Текст книги "Мир Дому. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 98 страниц)

Уныние, охватившее бойцов, слегка рассеялось на следующий день. Отчасти оно было вызвано однообразием: пещерам, гротам и переходам не виделось конца, и казалось что группа все время плутает одними и теми же коридорами в бескрайнем лабиринте. На девятый же день дороги началось интересное. Через час после старта обойма выбралась в просторный, напоминающий тоннель, коридор, прямой, словно пробитый искусственно – который с небольшим уклоном уводил вниз. Пройдя около двухсот шагов Серега, убедившись, что коридор и не думает менять направление, хотел было повернуть назад – но Знайка не дал. Все это время он приглядывался к стенам, покрытым чем‑то мелким, зернистым, словно кристалликами сахара – колупал кончиком ножа, скоблил, отколол небольшой кусок камня молоточком, который достал из недр своего научного баула…

– Подожди. Пройдем еще, – попросил он товарища. – Уговор помнишь? Мы все еще исследователи… Я тебе информацию, а ты мне время. Даже если прохода дальше не будет – ничего страшного. Вернемся. Если же мои предположения верны… – он выудил из баула небольшой фонарик и продемонстрировал обойме. – Это ультрафиолет. Убирайте фонари – и смотрите…

Дождавшись, пока свет погас, он включил свой, направляя вглубь… и бойцы, как один, ахнули. И было от чего! Стены, пол и потолок пещеры, до сего момента поблескивающие лишь мелкими искорками, вспыхнули! Ярко‑голубое, желтое, фиолетовое свечение – казалось, оно шло откуда‑то изнутри, из стен, словно за ними скрывались мощнейшие лампы, пробивающие породу насквозь. Светящиеся пятна переплетались, образуя самые разнообразные узоры, сливались одно с другим, перемежались и чередовались, словно камуфляж фантастической красоты. Зрелище гипнотизировало…

– Что это? – опомнившись спустя какое‑то время, завороженно проговорил Серега. – Знай, ты… умеешь удивить, сукин ты кот…

Научник самодовольно ухмыльнулся.

– Минералы. Апатит, циркон, возможно что‑то еще… Не буду грузить тоннами информации… но если мои предположения верны – мы подходим к кемберлитовой трубке. Вокруг трубок возникают мощнейшие, до полукилометра, ореолы концентрации мелких зерен люминесцирующих минералов – есть теория, что эти люминесцентные свойства образуются тогда, когда минералы словно продуваются глубинным мантийным газом…

– Это там, где алмазы? – пробасил Дровосек, зачарованно озираясь вокруг.

– Точно, Паша. Где алмазы.

Знайка оказался прав. Спустя еще три сотни шагов обойма выбралась в огромный зал‑полусферу – и пол, и своды ее в лучах фонарей поблескивали желтыми искорками‑отражениями фонарей. Присев на корточки, Илья достал мультитул и, осторожно постучав молоточком, продемонстрировал крупный минерал в форме октаэдра. Посветил фонарем – и осколок взорвался изнутри искрами.

– Вот он, алмаз. Чистейший углерод. Один из самых твердых материалов, известных человечеству. Камень вокруг нас – это кимберлит, порода, которая содержит глубинные мантийные минералы. Это и ильменит – вот этот, черно‑коричневый, и оливин – зеленый, и другие. А прозрачный – алмаз и есть.

Серега, приняв стекляшку на ладонь, всмотрелся, подсвечивая фонарем. Искорки рождались где‑то в самой глубине камня, дробились, играя и переливаясь, и падали на ладонь. И казалось, что он держит в горсти маленький кусочек радуги, ее осколок.

– Красиво, – усмехнулся он.

