Текст книги "Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

Чесна толкнула его локтем и указала в сторону гавани. Там, примерно в двух тысячах ярдах от берега, скользила большая летающая лодка «Бломунд-Фосс» со свастикой на хвосте. Описав два медленных круга над рыбацкой флотилией, машина набрала высоту и исчезла среди низких облаков. Все было ясно без слов: нацистские хозяева настороже.

Гуркс остановил грузовик перед каменным домом.

– Выходите, – сказал он Чесне, Майклу и Лазарю. – Мы позаботимся о вашем багаже.

Ни Чесне, ни Майклу не хотелось доверять все оружие незнакомому человеку. Что, если экипаж летающей лодки наведается сюда и прочешет поселок?

– Идите туда. – Гуркс показал им дом. – Отдохните. Поешьте. Ждите. – Грузовик поехал дальше по грязи.

Майкл открыл дверь и вошел. Его волос коснулся водопад серебряных колокольчиков, целая гроздь которых была прибита над входом. Послышался веселый рождественский перезвон. Колокольчики задели Чесну и со звоном прокатились по бритой голове Лазаря. В доме было мрачно, пахло рыбой и застаревшей грязью. По стенам развешаны сети, между ними торчали картинки, вырезанные из журналов и насаженные на гвозди. В железной печурке, посреди комнаты, теплился огонь.

– Эй! – позвал Майкл. – Есть тут кто-нибудь?

Скрипнули пружины. На старом коричневом диване лежал ворох грязной одежды. Кипа тряпья зашевелилась, и гости увидели, как она вдруг приподнялась, заставив жалобно застонать пружины.

– Господи Иисусе! – выдохнул Лазарь. – Что это?

Кем бы ни оказалось странное существо, оно потянулось к стоявшей на полу рядом с диваном бутылке водки. Темная ручища вынула пробку, подняла бутыль, и жидкость забулькала в глотке. Потом человек рыгнул. Живая копна с трудом поднялась на ноги, оказалось, что в ней больше метра восьмидесяти росту.

– Позалуйте! – Голос был хриплым и невнятным. Женский голос. – Позалуйте! – Она подошла поближе, и на нее упал красный отсвет пламени печи. Половицы жалобно трещали у нее под ногами. Как ее вообще выдерживает пол?! Она весила, должно быть, не меньше ста десяти килограммов, при росте около метр восемьдесят пять. Она подошла к ним поближе – гора на нетвердо ступающих ногах. – Позалуйте! – снова сказала она, и ее широкоскулое морщинистое лицо расплылось в улыбке; изо рта у нее торчали три зуба.

Миндалевидный разрез глаз, как у эскимоса, а глаза – вокруг которых залегли глубокие морщины – были светло-голубыми. Смуглая кожа, прямые, постриженные в кружок волосы, рыжие, как медная проволока: сочетание передаваемых из поколения в поколение генов двух рас – скандинавов и эскимосов. Обитательница дома, оказавшаяся столь колоритной фигурой, стояла пред ними, улыбаясь и кутаясь в пестрые одеяла. Глядя на морщинистое лицо и седину в волосах, Майкл решил, что ей, наверное, около пятидесяти.

Она протянула им бутылку.

– Позалуйте? – спросила она. В ноздре у нее блестела золотая серьга.

– Позалуем! – ответил Лазарь, выхватив у нее бутылку и отхлебнув изрядный глоток огненной жидкости.

Дыхнув в сторону, он снова припал к горлышку. Майкл решительно отобрал у него бутылку и возвратил владелице, которая, облизав горлышко, отпила еще глоток.

– Как вас зовут? – спросила Чесна по-немецки. Женщина замотала головой. Чесна попыталась составить фразу по-норвежски, хотя почти не знала этого языка. Тогда она прижала руку к груди. – Чесна. – Показала на Майкла: – Майкл. – А потом на довольного русского: – Лазарь.

– А! – радостно закивала собеседница и указала рукой себе между ног. – Китти! – сказала она. – Позалуйте!

– Кругом, черт возьми, одни проблемы, – глубокомысленно изрек Лазарь.

