Текст книги "Мир Дому. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 98 страниц)

– Падла… – цедит он, дождавшись, когда надзиратель отойдет.

Капо знает о чужих ушах и потому осторожен. Названа цифра – но что за цифра? Может, капо назначил отряду обработать за смену два десятка механизмов?.. Может быть. А может – отдать двадцать номеров в помощь другому отряду?.. И это возможно. Стороннему не понять – но мы‑то знаем. Охота.

– Пошлешь новичков, – Смола кивает Желтому. – Девяносто девятого и Сыкуна. И этого… как его… Щеку, во. Ну и остальных набери, кого там… До десятка. Девяносто девятого назначь старшим, он вроде понаглее себя ведет. Поглядим, на что способен. Дадим шанс уйти от наказания. Если нормально все – простим, воспитывать не будем. Ну а нет…

Желтый кивает.

– Сделаем, шеф.

На десятый день Нора радушно распахнет нам свои объятия. Шлюхи, драки, ставки, дурь – фирменная, от самого Дока! – настоянный на плесени стекломой, который шибает с ног почище спиртного… И какой‑же праздник без угощения?.. Мясо. Нам нужно мясо. Много мяса. И задача нашего отряда на сегодня – наловить два десятка крыс. Больших крыс, упитанных. Будущее мясо, которое жарится на шампуре‑спице, испуская одуряющий запах, проникающий, кажется, в самый центр твоего мозга…

Но беда в том, что на охоту нужно отправлять людей. И чем больше надо крыс – тем больше людей на охоту. Двадцать взрослых тушек – это много. Здесь нужен десяток номеров. И это значит, что десять человек выбудут из производственного процесса и остальным светит дополнительная нагрузка. А это в свою очередь отразится на хабаре – ведь тогда кто‑то не встанет на шухер, не прикроет, не пролезет в узкий лаз на склад, где хранится нужное нам барахло…

Ладно. Хер с ним. Справимся.

Смола продолжает крыть капо‑два почем свет – но я уже не слушаю. Я смотрю на столы Электроцеха – там, среди серой массы, вдруг мелькает что‑то яркое… Здесь это редкость, и если мелькнуло – вцепишься глазами, как в крысиное мясо.

Новая крыска‑сборщица. Она поправляет серую косынку, откуда выбилась короткая огненно‑рыжая прядь – поправляет, сидя ко мне затылком, и не думает, что на нее кто‑то может смотреть. А я понимаю, что РПТ с дробью уже не чувствуется во рту, что мне плевать на это говно… Рыжая прядь заставляет меня нервно подрагивать, живот тянет вниз и я понимаю, что если встану из‑за стола прямо сейчас – парни могут и оскорбиться. Потому что кому понравится стояк у соседа за столом?..

Рыжая поворачивается боком, что‑то тихо спрашивая у соседки. Новенькая. Новенькие всегда ведут себя тихо. Я смотрю на вытянутый острый подбородок, на острый нос с небольшой курносинкой, на краешек глаза, чуть задранный к виску. Сука… да я ж влюбился!.. Мне жутко хочется встать и отправиться прямо к ней. Я так хочу эту рыжую, что не заметил, как сожрал порцию и надо мной уже похохатывают парни.

– Гля, пацаны, Лисенок стойку сделал… – пригибаясь к столу, давится от смеха Желтый. – Ы‑гы‑гы‑гы… Слюни подбери, весь стол закапал!..

– Надо тебе к Ласке, братан, – усмехаясь, басит Смола. – Она тебя живо в чувство приведет…

Электроцех, наконец, встает, цепочкой тянется к окнам моечной сдавать посуду – и рыжее теряется в серой массе. Да, здесь бы надо поторопиться… Если, конечно, я решу рискнуть. Такую не могут не принять под крыло. Я не брезгливый, здесь у нас не до того – но этой девчулей мне хочется распоряжаться в одиночку…

– Братан, угомонись… – Пан пинает меня ногой под столом. – Ты своим хером стол щас пробьешь. Лучше вон туда гляньте, – он кивает на столы капо у западной стены. – Эти суки опять сэм лакают. Кто‑то сегодня будет на взводе…