– Красиво?.. – фыркнул Знайка. – Здесь карат сто, не меньше! За этот кусок раньше горло могли перегрызть. По тем временам он стоил… – он покрутил головой, – огромные деньжищи! И не только в красоте дело! Алмаз – чрезвычайно востребованный в промышленности материал! Сверление, точение, шлифование, резка – и особенно сверхтвердых материалов – невозможна без алмаза! Без алмазного инструмента невозможно изготовление деталей из сверхтвердого материала со сложной конфигурацией! Машиностроительная, авиационная, автомобильная, станкостроительная, радио‑ и электротехническая промышленность, оптика… то же и применение в защите от агрессивных сред, которые могут уничтожить даже стекло – это всё алмаз! Здесь богатство. Запредельное! Такое богатство, от которого просто мозг взрывается! У тех, кто понимает, конечно…

– Нам без надобности, – сказал Серега. – Нам бы в Джунгли вернуться…

Знайка набрал воздуха… но выдохнул с шумом и, постояв немного с растерянным видом, махнул рукой. Эти слова словно вернули его к отвратительной действительности. Возможно, алмаз и был когда‑то богатством – но для них, людей Дома, это был только красивый минерал. Не более. Да и зачем богатство тем, кто скоро, возможно, уже будет мертв?..

В этом зале пришлось сделать часовой привал – Илья уперся как осел и ушел лишь тогда, когда наколотил два десятка довольно крупных камней. Алмазы здесь попадались разные, даже размером с крупный грецкий орех – и один из таких Серега выстучал из кимберлита и засунул в кармашек рюкзака. Подкупили рассказы – научник, работая, трещал без умолку.

– В «Сборнике трактатов о камнях», написанном в шестнадцатом веке, сказано, что алмаз – исключительно мужской камень, – рассказывал он. – Придает владельцу твердость и мужество, дает победу над врагами, если дело его правое. Алмаз предохраняет от печали и колдовства, от злых духов. Но камень необходимо получить свободно, без принуждения и насилия, только тогда он имеет наибольшую силу. Однако часто случается, что хороший алмаз теряет силу из‑за греховности и невоздержанности человека, который носит его. А еще древние считали, что алмаз приносит удачу! – Илюха оторвался от работы и, акцентируя, поднял вверх указательный палец. – Вот и проверим. Удача нам точно не помешает…

Сквозного коридора из кимберлитового зала не было – лишь несколько крупных расселин в потолке, с противоположной стороны. Обстреляв их лазерником, пришли к выводу, что лезть туда не стоит – широкие вначале, дальше они сужались, и протискиваться через них, а тем более поднимать ослов и Дровосека, затруднительно. Если вообще возможно. Вернувшись назад, выбрали другой коридор, и обойма снова зашагала сквозь бесконечные гроты, залы и переходы.

Чтобы отвлечь ребят, Серега начал дергать Знайку на предмет информации. Тем более что и самого заинтересовало.

– Тут, пожалуй, прежде всего нужно вспомнить о строении планеты, – поправив очки, что являлось у него признаком увлеченности, начал, энергично жестикулируя, рассказывать научник. – Как известно, планета не монолитна. И если очень коротко и примитивно… Выше всего, ближе к поверхности, находится земная кора. Она образована из литосферных плит, которые стыкуются друг с другом, словно кости черепа, а иногда и наползают друг на друга, образуя горы или впадины. Они словно плавают по более текучей мантии. Толщина земной коры – это если говорить применительно к Земле – колеблется. Под континентами она состоит из гранитного, осадочного и базальтового слоев толщиной до восьмидесяти километров. Под океанами меньше, до десяти. Далее залегают верхняя и нижняя мантия, толщина слоя около трех тысяч километров. И еще ниже – ядро. Так вот что такое кимберлитовая трубка… – Илья поправил сползшие от энергичной жестикуляции очки. – Иногда в мантии происходят какие‑то процессы и магма устремляется вверх, сквозь земную кору. Во время движения магматические расплавы охлаждаются и постепенно застывают, иногда выходя, а иногда и не выходя на поверхность. Тот ход, который они пробивают в литосферной плите – словно узкая иголка через толстый слой поролона – это и есть кимберлитовая трубка, заполненная остывшей породой мантийного расплава. И вот в этой‑то породе иногда и обнаруживаются алмазы. Но тут нужно отдать должное – нам очень повезло. Статистика такова, что лишь малая часть трубок содержит алмазы. Ты бы, командир, сделал заметочку в навигаторе, – он, усмехнувшись, ткнул подбородком в планшетник. – Может случиться так, что эта карта однажды станет картой острова сокровищ…

– Сделал, – кивнул Серега. – Я же Навигатор, а не хрень собачья. Весь маршрут здесь.

