Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Солнце едва взошло, окрасив город и гавань в несколько оттенков светло-серого. Плотные облака застилали небо, а улицы пронизывали нити холодного ветра. Меж мачтами летали чайки, а в порту надрывались рабочие, перетаскивая коробки, ящики и бочки, не смея нарушить бесконечный пульс гавани.

Мэтью и Джулиан, ежась от утреннего холода и выдыхая в воздух облачка пара, направились к конторе, в которой собирались нанять экипаж по совету хозяина таверны. Повсюду витал едва уловимый горьковатый запах старых камней. Вдалеке понемногу начинала просыпаться остальная часть Бристоля: повозки, запряженные лошадьми, лениво выкатывались на улицы; то тут, то там появлялись прохожие, все еще вооруженные фонарями, рассеивающими пред ними мрак.

Мэтью пригляделся и отметил в отдалении контору со знаком якоря в центре золотой монеты на вывеске. Надпись гласила: «Королевская Атлантическая Компания».

– Дело твоего отца? – спросил Мэтью, указывая на вывеску.

– Так точно, – ответил Джулиан, даже не взглянув в ту сторону.

– И какой груз он переправляет? – не унимался Мэтью.

– Рабов, – буркнул Джулиан. – Каждый раб, направляющийся в колонии, проходит через Бристоль. Их до сих пор поставляют туда сотнями. А скоро, может, будут и тысячами.

Они миновали рабскую компанию Гарретта Девейна и, с некой долей радости, потеряли ее из виду. Через две улицы к востоку от гавани находилось здание из красного кирпича, позади которого стоял амбар, а спереди виднелся огороженный загон с четырьмя лошадьми. Еще ближе к входу своих пассажиров ожидал запряженный экипаж с четверкой крепких скакунов. Пара рабочих как раз грузила вещи в задний багажный отсек, крытый парусиной.

Мэтью проследовал за Джулианом мимо экипажа и вошел внутрь конторы через дубовую дверь со вставками из матового стекла. В кабинете, где камин наполнял воздух приятным вожделенным теплом, за прилавком стоял остроносый клерк. При виде посетителей он поднял глаза от гроссбуха и прищурился.

– Чем могу помочь, господа?

– Мы хотим нанять экипаж, – ответил Джулиан. – Пункт назначения Лондон.

– Так-так, – протянул клерк, отодвинув гроссбух и пододвинув к себе тетрадь в кожаном переплете. Он открыл ее и, окунув перо в чернильницу, занес его над бумагой. – Экипаж на двоих, стало быть? Ближайший сможет выехать завтра утром. Это будет стоить…

– Вы не поняли. – Джулиан небрежным жестом, выставив большой палец, махнул в сторону выхода. – Куда направляется вон тот экипаж?

– В Лондон, сэр. Но это частный наем.

– О, господи, – закатил глаза Джулиан, после чего одарил клерка лукавой улыбкой, от которой у Мэтью мороз пробежал по коже. – Мой дорогой друг… – Он вдруг извлек клинок из ножен, из-за чего рука клерка дрогнула. Кончик пера нацарапал на чистой бумаге черту, напоминавшую черную рану. Джулиан положил клинок на тетрадь, словно между прочим направив острие прямо в грудь служащего. Пока тот стоял, онемев от страха, Джулиан достал из ножен кошелек и шлепнул на прилавок монету в одну гинею. – Вот наша оплата, и я уверен, что она более чем щедрая.

– Да… но, сэр… видите ли… лорд и леди Тарленторт – наши лучшие клиенты. Я хочу сказать…

– Сказать – что? – Джулиан небрежно взялся за эфес клинка.

– Я не… не думаю, что они будут рады… разделить с кем-то экипаж. На самом деле, я уверен, что они точно не обрадуются.

– Они уже сели?

– Нет, сэр. – Клерк кивнул в сторону больших напольных часов, стоявших в конторе, но Мэтью отметил, что он продолжает безотрывно следить за клинком. – Они прибудут в течение часа и собираются сразу же отбыть.

– Я думаю, – обратился Джулиан к Мэтью, – что мы говорим не с тем человеком.

Он забрал с прилавка гинею и извлек из кошелька вторую, прежде чем вернуть его в ножны. Затем он направился к двери так быстро, что Мэтью с трудом успел понять, что происходит. Пришлось за ним поспешить.

