Текст книги "Мир Дому. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 98 страниц)

– Нас прогибают – но мы должны держаться! – продолжает брат Желтый. – Лис и Васька осуществили мечту каждого из нас – ухендожили долбаных капо! Вы не можете знать обстоятельства – но это так. На тот свет отправилось высшее существо – хотя высшего в них, ублюдках, только сама черная форма, больше жратвы и чистые кубрики. И палки с шокерами. И теперь, дело ясное, нас, отрядных, хотят заставить притянуть нашего кореша к ответу. Сначала, чуется, таким вот способом: чтобы мы, свои же, обозлившись на постоянный пресс со стороны капо, вальнули нашего брата‑бугра! Который не раз помогал и спасал многим из вас шкуры! Но разве имеем мы моральное право сдать черным своего?..

Номера молчат и угрюмо поглядывают на меня. Их можно понять. Увеличение нормы – это больше работы. Что в свою очередь тянет за собой незакрытый наряд. Незакрытый наряд – это минус талон на шлюху, минус нормальная жрачка, минус свободное время в выходной и даже минус помывка. Это новые сложности в нашей и без того непростой житухе. Мы, бугры, тоже будем лишены Норы, это уж как пить дать – но номера этого не знают. А если б и знали… Каждому ближе всего своя жопа и своя шкура.

А Желтый меж тем продолжает валять как по писаному.

– Лис был, есть и будет бугром, пока не случится иное. И если его переведут в другой отряд – он все равно останется бугром. Донесите мои слова своим знакомцам и корешам, пусть остальные отряды знают: если что случится с Лисом – так стоит ждать от нас ответки! Лис – правильный пацан! Убил не из забавы – он спасал жизнь себе и сестре. И хватит на этом. Мы против капо, так было и останется навсегда. И прогибаться нельзя; прогнешься раз – и тебе будут присовывать снова и снова! Сперва на полшишечки, а потом на всю катушку и по кругу. Все услыхали?..

Номера молчат. Услышать‑то услышали. Да согласны ли?..

С момента встречи в Лабиринте с мужиком под названием Комбриг прошла уже почти декада. Сдается мне, что это не его погоняло. «Ну пусть я буду Комбриг…» Так не обозначаются. Это он прямо там же на ходу придумал, точно. Впрочем, мне на это накласть. Куда больше мне интересно, когда же мы увидимся снова. Все это время я жду. Жду вызова. Я жду, когда же Комбриг вспомнит обо мне и организует встречу. Я пока не рассказываю о нем братьям‑буграм. Незачем. Для чего‑то я нужен ему – и нужен сильно. Для чего? У меня есть подозрения… Но я боюсь признаться в них даже самому себе. Почему‑то я стал вдруг очень суеверным и боюсь теперь спугнуть тот крохотный росток надежды, что проклюнулся в душе…

Сначала я решил, что эта черная тварь – кадавр. И не простой кадавр, а целый командир группы. Но почти сразу стало понятно, что я ошибся: будь это зомбак – Васька не стояла бы против него, опустив палки, и вокруг не валялись бы трупы капо и карланов. А потом, когда он снял шлемак и заговорил – и вовсе стало понятно, что к зомбакам он не относится. Среди зомбаков нет стариков – а этот мужик, что ни говори, все же пожил свое. И даже коробочка импланта за ухом, вделанная прямо в череп, – тоже не доказательство кадавра.

Дальше, помнится, я слегка растерялся. Как быть и что делать – я понятия не имел. Вот лежит мертвый капо со сломанной шеей. Вот – карлан с раздолбанной лицевой костью; а на пороге коридора – еще один, с кровищей аккурат в основании черепа. И все бы ничего, можно будет сказать, что мы с Васькой завалили их в честной драке… но куда девать этого самого Комбрига? Смерть капо – это плохо. Очень плохо. Но куда хуже, если в Лабиринте найдут мужика по имени Комбриг. Не должно его тут быть, и всего делов. И куда же его девать?..

Я смотрел на него – и вдруг почувствовал, как мой шрам понемногу начинает зудеть и почесываться. Я вдруг понял – я догадываюсь, что это за человек. Слишком уж сильно похож он на батю Ефима – такое же лицо, полное достоинства, такие же цепкие и внимательные, бывалые , глаза… и точно такое же абсолютное спокойствие. Я совершенно ясно вижу – Комбриг знает, что делать дальше. И его не нужно никуда девать  – когда ему понадобится, он уйдет сам.

