире, на этот раз играя более ровную и замысловатую мелодию, уже без слов. На Мэтью ее музыкальные таланты произвели впечатление, и стало интересно, какова может быть история ее жизни. Но сюда он пришел за историей Грейс Хестер, и настало время приступить к ее изучению.

– Это вино для клиентов. – Полли оказалась рядом с девицей прежде, чем та успела наклонить бутылку. – Ты мне сперва заплатишь, что должна, иначе ни хрена не получишь.

– Прошу прощения, – вступил в разговор Мэтью раньше, чем эти кошки сцепились когтями. – Эта леди может получить мой бокал. – Женщины обе посмотрели на него так, будто никогда еще не рождалась на свет тварь более мерзкая. – Мне ведь полагается бокал за счет заведения? Если да, то эта леди может его получить.

Надо отдать должное Полли Блоссом: она мгновенно умела переключаться с роли начальницы шлюх на роль флиртующей деловой женщины. Очевидно, подумал Мэтью, это ключ к ее успеху. Полли скромно потупила взор:

– Как это благородно с вашей стороны, сэр. И как тактично. Мы благодарны вам.

Грейс никого благодарить не стала: налила себе бокал и выпила прежде, чем Мэтью успел шиллинг из кармана вытащить.

– Я беру эту девушку, – сказал он, протягивая монету. – Чтобы облегчить ее дискомфорт, плачу еще полшиллинга.

– Я сегодня отработала, я сказала, – ответила Грейс, даже не глядя.

– У нас есть более подходящие дамы, мастер Корбетт. – Полли не сводила глаз с монеты. – Есть очень красивая девушка семнадцати лет, недавно из Амстердама.

– Этой уродине семнадцать было десять лет назад. – Грейс невероятно длинным языком вылизала свой бокал.

– Нет, вот эта девушка, – повторил Мэтью. – Шиллинг за тридцать минут. И два гроата за беспокойство.

Глаза Полли сощурились: что-то она учуяла.

– Весьма расточительно, вам не кажется, сэр? И почему, позволю себе спросить, именно эта спутница, когда я предлагаю такой большой выбор?

– К ней меня тянет. – Мэтью сделал вид, что не услышал неприязненного фырканья девушки. А следующие его слова и его самого удивили: – Люблю с перчинкой.

– Что ж, перчинок здесь хватает, сэр, – ответила Полли и одним плавным движением шагнула вперед и твердо взялась за пах Мэтью. Он не успел отдернуться, как она уже оценила весь пакет. – Он нормальный, – сказала она Грейс. – А шиллинг и два гроата будут очень неплохим завершением рабочего дня.

– Да черт побери! – бухнула Черная Бекки. – Дайте эти деньги мне, и столько перчинок ты никогда в жизни не увидишь!

Мэтью подумал, что столько перца мог бы и не пережить. Он держал протянутую вперед руку с шиллингом. Грейс наливала себе второй бокал.

Огонь скупости запылал в очах Полли, но она проявила заботу о своих подопечных.

– Иди и сделай его, да так, будто это твой последний раз в жизни. Утром я тебе немножко еще мази дам.

Грейс осушила второй стакан и так вбила его в стол, что Мэтью побоялся, как бы сосуд не разлетелся вдребезги. Потом девушка обернулась со своей кошачьей улыбкой к нему.

– Как пожелаете, сэр, – сказала она, пародируя воспитанность. – Я все равно вас там и не почувствую.

Полли пальчиком показала Мэтью на тарелку с деньгами, и он добавил к ним свои монеты. Когда Мэтью вслед за Грейс поднимался по лестнице, Полли сказала им вслед:

– Смотри, чтобы мистер Корбетт получил за свои деньги достойную услугу! В нашем заведении – все для клиента!