– Вы возница? – Джулиан обратился к одному из мужчин, который как раз заканчивал шнуровать парусину.

– Стрелок, – последовал ответ. Стало быть, этот человек был вооруженным охранником. – Бенсон возница. – Он окинул Джулиана долгим и пристальным взглядом. – Вы не лорд Тарленторт. Тогда кто вы, черт возьми?

– Ваши новые пассажиры, – сказал Джулиан, поводя золотыми монетами перед крючковатым носом мужчины. – Мы с другом хотим сегодня отправиться в Лондон на этом экипаже. Мне плевать с высокой колокольни на лордов и леди. Они могут присоединиться, если захотят. Так или иначе, сегодня мы точно уедем на этом экипаже. Ясно? – Прежде чем мужчина успел хоть что-то возразить, Джулиан крикнул: – Эй, Бенсон! Иди-ка сюда!

Стрелок не стал раздумывать слишком долго.

– Черт, какое мне дело? Не я управляю этой чертовой повозкой. – Он выхватил монету из руки Джулиана.

Мэтью стоял и наблюдал за этой сценой с небольшим смущением.

Когда Бенсон – пожилой седобородый усатый джентльмен, сутулость которого говорила о множестве проделанных поездок – взял предложенную гинею, Джулиан объяснил, что если они хотят получить еще столько же, они не должны останавливаться на ночлег в гостинице. Любая остановка будет лишь по необходимости – сменить лошадей, купить еды или питья в дорогу, сходить по нужде, а затем им снова надлежит мчать в сторону Лондона так, словно за ними гонится все адское войско.

– Это ясно? – спросил Джулиан, глядя прямо в глаза вознице.

Старик поджал губы и прикусил усы, уставившись на гинею, которая, казалось, сияла этим мрачным утром ярче солнца. В конце концов, он хрюкнул и буквально выплюнул в ответ:

– Это можно устроить.

Затем он сунул в рот черную глиняную трубку и обошел экипаж, проверяя лошадей. Двигался он при этом с вальяжностью короля Сиама.

Мэтью и Джулиан забрались в карету и заняли одно из красных кожаных сидений. Здесь таких было два – одно напротив другого. Окна были дополнительно защищены деревянными ставнями, а на вешалке над головой лежало теплое шерстяное одеяло. По обеим сторонам салона, закрепленные на специальных деревянных подвесах, стояли масляные лампы под красными стеклянными абажурами.

Ждать пришлось недолго. Через десять минут раздался призывный стук копыт и скрип колес. Джулиан открыл ставни со своей стороны, и Мэтью увидел искусно украшенную коляску с возницей в нарядной богатой форме, который правил четверкой белых лошадей. Джулиан достал пистолет и положил его на колени. До них с Мэтью донеслись какие-то глупые любезности, которыми вновь прибывшие люди обменивались с Бенсоном. Последний о новых пассажирах сообщать не спешил. Затем дверь со стороны улицы открылась, и стрелок помог женщине средних лет в высоком белом парике и платье, похожем на кремовый торт, забраться в экипаж. Ее сильно нарумяненное лицо с подведенными глазами исказилось гримасой возмущения, когда она увидела внутри двух мужчин. Она хотела возразить, однако стрелок настойчиво толкнул ее вперед – явно грубее, чем намеревался, – и она ввалилась внутрь, рухнув на пол, словно мешок с королевским бельем. За ней последовал мужчина в белом пальто, под которым виднелась военная форма, сидевшая на нем не самым удачным образом. По символике нельзя было угадать ни его принадлежность к роду войск, ни даже страну. В салон он ввалился под стать супруге, его лицо – так же сильно нарумяненное и смотревшееся нелепо под чуть съехавшим белым париком – приняло столь же возмущенное выражение.

– Какого дьявола? – пробормотал он.

– Безошибочное попадание, – буркнул Джулиан. Он положил руку на пистолет и обезоруживающе улыбнулся. – Доброе утро вам обоим.

– Это частный экипаж! – воскликнул лорд Тарленторт. Ноздри его мясистого носа заходили ходуном, а накрашенные брови взлетели вверх, почти достав до парика. – Возница! Возница, немедленно идите сюда! – крикнул он.