Хижина не блистала чистотой, зато здесь было тепло. Майкл снял парку и повесил ее на гвоздь, в то время как Чесна пыталась найти общий язык с крепко набравшейся хозяйкой хижины. Ей удалось узнать только то, что женщина живет здесь и что водки у нее предостаточно.

Открылась дверь, и колокольчики снова забренчали. Вошел Гуркс.

– Ну вот и я! – сказал он, снимая тяжелое пальто. – А вы, я вижу, уже успели познакомиться!

При виде его Китти захихикала, залпом опрокинула в себя все, что оставалось в бутылке, и плюхнулась на затрещавший под ней диван.

– С мебелью она обходится довольно сурово, – признал Гуркс, – но во всем остальном довольно мила. Кто у вас за главного?

– Я, – ответила Чесна.

– Хорошо. – Гуркс заговорил с Китти на певучем диалекте. Китти кивнула и, перестав улыбаться, начала пристально разглядывать Чесну. – Я сказал ей, кто вы, – объяснил Гуркс. – Она ждала вас.

– Она что делала? – замотала Чесна головой. – Я не понимаю.

– Китти отвезет вас на Скарпу, – объяснил Гуркс.

Он подошел к буфету и достал из него коробку песочного печенья.

– Что? – Чесна снова посмотрела на блаженно улыбающуюся женщину, которая, зажмурившись, лежала на диване, прижимая к животу пустую бутылку. – Но она… она же пьяница!

– Ну и что? Мы все здесь пьем, время сейчас такое. – Он взял со стола видавший виды кофейник и, взболтнув плескавшуюся в нем жидкость, поставил посудину на конфорку. – Китти знает море, она знает Скарпу. Я же во всех этих ботах совсем ничего не понимаю. Я даже плавать не умею. Но это вам вряд ли пригодится, если вы налетите на мину.

– И вы хотите сказать, что для того, чтобы попасть на Скарпу, мы должны доверить ей свои жизни?

– Только так, – ответил Гуркс.

– Скарпа! – Китти открыла глаза. Голос ее был похож на низкий, гортанный рык. – Скарпа – дерьмо! Тьфу! – Она с сердцем плюнула на пол. – Наци-малчики! Тьфу! – Еще один плевок на грязные половицы.

– К тому же, – продолжал Гуркс, – это бот Китти. Во всей округе здесь нет рыбака лучше ее. Она говорит, что, выйдя в море, слышит, как поют рыбы. Она научилась петь их песни, и, когда пела, рыба сама шла в ее сети.

– Мне нет никакого дела до поющей рыбы, – холодно сказала Чесна. – Меня интересуют патрульные катера, прожектора и мины.

– О, с этим Китти тоже знакома. – Он снял с крючков оловянные кружки. – Китти жила на Скарпе, до того как пришли фашисты. Она с мужем и шестеро их сыновей.

Пустая водочная бутылка отлетела в сторону, со звоном покатилась по полу, ударилась о стену и осталась лежать в углу, рядом с тремя другими. Китти запустила руку под диван и извлекла еще одну. Тремя зубами она вытащила пробку, наклонила посудину и припала к горлышку.

– А что с ее семьей? – спросил Майкл.

– Нацисты… скажем так… наняли их, чтобы они помогли построить этот гребаный химический завод. На строительстве были заняты все трудоспособные жители деревни, где жила Китти, и, разумеется, она сама тоже, она ведь сильная как вол. Там построили аэродром. А потом фашисты расстреляли нанятых людей. Китти тоже достались две пули. Они до сих пор в ней и болят, когда начинает холодать. – Гуркс дотронулся до чайника. – Кофе только черный. Сливок и сахара больше нет. – Он принялся разливать крепкий кофе. – Китти пролежала среди мертвых три или четыре дня. Она решила, что не хочет умирать, встала и нашла себе лодку. Я встретил ее в сорок втором, когда корабль, на котором я служил, был подбит торпедой и затонул. Я был моряком на торговом судне, и, слава богу, мне посчастливилось оказаться на плоту. – Он протянул первую кружку Чесне и предложил ей печенья.

– А что нацисты сделали потом с трупами? – спросила Чесна, принимая кружку у него из рук.

Гуркс обратился к Китти на ее языке. Пьяный голос Китти что-то тихо сказал в ответ.

– Они оставили их волкам, – сказал Гуркс. Он протянул коробку Майклу. – Хотите печенья?