И вдруг появляется совершенно новая фигура. Домовой.

Сверху что‑то скребется, стучит, кусок потолка проваливается влево – и в дыру высовывается черномазая морда с бородой‑веником.

– Э, бродяги… – лениво, словно красуясь, тянет физиономия. – Вы тут долго стоять собираетесь?..

Я тогда сразу понял, что это домовой. Кто еще может появиться из неведомой дыры? И я почему‑то не очень удивился, что Комбриг тоже знает, кто это. И больше того – напрямую с ним знаком.

– Пережди, Хрыч. Ребятам нужно растолковать, что к чему. Стукну – тогда откроешь.

– Понял, командир, – Хрыч кивает, ощерившись щербатинами. И присовокупляет: – А лихо ты упырей уконтропупил. Мне страх как понравилось…

Хрыч убрался – и Комбриг, коротко обрисовав положение, расставил все точки по местам. План прост. Мы с Васькой тихо‑мирно проходим Лабиринт, благо какое‑то время здесь еще будет пусто – и выбираемся с другого конца. Хренак – и вот они мы. Выжившие. Шестеро черножопых надежно упокоены в недрах Лабиринта – и все следы вроде бы указывают на нас. Вот когда я понял, почему Комбриг не стрелял, хотя имел полную возможность – ствол‑то у него с глушителем! А далеко смотрит мужик, заранее планирует… После Лабиринта хоть ты обосрись – все наши прегрешения автоматически снимаются. Прямо очистительный обряд, сука. Понятно, что капо будут иметь на нас зуб; даже не зуб – здоровенный зубище! Гнобить начнут – это уж как водится. Падлы… Но каков иной выход? Разве что в домовые податься… Только вот не тянет меня в домовики. Да и Комбриг, сдается мне, не даст нам так просто нырнуть в эту дыру. Таким образом, дорожка у нас с Васькой одна – на выход из Лабиринта. А потом, спустя малое время, меня и Ваську найдет Хрыч и отведет к нему.

Вопрос – а хотим ли мы вернуться, а согласны ли встретиться снова – нами не поднимался. Им тоже. Наверно, по нашим мордам он видел все и так. И пусть меня черти заберут, если это было неправдой: мне до усрачки хотелось вот прямо тогда залезть вместе с ним в потайной лаз – и спрашивать, спрашивать, спрашивать обо всем! И слушать ответы… Мне совершенно ясно было, что этот человек – извне. Откуда‑то снаружи, из мира, что должен бы лежать вне Гексагона, того мира, о котором мы не знаем ровным счетом нихрена! Да я левую руку отдал бы за возможность узнать!.

Все вышло так, как он и сказал. Лис и Васька, братец с сестрой. Опять отличились, паскудная парочка. Зашли в Лабиринт… и вышли. Эта новость облетела знающих людей нашего модуля за один рабочий день. Возможно, что за следующий она облетела и весь Гексагон… И мало того что вышли – так еще и ухитрились положить кучу карланов и одного капо! Немудрено, что теперь нас сношают и в хвост и в гриву. А сегодня на разводе один из младших бригадиров ткнул в меня дубинатором – и процедил что‑то про Внешний Приемный Док и две полных медицинских укладки. И моя чуйка сразу сделала стойку… Две полных укладки – это много. Очень. Это первое. А второе – ВнешПД. Это, получается, лезть прямо в логово врага! Все равно что башку положить на плаху…

– Это подстава… – сразу наливается злобой Смола. – Спецом больше вешают и в эту задницу отправляют. Не выполним – вот и причина, чтоб опять над нами покуражиться!.. И хорошо если вообще живыми вернемся!

Мы все еще торчим на Плацу, хотя развод уже закончен и отряды начинают понемногу растекаться на работы. Но почему‑то наши капо пока не дают команду – и мы ждем. А заодно и обсуждаем.

– Нельзя тебе туда, Лис, – соглашается Желтый. – Тебе бы сейчас вообще не отсвечивать…

Я разве возражаю? Две полные укладки; хоть обосритесь, крысы – а укладки нужны. И Смола прав: отправь туда меня – так жди подставы. Хотя до сих пор мы как‑то справлялись – но, похоже, капо решили взяться за нас всерьез…

– Ну, я не знаю тогда, как быть… – я смачно сплевываю. – Слышь, пацаны… Че делать‑то? И пойти нельзя – подстава; и не пойти нельзя – капо ж приказал…

– Обложили, гниды, – сопит молчащий доселе Пан.