Бенсон явился и сказал:

– Тронемся в путь через мгновение, сэр. – После чего он захлопнул дверь.

– Я этого не потерплю! – Лорд потянулся к ручке двери, но рука его вмиг замерла в воздухе, когда Джулиан поднял пистолет.

– Неплохой день для поездки в Лондон, – сказал он, и, продолжая улыбаться, почесал свой небритый подбородок четырехствольным пистолетом.

– О, небеса! – воскликнула дама. – Это воры! Они явились нас ограбить!

– Вы ошибаетесь, мадам, – ответил Джулиан. – Нам всего лишь нужен транспорт, чтобы добраться до Лондона. Нам по пути, стало быть, никто не в обиде.

– Руководство компании узнает об этом и примет меры! – продолжал угрожать лорд Тарленторт, однако Мэтью был уверен, что Джулиан чувствует себя хозяином положения. Наверняка он встречал на своем пути множество людей, скулящих о своих высоких полномочиях, но продолжающих при этом со страхом глядеть на его пистолет.

– Добавлю это в список своих грехов. – Джулиан вновь опустил оружие. Мэтью подумал, что если эта проклятая штуковина выстрелит прямо здесь, от Тарлентортов останутся только завитки париков да накладные ресницы.

– Н-но! Поехали![123]123
  В оригинальном варианте книги используется непереводимое выражение «Tally-Ho!», и «поехали» – его лучший аналог в русском языке. Изначально выражение родилось в Англии. Это был старинный боевой клич участников охоты на лис, который означает, что добыча была замечена. Лучшим аналогом в данном контексте было бы «От винта!», однако временные рамки книги не позволяют его использовать.


[Закрыть] – прокричал Бенсон, протянув это с интонацией, свойственной всем возницам. Похоже, этот выкрик перед поездкой сулил безопасную и беспрепятственную дорогу.

Резко накренившись, экипаж начал движение и быстро набрал скорость. Мэтью подумал, что Бенсон может быть и джарви[124]124
  Джарви – водитель джонтинг-кара, ирландской прогулочной двухколесной коляски с четырьмя сиденьями, расположенными спинками друг к другу.


[Закрыть] – обычный возница, привыкший к быстрой езде, – но золотая гинея превратила его в настоящего лихача, который может гнать коней до седьмого пота и закрывать глаза на некоторые дорожные опасности в угоду скорости.

– Боже правый, мы движемся слишком быстро! – воскликнул лорд, когда экипаж развил по-настоящему большую скорость. Над ними то и дело слышался звук хлыста, рассекающего воздух. Сам экипаж угрожающе раскачивался из стороны в сторону, деревянные колеса протестующе скрипели.

– Чем быстрее будем двигаться, тем быстрее доберемся, – пояснил Джулиан. – Успокойтесь и наслаждайтесь поездкой. – Он коснулся своей седельной сумки. – У меня с собой немного вяленой говядины и сушеной рыбы, которыми я могу с радостью поделиться, если хотите.

– Разумеется, мы откажемся! – фыркнула дама. Глаза ее увлажнились от слез. – Путешествовать с двумя… двумя неотесанными преступниками – это никак не вписывается в мое представление о поездке, которой можно наслаждаться! От вас обоих дурно пахнет!

Мэтью попытался чуть успокоить женщину:

– Я извиняюсь за этот фимиам, но, увы, ванна не была насущным вопросом на повестке нашего дня. Могу я поинтересоваться, зачем вы едете в Лондон?

Несколько секунд никто не отвечал, а затем леди чихнула и сказала:

– За покупками, конечно же! Все, кто хоть что-то собой представляет, совершают покупки в Лондоне и никак иначе!

– Но вряд ли вы об этом знали, – усмехнулся лорд.

– Верно, – согласился Джулиан. – То, что мне хочется, я предпочитаю красть. Однако первую строчку в моем списке удовольствий занимает убийство. Знаете, этим утром я уже отправил одного человека в могилу. О, больше всего мне нравится убивать сразу после завтрака. Так бодрит! – Он красноречиво воззрился на Мэтью. – Верно я говорю, Шрам?

Мэтью был озадачен, но все же решил подыграть:

– Всенепре… в смысле, естесссно.

– Они шутят, Эдгар? – спросила дама, явно ошеломленная. – Скажи, что они шутят!