Гуркс предложил им вяленую баранину, которая очень понравилась Майклу, в то время как Чесне и Лазарю пришлось потрудиться, чтобы прожевать жесткое мясо.

– Сегодня у нас будет замечательная похлебка, – пообещал Гуркс. – Кальмар, лук и картошка. Очень вкусно, много соли и перца.

– Я не буду есть кальмара! – сказал Лазарь. Он сбросил с себя парку и уселся за стол, поставив перед собой кружку с кофе. Он передернул плечами. – Слишком похож на член после веселой ночки у московских шлюх! – Он потянулся рукой за кружкой. – Нет, я съем только лук и карто…

У него за спиной произошло какое-то стремительное движение. В воздухе сверкнуло лезвие ножа, и туша Китти навалилась на него.

– Не двигайся! – вскричал Гуркс, и, прежде чем Чесна и Майкл успели прийти на помощь русскому, рука с ножом обрушилась вниз.

Острый нож со страшным изогнутым лезвием – такими ножами рыбаки сдирают шкуру с тюленей – воткнулся в обшарпанную столешницу между вытянутыми указательным и средним пальцами руки Лазаря. И хотя нож не задел его, Лазарь прижал руку к груди и завопил, словно кот, которому подпалили хвост.

Его крику вторил грубый, пьяный хохот. Выдернув из стола нож, Китти, пританцовывая, принялась радостно кружить по комнате, словно гигантская юла.

– Она сумасшедшая! – истошно голосил Лазарь, оглядывая пальцы. – Припадочная!

– Вы уж простите, – принялся извиняться Гуркс, когда Китти сунула нож в чехол и снова повалилась на диван. – Стоит ей выпить… и тогда она очень любит позабавиться. Но она всегда промахивается. В большинстве случаев, по крайней мере. – Он поднял левую руку; средний палец на ней был отсечен до середины сустава.

– Ради бога, отберите у нее нож! – орал Лазарь.

Но Китти уже спрятала нож и, лежа, потягивала водку из бутылки.

Майкл и Чесна, не сговариваясь, сунули руки поглубже в карманы.

– Нам нужно попасть на Скарпу как можно скорее, – сказал Майкл. – Когда мы сможем отправиться?

Гуркс перевёл этот вопрос Китти. Она немного подумала над ним, хмуря брови, а потом встала и заковыляла на улицу. Вернувшись обратно и расплываясь в широкой улыбке, она дала ответ.

– Завтра ночью, – перевёл Гуркс. – Она говорит, что сегодня к вечеру поднимется ветер, а за ветром придет туман.

– К завтрашней ночи от меня здесь одни культи останутся! – Лазарь засунул руки в карманы и держал их там до тех пор, пока Китти снова не улеглась на свой диван. – Вы знаете, – заговорил он, когда Китти захрапела, – нам всем нужно подумать еще кое о чем. Вот мы проберемся на тот остров, успешно управимся со всем, что вы там должны сделать, и даже вернемся обратно, сохранив при себе все части тела, и что потом? «Юнкерсу» нашему капут. Я не смогу приделать обратно двигатель, даже если у меня будет кран. И к тому же он сгорел. Как мы отсюда выберемся?

Майкл задумывался над этим вопросом. Взглянув на Чесну, он понял, что ответ ей тоже пока неизвестен.

– Вот и я о том же, – проворчал Лазарь.

Но Майкл не хотел сейчас забивать себе голову подобными проблемами. Сначала нужно было попасть на Скарпу и разобраться с доктором Хильдебрандом, а уж потом они что-нибудь придумают. Норвегия была малоподходящим местом, чтобы остаться здесь на лето, да еще когда за ними охотятся нацисты. Гуркс взял у Китти бутылку водки и передал ее по кругу. Майкл отпил небольшой глоток, а потом растянулся на полу, засунув руки в карманы, и не прошло и минуты, как он спал.

Бот Китти плыл через туман, мотор тихонько урчал. Волны расступались перед украшавшей нос судна вырезанной из дерева фигурой мифической женщины с трезубцем в руке. Фонарь под колпаком освещал рулевую рубку тусклым зеленым светом.