К обеду, преодолев порядка пяти километров, наткнулись на новое. Да такое, что разговоров хватило до самого вечера. Очередной коридор вывел их в большую, изогнутую словно бублик, пещеру, в ближнем конце которой зияло две трещины с пола до потолка. Пока Илья, подогнав осла, орудовал лазерником, пытаясь определить наиболее перспективную, Серега заинтересовался странным шумом, который шел из дальней, не видимой за изгибом, части. Да и не только он. Пацаны – кто помогая Илье, а кто и просто усевшись рядом и поджидая, пока научник закончит свои процедуры – тоже косились в ту сторону.

– Пошли, – отстегнув от пояса фал, Серега кивнул Гришке. – Глянем…

За изгибом шум стал явственнее и стало понятно, откуда он проникает в пещеру – из темного провала, чернеющего в дальней стене, который поразительно напоминал невысокую, метра полтора, арку. Друзья переглянулись и в бледном рассеянном свете фонаря Серега явственно увидел на лице товарища тревогу и вопрос. Шум слишком уж явно напоминал волнение многотысячной толпы – так волновался народ на плацу во время больших сходок общины. И даже, кажется, отдельные голоса выделялись…

– Там… люди? – глупо спросил Гришка.

– Тихо…

Убавив яркость, приглушив почти до минимума, Серега вдоль каменной стенки подобрался к провалу. И сразу почувствовал, как изменился воздух – он пах водой. Огромной массой воды. Но еще больше поразил его шум – там, в черноте провала, казалось, действительно были люди…

Мазнув фонарем, Серега попытался заглянуть внутрь. Луч облизнул небольшой накат, словно порожек, разделявший пещеру и провал, и неровный каменный пол за аркой. И больше ничего – фонарь не мог пробить черноту. Ну, по крайней мере, пройти можно… Оглянувшись на Гришку, который стоял чуть сзади и уже держал наизготовке ПКМ, он кивнул – и, выдернув с кобуры пистолет, шагнул внутрь.

Шум обрушился на него разом, со всех сторон. Люди кричали. Они стонали, вопили, взывали, разноголосо моля о помощи. Мужчины, женщины, дети… Они просили, требовали, умоляли, угрожали – все вместе, разом, сливаясь в единый хор. Тысяча?.. Куда там! Толпа, которая волновалась во тьме, была бескрайней. И над миллионами ее голосов выделялся один, ведущий. Он словно говорил за толпу, имел право голоса за всех остальных – а они оставались лишь фоном, подкрепляющим его слова, оркестром, поддерживающим первую скрипку. Разобрать отдельные слова казалось невозможным, только интонацию – но человек словно требовал чего‑то, столько в его голосе было угрозы и негодования…

Сотников нажал на кнопку, прибавляя мощность на максимум… и застыл, пораженный. Он стоял на площадке, на пятачке, узким языком выдающемся вперед – а вокруг клубилась тьма. Фонарь пробивал ее метров на двести – но куда бы ни падал луч, дальше он вяз в чернилах. Яркое пятно добивало только до потолочного свода – неровного, с накатами, с натеками бледной извести и длинными сосульками сталактитов, торчащих словно игольчатые зубы клеща. Но стоило чуть опустить фонарь – и голубой клинок луча бессильно таял.

Осторожно пробуя пол носком, Серега подобрался поближе к краю. Внизу, за каменным ободом, окружавшим площадку неровным парапетом, так же плескалась тьма. Свет фонаря не мог пробить ее насквозь – но Серега понимал, что голоса поднимаются оттуда. Он не мог видеть – но чувствовалось, что внизу километры и километры пустоты. Бездна. Ветер бездны упругой подушкой бил в лицо, рвал полы шинели, выл меж сталактитами, ревел ровно и мощно, упираясь в грудь, словно пытаясь предостеречь, оттолкнуть человека от пропасти. А люди внизу звали его к себе…

Рывок за петлю на разгрузе завалил его назад. Кувыркнувшись на спину, Серега перекатился через голову, подскакивая на ноги и вскидывая перед собой ствол… Сзади, глядя на него во все глаза, стоял Букаш.