– Мы никогда не шутим об убийствах, – сказал Джулиан с мрачным выражением лица. Фразу он произнес таким замогильным голосом, что она и закоренелого убийцу могла заставить похолодеть.

Экипаж продолжал грохотать и скрежетать колесами по изрытой колеями дороге. На крышу вдруг обрушился дождь, и Мэтью представил себе, как возница и стрелок сидят, укутавшись в утепленные плащи, а с их надвинутых на лицо шляп капает вода. Невзирая на непогоду, Бенсон не снизил скорости, и Мэтью пришел к выводу, что коней и впрямь будут гнать до изнеможения, а первая остановка будет, когда те почти издохнут.

Леди Тарленторт открыла белый кошелек и нанесла на свое дряблое горло из бутылочки несколько капель духов, пахнущих слегка подгнившими розами.

– Небритые немытые звери, – пробормотал Эдгар. – Клянусь, я разберу по кирпичику эту контору!

– О, мы не так уж плохи, – улыбнулся Джулиан. – Видели бы вы людей, которых нам пришлось убить.

– Убийство! Убийство! Убийство! – ноздри Эдгара снова стали раздуваться. – Это все, ради чего вы живете?

– Нет. Иногда я люблю съесть кусочек шоколадного торта, – осклабился Джулиан.

– Безумие! Вам двоим надлежит гнить в стенах Ньюгейта!

– Я там был, – сказал Мэтью и сразу понял, что это заявление окончательно закрепило за ним статус злодея. Выражение ужаса на лицах лорда и леди подстегнуло его: – Я, разумеется, сбежал. – Для пущей острастки он добавил: – Ни одна тюрьма не может меня удержать.

Леди Тарленторт смотрела на него так, словно он был существом, чуждым этому миру. По крайней мере, ее миру.

– У вас… не лицо убийцы. Я хочу сказать… я вижу ваш шрам, но…

– Расскажи им, как получил его, – предложил Джулиан.

– Ну, – начал Мэтью, – меня чуть не…

– … чуть не повесили за убийство трех мужчин и одной женщины, – перебил его Джулиан. Голос его вновь звучал, словно из могилы. – Он стоял прямо под петлей палача. Собирался отправиться к самому дьяволу и дать ему под зад. А потом… его банда ворвалась на городскую площадь, бросилась к эшафоту с клинками и пистолетами и изрубила на куски каждого законника. – Он кивнул, тем самым придавая своим словам еще больший вес, когда глаза лорда и леди округлились от ужаса. – Так и было. Но… у самого палача вместо руки был крюк. Как только выстрел разорвал веревку, которая должна была отправить Шрама на встречу с Создателем, палач ударил его. И порезал, как вы можете видеть. Обливаясь кровью, Шрам кинулся на палача, и они упали с эшафота на пропитанную кровью землю. Они дрались, как животные, во время этой бойне и…

– Но… – голос Эдгара Тарленторта звучал слабо и неуверенно, – руки Шрама должны были быть связаны за спиной, разве не так?

– Ну, конечно! Я как раз собирался сказать: они дрались, как животные во время этой бойни, несмотря на то, что у Шрама были связаны руки. И этот палач… ну, он был очень силен. Говорят, он мог голыми руками удавить человека ночью прямо посреди улицы и, я слышал, что он действительно убил подобным образом пару загулявших пьянчуг. Точнее, одной рукой удавил. Но ничего не могли доказать. Так что, душа этого палача тоже не была такой уж чистой.

– Совсем не чистой! – воскликнула дама.

– В самом деле, – кивнул Джулиан. – Как я и говорил, Шрам боролся за свою жизнь. И ему пришлось отбиваться от своего мучителя со связанными за спиной руками. И вот, когда палач уже собирался перерезать своим крюком Шраму горло, я выстрелил ему в затылок из пистолета, который вы сейчас видите перед собой.

Сначала никто не мог проронить ни слова. Тишину нарушал лишь скрип экипажа и стук лошадиных копыт по земле. Затем лорд Тарленторт перевел дыхание, которое он до этого задерживал.

– Черт побери! – произнес он так тихо, как будто всерьез опасался гнева мертвого палача.

Дама прочистила горло, обмахнулась облаченной в перчатку рукой, неуютно поерзала на сиденье и снова откашлялась.