Руки Китти – большие и грубые – ловко управлялись с рулем; Майкл стоял рядом с ней, глядя вперед через мокрое от брызг стекло. Китти пила весь день, но, едва солнце стало клониться к закату, она отставила бутылку с водкой и умылась ледяной водой. Была половина третьего ночи на девятнадцатое мая; тремя часами раньше Китти вывела из гавани свой многострадальный бот. В рулевой рубке судна она была молчалива и угрюма, ничем более не напоминая хмельную женщину, встретившую их в Ускедале. Она была при деле.

Китти верно предсказала, что вечером семнадцатого мая поднимется ветер. Порывы ураганного ветра налетали с гор и завывали над Ускедалем до самого рассвета; но деревенские дома были выстроены с расчетом на капризы природы. Она не ошиблась и насчет тумана, который накрыл Ускедаль и залив, окутав все вокруг белым безмолвием. Майклу было совершенно непонятно, как ей удается вести судно в такой мгле, но он заметил, как время от времени Китти склоняет голову, словно прислушивается – конечно, не к рыбьему пению, а к звуку волн. Они говорили ей нечто такое, что было недоступно непосвященным. Время от времени Китти слегка меняла курс и делала это так осторожно, словно показывала дорогу ребенку.

И вдруг Китти ухватила Майкла за рукав парки и принялась указывать на что-то рукой. Он ничего не разглядел в тумане, но согласно кивнул. Она довольно хмыкнула и, отпустив его руку, принялась рулить в том же направлении.

Они еще не вышли из дока, когда произошел довольно странный случай. При загрузке бота Майкл столкнулся лицом к лицу с Китти, которая почему-то стала принюхиваться к его груди. Она понюхала его лицо и волосы, отступила назад и принялась пристально разглядывать его своими голубыми глазами. «Она почуяла во мне волка», – подумал Майкл. Китти заговорила с Гурксом, и он перевёл:

– Она спрашивает, откуда ты.

– Я родился в России, – ответил Михаил.

Она снова сказала что-то Гурксу, указывая при этом на Лазаря. Гуркс объяснил:

– Вот от него воняет как от русского. А у тебя запах норвежца.

– Я принимаю это как комплимент, – ответил Майкл.

Китти подошла совсем близко, все так же пристально глядя ему в глаза. Майкл выдержал этот взгляд. Тогда она снова заговорила, на этот раз шепотом.

– Китти говорит, что ты не такой, как все, – перевёл Гуркс. – Ты человек судьбы. Это большая похвала.

– Скажи ей спасибо.

Гуркс сказал. Китти кивнула и ушла в рулевую рубку.

Человек судьбы, думал Майкл, стоя рядом с ней, в то время как Китти вела бот сквозь туман. Он надеялся, что судьба его – так же как судьбы Чесны и Лазаря – не сведется к могиле на камнях холодной Скарпы. Гуркс остался в Ускедале, после того как его грузовое судно торпедировала немецкая подлодка, и с тех пор он не выходил в море. Лазарь тоже не был морским волком, но, на их счастье, море было спокойным и бот не качало; все же Лазарю пару раз пришлось перегнуться через борт. Возможно, виной тому были нервы, а может быть, и тяжелый запах рыбы, пропитавший судно.

В рулевую рубку вошла Чесна; она накинула на голову капюшон парки, и на руках у нее были черные шерстяные перчатки. Китти продолжала вести бот в направлении, известном лишь ей одной. Чесна протянула Майклу термос с горячим кофе.

– Как Лазарь? – спросил Майкл.

– Пришел в себя, – ответила она. Лазарь оставался внизу, в маленькой каюте, которая была еще меньше, чем их конура в Фалькенхаузене. Чесна пыталась что-то разглядеть в тумане. – Где мы?

– Понятия не имею. Но вот Китти, похоже, знает, и это самое главное. – Он вернул термос Чесне.

Китти повернула руль на несколько градусов вправо, а затем протянула руку к заляпанному смазкой рычагу и выключила двигатели.

– Иди, – сказала ему Китти, указывая куда-то вперед. Очевидно, она хотела, чтобы Майкл последил за чем-то.

Достав фонарь из тронутого ржавчиной железного рундука, он вышел из рубки. Чесна последовала за ним.