Обложили. Верно, братишка.

– Я бы тебя в камере оставил… – ворчит Смола, – чтоб ты им глаза не мозолил.

– Может, это… Может, мне на перевод попроситься?

– Борщишь, – ворчит Желтый. – А толку?

– Толк такой, что с отряда вместе со мной все это дерьмо схлынет. Скажешь, нет?..

– Ничего никуда не уйдет, – качает головой Смола. – Капо насрать на твой уход. Слава теперь всем досталась. Тебя будут отдельно гнобить там – а нас тут. Нет уж. Желтый правильно тогда сказал – теперь только вместе держаться…

Смола уже знает про ту часть, где ему и нам отводилась роль козлищ отпущения. Он знает, что копали и под него, и под нас, что докеры хотели скрысить общак, разобрался в подставе нас с Желтым и знает, что выбора у меня не было. За прошедшие дни я рассказал ему все – а Желтый, вернувшись от Дока, подтвердил это своей красиво размалеванной желто‑фиолетовой физиономией. И Смола прекрасно понимает, что наше братство выдержало очередное испытание. Потому и повторяет раз за разом.

– Номер С‑2‑57, – орет вдруг капо‑два. – Выйти из строя! Пять шагов вперед шагом… АРШ!

Да что ж такое?! Будет мне покой или нет?!..

Я шлепаю по плечу впередистоящего – и выхожу из строя. И... вдруг запинаюсь, не веря своим глазам. Справа от шеренги, на самом краю, стоит Рыжая. Сейчас она одета в главную мечту всех крыс – зеленоватую робу Медчасти, царства Дока, отдыха и сна. И, сдается мне, рыженькая тут именно из‑за моей персоны. А не подвел Док, забрал‑таки ее к себе!..

– Тебе сегодня повезло, ублюдок, – усмехается капо‑два и теребит в руках синюю карточку. – Док выдал тебе освобождение. Говорит – что‑то там у тебя нелады с твоим организмом… Нарушения на нервной почве… – он приближает ко мне свою рожу и расплывается еще сильнее. – Чё, поплыл уже, сучара? Нервишки вразнос?.. То ли еще будет… Мы тебя еще научим уважению, мандавошка. А пока бери жопу в горсть и вали за ней.

Я не могу сдержать облегченного вздоха. Синяя карточка – это пропуск в рай. Туда, где есть настоящее чистое белье, кубрики на четыре рыла, вкусная пайка, процедурные и прочая врачебная херь, в основном занятая либо бабами с Борделя, либо теми, кто этих баб того самого. Абер лангзам‑лангзам. А потом – и это в лучшем случае – вдруг становится больно писать, а дохтур ставит тебе какой‑нибудь сифилек…

На вызовы Дока забивать нельзя, это знают все капо. Док помнит многое. Если вдруг случился аппендицит, а ты когда‑то залупился на подобный вызов – самый вероятный исход для тебя перитонит. Это когда аппендикс вспучивается, раздуваясь до неприличия, – и лопается. И в твоем брюхе плещется дивная смесь гноя, кровищи и говна. Такого никому не желается – потому распоряжения Дока исполняются неукоснительно.

– Отдохни, братишка! – кричит из строя Смола, чем зарабатывает гневный рык капо‑два. – Бывай!

Смолу понять можно – все же большая часть бешенства капо обращена на меня, и если я ушел, то норма по хабару на сегодня наверняка снизится. Ну, дай‑то бог…

И я «бываю». Я иду вслед за Рыжей – и облизываюсь на ее ладную задницу, подрагивающую перед глазами. Это какая‑то сказка, не иначе. Не должно такого случиться, чтоб с самого утра я загремел в лазарет – да еще и в сопровождении рыжули. А может, это карма? Награда за все, что мне пришлось выдержать в последние дни? Хотя, скорее всего, это я просто нужен Доку. Я много думал за эти дни – и мне прямо чуется, что Док ой как не прост… Гораздо сложнее, чем можно ожидать от простого эскулапа.