Мрачная шлюха не отреагировала никак. Она поднялась по лестнице, провела Мэтью по освещенному коридору с четырьмя дверьми по обе стороны и одной в дальнем конце. В позолоченных рамах на стене висели рисунки настолько скандальные, что Мэтью краска бросилась в лицо при виде сплетений тел. Еще одна курильница дымилась на столике, распуская синие струйки благовоний – наверное, чтобы заглушить более резкие запахи пота и секса. Женщина открыла вторую дверь справа и вошла, ни слова не говоря клиенту, у которого сердце заколотилось, хотя намерения были самые честные. Внизу снова запела Черная Бекки, и взрыв женского хохота успел донестись из вестибюля прежде, чем Грейс закрыла дверь за спиной Мэтью.

Это была простая спальня со светло-желтыми стенами и единственным закрытым ставнями окном. Смятой постели, несомненно, пришлось сегодня выдержать серьезные испытания. На круглом столике стоял подсвечник на три свечи, и пламя их придавало комнате более романтический вид, чем она заслуживала, потому что уродливые трещины в штукатурке оставались вполне заметны. Мышиного цвета стул, комод с умывальным тазом, рядом с тазом – песочные часы. На стене – небольшое прямоугольное зеркало, на крючках на стене – разные предметы женской одежды. Здесь не было того беспорядка, что Мэтью ожидал увидеть, дощатый пол чисто выметен и все прибрано, кроме кровати. Он решил не разглядывать простыни слишком пристально.

Грейс смотрела на него с бесстрастным лицом. А Мэтью понятия не имел, что говорить. Начал было с фразы: «Насколько я понимаю, вы последнее время были сильно заняты…» – и сам вздрогнул от того, как она прозвучала.

– Твоя фамилия Корбетт? – спросила она и слегка нахмурилась. – Я тебя раньше нигде не видела?

– Могли видеть. Однажды вечером в «Терновом кусте».

Она будто попыталась вспомнить, но не особенно стараясь. Пройдя мимо Мэтью к комоду, она выдвинула ящик, оставляя за собой едва слышный запах мяты. Хотя бы зубы в чистоте содержит, подумал Мэтью.

– Меня можно называть Мэтью, – сказал он.

Она обернулась. В руке у нее болтался какой-то предмет длиной дюймов семь, с маслянистым блеском. Она сказала:

– Вот этот чехол себе натяни, и когда будешь готов, я переверну часы. Если хочешь, я тебе его натяну, и тогда часы переворачиваю сейчас. Как будем?

Мэтью слыхал о таких чехлах для пениса, но никогда раньше не видел. Из овечьей слепой кишки, как было понятно. Он уставился на предмет в руке у Грейс и, несмотря на возбуждение и интерес от нахождения в этом логове удовольствий, ощутил сосущее чувство под ложечкой.

– Мне это не нужно, – сказал он.

– Не натянешь – не засунешь, и плевать мне, сколько ты денег платишь. Не надо мне валяться кверху брюхом, чтоб этот чертов доктор из меня детеныша выковыривал. – Она твердой рукой протянула чехол Мэтью: – Давай-давай, его все джентльмены натягивают.

– Надеюсь, не именно этот?

– Ты дурак? Используешь – и выбрасываешь. – Она кивнула в сторону ведра на полу. – Слава Богу, я не из тех, кому приходится их отмывать.

– Мне он не нужен, – спокойно повторил Мэтью, – потому что я хочу только разговора.

Грейс замолкла, заморгала, будто от пощечины. В тишине слышно было, как играет лира и поет в гостиной Черная Бекки. Потом воздух нашел себе дорогу в легкие Грейс.

– Разговора? Что за херня такая?

– Хочу задать вам несколько вопросов.

Она увидела, что он говорит серьезно. Попятилась, как пятится человек от собаки, у которой изо рта пена.

– Слушай, ты, – проговорила она сдавленным голосом. – Сейчас крикну – и Бекки тебе сердце вырежет.

От такой угрозы у Мэтью холодок пробежал по спине, но он сохранил самообладание.