Капо столуются отдельно – они сидят за своими столами на небольшой трибунке‑возвышении. Они чернеют своими мундирами, хрустят настоящими галетами, жрут тушняк и кашу, джем из пластиковых коробочек, мажут его вместе с маргарином на галеты, глотают самый настоящий сладкий чай. Он точно сладкий – попробуй разок сахар, и его вкус никогда уже не выветрится с твоего языка. И – тишком передают под столом стаканчики с самогоном. У них даже пойло натуральное – они гонят его из овощей, растущих на компосте. Тот что покрепче градусом – «Дохлоньяк», послабже – «Спотыкач». Есть еще «Мертвяковка» – но это уже чистый спирт со вкусовыми добавками, выменивается у Дока на солидный хабар. Док не жадный – да и специализируется на более изысканных вещах…

Капо жрут сэм – и значит, кому‑то из номеров сегодня не поздоровится. Надравшийся капо – не редкость. А что может прийти в окутанный парами спиртяги мозг? Все что угодно. Спирт греет башку с одной стороны, осознание своей власти над серым стадом – с другой. А на выхлопе всегда чья‑то смерть.

Я смотрю на трибунку – и чувствую, как в глубине рождается злость. Капо не рождаются, капо – становятся. Есть два пути – и машины оставляют оба на откуп своим цепным псам. Нам же – только терпеть.

– Заканчиваем прием пищи! Встали! Посуду сдать! На выход шагом… арш!

Я встаю. Поднимаются и мои бугры. Вот и день начинается. Наш непрекращающийся день сурка. Не знаю, кто такой сурок – но так о нашей жизни говорит Армен. А Армен, как известно, знает не меньше Дока.

Донесения и рапорты

Странник – Центру.

Д‑1.

Категория секретности: абсолютно секретно.

Операция по проникновению прошла успешно. Работу веду с резервного пункта. Система охраны объекта стабильна, подозрения в нарушении периметра отсутствуют.

Передача информации усложняется текущим контролем системы охраны над ведущими и дублирующими контурами связи. Опасаюсь перехвата даже импульсных сообщений. В связи с данными обстоятельствами все последующие донесения посылаю оговоренными Инструкцией способами и в соответствующие сроки. Пункт 12.3.1, 12.3.4 – 12.3.7.

Готов к первым контактам. Прошу подтвердить возможность работы с кротами А‑12/43 и Д‑05/39. Спецкрота «Пахан» в данной операции задействовать не планирую.

Центр – Страннику.

Д‑1.

Информацию принял. Сроки и способы передачи информации подтверждаю. Произведена проверка кротов А‑12/43 и Д‑05/39, результат положительный, разрешаю расконсервацию и вовлечение в операцию «Гроздья гнева».

Прошу подтвердить намерения не задействовать в данной операции агента влияния «Пахан» с указанием причины.

Удачи.

А‑В‑Janus to Observer.

Report№01/11/2159.

Категория секретности: Secret‑000.

Категория срочности: !!!

1.Внедрение.

Статус: завершено, успешно, сбоев нет.

2.Дальнейшие мероприятия.

Подъем личного авторитета среди низших уровней контингента. Используемый вариант: «Борзый мужик». Прогнозируемый уровень авторитета (в процентах): 70‑80 из 100.

Статус: в процессе исполнения.

3.Связь.

Основной вариант: закладки.

Альтернатива: прямая шифрованная связь to Observer при нахождении в пределах досягаемости собственного передающего устройства А‑В‑Janus.

Причина: в связи с невозможностью использования собственных каналов связи объектов «Гексагон» и «Завод».

4.Общий статус.

Исправен. Функционал 100%. Приступил к исполнению задачи.

Observer to А‑В‑Janus.

Доклад принял. Передача донесений на физических носителях согласно инструкций, начиная со следующего сеанса.

Observer to Curator Scaparotti Administration.

Report№1124‑01/11/2159.

Категория секретности: Secret‑000.

Категория срочности: !!

Настоящим докладываю.

Внедрение проведено в варианте «белый‑ноль», подозрений и внимания со стороны персонала и контингента объекта, равно как отдельных обитателей, не выявлено. А‑В‑Janus успешно введен в работу.