Стоя на носу бота, Майкл светил фонарем. В луче света поднимались выхваченные из темноты клубы густого тумана. Бот дрейфовал, волны разбивались о борта. На палубе послышались шаги.

– Эй! – беспокойно окликнул его Лазарь. – Что с мотором? Мы уже тонем?

– Тихо, – сказал Майкл.

Лазарь пробирался к нему, перебирая руками по ржавому железному ограждению. Майкл медленно водил лучом фонаря справа налево и слева направо.

– Ты чего высматриваешь? – шепотом спросил Лазарь. – Землю?

Майкл покачал головой, он и сам ничего не знал. И тут луч фонаря осветил какой-то непонятный предмет, покачивающийся на волнах справа по борту. Издали это очень напоминало прогнившие и заросшие зеленой грибковой плесенью останки плавучего дока. Китти тоже увидела его и развернула в ту сторону нос бота.

В следующий момент они получили возможность рассмотреть плавучий предмет получше, может быть, даже отчетливее, чем бы им этого хотелось.

К торчащему над водой столбу прогнившими веревками был привязан скелет. На черепе сохранились лоскуты кожи с прядями седых волос. На шею скелета была наброшена петля из толстой проволоки, на железной табличке – потускневшая надпись по-немецки: «ВНИМАНИЕ! ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!»

При свете фонаря в пустых глазницах зашевелились красные крабики, то и дело выползавшие наружу через дыры, оставшиеся на месте выбитых зубов.

Китти коснулась руля, и бот проплыл мимо зловещего указателя. Китти снова завела мотор, убавив мощность настолько, что было слышно лишь тихое бормотание. В двадцати ярдах от столба с привязанным к нему скелетом луч фонаря высветил плавающий в воде серый шар, заросший водорослями, из которых торчали рожки.

– Мина! – взвизгнул Лазарь. – Мина! – закричал он, оборачиваясь к рубке и указывая рукой в ту сторону. – Бум! Бум!

Китти знала о мине. Она повернула влево, и бот прошел мимо. Внутри у Майкла все сжалось. Держась за железное ограждение, Чесна слегка перегнулась через левый борт, а Лазарь высматривал мины с правого.

– Еще одна! – крикнула Чесна.

Облепленная водорослями и мелкими рачками, мина лениво покачивалась на волнах. Бот благополучно миновал ее. Майкл заметил еще одну – прямо по курсу. Лазарь бросился в рубку и вернулся с фонариком. Китти медленно вела бот между минами, которые окружали их со всех сторон. Лазарю показалось, что у него седеет борода, когда он увидел заросшую водорослями мину, дрейфующую прямо на них.

– Поворачивай! Поворачивай, чтоб тебя! – заголосил он.

Бот послушался, Лазарь слышал, как мина задевала корпус своими рожками, как будто провели мелом по школьной доске. Он втянул голову в плечи, ожидая взрыва, но мина проплыла мимо, и бот продолжал свой путь вперед.

По правому борту показались и остались позади последние мины. Путь был свободен. Китти постучала в стекло и, когда они обернулись, приложила палец к губам, а затем режущим жестом провела им по шее. Значение было понятно.

Через несколько минут туман прорезали лучи прожекторов с вышки на Скарпе. Сам остров был не виден за туманом, но скоро Майкл услышал глухие размеренные удары, как будто на острове билось огромное сердце. Химический завод работал. Майкл погасил фонарик. Лазарь последовал его примеру. Они приближались к берегу. Китти развернула бот, оставаясь вне досягаемости лучей прожекторов. Она выключила мотор, и наступила тишина, слышался лишь шепот разбивающихся о борт волн. В тумане раздавался рокот более мощного мотора. Патрульный катер, круживший вокруг острова. Рокот удалялся, и, когда все смолкло, Китти осторожно включила мотор.

Луч прожектора прошел где-то совсем рядом. Сквозь мглу Майкл видел огоньки: это было похоже на лампочки, обозначавшие в темноте наружные лестницы и переходы, а также черный силуэт огромной трубы, вершина которой скрывалась в тумане. Глухой стук огромного сердца приблизился, и Майкл уже различал неясные очертания строений. Китти вела бот вдоль изрезанного побережья Скарпы. Вскоре огни и шум остались позади, и Китти направила бот в небольшую гавань.