Рыжая вдруг останавливается, поджидая меня – и все мои мысли о Доке мгновенно исчезают. Я скалюсь – дурак‑дураком – подхожу к ней вплотную и слегка наклоняюсь.

– Лис… Ты герой, – влажно говорят ее губы. – Ты исполнил мечту многих из нас. И ты выполнил свое обещание мне. Осталось потерпеть самую малость – и все у нас будет…

Эти слова бьют меня током. Ее чуть безумные глаза с раскосиной смотрят в мои – блестящие, зовущие, затягивающие в себя… Я втягиваю ее запах, пробивающийся через недавно постиранную робу, я чувствую что‑то еще – тонко‑неуловимое, отчего вдруг рождается тепло в районе паха… Я готов завалить ее прямо сейчас – но Рыжая чертовски права. С такой женщиной нельзя торопиться. Пусть это случится так, как и должно – неспешно и без суеты…

– А ты кобель… – игриво улыбается она.

– Мне двадцать один, – хрипло отвечаю я. – И у меня уже две декады не было бабы! Скоро из ушей потечет. Что ж ты от меня хочешь?..

Она снова улыбается – и, повернувшись, идет дальше. И я, убитый наповал, иду за ней. В рай на земле, где она по праву должна быть ангелом. Сука, да неужели среди черной‑черной жопы вокруг к моим ногам вдруг легла белая полоса?! Хотелось бы верить…

Док встречает меня и сразу ведет к себе. На попытки поблагодарить за Рыжую только отмахивается.

– Я свои обещания держу. Ты свалил капо – и даже двух, если учитывать ваши с Василисой общие результаты! – я забрал твою Рыжуху. В расчёте.

Док – человек слова, я это всегда знал.

Мы входим к нему, и он сразу кивает мне на то же самое кресло.

– Падай. Хряпнешь стопарек?

– А осмотр? – удивляюсь я.

– А чего тебя смотреть, – он ухмыляется. – Ты себя плохо чувствуешь?

Я теряюсь – но быстро прихожу в себя. Именно это я и подозревал. Не для осмотра я тут, прям жопой чуял…

Док тем временем священнодействует. Он достает бутылку‑вторую‑третью, вытаскивает из‑под стола какую‑то мелкую склянку с порошком, засыпает‑размешивает… Я смотрю на эти приготовления – и мне вдруг становится интересно. Док слывет мастером‑затейником по части всякого зелья. И я частенько видел его сильно остекленевши, один раз даже до столбнячего ступора… Особенно в Норе. Но за столько лет, употребляя всякую дрянь, – невозможно остаться в здравом уме и трезвой памяти. Тот же Бык, помнится, подсел на дурь в момент – я как наяву вижу его подрагивающие пальцы, когда он мешал тогда свое дерьмо в каптерке… Но Док – вот он. Трезв‑свеж‑собран, словно младенчик с розовой печенью… Так в чем секрет?

– Док… Слушай, Док… А как ты можешь жрать столько дерьма и оставаться жив?

– Вопрос, конечно, интересный, – тянет он и хитро глядит на меня. – И я мог бы сейчас завернуть свою обычную сказку – о хорошей генетике и умении чистить свой организм… Но не буду. К вечеру ты и сам поймешь, что к чему…

Все интересней и интересней…

– Пока я готовлю тебе микстурку – запомни свой диагноз. Он липовый – но это не суть. У тебя хронический пиелонефрит и ревматоидный артрит в конечностях.

– Чего‑о‑о?..

– Ссать тебе больно, – поясняет Док. – И порой до крови. Спина постоянно ноет внизу и отдает в стороны, к почкам. И ходи теперь прихрамывая – наступай осторожно, типа суставам хана. Понял?

– Нахрена? – оторопело справшиваю я. – Ты чо, Док… Меня ж в утиль спишут!

– Никто не спишет. Заключения выдаю я – а от меня его не дождутся. На‑ка вот, – он протягивает мне какую‑то мутно‑белесую дрянь. – Пей.

Я послушно глотаю. Дрянь нехотя катится по пищеводу – и падает в желудок. Какое‑то время она ворочается там, пытаясь улечься… и вдруг я чувствую словно взрыв внутри! Я кашляю, с удивлением смотрю на Дока – а он, видя мои выпученные глаза, начинает ржать.

– Действует?

– Это чо… Чо за шняга, Док?

– Сейчас поштырит малость и пройдет. Это тебе для нервишек. Чтоб ты успокоился. А то уж больно ты последние дни на взводе.