Наблюдается ускорение выхода ИИ объекта «Завод» на контрольный рубеж самостоятельного развития. Дальнейшее использование текущей версии чревато исключением объектов «Завод» и «Гексагон» из сферы нашего влияния. По‑прежнему отсутствует доступ к системным файлам ИИ, части массива записей с камер видеонаблюдения и устройств звукозаписи. Исключенные объекты: Оружейный цех, Энергетики, Медчасть, Внутренние Приемные Доки.

Повторно прошу рассмотреть посланные мною ранее варианты по силовому подавлению ИИ с переходом объекта «Завод» под мое непосредственное управление. Списки необходимых сил и средств посланы Вам предыдущим рапортом. Планируемые сроки – два‑три месяца.

Доклад окончен.

Прошу подтвердить получение данного пакета информации.

Scaparotti to Observer.

Категориясекретности: Secret‑0.

Категория срочности: !

Доклад принят. Ждите решения.

Глава 2. Лис. 57 дней до

Новостей из внешнего мира в Гексагоне мало. Новости нам приносят новички. И мы – и бугры, и номера – жадно слушаем их, едва они появляются в отряде. По крайней мере те из нас, кому интересно, что творится во внешнем мире, кто не опустился в окружающей мерзотной клоаке, не плюнул на свою жизнь, не обалванился. Наше недавнее пополнение разношерстно – двоих притащили из Северного ДОМа, троих с одной из многочисленных Рублевок, десяток из Западного. Новости разные – и мы с интересом следим за жизнью Джунглей.

Еще лет пять назад Док предсказал, что Западный ДОМ умрет и очень скоро жителям его будет за счастье попасть в Гексагон. Он оказался прав. Западных топит, вода приходит откуда‑то из недр – течет с тоннельных стен, выступает из‑под пола, капает с потолка – и машины давненько уже приходят туда словно за данью. Забрать очередных. Западные откуда‑то знают о Гексагоне – в их представлениях это благословенное место навроде Рая или Вальхаллы – и ждут каждый очередной приход. Они не сопротивляются – в Гексагоне хотя бы сухо и есть что пожрать.

Рублевские… о них сказать почти нечего. Серая послушная масса. Многие из них сидят в своих богатых аппартаментах и прожирают то, что оставили им предки. Или дербанят у соседа. Они сидят за дверьми своих жилищ тише воды – и дрожат, слыша гулкую поступь машин в галереях. Но толстые двери не могут защитить от механизмов – и их забирают словно селедку из консервных банок. Неспешно и методично. Деваться им, как и западным, некуда, и контроллеры просто ходят туда за пополнением.

Не такие северные – их ДОМ еще сохранил крепкую общину и иногда они все же доставляют машинам проблемы. Северные добывают ресурс, какую‑то руду. Армен говорил что‑то об «уране» – но я не знаю, что это такое, мне не интересно и потому я не вдавался в подробности. Но, кажется, этот «уран» серьезная хрень – приходящие оттуда новички говорят, что люди общины мрут как мухи. Община немалая, но население сокращается из года в год. И все же, несмотря на это, житуха там, судя по всему, послаще – новички, приходя в Гексагон, тоже воротят нос от нашей жрачки. Говорят, что у них есть какая‑то «линия доставки», лифты, которые привозят пищу. Тушняк и рыбу, каши, хлеб, сахар, свежую воду и соки, чай и джем… И все же машины дергают людей и оттуда. Северные начали поступать не так и давно – года полтора‑два назад – но поступают стабильно, понемногу и почти каждый рейд. Наверняка машины могли бы приводить и больше – но, кажется, они следуют какой‑то своей внутренней бухгалтерии. Северные – ребята крепкие и живут по понятиям. И если с рублевскими и западными проблем нет, то северных всегда приходится ломать.

Самая загадочная община – Восточный ДОМ. Единственный восточник, которого я знал, научил меня махаться так, как не умеет никто в Гексагоне. Не абы как, не помня себя от злости, как большинство малолеток – а с умом. С пониманием сути процесса. С расчетом. Куда бить и как бить, куда нажать и как, как сделать болевой или взять на излом… Батя Ефим. Я любил его. Много ли нужно пацану, чтоб почувствовать себя кому‑то нужным?.. Крохи любви и внимания. Не знаю, почему он выделил среди сотен мелких, злобных на жизнь крысенышей, поголовья Малолетки, именно меня. Он погиб через несколько лет – слишком гордый и прямой, слишком ненавидел наших стальных надсмотрщиков. Но по нему – а еще по тому, что я видел в Восточном ВПД – я готов с абсолютной уверенностью сказать: восточники – ребята крутые.