– Ты куда собрался? Совсем того? – Гришка постучал пальцем по лбу.

– Я что… – Сотников, опомнившись, ткнул пистолетом в черноту. – Туда?..

– Ну. Всего один шаг оставался.

– Э! Где вы тут? – в арке послышался шум, замелькало голубыми отблесками и Серега увидел темное пятно Знайкиной головы. – Ни хрена себе тут дела творятся!..

Илья стоял на краю пропасти минут десять. Серега с Гришкой – чуть сзади, готовые подхватить. Люди в бездне все так же молили и угрожали – но первое впечатление уже прошло. Серега и впрямь не помнил последние минуты. Неужели он и в самом деле собирался вниз?..

– Голос Глубин! – восторженно прошептал Знайка, поворачиваясь. Лицо его сияло от восторга. – Вот оно что… Так это правда!

– Что – правда? – подозрительно покосился на товарища Серега. – Опять что‑то скрывать вздумал?

Илюха заулыбался.

– Нет, товарищ майор. Все честно. Тронемся – расскажу.

И когда обойма, втянувшись в очередную расселину, продолжила движение, начал повествовать.

– Наука всегда признавала, что человечество гораздо больше знает о космосе, чем о том, что находится у него под ногами. О внутреннем строении Земли известно только благодаря теоретическим расчетам, путем анализа сейсмических волн… Это как рентгеновский снимок строения планеты. Но теория – такая теория… – Илья ухмыльнулся. – Сначала они теоретизируют о том, что в центре планеты цельное металлическое ядро; потом – что ядро расплавлено и состоит из железа и никеля; а потом снова все меняется и утверждают, что ядро и вовсе из урана… И то же самое касается и коры, и мантии! Теоретики хреновы… Сколько раз бывало, что теоретические расчеты множества многоумных лысых академиков перечеркивались одним‑единственным результатом, полученным на практике… не счесть! Так и в этот раз.

На Кольской сверхглубокой это было. Кольская сверхглубокая скважина – единственная скважина, которую бурили для научных целей, а не для добычи нефти или газа. Кроме как в Советском Союзе больше таких масштабных проектов в мире не реализовано. Бурили двадцать пять лет, с тысяча девятьсот семидесятого. До глубины в семь километров бурение шло обычным ходом. Но дальше начались сюрпризы. Куда больше прогнозируемой начала расти температура: на глубине в пять километров шпарило уже за семьдесят, на семи – сто двадцать, а на двенадцатом ближе к двумстам тридцати. Начал выделяться гелий и водород, а биологи зафиксировали появление неизвестных науке бактерий, которые гибли, стоило лишь извлечь их на открытый воздух. Всего этого теоретики не предсказывали – и были о‑о‑очень удивлены… Тем не менее бурение более‑менее успешно продолжалось до отметки в десять километров. А потом… – Знайка развел руками, – а потом начались аварии. Одна за другой. Словно кто‑то не хотел пускать людей вглубь, не хотел раскрывать тайны. Дважды бур доставали оплавленным – хотя температуры, от которых он может расплавиться, сравнимы с температурой поверхности Солнца. Тысячи градусов! Однажды трос как будто дернули снизу и он оборвался. Впоследствии, когда бурили в том же месте, обрывков не обнаружилось. Чем вызваны эти и многие другие аварии, так и не выяснили.

Открытий тогда сделали немало. На глубине около десяти километров обнаружили огромные запасы всевозможных полезных ископаемых. В частности – золото, причем в фантастических количествах. Промышленная добыча рентабельна при тридцати граммах на тонну породы – так вот там нашли около восьмидесяти. Неплохо? – Знайка усмехнулся. – Были и просто фантастические сенсации. Когда в конце семидесятых годов советская автоматическая космическая станция привезла лунный грунт, исследователи Кольской установили, что он как две капли воды похож на пробы с глубины в три километра.