– Я надеюсь, вы не будете кричать, и мне хотелось бы уйти отсюда со всеми частями тела, с которыми я пришел.

– Ты псих. – Грейс почти вжалась в угол. – Кто, к черту, тратит время на разговоры, когда можно засадить?

– Я пришел сюда к вам с определенной целью, и это не… гм… не это. Я вам обещаю, что вас не трону. Хорошо?

– Ты кретин, ты же заплатил, чтобы меня трогать.

– Это не так. Я заплатил за полчаса вашего времени. Я задам вам несколько вопросов, потом уйду. А мадам Блоссом скажу, что вы были великолепной… – он поискал слова, достойного джентльмена, – …хозяйкой. Я вас не трону, и уж точно не причиню вреда. Пожалуйста, – он понизил голос, заговорил убедительно, – поверьте мне.

Грейс желчно засмеялась. Глаза ее уже не были пустыми, в них заблестело подозрение, и она как сплюнула на пол словами:

– Я никому не верю.

Мэтью решил поместить себя туда, где он будет казаться ей наиболее слабым, и сел на кровать. Она скривила губы:

– Что, передумал?

– Нет. Я просто хотел вам показать, что вы можете выйти из комнаты в любой момент, и я не стану вам мешать.

– Ты и не смог бы.

– Это верно, – согласился он. Наверняка у нее припрятан кинжал или два для самозащиты, если Бекки задержится на лестнице. – Мне только нужно вам задать несколько вопросов. Очень важных.

Грейс смотрела на него молча, зажав в кулаке чехол для пениса.

– Если вы ответите на них как можно более правдиво, – продолжал он, – я уйду, и вы сможете лечь. В смысле, лечь спать.

Она не ответила, но Мэтью видел, что орать она сейчас не будет. По крайней мере сердцу его пока ничего не грозит.

Она шагнула вперед, миновала Мэтью, подобравшись, чтобы не зацепить его коленей. Положила чехол в ящик, ящик задвинула, подняла правую руку и перевернула песочные часы – потекла струйка. Еще не повернувшись к нему, она открыла верхний ящик комода, вытащила предмет, который Мэтью сперва не был виден. Когда она вернулась в угол, где ей было всего уютнее, и повернулась лицом к Мэтью, стало видно, что она прижимает к себе потрепанную тряпичную куклу с красным швом рта и черными пуговицами глаз.

– Что ты хочешь знать? – спросила она настороженно.

– Прежде всего какие у вас отношения с преподобным Уэйдом.

– С кем?

– С Уильямом Уэйдом. Проповедником из церкви Троицы.

Грейс смотрела пустыми глазами, держа куклу на сгибе руки.

– Не знаете преподобного Уэйда? – спросил Мэтью.

– Кажется, я слышала это имя. Я много имен слышу. Но откуда бы мне его знать? – На лице мелькнула злобная улыбочка и тут же исчезла. – Он сюда ходит инкогнито?

– Нет. – Мэтью заметил у нее некоторое разочарование, что преподобный не ходит по огненному краю ада. Самого его этот ответ привел в отчаяние, потому что он счел его правдивым – судя по ее тону и отсутствию реакции на имя. – А Эндрю Кипперинг вам знаком? Я полагаю, что вы…

Она уже энергично кивала, даже договаривать не пришлось.

– Вы про Энди? О да, настоящий джентльмен. Большой, красивый, и деньги у него текут, как вода под Лондонским мостом. Он сюда приходит два или три раза в неделю. Иногда остается на всю ночь. У него договоренность со старой драконихой. Он же адвокат.

– Да, я знаю.

– Постойте-ка! – Разогревшаяся было Грейс снова стала ледяной. – Энди во что-то вляпался, да? – Она шагнула к двери, и Мэтью чуть не вскочил, ожидая, что сейчас она крикнет Черную Бекки. – А вы кто такой, что пришли про Энди выпытывать? Я не буду помогать его ловить, что бы он там ни натворил.