Она хорошо ее знала. Впереди виднелись останки полуразрушенной дамбы. Китти выключила мотор, и они дрейфовали вдоль нее. Майкл осветил фонарем облепленный рачками док. Из воды торчал нос затонувшего судна, на котором кишели крабы.

Из рубки появилась Китти. Она выкрикнула что-то, прозвучавшее как «Копахай тинг! Тимешо!». Она указала на док, и Майкл прыгнул с бота на платформу из размокших бревен. Чесна перекинула ему канат, которым он привязал бот. Китти бросила второй канат. Они прибыли.

От дока и дамбы вверх вели каменные ступени. Еще дальше, посветив фонарем, Майкл увидел впереди несколько темных, полуразвалившихся хижин. Деревня Китти. Теперь в ней обитали одни только призраки.

Чесна, Майкл и Лазарь проверили автоматы. Запасы – фляги с водой, вяленое мясо, плитки шоколада, обоймы с патронами и по четыре гранаты на каждого – были уложены в вещмешки. Еще раньше, проверяя груз, Майкл заметил кое-что, завернутое в маленький пакетик вощеной бумаги: капсулы с цианидом, похожие на ту, что он сунул в рот на крыше Гранд-опера. Ему это все равно не пригодится: уж лучше застрелиться.

Когда все было готово, они последовали за Китти вверх по лестнице, ведущей в вымершую деревню. Китти шла впереди, освещая себе дорогу фонариком, который она забрала у Лазаря, и желтый луч ложился на проторенную дорогу, то и дело выхватывая из темноты дома, стены которых были покрыты сырой плесенью, издалека похожей на золу. Во многих хижинах провалились крыши, окна были выбиты. И все же деревня не была мертва, в ней жили. Майкл чувствовал это и знал, что они почти у цели.

– Позалуйте, – сказала Китти, показывая на с виду казавшуюся еще довольно крепкой хижину.

Была ли эта хижина ее домом раньше, Майкл не знал, но заброшенной постройке было суждено снова стать домом. Они переступили порог, и фонарь Китти, прорезав туман, осветил двух тощих волков: желтого и серого. Серый волк выскочил в окно, мгновенно исчезнув в темноте, а желтый бросился к незваным гостям и оскалил клыки.

Майкл слышал, как Лазарь передернул затвор. Он схватил русского за руку, прежде чем тот успел выстрелить.

– Нет.

Задрав голову и зло сверкая глазами, волк попятился к окну. Внезапно он повернулся и выскочил на улицу через пустую раму.

Лазарь шумно выдохнул:

– Ты видел? Они разорвут нас на куски! Почему, черт возьми, ты не дал мне выстрелить?

– Потому что, – спокойно ответил Майкл, – если бы ты выстрелил, сюда тотчас же пожаловали бы нацисты. Волки нас не тронут.

– Наци-малчики плохо, – сказала Китти, освещая стены. – Волк не так плохо. Наци-малчики мертвый делай, волк мертвый а-ам. – Ее широкие плечи вздрогнули. – Так.

Вот этот дом, пол которого был покрыт волчьим пометом, и станет их штабом. Скорее всего, размышлял Майкл, охранявшие склады Хильдебранда немецкие солдаты, так же как и Лазарь, боялись волков, и вряд ли они сюда сунутся. Когда спутники Майкла принялись разбирать вещи, он сказал:

– Я пойду на разведку. Скоро вернусь.

– Я пойду с тобой. – Чесна забросила за спину вещмешок.

– Нет. Один я управлюсь быстрее. Ты останешься здесь.

– Я вовсе не собираюсь с тобой…

– Спорить, – закончил Майкл фразу за нее, – и мы сюда приехали вовсе не за этим. Я хочу подобраться поближе к заводу и осмотреться на местности. Один разведчик лучше, чем двое или трое. Верно?

Чесна было засомневалась, но его голос был решителен, а взгляд, казалось, сверлил ее насквозь.

– Хорошо, – согласилась она. – Только, ради всего святого, будь осторожен!

– Постараюсь.