– Будешь тут на взводе, – кашляю я. – Капо же…

– Да знаю, – кивает Док. – Потому и успокоительного тебе. Самую малость, чтоб ты не волновался.

– Чего мне волноваться‑то? – удивляюсь я.

Док гаденько – но и как‑то по‑доброму – ухмыляется.

– А того. Сейчас ты выйдешь в коридор – и пойдешь в хозблок. Она ждет. А потом снова вернешься ко мне – у тебя еще процедуры. Как понял?..

Я расплываюсь до ушей и вскакиваю с кресла. Ай да Док, ай да сукин сын! Еще б не понять!..

Хозблок в самом конце коридора, дверь в торцевой стене. Я захожу внутрь и аккуратно прикрываю за собой дверь. Здесь аккуратные стеллажи с разложенными богатствами – постельным и нательным бельем человек на сто, мыльно‑рыльное, бинты, марля, какие‑то медицинские прибамбасы и лекарства – словом, все что нужно Медчасти для нормального функционирования. Моя Рыжуха стоит возле небольшого стола с планшеткой в руках – видимо, там ведется вся запись хозбыта, приход‑расход. Она смотрит на меня и улыбается.

– Я Рыжая, – говорит она. – А ты Лис. Мы прямо подходим друг другу. Чувствуешь?.. Я сразу это поняла. Еще в столовой. Тогда, несколько декад назад. Иди ко мне?..

Я чувствую, как энергия переполняет меня. Не знаю, чего уж там Док влил в меня успокоительного – только спокойствия во мне ни грамма. Я чувствую, как бешено хочу ее… То ли мне кажется – а то ли от нее в самом деле сладко пахнет женским… так сладко, что у меня перед глазами начинает вставать желтовато‑оранжевая пелена.

Рыжая поднимает руки, стаскивает косынку и распускает узел на голове, освобождая волосы. И я не верю своим глазам – переливаясь в тусклом свете единственной лампы под потолком, на ее плечи падают волосы. В Гексагоне невозможны такие чудеса… но я вижу это здесь и сейчас. Не знаю, как я выгляжу со стороны – но явно ненормально… Наверно, у меня даже слюна капает. Рыжая расстегивает пуговицы светло‑зеленой робы – и стряхивает ее с плеч. А потом, когда она падает на пол – делает шаг вперед.

Все наши робы смотрятся мешковато и скрывают, размывают фигуру – но это даже хорошо. Потому как любой бугор и даже капо – пойми он, какое сокровище прячется под робой, – точно не справился бы с собой. У нее тонкая талия – кажется, обхватишь ладонями… У нее плоский живот, широкие бедра и длинные ноги. У нее подтянутая и крупная грудь с мелкими коричневыми сосками. Я смотрю на это богатство – и ко мне вдруг приходит понимание, что вот прямо сейчас все это будет мое…

Чуть позже – спустя минут пятнадцать, а может, и вечность – мы лежим на узкой кушетке, которая нашлась за шкафами с бельем. Мы молчим. Не знаю, о чем там думает Рыжая – но я думаю, что отдал бы полжизни за то, чтоб быть свободным. Но – только полжизни. Потому что вторые полжизни мне нужны для того, чтобы быть с ней. И если этот седой мужик пришел в Гексагон именно за тем, о чем я боюсь подумать, – я уже заранее согласен и готов на все. Да меня даже уговаривать не придется!..

В дверь легонько стучат – и Рыжая тотчас же вскакивает. Я продолжаю лежать – я понимаю, что за дверью никого, кроме Дока, быть не может. Ну разве еще Ритулек… Но даже если и так – она тоже пришла за мной по его указанию. Док вроде бы хотел меня видеть после…

– Лис, это Док, – возвращаясь, говорит моя Рыжуха. – Зовет тебя.

Я вскакиваю и легонько хлопаю ее по попке.

– Жди меня. Я скоро.

Она оборачивается и улыбается через плечо. И от ее улыбки у меня что‑то екает в груди. Сука… а ведь я и впрямь влюбился…

Мы снова сидим в комнате Дока. Он распыхивает какую‑то дрянь и сквозь клубящийся дымок смотрит на меня. Он что‑то хочет сказать – и я жду, нюхом чуя впереди новый финт ушами… И в этот раз он по‑странному серьезен. Пожалуй, я еще не знаю такого Дока – без его шуток‑прибауток и хитрого прищура…

Он раскуривает, пыхает дымком в потолок и внимательно смотрит на меня.