Чертовщина случилась на подходе к тринадцатому километру. В девяносто пятом году, когда проходка вышла на этот рубеж, снова произошла авария. И когда бур вытащили, а в скважину опустили микрофон – он и записал эти звуки. Словно где‑то на жуткой глубине разом кричат миллионы людей. Или это не люди уже, а грешные души… Голос преисподней. Конечно, средства массовой информации все это растиражировали. Сначала говорили, что запись настоящая, потом – якобы фальшивая и записанная где‑то в студии… Но слухи по стране поползли. Разные. Вроде того, что докопались до чертей. Был даже слух, что из скважины якобы выбралось нечто рогато‑копытно‑крылатое – но это, конечно, уже чисто народное творчество, – Илья улыбнулся. – А вот запись – да. Была. И я ее слушал.

– Где? – удивился Гришка.

– В журнале, где же еще, – проворчал Серега. – Так что ли?.. В этой его «Науке и жизни».

Илюха кивнул.

– Последние выпуски журнала шли в том числе и в цифровом формате. Это уже тридцатые годы. Так вот была одна статья на тему, где и приложили записи. И одна из них очень похожа. Я когда сегодня эти голоса услышал – меня как по башке врезало. Все разом в кучу и собралось. Голос Глубин, самый настоящий. Он это, точно.

– Я же явственно слышал, как он просил помощи… – пробормотал Дровосек. Пацаны побывали на уступе все как один – и шагали сейчас все еще находясь под впечатлением.

Знайка пожал плечами.

– Ты услышал одно, кто‑то – другое… Звуковые колебания вообще сами по себе вещь опасная. Тот же инфразвук, например. Нервную систему задевает, в том числе и мозги, на эндокринную действует… возможен и летальный исход.

– И что же там? Как считаешь?

– Применительно к той записи – некоторые академики выдвигали гипотезу, что это может быть ветер, который несет влажные воздушные массы. Поднимается с огромной глубины и рождает вибрации. Тем более не раз отмечалось, что бур проваливался в подземные полости и начинал раскачиваться как маятник. Получалось, что они и правда огромные, эти полости! Гигантские! Именно на такую мы и натолкнулись.

– Но это конечно… да… – Хенкель, непривычно серьезный, покачал головой и поежился. – До сих пор в себя не приду. Впечатлило, конечно. Преисподняя…

– Ну а мы где? В преисподней и есть, – сказал Маньяк. – Мы‑то живы еще, поэтому чуть повыше. А уж совсем глубоко – там уже того… покойники. Может, Сток – это и есть самая адская преисподняя.

– Ничего… – пробормотал Знайка. – Вот поднимемся до пятидесятого – там видно будет. А еще лучше – до нулевого бы нам… Вот когда все понятно станет. Тогда и поймем, дома ли мы или на другой планете.

Однако не прошло и суток, как он выдвинул еще одно предположение. И гипотеза оказалась настолько жуткой, что отбивала всякое желание подниматься до нулевого горизонта.

День закончился обнадеживающе. Около шести вечера длинный коридор, изогнувшись немыслимым коленцем, выкинул их в большую пещеру. Каменный пол к дальнему углу чуть понижался, оттуда доносились странные шелестящие и булькающие звуки, и виднелось голубоватое свечение. Подтверждая догадку, мгновенно среагировал дозиметр – защелкал, отмечая увеличение радиоактивности.

– Радон? – поглядывая на экран, спросил Серега. Дозиметр фиксировал альфа‑частицы.

– Что там? Альфу регистрирует? Тогда скорее всего, – кивнул без интереса Илья. – Дальше пройти можем?

– Налево крупная расселина, надо проверить.