– Позвольте мне задать… простой вопрос. Просто мне… любопытно… Молодой человек, а те четверо, кого вы убили, они… как бы это выразить? Может быть, в какой-то степени… они заслуживали такой конец?

– Без сомнения! – воодушевленно сказал Джулиан. – Они состояли в кругах отъявленных злодеев с черными сердцами. Они мучили сироток.

Мэтью немного опустил голову и уставился в пол. Джулиан никак не мог узнать, что погоня за таким вот злодеем – с самым что ни на есть черным сердцем – и привела его в Нью-Йорк из колонии Каролина в 1699 году. Именно этот случай послужил причиной его вербовки в агентство «Герральд» и положил начало его новой жизни.

– Я не одобряю самосуд, – буркнул лорд. – Тем не менее… я полагаю, эти злодеи могли запросто действовать под самым носом у слепого закона?

– Совершенно верно, – ответил Мэтью, и на этот раз душой он не кривил. – У меня не было выбора. Я должен был поймать его сам. В смысле, поймать… их.

Джулиан странно на него посмотрел, словно эта история о чем-то ему напомнила, но мысль так и не смогла окончательно сформироваться в его голове. Стряхнув оцепенение, он сумел быстро сориентироваться:

– Но, увы, такая поимка злодеев никоим образом не помогла ни одной сироте. Так что… я не буду вдаваться в кровавые подробности. Достаточно сказать, что злодеи получили по заслугам, но Шрама схватили и накинули ему на шею петлю.

– Хм, – выдохнул лорд Тарленторт после минутного размышления. – А ведь палач мог быть соучастником этой черной шайки. Вы так не думаете?

– Я часто думал об этом, – ответил Джулиан. – Знаете, – он помедлил, – лорд и леди… если кто-то становится злодеем, иногда это происходит потому, что зло – просто единственный открытый путь. Остальные закрыты. И тогда – по воле Рока – человеку приходится надеть плащ злодея и носить его с некоей долей гордости, чтобы если уж представлять зло, то в самом лучшем его свете. И при этом, несмотря ни на что – несмотря на то, что сам являешься частью зла – продолжать сражаться с самыми худшими его проявлениями, самыми темными из зол. Таким образом Судьба вступает в игру и задает курс. Задала она его и для вас. То, что мы со Шрамом оказались здесь сегодня, было необходимо для того, чтобы вы услышали эту историю.

– О, согласна! – воскликнула леди. – Я хорошо понимаю, о чем вы говорите.

– Откуда-то, – Джулиан улыбнулся ей самой чарующей из своих улыбок, – я знал, что вы поймете.

Дождь все продолжался, но Бенсон гнал лошадей без жалости и продыху. Лорд Тарленторт открыл свое окно, почувствовал на себе дуновение штормового ветра, и тут же снова его закрыл. Свет зимнего дня стал совсем тусклым. Лорд сунул руку в карман своего пальто и извлек оттуда золотое огниво[125]125
  Огниво – приспособление для получения открытого огня. Имело широкое распространение до конца XVIII столетия, когда были изобретены спички. Сноп искр, высекаемых при ударе кремня о кресало, воспламеняет трут, и при хорошем качестве последнего, вспыхивает пламя. При плохом качестве, трут еще нужно раздуть.


[Закрыть]. Помахав кремнем и воспламенив трут, он коснулся огнем двух масляных ламп, и те вскоре заполнили салон уютным теплым светом.

Больше Тарленторты не выказывали недовольства присутствием своих попутчиков. Лорд накрыл ладонью руку своей жены и на них, казалось, снизошло долгожданное смирение. Затем Эдгар Тарленторт осторожно обратился к попутчикам:

– Я должен спросить. Ну… поскольку мы заперты в одном пространстве, и все время мира принадлежит нам, возможно, у вас найдутся еще какие-нибудь… эээ… эпизоды, которые вы могли бы нам рассказать?

– О, да! – осклабился Джулиан. Впрочем, улыбка его вновь стала мягкой и дружественной. – Приготовьтесь удивляться.

Это была поистине темная ненастная ночь. Условия слегка изменились, лишь когда ночные фонари лондонских таверн прорезали темноту, послав на улицы желтые лучи, напоминавшие спасательные тросы. Эти нити света, наделенные особой силой, словно защищали своих посетителей от пришедшей в город бури, превращая ее воющий ужас в мягкие вздохи падающего снега.