– За тобой пришли. Тот, кто пришел, – ждет тебя в Смотровой, – он кивает на дверь, ведущую в коридор, вытаскивает из кармана ключ и кладет на стол. – Сейчас ты встанешь, выйдешь отсюда и зайдешь в Смотровую. Сделай это максимально незаметно. Дверь изнутри запри на ключ. Ничего не бойся, в Смотровой друг. Он отведет тебя куда нужно. Василиса уже там и ждет. Догадываешься, о ком разговор?

Я спокойно киваю. Да. Я ждал этого. Меня поведут к Комбригу. Все эти дни я прикидывал и обсасывал то, что произошло – и у меня почти не осталось сомнений. И вот прямо сейчас Док своей серьезной мордой доказывает мою правоту.

– Вам нужно было отправить меня в Лабиринт. Так?

Док кивает.

– Потому что только там мы могли встретиться без чужих глаз?

– Не только это, есть и другие причины. Но в общих чертах – верно, – Док снова кивает и выпускает облачко.

– Армен тоже?

Док кивает в третий раз.

– Да. И его сказочка про Тессея – легкая попытка направить тебя в нужное русло… Этак ненавязчиво.

– Сюда же и сабля в поясе…

– Сюда же, – кивает Док. – После таких выкрутасов тебя должны были кинуть в Лабиринт. А Армен ждал на подстраховке и в нужное время утвердил капо в этом решении. Сложная многоходовочка – но прошла как по нотам. Мы не учли Ваську с кислотой – но в итоге это не испортило игры.

– Почему не здесь? – я киваю, имея в виду комнату.

Док покачивает головой.

– Среди моих может быть стукач. Да и зачем проводить встречу здесь, если там, – он тыкает трубкой куда‑то в потолок, – есть целая сеть, где можно встретиться без опаски?

– Этот Комбриг… Кто он?

– Это очень серьезный человек. Я даже не знаю, насколько серьезен. Но если б и знал – говорить не имею права. Теперь все решает он – и он скажет то, что сочтет нужным, и то, что тебе нужно знать. Наберись терпения.

– Он… он не из Гексагона? Он откуда‑то извне?

Док кивает и вынимает трубку изо рта.

– Ты даже не подозревешь, мой дорогой, о тех силах, которые в этот момент раскручиваются. Всю свою жизнь ты прожил в этом каменном мешке. Как рыбка в аквариуме. Для рыбки – за стеклом огромный неизведанный мир. То же и для тебя. За стенами Гексагона мир в миллионы раз больше этого бетонного сундука. И, кажется, пришло время выйти в него…

– Но почему именно я?

– Остальные вопросы туда, – Док снова тыкает трубкой в потолок. – А теперь встал – и марш отсюда. Вечером, если придется, еще перетрем. Для всех остальных – если вдруг кто потом спросит – ты был с Ритульком. Проводил процедуры. Душ Шарко и прочая хрень. Все, вперед. Серьезные люди вроде Комбрига ждать не любят.

Глава 10. Лис. 32 дня до

– Повезло вам тогда, бродяги, – домовой Хрыч расплывается в щербатом оскале. – Ой, повезло… Особенно тебе повезло, Васюля. Считай, он тебе жизнь спас.

Тут старый домовик прав. Абсолютно. Не знаю, как оно вышло бы, если б не Комбриг.

Мы с Васькой сидим в стремной маленькой комнатенке домового, затерянной где‑то в недрах коридоров и переходов системы обслуживания. Берлога берлогой – но у него вполне уютно. Мы ждем Комбрига, упылившего по какой‑то своей надобности. Мы сидим и попиваем вкуснющий кофе – очень сладкий и очень ароматный.

– Хороший у тебя кофе, Хрыч, – отвечаю я. – Повезло, кто спорит. Но меня сейчас другое интересует – зачем мы ему нужны?

Домовой разводит руками – и, вытащив из кастрюли кипятильник, подливает еще. Хрыч, как и все домовые, не подключается к электросети – это опасно. У него есть аккумуляторы контроллеров, а где он их тырит – дело самого Хрыча.