Пока Знайка с пацанами обстреливал лазерником трещину в стене, Серега наведался в дальний угол. Альфа‑излучение хоть и обладает более высокой ионизирующей способностью и потому куда опаснее гаммы – но это лишь при попадании в организм. При внешнем же облучении остановить его может даже верхний слой кожи. А противогаз на физиономии полностью обезопашивал от попадания внутрь с пылью. Подобравшись поближе, Серега обнаружил вяло ползущий поток голубовато фосфоресцирующей грязи – он выползал из щели в одной стене и уползал под противоположную. Грязь была густая, вязкая, она тяжело ворочалась на своем ложе, чавкая лопающимися пузырями – и глядя на эту влажную светящуюся грязюку, Серега вдруг с радостным удивлением понял, что у обоймы появилась реальная возможность пополнить запасы воды.

Дело это не быстрое и он, посоветовавшись с замами и наукой, решил выделить следующий день. За сутки можно восполнить все, что успели израсходовать – и не воспользоваться этим сущая глупость. К тому же и Знайка одобрил – научник в нем требовал очередных замеров и не хотел упустить возможность провести таковые вне Джунглей, в пещерах.

Первичным фильтром, необходимым для собственно выделения воды из грязи, послужил чистый комбез Дровосека. Расстелив китель, набрасывали очередные килограмм тридцать влажной жижи – и ждали, пока сквозь ткань просочится пока еще мутная, фонящая радоном, влага. Набрав литров пятьдесят, начинали фильтрацию индивидуальными фильтрами бойцов. Третьим этапом необходимо было очистить воду от радиоактивного радона, вернее – доочистить, так как часть его уходила в процессе вторичной фильтрации. Это еще проще – воду просто «пробулькали», пропустив через нее пузырьки воздуха[54]. Здесь пришлось поработать Кирюшке, подуть в трубочку, присоединенную к емкости с водой. И уже очищенную воду выставили на остаток дня на открытый воздух – попытаться выморозить имеющийся в ней дейтерий, отделив первый рыхлый ледок, опустившийся на дно. То, что вода не содержит тритий[55], было понятно уже хотя бы потому, что дозиметры регистрировали только альфа‑распад, а тритий распадается бетой.

– Этого достаточно, – подытожил Знайка, довольно глядя на бочку, под горлышко. – Даже если мы и не выморозили тяжелую воду полностью – куда вернее нас убьет жажда, чем дейтерий. Терпимо.

Сам он тоже не бездельничал. Весь день, пока бойцы отдыхали или трудились на ниве вододобычи, научник проводил эксперименты. Результаты оказались не то чтобы определяющими – но из уравнения со многими неизвестными ушла еще одна. Магнитное поле. Выяснилось, что магнитное поле таки имеется и оно довольно стабильно. Попробовав сделать компас, намагниченную иголку в кружке с водой, Илья с непомерным удивлением убедился, что он работает.

– Что‑то изменилось… – тупо гипнотизируя взглядом самодел, бормотал он. – Полтора километра выше Дома – и вот оно. Там у меня не получалось…

– Что это значит? – спросил Серега.

– Могу предположить только, что рядом с Домом наличествует какая‑то местная магнитная аномалия… – пожал плечами Илья. – Залежи магнитной руды или что‑то еще… Черт знает. А что это значит… – он яростно поскреб ирокез, – да не знаю пока! Может и ничего. А может, и многое…

Правда, неизвестно было, соответствуют ли показания иглы истине. Тупой конец ее, более массивный и обладающий большей металлической массой, должен показывать на север… но как понять это здесь? Впрочем Илюхе пока оказалось достаточно и того, чтоб игла неизменно указывала одно и то же направление. Правда, иногда она все же начинала крутиться, как бешеная – но так же быстро и успокаивалась, и Знайку эти моменты уже не беспокоили.

Остальные интересующие его параметры, видимо, оставались без изменений – но даже появившееся магнитное поле привело научника в возбуждение, и он целый час бродил по пещере из угла в угол, что‑то бормоча себе под нос. В таком состоянии выспрашивать бесполезно, и Серега до поры оставил его в покое.

Впрочем, за вечерним ужином Знайка и сам изложил мысли. И предположения были на редкость безрадостными.