…И мне очень интересно, откуда пришла к нам Рыжуха. Уже второй день я не могу ее забыть. Да и не собираюсь. Выпавший из косынки локон воткнулся в самое сердце и не дает покоя. Надо подкатить. Надо подкатить. Надо бы подкатить… Я твержу это заклинание уже третий день. Надо подкатить. Но как?..

– Лис, бля! Очнись! – меня теребит Желтый. – Да чё с тобой?! Третий день как стекломоя обожрался! Ты где, братан? Вернись с небес на землю!

Завтрак прошел, и мы стоим на Плацу. Впереди очередной рабочий день. Очередной долбаный рабочий день очередной гребаной декады очередного сраного месяца. Похожие друг на друга как близнецы. Я с трудом вспоминаю вчера и позавчера – я утонул в своих мыслях о прибывших новичках, о северных, западных и восточных, о рублевках… Да разве есть что вспомнить? Воспоминания сливаются с десятками и сотнями таких же, однотипных. Позавчера мы, кажется, работали на складах – и задача по тушкам крыс вроде бы выполнена. Вчера поднимались на Завод – там с охотой тяжелее да и с хабаром напряг: следящей электроники натыкано с избытком, без свидетелей не пернуть. Куда нас распределят сегодня?..

Плац – на первом уровне модуля. Такой есть в каждом. Расчерчен на квадраты с номерами отрядов. Мы встаем на свой – «2‑й отряд. Общие работы». Отряды прибывают и прибывают – но у нас еще есть время до распределения и развода. И мы пользуемся им по‑разному.

– Э, Смола! Слышь меня, тело?!. Ваши совсем охерели!..

Я оглядываюсь на голос – это Баста, младший бугор Первого. Баста как всегда конкретен. Он вообще четкий, дерзкий и резкий, сходу нарывается на агрессивные переговоры. Потому и нос кривой, потому шрам над левым глазом, потому и недостаток пальцев на левой руке. Говорят, как‑то Баста наехал на двух карлов. Такое случалось и раньше – тем более капо относились к таким теркам, как к экзаменам своих будущих коллег – но Баста что‑то там перегнул, и ему пришлось натурально рубить себе пальцы. Прилюдно. Нора ржала, делала ставки, а потом поила угрюмо сопящего Басту за свой счет.

– Чё хотим? – лениво вполоборота цедит Смола.

– Через плечо, бля!.. Какого хера твои лезут, куда не просят? Это наши укладки были!..

Баста вдруг каркает, затыкается и косится назад. Там стоит старший бугор, Морж, который сладострастно не любит Смолу – но зато понимает осторожность… Орать при капо про медицинские укладки – явный перебор.

Баста умолк, но Морж и Смола находят себе занятие – сверлят друг друга взглядами, вкладывая в них максимум обещаний. Сладкая парочка ненавидит друг друга давно и порой сходятся вот так, пытаясь хотя бы взглядами выяснить, кто круче. Армен как‑то сказал, что на бой Смолы против Моржа – если такой случится в Норе – ставки будут повыше, чем на любой бой Керча. Пожалуй, это так – ненависть Смолы к мрачному Моржу перевешивает даже ненависть его к капо. Впрочем, следить за их гляделками мне быстро надоедает, и я начинаю вертеть головой, отыскивая мою рыжулю. Пробрала меня девка. От ушей и до пяток пробрала. Сам не ждал от себя такого…