Впрочем, даже несмотря на освещение, Мэтью опасался затеряться в снежной круговерти – ведь, когда налетали резкие, колкие порывы холодного ветра, срывавшего шапки налетевших сугробов и бросавшего их прямо в лицо прохожим, видимость становилась практически нулевая. Эта непрекращающаяся буря почти полностью поглощала огни таверн и грозилась вскоре скрыть под собой разбитые кирпичи и грубую булыжную мостовую нижнего города, а также величественные особняки и ухоженные парки верхнего. В этом городе разнообразных оттенков серого все неизбежно должно было стать белым.

Этой ночью сквозь завихрения с трудом пробирались две темные фигуры.

Мэтью безропотно следовал за Джулианом, не произнося ни слова жалобы, хотя холод обжигал ему щеки и нос, а снег осыпал хлопьями его и без того заиндевевшее лицо. Между ними сохранялась дистанция в несколько шагов, и даже на таком расстоянии Мэтью было тяжело не потерять напарника из виду.

Джулиан уверенно придерживался выбранного направления: похоже, у него на уме было еще какое-то место назначения – вдобавок к тем четырем тавернам, которые они уже посетили.

Буря продолжала неистовствовать, заглушая своим воем скрип колес проезжавших мимо карет или повозок, поглощая стук лошадиных копыт и превращая отрывистые выкрики сумасшедшего, что маячил на углу впереди, в едва различимые стоны. Воистину, этот снегопад был способен укротить даже фурию.

Мэтью понятия не имел, в какой части города они находятся. После того как Бенсон позволил измученной чете Тарлентортов, пошатываясь, выйти из экипажа перед величественной гостиницей «Герб Мейфэра» и выгрузил их багаж, он – предварительно выслушав четкие указания Джулиана – согласился отвезти своих нанимателей примерно на милю дальше на юго-восток, в местечко, носящее название Пепперпот-Элли. Там Джулиан заплатил Бенсону и его стрелку Хеджесу вторую часть обещанного вознаграждения, и две золотые гинеи обрели новых хозяев. Посчитав, что дело сделано, довольные служители наемного транспорта вознамерились крепко проспать дня два. Экипаж укатил прочь, оставив своих теперь уже бывших пассажиров смотреть сквозь снежную завесу на какой-то узкий переулок. Этот невзрачный закуток города освещали лишь несколько красных фонарей, маячивших в окнах сомнительных заведений. Довольно большая вывеска гласила, что здесь находится вход в «Пещеру Хоу».

Как вскоре выяснилось, не «Пещера» была целью Джулиана.

Быстро оглядевшись по сторонам, завернувшись поплотнее в плащ и перекинув седельную сумку через плечо, он молча зашагал вперед. Следующая таверна, в которую они вошли, находилась в глубине заснеженного переулка и носила неоднозначное название «Болотное дно». После беглого осмотра она не вызвала у Джулиана особого интереса, а вот Мэтью выдвинул ультиматум, заявив, что ни шагу не сделает без порции пирога со шпинатом, который был объявлен на доске меню, а также без чашки горячего куриного бульона. С тех пор, как он в последний раз ел, миновало уже шесть часов, причем тот обед прошел впопыхах и состоял всего лишь из миски тушеных помидоров и куска кукурузного хлеба, раздобытых на постоялом дворе. Джулиану пришлось признать, что подкрепиться и впрямь не помешает. Не сговариваясь, они прошествовали в угол зала и сели за стол.

Рука Джулиана неотрывно лежала на пистолете, а глаза изучали обстановку на предмет неприятностей, которые могли бы доставить угрюмые посетители.

Мэтью сделал заказ, надеясь, что еда будет хотя бы сносной. Джулиан тоже решил подкрепиться и попросил принести ему миску говяжьего супа с рисом, буркнув себе под нос, что вместо говядины там, скорее всего, будет конина.

Они позволили себе ненадолго расслабиться, отдохнуть и обогреться.

А потом – снова бесконечные поиски.

Следующая таверна. «Мрачная усмешка мудрости»: одна минута и на выход.

– Кого мы ищем? – спросил Мэтью, когда они покинули это отвратительное место. Воистину это было мудрым решением!