Выйдя на улицу, Майкл торопливо зашагал по дороге, что вела из деревни. Леса и торчащие из земли острые валуны начинались примерно в семидесяти ярдах от последней хижины, восходя к высотам Скарпы. Здесь Майкл пригнулся, чтобы убедиться, что Чесна не пошла за ним, и, выждав пару минут, снял с плеча автомат и вещмешок, потом скинул парку. Дрожа от холода, он начал раздеваться, затем нашел в валунах глубокую нишу, затолкал туда вещмешок, одежду и «шмайссер» и, присев на корточки, приступил к превращению.

Уже став волком, Майкл понял, что на запах еды, оставленной в вещмешке, сюда разом сбегутся все волки Скарпы. Против этого было лишь одно средство: он пометил мочой камни вокруг своего тайника, и, если волков не отпугнут даже его метки, кусок вяленой говядины, безусловно, достанется им. Потянувшись и размяв мускулы, он начал осторожно взбираться на скалы.

На вершине скалистого хребта, он углубился в лесную чащу, и через полмили в нос ему ударил запах человека. Грохочущие звуки стали громче; значит, он выбрал верное направление. Нос его улавливал и другие запахи: горького дыма – из кирпичной трубы завода, горячего пара, зайцев и другой лесной мелочи и… мускусный аромат молодой волчицы.

Майкл услышал, как слева от него тихо треснула сухая ветка, и, оглянувшись, увидел, как за деревьями мелькнуло что-то желтое. Она не отставала, наверное, ее влекло любопытство и незнакомый мужской запах. Видела ли она превращение? Если да, ей будет о чем рассказать своим сородичам.

В воздухе прибавилось горечи, запах человека сделался сильнее. Испугавшись опасной близости людского обиталища, желтая волчица понемногу отставала. Вскоре она остановилась, и Майкл услышал ее высокий голос. Он понял, что она хотела сказать ему: дальше не ходи. Он бы и сам не пошел туда, но выбора у него не было, и Майкл продолжал бежать вперед. Через пятнадцать ярдов он уже стоял на опушке леса, и его взору открылось детище Хильдебранда, грязной горой возвышающееся за забором с натянутыми поверху рядами колючей проволоки.

Из каменной серой трубы валил дым. Вокруг нее стояли здания из бетона, которые соединялись между собой наружными переходами и лабиринтами труб. Стук, похожий на биение сердца, доносился откуда-то из центра этого комплекса. В окнах горел свет, ставни были опущены. Между зданиями были разбиты аллеи; пока Майкл, лежа на животе у опушки леса, осматривался на местности, из-за утла одной из построек выехал грузовик и, ворча, пополз, как жирный жук, вдоль одной из аллей. На железных переходах и лестничных маршах виднелись фигурки людей. Двое рабочих заворачивали большой красный вентиль, а третий, видимо проверив показания приборов, подал им знак, что все в порядке. Значит, работают здесь круглосуточно.

Майкл поднялся с земли и начал крадучись пробираться вдоль забора. Вскоре он сделал еще одно открытие: аэродром, с ангарами, резервуаром для топлива и заправщиками. На летном поле четкой линией выстроились три ночных истребителя – один «Дорнье-217» и два «Хейнкеля-219», оснащенные радарами, – и дневной истребитель «Мессершмитт Бф-109». Но все это великолепие затмевал огромный транспортный самолет «Мессершмитт-323», размахом крыльев более пятидесяти метров и длиной почти в сотню. Очевидно, нацисты и впрямь были заняты каким-то серьезным делом. На аэродроме все было тихо. По другую его сторону скалистые берега Скарпы отвесно обрывались в море.

Возвратившись на опушку леса, Майкл выбрал место и принялся рыть лазейку под забором; с подобной задачей лапы волка справлялись гораздо лучше, чем человеческие руки. В земле попадалось много мелких камешков, и работа требовала больших усилий. Но яма росла, и, когда она стала достаточно большой, Майкл на животе протиснулся в лаз под забором. Затем он поднялся и огляделся по сторонам. Солдат нигде не было видно. Он побежал в ближайшую аллею и бесшумной тенью направился туда, откуда доносился стук.

Майкл учуял и услышал позади себя урчание приближающего грузовика раньше, чем тот успел выехать на аллею, повернул за угол и прижался к земле, чтобы на него не упал свет фар. Грузовик проехал мимо. Из его кузова доносился кислый запах пота и страха: животный запах, напомнивший ему о Фалькенхаузене. Черный волк поднялся с земли и последовал за грузовиком, держась от него на приличном расстоянии.