Народ прибывает, и Плац понемногу наполняется. Крысиная стая собирается вместе – серая и огромная, как настоящая армия. Когда я в настроении, мне порой страстно хочется, чтобы нас прорвало. И пусть нам будет хуже – но так жутко хочется… Наверно, это ощущаю не только я. Порой, стоя на разводе, я ловлю взгляды разных людей – и бугров, и обычных трудяг, и даже шелупони‑поднарных, прозябающей на вечно голодном пайке и самых тяжелых работах. В этих взглядах, обращенных на механизмы, – ненависть. Лютая, не рассуждающая. Может ли Гексагон полыхнуть? Наверняка. Но нужна подготовка. Нужен тот, кто сможет зажечь, тот, кто знает, с чего начать… А уж за средствами дело не станет. Любой номер из Ремонтных, любой номер из Комплектации – или тем более с Оружейного – знает, где и что поддеть у контроллера – поддеть, открутить и получить на руки ствол. Другое дело, что далеко не всякий сможет им воспользоваться. Тяжело убить кадавра, еще тяжелее – ухлопать машину. Я совсем не уверен, сможет ли кто из нас… Но даже если сможет – что потом? Куда идти и как быть дальше? Я не знаю.

Мои размышления вдруг прерывает истошный вопль. Именно о таком вопле говорят: кровь стынет в жилах. В этом вопле все – и ужас, и мольба, и желание жить дальше… Я вздрагиваю, начинаю шарить взглядом по Плацу – и сразу понимаю, куда смотреть. Потому что туда сейчас повернуты все головы…

Рядом с нами, левее, стоит строй Третьего отряда Общих работ. Кажется, этого крысюка зовут Пушка. А может, и не Пушка, может, Душка… Впрочем, не суть. Да и не зовут – а звали. Даже и при том, что он еще жив. Потому что это уже ненадолго…

Трое суток назад Пушка сломал ключицу. Классика, несчастный случай на производстве. Рухнула сверху небольшого размера балка – но ключичная кость тонкая и ей много не надо. Двое суток Пушку прикрывали бугры – но сегодня капо, похоже, заприметили неладное и мигом доложили контроллерам. И теперь, вырвав Пушку из строя, железная хреновина волочит его за ногу по бетону. Куда? Дело ясное. Морильня и компост.

Пушка орет, изворачивается, пытается цепляться за голый бетон здоровой рукой, прижимая больную к груди… куда там. На бетоне – не выщерблинки; но даже если б и была возможность зацепиться – машину не пересилишь. И четырехсотый продолжает тащить крысюка на казнь.

Прямо на середине Плаца машине надоедает возиться с вопящим номером. А может, срабатывает какая‑то программа, подсказывающая, что на мертвую тушку энергии топливника тратится меньше. Контроллер останавливается, вздергивает Пушку в воздух – и коротким ударом стальной клешни проламывает ему грудину. Крысюк хрипит, обильно пускает ртом кровь – и затихает. Машина, снова опустив тело, волочит его дальше – а на бетоне за ними тянется жирный черно‑красный след.

Я отрываюсь от этого зрелища – и поверх голов оглядываю построение. Всю ту уйму народа, что стоит на Плацу. Чего я жду? Да черт его знает. Не возмутится ли кто? Не возбухнет ли? Да куда там… Плац хранит гробовое молчание – и крысюки, все как один, провожают глазами бухающую в пол машину и кровавый куль, что волочится за ней. Бар‑р‑раны. Мы все – бессловесные бараны. И они, и я, и мои братья‑бугры… Если б я был уверен в успехе, если б имел четкое представление, как и куда свалить – я не сомневаясь положил бы большую часть крысюков Гексагона. И пошел на это легко. На бунт, который сможет прикрыть мой и Васькин побег. Мой, Васьки – и братьев‑бугров. Но у меня нет ни малейшего представления о том, как провернуть подобное. И пока не случится что‑то, что всколыхнет наше болото – гребаный день сурка будет продолжаться.

– Становись! – опомнившись, орет в матюгальник замглавкапо С‑модуля. – Р‑р‑равняйсь! Смир‑р‑рна! Распределение задач!

Удивили, мать вашу. Начинайте, чё уж.

– Лис! – я вдруг чувствую, как Смола пихает меня из соседней шеренги. – Нужны провода.

– Сколько?

– В идеале – метра три.

Я киваю. Три метра – аккурат для петли. Провода мы чаще всего используем как раз с этой целью. Кому‑то скоро не поздоровится…

– Первый отряд! Стоки!

– Второй отряд! Завод, Восточный ВПД!