– Чем дальше мы идем, чем больше у меня данных – тем все больше я исключаю предположение о космическом корабле. Сегодня наконец‑то объявилось магнитное поле – и это туда же, в ту же коробочку. Оно есть – и это может означать, что мы находимся на планете. Что касается прочего… Атмосферное давление постоянно, но это свидетельствует только о том, что мы в искусственном сооружении. Ускорение свободного падения пока прыгает, и я не могу определить его с точностью. Хотя оно и находится в околоземных пределах. Гравиметр бы... – он вздохнул. – Хотя, конечно, и гравиметр вряд ли сказал бы что‑то определенное.

– Даже Цех тебя не убедил? – удивился Хенкель. – Мне лично всё ясно. Шахтное оборудование мы видели, печи – видели. Какие доказательства еще нужны?

– Абсолютные! – упрямо отрезал Знайка. – Шахта – да! Но я пытаюсь отсекать гипотезы и искать стопроцентное подтверждение, а не тыкать в ту, которая мне удобнее, едва лишь появились очередные косвенные доказательства. Да, мы в шахте. Еще один кирпичик в фундамент доказательства этой теории – кимберлитовая трубка. То есть понятно уже, что это недра. Но чьи? Какой планеты?

– Уже и раньше было ясно… – Леха пожал плечами с таким видом, будто это совершенно очевидно. – Ведь как с теорией о космическом корабле могут стыковаться пещеры?

– Очень просто, – сухо ответил Илья. – Вот летел корабль, летел… и упал на планету. И удар мог быть настолько силен – а поверхность ее настолько не твердой – что корабль просто погрузился внутрь. Часть газов, которая вышла наружу, могла под давлением продавить податливую породу и образовать пещеры. Вода… могла и на этой планете быть вода. Доволен?

– А вторая? – пожевав губами, спросил Хенкель.

– Что если корабль построен – как бы пристроен! – к огромному метеориту или планетоиду? Нашли, к примеру, наши предки некое космическое тело тысячу километров в диаметре – и встроили в него корабль. Пещеры есть, полезные ископаемые кой‑какие – тоже… Даже и вода! И запустили. Дальше – бум! – катастрофа, газ и прочие мерзости. И имеем то, что имеем.

– Да ну тя в жопу, – проворчал Хенкель, который, кажется, совсем уж было уверовал в свое. – Какие‑то у тебя всё безрадостные перспективы…

– Это еще не все. Я сейчас скажу – охренеешь, – мрачно ответил Илья. – Теперь я полностью уверен, что это не корабль. Да, шахта. Да, планета. И хотя многое указывает на то, что это Земля… – он замолчал ненадолго, словно думая, как бы преподнести мысли. – Но если бы мне предоставили выбор, я хотел бы оказаться на другой планете.

– Почему? – поразился Серега. Да и остальные зашелестели, переглядываясь. – До чего ты докопался?..

– Я, может, и готов бы допустить, что мы на Земле – но, наверно, просто думать об этом боюсь, – кивнув, медленно проговорил научник. – Чем больше я склоняюсь к этой гипотезе – тем сильнее мне не хочется знать… Сорок метров между горизонтами, и Дом на триста пятидесятом. Просто – помножьте. Четырнадцать километров глубины. И на такой глубине температура должна шпарить далеко за сотню градусов. К двумстам ближе. Это подтверждалось и теорией, это подтверждалось и практикой – та же скважина на Кольском. Ладно, пусть даже шахта должна быть защищена от огромных температур… Но вот мы в пещерах, вне коридоров, построенных искусственно, в естественных образованиях… и где эти температуры?! Их нет. И если мы на Земле… недра охладели, ребят. А чтоб охладели недра, с планетой должно случиться что‑то настолько жуткое, что затронута не только поверхность – затронута мантия и, может, даже и само ядро. Планетарная катастрофа, в которой… – Знайка запнулся на мгновение, словно собирая по сусекам всю смелость, что у него была, – в которой могло случиться все что угодно. Могли опуститься в океан материки и континенты, могли расколоться и схлопнуться литосферные плиты, могло сдуть атмосферу… Вплоть до расколовшегося надвое шарика. А это уже… – он развел руками и умолк. И спустя почти минуту, когда пацаны зашевелились, осознав весь кошмар озвученного, закончил: – Это может означать, что все наши надежды однажды выбраться из преисподней – пусты. Ничего не стоят. И мы, те, кто остался в этом убежище, – последние. Человеческой цивилизации больше нет.