– Кое-кого важного, – последовал ответ. – Сегодня вечером его не будет дома. Впрочем, как и всегда.

Таверна «Кот и мышь»: не дольше секунды, а потом их путь пролег через несколько улиц на восток, в другую россыпь бедламов, первым из которых стала дряхлая дыра с вывеской «Сад Осьминога».

Это название, – подумал Мэтью, – вполне заинтересовало бы даже самого Профессора Фэлла.

Перед тем, как перешагнуть порог, Джулиан повернулся к Мэтью и сказал:

– Имей в виду, у меня на большие надежды на это заведение.

– Я просто надеюсь оказаться поближе к камину, – пробормотал Мэтью замерзшими и огрубевшими, как наждачная бумага, губами.

Они вошли.

Что ждет нас здесь? – подумал Мэтью, вспоминая все, что случилось с самого начала миссии вплоть до нынешнего момента.

Поездка из Бристоля в Лондон заняла тридцать восемь часов. За время этой бешеной гонки выдалось всего две остановки – да и те занимали минимальное время. По пути Бенсон забрался в экипаж, чтобы поспать несколько часов, пока Хеджес правил упряжкой, после чего они вновь поменялись местами.

Лорд и леди Тарленторт сошли бы с ума от бешеного темпа, если б Джулиан не устроил целое представление, которое Мэтью счел мастерским. В раскачивающемся экипаже Джулиан Девейн отвлекал Тарлентортов от их страданий рассказами, которые, похоже, сочинял на ходу. Мэтью сомневался, что в них было хоть слово правды, а вот Тарленторты съедали их, как леденцы.

Джулиан служил телохранителем королевы Анны и спас ей жизнь, обезвредив иностранного убийцу, который собирался добавить яд в ее послеобеденный чай. Джулиан когда-то был помощником укротителя львов в Цирке братьев Ригген – в существовании которого Мэтью тоже сомневался – и проработал в этой должности до тех пор, пока лев Силки не решил, что ему не хватает мяса, и поэтому рука неудачливого укротителя стала его ужином. Джулиан отправился в Южную Америку на поиски затонувшего корабля с легендарным изумрудом под названием «Зеленая Богиня» на борту, и хотя он не нашел драгоценного камня, его сделали почетным членом племени Тупинамба за то, что он спас тонущего мальчика. Однажды Джулиан дрался на трех дуэлях за день – до завтрака, после ланча и после обеда, – и трое его противников нашли упокоение на кладбище в Солсбери.

И так далее.

Слушая эти длинные витиеватые басни, Мэтью думал, что Джулиан вполне может предложить свои услуги «Булавке Лорда Паффери» и жить припеваючи весь остаток жизни.

Однако Джулиан ни разу не упомянул о профессоре Дантоне Идрисе Фэлле, Матушке Диар или о каком-нибудь ином злодее. Нет, в своих рассказах он выставлял себя баловнем удачи и искателем приключений, а не прихвостнем владык преступного мира. Вероятно, примерно так Джулиан рисовал себе жизнь, о которой мечтал – которая могла бы у него быть, сложись его судьба чуть иначе. Он плел свои истории из цельного куска ткани, гораздо более чистой, чем костюм, сшитый для него неумолимым Роком.

Во время дороги и Мэтью, и Джулиан попытались урвать максимально возможное количество сна, зная, что после им еще нескоро доведется выспаться. Впрочем, «выспаться» – слишком сильно сказано. С самого начала миссии Мэтью заметил, что Джулиан вообще не позволяет себе засыпать слишком глубоко. Казалось, он всегда был готов к немедленному пробуждению – будто не спал вовсе, а просто отдыхал с закрытыми глазами. Если быть точнее, он и глаза-то до конца никогда не закрывал – они просто становились стеклянными и замирали, упираясь невидящим взглядом в никуда. Несколько раз Джулиан вздрагивал, выныривая из своего странного состояния. С его губ в эти моменты срывался мучительный шепот, в котором было не меньше боли, чем могло бы быть в отчаянном крике – видимо, этот шепот был продолжением дурного сна. Налитые кровью глаза распахивались и обводили окружающую обстановку обезумевшим взглядом. Выражение лица выдавало какой-то потаенный ужас, природу которого Мэтью постичь не мог. Рука Джулиана сжимала то пистолет, то рукоять клинка – будто он постоянно сражался на дуэлях в Солсбери своей души.