– Третий отряд! Завод, Транспортный цех!

– Четвертый отряд!..

Замглавкапо продолжает нарезать задачи – но я уже не слушаю. Мы свое получили – и сегодняшняя задача мне нравится. Я чувствую, как рожа моя помимо воли растягивается в зловещей ухмылке… ВПД – это Внутренний Приемный Док. Таких доков четыре, по сторонам света. Обычно население каждого модуля работает на близком ему ВПД – южный на южном, западный на западном, мы – на своем, северном. Но бывает так, что нужно усиление. И если сегодня оно требуется Восточному – значит, у машин в Джунглях снова выпал хреновый день. Интересно, сколько в этот раз?

Завод находится много выше Гексагона. По крайней мере – по ощущениям. На Завод можно попасть только нитками транспортных лифтов. По одной нитке есть в каждом из восьми модулей – и еще несколько идут из Центрального.

Лифт – просторная кабина десять на десять. Сюда разом вмещается весь наш отряд – и нам было бы даже не тесно, если б не прихоти наших черных начальников.

– Уплотняемся, животные! Уплотняемся там, э!.. – орет один из младших капо. – Вот, хорошо. А теперь сели, организмы!..

Мы уплотняемся и садимся на железный ребристый пол – капо едут с нами и они вовсе не желают толкаться в одной толпе с крысюками. Капо желают видеть вокруг себя свободное пространство. Гребаные клаустрофобы…

– Поехали… – бурчит один из них – и нажимает кнопку.

Ехать недолго, всего пару минут. Но за это время лифт наверняка проходит не один десяток метров. Глубина, отделяющая Гексагон от Завода нам неизвестна – так же как и неизвестно, есть ли уровни над Заводом. Выше я не поднимался – и не слыхал, чтоб поднимался вообще кто‑либо из номеров. Мы довольно мало знаем о нашем мирке и его местонахождении. И Армен с Доком так же пребывают в полном неведении. Или просто не говорят.

Завод – огромен. Он раскинулся километров на десять во все стороны – и он явно больше Гексагона. Пусть не по общей площади – но по протяженности из конца в конец. Завод состоит из множества цехов под одной крышей, опирающейся на мощные колонны, – здесь и приемные цеха полезных ископаемых, и плавильные, и транспортные, и приемные доки, и много чего еще… Я бывал во многих из них. За исключением закрытых цехов, тех, где на машины ставится вооружение. Там работают специальные номера, спецы. И контроль у них куда жестче. Попасть за красные ворота с черной предупреждающей надписью «WEAPONS & AMMO» невозможно без специального пропуска, зашифрованного в штрих‑кодах на наших шеях.

Восточный ВПД находится в восточной части Завода. Логично. В ВПД первоначально приходит все, что добывается машинами в Джунглях, начиная от ресурсов и заканчивая новыми рабами. Вообще все. Здесь оно сортируется и убегает дальше по жилам и артериям Завода и Гексагона.

Лифт грохочет на стыке, двери открываются – и мы гурьбой вываливаем на пятачок. Перед нами Радиал, основная транспортная артерия, широченный коридор, соединяющий цеха Завода. Он даже шире, чем транспортные галереи Гексагона – целая сотня метров от стены до стены. Несмотря на то что от названия веет окружностью – ведь радиус это круг – Радиал имеет строго квадратную конфигурацию. Радиал размечен на трассы – разметка разноцветная, и нам категорически запрещено вставать на красные трассы с рельсами. Впрочем, ты можешь и встать, если жизнь тебе не дорога. По красным трассам то и дело летят транспортные платформы – и машинам плевать на человеческую букашку, оказавшуюся на пути. Жуткий удар, сминающий и швыряющий тело в сторону… и платформа летит по своим делам, а капо оформляет новый случай НТБ.

Мы трусим по крайней желтой дорожке, ближней к внешней части Радиала. Лучше заранее перейти на нужную, и тогда ты без проблем доберешься до конечной цели. ПДД – Правила Дорожного Движения – таковы, что на своей дорожке ты имеешь основной приоритет, и все, кто переходит с соседней – обязаны уступить. И я прямо наслаждаюсь этим – нам уступают даже колесные транспортники, сворачивающие к огромным воротам цехов. Машины знают порядок и исполняют его железно.