Предположение, выдвинутое Знайкой, в самом деле было пугающим – нулевой горизонт из таинственного и манящего становился теперь откровенно опасным и даже жутким. Выбраться наружу и оказаться не под голубым небом, как оно мечталось – а в самом настоящем аду, может даже и в безвоздушном пространстве, в адском холоде космоса… Как вам такие перспективы? Впрочем, Илья не исключал и другой вариант – выйти на поверхность теперь невозможно в принципе. Нет ее, поверхности. Раскол литосферных плит мог означать, что их плита – та, в которой вырыта шахта – погрузившись, теперь находится вовсе уж на неведомой глубине. Под другой плитой, которая, по законам тектоники, накрыла ее сверху и похоронила под собой. И это – десятки и сотни километров. А то, что шахта цела, объясняется просто – блоки литосферных плит невероятно прочны и выдерживают даже и такие невообразимые нагрузки. Вот вам и Грохот, мать его так.

Такие тухлые перспективы, с одной стороны, для общины ничего не меняли – Дом лежал в целости и сохранности, и вернувшись они снова будут заняты своими повседневными задачами. Жизнь вернется в русло, пойдет по‑старому. Но с другой… Это знание напрочь убивало будущее – жить‑то община может, а вот развиваться… И нужно ли в таком случае это знание? Не лучше ли иметь только надежду? Многия знания – многия печали.

Но все же куда важнее для них было сиюминутное. Все более явно, поднимаясь уже в полный рост, маячил призрак костлявой старухи. Ресурсы заканчивались. Воды снова оставалось дней на пять – а пещеры стояли сухи. Еще два дня назад Серега во избежание перерасходования норм велел ребятам слить гидраторы в общую бочку. И не зря. Часть гидраторов оказались ополовинены – бойцы хоть и держались, но соблазн сделать лишний глоток зачастую перевешивал. Когда у тебя на плече болтается трубка, из которой, стоит сжать клапан зубами, польется прохладная живительная влага – кто устоит? Вода теперь выдавалась централизованно – полкружки утром, полкружки вечером перед сном. И выпивалась не как раньше, залпом, когда ее вволю и ты не задумываясь тратишь драгоценность – теперь воду цедили маленькими глоточками, пытаясь растянуть блаженство.

Отсутствие воды рождало еще одну проблему – люди зарастали грязью. Шея, лицо, руки – теперь они ничем не отличались от шахтеров, неделю безвылазно просидевших в забое. Пыль, оседая на открытые участки кожи лица и шеи, с потом, стекая грязными струйками, проникала глубже, под броню, под комбез и снарягу. Пропотел за день – а потеть иногда приходилось основательно – и грязные разводы покрывают уже все тело. Она въедалась в белье, в комбезы, отчего ткань мерзко липла к телу, вызывая зуд – и бойцы чесались словно завшивевшие бабуины, порой расчесывая кожу в кровь. Да и вообще обойма все больше и больше напоминала стадо грязных вонючих пещерных неандертальцев. Этому же способствовал и запах – воняло уже давно и стабильно, начиная с третьего‑пятого дня и по нарастающей. Унюхать их можно было теперь шагов за сто. Второй комплект белья и комбезов проблему не решал, они мгновенно впитали бы в себя и грязь и запахи – и потому, плотно упакованные в целлофан, лежали пока в рюкзаке, маня белизной и свежестью. Менялись разве что носки – да и то у кого‑то они пошли уже по второму кругу.

– Надо было кирзачи с портянками брать… – ворчал Букаш, брезгливо держа на весу очередную пару, пришедшую в негодность – засаленную, заскорузлую, воняющую смесью застарелого и свежевыжатого ядреного пота. – Нашел кусок почище, перемотал и все полегче. А это… Тьфу!