– Это уж он сам, сам. Сам объяснит. Да вы пейте кофеек‑то, пейте. Вкусно? Небось, не пробовали такой?..

Вкусно? Не то слово. И сахар, и эта непонятная горчинка, пробивающаяся сквозь сладость… Я никогда не пробовал кофе. Но я прихлебываю – и стараюсь держаться. Лицо нужно сохранять всегда, а уж в таком положении – тем более. Правда, с Васькой это не проходит – она сидит рядом, шумно хлебает и жмурится от удовольствия. Никакого тебе сохранения лица. Ну что тут сказать… девка и есть девка.

Кипятильники у нас, крысюков, простые – две пластинки, обмотка, провод, изоляция. Херак‑херак – вот тебе и кипяточек. Это есть у всех. Но вот чего нет – такой посуды. Две разнокалиберные латунные плошки, сделанные из снарядов. Как интересно… Домовой, владеющий даже не одним и не парой, судя по латунному блеску на полочке, стаканов – очень серьезен. И на Хрыча – этакого невзрачно‑лоховатого, потрёпанного жизнью прощелыгу – теперь смотришь иначе. Либо он проныра из проныр, пролезет везде, где захочется, – либо некоторые энтэбэ, порой кажущиеся необъяснимо правильно убитыми, дело рук такого вот хрыча.

Хрыч наливает по второй – и в комнатенку входит Комбриг. Он все в том же своем комбезе – черном, лоснящемся переплетенными искусственными мускулами – только шлем болтается на специальной пристежке у пояса. Я уже успел рассмотреть его сегодня, до того, как он свалил – и могу с уверенностью сказать, что этот комбез отличается от тех, что носят зомбачьи командиры. Немного – но отличается.

Комбриг явно чувствует себя здесь как дома. Он кивает Хрычу, кивает нам с Васькой – и присаживается к столу. Наливает кофейку, берет галету…

– Ну что ж. Приступим, помолясь?

Мы с Васькой молчим. Начнем, а то как же. Мы‑то еще час назад были готовы…

– Ты мне вроде пару банок тушенки обещал? А, Хрыч? – Комбриг поворачивается к домовому.

Тот нехотя кивает. Понятно. Комбригу нужно перетереть с нами с глазу на глаз – и Хрыча немного задевает такой вариант. Но Хрыч – казалось бы хозяин своей норы! – поднимается. Он накидывает короткое пончо с капюшоном, пошитое из разнокалиберного тряпья и похожее на кучу дряни – отличная маскировка вообще‑то! – и молча выходит. Ну дела‑а‑а… Значит, есть причина, почему такой свободолюбивый и гордый человек, как домовой, безропотно выполняет указания этого мужика?..

Комбриг ждет, опустив голову и прислушиваясь. Домовые, наверно, самой жизнью приучены ходить бесшумно – но этот дядька явно непрост. И когда он снова поворачивается к нам, как‑то сразу становится ясно – Хрыча уже нет. Он испарился, ушел искать обещанный тушняк.

– Он мне должен, – просто отвечает Комбриг. Кажется, мой вопрос повис у меня на физиономии, и он сумел его прочитать. – Тут на днях облава была… Администрация Гексагона изволила искать причину вышедшего из повиновения контроллера, который спас тощую жопу одного из здесь присутствующих. От жирного такого болта… – он ухмыляется, глядя прямо на меня. – И Хрыч остался жив благодаря мне. А вот корешам его не повезло – не смогли от клеща отбиться.

– А клещом ты называешь…

Комбриг поднимает кружку и делает смачный глоток.

– Да. А вы называете их монтажниками. Причем вы поразительно угадали – именно под этим индексом они проходят по документации самого Продавца Кошмаров…

Я игнорирую этого «продавца кошмаров» – кажется, в ближайшие пару‑тройку часов я узнаю столько, что удивлялку можно на время отложить в сторону – и угукаю.

– Знаю. Видел. Мы как раз коридоры патрулировали…

Он кивает и смотрит на меня. Долго. И что‑то есть в его глазах такое, от чего у меня теплеет в груди. То ли доброта, а то ли и вовсе… Так смотрел на меня батя Ефим, когда я делал особенные успехи на тренировках. Только батя Ефим знал меня – и я уверен, что любил. Но почему так же смотрит на меня этот человек?..

– Знаешь. А знаешь ли ты, братец Лис, почему контроллер разнес головы капо?..