Грохот Радиала не спутать ни с чем. Колесами по стыкам рельс стучат грузовики, долбят в бетон и гудят сервоприводами проходящие строем боевые механизмы, визжат тормозами летящие мимо колесники… Многие платформы пусты, но еще больше – груженые. Грузы разные: от сырья, руды, угля и нефти – до готового продукта, материалов, различного оборудования или кусков механизмов: все, что нужно этому огромному муравейнику, наполненному стальными муравьями‑убийцами. Иногда мимо свистят платформы, везущие зомбарей, – и тогда мы, все как один, провожаем их взглядами. Зомбарей в Гексагоне немного, куда меньше, чем боевых механизмов, видим мы их не так часто – и нам всегда интересно на них посмотреть. Они мало отличаются от роботов – такие же неподвижные, с каменными мордами. Интересно, чувствуют ли они хоть что‑то?

– Э, Лис!.. Глянь!.. – меня толкает Желтый, и я слышу его голос, прорывающийся сквозь окружающий шум. – Из ВПД повезли!..

Навстречу идет открытый транспорт – и я, завидев гору железного лома на платформе, злорадно ухмыляюсь. Я таки был прав, в Восточном ВПД сегодня аншлаг. И несмотря на то что работы нам предстоит много – мне все равно радостно. Восточный Дом – крепкий орешек. Хоть где‑то в этих сраных Джунглях есть те, кто способен вынести мозги контроллеру. Во всех смыслах.

– В переплавку! – хищно оскалившись, отвечаю я, и Желтый кивает. Ему тоже нравятся восточники.

Транспорт проходит мимо – а в обратном направлении уже идут следующие. Сразу три, сцепленные между собой. На платформах – бармалеи, стоящие аккуратными коробками по двадцать пять единиц. Эти идут во Внешний Погрузочный, на отправку – там они грузятся в железнодорожные вагоны и исчезают за герметичными воротами, куда нет доступа ни одному живому существу. Бармалей – АБМ «Бармалей» – самая мелкая и самая многочисленная боевая машина. Мы видим их только на Заводе – в Гексагон они почему‑то не спускаются, нас охраняют всегда только КШР – и я невольно любуюсь их мощными хищными обводами. С первого взгляда видно, что эта машина предназначена для убийства. И мне порой бывает до жути интересно, куда Завод отгружает их. Где‑то идет война? Но где?..

ВПД изрядных размеров – квадрат со стороной метров в двести. В дальней его части под разгрузкой стоят платформы с рудой – но это не наша забота. Наше – гора лома в левой части цеха. КШР, раздолбанные вдрызг и в срань, с пробоинами в два кулака; разбитые на части, разорванные тела ШМП; и даже одна искуроченная ППК с обессиленно опущенными щитами. Глядя на это месиво железа, я ухмыляюсь – такое можно наблюдать только здесь, в Восточном. И такое мы наблюдаем здесь частенько.

Новое построение, нарезка задач по бригадам – и мы начинаем. Мы пашем не разгибаясь, все – и бугры, и простые номера. Мы облепили эту кучу – и растаскиваем, разбираем, переносим лом с места разгрузки на погрузочные платформы. Дальше лом пойдет в Сортировочный. Броня и щиты, мозги и электроника, элементы шасси и привода, закрепленное на машинах тяжелое вооружение – все это будет рассортировано и разойдется еще дальше, в переплавку или на ремонт, если может еще послужить. Особое внимание на легкое стрелковое оружие и боезапас – мы относим его на отдельную платформу и за каждым нашим шагом внимательно следят контроллеры, скучившиеся вокруг. Упаси тебя боже заныкать – или хотя бы попытаться! – даже один патрон… Наказание будет мгновенным и неотвратимым. И только когда оружие погружено и куча просканирована на предмет огнестрела – платформа трогается и уходит из цеха, а контроллеры отодвигаются на исходные позиции вдоль стен.