Грузовик остановился у длинной постройки; окна были закрыты ставнями. Железная дверь из рифленого металла поднялась, и в темноту выплеснулся поток яркого света. Грузовик заехал под арку, и гофрированное железо с грохотом опустилось, как будто отсекая свет от тьмы.

Майкл углядел лестницу, ведущую наверх по стене к железной площадке, находившейся примерно шестью метрами выше. Времени на раздумья не было. Оглядевшись по сторонам и заприметив неподалеку железные бочки из-под машинного масла, он спрятался за ними. Завершив превращение, чувствуя, как холод пощипывает кожу, он встал и, подбежав к железной лестнице, быстро взобрался по ней. Волчьим лапам это оказалось бы не под силу. Железный переход вел к соседнему зданию, на крыше постройки, где стоял Майкл, он увидел дверь. Она была не заперта. Майкл открыл дверь и обнаружил за ней лестницу.

Лестница привела его в мастерскую с транспортером и лебедками под крышей. Штабелями стояли деревянные ящики, железные бочки с машинным маслом и чуть поодаль – два погрузчика. С дальнего конца длинного здания доносились голоса. Майкл осторожно пробрался между штабелями материалов и оборудования и замер, пригнувшись за стеллажом, до отказа забитым медными цилиндрами.

– Этот работать не сможет! – услышал он раздраженный голос. – Вы только взгляните на его руки! Трясутся, как у старухи! А я велел привезти людей, умеющих управляться с пилой и молотком!

Этот голос был Майклу знаком. Осторожно выглянув из-за своего укрытия, он увидел полковника Джерека Блока.

Звероподобный Сапог, как всегда, был рядом с хозяином. Блок распекал потупившегося и густо покрасневшего немецкого офицера, а слева от них стоял худой человек в лагерной робе военнопленного. У него тряслись руки, скрюченные пальцы носили следы долгого голодания. Немного поодаль стояли еще семеро – пятеро мужчин и две женщины. На большом верстаке Майкл заметил банки с гвоздями, молотки и пилы, а рядом на полу были сложены доски. Грузовик остановился у железных ворот.

– Заберите калеку и верните в ту дыру, из которой вы его притащили! – Блок с отвращением оттолкнул заключенного. – Придется работать с тем, что имеем! – Офицер погнал заключенного пинками обратно к грузовику, а Блок, подбоченясь, обратился к остальным: – Я надеюсь, что вы все здоровы и горите желанием работать. Да? – улыбнулся он, сверкнув серебряной улыбкой. Никто из заключенных не ответил, лица их были бледны и равнодушны. – Вас, господа и дамы, выбрали среди прочих, потому что, судя по вашим анкетам, все вы в той или иной степени знакомы со столярным ремеслом. Сегодня утром нам с вами предстоит выполнить некоторую работу. Надо изготовить двадцать четыре деревянных ящика. – Он вытащил из кармана листок бумаги и развернул его. – Длина – тридцать два дюйма, высота – шестнадцать дюймов, ширина – шестнадцать дюймов. Отклонения не допускаются. Все ящики обиваются резиной. У каждого гвоздя спиливается острие сразу же после того, как его вбивают в дерево. Все края и неровности тщательно зачищаются. Крышка каждого ящика не заколачивается гвоздями, а крепится на петли и запирается на висячий замок. – Он передал листок Сапогу, который направился к доске объявлений, чтобы вывесить его для всеобщего обозрения. – Более того, – продолжал Блок, – по завершении работы – через шестнадцать часов – все изделия пройдут проверку. Ящики, не прошедшие приемку, будут сломаны, а допустившего брак заставят выполнять работу заново. Есть вопросы? – Он подождал. Вопросов не было. – Благодарю за внимание, – сказал Блок и направился к железным воротам, Сапог поспешил за ним.

Двое солдат принялись поднимать занавес из рифленого железа, водитель грузовика дал задний ход и уехал, увозя офицера и заключенного с трясущимися руками. Блок с Сапогом вышли вслед за машиной. Железная дверь опустилась.