И в душу мою вдруг закрадывается смутное подозрение.

– Ты хочешь сказать…

Комбриг весело гогочет.

– Так точно. Именно я спас тогда твою задницу. Посредством контроллера. Перехватил управление и замкнул на себя. Фактически я был там и все видел его глазами. Ну и рожа у тебя тогда была… А Желтого вроде выписали, нет?..

Я сижу в полной растерянности. Я раздавлен и уничтожен. В Гексагон пришел левый мужик и взял под контроль контроллера. Полный сюрреализм.

– Это еще не все, – продолжает Комбриг. – До того – я не раз подсматривал за тобой, подключаясь к камерам системы наблюдения. Точно знаю, что один раз ты заметил слежку – в Пищеблоке это было…

– И в Приемном Доке, – ворчу я. – Вот когда перетрухал‑то…

Комбриг кивает.

– И там тоже. Кажется, вы там что‑то тырили?

– Было дело…

– Системы наблюдения – это я еще могу допустить, – говорит Васька. Она уже опустошила свою кружку и более‑менее пришла в себя. Вернулась в реальность. – Но как ты взял под контроль машину? Я работаю в Электроцехе… У них контуры – охренеть защищены! Это же невозможно!..

Комбриг качает головой и хлопает себя по плечу. Вернее не себя – а свой боевой комбез.

– Возможно. ДСЛ 49‑05. «Диверсионный Скафандр, Легкий, индекс 49‑05. Один из блоков в его составе именно для того и предназначен. Позволяет перехватывать контроль над пехотными механизмами легкого класса. Наименее защищенными. А КШР – даже не пехотный, всего лишь ремонтник с боевыми функциями. На перехват много времени и мощности не нужно. При этом управление машиной переключается на носителя скафандра – и он становится буквально аватаром…

– Кем‑кем? – вопрошает Васька.

– Аватаром, – терпеливо поясняет Комбриг. – Полностью дублирует твои движения. А на внутренний экран шлема проецируется картинка с его головных камер. Я даже попадания и пробития могу ощущать – ткань скафандра реагирует на повреждения корпуса машины, слегка вспучивая внутреннюю поверхность. И я понимаю, куда попала пуля. Такая вот технология…

Я вдруг чувствую, как у меня пересыхает во рту и под языком отчетливо ощущается медный привкус. Ведь это же… Это…

– И много ты можешь перехватить? – спрашиваю я. Голос у меня хрипый – и неспроста. Если есть возможность перехватить управление машинами – их можно повернуть против капо, против кадавров. Против всех этих черных ублюдков! А это значит…

Комбриг качает головой.

– Понимаю, о чем ты. Но – нет. Контроль можно перехватить только над одним. Это мощная штука, – он снова хлопает себя по плечу, – но не настолько, чтоб контролить сразу многих…

– Так вот почему началась облава… – задумчиво говорит Васька. – Завод почуял? Ты перехватил управление – и одна единица выпала из постоянного обмена…

– Точно. Молодец, девочка, – поощрительно улыбается Комбриг. – Искин[12] Завода постоянно отслеживает количество контроллируемых механизмов. По крайней мере – здесь, в Гексагоне. Про Джунгли – разговор отдельный, там мехи действуют автономно и лишь когда находят возможность – пуляют сигнал. Но здесь – нет. Фактически, с этого момента я и вскрылся – Завод понял, что произошло проникновение в коммуникационные контуры, но отследить точку входа не смог. Тут есть свои хитрости, и я пока не буду углубляться в подробности… Кроме того, есть еще один жирный нюанс – ИИ Завода не имеет доступа ко внутренней сети обслуживания, это жесткий запрет для него, который он не может обойти. Создателями этой громадины, – он обводит вокруг рукой, вероятно, имея в виду наш бетонный муравейник, – заложено это изначально – и OTIS сочла это благоразумным, когда загружала нынешнюю оболочку ИИ в систему. Впрочем – это вам не нужно знать… Только имеющий соответствующий допуск человек может санкционировать обыски сети обслуживания. И в нашем случае это тот, кого вы называете Смотрящим. Заводу пришлось приоткрыть Смотрящему часть информации. Словом… пока суть да дело – прошли почти сутки. Я не могу знать наверняка – но думаю, что только после этого и началась облава.

– Разве Смотрящий не заодно с Заводом? – удивляется Васька.