Теперь будет проще. Работы еще много – но внимания меньше. И можно попытаться. Между параллельно стоящими платформами мертвая зона, камеры не видят меня – и я решаюсь. Кивок одному‑другому‑третьему, едва слышный шепот – «четверо за мной, двое на стреме» – и мы ныряем в проход между платформами. Нам нужны провода и нам нужны аптечки – или хотя бы остатки от них. В Доках порой можно слямзить что‑то интересное – но это сопряжено с серьезным риском. За своим стадом капо следят здесь особенно пристально, и если моток провода в кармане не вызывает у них особой реакции – кроме разве что легкого поджопника – за утаивание ценных вещей с номера могут содрать три шкуры. За спиртное так и вовсе – НТБ и Химия.

Я иду вдоль края платформы. Железный лом – на уровне моих глаз. Два номера прикрывают меня спереди, еще двое сзади – если в проход заглянет залетный контроллер, то, может, не сразу еще засечет… Но это вряд ли – у начала и конца платформы стоят еще по одному крысюку. На шухере. Кашель – сигнал. Закашлялся человек, бывает… Что с них взять, с доходяг – одна кожа да кости, в чем только душа держится. Простыл – вот и кашляет…

Подходящий пук находится почти сразу – и я лихорадочно начинаю надергивать из гнезда. Провода нужны как можно длиннее, в идеале – метр. Такие удобно обернуть вокруг пояса, из таких удобно плести гладкий шнур. В отряде есть провинившиеся – и бугры вечером девятого дня решают, как поступить. Если провинность легка – отделается пиздюлями. Тяжелую провинность смывают кровью. И смертью. Подвесить ублюдка на гладком шнуре и смотреть, как наливается красным его харя, как, сверкая белками, лезут наружу глаза, как стекает по ногам ссанина. Эта картинка помнится долго. И каждый в следующий раз трижды подумает, прежде чем решиться на серьезный косяк.

Спереть – это одно. Труднее донести до камеры. Лишние вещи на заключенном – это НД. За которым очень легко следует НПНД, отправляющее человека к праотцам… Впрочем, здесь тоже многое непонятно. Бывали случаи, когда за гайку в кармане робы машины выкашивали всю бригаду – но бывало и обратное: такая серьезная деталь механизма, как глазная камера, не вызывала ровно никакой реакции. Мы не знаем логики машин, не знаем их внутренней шкалы, которой они меряют попытки воровства – но здесь и дураку понятно, что лучше не попадаться. И я, задрав робу и майку‑алкоголичку, наматываю провода на голое тело.

Мотать нужно аккуратно – намотаешь толстым пучком внахлест, и тонкая роба, натянувшись в движении, может обрисовать инородный предмет. Потому витки нужно класть один к одному, плотно. А это – время.

Виток, другой, третий… Сердце стучит все чаще – процесс затягивается, и в грохоте цеха мне кажется мерная поступь контроллера, заподозрившего неладное и шагающего на проверку. Я чувствую, как поджимает пах – после завтрака прошло уже часа три, мочевой полон, и сначала нужно было опорожниться… Номера суетятся рядом – двое придерживают робу, чтоб не мешалась под руками, еще двое усиленно шарятся в железяках, имитируя бурную деятельность. Да быстрее же, сука!.. Быстрее!.. Ну!!!

Все.

Майку в штаны, робу поверх. Я разглаживаю серую ткань – и аккуратно, исподлобья оглядываюсь. Прокатило?.. Слева и справа в проходах чисто – и только у концов платформы виднеются номера, стоящие на шухере. Ни единого признака машин. Морда кирпичом, походочка развальцой – я выхожу из‑за платформы и равнодушным взглядом снова оглядываюсь по сторонам. Кто чё видел? Никто ничё не видел… И вдруг меня шибает пот – одна из камер, торчащая в стене неподалеку, смотрит прямо на меня…

Камеры, осматриваясь в пределах своего сектора, всегда крутятся. Если вдруг камера встала – значит, зафиксировала картинку. И я прямо жопой чую, что сейчас в центре этой картинки – я, собственной персоной. Неужели засекли ношу?.. От этой мысли меня снова пробивает холодный пот. Хочу ли я на компост? А вот хера в глотку! Все мои мысли о самоубийстве – бред и блажь. Я не хочу умирать! Да и кто хочет? Даже Пушка, которого волочили на компост, – не хотел умирать и потому пытался цепляться за бетон, как за последнюю соломинку.