Мэтью подумал, что такова цена, которую приходится платить злодеям, которые избрали свой темный путь. Они не могут расслабиться и отдохнуть, как обычные люди – им необходимо всегда быть начеку и вскрикивать, слыша голоса призраков, тянущихся к ним из могил.

Сидя в качающемся экипаже, Мэтью боролся со своим собственным кошмаром о том, что он будет делать, если Черный Кардинал и книга ядов так и не обнаружатся. Кроме того, нужно было найти химика, способного расшифровать формулы Джентри, и доставить его в Прекрасный Бедд, прежде чем Берри минует точку невозврата на пути к необратимому слабоумию.

Вся эта поездка в Лондон могла оказаться пустой тратой времени. Кардинал Блэк с книгой могли быть где угодно. Проблема состояла в том, что никаких других зацепок не было. Мэтью пришлось довериться чутью Джулиана и признать, что сейчас именно он руководил миссией – ведь только его связи в Лондоне могли хоть сколько-нибудь сдвинуть поиски с мертвой точки. Скрипя зубами от недовольства, Мэтью пришлось признать за собой роль пешки.

Но что, если все это напрасно?

Чем дольше Мэтью думал об том, тем сильнее страх и сомнение укоренялись в нем. Не переоценил ли он собственные силы, заявив, что способен разыскать книгу ядов в комплекте с компетентным химиком и доставить их в Прекрасный Бедд, уложившись во временные рамки?

У них с Джулианом оставалось около двадцати дней до того момента, как антидот станет бесполезным. На первый взгляд казалось, что есть все шансы успеть. Но что, если они все же потерпят неудачу? Мэтью не знал, сможет ли когда-нибудь простить себя за это. Что он будет тогда делать? Отыщет для Фэлла Бразио Валериани, как обещал, а после отправится в Нью-Йорк? Отвезет ли он Мармадьюку Григсби бренную оболочку Берри? Или же она настолько укоренится в роли дочери Фредерика и Памелы Нэш, что лучше будет позволить ей жить в этой иллюзии?

Эти вопросы опустошали Мэтью. Никогда прежде он не чувствовал себя таким беспомощным. Противоречивые эмоции разрывали его на части. Помимо состояния Берри Мэтью не мог не думать о том, чем его соглашение с Профессором Фэллом обернется для Бразио Валериани. Вряд ли Профессор собирается вести с этим человеком невинные разговоры о погоде в Италии. По правде говоря, Мэтью с трудом мог представить, что ждет Бразио после встречи с Фэллом. Ему было известно лишь, что интерес Профессора к этому человеку тесно перекликается с его увлечением демонологией. Также в деле замешан некий предмет мебели, созданный отцом Валериани Киро – ученым, который по какой-то причине сошел с ума и покончил с собой.

Голова от этого шла кругом. Все это казалось Мэтью какой-то дьявольской смесью, особой специей к которой служил Кардинал Блэк.

Как только экипаж подъехал к городу, Мэтью услышал зов Лондона. Сначала звук напоминал тихое бормотание или гудение – скорее ощутимое, чем слышимое сквозь грохот колес и стоны экипажа. Он вспомнил, что слышал то же самое, когда ехал из Плимута в Ньюгейтскую тюрьму: это был голос Лондона со всей наполнявшей его жизнью. Вдохи и выдохи человеческих легких, стук башмаков, хлопанье дверей, скрип деревянных корпусов лодок о пирсы на реке, стук вилок о тарелки, звон стаканов, музыка трактирных и уличных певцов, стук копыт по мостовым, грохот и скрип бесчисленных колес повозок, карет и экипажей, то и дело снующих из стороны в сторону – все это и еще тысяча других звуков сливались в единый глас Лондона и его шестисоттысячного населения. Но в глубине этого голоса Мэтью слышал только один вопрос, который адресовал ему некий бесплотный дух, правящий городом: Добьешься ли ты успеха или потерпишь неудачу?

Также до него доносилось предупреждение, вонзавшее незримый нож в его истрепанное сердце: Я город, пожирающий людей заживо. Однажды я почти поглотил тебя. Так что приходи ко мне снова, юный Мэтью, и попробуй пройти испытание на моих вековых каменных зубах.