– Я не сказал, будто он что-то натворил.

– Можете всех девочек поспрашивать… всех дам, я хотела сказать. – Грейс выставила в его сторону острый подбородок, прижимая к груди куклу. – Энди – само благородство. А вы, черт побери, кто такой?

– Я ничего плохого не желаю для мистера Кипперинга, – сказал Мэтью очень спокойно. – Я просто хотел установить факт, что вы его знаете. Я вас с ним видел в «Терновом кусте», но хотел от вас услышать.

– Ладно, я его знаю. Как и все здешние дамы. И даже дракониха его иногда берет к себе в постель, и я даже слыхала, что бесплатно.

Последнее слово Грейс произнесла с отвращением.

Мэтью не мог понять, куда отсюда двигаться. Если Грейс Хестер не знает преподобного Уэйда, то о чем распространялся тогда возле доков Эндрю Кипперинг? «Что именно вы знаете о Грейс Хестер? – спрашивал тогда Кипперинг в тени корабельных мачт. – Это не должно выйти наружу, вы ведь понимаете?» – говорил он.

Мэтью решил сменить курс. С тихим шипением росла кучка в песочных часах.

– Давно ли вы здесь?

– С конца апреля, кажется. А что?

– Доктор Годвин, – сказал Мэтью. – Вы его знали?

– Этого старого пердуна? Убили которого, да? И здорово убили, говорят. – Оставив тему безупречного Энди, Грейс снова потеплела. – Будто ему голову чуть не начисто отрезали.

Ликование ее было почти непристойным.

– Он вас наблюдал, да? До того, как этим занялся доктор Вандерброкен?

– Ага, и засаживал, пока этим занимался. У этой старой сволочи тоже хрен был ого-го – в его-то возрасте, да? Видели там внизу Николь? Тощую эту? Так Годвин на нее залезал каждый раз, как она оказывалась поблизости. Он ей какие-то сраные тарелки подарил на день рождения – в ту самую ночь, как ему горло перерезали. Говорил, что ее любит. Можете себе представить? Любовь – вот в таком месте!

– Действительно забавно, – согласился Мэтью, хотя на самом деле думал, что это очень печально. А тарелки наверняка работы Хирама Стокли.

– Не спускай Николь все в бутылку, она бы разбогатела от всего того серебра, что платил ей Годвин. И еще она говорила, что он ночью как отстреляется и заснет, иногда ее называет чужим именем. И когда он начинал рыдать у нее на плече, она его выставляла. Серебро серебром, а гордость у каждой шлюхи есть.

– Другим именем? – спросил заинтригованный Мэтью. – А каким?

– Николь говорила, что-то вроде… Сьюзен, кажется. Сами у нее спросите. В общем, странный был он старик, этот Годвин. Почти всегда пьяный, и руки у него были холодные.

– Может быть, придется спросить у Николь, – сказал Мэтью, размышляя вслух. – Интересно узнать о докторе Годвине побольше.

– А теперь вы заговорили, как он, – хмыкнула Грейс.

Мэтью снова вернулся к разговору.

– Как кто?

– Как Энди. Хотел знать, когда Годвин был здесь, когда ушел и так далее. Говорил про этого типа с Николь. Николь рассказывала, он ей засунул, слил в чехол, а потом только и делал, что расспрашивал про Годвина, будто на самом деле для того и заходил… В смысле, для того пришел сюда.

– А это так? – спросил Мэтью, глядя, как она гладит куклу в бессознательной потребности утешения от этого куска грязной тряпки, набитого соломой. Реликт из прошлого, подумал он. Как Сьюзен может быть реликтом из прошлого доктора Годвина. А может ли это иметь какое-то отношение к его убийству? – Мисс Хестер! – начал он. – Еще один вопрос. Не называл ли когда-нибудь при вас Эндрю Кипперинг имени Уильяма…